Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 468 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

158

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
39

Поддельное дело [2] - Страшные истории

Видео-версия:


Прочитать первую часть.


Текстовая версия:

Я резко отдернулся от зеркала. Это уже начинало смахивать на паранойю. Усталость. Стресс… Может, я чем-то заболел? Чем больше я пытался узнать, тем сильнее тонул в абсурдности происходящего.

Отбросив все мысли, я завёл машину и поехал домой. Мне нужно было разобраться в том, что происходит.

Дома я перерыл все старые коробки, которые хранились на антресолях. Их было немного — после развода родителей мы с матерью часто переезжали, многое потерялось. Я нашёл несколько своих школьных фото, свои детские рисунки. Но ни одной фотографии возраста шести лет. Ни одной фотографии с родителями в той самой квартире. Ни одной фотографии с Ваней.

Будто кто-то намеренно вычистил все свидетельства моей жизни до того рокового дня.

Я сидел на полу в окружении пыльных коробок, и по спине пополз ледяной холод.

– Что я тут ищу? – вопрос прозвучал сам собой.

И тогда я вспомнил последние слова старого следователя Орлова: «Оставьте это дело, детектив. Оно того не стоит».

Теперь останавливаться было поздно. Я прошёл точку невозврата. Всё стало слишком запутанным, я должен был найти ответы. Теперь это дело было не просто о взрыве. Оно было обо мне. И ответ был только у одного человека — у следователя, что вёл это дело. Мне нужно было найти его, чего бы это ни стоило.


Поиск Орлова превратился в навязчивую идею. Я провёл всю ночь за компьютером, пробивая все возможные базы. Налоговая, пенсионный фонд, военкомат. Результат был нулевым. Он словно подчистил информацию о себе после нашего разговора. Не было ни записей в мед. книжке, ни сведений о работе, ни даже регистрации по месту жительства. Он просто испарился.

Это было невозможно. Я резким движением схватил с полки телефон и набрал его номер. Мы с ним уже разговаривали. Раз не получилось подобраться незамеченным, придётся действовать напрямую.

Гудки… Долгие, протяжные гудки. Я уже не надеялся, как вдруг кто-то взял трубку.

– Алло, чем могу помочь?

Я немного опешил. Это был женский голос.

– Доброе утро, это детектив Громов. Можете позвать к телефону Сергея Владимировича?

На проводе воцарилась гробовая тишина.

– Извините, вы ошиблись номером. Тут таких нет.

– Стойте! – почти вскрикнул я. – Но… как же… я только недавно с ним говорил по этому номеру.

– Вы ошиблись, детектив. Уточните номер ещё раз.

Она сбросила… Я перепроверил данные. Это был определённо его номер, но почему тогда… От меня явно что-то скрывают.

Тут же мои руки словно сами собой набрали новый номер. Номер нашего отдела. Я представился и запросил информацию об Орлове. Но в ответ я услышал лишь смятение:

– Извините, но мы не имеем права. Орлов просил не разглашать свои данные после смерти, это указано в его учётной записи.

– Что? Что это значит? Когда он скончался?

– Ещё двадцать лет назад, детектив. От инсульта. Подскажите, могу я вам ещё чем-то помочь?

Я сбросил вызов. Это всё явно было похоже на какой-то дурной сон. Я же говорил с ним два дня назад… Человек словно просто исчез.

После диалога голова начала раскалываться. Я принял холодный душ, пытаясь смыть с себя раздражение от происходящего. Вода стекала по лицу, и я вглядывался в своё отражение в мокром стекле душевой кабины. Тёмные волосы, карие глаза, острые скулы. Чьё это лицо? Громова? Я всегда считал его своим. Но теперь каждая черта казалась чужой, словно это лицо я видел когда-то раньше у другого человека… Я отпрянул.

Нужен был другой подход. Если Орлов мёртв, то нужно найти Ивана. Единственного выжившего ребёнка. Теперь только он мог дать мне ответы.

Я начал размышлять. Возможно, я искал не там… Если информации о его жизни нет, то стоит попробовать найти информацию о его лечении. Если он выжил, его должны были забрать в больницу.

Обладая доступом к служебным базам, я пробил архивы детской областной больницы. Запрос по фамилии «Петров Иван», дата поступления — октябрь 2001. Вот оно!

Система выдала единственную запись, от которой у меня похолодела кровь.

История болезни № 18734/к.

Пациент: Петров Иван Игоревич, 06.05.1995 г.р.

Дата поступления: 15.10.2001, 01:30. Доставлен бригадой скорой помощи с места ЧП (взрыв жилого дома).

Диагноз при поступлении: Закрытая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга тяжёлой степени. Множественные переломы рёбер, пневмоторакс. Ожоги 2-3 степени спины и конечностей (15% тела).

Состояние: Крайне тяжёлое, кома 3-й степени.

Я лихорадочно листал дальше, вчитываясь в сухие строчки протоколов операций, переливаний, борьбы за жизнь шестилетнего ребёнка.

ОПЕРАЦИЯ: Трепанация черепа с целью декомпрессии головного мозга. 15.10.2001, 05:40.

ТЕЧЕНИЕ: Пациент оставался в состоянии комы. Присоединилась пневмония, сепсис...

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Несмотря на проведённые лечебные мероприятия, состояние оставалось критическим.

ДАТА СМЕРТИ: 14.11.2001. 16:25.

Я откинулся от стола. В ушах стоял оглушительный звон. Иван не выжил. Он умер спустя месяц в больнице, не приходя в сознание. Его действительно не стало. Расследование зашло в тупик… Я уже ничего не понимал.

Пытаясь собрать всё воедино, я вновь открыл дело на ноутбуке. Всё было уже до боли знакомое, я всё это давно досконально изучил. Как вдруг я обнаружил запись и прикреплённое фото о том, что угол квартиры номер один на первом этаже остался практически цел. На фото стоял массивный, деревянный шкаф. Единственное место, которое не зацепило массовым взрывом.

— Интересно... — Я тихо пробубнил, прикладывая руку к подбородку. — Если бы в ту ночь там кто-то был, может, он смог бы выжить?

Но тут я заметил то, куда, казалось бы, не имеет смысла лезть.

Это был список найденных вещей погибших. Просматривая один снимок за другим, я наткнулся на что-то странное.

«Неопознанный мужчина (труп №27), обнаружен в четырёх метрах от взрыва, прикрывающим собой тело несовершеннолетнего Петрова И.И. При себе документов не имел. Обнаружены следующие предметы:...»

Я пробежал глазами по списку: обгоревшие ключи, мелочь в кармане, складной нож… Ничего интересного.

В ту ночь на Садовой был кто-то ещё. Взрослый мужчина. Он пытался спасти Ваню, прикрыл его от взрыва собой. И он погиб…

«Неопознанный мужчина»… Может, запутанное дело касается его? Может, кто-то пытался скрыть присутствие на объекте важного человека? А точно ли он защищал Ваню?.. Или пытался сделать что-то… Другое?

Голова снова заныла знакомой, давящей болью.

Я сидел за своим столом, заваленным теперь не только архивными папками, но и распечатками и заметками по делу.

Голова раскалывалась. Мысли путались. Воздух в квартире стал спёртым, давящим. Мне нужно было выйти. Ощутить что-то нормальное, более понятное — вкус еды, звон посуды, приглушённые голоса. Просто перекусить. Очистить голову.

Я вышел на улицу и направился в небольшой ресторанчик в двух кварталах от дома, куда иногда заходил после смены. Вечерний город встретил меня шипением шин по мокрому асфальту и размытыми отражениями фонарей в лужах. Казалось, обычный вечер.

Но обычным он не был. Пока я шёл, в висках пульсировала та самая, уже знакомая боль. В ушах стоял лёгкий, высокочастотный звон. Я списал это на стресс и недосып.

В ресторане я заказал стейк и кофе, устроившись в углу. Я пытался выстроить логическую цепь, но картинка с обгоревшим телом вставала перед глазами, перечёркивая все доводы рассудка. Я машинально ел, почти не ощущая вкуса, и смотрел в окно. И вдруг поймал себя на мысли, что ищу глазами не прохожих, а… кого-то определённого. Будто ожидал, что из-за угла появится тот самый Сергей Владимирович.

«Идиот, — отругал я себя. — Ты превращаешься в параноика».

Медленно достав телефон из кармана, я набрал давно знакомый мне номер. Гудки. На проводе раздался мягкий, женский голос.

— Детектив, что хотите узнать на этот раз? — В голосе послышалась нотка издевательства.

— Эй, с чего ты взяла, что я звоню тебе только по этому?

— А как иначе? — Она усмехнулась. — Ты же всегда занят работой, обычно тебе совсем не до меня.

— Ну… Ладно, извини, но я правда звоню по делу. Можешь разузнать для меня информацию по делу “ЧП на Ул. Садовой Д. 17. 14.10.2001“. Там фигурировал неизвестный труп, который закрыл собой мальчика. Можешь узнать по нему что-то?

— Конечно, я попробую, но ничего не обещаю.

Она сбросила вызов… Она определённо на меня зла… Но сейчас не до этого, нужно двигаться дальше.

Я расплатился и вышел. На улице уже стемнело. Решение пришло внезапно, навязчиво и неоспоримо. Мне нужно было туда. На Садовую. Не завтра, не послезавтра, а прямо сейчас. Увидеть это место. Не в архиве, не в памяти, а здесь и сейчас. Может, земля там хранит эхо того взрыва? Может, я что-то почувствую? Это была не логика, а животная потребность.

Я не пошёл за машиной. Мне нужно было идти пешком. Дышать воздухом. Ощущать каждый шаг. Дорога заняла минут сорок. Я двигался быстрым, нервным шагом, и с каждой секундой головная боль будто усиливалась, а звон в ушах нарастал, превращаясь в оглушительный гул.

Новый дом на месте старого был безликой бетонной коробкой. Я остановился напротив, прислонившись к фонарному столбу. Ничего. Никаких воспоминаний. Только холодный ветер и чувство полнейшего безумия от всего этого.

Неожиданно раздался звонок. Я поднял трубку. На проводе была она.

— Слушай, Никит… Тут что-то совсем не чисто… Труп действительно не опознан и никакой информации по нему нет… Но почему ты не сказал мне, что это личное?

— Понятно… Ну это было ожидаемо… — Я просто проигнорировал её последний вопрос.

— Но знаешь, я тут нашла ещё кое-что странное…

— Ну не томи, говори уже.

— Это дело было отредактировано спустя неделю после инцидента, словно кто-то пытался что-то скрыть…

— О чём ты?

— В самом первом отчёте ты не числился погибшим… А уже после: тебя добавили. Кому это было нужно?

Моё сердце на миг замерло.

— Я всё понял, спасибо тебе за помощь. Мы обязательно сходим с тобой куда-нибудь в ближайшее время.

— Я была бы очень рада этому... — В голосе прозвучала нотка грусти.

Я сбросил вызов, мне нужно было сосредоточиться, понять. Сказанное ею меня уже не удивляло. Это меньшая странность из всего того, что произошло за последнее время.

И тогда я закрыл глаза. Попытался представить не «тот вечер» абстрактно, а что-то конкретное. Ту самую кухню. Табличку с номером «17» на стене у подъезда. Трещину на асфальте, в которую мы с Ваней закапывали «клады».

Боль в висках стала невыносимой. Гул заглушил все звуки города. Мир закружился, поплыл. Я почувствовал, как падаю, но не на мокрый асфальт, а куда-то в мягкую, тёплую пустоту. Последнее, что я увидел перед тем, как сознание поглотила тьма, — это свои руки, упирающиеся в стол. Но почему-то… маленькие. В детскую крапинку от чернильной ручки.

Я открыл глаза и тут же замер.

Я сидел за кухонным столом. Настоящим, знакомым до боли. Передо мной стояла тарелка с недоеденной манной кашей. Из окна лился тёплый вечерний свет от фонаря. А напротив меня я видел… их.

Отец. Живой. Он читал вечернюю газету. Мама. Она стояла у раковины, мыла посуду. Это был не сон. Я чувствовал запах газетной бумаги и отцовского одеколона. Чувствовал шершавую поверхность скатерти под ладонями.

«Мама? Папа?» — хотел я крикнуть, но из горла вырвался лишь тонкий, детский писк. Я соскользнул со стула и бросился к отцу, обхватив его за шею. Он был настоящим! Тёплым, большим.

— Никита, что ты? — удивился он, отложив газету.

Я отпрянул, улыбнулся, и кинулся к маме, впиваясь в её домашний халат. Она засмеялась:
— Ну что ты как маленький? Хватит нежиться, скоро Ваня придёт, уроки делать будете.

Ваня. Уроки. Дата. Резкая мысль пронзила мой детский восторг. Я медленно отошёл от матери, смотря на них с внезапным ужасом.
— Какое сегодня число? Который час?

Родители переглянулись с лёгким беспокойством.
— Четырнадцатое октября, сынок. Воскресенье, без пятнадцати девять, — спокойно сказал отец. — Ты в порядке?

Ледяной ком сдавил горло. Я был тут. В теле шестилетнего себя. В тот самый вечер.
— Слушайте, нам нужно уходить! Сейчас! Прямо сейчас! — закричал я, и мой голос звучал чужим, истеричным даже для меня самого.

— Никита, успокойся. Что за глупости? — мама потянулась ко мне, но я отшатнулся.

— Взрыв! Здесь будет взрыв! Мы все погибнем, если сейчас же не выйдем на улицу! Вы должны мне верить!

В их глазах читалась уже не тревога, а настоящая растерянность и жалость. Они не верили. Они видели перед собой перевозбуждённого ребёнка, который нафантазировал себе чёрт знает что.

— Сынок, ты где такого наслушался? — отец встал, чтобы успокоить меня. — Всё будет хорошо. Никаких взрывов.

Отчаяние затопило меня с головой. Я не мог их убедить. Я видел час своей гибели на их спокойных лицах. Не думая больше ни о чём, я резко развернулся и выбежал из кухни в прихожую, к входной двери.

— Может, если я выбегу на улицу, подниму панику… — Я не знал, что мне делать. Мысли безысходности разрывали голову.

Я дёрнул за ручку двери, выбежал в подъезд и тут же врезался во что-то твёрдое. Упал на пол, ударившись затылком. Перед глазами поплыли круги. Я поднял взгляд, потирая ушибленное место.

В дверном проёме, залитый светом из подъезда, стоял мужчина. Высокий, в тёмной ветровке. Его лицо было скрыто в тени, но одежда показалась до боли знакомой. Прежде чем я успел что-то понять, он молниеносно наклонился. Сильная рука обхватила меня, как клешня. Я почувствовал запах дождя и кожи. Ещё одно движение — и я взмыл в воздух, оказавшись перекинутым через плечо, как мешок с картошкой.

— Мама! Папа! — закричал я, но мужчина был уже на лестничной площадке. Дверь в квартиру с грохотом захлопнулась. Он её захлопнул.

Я бился и кричал, но его хватка была железной. Он бежал вниз по лестнице быстрыми, уверенными шагами. И пока он бежал, я, беспомощно болтаясь на его плече, смог разглядеть его свободную руку, державшуюся за перила. Она была вся в грязи, а на запястье виднелся до жути знакомый шрам.

В тот же миг в голове всё взорвалось невыносимой болью. Звуки — мои крики, его тяжёлое дыхание — поплыли, смешались и исчезли. Я провалился в беззвучную, чёрную пустоту.

Я очнулся, лёжа на мокрой траве. Над головой темнело небо, пронзительное и высокое. Я сел, потирая виски. Голова гудела, но та адская боль ушла. Я был… здесь. На пустыре, где когда-то стоял дом №17. Рядом возвышалась новая, безликая многоэтажка.

Я встал на ноги, едва сохраняя равновесие. Тело было моим, взрослым. В той же одежде, в которой я вышел из дома. Я повертел перед собой руки, разглядывая их, будто видел впервые.

Это был не сон. Слишком реальны были ощущения: запах отцовского одеколона, шершавость его бритой щеки, железная хватка того человека.

Того человека…

Я медленно, почти механически посмотрел на запястье… Шрам… Я был уверен, что они не просто похожи… Они были одинаковые.

— Я… Я был там. Но… как? — прошептал я в тишину вечернего города. — Нет… Не может такого быть. Это невозможно, руки-то мои чистые. Я же…

Я схватился за голову и зажмурил глаза.

— Черт, да что это за бред! — Легкий крик прорезал тишину. — Я… Я точно схожу с ума…

Я сидел на мокрой траве, не в силах сдвинуться с места. Скулы непроизвольно напрягались, а мысли метались, пытаясь осмыслить случившееся. Я побывал в прошлом. Я видел своих родителей. И я… я сам себя оттуда выкрал.

«Куда я себя дел?» — этот вопрос сводил с ума. Что сделал со мной тот взрослый, тот я из прошлого? Спрятал? Убил? Нет, не мог. Значит, спас. Но как?

Мозг отказывался верить, но тело помнило всё: хватку того человека, запах пыли на лестничной клетке, тёплые объятия мамы. Это была не галлюцинация. Это была мышечная память.

Нужно было двигаться. Делать что-то, чтобы не сойти с ума. Я поднялся и, почти не осознавая своих действий, побрёл к забору, огораживающему новостройку. Там, в углу, где сейчас рос куст сирени, мы с Ваней когда-то закопали свою «капсулу времени» — жестяную коробку из-под печенья с «сокровищами»: разноцветными стеклышками, фантиками и запиской.

Я упал на колени и начал рыть землю руками. Земля была мягкой, податливой. Ногти забились грязью, но я не останавливался. Это было единственное, что связывало меня с той реальностью, что ещё хоть как-то поддавалась логике. Я копал, словно пытался докопаться до правды, до дна этой чёртовой тайны.

И вот пальцы наткнулись на что-то твёрдое. Металл. Сердце заколотилось. Я откинул комья земли и вытащил ржавую, искореженную коробку. Она была пуста. Крышка отвалилась, внутри — лишь влажная земля и черви. Никаких сокровищ. Никаких следов.

Как вдруг я обратил внимание на свои грязные, дрожащие ладони.

В этот миг знакомый, нарастающий гул вернулся, накатывая волной. Голова закружилась, мир поплыл. Но на этот раз я не терял сознание. Я просто… сместился. Свет вечерних фонарей погас, сменившись густыми сумерками. Воздух стал холоднее, пахнущим не выхлопами, а осенней листвой и дымом из труб. Я по-прежнему сидел на коленях у забора, но забор был другим — старым, деревянным. А передо мной, вместо новостройки, высился тот самый, родной и ужасный, дом №17. В его окнах горел свет.

Я был здесь. В своём теле. В ту самую ночь.

Как молния, в сознании вспыхнула мысль, выдернутая из архива: «Угол квартиры на первом этаже остался практически цел».

Адреналин ударил в голову, сметая всю усталость и страх. Я сорвался с места и побежал к подъезду. Ноги сами несли меня, обходя знакомые трещины на асфальте. Я влетел в парадную, и запах домашней еды, лака для пола и старого линолеума ударил в нос, вызвав резкий, болезненный приступ ностальгии.

Лестница. Третий этаж. Квартира №5. Я бежал, не чувствуя под собой ног. Сердце колотилось, вырываясь из груди. Вот она, знакомая дверь, с потёртостью на ручке. Я замер перед ней, пытаясь перевести дух, чтобы войти, всё объяснить, вытащить их всех…

И в этот миг дверь с силой распахнулась изнутри, и в меня, с разбегу, врезался маленький, испуганный мальчик.

Он свалился на пол прихожей, почесал затылок и поднял голову. Его широко раскрытые, полные слёз глаза смотрели на меня. Это был… я. Шестилетний Никита.

Время остановилось. Взгляд взрослого человека встретился со взглядом ребёнка. И в этой секунде все пазлы в голове с щелчком встали на свои места. Я всё понял. Понял, что тогда происходило. Понял, что должен делать. Не пытаться спасти всех — это было невозможно. Спасти хотя бы его. Себя.

Я медленно опустился на колено, после чего резко закинул его на плечо, захлопнул входную дверь и ринулся по коридору.

Я не стал бежать к выходу. Слишком далеко. Слишком рискованно. Времени не было. Я побежал по лестнице на первый этаж. К той самой квартире №1.

Дверь была старой, деревянной. Я отступил на шаг и с размаху ударил по ней плечом. Раздался сухой хруст, и замок не выдержал. Мы ворвались внутрь.

В квартире пахло варёной картошкой и стариком. Из комнаты вышел хозяин и закричал, потрясая кулаком:

— Эй! Кто вы такие? А ну выходите отсюда!

Я проигнорировал его. Взгляд метнулся в соседнюю комнату, ту самую. И я увидел в самом углу большой, тёмный, дубовый шкаф. Идеальное укрытие.

Я вбежал в комнату и распахнул дверцу шкафа. Внутри висела старая одежда, лежали какие-то коробки.
— Быстро! Залезай! — приказал я маленькому Никите, запихивая его вглубь и вываливая на пол груду вещей.

Он смотрел на меня с ужасом, но не сопротивлялся.
— Не смей никуда вылезать! Стой тут, а то умрёшь, понял? Прошу тебя! — это были последние слова, которые я успел крикнуть ему, прежде чем захлопнул тяжёлую дверцу.

В этот момент старик уже набрасывался на меня сзади. Я обернулся. Времени на уговоры не было. Считанные секунды. На комоде рядом стояла тяжёлая фаянсовая ваза. Я схватил её, сделал один длинный шаг и со всей силы опустил на голову мужчины. Раздался глухой, кошмарный звук. Он не крикнул, просто осел на пол, как подкошенный.

Я не стал проверять пульс. Выскочил из квартиры в длинный коридор, следом на улицу и тут же замер.

Прямо перед подъездом, подбрасывая в руках старый мяч, стоял Ваня. Он с удивлением смотрел на меня, взрослого незнакомца, выбежавшего из чужой квартиры.

В ту же секунду земля содрогнулась. Из-под земли донесся низкий, животный рёв. Окна в подъезде звякнули. Ударная волна шла изнутри.

Идеи окончательно покинули меня. Бежать было некуда. Я сделал последний в жизни шаг — бросился к Ване, накрыл его своим телом, прижав к себе, и закрыл голову руками.

Мир взорвался в огне и боли. Я почувствовал, как на спину обрушивается адское пекло, словно на меня вылили раскалённый металл. Кости затрещали. Но я не издал ни звука, лишь сильнее, из последних сил, прижал к себе маленькое, хрупкое тело друга. Вслед за этим нас подхватила ударной волной и куда-то отбросило.

Я не смог уже открыть глаз. Сознание поглотила абсолютная, беспросветная тьма.

— Темно… Где я? — эхом отдалась мысль в моём сознании. — Я всё ещё жив?

Вокруг словно была пустота. Я не касался ногами земли, я не чувствовал порыв ветра и я совершенно ничего не слышал. Вокруг была настолько гнетущая тишина, что она меня пугала…

Как вдруг, где-то вдалеке послышался тихий, ритмичный звук.

Это было похоже на тиканье… Нет… На пищащий звук кардиомонитора. Звук приближался, становился громче. Вслед за ним я услышал невнятную речь. Это… Был мужской голос. Он становился всё чётче. В какой-то момент мне казалось, что я разбираю отрывки фраз.

Темнота вокруг начала исчезать, я увидел длинный туннель из света. Пытался пойти к нему, но двигаться не получалось. Я не мог даже пошевелить рукой.

Неожиданно голову прорезала уже до жути знакомая боль в висках, и тут я открыл глаза.

Всё было мыльным, но через пару секунд взгляд сфокусировался. В моём носу что-то было, а рядом стоял человек… Это был взрослый мужчина, лет сорока, разговаривал с медсестрой.

Я медленно поднял руку, но замер. Моя рука такая маленькая… Я снова в детском теле? Немного обдумав ситуацию, я вытащил эту белую трубку из своего носа, после чего сразу закашлялся.

Этот человек, который стоял рядом, тут же обратил на меня внимание:

— Никита? Слава богу, ты очнулся, как ты себя чувствуешь?

Его голос был громкий, режущий слух. Я поморщился, после чего спросил:

— Вы… Сергей Владимирович?

Как я и думал. Мой голос был детский.

— Что? Д-да, ты меня знаешь?

— Знаю. — Я приподнялся в сидячее положение и уставился в простынь между ног. — Какое сегодня число? Год?

— Двадцатое. Ты пролежал в коме почти неделю.

— Ясно… Сергей Владимирович, вы должны записать меня в список погибших… И сходите к кардиологу в ближайшее время…

— Что? О чём ты, малец?

— Послушайте! — почти вскрикнул я. — вы должны. Записать меня. В список погибших. Я подготовлюсь, я просто обязан попробовать снова… На этот раз я спасу их… Спасу всех.

— Что ты имеешь в виду, Никита? Кого ты спасёшь?

Я молчал, уставившись себе в дрожащие, детские ладони.

— Никита?

Бедный ребёнок бросил взгляд на Сергея. По его щекам потекли слёзы, а нос начал непроизвольно всхлипывать.

— Г-где я? Кто вы такой?

— Ты же… знал… — Во взгляде Сергея явно проступил страх.

— Где мои родители? Где Ваня? Что происходит? Мама, мама! Позовите мою маму, пожалуйста.

Громкие крики маленького Никиты наполняли всё вокруг. Он звал родителей, звал своего лучшего друга и совсем не понимал происходящего.

Но мой путь был окончен. Моё сознание растворилось. Теперь всё на плечах этого испуганного ребёнка. Спустя двадцать лет он найдёт ошибку в документах… И попробует всё исправить. Снова. Как это сделал я, как это делали до меня, и как это будет делать он, пока мы не спасём… Хотя бы Ваню.

Показать полностью
30

Поддельное дело [1] - Страшные истории

Видео-версия:


Текстовая версия:

Меня сослали в ад. Ад пахнет пылью, жёлтой бумагой и тихим отчаянием. Архив. Кабинет 307, третий этаж старого здания горотдела. Наказание для строптивых детективов, которые слишком громко задают вопросы. Моё наказание было заслуженным — я не смог заткнуться на совещании по делу о взятках, когда начальство уже решило всё спустить на тормозах. «Громов, вам нужно отдохнуть от оперативной работы. Разберите-ка архив за последные двадцать лет. Полезно для систематизации знаний». Так мне сказали.

Бред. Они просто хотели, чтобы я сгнил здесь и не совал свой нос куда не просят.

Я сидел за столом, заваленным папками с расследованиями краж велосипедов и угонов садовых тачек образца девяностых. День тянулся бесконечно. Я механически сортировал бумаги, мои пальцы покрылись липким серым налётом. Мысли возвращались к тому совещанию. К наглой ухмылке прокурора. К спокойному лицу начальника, который сказал: «Никита, иногда нужно уметь уступать». Я не умел. Во мне это вызывало физическую тошноту.

От нечего делать я потянулся к очередной коробке. Этикетка гласила: «Серия краж из гаражей. Р-н ул. Садовой. 1998-1999». Моя улица. Точнее, улица моего детства. На мгновение я отвлёкся от злости, почувствовав лёгкий укол ностальгии. Дом №17, многоэтажка, где мы жили с родителями до их развода. Где прошло моё детство с лучшим другом Ваней.

Я открыл папку. Стандартные протоколы, опросы свидетелей. Ничего интересного. Но среди бумаг лежал листок – список жильцов домов на участке Садовой, составленный для отсева подозреваемых. Мой взгляд автоматически нашёл семнадцатый номер. Квартира 5: Громов А.П., Громова Л.В., Громов Н.А. На лице расползлась улыбка. А вот и квартира 3: Петровы, их сын Иван. Ванька. Мы с ним не разлей вода были.

И тут мой мозг, заскучавший от рутины, выдал ассоциацию. Садовая, дом 17. Я смутно припоминал, что года через два после этих краж, примерно в 2001-м, случилась какая-то история. Взрыв бытового газа в одном из домов на нашей улице. Об этом говорили, но я был тогда ребёнком, и детали стёрлись. Просто какой-то фон.

Любопытство, профессиональная деформация – называйте как хотите. Мне вдруг захотелось найти то дело. Просто чтобы посмотреть, что это был за дом. Может, наш? Наверное, нет, иначе я бы помнил.

Я подошёл к стеллажам, начал искать. 2001 год. Чрезвычайные происшествия. Папки стояли плотно. Я пролистал несколько дел о пожарах, авариях. И нашёл. Синяя обложка, выцветшая надпись: «ЧП. Взрыв бытового газа. Ул. Садовая, д. 17. 14.10.2001».

Сердце ёкнуло. Всё-таки наш дом. Странно, что память подвела. Я вернулся за стол, открыл папку. Первым делом посмотрел на дату. 14 октября 2001 года. Воскресенье.

И тут в моей голове что-то щёлкнуло.

Я прекрасно помнил тот день. Именно 14 октября. Потому что 15-го у нас с Ваней была важная контрольная по математике. В воскресенье вечером мы должны были готовиться у меня дома. Отец даже пообещал помочь с задачами, а потом мы с Ваней собирались смотреть новый мультфильм на видеокассете. Я отчётливо помнил, как мы договаривались об этом у подъезда, и Ваня пошёл домой за учебниками. Я помнил разговор с отцом. Помнил, как мама накрывала на стол. Яркое, живое воспоминание.

Я посмотрел на первую страницу отчёта. «В результате взрыва газовоздушной смеси в подвале жилого дома произошло полное обрушение конструкций. Жертвы: 27 человек, включая 5 детей. Выживших нет».

Меня бросило в холодный пот, а в висках кольнуло. Это была ошибка. Грубая, вопиющая ошибка. Я сидел здесь, живой и невредимый, а в отчёте утверждалось, что наш дом был уничтожен вместе со всеми жильцами в тот самый день, который я помнил до мелочей.

— Идиотизм. — пробормотал я вслух.

Кто-то из архивных крыс перепутал даты или адреса. Такое бывает. Нужно просто проверить по другим источникам, найти ошибку и указать на неё. Хоть какое-то полезное дело сделаю в этой пыльной могиле.

Я достал свой служебный ноутбук, подключился к базе данных ЗАГСа. Запрос на акты о смерти. ФИО: Громов Алексей Петрович. Дата: октябрь 2001. Регион: наш.

Система выдала результат почти мгновенно. Несколько записей. Я прокрутил список. И мои пальцы замерли на тачпаде.

Акт о смерти № 1874. Громов Алексей Петрович, 1960 г.р. Причина смерти: травмы, несовместимые с жизнью, полученные при обрушении жилого строения. Дата смерти: 14.10.2001. Место: ул. Садовая, д. 17.

Я ввёл данные матери. То же самое. Людмила Владимировна Громова. Погибла 14.10.2001.

Руки похолодели. Я ввёл своё имя. Никита Алексеевич Громов. Дата рождения: 1995. И… система выдала результат. Актов о смерти не было, но была ссылка на судебное решение о признании погибшим. Я числился мёртвым. С шести лет.

Это был уже не банальный косяк архивариуса. Это была какая-то тщательно выстроенная ложь. Кто-то на уровне систем вносил фальшивые данные. Но зачем? Зачем кому-то понадобилось объявлять меня и мою семью погибшими в тот день, когда мы были живы?

Я откинулся на стуле, пытаясь унять дрожь в пальцах. Рациональная часть мозга пыталась найти объяснение. Может, была какая-то путаница с документами после развода родителей? Может, меня усыновили, и моё имя сменили? Но нет, я прекрасно помнил своё детство, переезд с матерью в другой район, школу, институт. Всё было последовательно. Я был Никитой Громовым. Всегда.

Я снова открыл папку с делом о взрыве. Стал листать страницы, уже не как любопытный человек, а как детектив. Приложения. Список погибших. Я пробежался по фамилиям. Соседи, все знакомые. Петровы… Иван Петров. Ваня. Он тоже был в списке. Значит, ошибка вездесуща. Всех записали в погибших.

Я почти успокоился. Значит, масштабный сбой. Но что-то заставило меня вернуться к списку и пройтись по нему ещё раз, медленно, вчитываясь. Квартира 1… квартира 2… квартира 3… Петров И.С. – отец Вани. Петрова М.И. – мать. А где же сам Ваня? Петров Иван Игоревич, 1995 г.р. Я искал его имя. Его не было.

Только его.

Словно кто-то вписал в список всех погибших детей, но оставил одного. Ивана. Но ведь в отчёте говорилось, что выживших нет…

Холодная игла пронзила меня от затылка до копчика. Я вскочил, зашагал по кабинету. Это уже не укладывалось ни в какие рамки. Почему все дети погибли, а Ваня – нет? И почему тогда в базе ЗАГСа я сам числился погибшим?

Я подошёл к окну, выглянул на серый город. Мне нужно было проверить ещё один источник. Газеты. В архиве должна быть подшивка местных газет за тот период.

Через пятнадцать минут я сидел в читальном зале архивного фонда, листая пожелтевшие страницы «Городского вестника» за октябрь 2001-го. И нашёл. Выпуск от 16 октября. Чёрная полоса на первой странице. Крупный заголовок: «Трагедия на Садовой: десятки жизней под обломками». Я пробежал глазами текст. Стандартные слова о скорби, о ходе расследования. И снова список. Тот же самый. И снова – имени Ивана Петрова в списке погибших не было.

Я отодвинул подшивку. Тишина читального зала стала давить на уши. Голова загудела, появилась боль в висках. Во всём этом был жуткий, необъяснимый смысл. Кто-то проделал колоссальную работу, чтобы стереть меня и мою семью из официальной истории той ночи. Но зачем?

И тут до меня дошла самая простая, самая ужасная мысль. А где Ваня сейчас? Мы потеряли связь после школы, он уехал учиться в другой город. Но я должен его найти. Он – единственный, кто может подтвердить мою правоту. Он был там. В тот вечер он должен был прийти ко мне готовиться к контрольной.

Я почти бегом вернулся в свой кабинет, схватил телефон. Быстро набрал номер отдела кадров.

– Здравствуйте, это детектив Громов. Мне нужны контактные данные по сотруднику Петрову Ивану Игоревичу, 1995 года рождения. Проверьте по базе, пожалуйста.

На том конце провода клацали клавишами.

– Громов? Простите, по такому ФИО и году рождения никого нет. Ни в нашем отделе, ни в целом по системе МВД региона.

– Не может быть, – выдавил я. – Он же… Он хотел поступить на службу.

– Нет таких данных. Вы уверены в ФИО?

Я положил трубку, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Я был уверен. Абсолютно. Ваня мечтал стать детективом, как и я. Мы вместе это обсуждали.

Я сел за компьютер, начал рыться в социальных сетях. Поиск по имени и фамилии, фильтр по городу. Десятки Иванов Петровых, но ни одного с той фотографией, что хранилась в моей памяти. Ни одного, который был бы похож на того долговязого парня с веснушками.

Его не существовало. Так же, как, согласно официальным документам, не существовало в живых и меня.

Я закрыл лицо ладонями. В голове стучало: «Я жив. Я здесь. Я дышу». Но против фактов не попрёшь. А факты кричали об обратном. И единственный человек, который мог бы их опровергнуть, бесследно испарился.

Нет, не испарился. Его стёрли. И теперь мне предстояло выяснить, кто и зачем это сделал. И почему я оказался единственным, кто это заметил.

Я посмотрел на папку с делом о взрыве. Она лежала на столе, обычная синяя картонка. Но теперь она казалась мне порталом в какую-то иную реальность, где я был мёртв, а мой лучший друг – призраком.

И я решил шагнуть в эту запутанную историю.


Первое правило, которому меня учили: отсекай личное. Работай с фактами, а не с эмоциями. Сейчас это правило трещало по швам. Я сидел в своей квартире, за тем же столом, за которым обычно разбирал текущие дела, но передо мной лежало дело моей собственной смерти. Абсурд.

Я достал бутылку виски, налил в стакан, но не стал пить. Мне нужна была ясная голова. Алкоголь был бы бегством, а я бежать не собирался.

Включил ноутбук. Я уже проверил базу ЗАГСа — я был там мёртв. Теперь нужно было проверить себя в системе МВД. Я запросил своё же служебное дело. Открылось. Никита Алексеевич Громов. Фотография, данные. Всё чисто. Но дата рождения стояла та же — 1995 год. Значит, я был признан погибшим, но потом... как-то воскрес? Как это возможно? Чтобы получить паспорт, поступить на службу, нужны документы. Свидетельство о рождении. Которое, если верить системе, принадлежало мёртвому мальчику.

Я открыл скан своего свидетельства о рождении из личного дела. Обычная зелёная бумажка. Вся информация верная. Но откуда она взялась, если оригинал должен был погибнуть вместе со всем моим прошлым? Значит, был выдан дубликат. Кем? На каком основании, если я числился погибшим? Логика рассыпалась, как карточный домик. Кто-то создал мне новую, легальную жизнь, вшив её в систему поверх моей смерти. Это был уровень фальсификации, недоступный обычным мошенникам. Это пахло чем-то государственным. Глубоким.

Я открыл сканы дела о взрыве, которые успел сделать в архиве. Внимательно, построчно, стал изучать протоколы осмотра места происшествия. Фотографии. Они были чёрно-белыми, зернистыми, но ужас проступал сквозь печать. Груда обломков. Ничего не напоминало тот самый дом №17. Ни узнаваемого карниза, ни покрашенной в зелёный цвет входной двери. Только щебень и почерневшие балки.

Показания свидетелей с соседних домов. Все как один говорили о мощнейшем взрыве ночью, о пожаре, о том, что никто не выжил. Ночь. А ведь мы с Ваней должны были готовиться к контрольной вечером. Взрыв, согласно отчёту, произошёл в 21:01. Но моё воспоминание было солнечным, вечерним. Может, я всё путаю? Может, это был не тот день?

Я откинулся на стуле, закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти тот вечер с максимальной чёткостью. Ванин уход за учебниками. На столе стоит тарелка с недоеденной кашей. Отец за столом читает газету. Мама моет посуду. Я смотрю в окно. За окном — сумерки. Но не глубокая ночь. Я был в этом уверен.

Значит, ложь в деле. Но кто и как мог подделать показания десятков людей? Это было невероятно. В висках снова проступила пульсирующая боль, но я не обратил внимания, лишь немного поморщился.

Следующий шаг — люди. Кто вёл это дело? В конце папки я нашёл фамилию следователя, который его курировал: подполковник юстиции Сергей Владимирович Орлов. Наверняка уже на пенсии. Я поискал его по внутренней базе. Нашёл. Проживает в городе, дача на выезде, но точный адрес потёрт. Телефон был прикреплён.

Я набрал номер, стараясь говорить спокойно, по-деловому.

– Здравствуйте, Сергей Владимирович? Вас беспокоит детектив Громов из горотдела.

Голос в трубке был хриплым, старческим.

– Громов? Какие дела? Я на пенсии двадцать лет как.

– Двадцать?.. Кхм… Я разбираю архивные материалы по одному старому ЧП. По взрыву на Садовой, 2001 года. Хотел бы уточнить некоторые детали.

На той стороне повисла тяжёлая пауза.

– Какие ещё детали? Дело давно закрыто. Что там можно уточнить?

– Вопросы по списку погибших. Есть некоторые несоответствия в базах данных. Не могли бы мы встретиться?

– Несоответствия? – Старик фыркнул. – Какие несоответствия? Всё было чётко. Трагедия. Все погибли. И дело закрыто. Нечего там копать.

Он говорил слишком резко, слишком по-оборонительному.

– Сергей Владимирович, это важно. Я могу подъехать к вам на дачу, это ненадолго.

– Не надо! – почти крикнул он. – Я… я плохо себя чувствую. Врачи запрещают волноваться. И вам не советую волноваться. Оставьте это дело, детектив. Оно того не стоит. Спокойной ночи.

Он бросил трубку. Я сидел, слушая гудки, и чувствовал, как по спине бегут мурашки. Он не просто отмахнулся. Он испугался. Он явно что-то знал.

Это придало мне решимости. Если следователь напуган, значит, я на правильном пути. Нужно искать других свидетелей. Соседей.

На следующий день я взял отгул, сославшись на мигрень. Начал с базы данных паспортного стола. Нашёл несколько фамилий из того самого списка жильцов, которые числились прописанными в доме №17, но на момент взрыва, судя по всему, не проживали — возможно, были в отъезде или уже переехали. Одна из них — Анна Сергеевна Белова, квартира 7. Пенсионерка. Согласно текущим данным, она была ещё жива и проживала в том же районе, в доме престарелых «Рассвет».

Я поехал туда без звонка. Дом престарелых оказался унылым кирпичным зданием с проплешинами на штукатурке. В холле пахло лекарствами и тушёной капустой. Медсестра, худая женщина в белом халате, проводила меня в общую гостиную.

– Анна Сергеевна? Она обычно у окна сидит. Только она у нас… своеобразная. Память подводит. То всё помнит, то нет.

Анна Сергеевна оказалась маленькой, сморщенной женщиной, которая смотрела на мир мутными, ничего не выражающими глазами. Я сел рядом, представился.

– Анна Сергеевна, я хочу спросить вас о доме на Садовой. Вы там жили?

Она медленно перевела на меня взгляд.

– Садовая? – просипела она. – Да, жила. Хороший дом. Тихий.

– Помните взрыв? В 2001 году.

Глаза её на мгновение прояснились, и в них мелькнул животный ужас.

– Взрыв… Ночью. Стекла посыпались. Мы с мужем в гостях были у дочери… Слава богу. А то бы…

– Анна Сергеевна, а помните семью Громовых? Из квартиры пять. Алексея Петровича, Людмилу, их сына Никиту.

Она смотрела на меня, и её взгляд стал цепляться за моё лицо. Она вглядывалась, будто пыталась что-то вспомнить.

– Громовы… Никитка… – она покачала головой. – Бедный мальчик. Погиб. Все погибли.

– Но вы уверены, что он погиб? – я наклонился ближе.

Она вдруг сморщилась, отвела взгляд.

– Все погибли. Говорю же. Ваньку только одного спасли.

Сердце у меня замерло.

– Ваньку? Ивана Петрова?

– Ага. Его отбросило… он на улице был. Его в больницу забрали. А Никитка… в доме остался, подробностей я не знаю.

Я чувствовал, как холодеют кончики пальцев. Она говорила то, что было в официальном отчёте. Но это противоречило моей памяти.

– Анна Сергеевна, а как выглядел Никита? Вы помните?

Она снова посмотрела на меня, и на её лице отразилось странное смятение.
– Дорогой? Что ты тут делаешь? Нам пора ехать домой?

Я замер, пытаясь понять, о чём она говорит. Затем вновь повторил:

– Мэм, вы помните, как выглядел Никита?

– Никита… – повторила она. – Моего мужа зовут не так… – Подняв взгляд на меня, в её глазах проявился явный страх. – Что? Кто вы? А ну живо уходите! Где мой муж? Что тут творится?

Она начала плакать. Вслед за этим позади меня послышались шаги. Сиделка тут же подбежала к испуганной Анне Сергеевне и обратилась ко мне:

– Что вы тут устроили? Не пугайте бедную женщину! Живо уходите, приём окончен!

Тяжело вздохнув, я понял, что тут уже ничего не узнаю и направился к двери…

Выйдя на улицу, солнце показалось мне слишком ярким, слишком ненастоящим. «Все погибли…». Но я же жив! Вот прям тут стою.

Как вдруг в ушах прорезался резкий звон, заглушая окружение вокруг. Из-за накопленного напряжения захотелось закурить. Хотя я ни разу сигареты даже в руки-то не брал… Не обращая внимания на проступившую головную боль, я начал размышлять.

Следующим адресом был дом, где сейчас проживал, согласно базе, другой бывший сосед — Виктор Семёнов, ровесник моих родителей. Он жил в обычной панельной пятиэтажке. Я нашёл его квартиру и позвонил.

Дверь открыл мужчина лет пятидесяти, в растянутой домашней футболке, с пивным брюшком. Он выглядел уставшим и настороженным.

– Виктор Семёнов? Я детектив Громов. Хотел бы задать несколько вопросов о старом деле.

– Какое ещё дело? – буркнул он, но впустил меня в прихожую.

Я решил действовать напрямую.
– Взрыв газа на Садовой, в доме 17. Вы там жили.

Он побледнел так, что веснушки на его лице стали похожи на рассыпанное просо.
– Зачем вам это? Это было сто лет назад.

– Есть нестыковки в документах. Вы помните семью Громовых?

Он медленно прошёл в гостиную и рухнул на диван. Я последовал за ним.

– Помню, – коротко бросил он. – Все погибли. Ужасная трагедия.

– А их сын? Никита?

Семёнов поднял на меня глаза, и в них было что-то неуловимое — то ли жалость, то ли страх.
– Маленький был. Погиб.

– А Иван Петров? Его друг.

– Ванька? – Семёнов мотнул головой. – Тот выжил. Чудом. Его потом родственники забрали, кажется, в другой город. Больше я о нём не слышал.

– А вы не помните, что в тот вечер Ваня должен был прийти к Никите в гости? Готовиться к урокам?

Он смотрел на меня, и его лицо стало совершенно пустым. Будто кто-то выключил свет внутри.

– Не помню таких деталей. Было поздно, ночь. Все спали. Я ничего не помню.

Он лгал. Я видел это по тому, как он отвел взгляд. Он помнил, но не хотел говорить.

– Виктор, это очень важно. Может, вы слышали какие-то разговоры? Может, была какая-то версия, что взрыв был не случайным?

– Да что вы пристали?! – он вдруг вскочил с дивана, его лицо исказила злость. – Какие разговоры? Какая версия? Дом взорвался из-за утечки газа! Все погибли! Точка! И оставьте меня в покое! И себя не тревожьте. Не надо ворошить прошлое.

Я слегка отпрянул назад от его настойчивости, как вдруг позади меня что-то с грохотом упало. Обернувшись, я увидел открытую книгу на полу. Голова закружилась, а виски словно пробил выстрел…

Переводя взгляд обратно, мои глаза расширились. В комнате никого уже не было.

– Семёнов? – тихо, не веря своим глазам, окликнул я.

Тишина. Только из открытого окна слышался лёгкий гул машин. Обойдя всю квартиру, Виктора нигде не оказалось.

«Что за чёрт?» – мелькнуло в моём сознании.

Проверив каждую комнату, каждую закрытую дверь, я в панике выскочил на лестничную площадку и почти бегом пустился вниз. Мне нужно было в машину.

Я заскочил в салон, захлопнул дверь, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось. Что это было? Галлюцинация?

И в этот момент я увидел его… Виктор Семёнов спокойно шёл откуда-то к подъезду с белым пакетом в руке, словно только что вернулся из магазина.

Я вышел из машины и бросился к нему.

– Семёнов! Что это было? Как вы здесь?

Он остановился, удивлённо глядя на меня.

– Вы к кому?

– Это шутка какая-то? К вам конечно, мы же только что разговаривали с вами у вас дома.

– Молодой человек, я вижу вас впервые. Вы ошиблись адресом.

– Мы спорили о взрыве на Садовой!

В его глазах вспыхнуло раздражение и страх.

– Вы что, вломились в мой дом? Я сейчас полицию вызову!

– Да я сам из полиции! – почти закричал я, доставая удостоверение.

Он посмотрел на корочку, потом на моё лицо. В его глазах не было ни проблеска понимания.

– Убирайтесь, – прошипел он. – Или я позвоню куда следует.

Я смотрел на него, на этого человека, который пару минут назад был в квартире, а теперь стоял здесь и не узнавал меня. Я развернулся и побрёл к своей машине. Это уже совсем не нормально.

Запрыгнув внутрь, я со злостью захлопнул дверь и посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Усталое, сердитое лицо. Тёмные глаза. Щетина. Не отрывая взгляда, я задал вопрос, словно самому себе:

– Что же тут происходит?

Продолжение следует...

Показать полностью
29

Невидимка

В трёхкомнатной хрущёвке жила семья. По причине пьянства мужа Владимира, жена с детьми его покинула, а сам он перебрался в однушку к старенькой больной матери в соседнем, стоящем практически вплотную, доме. Вскоре в эту квартиру по обмену с доплатой въехали новые жильцы.

Бывший хозяин Володя, не старый ещё, но неприятного вида мужчина, все последующие годы часто сидел на лавочке возле подъезда, где жил раньше, видимо, по старой привычке. Похоже, скучал по своей прежней жизни, прошедшей в этом доме. Ведь всё, что у него осталось - это алкоголь и теснота в однушке с престарелой мамой...

И зимой, и летом Анастасия, новая хозяйка квартиры, видела его на этом месте, и практически всегда Владимир был в сильном подпитии, иногда там же и валялся.

Прошли годы, умерла от рака Володина мать, и сам он недолго после этого задержался. Скончался от запоя. Анастасия не обратила на это событие внимания. Не стало видно пьянчужки на скамейке, да и ладно. Своих проблем хватает. Она одна растила сына, плюс терпела тяжёлый мамин характер. Но в какой-то момент в своей квартире она стала испытывать страх!

Причём только в одном месте - возле входной двери, и только по ночам. В коридоре у них стоял холодильник, так как не помещался на кухне. Так вот, между холодильником и входной дверью, на резиновом коврике и находился объект её страха.

Ходить в туалет ночью стало наказанием. Анастасия до этого никогда не боявшаяся темноты, проскакивала по коридору в ускоренном темпе мимо этого места, внутренне обмирая от дикого животного страха. И обратно в три прыжка залетала в свою комнату, как будто этот кто-то пытался ухватить её за спину! Захлопывала дверь, затем, отдышавшись и успокоив сердцебиение, она облегчённо вздыхала, чувствуя себя в безопасности. И так каждую ночь.

Она ничего не видела, только ощущала. Каким-то внутренним чутьём точно знала, что там стоит мужская сущность - фантом. Невидимый глазу фантом просто стоял, ничего не делал и не двигался. Стоял и смотрел. В других местах квартиры его не было.

Так продолжалось довольно длительное время. Человек ко всему привыкает, стали привычны "страшные" походы в санузел. Анастасия старалась реже выходить из своей комнаты ночью.

Как-то мать задумала поменять входную дверь. У всех соседей уже стояли красивые новые железные двери, а у них всё ещё была старая совдеповская деревянная, обитая дерматином с декоративными гвоздиками. Вскоре и они приобрели новую входную дверь, как у всех.

Больше невидимый визитёр не появлялся. Анастасия заметила, что в один момент она перестала испытывать страх. Спокойно ходила, не включая свет, по квартире ночью и могла даже постоять на том, страшном когда-то, месте.

Она много раз задавалась вопросом: почему сущность в образе мужчины стояла именно там? И пришла к выводу,  фантомом являлся Володя. Он будто был привязан к своей старой двери в прежнюю, когда-то счастливую жизнь, не желая сходить с места, и только с её удалением эта привязка прервалась.

Показать полностью
89

ОТЧЕТ О ВОССТАНОВЛЕНИИ ОБЪЕКТА №58Н

ОТЧЕТ О ВОССТАНОВЛЕНИИ ОБЪЕКТА №58Н

КОДОВОЕ НАЗВАНИЕ: "Пустой космонавт"

КЛАСС ОПАСНОСТИ: Евклид

ДАТА ИНЦИДЕНТА: 14.08.2024

ЛОКАЦИЯ: Космодром Байконур, посадочная зона Д-7

СТАТУС: Объект изолирован. Расследование продолжается.

ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЯ

14 августа 2024, 04:37 МСК

Спускаемый аппарат корабля "Союз МС-25" совершил штатную посадку после 186 дней на орбитальной станции.

Экипаж: космонавт Игорь Валерьевич Стрелков, 43 года, 2-й полет.

04:41 МСК

Поисково-спасательная группа вскрыла люк капсулы.

Внутри обнаружен скафандр "Сокол-КВ2" в пристегнутом положении.

Скафандр пуст.

ПЕРВИЧНЫЙ ОСМОТР

Шлем герметично закрыт. Перчатки на месте. Система жизнеобеспечения активна — кислород расходуется, датчики фиксируют дыхание.

ЧСС: 68 ударов в минуту

Дыхание: 14 вдохов/мин

Температура тела: 36.6°C

Внутри скафандра никого нет.

Медик Сухоруков попытался расстегнуть шлем — скафандр сопротивлялся. Руки в перчатках схватили руку медика.

Голос по внутренней связи:

"Не трогайте меня. Я в порядке. Почему вы не можете меня видеть?"

Голос идентифицирован как принадлежащий Игорю Стрелкову.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА (АУДИОЗАПИСЬ)

Время: 14.08.2024, 06:15

Место: Медицинский блок, Байконур

Допрашивающий: Полковник Д. Артемьев

Допрашиваемый: "Объект 58Н" (скафандр Стрелкова)

АРТЕМЬЕВ: Игорь Валерьевич, вы меня слышите?

ОБЪЕКТ 58Н: Да. Слышу. Дмитрий Иванович, это вы? Почему вы так странно на меня смотрите?

АРТЕМЬЕВ: Игорь, где вы сейчас находитесь?

ОБЪЕКТ 58Н: (пауза 4 секунды) На станции. В модуле "Звезда". Я... только что закончил смену. Готовлюсь к возвращению. Спуск запланирован на завтра.

АРТЕМЬЕВ: Игорь, вы уже вернулись. 6 часов назад. Вы на Земле.

ОБЪЕКТ 58Н: (смех) Дмитрий Иванович, это какой-то тест? Я вижу иллюминатор. За ним — Земля. Сейчас пролетаем над Индийским океаном.

АРТЕМЬЕВ: Опишите, что вы видите прямо сейчас.

ОБЪЕКТ 58Н: Я вижу стены модуля. Вижу Сашу Ковалева — он работает с оборудованием справа. Вижу... (пауза) ...странно. Я вижу вас. Вы стоите передо мной в каком-то помещении. Но одновременно я на станции. Как это возможно?

АРТЕМЬЕВ: Александр Ковалев вернулся на Землю 3 недели назад.

ОБЪЕКТ 58Н: Нет. Он здесь. Он прямо передо мной. Сейчас он повернулся... (голос дрожит) ...Дмитрий Иванович, он смотрит сквозь меня. Как будто меня нет.

ПРОВЕРКА ОРБИТАЛЬНОЙ СТАНЦИИ

14.08.2024, 08:00 МСК

По запросу Роскосмоса ЦУП установил связь со станцией.

На борту находятся: космонавты Ковалев А.П., Беляева М.С., астронавт НАСА Томас Харрис.

Вопрос: Видят ли они Игоря Стрелкова?

Ответ Ковалева:

"Игорь вернулся 6 часов назад. Мы проводили его вчера. Его нет на станции. Но... есть странность. Его скафандр остался здесь. Висит в отсеке. Мы не можем объяснить — он должен был улететь в нем."

Уточняющий вопрос: Опишите скафандр.

Ответ Беляевой:

"Скафандр запечатан. Шлем закрыт. Внутри... (длительная пауза) ...внутри что-то есть. Мы видим запотевание на стекле. Как будто кто-то дышит. Но внутри никого нет."

ЭКСПЕРИМЕНТ

14.08.2024, 11:30 МСК

Попытка снять скафандр с объекта 58Н на Земле.

При попытке отстегнуть шлем объект издал нечеловеческий крик. Голос Стрелкова, искаженный:

"НЕ СНИМАЙТЕ МЕНЯ. Я УМРУ. Я СУЩЕСТВУЮ ТОЛЬКО ЗДЕСЬ. ЕСЛИ ВЫ МЕНЯ ОТКРОЕТЕ — МЕНЯ НЕ БУДЕТ НИ ЗДЕСЬ, НИ ТАМ."

Одновременно с Земли из ЦУП поступил экстренный сигнал:

Скафандр на станции начал двигаться.

Космонавт Ковалев сообщил:

"Он поднял руку. Он шевелит пальцами. Боже... он поворачивает голову в нашу сторону."

ТЕКУЩИЙ СТАТУС

Объект 58Н изолирован в герметичной камере на Байконуре.

Скафандр на станции также изолирован в шлюзовом отсеке.

Игорь Стрелков существует в двух местах одновременно:

- На Земле — как пустой скафандр с признаками жизни

- На орбите — как пустой скафандр с признаками жизни

Ни один из скафандров нельзя открыть.

ПОСЛЕДНЕЕ СООБЩЕНИЕ ОТ ОБЪЕКТА 58Н

17.08.2024, 02:14 МСК

Голос Стрелкова, записанный автоматической системой:

"Я понял. Я не вернулся. И я не остался. Я... распался. Часть меня здесь, часть — там. Но обе части пусты. Настоящий я... где-то между. В месте, которое не является ни Землей, ни орбитой.

Я застрял в моменте перехода.

Я падаю вечно.

Пожалуйста, не открывайте меня. Если откроете — я исчезну окончательно. Пока я в скафандре, я хоть как-то существую.

Даже если меня уже нет."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

Объект 58Н классифицирован как пространственно-временная аномалия.

Игорь Валерьевич Стрелков считается пропавшим без вести с 14.08.2024.

Оба скафандра остаются под наблюдением.

Их сердца продолжают биться.

[ДОСТУП ОГРАНИЧЕН]

[ДОКУМЕНТ РАССЕКРЕЧЕН ЧЕРЕЗ ██ ЛЕТ]

П.Р.О.Е.К.Т. РАЗЛОМ

Архив аномальных искажений.

Строго следуйте инструкциям. Выживание не гарантировано.

https://t.me/proekt_razlom

https://t.me/proekt_razlom/15

Показать полностью 1
134

Одержимость

Виктор ворвался в спальню дочери, едва не сорвав дверь с петель. За ним, спотыкаясь и захлёбываясь от слёз, вбежала его жена Ирина. Комнату заливал тусклый свет уличного фонаря, пробивавшийся сквозь неплотно задернутые шторы. То, что они увидели в этом свете, казалось сценой из кошмара.

Одержимость

Алина, их дочь, стояла на коленях посреди комнаты, спиной к ним. Её тонкая ночная рубашка задралась, обнажая позвоночник, выпирающий острыми углами под натянутой, пергаментной кожей. Она неистово скребла ногтями паркет, сдирая лак и впиваясь в древесину с такой силой, что из-под её пальцев летели мелкие щепки.

— Алинушка… доченька, что ты делаешь? — прошептала Ирина, делая осторожный шаг вперёд.

Фигура на полу замерла. С жутким хрустом шейных позвонков, она медленно повернула голову. Когда её лицо оказалось в полоске света, Ирина беззвучно открыла рот, хватаясь рукой за косяк двери. Виктор застыл, ощущая, как ледяной пот стекает по спине.

Это было лицо их дочери, но в то же время совершенно чужое. Её кожа, обычно имевшая тёплый оттенок, теперь была бледно серой. Белки глаз были испещрены лопнувшими сосудами. Губы растянулись в улыбке. И из уголка её рта тонкой струйкой стекала бледно жёлтая, как гной, слюна.

А потом она улыбнулась.

Улыбка растянула её потрескавшиеся губы, обнажая синюшные дёсны, и в тишине комнаты раздался смех. Клокочущий, булькающий хрип злобной насмешки. Такой, что у Виктора зашевелились волосы на затылке. Смех оборвался так же внезапно, как и начался. Алина снова отвернулась и с удвоенной яростью продолжила скрести пол.

Так продолжалось уже больше месяца.

Месяц, как их цветущая, сияющая жизнью дочь превратилась в это иссохшее, одержимое существо. Врачи разводили руками. Сначала ставили «атипичную депрессию», потом «острое психотическое расстройство селфхарм — самоповреждающее поведение». Её пичкали нейролептиками, от которых она превращалась в сонный овощ, но как только действие препаратов ослабевало, всё начиналось снова. Она мало ела, почти не пила, только часами смотрела в одну точку или вдруг впадала в буйство: билась о стены, говорила на каком-то непонятном щёлкающем языке. Или вот так — скребла ногтями любую поверхность, пока пальцы не превращались в кровавое месиво.

Жених Алины поначалу держался, но после того как она на его глазах попыталась съесть стекло из разбитой фоторамки, он исчез. Сначала перестал отвечать на звонки, а потом его мать сухо сообщила Ирине, что «их мальчик не готов к такой жизни».

Отчаяние было почти физическим. Оно душило, лишило родителей покоя.

Однажды, сидя на кухне и глядя в пустоту, Ирина решилась на последний отчаянный шаг — позвонила своей бабке, Любови Никитичне, живущую в отдалённой деревне под Красноярском. Баба Люба, была женщиной суровой и немногословной, она выслушала сбивчивый, слезливый рассказ внучки, долго молчала, а потом твёрдо сказала:

— Собирайтесь. И её везите. Сюда. Врачи твои тут без надобности.

Через три дня они уже тряслись по разбитой грунтовке, ведущей к деревне бабы Любы. Алину пришлось почти силой запихнуть в машину, предварительно вколов ей дозу успокоительного. Но даже сквозь лекарственный дурман существо внутри неё сопротивлялось. Всю дорогу она тихо мычала, а один раз, когда машина подпрыгнула на глубокой выбоине, её глаза вдруг широко открылись, сфокусировались на Викторе, и чужой, сиплый голос отчётливо произнёс: «Зря стараешься, сыскарь. Всё равно она моей будет». Виктор чуть не выпустил руль из рук. Он двадцать лет проработал следователем, но никогда в жизни ему не было так страшно.

Баба Люба встретила их на пороге своей почерневшей от времени избы. Сухая, морщинистая, с пронзительными глазами, она одним взглядом оценила Алину, которую Виктор вытаскивал из машины.

— Несите в горницу. И оставьте. Сами на кухню идите.

Она не задавала вопросов. Зашла в комнату, где на лавке лежала Алина, посмотрела на метки от ногтей на её руках, приоткрыла ей веко, заглянула в пустой зрачок. Потом вышла на кухню, где за столом сидели оцепеневшие Виктор и Ирина.

— Где она эту дрянь подцепила? — спросила она без предисловий.

— Что «это», баб? — выдавил Виктор.

— Гостя. Незваного... и голодного. Последний месяц где была, прежде чем началось? Вспоминай, Ирка.

Ирина начала перебирать в уме все события. Работа, дом, встречи с подругами...

— Поездка! — вдруг вспомнила она. — Они с коллегами ездили на Алтай. Корпоративный выезд, пешее путешествие в горах. Вернулась оттуда уставшая, но довольная. А через три дня начался этот кошмар.

Баба Люба кивнула, будто услышала то, что и так знала.

— Алтай... Места там сильные. И злые. Не для всякого человека. Особенно, если лезть, куда не просят. Значит, так. Поедете обратно.

— Куда?! На Алтай? Бабушка, ты с ума сошла? Ей и так плохо, а так только хуже станет! — взмолилась Ирина.

— Хуже, чем сейчас, уже не будет, — отрезала бабка. — А если оставите её здесь, через неделю хоронить будете. Он её доест. Ей не лекарь нужен, а тот, кто с НИМИ говорить умеет. Кам, шаман то есть. Есть там один, на берегу Катуни, за селом Чемал. Аржан его кличут. Старый, но сильный шаман. Скажете, от Любы из Сибири. Он поймёт. И не тяните. У вас времени в обрез.

Путь на Алтай был сущим кошмаром. Успокоительное почти не действовало. Существо внутри неё поняло, куда его везут, и пришло в ярость. Алина рычала, билась о стёкла, пыталась укусить отца. Виктору пришлось связать ей руки и ноги ремнями. Но страшнее всего были её слова.

Она рассказывала Ирине о её первом аборте в юности, о котором не знал никто, кроме неё самой. Она напоминала Виктору о случайно убитом им много лет назад мелоком воришке, и о том, как он до сих пор просыпается по ночам от этого воспоминания. Она вытаскивала наружу самые грязные, самые постыдные их тайны и упивалась их страхом и переживаниями.

***

Шамана Аржана они нашли не сразу. Его аил — низкая восьмиугольная юрта — стоял на на краю, у самой воды, бурлящей на перекатах. Сам Аржан оказался невысоким, жилистым старичком, с невероятно спокойными глазами. Он молча выслушал их, пока Алина, привязанная к сиденью машины, выла за окном, как дикий зверь.

— Кёрмёс, — сказал он наконец, глядя на реку. — Дух человека, который умер не своей смертью. Голодный и злой. Где она его нашла?

Ирина рассказала про трекинг.

— Они ходили на перевал «Ворота Дьявола» — уточнил Аржан. Там нельзя шуметь. Нельзя оставлять мусор. Нельзя сквернословить. Место это — могила. Давняя. Сто лет назад там двое золотоискателей шли. Один другого предал. Убил и забрал всё золото. С тех пор его дух там мается. Ждёт. Тех кто энергетичски слаб, чтобы сопротивляться ему. К ним он и пристает.

— Что нам делать? Помогите! — взмолилась Ирина, готовая упасть на колени.

— Помочь можно. Но будет страшно, — ответил шаман. — И нужна плата. Не мне. Ему. Чтобы он взял своё и ушёл. Нужен молодой баран, самый лучший. И водка. Много водки. Ночью будем делать обряд.

Ночью у костра, разведённого перед аилом, было холодно и жутко. Аржан принёс на руках Алину — она вдруг стала тихой и кроткой — и посадил напротив себя. Её глаза были закрыты. Шаман начал ритуал. Он бил в огромный, обтянутый кожей бубен, и его низкий, гортанный голос сплетался с рокотом реки. Воздух загустел, наполнился запахом можжевельника, который Аржан бросал в огонь.

В какой-то момент Алина открыла глаза. В них больше не было пустоты. Лишь чёрная ненависть и злоба.

— Не уйд-д-ду-у-у, — прошипел, растягивая слова, из её горла чужой голос. — Она моя-а-а. Она тёплая.

— Ты голоден, — спокойно ответил Аржан, не прекращая бить в бубен. — Ты давно не ел. Я дам тебе пищу. Я дам тебе то, что согреет тебя. В обмен на неё.

Он кивнул Виктору. Тот, дрожа всем телом, принёс деревянное блюдо. На нём лежали ещё тёплые, дымящиеся на морозе паром баранья печень и сердце, и стояла большая пиала, до краёв наполненная аракой — местной молочной водкой.

Глаза Алины впились в блюдо. Её лицо исказилось от жадности. Существо внутри неё боролось с собой.

— Отдай!, — прохрипело оно.

— Уходи из неё. И это будет твоё, — твёрдо сказал шаман.

Секундная пауза, показавшаяся вечностью.

— Да, — выдохнуло оно.

Аржан пододвинул блюдо. То, что произошло дальше, заставило Ирину закричать и отвернуться, а Виктора, опера, видевшего всё, стошнило прямо на землю.

Алина, или то, что было в ней, набросилось на сырое мясо. Она рвала его зубами, заглатывая огромными кусками, не жуя. Кровь текла по её подбородку, пачкая одежду. Она чавкала, рычала, как зверь, защищающий добычу. Запрокинув голову, она залпом выпила всю пиалу с аракой, и часть жидкости пролилась, смешиваясь с кровью на её груди. На миг её глаза встретились с глазами Виктора, и в них был такой голод, что он чуть не потерял сознание.

Она доела всё до последнего куска, облизала окровавленные пальцы, а потом её тело выгнулось дугой, изо рта пошла пена, из горла в воздух вырвался клуб чёрного дыма и она без чувств рухнула на землю.

***

Прошло два месяца. Алина поправилась. Но ничего не помнила о том, что с ней происходило, кроме смутных обрывков кошмара. Пробел в памяти на целый месяц.

Её мучил один вопрос: как это могло случиться?

Однажды вечером, перебирая фотографии из той поездки на Алтай, она наткнулась на странное видео. Короткий ролик, который она, видимо, случайно сняла на телефон.

На нём, она и её коллега Кристина стояли на вершине какого-то перевала. Кристина улыбалась.

— Алин, давай я тебя сфоткаю вон у тех камней, вид будет обалденный! — говорила Кристина. — Только ты телефон оставь здесь, а то уронишь ещё.

Алина пошла к камням. Камера осталась лежать на рюкзаке, продолжая снимать. В кадре осталась Кристина. Она подождала, пока Алина отойдёт подальше. Её улыбка в мгновение сползла с лица, сменившись брезгливой, злобной гримасой. Она посмотрела по сторонам, а потом достала из кармана горсть чего-то, и с шёпотом, которого не было слышно на съемке, бросила это на землю у своих ног. После чего развернулась и быстро пошла вниз по тропе, в обратную сторону.

Холод сковал Алину. Кристина! Тихая, вечно улыбающаяся Кристина.

Теперь стало понятно — она ненавидела её за то, что новый начальник отдела, в которого Кристина была по уши влюблена, оказывал знаки внимания Алине. Она выросла на Алтае и, скорее всего, прекрасно знала местные легенды и запреты.

Она провела какой-то свой, маленький ритуал. Призвала. Указала цель.

На следующий день Алина пришла в офис. Она молча подошла к столу Кристины, дождалась, пока та поднимет на неё глаза, и включила видео на телефоне.

Лицо Кристины менялось, пока она смотрела. Уверенность, недоумение, страх, и наконец — животная ненависть.

— Выжила, значит, — прошипела она так тихо, чтобы только Алина услышала. — Жаль.

— Я не буду устраивать проверки и сливать тебя начальству, — так же тихо ответила Алина, наклонившись к её уху. — Это слишком просто. Но я знаю, где ты живёшь. И я помню дорогу на Алтай. А ещё я знаю, что голод — страшная вещь. Тем более, если он длится сто лет.

Кристина отпрянула, со страхом глядя на Алину. И ей показалось, что на долю секунды в глазах девушки она заметила тот самый голод.

В тот же день, без объяснения причин, она уволилась.

Показать полностью
82

К нашей группе поддержки паранормальных явлений присоединился незнакомец. Ему не следовало этого делать

Это перевод истории с Reddit

Я игнорировала мёртвую женщину, стоявшую за Питом. Ну, пыталась. Я неплохо научилась не смотреть на неё, но не слышать — это другое.

Кап. Кап. Кап.

Это была кровь, что вечно стекала по её пальцам, или что-то похуже? Не узнать, не глядя. Глаза жгло от желания бросить взгляд — всего один короткий, ну что плохого случится от…

Я моргнула, заставив себя сосредоточиться на словах Пита.

— Сегодня без Ширли?

— У детей грипп. Я вызвалась на подготовку. — Я кивнула в сторону коридора. — Пойдём?

Я пошла первой, тщательно отводя глаза от окон, блестящих ручек дверей, неожиданных луж — всего, что могло отражать. Дойдя до нашей комнаты, я остановилась, бросив на Пита косой взгляд:

— Хочешь…?

Он знал распорядок — ногой в комнату не ступать. Пока что. Нарочито небрежно он прислонился к стене и уставился в потолок, а я открыла дверь и поспешно юркнула внутрь. Нащупала ключом замок кладовки и нашла нужное сразу под рукой. Спасибо организаторским талантам Ширли.

Почти бегом вернувшись к двери, я выдернула пробку из банки и провела жирную линию соли прямо по внутреннему порогу. Краем глаза успела заметить босые ступни. Раздутые, мертвенно-белые, прожжённые синевой. Вязкая тёмная жидкость собиралась лужицей вокруг подгнивающих пальцев.

Потом Пит переступил через соль и быстро прошёл к кладовке, плотно щёлкнув за собой дверцей.

Жалюзи — на мне. Не вина Пита; требовать от него было бы нечестно. Какой бы ни была логика, волна обиды всё равно нахлынула, пока я возилась с вечно путающимися шнурами, сжав челюсти, ожидая услышать —

Тук. Тук. Тук.

Во рту пересохло. Прямо справа, по ту сторону стекла, расплылся комок чёрной жижи, и — это был ноготь?

— Неудивительно, что уборщицы нас ненавидят, — слова сорвались прежде, чем я успела их удержать, за ними последовал смешок, больше похожий на визг. Признание. Плохая идея. Но глухая тишина в комнате всё же треснула, голова на миг прояснилась, и я сумела одолеть жалюзи.

Отгородив наконец внешний мир, я позволила себе минутку — только чтобы перестали дрожать руки. К тому времени, как я вернулась к кладовке, улыбка уже была как приклеенная.

Пит успел достать свой талисман. Он сидел на полу по-турецки, сжимая потёртую книжку так, что костяшки пальцев стали белыми. Услышав, как открылась дверь, он с надеждой поднял глаза.

— Чисто, — подтвердила я.

«Тяжёлая неделя?» — вопрос повис на кончике языка, но я прикусила его, пока он поднимался на ноги. Казалось бы, неприлично не спросить, особенно когда круги под глазами у него были темнее обычного. Но сейчас не время. Первая и главная наша заповедь ясно это определяла.

Мы молча вытащили стулья и выставили их в круг по центру комнаты. Пит достал пять толстых белых свечей — по одной на каждого — и разложил возле стульев, а я извлекла коробку с талисманами.

На дне путались металлические значки — символы десятка вероисповеданий. Это пережиток первых дней, когда были только я и Ширли, на ощупь пробиравшиеся сквозь тьму. Никто из наших завсегдатаев не оказался особенно религиозным — даже Стивен, бывший служитель. Мы все предпочитали что-то более личное. Почти протёртый до дыр плюшевый мишка. Почти полная бутылка виски. Собачья резиновая косточка, вся в отпечатках зубов её прежней хозяйки.

Я выудила свой — брелок с фотографией приморского городка — и сунула в карман.

Когтеточка была слишком громоздкой, одному её не справить, так что мы с ней возились вместе, а потом разошлись по делам. Пит устроил тщательную проверку комнаты, перерывая каждый ящик и опускаясь на колени, чтобы заглянуть под столы. Этой комнатой пользовались не только мы — забытое карманное зеркальце из кружка «Вязание от тревоги» могло обернуться катастрофой.

Пока он делал обход, я разложила ламинированные карточки с правилами. Я знала их наизусть, но всё равно пробежалась глазами — как любила повторять Ширли, двух минут на освежение памяти хватает, чтобы не страдать всю жизнь.

Обсуждение НЕ начинать, пока все меры защиты не приняты.

Любым участникам с «хвостами» НЕ входить в комнату, пока не проведена соляная линия.

Закрыть все отражающие поверхности.

Как только свечи зажжены, никто не может выйти, пока они не догорят.

Не будь придурком. Истории каждого имеют право на существование, даже если не совпадают с твоими.

Слушай, когда говорит другой. Тебе дадут слово.

Следите за Эдом.

Дафна влетела как раз, когда мы заканчивали, в любимом пушистом розовом свитере, неся огромную банку печенья. Она окинула Пита оценивающим взглядом и сунула банку ему в руки.

— Ты слишком исхудал. Ешь, — приказала она.

Меня она быстро чмокнула и выудила из коробки мишку, усадив его на колени, а сама плюхнулась на стул.

Следом пришла Мэри, угрюмая и с чёрным, как смола, фингалом. Дафна жалобно пискнула:

— Бедняжка! Что с то… — она осеклась, захлопнула ладонью рот и уставилась на нас круглыми глазами.

— Не переживай, — успокоила её Мэри. — Этот кулак был человеческим.

— Кто осмелился замахнуться на тебя? — не поверила я. Ростом она была невысока, но когда Мэри не управляла пабом, помогала на ферме у брата. Между бочками и тюками сена её руки будто были из стали.

— Клиент, перебравший лишнего. — Она вытащила из коробки собачью игрушку, сжала кулак вокруг неё. Пискалка давно умерла, но из игрушки вышел жалкий вздох воздуха. — Теперь ему вход закрыт.

— Только вход закрыт? — я приподняла брови.

Уголки её губ дёрнулись.

— Может, он ещё и немножко синяк прихватил.

Стивен явился последним, на пару минут позже назначенного времени.

— Простите, простите, — прохрипел он, протискивая в дверь вопящую переноску. — Он сегодня совсем не хотел сотрудничать.

Он опустил переноску на пол с грохотом, распахнул дверцу и мгновенно отпрянул.

Эд выпрыгнул, хвост нервно подёргивался. Он сверлил Стивена своими зелёными недобрыми глазами, тот поднял ладони в знак сдачи.

— Не будь ворчуном, — пропела Дафна. — Бедному Стиви пришлось как-то тебя сюда доставить.

По кругу потянулись руки к карманам. Из них появились кусочки сыра, кошачьи хрустики, остатки курицы. Эд принимал наши дары, как король подарки подданных. Смягчившись, он позволил себя минутку потискать, а затем важно взобрался на когтеточку и принялся вылизывать блестящую чёрную шерсть, запачканную нашими грязными человеческими руками.

— Так, — я оглядела круг. — Кажется, готовы. Начнём?

Живот сжало привычной смесью ожидания и ужаса. Я знала, что остальные чувствуют то же, но всё равно заняли места, Стивен прихватил по пути бутылку виски.

— Ладно, ребята, — сказала я, стараясь не замечать неправильное чувство, когда садишься на место Ширли. Сколько бы я ни подменяла её — не привыкну. — Если кому нужно в туалет, сделать чай — сейчас самое время. Как только зажжём свечи, вставать нельзя, пока они не догорят.

Никто, конечно, не шевельнулся — все знали, что приходить надо подготовленными.

— Пит, не возражаешь?

Он достал из куртки зажигалку, зажёг свою свечу и передал её Мэри. Свеча прошла полный круг и дошла до меня.

— В круге мы в безопасности, — сказала я, зажигая свою свечу. — Не только от того, что нас преследует, но и друг от друга. Помните: здесь не судят. Слушайте. Будьте добры. Кто начнёт?

Я взглянула на Пита, но он едва заметно качнул головой, плотно сжав губы. Не готов. Ничего. Я повернулась к Стивену, он прочистил горло.

— Давайте я, пожалуй. — Он повертел бутылку в руках. — Пару дней назад мне написала Даниэль.

— Даниэль… мама Элфи? — мягко уточнила Дафна.

— Она самая. Она всегда пишет в это время года. Рассказывает, как он. История — его любимый предмет, через пару лет в универ пойдёт.

— Благодаря тебе, — сказала Мэри. — Ты дал ему этот шанс.

— Ты многим дал шанс, — добавил Пит, перебирая пальцем края книги.

Стивен кивнул.

— Приятно об этом слышать — о жизни, которой у него могло не быть. Приятно напоминание, что прошёл ещё один год с тех пор, как я бросил это. — Он глянул на бутылку, пальцы крепче стиснули горлышко. — Но это и напоминание, что я уже не я. И никогда прежним не буду.

Его свеча дрогнула, и на миг его тень стала не его. Она взметнулась на стене, пальцы вытянулись, заточились в острые кончики. Воздух вокруг нас стал тяжёлым. Дышать больше не получалось бездумно, естественно — требовалось усилие, сознательное, мучительное.

Позади меня, на когтеточке, Эд зарычал.

Я оглядела остальных по очереди. Мэри уставилась прямо на Стивена, челюсть сжата. Дафна прижала мишку к груди. Круги под глазами у Пита казались темнее, чем когда-либо.

Я чуть повернулась — медленно, заставляя себя выглядеть так, будто мне всё нипочём — и посмотрела на Эда. Он не мигая глядел на стену за Стивеном, хвост хлестал из стороны в сторону.

— Пожалуй, — голос Стивена стал хриплым, — лучше перейти к кому-то другому.

— Отличная мысль. — Чисто волевым усилием я сохранила лёгкий тон. — Похоже, тебе нужен стрепсилс, дружище.

Мэри фыркнула. Дафна взглянула на неё, будто та спятила, и тоже тихонько хихикнула. Даже Пит улыбнулся.

Гнетущее ощущение исчезло так же внезапно, как и возникло. Эд снова принялся вылизывать лапы.

— Моя очередь, — сказала Мэри, постукивая резиновой косточкой по колену. — Этот мелкий гад всю неделю творил чёрт-те что, он…

Мы так и не узнали, что именно натворил мелкий гад — дверь распахнулась. В проёме появился улыбчивый парень в очках.

— Это группа по отказу от курения?

— Они будут завтра, — сказала я. — А мы… кое-что другое.

— Ах, — он надул щёки, разочарованный. — Мне поручили её вести.

— Ну так приходите завтра к восьми. Уверена, вы отлично справитесь.

— А можно мне посидеть у вас? Я никогда не вёл ничего подобного — мне бы опыта набраться.

— Плохая идея, — резко сказала Мэри.

— У нас закрытая группа, — объяснила я.

— Вы и не заметите, что я тут, честное слово.

Стоило ему шагнуть в комнату, как мы все разом бросились его отговаривать, перебивая друг друга в панике.

— Нельзя…

— Это личное…

— Вы не понимаете…

Лицо Мэри стало таким красным, что почти фиолетовым; казалось, она всерьёз подумывает огреть его резиновой косточкой. Но не могла. Никто не мог покинуть круг. Мы только беспомощно смотрели, как он отмахивается от наших возражений, хватает свободный стул и впихивает его в щель между Дафной и Стивеном.

Группа уставилась на него, как на чудо, а потом — разом — перевела взгляд на меня.

Чёрт бы побрал, Ширли. Зачем ты рожала детей с таким слабым иммунитетом?

— Так, эм… — я вопросительно посмотрела на незнакомца.

— Мартин, — подсказал он.

— Раз уж вы тут, Мартин, — к лучшему или к худшему, — у нас строгие правила, просим их соблюдать.

— Конечно! И в мыслях не было не уважать вашу группу.

Я прикусила язык, чтобы не сказать, что ворвавшись без приглашения, он уже проявил неуважение, и продолжила:

— Самое важное — теперь вы здесь до конца встречи. Никаких походов в туалет, никаких перекуров…

— Этого точно не будет! — перебил он, сияя.

Я натянуто улыбнулась.

— Второе — мы уважаем друг друга. Вы можете услышать вещи, которые покажутся вам странными. Ваша задача — не перебивать и не обесценивать опыт других.

— Я понимаю, насколько важно уважение, — серьёзно сказал он. И, едва уловимо самодовольно: — Я, между прочим, дипломированный консультант.

— Чернила на сертификате ещё не высохли? — огрызнулась Мэри.

— Мэри, — тихо сказала я — это была не столько просьба, сколько мольба.

Она метнула в Мартина взгляд, обещавший разговор на парковке, но промолчала.

— Хочешь, я начну? — спросила Дафна. Вспыхнула волна нежности к ней. Она теребила мишкины уши, явно ей было не по себе, но она всё равно старалась.

— Было бы замечательно, Дафна.

Она глубоко, ровно вдохнула.

— С тех пор как ночи стали длиннее, тяжело. Зимой всегда хуже. Знаете, у меня дома много других Барри, — она подняла мишку за лапы, заставила его плясать у неё на коленях. — Они помогают. Но когда я просыпаюсь и вижу, как оно стоит у изножья кровати… — Она передёрнула плечами, и голос стал едва слышным шёпотом: — Эти глаза. Зашитые, а всё равно смотрит.

— У вас у всех расстройства сна? — влез Мартин.

— Нет, — резко сказала я. — И пожалуйста, не перебивайте. Прости, Дафна, продолжай.

— Все знают такие истории, — неуверенно продолжила она. — Что люди видят ночные ужасы. Обычно говорят: то есть, то нет. Вы знаете, у меня так не работает.

— Если оно приходит, то остаётся до рассвета. Ходит за мной по дому. Всегда смотрит. Раньше было терпимее, пока у меня был Грэм. Он сидел рядом и смотрел со мной фильмы, держал меня за руку на диване. — Глаза её заблестели. — Ну, в первые годы. А к концу…

Я увидела, как пальцы Мэри сжали косточку. Я знала, что она чувствует. Разумом я понимала, что винить Грэма нельзя. Нужно быть особенным человеком, чтобы остаться рядом и всё это выдерживать, когда тебе не обязательно, а такие люди встречаются редко. И всё равно я ненавидела его за то, что он оставил свою милую жену страдать одну.

Стивен протянул Дафне носовой платок. Она благодарно улыбнулась и промокнула глаза.

— Творческое письмо! — выпалил Мартин.

— Что? — спросила я.

— Вы же кружок творческого письма, да?

— Парень, тебе уже сказали держать язык за зубами. Это так трудно? — рявкнула Мэри, ткнув в его сторону косточкой.

— Она права, — сказала я. — Не заставляй меня повторять.

Я посмотрела на Дафну, она покачала головою, крепче прижимая платок к щеке.

Я вопросительно приподняла брови на Мэри.

— Ладно, — фыркнула она. — Я продолжу. Как я говорила, пока меня грубо не прервали, — она обожгла Мартина взглядом, — он всю неделю хулиганил. Даже больше обычного.

— Он снова был в туалетах? — спросила я.

— Да — на этот раз буквально. Так я и заработала это. — Она ткнула в свой фингал. — Пьяный клиент зашёл в кабинку, а этот мелкий гад высунул голову из унитаза. Ясное дело, не в том месте ожидаешь увидеть маленького старичка в котелке. Он перепугался до смерти. Выскочил, орёт, машет кулаками.

Она недовольно фыркнула.

— Двое из персонала в ту же ночь написали заявление. Это становится проблемой. С наймом-то беды нет — слышат, что паб «с привидениями», думают, будет весело, щекотка нервов. Но как только это им мешает…

— Подождите, — перебил Мартин.

Мэри тяжело вздохнула.

— Началось.

— Вы хотите сказать, что сталкиваетесь с каким-то… ну, настоящим паранормальным явлением?

Когда Мэри ответила лишь жёстким взглядом, он повернулся к Дафне:

— И вы тоже?

Она крошечным кивком подтвердила.

— Мартин, — вмешалась я, пока он не продолжил, — я чётко обозначила наши правила. Мы не обесцениваем чужой опыт.

— Но вам следует… нет, нет. — Он оборвал себя, поднял руки в примиряющем жесте. — Вы правы. Ваша группа — ваши правила. Пожалуйста, продолжайте.

Мэри хмуро дала понять, что продолжать не намерена. Пит и Дафна демонстративно не встретились со мной взглядом. Лишь Стивен посмотрел на меня. Он прочистил горло, затем мягко предложил:

— Может, ты…?

Мне очень не хотелось. Особенно когда Мартин подался вперёд, глядя с приторным сочувствием. Но трудно ожидать от других откровенности, если сама отказываешься.

— Ладно. — Я ёрзнула на стуле, пальцы сжали брелок. — Вы все знаете, с чего всё началось…

— Но Мартин не знаком с историей, — вставил Стивен. Я бы стукнула его, если бы не была уверена, что он не из вредности. Мы все предпочитали держать своё в рамках маленького круга, но в нём ещё жила жилка проповедника, обращённая на предупреждение публики об опасностях, известных нам слишком хорошо — даже если за это его сочтут сумасшедшим. — Если не трудно?

— Совсем, — сквозь зубы выдавила я лучшее из того, на что была способна. — В детстве мы ездили на море в отпуск. — Я разжала ладонь и подняла брелок. — Вот сюда, если точнее.

Мартин прищурился на фото, слишком уж поспешно улыбнулся:

— Выглядит чудесно.

— Да так себе дыра была. — Из прошлого потянуло запахом жирной рыбы с картошкой. Помнилось небо, которое всегда будто было свинцовым, даже летом, и холодный укус морской воды по бёдрам. Я чувствовала щекой затхлый ковёр аркады — папины руки, подхватывающие меня и прижимающие к груди после того, как я задремала. Где-то за ним мама и Бекка препирались — о её одежде, о наушниках, словно намертво прилипших, или о любом другом подростковом бунте, которым моя сестра выводила мать из себя.

Я невольно улыбнулась.

— Но плюсы были. Аркады. Фиш-энд-чипс у моря. Мы ездили туда каждый год, пока не потеряли папу. Мама после не могла туда поехать. На следующий год после его смерти она повезла нас в другое место — в какой-то развалившийся домик посреди ничего.

— Должно быть, это было тяжело, — мрачно сказал Мартин. — Нарушение привычной рутины после…

— Тссс! — зашипела Мэри.

Я не обратила внимания и продолжила:

— Дел там было немного, если только вам не нравилось смотреть на деревья или играть в настолки с недостающими деталями. Мама много спала. Мы с Беккой — моей сестрой — развлекались сами.

— Бекка «проходила фазу», как говорила мама. — Это ещё мягко. Их перепалки могли длиться часами, всегда заканчивались тем, что Бекка хлопала дверью так, что безделушки на моих полках дребезжали. — Они постоянно цапались. Она даже с папой стала спорить до того, как он умер. Но для меня у неё всегда находилось время.

Мне было 11, ей — 16. Старшие братья и сёстры моих подруг не хотели иметь с ними дела — слишком взрослые, слишком крутые, чтобы появляться рядом с детьми. Не Бекка. Она помогала мне с уроками и грозилась набить морду любому, кто ко мне полезет. Я ею восхищалась. Поэтому когда она, когда…

— Когда она сказала, что есть способ снова увидеть папу, и попросила помочь, я согласилась. Мы легли спать, дождались, пока услышим мамин храп. — Смесь восторга и ледяного ужаса в животе накрыла меня с прежней силой, как двадцать с лишним лет назад, когда я, съёжившись под одеялом, ждала тихого скрипа двери и шёпота Бекки: зовущего.

— Я пошла за Беккой в лес, и дальше…

Что дальше? Воспоминания о той ночи были, как альбом, разрезанный ножницами. Я крепко зажмурилась, прижав костяшки к глазам, пытаясь вспомнить.

— Была старая книга — толстая, в кожаном переплёте. бог знает, где она её взяла. Украла, зная Бекку. И не на английском — помню, потому что она читала вслух.

Я согнула указательный палец левой руки, уставившись на тонкий белый шрам вдоль него. Рука Бекки была осторожной, когда держала мою. «Прости, малышка», — прошептала она, поднимая нож. — «Мне нужно всего пару капель».

— Она взяла мою кровь. — Перед глазами заплясали языки огня. — Капнула её в костёр. Когда она позвала, что-то ответило. Красные глаза, пронзающие темноту. Рёв такой глубины, что кости дрожали. Но это был не папа.

— Она сказала мне бежать. — Помню, как ветки хлестали по щёкам, как горела грудь, когда лёгкие отчаянно пытались втиснуть воздух. — Я побежала.

Я не заметила, как заплакала, пока кто-то не вложил мне в руку платок. Я взяла, не поднимая глаз. Встретиться хоть с кем-то взглядом было выше моих сил; стыд сидел слишком глубоко.

— Ты всё сделала правильно, — твёрдо сказала Мэри. — Если бы не послушалась её, тебя бы тоже забрали.

— Забрали? — спросил Мартин.

Дафна избавила меня от ответа:

— Бекка пропала той ночью. Их мама вызвала полицию, прочесали лес — ничего.

— Вы полагаете, её похитили?

— Что-то забрало её, — голос Мэри не допускал возражений.

Мартин то ли не уловил предупреждения, то ли предпочёл не заметить:

— Не в обиду вашей сестре, но похоже, у неё были проблемы — ссоры с мамой, горе по отцу. Она могла сбежать?

— Вы, похоже, заблуждаетесь, — сказал Стивен. — Считаете, что это был единичный случай. Нет. Мы все мельком видели этого зверя.

В тысячный раз я мысленно поблагодарила своих друзей.

Первый раз, когда оно вернулось — ровно через год после той ночи, когда Бекка повела меня в лес, — я была одна. Я лежала камнем, когда в темноте на меня уставились красные глаза, вздрагивая каждый раз, как оно рычало. Смотреть в эти глаза почти стоило мне рассудка, но я не смела отвести взгляд — едва ли смела моргнуть, уверенная, что оно прыгнет, стоит дать слабину.

Следующие годовщины я пережидала в маминой постели, вцепившись в её руку, пока она спала лекарственным сном. Когда я уехала из дома, стала проводить эти ночи в церквях. Наконец, нашла друзей, готовых сидеть со мной на вахте.

Мартин дёрнулся, собираясь подняться, и тут же услышал с четырёх сторон хором: «Нет!» Побледнев, он осел обратно. Он встретился со мной взглядом, полным сочувствия.

— Мне правда жаль. Потерять отца, потом сестру — и в таком возрасте. Но… — Он запнулся, теребя манжеты свитера, затем будто решился: — Монстров, как вы описываете, не существует. Вы же это понимаете?

Я глубоко вдохнула и постаралась сохранить ровный тон:

— И как вы это объясните?

— Горе. Травма. Они могут творить странное с человеком.

— А то, что мы все это видели? — спросил Стивен.

— Коллективные бреды и галлюцинации описаны, особенно у сплочённых групп с общей системой убеждений, — повернулся к нему Мартин.

Мэри презрительно фыркнула, раскрыла рот, чтобы ответить, но прежде чем успела —

Тук. Тук. Тук.

Мы застыли — все, кроме Мартина. Смутно помню, что он всё ещё развивал теории, входил в раж. Но всё моё внимание было на стуке с той стороны окна. Я знала, что нельзя смотреть, но не могла не слушать.

Наши — участники — побледнели. Лицо Пита стало почти цвета трупа. Через комнату из груди Эда поднималось низкое рычание.

Что делать? Ширли бы знала, чёрт её дери. Я посмотрела на лица и увидела в них собственную панику.

Стивен нас спас.

— Молодой человек, понимаю, вы услышали вещи, противоречащие вашему мировоззрению. — В его голосе дрожь была неоспорима, но он продолжил: — Это трудно. Понимаю. Но это не оправдывает вашей вопиющей грубости. Мы просим лишь уважения. Вы его не проявили.

— Я не хочу никого оскорблять, — Мартин прижал ладонь к сердцу. — Но никаких призраков, гоблинов и ночных шорохов не бывает. Такие убеждения — это болезнь.

Тук.

Эд перешёл на настоящее рычание — низкое, гортанное, заполняющее все паузы.

Мэри уже распахнула рот, но Стивен поднял палец:

— В некоторых случаях верно. Но не в нашем. Точно не в нашем.

— Есть лекарства, которые могут вам помочь, — настаивал Мартин. — Терапии.

— Это и есть наша терапия, — холодно сказал Стивен.

— Это не… это общий бред. Вам будет хуже. Вам нужно…

Тук.

Мартин резко повернул голову к закрытому окну.

— Вы слышите?

— Нет, — сказал Стивен. — Но мы достаточно наслушались вас.

Тук.

— Снова! Вы же слышите.

— Понятия не имеем, о чём вы, — сказала я.

— Ваш кот слышит. — Он кивнул на Эда: тот стоял, когти впились в ткань, взгляд прикован к окну. — Это оттуда.

— Не надо! — мы крикнули в унисон, когда он снова дёрнулся подняться.

Он плюхнулся обратно. Переводя взгляд с одного на другого, он, кажется, всё понял.

— Вы думаете, это какой-то монстр, да?

Тишина, только стук.

— Я сейчас подойду…

— Пожалуйста, не надо, — прошептала Дафна.

— …и покажу, что бояться нечего.

— Это будет твоим концом, дубина, — сказала Мэри.

Мартин поднялся.

Стивен дёрнулся рефлекторно, будто хотел броситься за ним. В последний момент удержался, вцепившись в сиденье, чтобы приклеить себя к месту.

— Мартин, — его голос стал низким и торопливым, — я участвовал в десятках изгнаний. Я видел такое, что моя вера трещала по швам. Всё, что я видел, весь мой опыт говорит одно: если подойдёшь, ты умрёшь.

— Зачем рисковать? — сказала Мэри. — Даже если есть малейший шанс, что он прав, ты играешь жизнью.

Мартин посмотрел на неё мягко, с жалостью:

— Если я буду подыгрывать вашему бреду, я только наврежу вам.

Он шагнул за пределы круга.

На каждом шаге мы умоляли его вернуться, сесть в безопасный круг. Когда он подошёл к окну и потянулся к шнуру жалюзи, Пит вцепился дрожащей рукой мне в запястье и покачал головой.

Я кивнула: поняла.

— Уже поздно, — прошептала я, а когда остальные продолжали звать Мартина, повысила голос: — Поздно! Просто не смотри.

Я схватила Пита за руку с одной стороны и Стивена с другой. Миг колебаний — на их лицах по кругу промелькнули отрицание, ярость и — наконец — беспомощное смирение, и остальные последовали, сцепив руки.

— Как, чёрт побери, мы до этого дошли? — выплюнула Мэри.

Мы уставились в пол.

Тишина — лишь кошачий вой Эда, и под ним мягкий щелчок открывающегося окна.

— Эй? — позвал Мартин. — Видите, тут никого. Наверное, ветки на… ой.

Ногти Пита впились мне в кожу.

— С вами всё в порядке? — в голос Мартина вползла дрожь. — Вы… вы выглядите…

Думаю, в конце он понял свою ошибку. Что-то загремело — будто он попытался дёрнуть жалюзи и захлопнуть окно, но запутался. Кажется, он хотел закричать. Получился лишь резкий вдох, глухой стон. Потом глухие удары — словно ноги били в пол, не находя опоры.

Потом тишина — если не считать Эда. Его визг сменился непрерывным рычанием — низким, предупредительным.

Мы же, выжившие ещё одну смертельную ночь, могли только сидеть в круге, пока свечи не догорят. Я не смела поднять глаза, но слышала шёпот Дафны и невнятное бормотание Пита.

Наконец свечи стали гаснуть одна за другой. Когда последняя догорела, Пит вскочил и, насколько позволяли трясущиеся ноги, рванул к кладовке. Дафна пошла следом, обхватив себя руками. Поворачиваясь, чтобы закрыть дверь, она подняла на нас влажные щёки.

— Простите. Я просто не могу.

Нас с Мэри и Стивеном оставили на разбор последствий. Пальцы Мэри прокололи резину косточки, а Стивен выглядел так, будто ему не приходилось так сильно сдерживаться от бутылки уже много лет. Но когда я посмотрела им в лица, увидела решимость.

— На счёт «три»? — предложила я. Когда они кивнули, напомнила: — В окно не смотреть.

Я отсчитала. Мы подняли глаза одновременно. Мартин лежал, повиснув наполовину из окна. Что-то стояло за ним, глядя на нас снаружи. Наши натренированные глаза отказывались это видеть.

— Если я захлопну окно, вы сможете… — Мой рот отказался произнести слово «тело», но они поняли.

— Сделаем, начальник, — сказала Мэри.

Они пошли первыми, Мэри впереди с сжатым ртом. Уцепившись по ноге, они дёрнули. Мартин вырвался из окна и шмякнулся на пол с отвратительным звуком. Как только он освободил проём, я метнулась к окну. На жуткий миг рука не послушалась — я застыла, парализованная страхом, что холодные пальцы обхватят запястье, стоило мне потянуться к раме.

«Они сделали своё. Теперь твоя очередь».

Тянусь — и краем глаза вижу женщину за окном — неподвижную, молчаливую, на расстоянии всего нескольких шагов. Я позволила глазам расфокусироваться, не подавая виду, что заметила её, — разве что сердце колотилось так, что, казалось, звенело в комнате.

Я резко захлопнула окно, опустила жалюзи на её чудовищный силуэт. И лишь тогда позволила себе вдохнуть и повернулась к следующей проблеме.

Снаружи видимых повреждений почти не было — лишь струйки крови, сочившиеся из ушей Мартина и запачкавшие плечи его свитера. И ещё его глаза. Широко распахнутые и остекленевшие, застывшие в ужасе — последнем, что он увидел.

— Что мы с ним будем делать? — коротко спросила Мэри. — Вызываем полицию?

— И что скажем? — спросила я.

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Скажем, что он свалился?

— И как объяснить, что мы ждали несколько часов, прежде чем звать помощь? — Я обхватила себя руками, меня знобило. — Они начнут копаться, что мы тут делаем, а там, гляди…

— Нас упекут в больницу, — закончила Мэри.

— В лучшем случае, — прошептала я.

— Я устрою, — сказал Стивен. Он смотрел на тело Мартина, бледный и липкий.

— Это опасно, — предостерегла Мэри.

— Я справлюсь, — резко сказал он, проводя дрожащей рукой по губам. — Иначе бы не предлагал.

Я замялась.

— Тебе нужна компания или лучше, если мы…?

— Предпочтительнее приватность.

На когтеточке Эд, наконец, умолк, но уставился на Стивена своими фонарными глазами, хвост нервно дёргался.

Провожая Мэри к кладовке, я услышала за спиной хриплый оклик Стивена:

— Проведите соляную линию. На всякий случай.

Мы юркнули внутрь, где нас уже ждали Дафна и Пит, она крепко обнимала его за плечи. Они мельком взглянули на нас, прочитали по лицам неладное и поспешно отвели взгляд.

Поворачивая, чтобы закрыть дверь, я успела увидеть Стивена — его челюсть разомкнулась и опустилась к груди, зубы вытянулись в клыки. Он двинулся к Мартину, вытянув когтистые руки.

Я захлопнула дверь и потянулась за солью.


Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Показать полностью 1
62

Внимание: на борту неопознанный пассажир

Это перевод истории с Reddit

Я много раз ездила поездом из Делавэра в Вашингтон. Отправление из Уилмингтона в 19:53, прибытие в 21:36. Билеты дешёвые, и к этому времени вагон почти пустой. Идеально.

Сегодня всё было так же. Я, как обычно, села у окна и читала, пока поезд мягко покачивался.

Но минут через двадцать после отправления включилась громкая связь под потолком.

«Внимание: на борту неопознанный пассажир».

Я подняла глаза.

Что?

Неопознанный пассажир?

Я оглядела вагон. Помимо меня была только та самая женщина средних лет, которую я заметила при посадке, — сидела несколькими рядами позади. Она тоже подняла голову, растерянно глядя в потолок.

Что за чёрт?

И голос был другой. Не привычный глуховатый мужской, а женский, монотонный и механический.

Они что, имеют в виду, будто в поезд сел какой-то серийный убийца? У меня похолодело в животе. Но разве в таком случае не сказали бы что-нибудь посерьёзнее? Типа «прячьтесь», «делаем экстренную остановку»? Это звучало почти как… объявление о безбилетнике?

Я посмотрела вперёд, на табло. Вместо следующей станции на нём бежала строка:

НЕОПОЗНАННЫЙ ПАССАЖИР НЕОПОЗНАННЫЙ ПАССАЖИР НЕОПОЗНАННЫЙ ПАССАЖИР

Буквы скользили мимо снова и снова, дёргаясь оранжевыми пикселями.

Может, речь о каком-нибудь русском шпионе? Или это просто сбой?

Я уставилась на оранжевые буквы. НЕОПОЗНАННЫЙ ПАССАЖИР…

Написала парню: «Поезд объявляет, что на борту неопознанный пассажир?? Очень странно. Наверное, фейк, да? Или мне выйти?»

Он ответил сразу: «Это реально странно. Наверное, выйди. Я смогу на следующем поезде к тебе — ты где?»

Я открыла карты и посмотрела местоположение. Мы были в нескольких минутах от Абердина. Помедлив секунду, я схватила сумку. Скорее всего, это просто какой-то глюк, но я не собираюсь сидеть как утка на пруду. Я повернулась в проход—

И прямо передо мной стояла женщина. Та самая, из задней части вагона. Я вздрогнула и стукнулась головой о багажную полку.

«Извините, не хотела вас пугать, но… вы знаете, что происходит?» — спросила она.

Я покачала головой.

«Это… это, должно быть, какая-то шутка, да? Что значит “неопознанный пассажир”?»

«Не знаю. На всякий случай я выйду». Я протиснулась мимо неё в проход и направилась к тамбуру между вагонами.

«Хорошая идея», — сказала она. Поспешила к своему месту и начала собирать вещи.

Я нажала на кнопку двери и шагнула в тамбур. Металлический пол дрожал под ногами. За окном была сплошная чёрнота, и только один маленький огонёк мерцал вдали.

Дверь за моей спиной открылась, и женщина вошла, прижимая сумку к груди, как щит. «Мне утром надо быть на свадьбе дочери, — пробормотала она, поправляя пепельно-русые волосы. — Мы только наладили отношения… если я опоздаю хоть на минуту…»

Я взглянула в окно в следующий вагон. Там было пусто, если не считать одного мужчины в передней части. Я видела только верхушку его головы, торчащую над спинкой. Он не собирал вещи и вообще не шевелился. На секунду мне показалось, что мы преувеличиваем.

Нет. Вот так люди и попадают в беду. Когда не меняют план, хотя в голове уже орут сирены. Как только что-то не так — уходи, точка. Этому мама меня научила давно.

Поезд покачивало и трясло. Вдали росли огни, мерцая в темноте. Мы приближались. Я подошла ближе к двери и уставилась в маленькое квадратное окно. Огни становились всё крупнее.

В поле зрения медленно выполз перрон—

Приземистое кирпичное здание, тёмные окна—

Серебристая вывеска: ABERDEEN STATION—

Мы пронеслись мимо.

Я уставилась в окно. «Мы только что прошли станцию».

«Нет… что… правда?»

Я кивнула.

Не успела я ничего сказать, как снова щёлкнула связь.

«Внимание, пассажиры. Пожалуйста, оставайтесь в своих вагонах до конца поездки. Спасибо».

Тот же женский голос. Монотонный, медленный.

«Что за чёрт?» — прошептала женщина.

Я взглянула через окно в следующий вагон. Мужчина всё так же сидел, абсолютно неподвижно.

Нет, постой — не неподвижно.

Когда поезд вошёл в поворот, его голова качнулась и повисла на плече. Вяло. Будто он…

Я бросилась обратно к двери нашего вагона и ударила по кнопке. Дверь задрожала и распахнулась, и мы проскользнули внутрь.

«Тот мужик… с ним что-то серьёзное…» — я едва смогла выдавить слова.

«Я знаю. Ты думаешь, он…» Она не смогла договорить.

«Это… выглядело примерно так».

Я оглянулась на дверь в тамбур. Там по-прежнему пусто, но табло над дверью теперь показывало:

ОСТАВАЙТЕСЬ В СВОЁМ ВАГОНЕ ОСТАВАЙТЕСЬ В СВОЁМ ВАГОНЕ ОСТАВАЙТЕСЬ В СВОЁМ ВАГОНЕ

«Что нам делать?»

Я достала телефон и набрала 911. Мы заговорили с женщиной одновременно—

«Мы в поезде—»

«Кто-то мёртв—»

«Поезд не останавливается—»

«Только что прошли Абердин—»

Оператор сказала, что отправит к нам людей. Но в глубине души я понимала — что они вообще могут сделать? Если тот, кто ведёт поезд, не остановит его. Как полиция вмешается? Перекроет путь? И, возможно, убьёт нас в аварии?

Я уставилась в окно. За ним пролетали золотые огни — огни пригородов — и снова уходили во тьму. Я сглотнула. «Скажи… выжить, если выпрыгнуть из движущегося поезда, нельзя, да?»

«На такой скорости — вряд ли», — ответила она.

Тишина навалилась на нас.

«Мы можем… можем спрятаться в туалете, — сказала она. — Там есть замок. Это нас защитит—»

«На табло написано “оставайтесь в вагоне”, — сказала я, указывая вперёд.

— И ты веришь тому, кто это пишет?»

«Двери в туалете хлипкие, — сказала я. — Если кто-то захочет до нас добраться, доберётся».

Я закрыла глаза и провела ладонями по лицу. А вдруг мы просто зря паникуем? Может, тот мужик — просто спал. Может, станцию проскочили по какой-то другой причине. Может, это и правда обычный глюк—

Над головой заморгали лампы.

А потом погасли.

«Какого чёрта?!» — всхлипнула я.

В вагоне остался только оранжевый свет табло в передней части. Оно всё ещё мигало тем же:

ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ

«Это безумие», — прошептала женщина.

Я написала парню: «Свет вырубился, мы позвонили 911, я не понимаю, как они нас снимут с поезда».

Отправила и закрыла глаза.

«Постой. Темнота — может, это нам даже на руку, — сказала женщина. — Прятаться проще. Каковы шансы, что он нас найдёт во всём поезде?» Она присела. «Под сиденья мы, наверное, не влезем—»

«Сзади есть лавки. Думаю, мы туда поместимся».

Я осторожно двинулась по темноте, ощупывая тканевые спинки по обе стороны. Мы дошли до последнего ряда — там сиденья стояли друг напротив друга, как маленькие купе, с просветом посередине. Я сползла в щель между сиденьями и втиснулась под первую лавку. Женщина сделала то же, под вторую.

Мне стало жарко. Ковёр царапал руки. Металл сиденья упирался в голову. Я подогнула ноги и отползла, чтобы голова не торчала в проход. Спрятались мы неплохо.

Но…

Если тот, кто всё это устроил, найдёт нас… убежать нам будет некуда.

Мы в ловушке.

Мы лежали под сиденьями целую вечность. Вагон качало и кидало. Волосы падали мне на лицо. Ноги ныли. Я знала, что Гарри, наверное, пишет мне, но телефон стоял на беззвуке и глубоко лежал в кармане. Выгнуться, чтобы достать его, я не могла. Да и не хотелось — вдруг кто-то пойдёт мимо, а экран загорится и нас выдаст?

Меня вырвал из забытья скрежещущий звук открывающейся двери.

Нет.

Нет-нет-нет.

Я вслушалась. На дальнем конце вагона послышались мягкие, глухие шаги. Медленные и размеренные. Тихие. Как у хищника, подкрадывающегося к добыче.

Шаги становились громче.

Я задержала дыхание.

Туп.

Перед моим лицом остановилась чёрная кожаная мужская туфля.

Нет.

Она блестела в оранжевом свете. Будто была мокрой.

Лёгкие горели.

Пожалуйста, не смотри. Пожалуйста. Пожалуйста.

Иди. Проходи мимо.

Иди. Иди. Иди.

Она застыла на ковре в нескольких сантиметрах от моего лица.

Потом — ещё шаг. И ещё.

Дверь позади нас задрожала и открылась.

И закрылась.

Я выпускала воздух короткими, беззвучными толчками. Потом вдыхала как можно медленнее. Он прошёл мимо. Мы в порядке. Всё хорошо.

Я повернула голову к женщине. По ее лицу текли слёзы. «Всё нормально. Он нас не заметил», — прошептала я.

Её рот приоткрылся. Губы дрожали.

«Всё нормально», — повторила я, но она даже не моргнула.

И тут я поняла: она смотрит не на меня.

Она смотрит мимо меня.

Я обернулась.

Кровь похолодела.

У двери что-то прижимало лицо к окну. Стекло запотело от его дыхания.

Нет.

Тот, кто прошёл мимо нас… это был не он.

То был всего лишь другой пассажир. Пытающийся вести себя тихо, пытающийся спрятаться. Может, даже тот самый мужчина, которого мы приняли за мёртвого—

А неопознанный пассажир был там, в окне. Глаза — чёрные провалы. Кожа — мертвенно-белая. Его лицо едва подсвечивалось мерцающим оранжевым светом табло, на котором теперь бежало: НЕ БЕГИТЕ НЕ БЕГИТЕ НЕ БЕГИТЕ…

Вот кто был неопознанным пассажиром.

Женщина выползла из-под своего сиденья. «Нет!» — прошептала я, но она уже ударила по кнопке открытия двери. Та медленно заскрежетала и поползла в сторону, и женщина начала проскальзывать—

Дверь с другого конца распахнулась.

Быстрые шаги.

Сбивчивые, судорожные, бегущие.

Я увидела мелькнувшие босые ступни — и босые руки — шлёпающие по ковру.

Через секунды оно пронеслось мимо меня в следующий вагон. Ещё до того, как дверь успела закрыться.

Послышался приглушённый крик.

А потом — тишина.

Нет.

Нет-нет-нет.

Я прикусила губу, чтобы не расплакаться. Я знала, что она мертва. Убежать у неё не было и шанса. Я крепко сжала глаза. Пыталась вытолкнуть всё это из головы. Молчи. Оно убежало дальше. Нужно только дотерпеть, пока—

Сссчлллп.

Дверь открылась.

Белые, голые руки на ковре, блестящие чем-то тёмным. Следом — босые ноги. Боже, она на четвереньках. Дёргано, паукообразно она двинулась вперёд и оказалась возле моего сиденья.

Она знает, что я здесь.

Нет-нет-нет.

Я задержала дыхание, когда её бледные лодыжки согнулись под подолом белого платья. Когда она начала опускаться.

В поле зрения сползли длинные тёмные волосы, скользя по полу.

Всё больше волос, по мере того как она наклоняла голову, чтобы заглянуть под сиденье—

Она остановилась, не донеся лицо. Я видела линию роста волос. Лоб. Она свесила голову вниз, повиснув вверх ногами в нескольких сантиметрах от моего лица.

И застыла там.

Ждала.

Я видела, как всем телом она едва заметно движется при каждом вдохе. Слышала высокий, сиплый свист её дыхания. Капля крови сорвалась и упала на её бледную руку.

Но лица она не показала.

Лёгкие готовы были взорваться. Но я заставила себя не дышать. Не шевелиться. Я смотрела на волосы, на кровь на её руках, на грязно-белое платье, касающееся щиколоток—

С протяжным скрипом она выпрямилась.

Дверь раздвинулась, и она исчезла.

Я хватала воздух судорожными глотками. Лёгкие горели. По щекам текли горячие слёзы. Я не чувствовала ни голеней, ни ступней.

Нельзя уходить.

НЕ БЕГИТЕ НЕ БЕГИТЕ НЕ БЕГИТЕ. Так было на табло. Я останусь здесь в темноте навсегда, даже если каждый нерв в теле кричит от огня.

Не знаю, сколько я пролежала, скорчившись под сиденьем. Старалась дышать как можно тише. Колющие иголки поднимались по ногам. Голова раскалывалась. Руки немели.

Но поезд начал замедляться.

Лампы замигали и снова загорелись.

И связь зашипела. Мужской голос, как обычно:

«Подходим к Юнион-стейшн».

Я выбралась из-под сиденья только, когда поезд дёрнулся и остановился. Всё тело было деревянным, горящим от боли. Я выползла в проход. Доковыляла до двери и вышла на платформу. Казалось, я едва могу идти.

Яркий свет ослеплял. Щёлкали каблуки, гудели голоса, по бетону катились колёсики чемоданов. Где-то наверху динамик объявлял отходящий поезд.

Но, оглянувшись, я поняла, что из моего вагона больше никто не вышел.

Только я.

И я не заметила волос, пока не дошла до здания вокзала.

Длинный чёрный волос обвивался вокруг моего запястья.

А кожа под ним вздулась и покраснела — всюду, где этот волос касался меня.


Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Показать полностью 2
40

Леший

Самая моя первая зарисовочка. Написал еще до того, как сформировал хотя бы общее представление о БЗАК.


— В Зоне вообще никогда и ни к чему нельзя быть готовым. Тварей тех же — тьма. Взять хотя бы лешего, — в очередной раз талдычил мне Дамир.

Грузовик с гуманитаркой, в кунге которого сидели мы с проводником Дамиром по прозвищу Кум, ощутимо так потряхивало на убитом асфальте. Дамиру, однако, это не доставляло никаких неудобств: он спокойно жевал булку и с набитым ртом рассказывал мне о ожидающих нас опасностях.

Однако. Сколько всего я прочитал перед поездкой в ЗАК, сколько информации перелопатил, но про лешего не слышал.

— Что еще за леший? Как в сказках?

Леший

Кум фыркнул.

— Какие к черту сказки?! Смотри. Вот, положим, идешь ты по лесу, смотришь, ни аномалий тебе, ни зверья поганого. — продолжил он. — Бодро идешь, насвистываешь себе песенку. Положим километр ты прошел, да? И нет никого.

— И такое бывает? — с неподдельным любопытством спросил я. Мне на каждом шагу рассказывали, пытаясь отговорить от поездки, что в ЗАКе даже смотреть в сторону нельзя, да и дышать можно только через раз: аномалии перекрутят, мутанты сожрут.

— Дослушай! — Кум дожевал булочку и шумно проглотил. — Идешь ты по чистому лесу и, вдруг замечаешь, среди деревьев непонятный огромный холм из разлагающихся людей и мутантов...

Брр, представил. Картина так себе. Но назвался груздем, лезь в пекло, что уж тут.

— ...Все это смердит, периодически шевелится. Некоторые еще живые, но вырваться не могут из-за покрывающей холмик полупрозрачной слизи.

— Представил. Жутко. — признался я. — Но я не понял немного. Этот холм потом набрасывается на тебя и как колобок...

— Опять ты про сказки! — перебил он меня. — Какой к черту колобок?! Не, брат, там все гораздо страшнее. И колобки другие есть. Так вот. Увидел ты этот ком и больше оттуда никогда не уйдешь.

— В смысле? Парализующий газ? Что-то усыпляющее? Ментальное воздействие? — начал я перечислять варианты.

— Споры, — откинул в сторону все мои предположения Кум. — В каком-то радиусе от этого собрания гнили и слизи деревья и даже почва заражены грибком. Вдохнув его ты не сможешь найти дорогу обратно и, в каком бы направлении ты не двигался, в любом случае будешь приходить обратно.

Я молчал, ждал пока проводник дожует свою булку.

— И в итоге ты просто подохнешь от обезвоживания. После этого ком с мертвечиной медленно-медленно подползет к твоему остывающему трупу и добавит тебя в свой список для переваривания. Уйти оттуда можно только, если есть антидот, который делают местные и в очень ограниченных количествах. Вот что такое леший, — завершил Кум рассказ.


Хей-хей, а почему бы и не заделиться самой первой мыслью на бумаге, да? Да. Вероятно, когда-нибудь, будет книга с этим ГГ, но абсолютно ничего не обещаю. Даже концепта пока нет. Так шо отдыхаем-выдыхаем и доживаем воскресенье вместе со ссылочками)

https://author.today/u/nikkitoxic

https://t.me/anomalkontrol

https://vk.com/anomalkontrol

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!