Солнечное утро разливалось по мокрому асфальту. Лесная дорога, блестящая после недавно прошедшего дождя, тянулась сквозь деревья, окутанная свежестью нового дня. Черный Nissan неторопливо катился вперед, рассекая лужи. В салоне мирно посапывал маленький Тимка, свернувшись калачиком на заднем сиденье. Рядом с ним, откинув голову на подголовник, дремала Аня — мама Тимки. Прядь её золотистых, словно солнечные лучи, волос спадала на веснушчатую щеку, поблескивая в утреннем свете.
Андрей не хотел этой поездки. На работе дел было невпроворот и последние дни он возвращался домой глубоко за полночь, мечтая о том, что спокойно проведет выходные перед телевизором, с пивом в одной руке и пультом в другой. Но этим планам не суждено было сбыться.
Как всегда, вмешалась тёща. — Надо помочь с перестановкой, — заявила она в трубку, не оставляя выбора. — Спина у Сергея больная, кто, если не ты? Андрей тяжело вздохнул. Сергей, Анин брат, вечно находил тысячу причин, чтобы уклониться от любой работы. “Лентяй и бездельник”, — мысленно буркнул он. Но спорить было бесполезно. Аня смотрела на него с такой мольбой в глазах, что отказать было невозможно.
— Ладно, — буркнул он, сдаваясь.
Аня тут же засияла улыбкой, и Андрей, пусть нехотя, но почувствовал себя немного лучше. Все-таки бабушке и дедушке будет приятно увидеть внука. Да и свежий воздух всем только на пользу.
Они выехали ранним утром, чтобы не застрять в пробках. Когда город остался позади, Аня и Тимка уснули. Андрей ехал спокойно — гонять он не любил, да и старенький Nissan явно не был гоночным болидом.
Дорога вилась между высоких сосен, и в какой-то момент Андрею показалось, что вдалеке, за поворотом, что-то мелькнуло. Он моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд.
И вдруг впереди, прямо на трассе, появилась фигура.
Андрей резко дёрнул руль влево, пытаясь избежать столкновения.
Он вскочил, тяжело дыша. Сердце бешено колотилось в груди, гулко отдаваясь в ушах.
Комната тонула в полумраке. За окном серел рассвет, тиканье часов наполняло тишину размеренным стуком, но внутри него самого звучал лишь гул прошедшего кошмара.
Он медленно повернул голову в сторону пустой половины кровати. Там, где еще год назад спала Аня.
Андрей протянул руку, провел пальцами по холодной ткани, словно надеясь ощутить тепло, которое давно исчезло. В глазах защипало. Он сжал кулак, не позволяя себе слёз.
Рядом стояла детская кроватка.
Андрей закрыл лицо руками, рухнул на подушку.
Да он и не хотел никого прощать.
Похороны прошли без него. В тот день он еще лежал в больнице, прикованный к койке. Врачи буквально собирали его по кускам. Несколько месяцев адского восстановления, бесконечные операции, боль, отчаяние. А потом – он заново учился ходить.
Но зачем и для кого ему теперь ходить?
Резкий дверной звонок вырвал Андрея из тяжёлых мыслей. Он медленно поднялся с кровати, хромая направился к двери.
“Кого ещё черти принесли в такую рань?” — раздражённо подумал он, бросая взгляд на часы.
Подойдя к двери, он заглянул в глазок.
Снаружи стоял невысокий паренёк в кепке без козырька и с рюкзаком за плечами.
— Кто? — спросил Андрей, нахмурившись.
— Я ничего не заказывал, — начал он злиться.
— Мне сказали передать вам. А если не возьмёте — оставить под дверью.
Андрей тяжело вздохнул и, нехотя отодвинув засов, открыл дверь. Курьер протянул ему чёрную глянцевую коробку.
— От кого? — хотел было спросить Андрей, но, подняв глаза, увидел, что парень уже исчез.
Андрей нахмурился, оглядел лестничную площадку, но вокруг никого не было.
Захлопнул дверь, прошёл на кухню и сел за стол. Коробка была гладкой, без опознавательных знаков, странно тяжёлой и очень холодной. Он повертел её в руках, затем медленно приоткрыл.
Ровный, чёткий почерк. Незнакомый.
Андрей сглотнул, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
“Тебе нужно вернуться домой, Андрей.”
Он перечитал строчку несколько раз, не понимая, что это значит.
Это какая-то глупая шутка? Жестокая, мерзкая.
“Кто-то решил посмеяться над моим горем?!”
Сжав письмо в кулаке, Андрей не раздумывая, выбросил его вместе с коробкой в мусорное ведро.
Он тяжело выдохнул, провёл рукой по лицу. Руки дрожали.
Уже месяц он не выходил из квартиры.
После выписки из больницы первым делом поехал на кладбище. Целый день просидел там, у их могил, не замечая, как солнце сменилось сумерками. Когда вернулся домой, дверь за ним закрылась – и с тех пор он так и не пересёк порог.
Курьерские службы делали своё дело. Продукты? Под дверь. Документы? В госуслугах.
“А если бы понадобилось ещё что-то? Например… гроб?”
Аня не простила бы ему этого.
Он резко поднялся, направился в ванную. Включил свет и замер, глядя в зеркало.
Перед ним стоял заросший, осунувшийся мужчина. Жирные волосы, засаленный халат, колючая щетина, в глазах — пустота.
Он провёл рукой по щеке, ощущая щетину.
— Бомж… — пробормотал он, и горькая усмешка исказила его лицо.
“Когда я в последний раз мылся?”
Андрей резко выдохнул. Станка не оказалось, но это уже не имело значения.
Аня и Тим не хотели бы, чтобы он сгнил в этой квартире.
Дождавшись открытия магазина, Андрей вышел на улицу. Солнце показалось чересчур ярким, резало глаза, заставляя их слезиться. А воздух… Он был таким свежим, что казалось, будто лёгкие не справляются с его чистотой. Дышать было больно, непривычно, как после долгого пребывания в бане.
Андрей прошел через двор, отметив про себя неестественную тишину. Ни одного человека. Никто не выгуливал собак, не торопился по делам. Подозрительно пусто.
Он свернул за угол дома и замер от удивления.
Дорога перед ним тоже была пустой. Ни одной машины.
“Наверное, и к лучшему”, — подумал он, сглотнув подступивший комок к горлу. Последние воспоминания, связанные с автомобилями, были для него слишком тяжелыми.
В магазине тоже было пусто.
Ну, конечно. Кто, кроме него, мог прийти сюда в такую рань? Небритый австралопитек, выбравшийся из своей пещеры, чтобы… побриться.
Андрей прошел вдоль полок, набрал лапши быстрого приготовления, сосисок, пива и направился к кассе.
За кассовым аппаратом сидела Катя, дородная женщина, с которой он был знаком уже много лет.
Он выложил покупки на ленту, машинально сдернул со стойки пачку станков и поздоровался.
Катя смутно улыбнулась и опустила глаза.
Он не любил, когда его жалеют. В этом не было смысла. Слова сочувствия звучат пусто, когда человек не может понять твою боль. Иногда молчание лучшая поддержка .
— А почему народу нет? — спросил он, разрывая затянувшуюся паузу.
— Все дома сидят. И вам… нужно домой.
— Вам нужно вернуться домой. Все дома, и вам нужно домой?
У него похолодело внутри.
Схватив пакет, он развернулся и поспешил к выходу.
— Прощайте, Андрей, — раздалось у него за спиной.
Катя сидела так же, как и прежде, но её лицо…
Полдня Андрей приводил себя в порядок — побрился, постриг ногти, наконец-то принял душ. Одежда больше не пахла затхлостью, но сам он всё ещё чувствовал себя грязным. Остаток дня он пил пиво и смотрел телевизор, впадая в какое-то вязкое, почти забытое состояние, где время теряло смысл.
К вечеру его разморило, и он уснул тревожным сном.
…Ему снилась Катя - кассирша из продуктового.
Она кричала на него, гнала домой, её голос был резким, требовательным, но слова тонули в гуле, словно доносились из-под воды.
Когда он повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо, замер.
Вот что его смущало в магазине.
Ни глаз. Ни рта. Ни носа.
Гладкая поверхность, словно у манекена.
Но тогда откуда доносился её голос?
Андрей попятился, он хотел убежать, но не мог — воздух вокруг стал густым, липким, как патока.
Он развернулся — и перед ним возник курьер.
Тот самый, что принёс ему чёрную коробку.
И у него тоже не было лица.
— Вы уже прочитали письмо? — раздался голос откуда-то.
Андрей задохнулся от ужаса.
— Тогда почему вы ещё не дома?
Последнюю фразу что-то сломало.
Голос исказился, словно зажеванная плёнка, дребезжащий звук пробежался по его позвоночнику ледяными пальцами.
Лицо курьера-манекена начало плавиться, как растопленная карамель, стекать вниз.
Андрей вскрикнул и проснулся.
Комната была темной, только экран телевизора рябил белым шумом.
И тут он почувствовал чье-то дыхание
Слева от него кто-то сидел.
Он медленно повернул голову — и обомлел.
Рядом с ним, прямо на краю дивана, сидела Аня.
Она смотрела в экранную рябь, не моргая, её лицо было спокойным и неподвижным.
Андрей задохнулся. Грудь сдавило, в глазах защипало.
— Аня? — дрожащим голосом произнёс он, не веря своим глазам.
Его пальцы дрогнули, он потянулся к её щеке.
Андрей заплакал, Год. Целый год он не видел ее, такую родную, такую любимую.
Он схватил её руки, обхватил их, прижал к своему лицу, чувствуя тепло.
— Тебе пора домой. Прошептала Аня.
— Я ничего не понимаю… Почему мне сегодня все твердят, что мне пора домой? Я же уже дома!
Аня гладила его по голове, её ладонь была мягкой, такой настоящей.
— Нет, милый. Тебе пора домой.
Он смеялся сквозь слёзы, цеплялся за неё, боялся отпустить.
— Поеду, солнышко. Только скажи куда, и я хоть на Луну, хоть на велосипеде, хоть на самокате…
Аня склонилась к нему, её губы коснулись его лба.
— Тебе нужно в Алексеевку, к моим родителям.
Андрей замер, собираясь что-то сказать…
Но всего лишь на мгновение моргнул.
В комнате снова был только он и белый шум телевизора.
Тут всё, что он сдерживал весь год, прорвалось наружу.
Он плакал, судорожно хватая ртом воздух, захлёбываясь рыданиями.
И о том, что всё-таки поедет.
Андрей сел на первый же автобус до Алексеевки.
Ничего необычного – стандартный пригородный рейс, буханка заполненная пенсионерами с тележками направляющимися на дачи.
Он нашел свободное место рядом с стариком в клетчатом пиджаке и стильной кепке. Прям как у “Острых козырьков”, мелькнуло у него в голове.
— Сергей Михалыч, — представился старик, протягивая руку.
Ему не хотелось разговаривать, мысли всё ещё путались после того, что случилось накануне.
Но старик, кажется, был настроен на беседу.
— А вот скажи мне, паря… Если бы с тобой случилось что-то такое, чему бы сам не поверил? Ты бы потом жить начал по-другому?
— Не совсем понимаю, о чём вы.
— Ну, вот представь, умер ты, а потом ожил. Поменялась бы твоя жизнь? Начал бы ты смотреть на неё иначе?
Андрею становилось не по себе.
— Я не понимаю, к чему этот разговор.
— Представь, что весь автобус — мертвецы, - не унимался старик. —Что всем нам уже не жить. Но вдруг автобус останавливается, и тебе говорят: “Друг, ты раньше времени к нам запрыгнул.”
И водитель открывает дверь, чтобы ты вышел.
Ты бы ценил свою жизнь больше после этого?
— Вот и я об этом, - отвернулся к окну старик и замолчал.
До конца маршрута они больше не говорили.
Автобус покачнулся и остановился.
— Конечная, крикнул водитель.
Старик похлопал Андрея по плечу.
Водитель перегнулся через подлокотник и хрипло повторил:
Андрей встал и направился к выходу.
И вдруг заметил – никто, кроме него, не двинулся с места.
Автобус был заполнен людьми, но ни один из них даже не собирался выходить.
— Ну чего стоите? Конечная же, выходите!
Водитель медленно повернул голову, и посмотрел на Андрея, его глаза были пустыми.
Андрей вывалился из автобуса.
Пятачок перед кладбищем был затянут густым туманом.
Он обернулся, взглянул на автобус и застыл.
За стеклом сидел только водитель, который продолжал смотреть на Андрея мёртвым взглядом.
Андрей пересилил себя и зашагал через кладбище.
Путь к дому Аниных родителей лежал именно так.
Туман сгущался, окутывая всё плотным серым коконом.
Андрей брёл, разглядывая надгробия, пока его взгляд не выхватил один памятник.
Тот самый, что сидел с ним в автобусе, смотрел на Андрея с надгробной плиты.
“От любящих детей и внуков.”
Андрей почувствовал, как ледяной комок скользит по его позвоночнику.
Туман стал невыносимо густым, едва ли видно было дорогу перед собой.
Но вот он шагнул на посёлковую дорогу…
И тут раздался оглушительный сигнал.
Андрей обернулся — прямо на него мчался КАМАЗ.
Ну вот и всё — подумал он,
Глаза ослепил яркий свет фар.
Вместо этого раздались голоса.
— Мама, мама смотри! У папы рука шевелилась!
Первым, Андрей услышал голос Тимки.
А потом появился – третий голос, совсем ему незнакомый.
— Евгений Степанович! «Идите сюда!» —говорила медсестра
— Доктор! Папа глаза открыл! - радовался Тимка.
Андрей поморщился, луч солнца бил прямо ему в глаза.
Над ним склонился бородатый мужчина в белом халате.
— Как вы себя чувствуете, Андрей?
— Вы почти полгода пробыли в коме.
Андрей пытался понять, что произошло.
Вот о чём говорил старик.
Он глубоко вдохнул, сглотнул подступивший к горлу ком и с дрожью прошептал:
