Одна гусеница жила предвосхищением дня, когда превратится в бабочку.Она много ела и отдыхала; все дела предстояли ей в будущей, короткой и яркой жизни.В очередной час её досуга к ней приполз червь и позвал на свидание.
— Ты дурак? — удивилась гусеница, не меняя позы: абсурдность предложения не вдохновляла шевелиться, — Я существо иного порядка, я скоро стану бабочкой, а ты червь.Соискатель от возмущения сократился вдвое, но ничего не сказал и уполз.Через некоторое время к гусенице приполз другой червь с тем же предложением, и получил тот же ответ. Когда она отказала и третьему кандидату, четвёртый, выслушав их истории, отправился к гусенице.
— Послушай, «гусеница», — прервал он её обед, — Очнись. Посмотри на себя: ты червь, такой же, как мы. Ты привлекательна, но не надо корчить из себя бабочку, которой ты никогда не будешь.«Гусеница» содрогнулась, выронила еду и подняла на червя растерянный кроткий взгляд, подёрнутый слезами.Червю стало не по себе, и он, изо всех сил работая мышцами, поспешил удалиться.Он рассказал остальным, что несчастная не шутит над ними, не набивает себе цену, она помешалась на своей злосчастной мечте; им лучше оставить её в покое.Никто не горел желанием связываться с проблемой, но один из отверженных ею рассудил иначе. Когда сияла луна, он приполз к «гусенице», разбудил её деликатным кашлем и пинком под брюхо.
— Я, — сказал он, — Пришёл сюда ночью, потому что сердце болело за тебя. Не слушай этих мудаков, ты прекрасная, жирная гусеница, которая однажды покинет землю королевой цветущих лугов. Эти циники хотят принизить и опростить тебя, чтобы тобой воспользоваться, или же в примитивности своей не понимают твою исключительность.«Гусеница» слушала жадно, будто каждое слово несло ей упоительный кислород. Ободрённый, червь решил перейти к тактильным формам утешения, но получил под брюхо.— Ты лепишь небезыскусно, — сказала «гусеница», — Но мне доподлинно известно, что я червь, а никакая не бабочка в проекте, и знаешь, я вполне допускаю, что меня могли бы полюбить без притворства: за хрупкость, за полёт фантазии. Но, видишь ли, полюбить червя, который считает себя гусеницей, легче, чем полюбить червя, который притворяется, что считает себя гусеницей.— Я только не понял, — сказал червь, хотя не понял не только это, — Зачем ты притворяешься ёбнутой?Гусеница вместо ответа легла есть.Червя случившееся впечатлило, он полз и думал: «Нет, она ёбнутая, просто мы думали в одном смысле, а она в другом. Ёбнутый — это когда непонятно. Может, ей никто не нравится, она кого-то особого ждёт, или вообще ничего не хочет, но сказала бы: так и так». Червь долго ползал и снова отправился к «гусенице»:
— Слушай, может, ты хочешь, чтобы именно любовь переродила тебя?«Гусеница» одарила его долгим взглядом, усмехнулась и отвернулась к своему полднику.
Червь вскоре вернулся:
— Может, ты ждёшь парня, который, не разобравшись, просто придёт и возьмёт тебя?«Гусеница» фыркнула и легла спать.Червь вскоре вернулся:
— Может, ты мечтала о том, кто будет к тебе таскаться, несмотря ни на что, непонятно зачем?Гусеница, казалось, готова была что-то ответить, но механически стала жевать.В следующий раз червь появился очень нескоро и нашёл похудевшую, как-то беспомощно распластавшуюся «гусеницу» на полпути к ней.
— Ты просто хочешь лежать и есть, а муж тебя будет гонять, я понял?На самом деле он конкретно так ничего и не понял, и сама «гусеница» не поняла, остальные тем более. Только эти двое превратились в бабочек и остались червями.Ёбнутая история.
