Creepy Reddit

У меня, наверное, нелепый страх. Смехотворный. Но, может быть, вам станет не до смеха, когда я объясню откуда он взялся.

Я страдаю кукурбитофобией – страхом перед тыквами.

Обычно такие странные и узкие фобии начинаются в детстве, порой без всякой причины. Но, позвольте заверить, у меня причина есть. И очень веская.

Сейчас я сижу и печатаю это, оставаясь единственным живым напоминанием о когда-то существовавшей паре близнецов.
Меня зовут Калем, и я расскажу вам трагическую историю моего брата – и ужас, который не оставляет меня с тех пор, как он умер.

***

Это произошло, когда мы были еще одинадцатилетними детьми. Странная парочка – оба с нелепыми вихрами на макушке, похожими на стебельки. Из-за этого мама (к нашему большому раздражению) называла нас своими «маленькими тыковками». Наши круглые животы только усиливали сходство.

Я из нас двоих был спокойным, а мой брат Кифер – диким. Он выкрикивал ответы в классе, никогда не мог усидеть на месте. Рисковал, дурачился, хвастался. Обычно именно мне, как более старшему (всего на несколько минут) и «мудрому», приходилось следить за ним.

Однажды, ветреным осенним вечером, мы шли домой. Деревья полыхали золотым и оранжевым, а мы кутались от холода под безоблачным небом. Листья смели с тротуаров, чтобы асфальт не превратился в каток в первый же дождь. Но кучки листьев долго не держались – дети разбивали их пинками и бросались в них ради забавы.

Кифер, конечно, не удержался и с разбега влетел в первую попавшуюся кучу.

Все случилось очень быстро. Ужасно внезапно – как смерть всегда и приходит: без предупреждения и без малейшей возможности что-то изменить. Шуршание листвы сменилось хрустом, и осенняя земля окрасилась в красный.

Камень. Просто неудачно лежавший камень, возможно, кем-то брошенный в шутку, без понимания, что это может изменить чью-то жизнь навсегда. Когда листья осели, я все еще стоял неподвижно. Холодный ветер развеял их достаточно, чтобы открыть то, что осталось от головы моего брата.

Тыквенные семечки.

Странная мысль. Я не знаю, почему тогда подумал именно об этом, но теперь понимаю: разбитые тыквы на крыльцах домов казались мне насмешками над останками брата. Фрагменты черепа и мозговое вещество и правда напоминали внутренности тыквы.

Я дрожал – не от холода. Видимо, именно из-за того, как я стоял – осунувшийся и трясущийся, кто-то вызвал скорую.

Дальше я почти ничего не помню. Все смешалось: слезы, соболезнования, и ужасная, грызущая изнутри мысль, что меня накажут за то, что не смог защитить младшего брата.

Наказание и правда пришло. И заключалось в том, что мама больше никогда не называла меня своей «маленькой тыковкой». Я даже был этому рад. Само это слово – и осень, с которой оно ассоциировалось, – стали для меня кошмаром. Но, как ни странно, иногда мне не хватало той нежности, что всегда сквозило в нем.

Я побрился налысо, чтобы избавиться от «стебелька». После этого долго не мог есть – и это было даже к лучшему: чем худее я становился, тем меньше был похож на своего брата, каким он был при жизни, и тем дальше отходил от сходства с тыквами, напоминавшими о том дне.

Каждый раз, когда я видел тыквы, даже декоративные, я терял над собой контроль. Накатывала паника, меня тошнило, дыхание сбивалось, а тело наполнялось адреналином и безумным, необъяснимым желанием сделать хоть что-то, чтобы спасти брата, которого уже давно не было в живых.

Люди замечали это и крутили у виска у меня за спиной. Все знали, что произошло, и, думаю, именно жалость спасала меня от более злых насмешек. Так я и жил – странный, лысый, худой мальчишка, который боится тыкв.

Со временем я привык избегать их. Осенью выбирал самые длинные дороги, чтобы не проходить мимо домов с хэллоуинскими украшениями. Именно во время одной из таких прогулок и произошел настоящий ужас.

***

Был июнь – далеко не Хэллоуин. Но я часто гулял по проселочным дорогам и тропам в лесу недалеко от родного города. Это стало привычкой, почти ритуалом, который помогал справляться с воспоминаниями.

День выдался серым, тяжелым и душным. Насекомые липли к коже, пот стекал по спине, а воздух стоял неподвижно. Когда лес начал темнеть, я уже собирался возвращаться к машине – и вдруг увидел свет. Не от фонариков – огни мерцали, стояли в ряд, будто приглашая подойти ближе.

Может, какой-то костер? Или свечи для какого-нибудь ритуала?

Я двинулся туда, протискиваясь через крапиву и колючие ветви. Наконец прорвался сквозь кусты – и замер.

Передо мной стояли тыквы. Маленькие, зеленые, в каждой горела свеча. Лица, были вырезаны на них пугающе искусно – детские, с огромными глазами и мелкими зубами.

Одна. Две. Три...

Я уже знал, сколько их будет. Считал, чувствуя тошноту.

Четыре. Пять. Шесть...

Пусть это не правда. Пусть это просто сон.

Семь. Восемь. Девять... Одиннадцать.

Мое дыхание застыло. Ровно столько, сколько лет прожил мой брат.

Летний воздух вдруг стал ледяным. Ветер ударил в лицо и погасил все свечи. Я остался стоять среди сумерек, дрожа от холода, невозможного в июне.

Вокруг никого. Никто не мог прийти сюда, поставить эти тыквы, вырезать их и зажечь свечи. Все это было просто... нереалистично.

Я чувствовал на себе чей-то взгляд. А когда в кустах неподалеку послышался шорох, сердце у меня чуть не остановилось.

Это барсук. Или лиса. Или собака. Только не то, о чем я подумал.

Но нет. Из кустов показалась тонкая, костлявая рука, с грязными ногтями, как будто существо выбралось из-под земли. Потом – голова. Круглая, с белой кожей, улыбка зияла черной дырой.

Свечи вспыхнули вновь, осветив существо. Лицо было словно маска из кожи, а глаза и рот – вырезаны ножом, как у тыквы. Безволосое, детское, оно ползло ко мне, улыбаясь кривыми зубами, будто кто-то слепил их из одного сплошного куска. Из его головы торчал костяной нарост, изогнутый, как стебель... тыквы.

Разум оставил меня. Я бросился бежать, не чувствуя ветвей, царапающих кожу. Оно гналось за мной – то хныкая, то смеясь, подражая голосу младенца. Я не оглядывался. Добежал до машины, завел ее и помчался к огням города. И только через час смог унять дрожь.

Больше я туда не возвращался. Но это была лишь первая встреча.

Следующая случилась несколько месяцев спустя – в ночь на Хэллоуин.

К тому времени у меня появились друзья. Странным образом тот случай в лесу даже помог мне – после него обычные тыквы уже не казались такими страшными. Новые друзья оказались замечательными – с ними я чувствовал себя спокойно. Я рассказал им все – и о брате, и о своем страхе. Они не смеялись, только слушали.

Меня пригласили на хэллоуинскую вечеринку, я решился принять приглашение. Друзья пообещали, что, если мне станет не по себе, то что-нибудь крепкое поможет расслабиться.

Вечеринка удалась. Музыка, смех, разговоры. Я даже немного расслабился и выпил больше, чем стоило. Впервые за много лет почувствовал, что живу.

Пока не увидел его.

Среди толпы – бледное лицо. Улыбка. Из головы торчит костяной нарост, увитый зелеными листьями. Круглая, гладкая, безволосая голова... и дыра, пробитая в ней.

Это шло ко мне. Пусть это костюм. Пусть это просто костюм.

Но никто вокруг, казалось, не видел, что это не маска.

Дыра в голове сочилась соком, слизни ползали внутри, среди сгустков семян, похожих на...

Я не стал ждать. Бросился к выходу, выбежал через заднюю дверь в темный переулок. Меня вырвало прямо над мусорным баком. Когда я поднял голову, то увидел – за баком стояла тыква. Аккуратно вырезанная, со свечой внутри, улыбавшаяся прямо мне в лицо.

Дверь позади распахнулась. Я не стал смотреть, кто вышел. Просто побежал.

Дальше помню смутно. Очнулся я в больнице – с разбитой головой и пересохшим ртом. Сказали, что я споткнулся и ударился о порог. Страх сменился стыдом – перед друзьями, перед мамой, перед братом…

После этого случая я решил заботиться о себе. Сидел дома, восстанавливался, проходил терапию. Понемногу учился жить заново. Принял в себе многое – вину, страх, потери. И стало легче.

Друзья приходили в гости, и я снова начал улыбаться. Все налаживалось.

Пока однажды вечером не услышал шум на кухне.

Я осторожно спустился вниз, не включая свет. Из кухни пробивался теплый свет. А я ведь точно не оставлял лампу включенной.

Я приоткрыл дверь – и сразу все понял.

На столе стояла тыква. Гнилая, осевшая. Белая плесень покрывала ее глупую ухмылку, жирные слизни ползали по остаткам кожуры. Внутри горела свеча, пламя шипело, прожигая влажную мякоть.

За спиной раздался влажный шлепок – шаг.

И запах гнили. Я уже знал этот запах.

На этот раз я был готов.

Я обернулся и встретил его лицом к лицу. Слабое, разложившееся тело рухнуло на меня, обвивая руками из корней и костей. Я защищался, но острые когти и шипы впивались в кожу. Оно было слабым, но злым.

Я задохнулся, почувствовав, как кусок гниющей плоти упал мне прямо в рот. Я закашлялся, задыхаясь, но поздно – мерзость была рефлекторно проглочена.

Отвращение сменилось яростью.

Я схватил существо, повалил его на пол и сжал костяной нарост на его голове. Все остановилось. Передо мной лежало нечто, что мучило меня всю жизнь – воплощение моего страха, вины и боли.

С отчаянным воплем я бил его головой об пол. Снова и снова. Каждый удар – как освобождение. Пока не осталось только грязная жижа, слизни и тыквенные семечки.

Я не испытывал страха. Не чувствовал вины. Это были просто семечки. Просто остатки разбитой тыквы.

***

В следующем июне я посадил три семечки. Хотел превратить источник страха во что-то живое. И выросли обычные тыквы. Обычные, добрые тыквы.

Терапия шла успешно. Я даже начал любить Хэллоуин. Отрастил волосы, вернул свой смешной вихор. Он уже не выглядел так глупо на взрослом человеке.

Но однажды утром, расчесывая волосы, я почувствовал, что расческа застряла. Потянул, не понимая, в чем дело, и вдруг увидел в зеркале: из кожи на макушке торчит костяной нарост – белый, изогнутый, острый.

Сердце забилось так, что перехватило дыхание. Как? После всего этого? Почему сейчас?

И тогда я вспомнил. Ту ночь.

Тот кусок гнилой мякоти, упавший мне в рот.

Слизней.

Семечки.

Я волновался о своем огороде, а следовало волноваться о себе.

Меня стошнило в раковину.

Оранжевая жидкость смешалась с желчью.

И среди нее плавали тыквенные семечки.

***

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Всем привет! Не уверен был, что в этом году состоится Хэллоуинский марафон, но одна прекрасная дама сказала, что нельзя нарушать традиций.

А посему, встречайте - Хэллоуинский спешл! =)

Как он будет проходить?

В закрытом канале истории будут выходить каждый день. Итого будет 7 историй (в одной из которых 2 части), чтобы не пропустить, можете подписаться здесь, но это не обязательно =)

Но и в основном канале будет жарко. Для вас будет 4 истории, пропитанных таинственной атмосферой праздника.

И пока приостанавливаем публикации текущих серий, чтобы погрузиться в атмосферу. В общем пристегивайтесь и вперед читать первую историю в следующем посте ❤️

Лес быстро сомкнулся за моей спиной, сбивая с толку, нарушая чувство направления. Я изо всех сил старалась двигаться вперёд, перепрыгивая через толстые корни и обходя кусты, но задача становилась всё сложнее. Всё, что я могла сделать, — лишь продолжать двигаться и молиться, что я удаляюсь от комплекса.

Я явно переоценила свои силы в беге по пересечённой местности и вскоре оказалась слишком истощена, чтобы поддерживать темп. Кровь стучала в ушах, и мне пришлось замедлиться и делать прерывистые, неровные вдохи, прежде чем я смогла восстановить дыхание. Хоть я и не слышала звука погони, было полное понимание того, что остановка сейчас означает верную смерть. Культ всегда находил беглецов и всегда возвращал их обратно, и если я хотела выжить, мне нужно было двигаться дальше и быстрее, чем кто-либо, пытавшийся сбежать до меня. В темноте было невозможно понять, не брожу ли я по кругу. Как бы медленно или сложно это ни было, ни одно усилие не было напрасным, если оно давало хоть малейший шанс уйти от этого проклятого места.

Когда дыхание вернулось в привычный ритм, я начала прислушиваться к лесу, пока шла. Звуки птиц и мелких животных были знакомы, и по их крикам и движениям я могла уловить хоть что-то, что происходило поблизости. Поэтому у меня сердце в пятки ушло, когда я услышала, как птицы вдалеке захлопали крыльями, испуганные чем-то. Они взмыли над верхушками деревьев и устремились к более безопасным местам, а я прищурила глаза и начала искать укрытие. Мне срочно нужно было спрятаться.

Под большим деревом я заметила небольшую щель между массивными корнями, из-под которых вымыло приличное количество земли. Дойдя до расщелины и осторожно протиснувшись внутрь, я забилась как можно глубже. Это не было идеальным убежищем: если кто-то посмотрит прямо на меня, то легко заметит между корнями. Но любое дополнительное время, потраченное на поиски укрытия, увеличивало шансы быть обнаруженной. Поэтому я легла на холодную землю, сжавшись, как только могла, и надеялась, что темнота укроет меня.

Некоторое время было тихо. Жук пробежал по моей руке, но я не осмелилась его отогнать, чтобы не привлечь к себе внимание. Прижав ухо к земле, постепенно я начала слышать низкие удары, доносящиеся будто снизу. На самом деле это была вибрация шагов. И она становилась громче. Я приподняла голову и переключила внимание на окружение. Это существо шло за мной, и мне нужно было быть готовой ко всему.

Земля начала слабо дрожать при его приближении, и вскоре я чётко услышала, как оно ступает по земле, палки и листья ломались под давлением его гигантского тела. Моё сердце колотилось так быстро и громко, что я боялась, что существо может услышать этот стук сквозь мою кожу; отчётливый человеческий пульс, перекачивающий кровь в ровном ритме. Оно было близко, двигалось где-то позади меня, время от времени останавливаясь, чтобы оценить обстановку. Я молила его изменить курс, пусть бы мышь или олень или какая-то другая несчастная душа отвлекли его внимание от меня, но лес оставался тихим. Казалось, ни одно живое существо не хотело быть рядом с ним. А особенно я...

Существо всё приближалось, и на мгновение я уверилась, что оно подкрадывается ко мне, и сейчас я в одно мгновение окажусь обвязанной его мясистыми щупальцами, и его алые глаза будут рассматривать свою жертву, пока оно держит меня в воздухе. А затем оно будет отрывать конечности от моего тела, оставив в итоге лишь окровавленный торс. Ужас охватил меня, но я постаралась подавить его — страх мешал выживанию, а выживание было приоритетом номер один.

Его копыта скребли по камням и ломали корни по мере приближения. Я почувствовала его тяжёлое, токсичное, тёплое дыхание недалеко от своего схрона. Его движения были довольно быстрыми и осторожными для существа такого размера. Я слышала, как оно вдыхает воздух, его тело напрягалось, когда оно продолжало пытаться обнаружить меня всеми своими чувствами. Я задержала дыхание, насколько могла; старалась, чтобы промежутки между вдохами были как можно длиннее. Недостаток кислорода начал путать сознание; мир стал размытым, а руки и ноги начало покалывать, но я была слишком напугана, чтобы дышать громче или чаще. Ещё немного. Ещё чуть-чуть...

Его мощное тело скреблось по дереву над мной. Я закрыла глаза и решила, что, что бы ни случилось, я не хочу это видеть. Это был фатализм или смирение — называйте как хотите.

Дерево снова качнулось, когда существо начало двигаться, но теперь его шаги удалялись. Оно уходило; меня не нашли. Как только оно оказалось достаточно далеко, и шаги перестали быть чётко различимы в лесной тишине, я выдохнула с облегчением. Это чуть не отправило меня в обморок, звёзды засверкали перед глазами. Я лежала неподвижно ещё несколько минут, сосредоточившись на дыхании и восстанавливаясь.

Как только моё зрение прояснилось, а мир перестал кружиться, я продолжила прислушиваться к звукам леса. Вокруг теперь стояла мертвая тишина. Прижав ухо к земле, я убедилась, что это существо достаточно далеко. Я потратила ещё несколько минут, чтобы собрать всю свою смелость. Конечно, оставаться в укрытии было менее страшно, но я знала, что не могу лежать тут вечно.

Когда я уже была готова продолжить путь, из леса донёсся слабый звук, который начал нарастать. Негромкие и довольно быстрые — это были шаги человека. Но кто? Я сразу подумала о своём отце и содрогнулась. Проблема заключалась в том, что я не смогла бы от него убежать. И он разорвал бы меня на части, если бы нашёл.

Издалека раздался голос: «Эллисон! Это мама! Позволь мне помочь тебе!»

Это точно был голос моей матери, в этом не было сомнений. Но всё же он звучал иначе. Она запиналась на некоторых слогах, как будто ей было трудно вспомнить, как заканчиваются некоторые слова, и растягивала предыдущий слог, пока не находила правильное окончание. Я осталась в укрытии и ждала. Надо было увидеть, куда она направляется, и понять, почему она жива. А где папа? Почему она одна? Может, это ловушка?

— Элли-ии-иисон! Мама здесь, чтобы помочь тебе! — закричала она, уходя дальше от моего укрытия, углубляясь в лес.

Она снова замолчала, и мне пришлось напрячь слух, чтобы уловить её шаги. Если она здесь, другие культисты тоже поблизости. Мама явно удалялась от поселка, направлялась туда, куда, скорее всего, надо было и мне. Я попыталась придумать какой-нибудь план, но всё сводилось к выбору из плохого или очень плохого варианта. Благодаря движениям существа и моей мамы я восстановила некоторое чувство направления и была более-менее уверена, в какой стороне находится комплекс. Если идти куда угодно, кроме того места, куда направлялась мама, то путь, скорее всего, приведёт меня к этому кошмарному существу. Я могла бы остаться здесь ещё немного, но если вся группа начнёт искать меня, особенно при свете дня, меня найдут за считанные часы. Наверное, даже быстрее. Единственный выбор — идти туда, где мама. Я могла бы попробовать поговорить с ней… Она, возможно, не хотела мне зла. Она ведь всегда была не такой, как папа.

Я немного размяла ноги и медленно выбралась из своего укрытия, вытянув шею, чтобы проверить всё вокруг на предмет движения. Мама была уже так глубоко в лесу, что я едва могла различить её шаги, поэтому я перешла на лёгкую трусцу к ней, готовая в любой момент рвануть в сторону, если потребуется.

Вскоре я заметила её спину. Она шла, как робот, высоко поднимая колени с каждым шагом, словно очень старалась не споткнуться о неровную землю. Она, казалось, не замечала меня, хотя я определённо была в пределах слышимости.

Некоторое время я следовала за ней, прячась за деревьями и кустами, пока она продолжала двигаться вперёд. Но она просто шла. Одна, направляясь к чему-то. Без всякой злобы. Меня охватило ужасное чувство печали, и я вспомнила, как она играла со мной, когда я была маленькой. Она не была хорошей матерью, ни в коем случае, но и плохим человеком тоже не была. Она не хотела никому зла. Она не заслужила всего этого. Из тех редких воспоминаний, которые казались мне хорошими, она была в большей их части. Я не могла просто оставить её одну.

— Мама? — сказала я. Она продолжала идти.

— Мама?! — повторила я, на этот раз громче. Она остановилась, стоя неестественно прямо. Медленно она повернулась ко мне.

Лунный свет пробивался сквозь деревья, освещая её бледные черты, как статую. Мой взгляд мгновенно зацепился за её голову, и свежий, яркий образ её мозга, который совсем недавно прилипал к моему горлу, вызвал у меня рвоту, которая отозвалась эхом в лесу.

Кожа вокруг её расколотого черепа свисала с головы на ушах и бровях. Она была изорвана и грязна, а толстые комки засохшей крови, смешанной с грязью и сажей, прилипли к клокам кожи. Возможно, это была игра лунного света, но её глаза выглядели совершенно пустыми, зрачки исчезли, заменённые лишь молочной белизной. Свежая кровь стекала по её щекам, капая на грудь и пачкая её платье.

— Мама здесь, здесь, сейчас, — сказала она.

— Привет, мама, — сказала я, думая, что, если бы её разум не был разрушен жутким ритуалом, она бы, безусловно, желала умереть окончательно. — Я собираюсь уйти. Тебе тоже следует уйти. Я знаю, что ты этого не хочешь.

— Мама… мама приготовила тебе пода-а-а-рок, дорогая. — Она, похоже, не понимала, что я говорила.

Она подняла правую руку в неловком дугообразном движении и начала искать свою голову наощупь. Ей понадобилось несколько попыток, прежде чем рука коснулась затылка, и как только это произошло, она схватила его всеми пальцами, стараясь не упустить захваченный объект. Её пальцы скользнули по голове, пока не наткнулись на костяной кратер внутри. Нащупав дыру, она запустила указательный и большой палец внутрь своего черепа, вертя их. Её лицо не приняло задумчивое выражение. Спустя десять секунд её рука появилась, держа крошечный кусочек её мозга. Она положила его на ладонь другой руки и протянула ко мне.

— Это дл-л-я-яя тебя, детка.

Я сглотнула, чтобы сдержать подступившую к горлу тошноту.

— Мама, тебе нужно остановиться. Я этого не хочу. Ни для себя, ни для тебя.

Её лицо приняло гротескно-утрированное выражение печали и недовольства, и ладонь сжалась в крепкий кулак. Кусочек мозга, который она держала, был достаточно влажным и мягким, чтобы выскользнуть и приземлиться в нескольких футах перед ней. Однако она, похоже, не заметила этого.

— Почему ты не хочешь, дорр-р-огая? — спросила она сквозь смутные, почти детские всхлипы.

— Мама, я тебя люблю. Но это не то, что я хочу. Мне нужно выбраться. Ты хочешь пойти со мной? Потому что нам нужно поторопиться. Они идут.

— Мама нед-досс-с-таточно хороша, это не то, как дол-лж-жно было быть, — сказала она, её голос становился всё более запутанным и паническим.

Теперь она всхлипывала сильнее, но я не могла разглядеть ни одной слезы на её глазах. Мама паниковала всё больше, её руки начали дрожать, и она выглядела так, будто старалась думать изо всех сил, усилие искажало её окровавленное лицо. Это напомнило мне некоторых пожилых людей из культа, когда их разум начинал предавать их, и они больше не помнили мир, в котором жили, и людей, которых знали.

— Мама плохая, мама плохая, мама плохая, — начала она повторять, её интонация становилась резкой, а громкость всё возрастала.

— Мама, тебе нужно быть тихой, — сказала я ей, стараясь вложить в голос хоть каплю авторитета.

— Мама плохая, мама плохая, МАМА ПЛОХАЯ! — закричала она, её голос трещал и скрипел, эхом разносясь по лесу, наполняя меня гневом к ней. Я прокляла себя за то, что доверяла кому-либо из этого чёртового культа, пусть даже своей матери. Они шли за мной, и теперь точно знали, где я нахожусь.

Ладно. Я хотя бы попыталась её увести. Это было всё, что я могла сделать. Мне нужно было двигаться дальше. Я попыталась пробежать мимо, но она вдруг прыгнула на меня и схватила за руку, повалив нас обеих на землю.

Она схватила мои руки и прижала их к земле, сидя на моих ногах. Мама не была крупной женщиной, но всё равно сейчас легко нависла надо мной. Сколько бы я ни пыталась вырваться, используя ярость, горящую внутри меня, это было напрасно, и вскоре я остановилась, чтобы сберечь силы.

Она смотрела на меня. Её лицо, казалось, потеряло все эмоции и стало совершенно пустым. Я снова попыталась вырваться из её захвата, но это, похоже, только разозлило её, и она схватила меня ещё крепче. Она начала громко скрежетать зубами, а густая жёлтая слюна капала из уголка её рта.

— Тебе нужно поесть. Делай, как говорит твой оте-ец, — сказала она, её взгляд теперь был направлен куда-то сквозь меня.

Внезапно она расслабила мышцы шеи, и её голова упала вниз, зубы громко щёлкнули, когда челюсть ударилась о грудь. Остатки её мозга теперь были полностью видны, и она начала медленно продвигаться ближе к моему лицу. Я повернула голову, пытаясь отвернуться, но усилия были напрасны. Холодная, комковатая слюна уже капала мне на шею.

Розовые черви остатков её мозга становились всё ближе… Но она вдруг стала вялой, её руки и ноги мгновенно обмякли. Моё лицо оказалось прямо в дыре её черепа, рот и нос погрузились в склизкое месиво. Это было как чаша густых, холодных макарон. Зазубренный неровный край дыры в черепе разрезал мою губу, как нож, и мгновенная, жгучая боль вспыхнула вокруг рта, отдавая в челюсть.

Откинув её голову от своего лица, я наконец смогла вдохнуть. Я была измотана, и было чертовски сложно оттолкнуть её обмякшее тело, но мне это удалось. Я выплюнула кровь и слизь, поднимаясь на ноги. Было ощущение, будто я сожрала токсичные** **ядерные отходы, мои запястья и ноги были исцарапаны, а тело слушалось с трудом.

Когда я поднялась, я посмотрела на маму. Её лицо было вдавлено в землю; платье — грязное, заляпанное всем, чем можно, и порванное. Она была мертва. Я была уверена, что это моя вина. Это я, я сделала так, чтобы это произошло. Как ужасно ей должно было быть в последние мгновения? Её единственный ребенок ненавидел её так сильно. Она была сбита с толку, расстроена и зла, просто желая сделать то, что ей приказал культ.

Моё горе прервал звук движения из глубины леса. Оставаться здесь означало бы верную смерть, что не казалось мне привлекательным вариантом. Глядя на маму, я поняла, что если до смерти и дойдёт, то только на моих условиях. Я не собиралась умирать от рук культа или того ужасного существа, которому они поклонялись. Я не позволю им этого сделать. Я сама буду богом своей смерти. Преисполненная злой решимости, я начала двигаться дальше.

Идти было тяжело, и вскоре стало очевидно, что я не смогу оторваться от ищущих меня сектантов. Мне нужно было найти укрытие — что-то достаточно надёжное, чтобы они не смогли сразу меня найти. Передо мной простирался сплошной лес, без каких-либо оврагов. Но справа, где теней было больше, земля шла под уклон. Я решила спуститься вниз и вскоре оказалась в ущелье с каменными стенами.

Они были близко. Я слышала их. Медленно земля начала дрожать, и я осознала, что существо тоже рядом. Я шагала вперёд, стараясь двигаться как можно быстрее. Если эта ночь означает смерть, то она будет не от их рук.

Вскоре я заметила, что на правой стене выделялось небольшое пятно, едва различимое в скудном лунном свете. Пещера. Когда я подошла к ней, из её глубин донёсся затхлый, густой запах. Я не могла видеть, как глубоко она уходит или насколько хорошо я смогу там спрятаться, но сомневалась, что смогу найти лучшее место. Отверстие было довольно маленьким, и мне пришлось сильно постараться, чтобы пролезть. Но как только я оказалась внутри, у меня стало более чем достаточно места, чтобы встать прямо. Я надеялась, что это место не станет моей могилой.

Я прошла дальше, держась рукой за стену для ориентира. Пещера имела уклон вниз примерно на три метра и оканчивалась небольшой «комнатой». Я нашла самый тёмный угол и села на холодный, твёрдый камень. Со своего места я всё ещё могла видеть вход в пещеру и наблюдать. Маловероятно, что кто-то, заглядывающий снаружи, сможет меня заметить. Я обняла колени, успокоила дыхание и стала ждать.

Не прошло и получаса, как я начала слышать шаги над головой и вокруг себя. Они были близко. Я была напугана, конечно, но усталость начала пересиливать страх. Если бы не постоянные всплески адреналина и чрезмерная реакция «бей или беги», я уверена, что потеряла бы сознание. Моё тело умоляло об отдыхе. Но я должна была оставаться в сознании. «На моих условиях», — подумала я, глядя на тусклый свет, просачивающийся из входа в пещеру. — «Не на их условиях».

Я была словно заворожённая и пристально вглядывалась в отверстие пещеры в поисках движения, пока вдруг не осознала, что дрожу от холода. Я сжала себя крепче, стараясь заглушить любые звуки, которые могли бы вырваться из меня. В пещере было сильное эхо, и это означало, что мне нужно быть особенно осторожной. Культисты были вокруг меня, но не звучало ни одного голоса. Я слышала, как они бродят по лесу, ищут, но никто не произнёс ни слова. А ещё я больше не слышала тех громких монструозных шагов. Что-то было не так.

Вдруг кто-то спрыгнул в ущелье. Он двигался между каменными стенами, приближаясь ко мне. Я задержала дыхание, когда он прошёл мимо входа в пещеру. Это был один из других детей. Джейкоб, кажется. Мы несколько раз проводили время с ним — что было примерно тем же количеством раз, что и с кем-либо другим из группы, поскольку мы все выросли вместе. Но он не выглядел как Джейкоб. Его глаза светились красным, и он двигался дёргано, как марионетка. Я была уверена, что если бы это действительно был Джейкоб, он бы заметил дыру в стене. Такие вещи дети замечают, знаете ли, — классные палки, лужи, укрытия и дыры. Но он прошёл мимо, не взглянув на неё. Это меня беспокоило, но я была благодарна, что меня не нашли — по крайней мере, пока.

Поисковая группа начала рассеиваться, углубляясь в лес. Я была в безопасности, однако всё ещё в ловушке. Мне нужно было найти выход, но это было бы самоубийством — пытаться пройти среди сотни детей и того существа, всё ещё находящегося в лесу. Нужно было дождаться рассвета.

Как только я решила остаться в пещере, то ноющее напряжение ушло, и я сразу же почувствовала усталость и боль вперемешку с комфортной онемелостью.

Мгновение спустя моё сознание отключилось.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Хаосит-затейник специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Решиться уйти было нелегко, хотя мысль об этом зрела почти два года. Я не собираюсь говорить название культа — они известны тем, что отслеживают своих диссидентов и используют методы, законные и не очень, чтобы вернуть их обратно. Но можно сказать, что это был крупный производственный культ, и, как я узнала, довольно классического строя.

Мы жили в огороженном местечке посреди “нигде”, окруженные густым лесом, и нас было несколько сотен. Я родилась и выросла там, рожденная рождённая вне брака, по приказу наших старейшин двумя людьми, которые едва могли терпеть друг друга. И я была не единственная такая. За много лет до моего рассказа старейшины составили пары из жителей комплекса, чтобы они зачали детей в одно и то же время. Теперь тут было как минимум сто детей одного возраста и куча ворчливых родителей, воспитывающих их. В некоторых семьях хорошо ладили друг с другом. В нашей так не получалось.

Но, конечно, мои родители любили друг друга, как и все остальные любили друг друга. Это не была любовь как чувство, а скорее общественное соглашение, которое стыдило тех, кто сопротивлялся; тех, кто проявлял какие-либо чувства, кроме покорности. Они называли это Истинной Любовью, и, вроде как, она пронизывала все и всех.

Мне было около тринадцати, когда “покорный фасад” нашей семьи дал первую трещину. Однажды, поздно ночью, мой отец пронес алкоголь в наш дом и напился — серьезное преступление; если бы его поймали — последовало бы суровое наказание. Но, думаю, ему было все равно, и по мере того как он пил и пил, его сдержанность таяла, а жгучий гнев, который рос в нем, подавляемый много лет, наконец, потребовал выхода.

Он начал кричать на мою маму, всячески обзывая ее. Говорил, что из-за нее его жизнь такая пресная и невыносимая. Что он никогда по-настоящему не любил ее, и с годами она только становилась все хуже и уродливее в его глазах. Что я была ошибкой.

Она не отвечала, но это только раззадоривало его. А потом он начал ее бить.

Я не видела отца некоторое время после этого, но ущерб от его поведения был значительный как для мамы, так и для меня. Даже через две недели после того, как маму выписали из больницы, ее лицо было темным и опухшим, а несколько кровавых пластырей закрывали порезы на ее коже. Что касается меня, я увидела, что Истинная Любовь не была реальна. Она не была постоянной. Хотя у нее могли быть добрые намерения, она была просто насаждена всем здесь. Образ истины, как постеры, наклеенные на стены: ложный Бог.

Теперь вы имеете представление о том, где я выросла. Эта секта — все, что я когда-либо знала. Для меня этот мир и слова старейшин были истиной в последней инстанции. Но, даже учитывая это, сомнение подтачивало уверенность в Истинной Любви, и отчетливое чувство, что что-то не так, начало овладевать мной. Это вызывало кошмарное чувство стыда и страха, а мои попытки делать вид, что все в порядке, только усугубляли ситуацию.

С тех пор я постоянно начала замечать ссоры и внутренние конфликты, мимо которых раньше спокойно проходила, считая их признаком нормальности. А еще… если все было так хорошо, почему наш дом не мог отапливаться всю ночь? Почему мы ели одно и то же каждый день? И почему старейшины решали все, хотя их решения делали других несчастными? Мысль о том, что все это как-то неправильно, закралась в мою голову, и чем больше я об этом думала, тем сильнее становилось чувство искаженности.

Я хорошо это скрывала. Моим родителям не было до меня дела. Никто из них не хотел моего рождения, поэтому мое воспитание происходило с минимальными требованиями. Я была просто побочным продуктом Истинной Любви, предписанной старейшинами. Поэтому, пока я выполняла свои обязанности в поселении, им было все равно, что я делала, как себя чувствовала или о чем думала. Остальные были слишком заняты работой или своими проблемами, чтобы проверять, как у меня дела.

Мысль о том, чтобы уйти, однажды неожиданно пришла мне в голову, и это напугало меня. Это была одна из худших вещей, о которых можно было подумать. Нас воспитывали, будто наше поселение — рай, а остальной мир — ад, и ты был бы вечно обречен (и крайне глуп), если решишься уйти. Но мысль была там, в глубине сознания, опасная и сладкая, и не отпускала.

Постепенно я привыкла к этой мысли. Хотя сначала это было ужасно и вызывало страх, вскоре она стала знакомой. Ее сила крепла с каждым днем, и вскоре за ней последовала другая мысль: “Я уйду.”

Как только я приняла решение, то осталось лишь решить практические вопросы. Хотя я не имела представления о том, что меня ждет во внешнем мире, я знала, как работает наш комплекс, и на этом решила строить свой план.

Через несколько месяцев должно было состояться великое ритуальное событие, нечто легендарное, о чем все всегда говорили, но что казалось скорее сказкой, чем чем-то реальным. Но дата события все равно приближалась, и, поскольку все должны были присутствовать, это был мой лучший шанс уйти незамеченной, получив какую-то фору, пока все были заняты.

На протяжении недель, предшествующих ритуалу, у нас было несколько собраний для детей, на которых я узнала достаточно информации, чтобы рассчитать точное место, где меня могут поймать с наименьшей вероятностью, пока я буду перелезать забор, окружающий комплекс. Нам не говорили, что это будет за ритуал, только то, что мы получим шикарный ужин во время него, и, в целом, нам просто нужно прийти вовремя.

Самой сложной частью было вести себя как обычно, не выдавая нервозности и предвкушения. Каждый раз, когда я открывала рот, я боялась закричать: “Я УЙДУ В ДЕНЬ ВЕЛИКОГО РИТУАЛА!” Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Все были так заняты подготовкой поселения к ритуалу, что никто и не заметил, что я веду себя слегка иначе.

Накануне ритуала я собрала небольшую кожаную сумку с одеждой, бутылкой воды и баллончиком антиперспиранта и спрятала ее под кроватью. Все тут жили довольно скромно, так что это все, что я могла утаить, не привлекая внимания. Я не сомкнула глаз; сумка жгла мне руки, а волнение поддерживало постоянный поток хаотичных мыслей, заполняя мой разум и готовя его к любым возможным ситуациям.

Ритуал должен был начаться после заката, поэтому я провела день как обычно. Если бы я не была такой уставшей от бессонной ночи, уверена, кто-то бы заметил, что со мной что-то не так. Я была ужасно взволнована. И напугана. Напугана больше, чем когда-либо прежде.

Начали опускаться сумерки, и люди собрались вокруг центральной площади комплекса. Мы все сгруппировались по своим семьям, оставляя между собой десять футов расстояния, образуя длинный и широкий полукруг вокруг импровизированной сцены, как будто мы выстраивались в очередь к ней. Я стояла с родителями, которые выглядели более серьезными, чем я когда-либо видела их раньше, и мы молча смотрели на сцену.

Старейшинам понадобилось пятнадцать минут, чтобы добраться до сцены. Один из них, лидер, постучал по микрофону, и гигантские колонки завизжали в оглушающей обратной связи. Кто-то убавил громкость, и старейшина продолжил, его коллеги расположились на сцене за ним, также образуя полукруг.

Речь была скучной, как и большинство речей, произносимых старейшинами. Учитывая мои новые открытия и мысли, их бред об Истинной Любви, нашей силе и Едином Истинном Боге звучал еще более заезженно, чем обычно. Я перестала слушать и начала осматривать окрестности, в моих венах стал понемногу закипать адреналин. Я наконец собиралась сбежать.

Наша семья находилась на самой внешней линии людей, так что мне оставалось только дождаться подходящего момента и незаметно ускользнуть. Некоторые дети уже начали бродить вокруг; речь старейшин была недостаточно интересной, чтобы удержать их внимание. Это было странно: все взрослые так внимательно смотрели и слушали, а мы, дети, могли делать что угодно. Мы обычно никогда не могли себе позволить такое поведение. Что-то было не так, но это совпадало с моим планом, так что мне было неважно.

Я оглядывалась и ждала своего шанса, но потом старейшины сказали что-то, и мой отец повернулся ко мне, заставив меня вздрогнуть.

— Скажи “прощай” своей матери, — сказал он мне. Его лицо дергалось, как будто он больше обычного старался сохранить свое фирменное серьезное выражение.

— Эээ… Прощай, мама, — проговорила я, повернувшись к ней, зная, что приказы моего отца всегда должны исполняться — и лучше не спорить.

Это сбило меня с толку; его слова были неожиданны, и я не могла сосредоточиться одновременно и на отслеживании ритуала, и на побеге. Все остальные дети тоже прощались со своими мамами, некоторые даже обнимали их. Никто из нас, похоже, не понимал, что происходит, но родители, должно быть, знали что-то, потому что я слышала, как некоторые из старших парней-отцов плакали. Плакать не входило в понятие Истинной Любви, и это еще больше сбивало меня с толку. Глубокое тревожное чувство поселилось в моем животе, утягивая меня в темный водоворот.

“Черт, неужели я упустила свой шанс?” — подумала я, надеясь изо всех сил, что это не так.

— Теперь откройте их сердца! Откройте их истинную любовь к нашим детям, братья мои! Смотрите в глаза своих матерей, дети! Они благословляют вас Истинной Любовью! — закричал старейшина в микрофон.

Все женщины на площади встали на колени и склонили головы. Издалека послышались крики. Отец прервал мои мысли, схватив меня за голову и повернув к себе. В нескольких футах от меня моя мама тоже стояла на коленях, как и все остальные. «Ты должна это видеть», — сказал он, — «и не отворачивайся».

Взглянув на меня и убедившись, что я наблюдаю, он подошел к маме и схватил ее за волосы, обвив ее длинный хвост вокруг кулака. «Во имя Единого Истинного Бога», — сказал он и начал тянуть.

Мама закричала от боли, а он уперся пятками в сухую землю, поднимая пыль в воздух, и тянул изо всех сил. Сначала ничего не происходило, но вдруг у основания черепа мамы образовалась красная трещина. Быстро она начала ползти вширь, разрывая кожу головы на две части.

Теперь крики раздавались повсюду — оглушительные и будто адские. Как только первая трещина расширилась, моему отцу не нужно было тянуть так сильно. Он резко вздохнул и на мгновение расслабил руки, а затем вернулся к тянущему движению с новой энергией. Ее кожа начала сползать, как шкурка с авокадо. Ярко-красная кровь и частички плоти вырывались из поврежденных вен, потоки медленно стекали по ее черепу — слепяще-белому в этих сумерках, как его ярость, когда он чуть не убил ее тем вечером.

Отец чуть рычал, продолжая это жуткое действо, и как только верх черепа мамы полностью обнажился, он потянул в последний раз, полностью отрывая кожу от ее головы. Неаккуратно оборванные края свисали над ушами и лицом. Я огляделась и увидела, что тот же процесс происходит со всеми другими женщинами. Некоторые уже закончили, некоторые все еще были в процессе. Мужчины порыкивали от напряжения, упираясь в землю, женщины кричали в агонии. А мы, дети, не могли ничего сделать. Просто замерли на месте, остолбеневшие от ужаса и слишком напуганные, чтобы что-либо предпринять.

Я начала слышать тупое постукивание, за которым следовал треск, похожий на треск разбивающейся яичной скорлупы. Снова взглянув на своих родителей, я едва их узнала. Мама была покрыта кровью и тихо всхлипывала. Отец стоял над ней с молотком в руке, постукивая им по ее обнаженному черепу и держа ее голову второй рукой, чтобы она не дергалась. После каждого осторожного удара он пальцами аккуратно выбирал маленькие кусочки черепной кости и бросал их на землю рядом со мной. По его лицу тек пот, глаза были широко открыты и зафиксированы на точке ударов, полные решимости закончить начатое.

После того как крупный кусок кости упал на землю, он отступил на шаг и осмотрел свою работу, словно скульптор, отступающий назад, чтобы увидеть целое. Казалось, он был доволен. Отец поманил меня к себе, приказывая подойти. Хотя находиться рядом с ним было последним, чего я хотела сейчас, я знала, что неповиновение его приказам разрушит любую возможность побега, которая у меня все еще оставалась. Я собралась с силами, как всегда, и подошла к нему.

Он протянул мне серебряную ложку, украшенную странными символами. Я никогда не видела такой роскошной ложки; обычно мы просто ели нержавеющими стальными ложками, которые использовались на протяжении всей моей недолгой пока жизни. Я уставилась на ее изящные контуры и странные символы, но он прервал мои мысли, схватив меня за запястье и сказав: «Ешь».

— Что?.. — спросила я.

— Я дал тебе многое, а твоя мать отдает тебе последнее. Теперь ешь, — ответил он.

Это был приказ, а приказы всегда выполнялись. Хотя я все еще не была уверена, что мне нужно делать, я подняла ложку и посмотрела на него с недоумением, надеясь, что он не разозлится. Он тяжело вздохнул и схватил меня за плечи, подтолкнув и заставив встать над мамой.

— Ешь! — крикнул он, голосом полным раздражения..

Я посмотрела вниз и увидела отверстие, выбитое отцом. Грубые, острые края черепа образовали сосуд, внутри которого находились червивые струны мозга, слабо пульсирующие, потоки крови стекали в разные стороны.

— Мама? — спросила я, наклонив голову, чтобы взглянуть на ее лицо.

— Она уже не здесь. Теперь ешь, пока не стало слишком поздно, — сказал отец, поднимая мне голову обратно.

Я осторожно вонзила ложку в дыру на поверхности мозга и попыталась выскоблить как можно меньший кусочек. Мама снова закричала, но она стояла неподвижно, сдерживая свою агонию. Отец пока не орал на меня, так что я понимала, что делаю именно то, что он хочет.

Это потребовало значительных усилий, но мне удалось вытащить кусочек мозга мамы размером с улитку. Когда я посмотрела на этот кусочек, слегка покачивающийся на середине ложки, я задумалась, какие воспоминания и идеи он содержит; какую часть мамы я собиралась съесть?

— Ешь это! Прямо сейчас! — закричал отец, уже серьезно разозлившись.

Я засунула ложку в рот и попыталась сразу проглотить, но кусочек застрял у меня в горле. Рвотный позыв, за которым последовала небольшая лужица желудочного сока, вытолкнул его обратно в ложку. Быстрый взгляд на ярость в глазах отца заставил меня проглотить свою собственную рвоту вместе с кусочком мозга; я знала, что он достиг того же состояния, в котором был той ночью с мамой. Мне было интересно, был ли его гнев таким же сильным, когда он был трезв; бьет ли он с большей или меньшей точностью и силой.

— Хорошо. Продолжай, — сказал он одобрительно, когда я проглотила содержимое.

Я отламывала еще кусочки, сначала пытаясь спасти маму от агонии, но это оказалось бесполезным. Она больше не кричала, и с каждым моим укусом она становилась все более вялой, ее тело лениво покачивалось, пока я поглощала все, чем она являлась и когда-либо была. У меня уже ныли челюсти от жевания жестковатых склизких кусков. Слизь и кровь стекали по моему подбородку. Я бросила взгляд вниз, увидев, что изо рта мамы потекли слюни. Она все еще была жива, но все, чем она была, навсегда исчезло. Смотреть вниз стало невыносимо, поэтому, жуя каждый кусок, я бросала взгляды на других.

Большинство криков прекратилось, и шум напоминал мне столовую во время обеденного часа, но без гудения разговоров. Все остальные дети тоже ели. Некоторые женщины уже упали на землю, вялые и неподвижные, но мы продолжали есть, каждый отец следил за тем, чтобы его ребенок вонзал ложку в мозг своей матери. Я слышала, как кто-то давится и жует. Вокруг раздавался хруст и чавканье, пока все дети поглощали “изысканный” обед, который обещали старейшины.

Наш пир был прерван громким гудком, раздавшимся вдалеке. Все мужчины упали на землю, прижав лица к земле и держась за затылки, как будто собиралась взорваться бомба. «Это мой шанс», — подумала я, надеясь, что это удачное совпадение. Я огляделась и направилась к нашему зданию, стараясь делать шаги тихо, двигаясь трусцой. Никто не следовал за мной. Мужчины молчали, женщины были почти все мертвы, дети начали перешептываться.

Вбежав внутрь, я схватила свою сумку, собранную ранее. Мое сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвется. Вдруг из моего горла вырвался сильный сдавленный звук, за которым последовал поток рвоты, разлетевшийся по полу. Это выглядело примерно как те дешевые макароны с сыром из продуктового магазина, которые я ела несколько раз.

Когда я вышла на улицу и быстро направилась к забору, я увидела что-то вдалеке, что заставило меня замереть и вглядеться внимательнее.

Мне следовало бежать. Мне не следовало смотреть.

На другой стороне комплекса, за забором, что-то выходило из густого леса. Это выглядело как животное, только оно было выше любых зданий, которые у нас были, почти наравне с деревьями. Огромные, щупальцеобразные руки выступали из его мускулистого тела, и казалось, что оно держится ногах-копытах, как лошадь.

Раздался громкий визг, который заглушил все остальные звуки вокруг меня, и я поняла, что это было то самое существо, о котором постоянно твердили старейшины. Оно рвануло к поселению и перепрыгнуло забор. Я начала бежать в противоположном направлении. Казалось, что существо увидело меня, но, оглянувшись, я увидела, что оно остановилось рядом со “сценой” и медленно двигалось среди толпы людей, как будто пыталось что-то найти.

Я быстро добралась до забора и нашла точное место, где провода были разорваны, оставив дыру, достаточную, чтобы я могла выскользнуть. Я побежала к лесу, и, когда добралась до него, обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на комплекс.

Вдалеке существо стояло между детьми и поваленными женщинами. Его глаза были темно-красными, размером с луну, и я почувствовала, как оно смотрит на меня. Я не знаю, как оно могло видеть меня с такого расстояния, и, возможно, оно и не могло, но его взгляд превратил мои ноги в желе, а животный страх пронзил мой позвоночник. Оно хотело меня. Я чувствовала это. И тогда я поняла, что это было.

Единственный Истинный Бог.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Хаосит-затейник специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Отпустила я его не потому, что я слабая или всепрощающая.

Я признала, что моя затянувшаяся травма сыграла большую роль в моем решении, но вот что подсказала рациональная часть моего мозга.

Возможно, сейчас он заключает сделку с Оркусом.

И я оказалась права.

***

Как только я вытащила его из клетки под курятником и вышла наружу, надо мной возвышалась огромная фигура. Даже вид ее спины наводил ужас на таких, как я, считающих себя привыкшими к жуткому и сверхъестественному.

Все еще повернувшись спиной, почти голой и сплошь покрытой шрамами, к курятнику, жирный демон, привязавший Пандору к этому богом забытому месту, повернул шею, чтобы посмотреть на меня с улыбкой, которая была одновременно жестокой и восхищенной.

Увидеть его вживую, а не только в воспоминаниях, было для меня сенсорной перегрузкой. Я никогда не смогу забыть его вонь, то, как он передвигался, словно безногая слизь, как вся его кожа состояла из зараженных волдырей, его голос, его неправильность.

Вы когда-нибудь видели существо и думали: «Этого не должно существовать. Это не только аномалия, но и доказательство того, что за нами не присматривает Бог?»

Именно так я воспринимала Капитана. Это существо прямо передо мной находилось на совершенно другом уровне.

Он был возмущен. Видимо, демонический посланник частично вернул ему голос, чтобы они могли заключить сделку.

«Давай, бешеная сука! Скажи этому толстяку, с кем он связался», - выплевывал он слова в ярости.

Прекрасные слова в адрес существа, наделившего тебя способностью говорить, и человека, который только что вызволил тебя из жизни, где вокруг тебя гадили куры.

И он не остановился.

«Чертов бездельник, ты всегда все портишь! Никогда не можешь сделать ничего правильно, не так ли?»

Демон терпеливо зачитал со свитка: «Давай заключим пари. Если она оставит тебя здесь погибать, я сам освобожу тебя и проведу в дом, где ты сможешь убить ее по своему усмотрению. Но... если она появится в ближайшие три часа, я выиграю. Она победит. Я разорву тебя на куски и съем твою душу».

На свитке было пятно крови, явно отпечаток пальца.

Но его не волновала потусторонняя тварь ростом в девять футов и сделка, которую он с ней заключил. Он беспокоился о том, чтобы уничтожить меня.

«Тебе лучше начать произносить мое имя и умолять, чтобы я тебя простил».

Не смотря на все это я улыбнулась.

«Знаешь... Я все это время думала, что не могу произнести твое имя, потому что боюсь тебя, с другой стороны, так оно и есть. Нет. Я не буду произносить твое имя. Никогда больше. Потому что я отказываюсь признавать тебя как личность».

Демон плюнул ему на лоб, и это ранило словно пуля. Он заскулил.

Демон прижимал его голову к куриному дерьму, вымазывая лицом, заливаясь смехом.

Демону было все равно, кто это, лишь бы кто-то страдал.

И, к счастью, несмотря на все мои плохие поступки и сожаления, этим кем-то была не я и не тот, кого мне хотелось бы защитить.

***

Пандора объяснила, что такие могущественные существа, как этот демон, не могут выбирать, делать ли себя невидимыми для одних людей и видимыми для других, поэтому время как бы остановилось, когда она заключила с ним договор.

Я знала, что демон хочет, чтобы я увидела все это, чтобы максимально унизить его; поэтому я позволила ему устроить это шоу.

Все пошло наперекосяк, когда он начал хлестать своим огненным хвостом по старому, сухому и очень легко воспламеняющемуся полу курятника.

Не раздумывая, я бросилась внутрь, чтобы спасти цыплят.

Демон ошибочно решил, что я мешаю ему работать.

«Смотри смирно, дура!» - прорычал его громоподобный, отвратительный голос.

Это была всего лишь небольшая пощечина. Он просто отшвырнул меня в сторону.

Но это существо было эмиссаром, работавшим под началом самого Оркуса, а я была обычной женщиной.

Когда из моего разорванного живота хлынула кровь, оставив меня без сознания в считанные секунды, я слабо улыбнулась и пересчитала цыплят: по крайней мере, мне удалось спасти их всех.

***

Я не знаю, как долго я была без сознания. Знаю только, что, когда я пришла в себя, я умирала в ее объятиях, пока она разговаривала с ним - все еще пожираемым демоном кусочек за кусочком.

«О, ты испугался? Боишься настолько, что умоляешь незнакомую крылатую женщину спасти тебя?» - усмехалась она, разговаривая с ним. - «Ты заслуживаешь гораздо большего ужаса за весь тот ад, через который ты заставил пройти Мелинду. Считай, что тебе повезло, что умираешь мучительной смертью только один раз, будь это на моей совести, я бы убивала тебя сотни раз».

«Она стала сильной благодаря мне!» - патетически пробормотал он.

Пандора снова рассмеялась.

«Ты не сделал ее сильнее. Ты пытался уничтожить ее, и это все ее заслуга, что она все еще стоит на ногах, что она все еще добрая, что она сохранила все хорошее, что ты пытался у нее отнять, что она стала еще лучше. Что она - та женщина, которую я люблю и которой горжусь».

Я хотела притвориться, что не слышу, но из глаз потекли слезы.

«Эй, дорогуша, ты очнулась», - мягко сказала она. И тут я поняла, что она оторвала кусок своего левого крыла, чтобы остановить мое кровотечение. - «Я думала о том, о чем ты меня однажды спросила».

«Да?»

«Если ты когда-нибудь выйдешь замуж и заведешь детей. Я бы защищала твоих малышей. Я бы защищала и твоего парня, но если бы он меня разозлил, я бы все равно нарисовала ему на лбу маленький член».

Я попыталась сжать ее руку, но поняла, что слишком слаба для этого. Все участки тела Пандоры, которые я могла видеть, были залиты моей кровью.

«Прости, что долго не заходила за тобой. Если я ухожу в спячку, то и другие призраки уходят, потому что я их босс, поэтому я постаралась поскорее перестать злиться. Я пробила несколько дыр в стенах».

Хотя боль была невыносимой, я улыбнулась.

«Прости, что я так сорвалась. Я испугалась», - еле слышно извинилась я. Не хотелось умирать, не сделав этого.

«Да, подруга, мне тоже было страшно, в каком-то смысле. Но, думаю, даже испугавшись, ты смогла понять то, что не смогла понять я. А теперь мы попали в затруднительное положение, которое я не могу решить сама. Разве эти глупые копы не приедут? Мне нужен кто-то с телом и способный покинуть территорию, чтобы доставить тебя в больницу».

Жирный демон продолжал беззаботно поедать последние кусочки тела, не обращая внимания ни на Пандору, ни на меня. Скоро от него останется лишь жалкая голова, а затем он и вовсе исчезнет.

«Курятник горит, так что, думаю, соседи скоро все заметят», - ответила я; там, где мы находились, тоже было адски жарко. - «Но я не знаю, смогу ли я дожить до их приезда».

«Позволь мне рассказать тебе кое-что о том, как демон причиняет тебе физическую боль. Проблема не в твоем теле, а в душе. Ты выжила, потому что у тебя сильная душа», - она провела рукой по моему вспотевшему лбу. «Но я не знаю, достаточно ли она сильна, чтобы пройти через это полностью».

«Мне жаль, что я умерла на твоих глазах, Пандора».

«Хотя... должен же быть какой-то выход», - нерешительно добавила она.

__________

Обстоятельство номер один: человек должен быть полностью знаком с условиями контракта, слово в слово.

Я видела ее память во сне снова и снова и могу пересказать каждое слово из нее.

Обстоятельство номер два: человек должен быть живым и не связанным другими контрактами.

Я писатель-фрилансер. Моя ипотека была оформлена на имя родителей - они настояли на этом, так как их кредитная история была лучше, и мне удалось сэкономить немного денег.

Обстоятельство номер три: человек должен быть готов не только занять место Пандоры, но и сам стать Пандорой.

Здесь все просто. Я чувствую, что мы настолько связаны, что уже являемся частью друг друга.

Обстоятельство номер четыре: человек должен согласиться, чтобы Пандора взяла его имя и жизнь себе.

И нет ничего, чего бы я хотела больше, чем то, чтобы она жила нормальной жизнью хотя бы несколько десятилетий.

Обстоятельство номер пять: человек должен быть связан с носителем контракта.

Вот и все. Последнее условие.

__________

«Все это время я не хотела, чтобы вы, смертные, приближались ко мне, потому что знаю, что вы безрассудны. Я боялась, что кто-то предложит занять мое место, не имея ни малейшего представления о том, что это значит, но...»

«Но что?»

«Но позволить тебе занять мое место, чтобы спасти твою душу, - это совсем другое».

«Так давай сделаем это», - мягко сказал я. Несмотря на ее магический жгут, я снова начал терять сознание.

«Ты глупая дрянь. Ты ведь знаешь, что это значит для тебя? Навеки. На всю оставшуюся вечность. Ты будешь проклята и станешь рабыней Оркуса».

«Пандора... Я прожила полноценную жизнь. У меня были любящие родители, мне нравилась моя работа, у меня была отличная ферма, и я смогла познакомиться с тобой и всеми остальными, даже с умственно отсталым Робом», - мы оба захихикали. - «У меня нет больших мечтаний или планов, но я все равно не хочу, чтобы эта жизнь прошла впустую. Поэтому, пожалуйста, позвольте мне предложить тебе немного доброты, чтобы компенсировать все те ужасные вещи, через которые ты прошла».

«Ты навсегда останешься прикованным к этому дому».

«Да, но ты получишь свободу. К тому же мне нравится это место».

Она немного поколебалась, потом улыбнулась.

«Я думаю, что из тебя получится отличный лидер призраков».

«У меня столько идей! Так как же мы это сделаем?»

«Это довольно пошло, но знаешь, говорят, что каждый раз, когда ты целуешь кого-то, вы обмениваетесь частичками своих душ? Это похоже на то».

Она наклонилась к моему лицу, как прекрасный принц, подарив мне поцелуй бессмертия, мы взялись за руки, пока происходил обмен.

***

Прошло уже два года. Моя душа выдержала рану, но на бедном теле остался неприятный шрам; к счастью, соседи не сразу пришли нам на помощь.

Когда-то давно я была кем-то, потом потеряла право на имя, а потом пришла она и назвала меня Пандорой. Теперь я обитаю в теле по имени Мелинда. Тело самой красивой, самой сильной и самой странной женщины, которую я когда-либо встречала.

Я впервые за целую вечность покинула ферму, чтобы лечь в больницу, и с тех пор уезжаю с нее ежедневно. Даже самые обыденные дела, такие как поход за продуктами, поражают меня. Я просто стараюсь никогда не проводить слишком много времени вдали от моей спасительницы - не потому, что ей будет одиноко, а потому, что мне будет одиноко.

Я работаю над своим гневом, потому что негоже так расточительно относиться к жизни, которую мне так любезно подарили. Благодаря ей я надеюсь и жить, и когда-нибудь, через несколько десятилетий, наконец умереть и обрести покой на другой стороне.

Хотя мы не смогли снять проклятие, думаю, мы хотя бы ослабили его, потому что изменились две вещи.

Первая - ей не нужно выживать на сырой курице; мы думаем, что это потому, что она вроде как умерла, защищая несколько дюжин цыплят, и теперь она может есть практически все. Конечно, я совершенствую свои кулинарные навыки, чтобы она могла ужинать как королева - это меньшее, что я могу для нее сделать.

Второе: частью первоначального договора было то, что меня забыли, но теперь она на моем месте, и я никогда не забуду ее.

Теперь я, бывший демон, поедающий сырую курицу - писатель с ипотекой, а она - Мелинда Первая, самая удивительная женщина, которая когда-либо жила, у нее есть копыта и она сражается с захватчиками. Видели бы вы, как она крута, сражаясь с двумя монстрами. Она лучше меня.

Настолько, что она завоевала расположение других шаманов и даже убедила многих призраков отправиться к свету, включая всех бывших рабов. Конечно, придет еще много, но они будут в надежных руках.

Забавно, что можно быть разбитым на миллион кусочков и все равно найти кого-то, кто тоже разбит, но чьи кусочки полностью совпадают с твоими. Мелинда любит говорить, что мы спасли друг друга, но это она спасла меня. Она та, кто спасает всех.

И когда я умру, она все еще будет здесь, заботясь о том, кто бы ни разгуливал по этому месту, словно падший ангел. Может быть, вы, люди, были правы в своих сказках, и настоящая любовь действительно способна снимать проклятия.

А может, она всегда была больше, чем человек.

Моя прекрасная жена-демон.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Спросить Пандору, появлялся ли он на участке, была одной из самых трудных задач в моей жизни.

Сначала я решила описать его внешность, но в следующий же момент расплакалась в ее объятиях, рассказывая, как он давал пощечины, пока я не произносила его имя, и требовал извинений каждый раз, когда я совершала малейшую ошибку или что-то, что он считал неправильным.

– Я видела, как ты дрожишь от страха каждый раз, когда роняешь стакан или что-то еще. Ты судорожно извиняешься за это, даже если рядом никого нет. Так что, не нужно мне больше ничего рассказывать, если ты этого не хочешь, - она неловко провела пальцами по моим волосам.

– Так он был здесь? Ты его убила? - спросила я, паникуя по миллиону разных причин.

– О, черт возьми, нет конечно. Он все еще здесь. Я держу его под курятником - уютное местечко для пыток, как ты могла видеть из моего воспоминания. Я буду медленно и планомерно истязать его.

– Черт. Черт, черт, черт, Пандора, меня могут арестовать за это. Ты же знаешь, полиция и за что не поверит, что это сделал мертвый человек.

– Все в порядке, подруга. Это он пытался вломиться в твой дом, чтобы убить тебя. Или сделать еще чего похуже.

Я была в полнейшем бешенстве, и ничто из того, что она могла сказать, не могло исправить ситуацию.

_____________________________________

Его сестра сказала мне, что вызвала полицию, чтобы они обыскали мою ферму.

– Ты ведь не против, правда? - в ее голосе чувствовался тот же яд, что и тогда, когда он причинял мне боль. - Если его там нет, ты просто поступишь как добропорядочный и отзывчивый гражданин.

Я ненавижу эту суку всеми силами, но дело не в этом.

_____________________________________

– Ты убьешь его?

– Конечно, я убью его! А потом, возможно, оживлю, чтобы он еще помучился и затем снова убью, - холодно ответила она. - Может, я и крутая, но ты все время забываешь, что я люблю заставлять людей чувствовать боль, особенно когда они такие ужасные засранцы.

Я попросила Пандору хорошенько все обдумать.

– Что, если он умрет и навсегда привяжется к дому? Это будет гораздо хуже, чем если бы он остался жив. И вообще, какого черта ты не сказала мне, что он объявился?

– Я на самом деле не думала, что мне придется тревожить тебя из-за его появления. Я не хотела, чтобы ты снова переживала все эти издевательства. В конце концов, у тебя есть красивый и сильный демон, который позаботится о тебе.

Она была слишком спокойна.

– Но теперь ты сделала все еще хуже! - закричала я в отчаянии. - Ты можешь быть демоном и иметь свои чертовы правила, но ты не можешь заставить весь остальной мир подчиниться им. Я в такой жопе, что никак не могу заявить о самообороне, потому что он даже не подходил ко мне.

– Мне плевать на все эти сраные законы, которые вы, люди, создали. Мне не плевать только на то, чтобы защитить тебя, - ответила она.

Мне захотелось сказать: «Ладно, давай подумаем вместе. Давайте придумаем, как с этим справиться. Должен же быть какой-то выход». Но я была слишком увлечена паникой и отчаянием.

Как тогда, когда я отдалилась от всех своих друзей. Они умоляли меня уйти, а я злилась на них, преуменьшала значение насилия, потому что с такими женщинами, как я, такого не случается, верно? С образованными, представителями среднего класса, сильными духом женщинами вроде меня? Это случается только с ранимыми девочками, которые не знают, что лучше, верно?

Как тогда, когда я сократила общение с родителями до минимума, потому что мне было больно врать, что все хорошо. Мне было больно, когда меня спрашивали, как прошел день, а я не могла придумать ни одного приятного слова.

Как тогда, когда я обрезала волосы и выбросила всю косметику, чтобы у него не было причин ревновать меня.

Как тогда, когда я накричала на соседку, потому что она вызвала копов; я сказала, что это не ее дело и все пары такие.

Как тогда, когда я начала причинять себе боль, чтобы наказать себя за то, что не ушла и не воспользовалась первой же возможностью получить помощь.

Я была слишком далеко в своей травме, в своей боли, в самой уродливой части меня, которую он так тщательно взращивал.

– Неужели? - произнесла я не своим голосом. Я была такой раздраженной, такой злой, такой неспособной вести себя как обычно.  -Потому что с тех пор, как я переехала, ты только и делала, что вела себя как сука и плохо со мной обращалась, так что пошла ты. Я никогда не просила, чтобы проклятый полтергейст командовал каждым моим шагом. Это серьезно, и я не хочу гнить в тюрьме, так что на этот раз я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять делать все, что тебе заблагорассудится.

– Да пошла ты и все вы, люди, нахер. Вы все одинаковые куски дерьма. Думаете, что крутые, но проживете еще лет 50, максимум 60, и когда вы превратитесь в гребаный прах и дерьмо, я все еще буду здесь, и у меня все будет по-своему.

– Тогда я надеюсь, что ты исчезнешь, - ответила я. Мне хотелось остановиться. Я вела себя так по-детски, вдобавок ко всему. Но я не могла. Не в этот момент; прямо сейчас я была хрупкой, неудачницей, жалкой личностью, в чем он меня убедил.

– Замечательно, потому что это будет гребаным лучиком солнца в моей жалкой вечной жизни, - она издала два громких звука, снимая туфли, одну из многих пар, которые я ей подарила, и дематериализовалась. - Что ж, пусть будет по-твоему, тупая сука. Я отключаю все телепатические способности и перехожу в спящий режим, потому что чертовски зла и не хочу необдуманно причинить тебе боль.

***

Я знаю, что вы сейчас скажете. Это слишком не в твоем характере, Мелинда. Учитывая все, что произошло до сих пор, не может быть, чтобы ты была настолько глупа. Ты выше этого.

Вам повезло, что вы не знаете на собственном опыте, что, когда речь идет о наших обидчиках, мы иногда демонстрируем бессвязное и саморазрушительное поведение, и возвращение после этого не бывает простым. Вы сломлены таким образом, что, как бы хорошо вы ни старались исправить себя, вы всегда рискуете сорваться снова. Риск может быть небольшим, но он есть, и при достаточном давлении он будет неизбежен.

Вам повезло, что вы не знаете, что призрачный образ вашего обидчика прирастает к вам, как паразит, и становится практически призрачной конечностью, которая то и дело дает о себе знать и причиняет боль.

Мое иррациональное поведение исходило из страха, манипуляций и ненависти к себе за то, что мной манипулировали. Когда вы чувствуете себя таким образом, трудно сделать что-либо, кроме как действовать в соответствии с убеждением - так тщательно заложенным в ваше сердце - что ваш обидчик всегда будет контролировать ситуацию, а вы просто грустная собака Павлова.

Это не так. Я сильная. Я выжила.

Но это не помешало мне психануть и решить пойти в курятник до приезда полиции.

Это не помешало мне испытать смешанные чувства, когда я увидел его, его порванное горло и разорванные голосовые связки, чтобы он больше никогда не мог кричать на меня, его лицо, испачканное куриным дерьмом и засохшей кровью.

Неужели он заслужил это? Разве это не моя вина, что я согласилась на боль? Разве я не виновата, что слишком неуклюжа и некомпетентна?

Я сильная. Я выжила.

Но я также женщина, которая в тот момент выбрала худший из возможных вариантов решения проблемы.

Освободить его.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Капитан явился со вторым визитом как раз в тот момент, когда местных юных кретинов отпугивали Горелая морда, Безногая Линда, Летающая голова Стю и даже Умственно отсталый Роб (жирный призрак, который облизывает все, что видит, и чуть ли не топит вас в слюне. Он был неподходящим для настоящих сражений, но отлично справлялся с запугиванием людей).

Те парни,  что проникли в мои владения той ночью, даже не представляли, какой ужас им предстояло пережить и как близки они были к тому, чтобы превратиться в ничто.

К счастью, Пандора в одиночку снова одолела пожирателя душ - он был не так силен, как страшен. И все же я всегда пугалась, когда слышала его приближение: одного звука его тяжелых шагов или воспоминания о том, как я мельком увидела его лицо в тот раз, было достаточно, для начала приступа паники и чтобы голова теряла связь с реальностью.

В своих предыдущих постах я относительно спокойно относилась к потусторонним гостям, потому что большинство вещей, связанных с ними, просто странные, и я знаю, что Пандора всегда может с ними справиться, но Капитан - неестественное существо,  одно из самых ужасных, что только мог представить мой разум, и его опасность была непомерно реальной.

Я чувствовала бы себя такой виноватой и злой, если бы он поймал одного из этих глупых подростков, а невозможность сделать что-либо, кроме как прятаться в своей постели и ждать, вызывало ужасную тревогу. Стыдно признаться, но в ту ночь меня накрыли эмоции.

– Эй, эй, все хорошо, дорогая, - Старая Леди сразу дала понять, что она рядом, пока я дрожала под одеялом. Знакомое присутствие немного помогло.

– Могу я попросить вас об одолжении?

– Все, что угодно, лишь бы это было в пределах моей власти, - ответила она, с заботой в голосе.

– Можете ли вы рассказать, что привело вас сюда? Или что-нибудь, что вы помните о себе, когда были живы?

Я почувствовала легкое давление на руке, как будто кто-то взял ее в свои руки; в этом смысле она очень напоминала мне мою покойную бабушку.

– Конечно, дорогая. Рассказывать особо нечего, но я буду рада поделиться, если вы этого хотите, - она слегка повысила голос, чтобы не слиться с шумом, доносящимся с улицы. - Я слышала, что большинство людей оказались здесь по плохим причинам, но я просто коротаю время, ожидая, пока мой сын не вернется с войны во Вьетнаме.

– Но разве вы не знаете...

– Все в порядке, дорогая. Люди настаивают, что война давно закончилась, и все кто мог уже вернулись, , но он всегда был забывчивым мальчиком, и таким неуклюжим. Бедняжка. Поэтому мне нужно набраться терпения, - вздохнула она и сделала паузу. - Может быть, он тоже ушел, но тогда тем более стоит подождать, чтобы мы могли перейти на ту сторону вместе. Он придет, я уверена. Материнское сердце знает.

Другой рукой я сжала воздух в том месте, где, по моим представлениям, находилась ее рука.

***

В ту ночь, когда Пандора пришла сообщить мне, что можно смело покидать кровать, она спросила, есть ли у меня минутка для разговора - чего раньше никогда не случалось.

– Ты смотришь на меня слишком добрыми глазами, и я обязана лопнуть этот “ мыльный пузырь”, соседка. Ты должна знать, что я убила предыдущего владельца этого дома.

Мне потребовалось время, чтобы осмыслить сказанное. Насколько я знала, мистер Лу был пожилым вдовцом, любимым в обществе, хотя и немного эксцентричным, и ему очень нравилось поместье Сиу - вот почему он отказался покинуть столь опасное место и отправиться погостить к родственникам.

– У тебя была на то веская причина? Он плохо к тебе относился?

Она рассмеялась.

– Ты действительно думаешь, что все, что я делаю, оправдано, не так ли? Если я скажу тебе, что только что съела щенка, ты скажешь: «Ладно, наверное, щенок на самом деле был Цербером».

– Я просто знаю, что ты достаточно умна, чтобы не совершать бессмысленных поступков, - ответила я, не задумываясь, что кажется немного шокировало Пандору.

– На этот раз ты удивительно права. Но ты ведь понимаешь, что ферма стоила очень дешево даже для этой жуткой собственности? Семья старика Лу хотела избавиться от нее как можно скорее, потому что их отца убили.

Пандора не умела объяснять словами, поэтому она просто вновь выдала мне ледяной и пушистый комок-воспоминание из своей головы и вложила в мою.

Этот сон совершенно не походил на предыдущие: он был каким-то размытым и тусклым, словно снятым на дешевую одноразовую камеру.

Я наблюдала, как мистер Лу, симпатичный старик, медленно хромает по участку. В эти дни он нанял работника, чтобы тот вел хозяйство, потому что сам мало что мог сделать. Мужчина, которому было около 40 лет и который всегда носил ковбойскую шляпу, ухаживал за животными и помогал по хозяйству, например в уборке и готовке, но оставаться на ночь ему не разрешалось.

Мистер Лу обращался с Пандорой с неловкой мягкостью, как будто она была брошенной когда-то дочерью, с которой он недавно воссоединился. И поскольку у нее не было имени, он называл ее Девочкой - не очень-то изобретательно.

Я с ужасом наблюдала за тем, как мистер Лу прикрыл голову, услышав тяжелые шаги в своей спальне. Голос Гуффи рассказывал мне, что старик не вставал с кровати, когда была вероятность появления чего-то плохого, потому что он уже не мог быстро ретироваться в безопасное место.

Но, похоже, любопытство мистера Лу взяло верх, и он решил украдкой взглянуть на аберрацию, которая преследовала и интриговала его на протяжении последних десяти лет.

Он издал жуткий вопль. Капитан представлял собой гигантское звероподобное черное пятно, которое сливалось с окружающими его естественными тенями, поглощая весь свет вокруг.

Ужасная тварь издала довольный рев, поняв, что мистер Лу подглядывает за ним, затем с непостижимой скоростью настиг его и начал поедать. Хотя нет, не так. Он начал высасывать мистера Лу, его ногу, которая стала просто полностью исчезать, не оставляя после себя ни крови, ни обглоданных костей.

Пандора размозжила голову своему протеже, чтобы убить его до того, как он будет полностью съеден, для того чтобы хотя бы его душа смогла спастись.

После этого наступил хаос. Наутро работник нашел тело мистера Лу, и, слава богу, что у него было надежное алиби на время смерти. К тому же, кроме имущества, наследовать было нечего, так что ковбой не мог нажиться на смерти своего босса.

Семья мистера Лу ненавидела дом всей душою, и до этого, но теперь в особенности, когда подозревала, что он убил старика, и решила продать его за гроши. Так я здесь и оказалась.

На следующее утро я рассказала Пандоре о сне, и что она сделала все, что могла. На что она лишь отмахнулась.

– Если подумать, то именно так и умерла Безногая Линда. Она ненавидит своего племянника, потому что считает, что он ее убил, а мы просто пытались частично спасти ее.

– Это ужасно! Ты рассказала ей об этом?

– Конечно, дубина. Но она мне не верит, даже после того, как увидела, что старого Лу постигла та же участь. Ты уже должна была понять, что все здешние призраки предвзяты и упрямы.

На моем лице застыло мрачное выражение. После чего она добавила.

– Не унывай, солнышко! Ты тоже можешь умереть от этого, но так как я становлюсь все сильнее, так что, скорее всего, мне не удастся спасти только твои ноги.

***

После того как Лакота терпеливо разъяснила все мои сомнения относительно поместья Сиу, я наконец поняла, почему Капитан время от времени возвращался. В отличие от живущих здесь призраков, которые все еще принадлежали к материальному миру, Капитан и другие подобные ему сущности принадлежали к потустороннему плану. Поэтому, даже если бы Пандора разрубила его на куски, через некоторое время он бы просто восстановился на своем родном плане (Ад, Бездна или что-то в этом роде).

Но, имея рядом Пандору и других призраков-жильцов, которые защищали меня, я могла справиться даже с этой информацией.

Была только одна вещь в мире, с которой я не могла справиться, и она поразила меня, как молния, на следующий день после прихода Капитана.

Кто-то позвонил мне с незнакомого номера. Я подумала, что, возможно, какой-нибудь продавец, увидевший мой предупреждающий знак у ворот, хочет, чтобы его впустили, или даже, что кто-то из родителей одного из подростков позвонил, чтобы извиниться - и то, и другое было бы не впервой.

Но я ошибалась.

Это была его сестра.

Я не могу заставить себя произнести имя своего бывшего, потому что оно заставляет меня дрожать, так что простите меня за то, что я не воспроизвожу здесь каждое ее слово.

– Мелинда? Он у тебя?

– С чего бы это? - ответила я, несколько резко.

Раньше я дружила с этой женщиной, но после того, как я рассказала ей об агрессии, а она отмахнулась и сказала, что все пары такие, дружба сошла на нет. Именно из-за нее я так долго не могла обратиться за помощью к родителям.

– Потому что мой брат сказал, что хочет все исправить. И с тех пор его никто не видел и не разговаривал с ним, вот уже больше недели.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.