Финляндию присоединили к Российской империи в 1809 году, по итогам последней в истории русско-шведской войны. Впервые Суоми обрела хоть и частичный, но суверенитет. Включение страны в состав империи было оформлено посредством личной унии, а сама Финляндия стала Великим княжеством.
Февральские события, в отличие от революции 1905 года, слабо повлияли на финляндское общество. Политики видели в сложившихся обстоятельствах возможность для реформирования автономии и завоевания большей независимости от Петрограда. При этом разгул матросов, зачастую устраивавших охоту на морских офицеров, шокировал многих из них.
Уже с февраля 1917 года в Финляндию прибывало всё больше русскоязычных. На фоне политической нестабильности из Петрограда в соседнее Великое княжество бежали в основном владельцы дач, рассчитывавшие переждать революционное лихолетье в непосредственной близости от столицы. Примечательно, что Финляндию использовали в качестве ближайшей к Петрограду безопасной базы и революционеры. Владимир Ленин в 1906 и 1917 году находился в Суоми и с помощью финских товарищей успешно скрывался от преследования
Тем не менее беглецов от Февральской революции было немного: их общая численность не превышала трёх тысяч человек. Некоторые из них использовали Финляндию в качестве транзитного пункта в Западную Европу. В Гражданскую войну этот путь стал весьма популярным среди тех, кто позже покидал родину. Они выезжали в Париж, Берлин, Лондон — будущие центры эмиграции.
После Октябрьской революции и начала Гражданской войны в 1918 года поток беженцев в Финляндию усилился. Бежавшие в Суоми делились на несколько групп. Военные направлялись через Финляндию к центрам Белого движения. Крестьяне, в основном карелы и ингерманландцы, переходили границу, спасаясь от продразвёрстки и боевых действий, развернувшихся на приграничных территориях. Бывшие царские чиновники и интеллигенция устремились из Петрограда в Финляндию летом 1918 года, вынужденные покинуть родные дома из-за начавшегося красного террора и тяжёлого продовольственного положения в городе.
В Финляндии пришельцам были не рады. В завершившейся гражданской войне на стороне красных выступили тысячи русских, а националисты активно раскручивали неприязнь к восточному соседу. В Финляндии выходили постановления о принудительной высылке эмигрантов обратно в Советскую Россию. Для многих из них это означало смерть. Но, несмотря на такое отношение соседей, тысячи русских пытались попасть в Суоми.
Осталось большое число свидетельств участников событий о том, как именно они переходили границу и как их встречали финны. Эмигранты пересекали границу пешим путём при помощи местных жителей, которые знали особые «ходы» на другую сторону. Конечно, за услуги проводников приходилось платить, стоимость зависела от срочности дела и самооценки проводника. Другие пытались попасть на территорию Финляндии через Финский залив на лодках и катерах, в зимнее время — прямо по льду, что сопровождалось большими опасностями для жизни. В Суоми, правда, их ждали долгие дни и недели в тюрьмах в ожидании дальнейшей судьбы. Однако при наличии более-менее крупной суммы денег проблема решалась довольно просто.
Большевики начали ставить препоны гражданам, желающим выехать за рубеж, сразу после прихода к власти, — рассказывает историк Владислав Соколенко. — Уже 21 декабря 1917-го появилась инструкция: на выезд из страны нужно разрешение комиссариата по иностранным делам либо иностранного отдела Комитета внутренних дел. А 3 декабря 1920 года был выпущен декрет, по которому загранпаспорт можно оформить, лишь получив «добро» в ВЧК.
Следующим этапом стали правила, вступившие в силу с 1 июня 1922 года. Теперь для выезда за границу требовалось разрешение наркомата иностранных дел. В «Положении о въезде и выезде из СССР», принятом 5 июня 1925-го, все зарубежье объявлялось «враждебным капиталистическим окружением». Данная формулировка еще более усложнила порядок выезда.
Одновременно с ужесточением требований к выезжающим за рубеж заметно выросло количество пытающихся нелегально покинуть Совдепию. Исследователи объясняют такую тенденцию введением в СССР более суровых правил внутренней политики и сворачиванием НЭПа.
Великое княжество Финляндское получило независимость вскоре после Октябрьской революции, в 1918 году. Через вновь образовавшуюся госграницу началось активное передвижение людей. Среди них много было нелегалов.
Судя по всему, первый побег в суверенную Финляндию предприняли русские летчики. 11 апреля 1918-го с комендантского аэродрома под Петроградом поднялись четыре «Ньюпора», которыми управляли бывшие офицеры царской армии. Вскоре они благополучно приземлились на финской территории.
Самым массовым «самодеятельным» переходом из России в Финляндию стало бегство туда участников Кронштадтского восстания весной 1921-го. По льду залива с мятежного острова, атакованного Красной армией, ушли к финнам более 6000 моряков.
Среди нелегалов встречались люди, еще недавно стоявшие у власти в России, члены семей известных предпринимателей.
Один из создателей кадетской партии Иосиф Гессен вспоминал:
«…Грубые окрики, испытующие взгляды, многозначительное покачивание головой при недоверчивом сопоставлении паспортной фотографии с оригиналом, — всё это производило столь внушительное впечатление, что можно было усомниться в себе самом: чёрт возьми, а быть может, я и в самом деле агент большевиков!»
Группа людей, среди которых был племянник философа Дмитрия Мережковского, Борис, в сентябре 1921 года перебралась через Финский залив на территорию Финляндии. Они были заключены в выборгскую тюрьму, откуда сообщали:
«Моральное состояние наше ужасное. Для большинства возвращение в Россию к большевикам грозит расстрелом и тюрьмой, а мы видим, что нас не понимают — думают, что мы большевики и хотим ехать обратно».
Барон Николай Врангель, отец знаменитого лидера Белого движения, также сообщал о впечатлениях об эмигрантах, бежавших из Советской России в Финляндию:
«Я встретил некую даму, которая с ребёнком на руках, прячась днём в кустарниках, шла восемь суток и, в конце концов, добралась до цели, но одна — девочка умерла в пути от переохлаждения. Летом прибыл мужчина с женой, переплывший ночью залив, одежда свёрнута в узелок на спине. Привезли людей, которые часами прятались в соломе, другие приплыли на лодках. Знакомый офицер пришёл пешком из Казани, в кармане на всю дорогу — всего двадцать пять рублей».
В 1918 году финские власти насчитали около трёх тысяч пересёкших восточную границу. В последующие годы число эмигрантов увеличивалось. В следующем году их численность возросла до 15 тысяч человек, а в 1921‑м — перевалила за 30 тысяч. Последний резкий всплеск был связан с Кронштадтским и Карельским восстаниями, участники которых были вынуждены уйти в Финляндию.
При этом отношение со стороны властей и самих финнов к прибывшим было неоднородным. Этнические русские вызывали подозрение — многие финны действительно считали, что так к ним проникают агенты большевиков. Опыт предыдущих 20 лет соседства, связанный с попытками русификации, не добавлял любви. Подозрения были не беспочвенны: агенты НКВД, завербованные в монархических эмигрантских организациях, часто бывали в Финляндии и переходили через границу. В 1927 году один из ключевых участников операции «Трест», Александр Опперпут-Стауниц, сдался финским властям и признался в работе на советскую разведку. При этом среди пересекавших границу были карелы и ингерманландцы, которых принимали если не с распростёртыми объятиями, то с пониманием.
По оценке миграционных потоков за весь межвоенный период, с 1917 по 1939 годы, в Финляндию бежало 17 тысяч восточных карел и чуть более 9 тысяч ингерманландцев.
Владимир Михайлович Андреевский
Одну из драматичных историй побега из Петрограда поведал Владимир Михайлович Андреевский, государственный деятель, член Государственного совета. В марте 1920 г. он с дочерью и женой бежал в Финляндию, где три месяца спустя, «сидя на даче в Финляндии, на берегу какого-то «ярви», описал произошедшее. В числе прочих подобных рассказов воспоминания Андреевского показывают, почему Финляндия стала одной из самых негостеприимных стран для русских, бежавших от потрясений Гражданской войны.
Путь пролегал через Петергоф, куда тянулись вереницы таких же беженцев. Местные власти пропускали их за взятки, получаемые от контрабандистов, промышлявших переправкой людей на другой берег Финского залива.
Андреевский с семьёй встретил русских и финских контрабандистов в Петергофе. Рискуя быть обманутыми, беженцы уплатили по 37 тыс. «думских» рублей за человека, ночью погрузились на сани и пустились в путь по льду. Едва избежав советских патрулей возле Кронштадта, сани достигли финских вод.
У берега контрабандисты оставили своих пассажиров, указав путь к избушке, где их приняли и за хорошую плату покормили финны. Затем группа беженцев отправилась на финский сторожевой пост и по пути была арестована финскими солдатами.
Финские чиновники, с которыми пришлось столкнуться Андреевскому, с равнодушием отнеслись к беженцам, но случай с комендантом остался самым ярким в его рассказе. Андреевский писал: «Я знаю, что долго ненавидеть и мстить утомительно, в жизни приходится многое прощать и еще больше забывать, но этого дня в форте Ино я постараюсь не забыть, и при будущих расчетах с Финляндией — а они неизбежны — неотступно надо помнить ту невероятную и ничем не оправданную жестокость, с какой относились финские власти к бежавшим из России».
После некоторого ожидания комендант все-таки позволил беженцам отправиться в Териоки, где располагался карантин для русских, пересекших границу. Таможенный осмотр длился три часа — таможенники не только перерыли все вещи, но раздели и тщательно осмотрели беглецов. После этого им было позволено остаться в карантине, который представлял из себя дачный поселок. Андреевский: «Весь наш карантин был полон рассказов про перенесенные ужасы беженцами, попавшими в те злосчастные дни, когда Финляндия […] решила гнать обратно всех, кто перебирался сюда из России.
В одних стреляли, других гнали ударами прикладов; и несчастные, прекрасно зная, что их ожидает в Петрограде, несмотря на всевозможные насилия, не уходили; изможденные и ослабевшие, лежали они на льду, предпочитая замерзнуть тут, чем оказаться в Совдепских чрезвычайках. Но […] под давлением решительных требования Американской миссии Финляндцы были вынуждены прекратить свое возмутительное издевательство над беззащитными людьми […]. Только нужда, горькая нужда гнала всех этих несчастных сюда, и воистину надо было быть «печальными пасынками природы», чтобы не понять их отчаянного положения и не только не протянуть им руку помощи, а еще бесчеловечнейшим образом издеваться над ними».
Андреевский вскоре уехал с семьей во Францию. Как и тысячи других петроградцев, не пожелавших в тех условиях остаться в Финляндии, хотя эта страна была им хорошо знакома и находилась рядом с Россией (многие тогда стремились быть ближе к дому, ожидая падения большевиков). Распространившаяся среди финнов русофобия создавала крайне неблагоприятный фон для пребывания русских в Финляндии в начале 1920-х гг. Русским нередко отказывали в работе, даже когда были вакантные места, косились на них на улицах, выражали радость по поводу того, что Россия находится в бедственном положении. О проявлениях русофобии сообщают многие мемуаристы — князь А. В. Оболенский («Мои воспоминания»), И. Еленевская («Воспоминания»), Н. А. Кривошеина («Четыре трети нашей жизни») и др.Спустя несколько лет напряжение в отношении к русским снизилось, но Финляндия так и не стала крупным центром русской эмиграции. Беженцы отправлялись все дальше от дома. К концу 1920-х гг. количество русских в Финляндии уменьшилось вдвое (до ок. 7 тыс.). Финский историк П. Невалайнен подробно описал их историю. Большинство изгнанников из России осталось «изгоями» финского общества (книга Невалайнена так и называется — «Изгои»), еще долго преодолевавшего историческую травму зависимости от более сильных соседей.
С тайным переходом через финскую границу связана история представителя известной во всем мире фамилии Фаберже. Речь идет о сыне ювелира, Агафоне.
До революции он занимался торговлей антиквариатом, однако теперь такой бизнес становился опасным. Позднее работал экспертом-оценщиком предметов искусства в Гохране. Наследника знаменитого ювелира несколько раз арестовывали чекисты, подозревая в спекулятивных махинациях. Однажды Агафона даже приговорили к исправительным работам. Впрочем, в декабре 1920-го было подписано распоряжение петроградской ЧК о его освобождении. Именно тогда у Фаберже-младшего окончательно созрело решение покинуть страну большевиков.
Попытки получить официальное разрешение на выезд в Финляндию провалились. Оставался вариант нелегального перехода границы. В начале зимы 1927-го Агафон уехал из Ленинграда в бывшее Царское Село. Перед этим он сумел тайком переправить значительную часть еще остававшихся у него ценностей — в том числе великолепную коллекцию почтовых марок — в финское консульство, откуда их беспрепятственно вывезли диппочтой. Накануне дня Х Фаберже с женой и сыном ради маскировки заночевали в квартире у знакомого. Оттуда семейство отправилось к заранее условленному месту встречи с контрабандистами.
Спустя непродолжительное время Фаберже-младший с семьей по льду залива на санях был доставлен на финскую сторону. По дороге их обстрелял советский пограничный патруль, одна из пуль угодила Агафону Карловичу в руку. К его счастью, ранение оказалось легким. Прибыв в Финляндию, он смог через давнего знакомого быстро решить все формальности и узаконить свое пребывание в этой стране.
Сергей Елисеев, сын владельца знаменитого магазина, тоже покинул Россию, нелегально перейдя финскую границу осенью 1920-го. Об этом он рассказал в книге воспоминаний.
«…Я усиленно искал людей, которые могли бы нас перевезти. Это было очень трудно. Мы постоянно слышали, как те или другие попадались на провокаторов, которые брали с них деньги и предавали их… Наконец мне удалось найти организации, которые занимались перевозкой буржуев в Финляндию…»
Далее Сергей Григорьевич описал, как они с женой и детьми вынуждены были двое суток прятаться в комнатушке дома, где жили контрабандисты, в ожидании подходящей погоды. Само путешествие оказалось непростым.
«…Лодка скользила вдоль берега. Вдали видны были кронштадтские форты… На одном из них загорелся прожектор. Полоса электрического света… осветила нас и остановилась, словно фиксируя своим ярким светом. Затрещал пулемет. Контрабандист наклонился ко мне и шепотом сказал: «Ничего, они плохо стреляют». Пострелял и затих… Лодка взяла другое направление, и мы уже уходили в открытое море. «Теперь мы в финских водах, — сказал контрабандист. — Скажите «прощайте» большевикам»… Вышло солнце. Справа виднелся финский берег. «Мы днем не можем пристать к Финляндии, потому что нас арестуют, высадим вас, когда стемнеет. День мы проведем в море», — сказал контрабандист. Так до сумерек мы болтались в лодке между финским и русским берегом. Контрабандисты… когда уже совсем стемнело, подняли паруса, и мы с легким креном помчались к берегу…
Мы стояли на камнях у моря. «Ты уверен, что мы в Финляндии?» — спросила Вера. «Судя по пейзажу, да»… Направо заметил дачу, в которой светился огонек. Через стеклянную дверь увидел: у стола две женщины и пожилой мужчина... Я тихонько постучал в стекло. «Кто там?» — «Из Петербурга бежавший, можно к вам?»… Эти трое оказались петербуржскими поляками. Они нас очень радушно встретили, накормили и уложили в постели. На следующее утро мы узнали, что высадились в пяти верстах от маяка Сэйвиста и что нам нужно ехать в карантин в Териоки. Позвонили туда по телефону и поехали на двух таратайках под конвоем финского солдата… Начался новый период жизни — мы эмигранты».
К 1930 году, как известно, в СССР окончательно сформировалась система лагерей для "врагов народа". Только пламенная речь Никиты Хрущёва на 20-ом съезде партии положила начало ликвидации ГУЛАГов. О них написано со времён горбачёвской Перестройки довольно много. Однако меня всегда интересовал вопрос: "А случались ли успешные побеги из того сталинского ада?".
Об одном таком случае есть рассказ в книгу Ивана Солоневича "Россия в концлагере". Как оказалось, московское издательство "Отчий дом" напечатало книгу по Софийскому изданию 1936 года.
В 1934 году из ГУЛАГа совершил побег автор книги Иван Лукьянович Солоневич вместе с сыном. ГУЛАГ находился в карельских лесах. Бежать предстояло в Финляндию. Бежать оттуда - равносильно проститься заранее с жизнью. Не каждый на это решится. Однако смельчаки всё же были.
Вот что пишет Солоневич в своей книге: " Как раз перед побегом я узнал трагическую историю трёх священников, которые пытались бежать из Повенца в Финляндию: двое погибли в лесу от голода, третий, наполовину обезумевший от лишений, пришёл в какую-то деревню и сдался в плен - его расстреляли даже и без следствия".
Из этого и других случаев неудачных побегов Иван сделал вывод: "Чтобы совершить удачный побег, надо к нему тщательно готовиться". Тем более, что, во-первых, делать это решили вдвоём: он и его сын Юрий. Младший брат Борис убегал отдельно, во-вторых, это была у них вторая попытка. Первая касалась другого ГУЛАГа.
Они работали без конвоя, и накануне направлялись официально в командировку: отец - до Мурманска на две недели, сын - на пять дней в Повенец и Пиндуши. По пути и сбежали. Но не так быстро, как им хотелось бы: местность лесная, озёрная и болотная препятствовала этому. Как и посты НКВД в лесах Карелии.
В итоге оказались на территории Финляндии. Интересно читать, как они переходили границу: " Границу мы, по-видимому перешли ясным августовским утром... Однако я не был уверен, что мы уже на финской территории... Юра наполз на какую-то мусорную кучу. Там валялись обрывки газет на финском языке... Здесь были консервные, папиросные, кофейные и прочие банки, на которых надписи были на шведском языке. Сомнений быть не могло. ... Финляндия".
Брат автора книги бежал с ГУЛАГа в Финляндию отдельно. Об этом Борис сам рассказывает читателям. Он пишет: "Исторический день - 28 июля 1934 года. Третий раз ... Неужели судьба не улыбнётся мне и на этот раз? И я обводил "последним взглядом" проволочные заборы лагеря, вооружённую охрану, толпы голодных, измученных заключённых, а в голове всё трепетала и билась мысль: "Неужели и этот побег не удастся?".
Удался... благодаря тому, что он в лагере числился доктором. Его вызвали на стадион, где одному игроку-сотруднику НКВД требовалась помощь (не рассчитал количество выпитых рюмок). Дали форму Борису, закрыв глаза, что тот заключённый, и приказали сыграть в футбольном матче. Сыграл. А после матча его и след простыл. Отыскался только в Финляндии.
Рекордную настойчивость в стремлении добраться до Финляндии проявила семья Солоневичей. Иван Солоневич — спортсмен-борец, публицист, общественный деятель, участник Белого движения, смог удачно легализоваться в красной Москве. Он работал инспектором по физкультуре и спорту, в 1926-м даже выпустил пособие для сотрудников органов «Самооборона и нападение без оружия».
В первый раз Иван Лукьянович и его близкие попытались организовать побег из СССР через Карелию осенью 1932-го. Имея связи в редакции одного из периодических изданий, Солоневич получил командировочное удостоверение, позволявшее отправиться в пограничные с Финляндией места, чтобы заниматься «сбором материалов для подготовки репортажей о северном крае». Другие участники группы смогли выехать в Карелию под видом туристов-охотников. Добравшись до реки Суны, беглецы арендовали у рыбака лодку, на ней сплавились до водопада Кивач, а дальше пошли на запад лесами. По расчетам, границы должны были достичь через неделю, но в пути задержали начавшиеся ливни, а неисправный компас увел не туда. В довершение бед Иван Лукьянович сильно простудился. Пришлось возвращаться.
Следующую попытку побега наметили на весну 1933 года, однако осуществить этот план помешал приступ аппендицита у сына, Юрия Солоневича.
Неугомонные решили попробовать еще раз, теперь уже осенью 1933-го. Готовились тщательно, однако не смогли предусмотреть одной мелочи. По просьбе участницы предыдущих рейдов, подруги семьи Е.Л.Пржиялговской, к группе присоединился ее любовник Николай Бабенко. Мужчина оказался агентом чекистов. Получив донесения сексота, сотрудники ГПУ арестовали пятерых участников нелегальной группы в поезде, когда они ехали в Мурманск, чтобы оттуда уйти в Финляндию. Операцию по поимке «опасных преступников» организовали масштабную, участвовало 36 оперативников, замаскировавшихся под железнодорожников и пассажиров.
Ивана Солоневича, его сына Юрия и брата Бориса приговорили к отправке в ИТЛ. Они оказались на Беломорско-Балтийском канале и там через какое-то время все-таки сумели «адаптироваться». Иван Леонтьевич благодаря налаженным знакомствам получил должность «министра спорта» — спортивного инструктора ББК. В начале лета 1934-го этот изобретательный человек предложил начальству масштабный «идеологический» проект: провести на Белбалтлаге вселагерную спартакиаду.
Идея понравилась, и Ивану Солоневичу предоставили широкие полномочия для организации таких соревнований. Это дало ему возможность ездить по лагерям в поисках спортсменов среди зэков и заодно собирать сведения, необходимые для задуманного побега. К подготовке спартакиады Солоневич сумел подключить и сына. 28 июля Иван и Юрий покинули лагерь, имея на руках документы на длительную командировку в Мурманск. По пути туда заговорщики сошли на станции Кивач (нынешняя Кондопога) и двинулись по уже опробованному однажды маршруту. На сей раз они учли все прошлые ошибки.
Из воспоминаний И.Солоневича: «Мы три раза останавливались, но не для отдыха. Первый раз мы смазывали наши сапоги коркой от копченого сала, второй — настойкой из махорки, третий — нашатырным спиртом. Самая гениальная ищейка не могла бы сообразить, что первичный запах наших сапог, потом соблазнительный аромат копченого сала, потом махорочная вонь, потом едкие испарения нашатырного спирта — все это относится к одному и тому же следу».
Через две недели отец и сын пересекли границу. «14 августа 1934 года мы с сияющими от счастья и комариных укусов лицами выбрели наконец на финскую территорию в стопроцентном убеждении, что жизнь для нас начинается завтра».
9 июня 1935 года в Союзе приняли закон, предусматривающий даже смертную казнь за побег через границу. Родственников перебежчиков тоже объявили преступниками. За недонесение о готовящемся побеге — до 10 лет тюрьмы. Но даже если близким беглеца удавалось доказать, что они не знали о его планах, эти люди подлежали 5-летней высылке в отдаленные края. Лишь спустя почти 20 лет упоминание о расстреле из данной статьи убрали.
В СССР времен развитого социализма за попытку нелегального пересечения границы наказание могли дать по одной из существовавших в тогдашнем УК статей «государственных преступлений». Наиболее жестокая кара ожидала, если человеку инкриминировали статью 64: «Измена Родине: переход на сторону врага… бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР…». В этом случае осужденный наказывался «лишением свободы на срок от 10 до 15 лет или смертной казнью с конфискацией имущества».
Среди историй нелегального пересечения советско-финской границы есть совершенно уникальные.
93 года назад в Париже был опубликован роман «26 тюрем и побег с Соловков». Автор — капитан Драгунского его императорского величества полка Юрий Бессонов — рассказал о побеге пятерых зэков Соловецкого лагеря особого назначения в Финляндию.
Сын генерала царской армии Бессонов участвовал в походе Корнилова на Петроград. Позже примкнул к войскам генерала Меллера, был схвачен красными… В итоге белогвардейца отправили на Соловки. Там Юрий оказался в одной бригаде с еще несколькими экс-офицерами. Они быстро нашли общий язык и придумали план побега в ближайшее зарубежье.
18 мая 1925 года участники заговора, находясь «на подкомандировке» — в одном из небольших филиалов СЛОН на материке, где занимались заготовкой леса, — разоружили двоих охранников и двинулись на северо-запад. Этим отчаянным людям сопутствовала удача. Не имея ни карт, ни продуктов (питались дичью, которую удалось подстрелить из захваченных при побеге винтовок), они смогли за 35 дней пройти лесами около 400 километров, добраться до границы Финляндии и благополучно преодолеть ее.
Русские в Финляндии, несмотря на культурные и экономические трудности, сохранили идентичность, а некоторые считали Суоми второй родиной. Многие пытались вступить в финскую армию во время Зимней войны, однако правительство и армейское командование отказалось от услуг эмигрантов, считая, что присутствие русских на фронте может подорвать боевой дух защитников страны. Впрочем, уже во время войны-продолжения (1941—1944 годы) бывшие подданные Российской империи пополнили ряды финских вооружённых сил преимущественно в разведке, агитационных отделах и в качестве переводчиков.
После заключения перемирия между СССР и Финляндией в Хельсинки работала Союзная контрольная комиссия, возглавляемая Андреем Ждановым. Помимо прочего, победители потребовали от финского правительства ареста и выдачи врагов советской власти. В мае 1945 года полицейские при участии советских военнослужащих заключили под стражу 20 человек, 18 из которых были русскими эмигрантами, причём степень их участия в белоэмигрантских организациях существенно различалась. Один из арестованных, Дмитрий Кузьмин-Караваев, впоследствии вспоминал:
«Трудно сказать, почему Советская Контрольная Комиссия, в лице её председателя генерала Жданова, потребовала ареста и выдачи ей именно этих лиц. В группу выданных попали лица, в громадном большинстве ничем между собою не связанные, люди разного возраста, воспитания и образования, разного прошлого. <…> В силу этого русским населением Финляндии с большой верой была воспринята версия, с которой я имел возможность ознакомиться лишь в 1955 году, по возвращению в Гельсингфорс. Согласно этой версии, Жданов и его помощник [Григорий] Савоненко потребовали от Министра Внутренних Дел Финляндии в 1945 году коммуниста [Ирьё] Лейно выдачи не 19-ти, <…> а много больше, чуть ли не 200 лиц».
Летом 1974 года через советско-финскую границу совершили побег четверо молодых парней. Один из них, Александр Шатравка, потом написал книгу об этой эпопее.
«Все утро мы просидели в кустах, дожидаясь, когда… пограничники начнут обход границы. Они должны были пройти вдоль контрольно-следовой полосы 12 километров до стыка с соседней заставой и вернуться. Значит, у нас часа 4 до их возвращения, и за это время мы должны успеть проскочить… Мы тронулись в путь… Вдруг лес закончился и впереди появился широкий, метров в 60, выруб. Посередине выруба шла хорошо укатанная грунтовая дорога. Не заметив ничего подозрительного, я быстро перебежал ее…
Я бежал еще долго, метров 500, пока не оказался на песчаном берегу реки. Это была Оланка. Только теперь я увидел возле себя пограничный столб с красно-зелеными полосами и гербом Советского Союза и финский с сине-белыми полосками на другом берегу реки… Подбежал брат и с ходу нырнул в Оланку, за ним — все остальные. Толик толкал свой рюкзак, и сильный поток воды тащил его в сторону советской заставы. «Помогите, тону!» — завопил Анатолий. Я нырнул, зацепил его рюкзак, и мы благополучно выбрались на берег.
Перелезли через забор, сбитый финнами из тонких стволов деревьев, и продолжили свой путь на запад, в Швецию. Мы знали, что у Финляндии подписан договор с СССР о выдаче нелегально перешедших границу. Нам предстояло пройти лесами до шведской границы чуть более 280 км…»
Однако уже вскоре ребят «повязал» наряд финских стражников. СССР потребовал у Финляндии выдачи беглецов, и через несколько дней вся четверка была передана советским представителям. Чтобы избежать грозящего им тюремного срока, братья Шатравка решили симулировать психическое заболевание, надеясь, что их всего лишь отправят на принудительное лечение на полгода. Но надежды не оправдались, в «психушке» они провели почти 5 лет. Позднее, уже в 1986-м, Александру все-таки разрешили уехать из страны. Он обосновался в США.
Из книги Александра Шатравки: «В 2010 году я случайно нашел сайт российских пограничников и начал с ними переписку. Вот как описывают события тех дней пограничники 15-й Паанаярвинской заставы:
«Фортуна 11 июля 1974 года была на стороне братьев Шатравка с компанией. Они все рассчитали, вплоть до времени пересечения границы… На таком маленьком участке пройти незамеченными — большое везение… Прошли они в единственной точке, которую не видно с вышки... В районе 13–14 часов наряд с собакой Диком должен был идти на левый фланг, но по ошибке пошел на правый... Не соверши эту ошибку, наряд у КСП мог бы оказаться в одно время с нарушителями. Дик не успокоился бы, пока не уложил их всех на землю…»
Через финскую границу летом 1985-го сбежал из СССР небезызвестный предатель Олег Гордиевский. Подполковника КГБ, работавшего на западные спецслужбы, сотрудники английской дипмиссии вывезли в багажнике автомобиля. Позднее подробности этой операции раскрыл в воспоминаниях сам перебежчик.
Просьбу об эвакуации Гордиевский передал англичанам, когда понял, что в родной «конторе» его подозревают в двойной игре и могут вот-вот арестовать. Получив инструкции от заморских хозяев, он выехал из Москвы в Ленинград, а оттуда в Зеленодольск. Место встречи со спасителями-эвакуаторами было намечено у приметного валуна на обочине лесной дороги. Англичане приехали на двух машинах, предварительно проделав хитрый трюк, чтобы оторваться от возможной слежки чекистов.
Гордиевскому велели спрятаться в багажнике одной из машин. Путь предстоял неблизкий, а потому британцы позаботились положить туда бутылку с водой, контейнер для мочи и даже пачку успокоительных таблеток. А чтобы пограничники не обнаружили беглеца при помощи тепловизора, припасли алюминиевый экран-покрывало, которым подполковнику следовало накрыться во время проверки на границе. В итоге операция по вывозу Гордиевского из Союза прошла успешно.
