Сообщество - FANFANEWS

FANFANEWS

1 015 постов 1 072 подписчика

Популярные теги в сообществе:

13

Космический циркач — Барри Лонгиер

Автору повести «Враг мой», по которой снят популярный в 1990-е, а ныне просто культовый фантастический фильм, сегодня исполняется 81 год.

Литературная карьера американского фантаста Барри Лонгиера напоминает ударный цирковой аттракцион — с фанфарами и несколькими особо удачными трюками вначале, досадным (или талантливо сымитированным?) срывом в середине, от которого замирает зрительный зал, и новой попыткой — на сей раз удачной, сорвавшей дополнительные аплодисменты. Впрочем, трудно было ожидать иного от автора одного из самых популярных циклов о космическом цирке…

Барри Брукс Лонгиер родился 12 мая 1942 года в городе Харрисбурге (штат Пенсильвания). После окончания средней школы он поступил было в Университет Уэйна в Детройте, но, проучившись два года, бросил его и вынужден был заняться поисками работы. Она оказалась связанной с книгоизданием: вместе с женой Лонгиер владел небольшими издательствами в Филадельфии и Фармингтоне, что в штате Мэн (где писатель живет по сей день), — а затем такой же небольшой типографией. Успеха на данной стезе он, судя по всему, не добился — чего не скажешь о его литературном творчестве.

Его выход на арену и первые «трюки» сразу же расположили к новичку сердца зрителей. Дебютировал Лонгиер рассказом «Репетиции», опубликованным в 1978 году в ведущем американском научно-фантастическом журнале «Isaac Asimov’s Science Fiction Magazine». В рассказе речь шла о межзвёздной цирковой труппе, не по своей воле застрявшей на планете Момус и вынужденной приспосабливаться, обустраиваться в чуждом, негостеприимном мире. Впрочем, циркачам ли привыкать к невзгодам и спартанскому быту кочевой жизни!

А уже в следующем году дебютант вызвал шквал восторгов новым произведением — повестью «Враг мой». Тут уж на арену полетели цветы, то бишь литературные премии. Обе главные — «Хьюго» и «Небьюла» плюс премия, присуждаемая ежегодным голосованием среди читателей журнала «Локус», и та, что названа именем легендарного Джона Кэмпбелла и присуждается «самому многообещающему молодому автору» года в жанре. Честно говоря, трудно припомнить, кому ещё из дебютантов доставался столь же впечатляющий урожай наград!

Так взошла звезда Лонгиера — быстро, мощно, стремительно. По крайней мере, в начале 1980-х годов его рассматривали как едва ли не главную сенсацию наступавшего десятилетия.

Повесть, что и говорить, была славная. Добрая, мудрая, человечная, она вызывала не только удовлетворение от лихо закрученного сюжета (как в 90% произведений научной фантастики), не только интересные новые мысли (как в оставшихся 10%), но и эмоции — а с ними в данной литературе дело все еще обстоит не шибко… Хотя уже тогда высказывалось подозрение, что автора слегка перехвалили, и лавину высших премий стоило бы рассматривать только как аванс…

Сказать, что это повесть о Контакте — значит, ничего не сказать. О нащупывании ниточки взаимопонимания с существами другой расы, враждебной и вызывающей поначалу отторжение; о ксенофобии, уступающей место дружбе, сотрудничеству и взаимовыручке; о солдатах двух враждующих армий, оказавшихся в ситуации, не оставляющей им иного шанса на выживание, кроме как в мире и согласии, — уже теплее…

Герой повести, земной астронавт, совершает вынужденную посадку на весьма «неуютной» планете и встречает попавшего в аналогичную переделку воина противника. Поначалу их отношения сковывает взаимная враждебность и подозрительность, но в конце концов оба «робинзона» не только становятся друзьями, но землянин еще и усыновляет детеныша, родившегося у инопланетного родителя — или родительницы? Дело в том, что появление младенца оказалось сюрпризом и для звездного «солдатика».

То, что Лонгиер — мастер таких рискованных сальто-мортале, — зрители не раз убеждались на всем протяжении его увлекательного «номера». Между прочим, и путь повести к отечественному читателю — это тоже своего рода цирк… Ибо первыми оказались — кинозрители! По печальной традиции, именно они познакомились сначала с пиратской видеокопией одноименного фильма, снятого режиссером Вольфгангом Петерсеном — и снятого, надо признать, мастерски. И только спустя несколько лет вышел перевод повести.

Но к тому времени уже другой писатель, Дэвид Джерролд, успел написать новеллизацию сценария — роман «Враг мой» (1985), а его соавтор — завоевать сердца американских фэнов другими произведениями, входящими в тот самый цикл о приключениях «звёздной» цирковой труппы на планете Момус, с которого начиналась литературная карьера Лонгиера.

В этот цикл входят (в порядке внутренней хронологии): сборник «Город Барабу» (1980), роман «Песнь слона» (1982) и ещё один сборник «Мир цирка» (1981), объединивший ранние рассказы писателя.

Барри Лонгиер с редактором Джорджем Х. Скитерсом на Noreascon II, Всемирной конференции научной фантастики в Бостоне, 1980 год

«Ну кто сможет устоять перед цирком!» Эту искреннюю, а отнюдь не дежурно-рекламную реплику Джоан Виндж издательство «Беркли» поместило на традиционную «комплиментарную. страницу» первого издания новой книги Барри Лонгиера. Это был сборник «Город Барабу» (1980), наводивший читателей на вполне понятные ассоциации: реальный городок под тем же названием, расположенный в штате Висконсин, известен на всю Америку: там расположен крупнейший в мире Музей Цирка. А речь шла о том, как первыми земными колонистами на далекой планете оказались неунывающие, живущие одной семьей и свято блюдущие свои традиции и специфический «цирковой» фольклор мастера манежа.

Читатели и не устояли: на протяжении нескольких лет, пока публиковались произведения о «мире цирка», имя Лонгиера стабильно обеспечивало аншлаг в том огромном цирке-шапито, шумном, пестром и не скрывающем своей «балаганности», который называется миром американской science fiction.

А затем — на самом гребне успеха, когда, казалось, автору оставалось лишь успевать за лентой издательского конвейера, обещавшего деньги, тиражи, славу! — это имя разом исчезло с «афиш» издательств и журналов.

Долгое время причину отсутствия Лонгиера на фантастическом манеже не называли, предпочитая глухие отговорки типа «различные обстоятельства, никак не связанные с литературой» (как без затей сказано в известном биобиблиографическом справочнике «Писатели-фантасты XX века»). Но затем в ряде изданий — назову, к примеру, фундаментальную Энциклопедию под редакцией Джона Клюта и Питера Николлса, — все было названо своими именами. Кроме того, автору этих строк посчастливилось лично пообщаться с Барри Лонгиером (на одной из «локальных» конвенций в Чикаго в 1990 году, когда мы оба участвовали в одной дискуссии), и он сам рассказал обо всём прямо и откровенно.

Всё оказалось прозаичнее некуда: на протяжении трех с лишним лет Барри Лонгиер лечился от хронического алкоголизма и наркомании. О чем впоследствии написал честный и жестокий роман «Сент-Мэри Блю» — совсем не фантастический, а напротив, посвящённый своему горькому и, увы, до предела реальному опыту. К счастью, курс лечения прошёл успешно. И в 1987 году сорвавшийся с трапеции акробат под одобряющие аплодисменты зала вновь взобрался под купол цирка. И начал вытворять такое, чего от него никак не ждали.

Смена амплуа – испытание нешуточное, публика редко прощает такое. Пойти на подобный риск могут позволить себе только сильные личности. Новые романы, выходившие отныне из-под пера Лонгиера, ничем не напоминали его ранние вещи – яркие, человечные, но, если честно, все-таки не обремененные какими-либо оригинальными философскими и социальными идеями. Теперь же писатель обращался к темам предельно серьезным и решал их умно, жестко, не заигрывая с читателем, а постоянно ставя его перед больными и неприятными вопросами.

Так, в романе «Море стекла» (1987) рассказ ведется от лица маленького Тома Уиндома, с рождения носящего на себе печать «деклассированного ребенка», поскольку родители произвели его на свет незаконно. Всеми демографическими процессами в перенаселенном мире, куда пришел Том, управляет Центральный электронный мозг (MAC III). Во всех отношениях бездушная машина решает свою задачу: «минимизировать» количество людей на планете, – не останавливаясь и перед таким радикальным и хорошо испытанным в истории человечества способом, как война. Однако неразумные люди никак не могут понять высшего замысла «электронного управляющего» – направленного на их же благо! – и в своем неприятии и упрямстве доходят до откровенного саботажа. С саботажниками и криминальными типами (к которым относятся и родители Тома) в этой мрачной демографической антиутопии обходятся сурово: преступников публично – и главное, медленно – поджаривают на электрическом стуле, а их «деклассированных» детей отправляют в концлагеря.

В другом романе Лонгиера, «Нагим пришел робот» (1988), писан мир недалекого будущего, в котором прекратились все войны – даже «холодная». Единственным полем брани стала транснациональная экономика, в которой боевые действия от имени своих конфликтующих корпораций-монополий ведут между собой опять-таки роботы и андроиды. Забавно? Да как сказать: воюющие силы в запале битвы не пожалеют и людей, попавшихся им под горячую руку…

Далеки от безудержного оптимизма и два романа по мотивам популярного телесериала «Чужой народ» (Alien Nation) – «Изменение» и «Такой же шлак, как я» (оба вышли в 1994 году). И даже юмористический роман «Возвращение домой» (1989) открывается незабываемой сценой, от которой становится не по себе: на орбите спутника Земли появляется инопланетный корабль с экипажем, состоящим из разумных… динозавров. Отдаленные потомки тех, кто, вопреки данным науки, вовсе не вымерли в доисторическом прошлом (точнее, вымерли, да не все), теперь требуют ни много ни мало – вернуть им «их» планету!..

И наконец, совсем непохоже – по идеям, настроениям, общему колориту – на «Врага моего» произведение, действие которого развертывается в том же пространстве-времени. Роман «Заповедь завтрашнего дня» (1983), названный популярным журналом Science Fiction Chronicle «лучшим произведением писателя, убедительной и логичной историей, полной сюжетных поворотов, повествовательных планов, экзотической инопланетной философии, лихо закрученного действия и хорошо выписанных образов героев, – словом, книгой на любой вкус».

Война в нем – все та же, между землянами и инопланетными чудищами-драками. Только теперь главный персонаж, носящий форму земных космических сил, – женщина-военнопленный. Ей, как и ее предшественнику, тоже предстоит понять и принять иную культуру, только на сей раз контакт происходит в еще более деликатной сфере – религии. Что касается последней, то верования драков выписаны Лонгиером с глубиной и блеском, позволившими критику Дарреллу Швейцеру назвать роман «одной из самых успешных попыток исследовать инопланетные религию и психологию».

Я же закончу этот беглый портрет «фантастического циркача» точной репликой уже цитированного Швейцера, в которой явно сквозит надежда на новые увлекательные – и самое главное, неожиданные цирковые номера нашего героя:

«В целом Лонгиер проделал необычную эволюцию. Его явно переоценивали в начале карьеры – и до обидного недооценивают сейчас, когда появились его действительно серьезные работы».

ПС. Хотя самые известные вещи писателя и изданы в России, в целом его творчество представлено на русском языке не очень хорошо. Из двух десятков романов переведены только пять, из 14 повестей - две, из полусотни рассказов - восемь. Очень жаль...

Автор текста: Владимир Гаков
Источник: журнал «Если»

Материалы о других писателях:

Показать полностью 10
28

Как Германия и Япония Америку делили — после просмотра пилота сериала «Человек в высоком замке» / The Man In the High Castle (2015-2019)

Сериал по одноимённому роману Филипа Дика, впечатлениями о котором я делился тут. Теперь расскажу о том, что мне подумалось после просмотра первого эпизода сериала.

Прекрасно выдержаны стиль и ритм, повествование не несётся галопом, но и не тормозит, при этом всё идёт достаточно неспешно, чтобы можно было успевать продумывать возникающие в голове ассоциации, которых в избытке.



Атмосфера сериала создаётся символьными противопоставлениями. Два полюса этого мира – Япония и Германия – прекрасно оттеняют друг друга. Метафизика/рационализм, древние традиции/военный порядок, монархия/культ вождя. На территории одного континента (но не Евразии, а Северной Америки) столкнулись не просто два союзника, которые ещё никогда не были так близки к войне друг с другом, а два взгляда на мир, две философии, извечные антагонисты, Запад и Восток. И то, что сообща они победили весь мир не сделало их ближе, только отсрочило глобальное столкновение.



Диалектика присутствует и в сюжетных перипетиях. Заявлены два главных героя, отличающиеся друг от друга полом (Джулиана и Джо), географией (она – из Тихоокеанских Штатов Японии, город Сан-Франциско, он – из Великого Нацистского Рейха, Нью-Йорк), направлением (оба пускаются в опасное путешествие, навстречу друг другу и встречаются на нейтральной территории, между оккупационными зонами немцев и японцев, в городе Кэнон), целями (оба они – в Сопротивлении, но по разным причинам).



Пока создателям удалось гармонично сочетать американский пафос и трезвый взгляд на организацию этого мира; при патриотических рассуждениях актёры не сваливаются в патетику, а при обозначении особенностей двух режимов воздерживаются от педалирования. Из диалогов: о порядках в Рейхе – «По вторникам в госпитале сжигают калек и неизлечимо больных», о ТШЯ – «Не тот цвет кожи, не та религия, да японцы сами рады позволить таким уехать из Тихоокеанских Штатов»; сказано это обыденно и вскользь, так, незначительный эпизод беседы, само собой разумеющийся факт, удивляющий только новичков в здешних краях. Настоящий ужас привычен и будничен, если не сказать – банален, так, должно быть, и случается после пятнадцати жизни в сумеречной зоне.



Похоже, что делали сериал, люди, что называется, в теме. Для которых и экранизируемая книга, и вообще творчество Дика само по себе значимо. Они не забыли про экранизацию другого его романа, и подарили армии гиков-киноманов-диковцев вот такого единорожека, видимо, родного брата бумажного животного из "Бегущего по лезвию".



Приятная неожиданность. Из таких мелочей и ткутся культовые киномиры.

Другие мои отзывы на сериалы:

Показать полностью 5
98

Как создавался образ Дарта Вейдера — главного кинозлодея в истории

Едва ли найдется человек, который не узнает эту черную маску, даже если никогда не смотрел «Звездные войны». Образ Дарта Вейдера проник в современную культуру глубоко и прочно. Но как он появился и почему лорд ситхов выглядит именно так? Рассказываем.

По версии The Hollywood Reporter, Дарт Вейдер и правда возглавляет рейтинг главных злодеев в кино. И эксперты издания не без оснований замечают, что все могло быть иначе, если бы Лорд ситхов выглядел именно так, как изначально представлялся Джорджу Лукасу, — в черном шелковом шарфе и в озвучке Орсона Уэллса.

Со своей идеей злодейского образа Лукас обратился к художнику-иллюстратору Ральфу МакКуорри: он описал «темного лорда, летящего по ветру, со злой сущностью вокруг него» — в темном плаще, но без шлема, только с развевающимся платком, закрывающим лицо.

Эскизы Ральфа МакКуорри

В 1975 году МакКуорри сделал первые наброски. Он опирался не только на описания режиссера, но и на сценарий.

«В одной из сцен фильма Вейдеру предстояло выпрыгнуть из "Звездного разрушителя" и приземлиться на корабль, который они догоняли, прожечь дыру в корпусе и найти жертву. Соответственно, он должен был выдержать вакуум и низкие температуры, поэтому я добавил ему маску, чтобы дышать в безвоздушном пространстве», — объяснил художник логичный переход от шарфа к шлему.

Для своих эскизов он вдохновлялся старинными самурайскими доспехами — именно так шлем Дарта Вейдера получил длинные опущенные поля.

По эскизам МакКуорри за дело взялся художник по костюмам Джон Молло. Вот тут и началось самое интересное: Молло вместе с помощниками пошел по костюмерным цехам киностудии «Эльстри», заглядывал в разные отделы и собирал все то, что могло пригодиться для образа Темного лорда. Улов был такой: средневековый монашеский плащ с исторического костюмерного склада, кожаная броня мотоциклиста, противогаз и немецкая пехотная каска штальхельм времен Первой и Второй мировых войн. Все это и собиралось вместе для костюма Дарта Вейдера.

По мотивам получившегося ассамбляжа скульптор Брайан Мюр уже изготовил маску, устройство на груди, наплечники и остальную броню, на эту работу у него и его команды ушло 11 недель. Роль Дарта Вейдера в оригинальной трилогии исполнял Дэвид Проуз — актер и тяжелоатлет, который изначально пробовался на роль Чубакки, но был взят на главного злодея саги за свои выдающиеся физические данные (мало того что Проуз был бодибилдером, так он еще оказался и под два метра ростом). Чтобы броня сидела как влитая, с его тела снимали слепки.

На съемках «Звездные войны. Эпизод IV: Новая надежда», 1977: Питер Кушинг (Гранд Мофф Таркин), Джордж Лукас, Кэрри Фишер (принцесса Лея) и Дэвид Проуз (Дарт Вейдер)

При этом озвучивал Темного лорда актер Джеймс Эрл Джонс, поскольку западное произношение Дэвида сочли неподходящим для голоса зловещего Дарта Вейдера. Впоследствии актер рассказывал, что на съемках V и VI эпизодов иногда нарочно говорил смешные реплики вместо прописанных по сценарию, поскольку знал, что его голос все равно будет дублирован. А за знаменитое шумное дыхание Вейдера отвечал звуковой дизайнер Бен Бертт, который дышал через подводную маску с маленьким микрофоном в регуляторе. Изначально пробовали записывать много разных вариаций дыхания: исходно оно должно было сопровождаться писком как от медицинского оборудования, но от такой версии отказались, поскольку она была слишком шумной.

В итоге в 1978 году Джон Молло получил «Оскар» за работу над костюмами в фильме «Звездные войны. Эпизод IV: Новая надежда» (вообще на счету у картины семь «Оскаров», в том числе статуэтка Бена Бертта «за особые достижения», то есть за создание звуков инопланетных существ, роботов и, конечно, Дарта Вейдера). Помимо образа лорда Ситхов, Молло отвечал за все костюмы саги — от штурмовиков до культовой жилетки Хана Соло.

«Звездные войны V: Империя наносит ответный удар», 1980

У дизайнера был довольно скромный бюджет — $90 тыс., меньше, чем стоимость съемки большинства отдельных сцен. Для статистов он порой добывал старую военную форму в соседних костюмерных и дополнял всем, что попадалось на складе, — именно так было, например, с пестрым сборищем в кантине на Мос-Эйсли.

«Как видите, костюмы "Звездных войн" — это не столько костюмы, сколько элементы сантехники и автодетали», — сказал Молло в своей благодарственной речи на «Оскаре».

И тем не менее именно эти автодетали, противогаз и бутафорская нацистская каска принесли ему славу и сложились в самые, пожалуй, узнаваемые образы в истории кинематографа.

Автор текста: Варя Баркалова
Источник: pravilamag.ru

Другие материалы:

Показать полностью 5 1
19

«Время» и «Стекло» — фильмы М.Найта Шьямалана от худшего к лучшему

В феврале в мировой прокат вышел «Стук в дверь» — пятнадцатый полнометражный фильм современного мастера саспенса М.Найта Шьямалана. Хорошее время, чтобы подвести промежуточные итоги его турбулентной карьеры и расставить все эти фильмы по местам.

14. «Пробуждение» (1998)

«Wide Awake»

Первые два фильма М.Найта Шьямалана невозможно смотреть — правда, по разным причинам. Снятая в Индии «Яростная молитва» не выходила в прокат и не издавалась на DVD с момента фестивальной премьеры в 1992 году; и в интернете существует только в виде копии с затертой кассеты, так что оставим оценку этого фильма до лучших времен. Спродюсированное Харви Вайнштейном, а затем положенное на полку на три года «Пробуждение» невозможно смотреть не изза проблем с дистрибуцией, а на концептуальном уровне. Это не просто детское кино с христианским уклоном, а плохое христианское кино для детей. Взросление мальчика в католической школе проходит с еще более банальными шутками-причудами и под еще более приторную музыку, чем вы могли предположить. Как ни странно, уже эта картина заканчивается фирменным шьямаланским твистом: да, разумеется, один из героев оказывается ангелом — не говорите, что мы не предупреждали.

13. «Стекло» (2019)

«Glass»

Все последующие после двух дебютов (индийского и американского) фильмы Шьямалана были сняты в жанрах либо саспенса, либо фантастики. И даже в худшие моменты они развлекали чистым ремеслом сторителлинга: не зря в нулевые годы обложка журнала Newsweek сообщала, что Шьямалан — это-де «новый Спилберг». Единственное исключение из этого правила — «Стекло», бесславное завершение супергеройской трилогии режиссера. Это кино больше похоже на непродуманный фанфик по мотивам более ранних работ; на собранный из-под палки юбилейный капустник. Среди камео, отсылок и жанрового метакомментария теряется, собственно, сам фильм. Здесь нет ни фантастики, ни саспенса, только много пустопорожней болтовни и претенциозной статики в интерьерах одной психиатрической лечебницы.

12. «Явление» (2008)

«The Happening»

«Явление» — фильм, который вызывает чисто головное уважение, но на практике оказывается совершенно нерабочим. Это самый откровенный оммаж великому Хичкоку в фильмографии Шьямалана: пугающе абсурдная завязка «Птиц» доведена до абсолютного минимализма. Теперь против людей выступают не птицы, а растения — невидимыми токсинами доводят население до суицида. Никаких спецэффектов вообще не предусмотрено и, надо сказать, с выстраиванием напряжения в таких условиях Шьямалан справляется вполне успешно.

Увы, для оммажа классике хоррора категории «Б» режиссер не придумал никакого подходящего визуального решения: кино выглядит как стандартный прилизанный блокбастер своего времени, а вот если бы оно было снято, скажем, на зернистую черно-белую пленку, возможно, и чудовищная актерская игра Марка Уолберга и Зои Дешанель заиграла бы другими красками. Но о славе тарантиновского «Грайндхауса» привычно высокопарный Шьямалан не задумывался: это первый фильм режиссера со взрослым рейтингом R, а визуально шокирующих моментов смертей здесь еще меньше, чем у Хичкока за полвека до. По итогу весь фильм — это неироничная экологическая пропаганда.

11. «Девушка из воды» (2006)

«Lady in the Water»

Еще одна раздражающе высокопарная и претенциозная работа мастера саспенса — «Девушка из воды», выполненная в жанре современной сказки. Кино показывает фэнтези-мир, похожий на наш, но населенный прекрасными нарфами (читайте: нимфами), ужасными скрантами (монстрами-волками) и нейтральными тартутиками (обезьянками). Казалось бы, такому сюжету высокопарность должна быть только к лицу, но здесь все происходящее так и остается не слишком обаятельной, совсем не волшебной белибердой.

Персонажи-архетипы, населяющие филадельфийский многоквартирный комплекс с бассейном (это такой фантастический сеттинг, что ради съемок в Филадельфии режиссеру пришлось выстроить декорацию в натуральную величину) до конца выглядят неживыми картонками. Отдельного упоминания заслуживает, пожалуй, главное в карьере Шьямалана преступление против хорошего вкуса: метасюжет, где сыгранный режиссером гениальный писатель противостоит противному скептику-кинокритику. Что ж, по крайней мере, наглости и индивидуализма у этого автора не отнять.

10. «Повелитель стихий» (2010)

«The Last Airbender»

Снятая по мотивам мультсериала «Аватар» картина «Повелитель стихий» — это еще одна киносказка, на этот раз с элементами супергеройского боевика. Фанаты оригинальной серии приняли этот вольный краткий пересказ, мягко говоря, в штыки, но для всех остальных это на удивление приемлемое зрелище. Действие способно впечатлить чисто на техническом уровне: боевая хореография условная, как балет или уся; экшен-сцены задействуют удивительное для блокбастера количество длинных непрерывных дублей; фотореалистичные визуальные эффекты магии за декаду ничуть не устарели. Скажем, в нынешней киновселенной «Марвел» еще ни один режиссер не показал такой постановочной сноровки. Конечно, у героев-детей «Повелителя стихий» обаяния поменьше, чем у марвеловских весельчаков (важное исключение — Дев Пател, роскошный, как и всегда), зато у истории ощущается неподдельный масштаб.

9. «Шестое чувство» (1999)

«The Sixth Sense»

Трудно переоценить фурор, который произвела в свое время мистическая драма «Шестое чувство»: именно после ее успеха Шьямалана и нарекли новым Спилбергом. Понятно, откуда выросла такая аналогия: эффектные попкорновые ходы (джампскейры, шокирующий твист) режиссер совмещал с неподдельным гуманизмом. Актерские перформансы Брюса Уиллиса и Хейли Джоэля Осмента в этом фильме настолько выразительные, что завладели бы чувствами зрителей даже без выдающегося фильма вокруг них. В том-то и дело, что за пределами актерских работ неповторимость этого фильма сильно переоценена: в рамках мистического жанра Шьямалан не единожды превзошел «Шестое чувство» и в плане нарастания напряжения, и в плане шокирующего финала. С высоты его дальнейших достижений эта прорывная работа так и выглядит крайне удачной, но еще несмелой, бесхитростной пробой пера.

8. «Таинственный лес» (2004)

«The Village»

«Таинственный лес» — это классический Шьямалан, без убийственных спойлеров его сюжет можно описать лишь самой общей фразой: слепая девушка живет в изолированной деревне, окруженной монстрами. Именно в этот раз шокирующий поворот взбесил зрителей и критиков настолько сильно, что карьера режиссера навсегда разделилась на «до» и «после»: грубо говоря, до этого он считался остроумным фокусником, а после стал «недалеким шарлатаном». В своем списке самых ненавистных фильмов Роджер Эберт писал о «Таинственном лесе» следующее: «Секрет здесь такой безмозглый, что, когда мы его узнаем, хочется перемотать фильм, чтобы снова о нем забыть».

На самом деле здесь Эберт допустил классическую ошибку кинокритики и отрецензировал сценарий, а не постановку. Ведь постановка в данном случае задействует сюжетный поворот не просто ради раскрытия некого «секрета», а ради изменения тональности, полного перекрашивания картины. В решающий момент кино из атмосферной истории об ужасе превращается в щемящий гимн американской скорби. Да, этот переход несовершенный, но отмотать чувства вспять тоже не получится.

7. «Сплит» (2017)

«Split»

В 2017-м легендарный французский журнал Cahiers du Cinma поместил триллер М.Найта Шьямалана «Сплит» в десятку лучших фильмов года; ранее подобной чести удостаивались «Таинственный лес» и «Девушка из воды». Шутка ли, по версии избирательных французов это делает Шьямалана самым успешным саспенсовым постановщиком со времен Хичкока. С такой оценкой можно, конечно, спорить, но одно обстоятельство сомнениям не подлежит: Шьямалан действительно снимает триллеры так, будто бы век Хичкока никогда не заканчивался, а эра постмодерна не наступала. Даже в 2010-е он не занимается ироничными деконструкциями и оммажами сюжетам прошлого, а изобретает еще невиданные высокие концепты для своих старомодных, но исключительно эффективных жанровых работ.

Так, «Сплит» главным аттракционом делает маньяка с 24 множественными личностями; весь фильм тащит на себе Джеймс МакЭвой, выдающий впечатляющий кэмповый перформанс. Все, больше никакого второго дна здесь нет, но Шьямалану больше ничего для шоу и не надо: он дирижирует крутыми ракурсами камеры и взрывными звуковыми эффектами с таким ажиотажем и чувством веселья, что заражает своей энергией даже самых искушенных зрителей.

6. «Визит» (2015)

«The Visit»

Нынешний «камбэк» (версия не наша, а скучных мейнстримных критиков) Шьямалана начался со спродюсированного Джейсоном Блумом фаунд-футаж-хоррора «Визит» с самым низким, за исключением индийского дебюта, бюджетом в карьере постановщика. Для иного режиссера это стало бы окончательным приговором, последним рубежом на траектории падения с голливудских холмов в низкобюджетный ад. Но Шьямалан не уныл и не опустил руки, а, наоборот, выдал один из своих самых зажигательных фильмов. Это чистейший хоррор за всю его фильмографию; взявшись за фаунд-футаж, этот режиссер предсказуемо выдал самую эстетскую версию этого заплеванного на тот момент жанра (как раз в тот же год вышло шестое «Паранормальное явление» и четвертый «Репортаж»). Казалось бы, где ручные цифровые съемки, а где модернистские ракурсы камеры в духе Хичкока; однако даже здесь Шьямалан умудряется дать камере вдоволь повглядываться в красивую пустоту, а дьявольским деду с бабой театрально посолировать. Да, ради такой визуальной выразительности постановщик жертвует реализмом, но, кажется, никто не против.

5. «Стук в дверь» (2023)

«Knock at the Cabin»

Концепция «Стука в дверь» — одна из самых абсурдных в фильмографии мастера безумных сюжетных завязок: группа незнакомцев врывается в дом одной семьи, чтобы заставить их принести в жертву друг друга и тем самым остановить якобы надвигающийся апокалипсис. При этом форма, в которой Шьямалан рассказывает этот вздор, изысканнее, чем когдалибо: режиссер позаимствовал оператора Джарина Блашке у Роберта Эггерса («Ведьма», «Варяг») и собрал кино из удушающих крупных планов, размытия и зерна (использовались винтажные объективы из 90-х). Как всегда у мастера, все самое интересное сознательно помещено за границу кадра — кровавое насилие рейтинг R позволял не скрывать, но Шьямалан все равно изящно его кадрировал; апокалипсис если и показывают, то через рядовые телерепортажи про стихийные бедствия и пандемию — так даже страшнее. Да, накал страстей, заданный на старте, кино в конце концов не выдерживает, но, подводя черту, его вполне можно назвать золотым стандартом для творчества режиссера, находящегося на пике суперспособности гарантированно развлекать публику вздором.

4. «Время» (2021)

«Old»

Едва ли у фильма «Время» будут зрители, не знающие спойлеров по поводу его базовой концепции. Это не проблема, ведь удовольствие получать режиссер снова предлагает не от того, что происходит, а от того, как оно происходит. Шьямалан все еще работает по олдскулу, затмевая всех конкурентов-недоучек: показывает преждевременное старение детей с помощью расфокуса и обрезанных частей тела, чтобы в конце концов банальный рекастинг сделать остужающим кровь скримером. Да, по сути своей это кино — необязательная байка из склепа, однако ремесло режиссера поистине завораживает: ракурсы и пируэты камеры эксцентричные, как никогда; благодаря концепции с преждевременным старением визуальные страшилки чуть ли не самые шокирующие в фильмографии мастера саспенса.

Это редкий неоригинальный сценарий Шьямалана, за основу взят франко-швейцарский комикс «Замок из песка». Из него режиссер выбросил стремную подростковую эротику и добавил щепотку настоящего боди-хоррора (отдельные кадры фильма выглядят так, будто он снят не по французскому графроману, а по хоррор-манге какогонибудь Дзюндзи Ито). Оригинальный комикс заканчивался поэтической безысходностью и недосказанностью; фильм в конце концов сводится к черному фарсу, где сам режиссер с удовольствием играет закулисного злодея. Да, Шьямалан, по всей видимости, недостаточно серьезно относится к грошовым сюжетам своих фильмов, но простить ему это — значит получить ключ к редчайшему кинематографическому удовольствию нашего пластмассового времени.

3. «Неуязвимый» (2000)

«Unbreakable»

В «Неуязвимом» Шьямалан до основания деконструировал супергероику до того, как это стало мейнстримом. Несмотря на такой легковесный жанр, это, пожалуй, самый истинно драматический фильм постановщика. Сценарий фокусируется не на героических аттракционах (по сюжету обычный охранник осознает, что обладает выдающимися способностями), а на экзистенциальных дилеммах. Дешевого твиста как такового нет: в кульминации главный герой испытывает озарение, не обесценивающее прежний путь, а, напротив, добавляющее новую ценность его истории. Актерский дуэт Брюса Уиллиса и Сэмюэля Л.Джексона выдает что-то на уровне «Оскаров» или даже выше (обиднейший факт: после Хейли Джоэла Осмента и Тони Коллетт в «Шестом чувстве» из актеров Шьямалана на «Оскар» никто не номинировался). «Неуязвимый» — образец редкой для этого режиссера формальной сдержанности и высокого вкуса, что не делает это кино менее захватывающим или насыщенным.

2. «После нашей эры» (2013)

«After Earth»

«После нашей эры» — это однозначно наиболее превратно понятый фильм М.Найта Шьямалана. Подавляющее большинство критиков заплевало этот недоблокбастер (разгромной критике сопутствовал кассовый провал) за то, что это, мол, тщеславный проект Уилла Смита, продвигающего своего сына Джейдена, и неуместная трибуна Шьямалана, распространяющего с блокбастерным бюджетом свою экопропаганду. Да, Смит действительно написал этот сюжет для своего сына, но разве можно назвать тщеславной историю, в которой отношения отца и сына изображаются с такой эмоциональной сыростью и искренностью? В чем состоит самопродвижение, если Уилл Смит так безжалостно уничтожает на экране свое эго (почти весь фильм Смит проводит в лежачем положении, будучи раненым) и заодно позволяет Джейдену распрощаться с отцовскими представлениями о маскулинности?

С точки зрения жанрового ремесла впечатляет то, как эффективно Шьямалан масштабирует свои среднебюджетные наработки до межпланетных размеров (и бог с ней, с экопропагандой). Выживание юного героя на одичалой планете и его противостояние безжалостному космическому монстру держат в напряжении, как почти никакие другие сюжеты в фильмографии режиссера. Да, это в большой степени кино для семейного просмотра, но кто сказал, что семейный просмотр не может быть проходить на краешке дивана из-за нервов?

1. «Знаки» (2002)

«Signs»

Какое главное правило эффективного хоррора? Разумеется, позволить ужасным образам самим прорасти в воображении зрителей, не показывая сразу слишком много. «Знаки» прилежно следуют этому правилу и в результате становятся одним из страшнейших фильмов своего времени. В реальности инопланетного вторжения до поры до времени приходится сомневаться вместе с героями. А что, если это вообще не инопланетяне, а демоны из ада?

Как и все лучшие фильмы М.Найта Шьямалана, «Знаки» — не просто жанровое упражнение, а непрямолинейное, многослойное кино. В экранной динамике братьев Мела Гибсона и Хоакина Феникса, а также актеров-детей (Рори Калкина и Абигейл Бреслин, позже ставших звездами) есть что-то от разговорного ситкома. В конце концов кино и вовсе превращается в трогательную драму об обретении веры, возвращающую режиссера к его христианским истокам. Как и все лучшие жанровые режиссеры, Шьямалан оказывается блестящим постановщиком не только в тех жанрах, с которым ассоциируется его персональный бренд. Пора бы называть его не мастером саспенса, а просто мастером искусства кино, причем одним из самых ярких и своеобразных в своем поколении.

Автор текста: Никита Лаврецкий
Источник: daily.afisha.ru

Другие материалы:

Показать полностью 14
19

«Пикачу, я выбираю тебя!» — за что мы полюбили покемонов

Что вы представляете, когда слышите слово «аниме»? Наверняка одна из первых ассоциаций — милая желтая мышь с хвостом в виде молнии, выпрыгивающая из красно-белого шара. В прошлом году сериал отметил своё 25-летие. Вспоминаем, как и почему началась всемирная покемономания.

Покемоны стали для многих первым знакомством с аниме

История про мальчика Эша, который ловит волшебных существ-покемонов и мечтает стать величайшим тренером всех времен, выросла из серии одноименных видеоигр, которые по популярности уступали только легендарному «Mario». Это было комфортное приключенческое аниме, герои которого из серии в серию занимались своими обычными делами: охотой на покемонов, тренировками и турнирами, борьбой с упорными, но не смертельно опасными врагами. Шоу провозглашало эскапизм и триумф дружбы, а еще было неиссякаемым источником идей для мерчандайза всех мыслимых форм. Этого было более чем достаточно, чтобы уже после первого сезона Японию охватила покемономания. Популярность франшизы быстро вышла за пределы страны, и уже через год первый сезон «Покемона» адаптировали для показа в Америке. А затем еще в 74 странах мира.

До России «Покемон» добрался только к концу 2000 года. Переведенное с английского шоу транслировалось на канале ОРТ, и поначалу от него не ждали ничего выдающегося. Руководство канала было уверено, что скандального увлечения покемонами в нашей стране не произойдет. Но магия снова сработала: на протяжении нескольких лет российские школьники выпрашивали у родителей игрушки, наклейки и постеры с любимыми героями, заучивали наизусть имена десятков покемонов и отчаянно спорили, кто из них круче. Слов «хайп» и «тренд» в обиходе тогда не было, но, чтобы быть в теме, «Покемона» смотрели даже те, кого обошли стороной «Сейлор Мун» и другие аниме 1990-х.

Невероятное разнообразие существ

Конечно же, главное в этом аниме — покемоны. Это бессловесные волшебные существа, которых люди ловят в специальные ловушки покеболы, приручают и учат сражаться с себе подобными. По сути, этот спорт — ближайший аналог собачьих боев, но гуманнее: поединки покемонов никогда не заканчиваются смертью бойцов. Для победы достаточно, чтобы соперник потерял сознание.

Система классификации покемонов перекочевала в аниме из видеоигр: выделяются разные стихии, способы атаки и ступени эволюции. Все эти данные влияют на боевые качества покемонов, их сильные и слабые стороны и даже на места обитания. Одна из главных особенностей покемонов — эволюция, в ходе которой они физически изменяются, приобретают новые боевые качества и черты характера. Этот процесс не обязательный, но он добавляет интереса к игре и сюжету.

В начале сериала Эш получает от своего наставника профессора Оука электрического покемона Пикачу, которого никто не хотел брать из-за вредного характера. Позже Эш сталкивается с водными, травяными, огненными и другими покемонами. За четверть века трансляции сериала главный герой встретил несколько сотен разновидностей этих существ, а в играх их число переваливает за 900.

Кто же из этого сонма покемонов самый популярный? По результатам всевозможных опросов разных изданий, на первых местах оказываются то появившаяся всего в шести эпизодах Раттата (фиолетовая крыса, которая вечно все грызет), то Псайдак (утка, у которой всегда болит голова) или даже толстяк Снорлакс, который весь день ест и спит и больше ничего не делает. Силы и умения здесь не играют особой роли, даже наоборот, самые бесполезные в бою существа моментально завоевывают зрительскую любовь.

Но самыми известными все равно остаются «базовые» покемоны, которых десятилетний тренер Эш повстречал в начале своей карьеры: электромышь Пикачу (его стихия — электричество), дракончик Чармандер и его высшая эволюционная форма Чаризард (огонь), черепахоподобный Сквиртл (вода) и похожий на ящерку с головкой чеснока на спине Бульбазавр (трава).

Симпатичные герои и обаятельные злодеи

Хотя львиную долю внимания завоевали покемоны, их тренеры тоже получили свою долю зрительской любви. Выступающие на стороне добра импульсивный энтузиаст Эш Кетчум, его темпераментная спутница Мисти и в целом спокойный, но очень влюбчивый друг Брок — прекрасная команда, обреченная на постоянные приключения. Но если Мисти и Брок, по сути, обычные тренеры покемонов, то Эш — классический избранный. Во время путешествий он сталкивается с редчайшими покемонами, героями легенд, которых не каждый опытный тренер видел воочию. А вот Эш встречается с ними постоянно, куда бы ни пришел. Увы, суперспособность находить везде редких покемонов никак не помогает Эшу ловить их. Часто мальчик оказывается в ситуации, когда окружающим приходится верить его рассказам на слово.

Не меньше, чем героев, поклонники «Покемона» полюбили команду R — одиозную злодейскую организацию охотников на редких покемонов, мечтающую заполучить Пикачу. Чаще всего в гуще событий оказываются три агента этой организации: Джесси, Джеймс и их неофициальный талисман — свободный покемон Мяут. Вспыльчивая и артистичная Джесси в этой команде отвечает за грубую физическую силу, Мяут строит коварные планы, а чувствительный и поэтичный Джеймс служит украшением коллектива. Именно этому трио принадлежит одна из культовых цитат сериала, звучащая после каждого их поражения: «Команда R опять в пролете!»

Успокаивающая стабильность

Когда сериал начал завоевывать западный рынок, многие критики отнеслись к нему скептически: по ходу развития сюжета герои не взрослели, их характеры не менялись, и казалось, что они только и делают, что топчутся на месте. А в конце пятого сезона Эш и вовсе отдал всех своих покемонов, кроме Пикачу, своему наставнику профессору Оуку, вернувшись к самому началу своего пути.

Этот трюк с возвращением к истокам Эш проделывает постоянно. Завершив сюжетную арку, он начинает заново собирать коллекцию покемонов и исследует все новые уголки мира. Такая структура сериала была введена создателем аниме-адаптации Кунихико Юямой. В интервью Nintendo Online Magazine он рассказал, что подобное решение позволяет зрителям без проблем смотреть сериал с любого сезона и даже серии, не пропуская ничего важного.

Сюжетное однообразие «Покемона» превратилось из недостатка в достоинство: интерес удерживается не драматургическими решениями, а изобретательно придуманными монстрами и их битвами. Да, Эш остается вечным ребенком с неугасающим энтузиазмом, а исход его приключений предсказуем. Но верность простой формуле комфортного шоу позволяет этому аниме оставаться в эфире вот уже более 25 лет. Такая стабильность и устойчивость — штука ценная, консервативные японцы это знают лучше всех.

И, конечно же, мемы, ставшие классикой

Как и любой поп-культурный феномен, «Покемона» разобрали на многочисленные мемы. Вот некоторые, что нам особенно нравятся.

Кадр с удивленным Пикачу из 10-й серии 1-го сезона — идеальная реакция на очень предсказуемые результаты

Каждый хоть раз чувствовал себя самым медленным покемоном Слоупоком. Он сам по себе мем!

Чаризард вполне может подменять Филосораптора

Появлявшаяся в конце каждого эпизода викторина «Это что за покемон?» с силуэтами персонажей сама напрашивалась на кастомизации

И в толстеньком лентяе Снорлаксе тоже легко узнать себя, особенно по выходным

И, конечно же, фраза «Покемон, я вызываю тебя!» отлично подходит для мемов, особенно для рабочих чатов

Автор текста: Ксения Прохоренко
Источник: КиноПоиск

Другие материалы:

Показать полностью 10
2405

Я жив, это вы умерли — патография Филипа Дика

Филип Киндред Дик – один из наиболее влиятельных американских фантастов. Он написал 44 романа и 110 рассказов. По его произведениям снято 17 фильмов, в том числе «Бегущий по лезвию» и «Вспомнить все». Однако не все знают, насколько сложным в общении он был и что причина тому – зависимости и болезнь.

Страшная маска

Филип Дик родился 16 декабря 1928 года в Чикаго. Его отец Джозеф занимал должность цензора в газете, а мать Дороти редактировала речи госчиновников. Дороти родила на шесть недель раньше срока близнецов — мальчика и девочку. Младенцы были очень слабыми, и через десять дней девочка умерла. На могильной плите рядом с ее именем выгравировали и имя ее выжившего брата, оставив пустое место для даты смерти. В этой могиле Филип Дик и будет похоронен.

Во время Первой мировой войны Эдгар Дик ушел на фронт добровольцем и вернулся из Европы с ворохом героических воспоминаний и противогазом, с помощью которого он как-то раз попытался развеселить своего трехлетнего сынишку. Однако веселья не получилось: увидев круглые непроницаемые глаза и зловеще раскачивающийся черный резиновый хобот, Фил завопил от страха, решив, что место отца заняло какое-то чудовище. И потом несколько недель подряд малыш внимательно изучал вновь обретшее прежний облик лицо, боясь обнаружить другие признаки подмены. Через много лет Филип Дик напишет рассказ о маленьком мальчике, убежденном, что некое ужасное существо подменило его отца.

Романтика галлюцинаций

С детства Филип проявлял интерес к писательству. В 10 лет он сделал собственную газету The Daily Dick, а в 12 лет впервые познакомился с фантастикой, прочитав журнал Stirring Science Stories. После прочтения трудов Платона Дик пришел к выводу, что окружающий мир не настолько реален, как кажется, и убедиться в стопроцентной реальности чего-либо практически невозможно.

Филу было пять лет, когда Дороти подала на развод. Они с матерью несколько раз переезжали и наконец осели в Калифорнии. По вечерам сын и мать беседовали, лежа каждый в своей кровати и оставив открытыми двери спален. Любимыми темами их разговоров были книги, болезни и лекарства.

Дороти посещала психотерапевта, очень любила заниматься самолечением, имела обширную аптечку и постоянно пробовала новые лекарства. Тетя писателя Мэрион страдала кататонической шизофренией. Дороти самоотверженно заботилась о сестре, навещала ее в больнице и даже поселила ее у себя. Она окружала больную преданной, но эксцентричной заботой, переходя от одного чудесного способа лечения к другому – от дианетики до учения Райха. Дороти романтизировала болезнь сестры, и, когда Мэрион незадолго до смерти страдала от ужасных галлюцинаций, Дороти утверждала, что та наслаждается чудесными видениями.

Манифестация болезни

Фил боялся высоты, открытых пространств и общественного транспорта, не мог есть на людях. В 15 лет во время посещения симфонического концерта его вдруг охватила паника, – парнишке показалось, что он погрузился на дно и смотрит на мир через перископ подводной лодки.

Однажды после ужина у Фила заболел живот. Он пошел за лекарством по темному коридору, ведущему в ванную комнату. На пороге он начал на ощупь искать шнур от лампы. Но его на месте не было. Однако Филип был уверен, что шнур висит слева от двери. Растопырив пальцы, Фил начал шарить в темноте. Его охватила паника, как если бы все вокруг него исчезло. Он пробурчал, что никак не может найти этот чертов шнур… и внезапно понял, что никакого шнура не существует. Здесь есть и всегда был выключатель, справа от двери. Филип без труда его нашел, включил свет резким ударом. Этот случай натолкнул его на идею романа «Распалась связь времен». Его очень привлекала мысль о том, как некто, отталкиваясь от незначительной детали, замечает, что происходит что-то не то.

С тех пор болезнь прогрессировала. Как-то во время прогулки Дик услышал крик птицы. Поднял голову, а вместо неба над ним было лицо: огромное, металлическое, страшное; склонившись, оно разглядывало его. Филип понял, что всю жизнь боялся увидеть именно это. И так напугавшая его в детстве глупая шутка отца с противогазом тоже предвещала это. Он решил, что его механизм, который фильтрует реальность, стал заедать и он случайно увидел подлинный мир.

Анна Рубенстайн и Филип Дик, 1958 год

Любовная карусель

Фил был довольно неуверенным в себе и обычно выглядел как битник: джинсы, рубашка в клетку, старые армейские ботинки. Он был рослый, неуклюжий, рыхлый, часто плохо выбрит или с бородой. К 40 годам писатель весил около 100 кг и к своему внешнему виду относился равнодушно.

Дик не любил выходить из дома, потому поставил дело так, чтобы люди приходили к нему. Ему нравилась роль хозяина и автора правил игры. Удивительно, но его неуверенность не помешала ему жениться четыре раза. В ухаживаниях он проявлял поразительную настойчивость и натиск. Он предпочитал совсем юных девушек. О первой его жене известно очень мало, они были вместе всего несколько месяцев. Второй жене, Клео Апостолидис, на момент знакомства было 19 лет. От нее Фил ушел к молодой вдове Анне Рубенстайн, причем даже не пытаясь скрывать от жены свою связь.

Через два года после свадьбы Фил сбежал от Анны и поселился с девушкой по имени Грания. Живя с ней, Филип влюблялся почти во всех женщин, которых встречал. И все они оказывались женами его друзей. Он писал им жалостливые письма, звонил по ночам. Затем он познакомился с Нэнси. Это была робкая, нежная, хрупкая девушка с еле слышным голосом. Добиваясь ее, он угрожал, что будет пить много таблеток и умрет. Она уступила его натиску и весной 1965 года переехала к нему жить, они поженились. Ей было 19, а ему – 37. Через пять лет Нэнси ушла от него, и вскоре Фил сошелся с 18-летней Тессой, а после разрыва и этих отношений – с 22-летней Дорис. Анна, Нэнси и Тесса родили от Фила детей.

Со всеми своими женщинами он обходился одинаково. Период бурных ухаживаний быстро заканчивался, и Дик начинал жестко контролировать жен, не разрешал работать и даже выходить из дома, а затем подозревал их в сумасшествии. Больше всех пострадала Анна – ему удалось убедить их семейного психиатра, что она сходит с ума и хочет его убить. Анну положили на несколько недель в психиатрическую клинику. Здоровых женщин Филип Дик подозревал в сумасшествии, а больных считал единственно достойными любви.

Ридли Скотт и Филип Дик

Скользя во тьме

Дик робел показать кому-либо свои сочинения, поэтому это тайком сделала его вторая жена Клео, послав его рассказ редактору Энтони Бучеру. Тот назвал рассказ Дика многообещающим, что вдохновило писателя забросить психологию с философией и заняться творчеством. «Человек в высоком замке» стал первым успехом Дика: он получил премию «Хьюго». К 40 годам произведения писателя стали переводить на другие языки. Периоды усердной работы чередовались с месяцами, когда он не мог выдавить ни строчки.

Станислав Лем хотел, чтобы роман Дика «Убик» был переведен на польский. Но получить гонорар можно было только в Польше, и Дик заподозрил, что его планируют заманить в Восточную Европу и не выпустить оттуда, о чем он несколько раз написал Лему. Вскоре Лем перестал отвечать на его письма. В течение 4 месяцев 1974 года Дик написал в ФБР 14 писем, где помимо прочего сообщал, что писателя Станислава Лема не существует, что под этим именем скрывается комитет, готовящий заговор.

Несмотря на то, что Дик неоднократно попадал в психиатрическую клинику, всю взрослую жизнь посещал психотерапевтов и психиатров, несколько раз пытался покончить с собой, в русскоязычных источниках нет упоминаний о том, был ли ему поставлен официальный диагноз. Однако это не означает, что диагноза не было. Его биография и его книги дают основания для предположения, что у него мог быть выявлен шизофренический симптомокомплекс.

Ему были свойственны колебания между меланхолией и психотическими состояниями, неуверенность в сочетании с высокой тревожностью. По ночам он писал рассказы и романы, а днем спал. Употреблял очень много препаратов. Он знал, какие симптомы нужно описать врачам, чтобы получить рецепт.

Филип Дик месяцами обдумывал произведение, а затем под действием амфетаминов за несколько недель писал книгу. Конечный вариант, как правило, мало отличался от черновика. Больше всего его привлекал сюжет, в котором человек по незначительной детали вдруг понимает, что что-то идет не так. Но ему никто не верит, он вынужден искать пути доказать свою правоту и в конце концов выясняется, что мир совсем не таков, каким кажется.

Чем дальше, тем чаще его сюжеты сводились к безумному бегству среди смертей и ужасных превращений. Его герои либо сходят с ума, либо думают, что сошли с ума. Они не всегда могут понять, в каком мире находятся, живы они или умерли.

За рассказ «Полный расчет» Дик получил 195 долларов, а через 20 лет после его смерти киностудия «Парамаунт» за права на экранизацию этого рассказа заплатила детям писателя 2 млн долларов. Дик не дожил до настоящей славы всего несколько месяцев. Впрочем, скорее всего, он и не заметил бы ее, приняв за галлюцинацию.

Диагностическое предположение

Шизофренический симптомокомплекс: параноидное мышление и поведение. Бред преследования, бред ревности, эротический и ипохондрический бред. Приступы чрезмерной религиозности, зрительные и слуховые галлюцинации, суицидальная активность. Можно предположить, что у Дика был синдром Кандинского – Клерамбо, а именно идеаторный автоматизм, когда человеку кажется, что кто-то вкладывает свои мысли ему в голову, а также «делает» его сны и воспоминания.

Предположение о параноидной шизофрении подтверждают попытки Дика обнаружить своих врагов (например, письма в ФБР), а также тревожно-боязливое возбуждение, чувство страха и надвигающейся опасности. У больных шизофренией с большой вероятностью диагностируются сопутствующие болезни, в случае Дика это депрессия, тревожное расстройство, агорафобия, социофобия, акрофобия, наркозависимость.

Автор текста: Катерина Новицкая
Источник: psyh.ru

Материалы о других писателях:

Показать полностью 11
57

Чувак, это уже не мультик — история фильма «Черепашки-ниндзя» 1990 года

Как независимая картина, от которой отказались все студии, стала легендой. И как «Говард-утка» чуть всё не испортил.

Четвёрка антропоморфных черепах, владеющая оружием и приёмами ниндзя, появлялась в десятке разных воплощений. Всё началось, разумеется, с пародийного комикса Кевина Истмена. Потом снимали бесконечные мультсериалы, несколько полнометражных картин и даже телесериал, где впервые фигурировала черепашка-ниндзя женского пола.

Но среди всего этого многообразия особняком стоит фильм 1990 года — первое и, по мнению многих, лучшее «живое» воплощение персонажей. Причём в своё время ни одна студия не хотела браться за странный и рискованный проект. А в итоге недорогой фильм поставил рекорд по сборам для независимой картины и обрёл статус культового.

В 2021-м, к 30-летию «Черепашек-ниндзя» в США даже устроили его повторный прокат. В России фильм выходил только на телевидении, и у него даже нет официального дубляжа. Однако о его популярности можно судить по выходящим до сих пор любительским переводам и постоянным сравнениям с ним каждой новой работы — всегда не в пользу новичков.

Рассказываем, как рискованный эксперимент режиссёра-клипмейкера превратился в легенду.

Краткая предыстория

В 1983 году начинающий американский автор комиксов Кевин Истмен ради забавы нарисовал самого глупого и бессмысленного персонажа — черепашку-ниндзя. Он хотел выразить в этом образе свою любовь к Брюсу Ли, поэтому у героя были нунчаки, но при этом превратить его в некий оксюморон. Символ медлительности и неповоротливости — черепаха — казался полностью противоположным быстрым и неуловимым бойцам ниндзя.

Чуть позже Истмен показал свой рисунок приятелю-художнику Питеру Лэрду. Они придумали ещё троих подобных героев, которые отличались любимым оружием, и создали первый чёрно-белый комикс об этих персонажах. Причём авторы сделали его весьма жестоким по подобию работ Фрэнка Миллера: их черепашки-ниндзя много ругались, пили пиво, а учитель Сплинтер мечтал отомстить Шреддеру, убившему его хозяев.

Авторы не ожидали, что пародийный комикс для взрослых окажется хоть сколько-то популярным. Но весь небольшой тираж моментально раскупили, а от разных компаний пошли предложения о выпуске целой серии. Тогда Истмен и Лэрд основали свою студию Mirage и продолжили выпускать «Черепашек-ниндзя».

Спустя несколько лет их комиксы уже стали настоящим хитом. Тогда Playmates Toys, Inc. решила выпустить коллекцию детских игрушек с главными героями. Чтобы порекламировать продукцию, отсняли анимационный сериал «Черепашки-ниндзя» на пять эпизодов.

Детям мультик очень понравился, и его превратили в регулярный телепроект. Поскольку его создатели ориентировались на юную аудиторию, в отличие от взрослых комиксов, изменились и образы самих черепашек, и их приключения.

Мордашки мутантов сделали более приятными и улыбчивыми, они обзавелись разноцветными повязками, по которым легче узнавать героев. А ещё черепашки-ниндзя полюбили пиццу. Изменилась и Эйприл, превратившись из лаборантки Бакстера Стокмана в телерепортёра. Пропала вся жестокость: герои перестали убивать, а злодеи скорее веселили, чем пугали.

На этом предысторию можно закончить. Сейчас важно лишь то, что на волне успеха комиксов и мультсериала у одного человека зародилась мысль снять живую экранизацию.

Как утка мешала черепахам

В 1988 году комикс про черепашек-ниндзя попался на глаза Гэри Пропперу — сёрферу и менеджеру комедианта Галлагера, который известен тем, что на своих шоу разбивал арбузы.

Он пришёл в настоящий восторг от безумного сюжета и отправился к своему знакомому, продюсеру Киму Доусону, который как раз делал спецвыпуски Галлагера для Showtime. Вместе они убедили Истмена и Лэрда дать разрешение на живую экранизацию истории.

Продюсеры нашли сценариста — комедианта Бобби Хербека. В 70-х и 80-х он снимался в сериале «МЭШ» и «Джефферсонах». А далее они отправились искать студию, готовую оплатить производство. И тут начались проблемы.

Казалось бы, «Черепашек-ниндзя» знали буквально все: к культовому комиксу добавился успешный мультсериал и игрушки. Но мир кино жил по своим правилам. В 1988 году индустрия фильмов-комиксов находилась в глубоком упадке.

Тим Бёртон с готичной перезагрузкой «Бэтмена» придёт только через год. А пока что на экранах «Супермен 4» хоронит всю франшизу и приносит лишь убытки. А что ещё важнее, вся индустрия пребывает в ужасе от «Говарда-утки», который позже неоднократно назовут худшим фильмом-комиксом всех времён. Логично, что после провала истории об антропоморфной утке, никто не хотел снимать фильм про антропоморфных черепах.

Проппер и Доусон отправились по всем студиям искать поддержки, благо у последнего было немало знакомств, благодаря работе на Showtime. Для начала обратились к Питеру Чернину. Тот ответил одной простой фразой: «Ребята, вы с ума сошли?»

Параллельно Хербек начал осаждать Тома Грея — руководителя студии Golden Harvest, известной фильмом «Выход Дракона» и прочими работами Брюса Ли — как раз нечто подобное авторы и хотели снять. Тот прямо заявил, что не хочет иметь ничего общего с заведомо провальным фильмом. Но Хербек не отставал несколько месяцев, уговаривая его хотя бы встретиться с Доусоном.

При встрече Грей чуть ли не дословно процитировал Чернина, сказав, что они попросту сумасшедшие. Но после разговора всё же изменил своё мнение, поняв, что расходы на картину можно сделать минимальными, превратив её в подобие гонконгского боевика с дешёвыми каскадёрами.

Руководство Golden Harvest согласилось выделить всего 3 миллиона долларов на съёмку. Бобби Хербек отправился к Истмену и Лэрду дорабатывать сценарий. Он рассчитывал управиться максимум на месяц, но проторчал с авторами все два. У троицы оказалось совершенно разное восприятие будущего фильма. Лэрд ругал буквально все идеи Хербека, да и вовсе считал того посредственным сценаристом. Увы, отчасти это было правдой, Хербек слишком склонялся к комедийным панчам.

Тем временем при поддержке Тома Грея нашли режиссёра. Обосновавшийся в Англии Стив Бэррон ранее снял лишь «Электрические грёзы». Но зато он поработал над множеством известных клипов, например для группы A-ha и Брайана Адамса. Именно он создал легендарное видео на песню Billy Jean для Майкла Джексона. Именно это и нужно было продюсерам: Стив Бэррон мог добавить клиповой динамики, отлично работал с саундтреками и вообще превращал фильм во что-то более молодёжное.

Именно с его приходом «Черепашки-ниндзя» обрели основную идею и форму, которую полюбят зрители. Бэррон хотел совместить нуарную мрачность с юмором: герои должны попадать в реально опасные ситуации, чтобы зритель переживал за них. Но кровь и насилие решили исключить.

Он же предложил сделать сюжет компиляцией комикса и мультсериала. В фильме черепашки только знакомятся с Эйприл, впервые сталкиваются с давним врагом Сплинтера Шреддером и начинают свою геройскую деятельность. Многие сцены в картину пришли прямо из первых выпусков комикса: драка в квартире Эйприл и на крыше, сама история происхождения Сплинтера, отступление героев в сельскую местность.

При этом сами черепашки больше походили на сериальных: они обожали пиццу и носили разные повязки. Да и Эйприл работала не лаборанткой, а репортёром. А в финале Сплинтер придумывал легендарный слоган «Кавабанга», который тоже впервые прозвучал в мультфильме.

Слово «Кавабанга» на самом деле придумали не в «Черепашках-ниндзя», а ещё в 60-х для телешоу Howdy Doody. Вскоре после этого эмоциональный возглас очень полюбили сёрферы. Авторы мультсериала лишь вывели его на новый уровень популярности.

Своей любовью к оригиналу Бэррон покорил Истмена с Лэрдом, те с большим удовольствием помогали в работе. А вот Бобби Хербек вылетел из проекта — его слишком линейная и комедийная манера повествования не укладывалась в концепцию картины. Вместо Хербека взяли Тодда Лангена — постоянного сценариста сериала «Чудесные годы». За несколько месяцев он полностью переработал исходник и с той поры числился основным автором.

Экспериментальные костюмы и по три человека на роль

Всё там же в Англии располагалась знаменитая компания Jim Henson and the Creature Shop. Стив Бэррон и его постоянный напарник продюсер Саймон Филдс уже работали со студией Джима Хенсона: режиссёр снял несколько эпизодов «Сказочника» и отдельные сцены к «Лабиринту».

Конечно, все понимали, что это передовая компания в создании кукол и спецэффектов, так необходимых «Черепашкам-ниндзя». Но когда Бэррон предложил продюсерам обратиться к студии Хэнсона, те слегка растерялись — это моментально увеличивало бюджет минимум вдвое.

Джим Хэнсон, Стив Бэррон и черепахи

Мало того, сам Хенсон, которому показали оригинальный комикс, сильно засомневался — жестокость и убийства мало походили на доброе кино. К тому же он вообще не любил работать над внешними проектами, не принадлежащими его студии. Но всё же Бэррон убедил его, что это не повредит имиджу компании, которую любили детишки.

Работа предстояла серьёзная. Джим Хенсон говорил, что для каждого своего проекта им приходится изобретать одну новую технологию. Для «Черепашек-ниндзя» нужно придумать девять.

Студия взялась разрабатывать полноразмерные костюмы, в которые поместится человек. Мало того, у каскадёра должна оставаться возможность свободно двигаться, ведь черепашки много дерутся. А ещё нужно сделать мимику для их лиц и куда-то спрятать провода.

Из-за этого у первых моделей костюмов голова оказалась размером с телевизор. Но потом догадались, что можно сделать два комплекта.

Первые предназначались для экшен-сцен, другие — для разговорных моментов. Разница в том, что в костюмы для драк не ставили электронику, что делало их легче и подвижнее. Во вторые добавляли маленькие моторчики, чтобы оператор могли управлять глазами и ртом. Механизм помогла спрятать сама физиология черепах — его убирали в панцирь.

Видео о создании аниматроники черепах. До сих пор выглядит впечатляюще:

Получилось, что над образом каждой черепахи работала целая команда. Один находился непосредственно внутри костюма, второй управлял его глазами и ртом, третий позже озвучивал. А для Рафаэля и Донателло ещё и пригласили каскадёров для отдельных трюков и сложных драк.

Основные роли (именно в костюмах) исполнили не слишком известные актёры и каскадёры. Дэвид Форман (Леонардо) в восьмидесятых отвечал за движения обезьян в одной из экранизаций «Тарзана», позже он будет неоднократно работать на студии Джима Хенсона. Лейф Тильден (Донателло) и Мишлен Систи (Микеланджело) после «Черепашек-ниндзя» пропишутся в ситкоме «Динозавры», а последний ещё и в «Маппет-шоу». Лишь Джош Пэйс (Рафаэль) обретёт хоть какую-то популярность именно как актёр. И он, кстати, единственный, кто сам озвучил своего персонажа в «Черепашках-ниндзя».

Что интересно, все они не были мастерами боевых искусств. Перед прослушиванием Систи даже попытался придумать свою особенную технику, чтобы впечатлить режиссёра. В итоге он случайно проломил тонкую стену кабинета. Бэррону понравилось. Но не техника исполнения, а рвение, с которым актёр хотел получить роль.

Для каждого из них изготовили свою куклу ровно по форме тела. Для этого с актёров сняли слепки, полностью залив их гипсом с головы до ног, оставив лишь пару трубочек в носу для дыхания. По воспоминаниям Пэйса, позже сотрудники Creature Shop признались, что держали их в виде мумий намного дольше, чем было нужно. Просто ради смеха.

Несколько месяцев все актёры изучали в Нью-Йорке боевые искусства под руководством мастера. Затем учились отрабатывать в костюме основную сюжетную часть и налаживали контакт с кукловодами, которые отвечали за мимику.

Кстати, все актёры заодно появились в фильме в небольших камео. Их лиц в костюмах всё равно никто не видел. На остальные роли также подобрали не слишком популярных артистов. Для Джудит Хоаг, играющей Эйприл О’Нил, это и вовсе была вторая роль в большом кино. Со Сплинтером обошлись проще, чем с черепахами. Его сделали простой куклой, которой управляли сразу три человека.

Съёмки и очередные поиски денег

Пока актёры готовились к своим ролям, художник-постановщик Рой Фордж Смит («Монти Пайтон и священный Грааль», «Невероятные приключения Билла и Теда») и его помощник Гэри Висснер отправились в Нью-Йорк, чтобы отснять натуру — большую часть картины будут делать в павильонах в Северной Каролине.

Они запечатлели крыши и улицы, а также исследовали заброшенную линию метро — доступ в канализацию запрещён властями, но их схемы и антураж очень схожи. На основе этих материалов нарисовали эскизы, по которым будут строить декорации.

Локации Нью-Йорка, которые использовали в фильме:

Казалось, что всё уже готово к началу основной работы. Но в этот момент «Черепашки-ниндзя» снова чуть не застопорились. Старт съёмок планировали на 1 июля 1989 года. Вот только за 10 дней до начала выяснилось, что у авторов всё ещё нет денег. Бюджет картины явно возрастал, но у Golden Harvest не было достаточных финансов, а остальные студии так и не поддержали проект.

Ранее продюсеры вроде бы заключили договор с Fox, но у компании сменилось руководство, и всё снова рухнуло. Том Грей уже сообщил своему боссу в Гонконге, что фильм отменяется.

Неожиданная помощь пришла от основателя New Line Cinema Роберта Шайе, который добавил денег. Остаток всё же покрыл Раймонд Чоу из Golden Harvest на свой страх и риск. Хотя в итоге бюджет всё равно составлял мизерные 13,5 миллионов долларов.

Но работа пошла. В павильонах Северной Каролины построили декорации по подобию нью-йоркской канализации. Стены облицевали кирпичом и штукатуркой и даже нанесли отметки уровня воды. А вот с люками, которые реально выкопали в земле, возникла проблема: на глубине полутора метров оказалась вода. Тогда стены залили бетоном. Но всё же полностью избавиться от сырости не удалось. И это было реальной проблемой.

Вскоре оказалось, что по сырому полу просто невозможно ходить в костюмах — они ужасно скользили. На простейшую вступительную сцену, где герои идут по канализации в свой дом, ушло восемь или девять часов, в результате чего Джош Пэйс ужасно разозлился.

У этого актёра вообще возникло очень много проблем в работе. Вскоре выяснилось, что у него клаустрофобия. А плотно сидящие костюмы черепах снимались очень долго и трудно. Во время слишком долгих сцен Пэйс иногда впадал в панику и начинал носиться по площадке, требуя, чтобы ему «оторвали голову» (имея в виду костюм, конечно). Однако актёру повезло. Рафаэль по сюжету тоже нервный и резкий, так что часть своей злости он просто перенёс на персонажа.

Остальные тоже справлялись с трудом. Каждому нужно было не только правильно отыграть свою роль. В любой момент могло оказаться, что аниматроника одной из черепашек сломалась, все ждали починки, и сцену переделывали с самого начала.

Чуть упростить мимику помогла одна хитрость: губы черепах всё же двигались слишком медленно, поэтому все их диалоги снимали со скоростью 22 кадра в секунду. При обычном воспроизведении они якобы говорили быстрее.

Но всё же каждая сцена становилась испытанием. Для примера: Тильден и Систи (Донателло и Микеланджело) сначала отсняли, как их персонажи просто ждут пиццу. Над этим моментом работало шесть человек, которые должны были полностью синхронизировать повороты головы, взгляды друг на друга и вздохи при помощи аниматроники.

По сравнению с этим экшен-сцены могут показаться чем-то более простым: в них нужно лишь правильно поставить хореографию. Но не стоит забывать, что костюмы черепах весили около 20-30 килограмм, и в них было невозможно жарко. Постоянно потеющие актёры теряли по 2-3 килограмма в день.

В конце этого видео есть кадры, где актёры тренируются в костюмах. Выглядит очень непросто:

А следующий конфликт возник уже на этапе озвучки. Конечно же, каждый из актёров, игравших в костюмах, хотел, чтобы персонаж говорил его собственным голосом. Но достаточно талантливым оказался лишь Пэйс. Он даже сам придумал нью-йоркский акцент Рафаэлю.

Для остальных наняли отдельных артистов, причём для Леонардо сменили аж троих прежде, чем Брайан Точи нашёл правильные акценты для героя (этого актёра все помнят по образу Ногаты в «Полицейской академии»). Авторам требовались люди, которые могли передать молодёжный сленг, близкий к сёрферам. Для образа Микеланджело идеально подошёл Робби Рист, уже немало поработавший в озвучке.

Главной звездой был Кори Фельдман, озвучивший Донателло. Он на тот момент уже снялся в «Пропащих ребятах», и во время озвучки «Черепашек-ниндзя» тоже вёл себя как знаменитость, вечно опаздывая на съёмки. Позже и вовсе выяснилось, что работая над голосами, актёры даже не представляли, кто реально играл персонажей. Это, например, очень обидело Тильдена, когда он пытался на премьере познакомиться с Фельдманом.

Но всё же фильм отсняли и озвучили, причём в довольно сжатые сроки — растягивать производство просто не хватало денег. А дальше произошло то, чего никто не предполагал.

Внезапный успех

Уже на тестовом показе в Лас-Вегасе детская аудитория буквально сошла с ума от восторга: зрители увидели своих любимых мультяшных героев живьём.

30 марта 1990 года картина выходит в широкий прокат и моментально становится хитом. За пару недель до этого в прокате стартовала «Охота за „Красным Октябрём“» с Шоном Коннери и Алеком Болдуином, собрав за первый уикенд 17 миллионов долларов. Авторы «Черепашек-ниндзя» надеялись заработать за выходные около половины этой суммы, что уже означало бы успех. Но в первый же уикенд проката фильм собрал 25 миллионов долларов, моментально окупив все расходы.

Саймону Филдсу позвонила невестка из Нью-Йорка сказала, что у их кинотеатра выстроилась очередь на весь квартал. Причём посещаемость не упала не только в следующие выходные, но и в будни. Люди просто ломились в кинотеатры.

«Эй, чувак, это уже не мультик»

Независимый проект окупился в 10 раз, собрав 135 миллионов долларов. Международный прокат довёл эту цифру до 200 миллионов, сделав «Черепашек-ниндзя» рекордсменом среди независимых фильмов. Эту сумму смогла побить только «Ведьма из Блэр» в 1999 году.

Забавная проблема возникла у картины в Великобритании. В это время в стране буйствовала цензура, направленная против пропаганды жестокости среди молодёжи. Странным образом главной опасностью чиновники считали нунчаки. Поэтому из британской версии картины (и даже из мультсериала) вырезали все сцены драк с использованием этого оружия, а роль Микеланджело свели к минимуму. Мечи и ножи, видимо, никого не смущали.

К октябрю фильм вышел на VHS уже как настоящая легенда. Рекламировать продукцию взялась Pizza Hut, потратив на кампанию 20 миллионов, больше всего бюджета картины, и это при том, что в самом фильме черепахи едят Domino's Pizza.

Критики, конечно же, отнеслись к картине прохладно, отмечая, что сюжет слишком простой, а у героев плоховато с индивидуальностью. Но зрители получили от «Черепашек-ниндзя» ровно то, чего ожидали: знакомых героев, драки и шутки.

Вот только повторить успех уже не получилось.

Продолжения и крах франшизы

Конечно же, после столь оглушительного успеха студия New Line Cinema, которая вовремя проспонсировала первую часть, решила ухватиться за прибыльную франшизу. За год сняли вторую часть, вложив в неё почти вдвое больше денег.

Вот только желание угодить всем сыграло с продюсерами злую шутку. Первые «Черепашки-ниндзя» при всём юморе и отсутствии убийств сохраняли нуарную атмосферу. Продолжение с подзаголовокм «Тайна изумрудного зелья» превратилось в чисто детскую комедию. В этом фильме черепашки даже оружие почти не используют: Микеланджело и вовсе дерётся при помощи йо-йо. Хотя безумная британская цензура усмотрела опасность даже в сцене со связкой сосисок.

Глуповатый подход не понравился и Истмену с Лэрдом, которые запретили использовать других своих персонажей в продолжении. Поэтому, желая показать новых злобных мутантов, студия не смогла ввести в сюжет Рокстеди и Бибопа, а придумала койота Разара и черепаху Токку.

К фильму отнеслись уже прохладнее, но франшиза всё ещё приносила деньги. Год спустя выпустили третью часть, где герои попадают в средневековую Японию. Её ругали уже абсолютно все. Проблемы стали заметны уже не только в надуманном сюжете и плохой постановке драк, но и в слабо проработанной аниматронике.

На четвёртую часть компания уже не решилась, хотя её начинали разрабатывать. Франшизу перенесли на телевидение. В 1997 году стартовал одноимённый игровой сериал, где к главным героям присоединилась черепаха женского пола. Звали её Венера Милосская. А сражались юные мутанты с драконами Ранк и их предводителем. Нужно ли говорить, что проект провалился на первом же сезоне, и его быстро закрыли.

В следующий раз «Черепашки-ниндзя» вернулись на большие экраны уже в эпоху компьютерных эффектов. И больше ни разу полнометражные картины о них не встречали столь массового одобрения.

«Черепашки-ниндзя» 1990 года — ещё один замечательный пример фильма, который появился «не благодаря, а вопреки». Съёмки независимой картины могли даже не начаться или сорваться десятки раз. Но, видимо, именно так рождаются легенды. Пусть аниматроника на сегодняшний день уже выглядит устаревшей, картина сохраняет свой задор, и её можно пересматривать с большим удовольствием.

Автор текста: Алексей Хромов
Источник: dtf.ru

Другие материалы:

Показать полностью 15 8
41

Слушая поступь памятников — про роман братьев Стругацких «Град обреченный»

Можно нарушать любые законы <...> если только в результате достигается главная цель: в читателе вспыхивает готовность к сопереживанию, — и чем сильнее эта готовность, тем большие нарушения и разрушения позволяется совершать автору.

Борис Стругацкий. Комментарии к пройденному

Николай Рерих. Град обреченный. 1914 год

«Град обреченный» стоит особняком в творчестве братьев Стругацких. То есть начиналось всё традиционно: работая над очередной книгой, авторы параллельно обсуждали возможные сюжеты будущих произведений, и 15 марта 1967 года в рабочем дневнике появилась короткая запись, обведенная рамочкой: «Новый Апокалипсис». Сейчас, восстанавливая историю появления романа по крупицам, по отдельным упоминаниям в переписке, записям в дневниках, первым вариантам рукописи, можно заметить, как многое менялось, причем кардинально, как тщательно писатели собирали отдельные эпизоды, биографии героев, обдумывали космографию странного искусственного мира. Но кое-что оставалось: тесная перекличка с жизнью авторов и страны (одно время роман имел название «Мой брат и я», т. е. тогда уже планировалось наделение главного героя чертами собственной биографии), попытки серьезного осмысления грандиозного Эксперимента по созданию нового человека, предпринятого в Советском Союзе, раздумья о том, как жить дальше. Возможно, авторов вдохновлял известный в начале 1960-х фильм «Мой младший брат», а точнее — многажды ругаемый «Звездный билет» Василия Аксёнова, положенный в его основу.

Или, например, такая запись в рабочем дневнике от 19 февраля 1970 года:

«Пара: Андрей и Фридрих, оба югенды, оба из рабочих, оба спасают мир. Оба фюрерофилы. Считают себя лютыми врагами друг друга, но в каждом конкретном вопросе оказываются на одной стороне: оба ненавидят Сёму (так первоначально звали Изю Кацмана. — В. Б.), оба презирают Купера, оба считают, что пора, наконец, навести порядок».

Прямо скажем, нетривиальная мысль для советского человека того времени.

Но появление по-мёбиусовски замкнутого самого на себя мира Города между зеленовато-голубой бездной бесконечности неба и желтой бесконечности каменной стены в книгах авторов, казалось, ничто не предвещало. Как непонятно было, откуда взялась, к примеру, регулярная смена профессий в Городе, важнейшая поначалу часть его социального устройства. Уже были написаны, но еще не дошли до советского читателя «Вавилонская лотерея» Хорхе Луиса Борхеса и «Солнечная лотерея» Филипа К. Дика. Откуда же взялся принцип случайности, подстилающий Эксперимент абсурдом?

Хотя кажущемуся абсурду происходящего в романе можно найти аналогии в реальной жизни. Взять, к примеру, регулярную лотерею смены профессий в Городе. Это, между прочим, вполне действенная система в японской производственной схеме, когда человек передвигается в процессе роста не только по вертикали, но и по горизонтали, знакомится с новыми аспектами производства, знает, что если он допустил огрехи, то их обнаружит тот, кто его сменит. А в Советском Союзе всем заправлял административно-хозяйственный персонал, который состоял из партийной номенклатуры. И даже если такой управитель где-то проштрафился и завалил дело, его, как правило, не увольняли, а «перебрасывали» на другую руководящую должность. В результате начальником вычислительного центра мог стать бывший директор парикмахерской, потому что он якобы был знаком с методами управления, а чем управлять — неважно.

Аркадий и Борис Стругацкие на балконе московской квартиры Аркадия Стругацкого. 1980-е

Первый подробный план и окончательное название романа (по известной картине Николая Рериха, на которой огромный змей окружает крепость или даже город, картине, которая поражает мрачной красотой и ощущением безнадежности) были приняты в июне 1969 года. На черновике стоят даты: 24 февраля 1970 — 27 мая 1972. За два с лишним года авторы в несколько заходов написали книгу, поставили заключительную точку и непривычно большую папку с текстом поместили в архив. Ибо для них было совершенно ясно, что этот роман не имеет никакой перспективы быть опубликованным.

Здесь, наверное, следует сделать некоторое пояснение для современного читателя. Собственно, что такого крамольного было в романе, что делало его неприемлемым для печати? Времена и мир изменились настолько, что даже те, кто жил в те времена, сейчас с трудом вспоминают и понимают, как мог быть воспринят текст «Града обреченного» тогда.

Например, в романе цитируется песня Александра Галича («Упекли пророка в республику Коми…»). Имя автора песни не упоминается, но сам факт такого цитирования уже был крамолой, потому что песни Галича не печатались, ему запрещали устраивать концерты, его исключили из Союза писателей, из Союза кинематографистов, а вскоре он был вынужден эмигрировать. Короткая цитата, таким образом, становилась спрятанной миной, обнаружение которой могло бы навлечь беды на самих авторов, на редакторов и издательство.

А эволюция главного героя, правоверного комсомольца, ленинца, сталинца, борца за счастье простого народа, который с такой легкостью и непринужденностью превращается в высокопоставленного чиновника, барина, вождя, вершителя человеческих судеб? Как легко и непринужденно он становится соратником нациста-гитлеровца?

Град обреченный: Великий Стратег. Иллюстрация — И. Блиох

А совершенно невыдержанная в идеологических рамках того времени сцена с Великим Стратегом в Красном Здании, беспринципные рассуждения героев о памятниках? А фигура Изи Кацмана, еврея, регулярно побеждающего в идеологических поединках главного героя?.. Наконец, сам воздух романа, его свобода, совершенно недоступная для советской литературы того времени, с сомнениями и рассуждениями о целях Эксперимента, неизбежно вызвавшими бы у читателей ассоциации с великими стройками коммунизма в Советском Союзе.

Всё это, совершенно естественно воспринимаемое сегодня, было для тех времен новым, свежим и совершенно непроходимым в советской печати. При этом следует помнить, что братья Стругацкие вовсе не были явными и активными диссидентами, они не рассматривали роман «Град обреченный» в качестве вызова властям, противостояния существующей системе. Зачем же они потратили несколько лет на работу над заведомо бесперспективным произведением?

В 1992 году питерский критик и литературовед, редактор Самуил Лурье встретился с писателями Александром Житинским и Борисом Стругацким, чтобы поговорить об этом феномене. Тему своей беседы он сформулировал так:

«Моих собеседников объединяет уникальный опыт, не известный, наверное, ни почти всем писателям прошлого, ни современным писателям, живущим за пределами бывшего Советского Союза, ни абсолютному большинству писателей, живущих в пределах Советского Союза. Есть такое необычайно сильное испытание для литератора, требующее всех его сил, которое называется по-русски „писать в стол“. Это значит — сочинять произведение, не имея никакой надежды на его опубликование, совсем никакой, предполагая, что в своей жизни никогда не увидишь его набранным печатными буквами. Это очень трудно понять постороннему человеку. Это очень трудно понять тому, кто не проделал над собой этот мучительный эксперимент. Вероятно, он мучителен пропорционально дарованию автора, и сила этого мучения возрастает пропорционально важности замысла. Кто бы мы ни были: писатели, простые люди, журналисты, кто угодно, — когда мы представляем себе, что нам нужно потратить несколько лет жизни на работу, результатов которой никто не узнает, на работу, которая нам представляется очень важной, и важной именно для того, чтобы о ней кто-нибудь узнал, мы можем на одно только мгновение войти в этот уникальный страшный опыт. И вот у нас сейчас есть счастливая возможность спросить этих людей, что это значит. Что движет писателем, который пишет книгу, — может быть, свою главную книгу (может быть, каждая книга является для писателя главной) без всякой надежды?»

Соглашаясь с тем, что такая работа действительно крайне мучительна для автора, потому что потребность в опубликовании — изначальное, аксиоматическое свойство каждого творца, Борис Стругацкий так ответил на этот вопрос:

«У меня такое впечатление создается, что писать „в стол“ автора заставляет по сути дела то же внутреннее глубоко сидящее чувство, которое заставляет его писать вообще. Когда я пишу не „в стол“, я думаю: о гонораре, о том, что на гонорар я смогу купить новую мебель, поехать там куда-нибудь, я думаю о славе. Я уверен, что практически всякий писатель думает об этом… Я думаю о том, что я пишу так, как никто до меня не писал, это тоже чрезвычайно важно. Мы все наши вещи писали по этому принципу. Написать так, как до сих пор не писали сами и по возможности — никто до нас. Но если вот всё это отобрать… Поскольку, когда ты пишешь „в стол“, всё это отпадает, всё, за исключением, может быть, мысли о том, что ты пишешь нечто такое, чего не писал раньше. Вот тогда и останется то самое обнаженное, тот проводок, нервик, который и побуждает писателя писать. Вы же не задаете вопрос, почему писатель вообще пишет? Вы, великий литературовед, прекрасно понимаете, что писатель пишет не для того, чтобы получить гонорар, и не для того, чтобы прославиться. Что-то есть внутри. Так вот этот вот червячочек, вот он и заставляет писать, в частности, „в стол“».

Поначалу, работая над романом и имея за плечами опыт трудного прохождения к читателю «Улитки на склоне», «Гадких лебедей», «Сказки о Тройке», авторы хоть и не питали особых надежд на публикацию, однако все-таки рассчитывали, что по окончании работы станут предлагать новый роман редакциям журналов и издательств. Роман сначала прочитают в редакциях, кто-нибудь снимет копии, даст почитать знакомым. И новое произведение начнет жить хоть и не совсем легально, но будет распространяться в самиздате. Но вскоре и этот вариант стал небезопасным. История с романом Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», рукопись которого была изъята в редакции журнала «Знамя» и чуть не исчезла практически (чудом сохранилась одна-единственная копия), послужила Стругацким предупреждением: никому роман не показывать, рукопись из дому не выносить и вообще о ней лучше помалкивать.

Град обреченный: у Красного Здания. Иллюстрация — А. Карапетян.

А летом 1974 года Бориса Стругацкого вызывали на допросы по делу Михаила Хейфеца, его близкого приятеля и, кстати, главного прототипа Изи Кацмана в романе. Подробно эту процедуру Борис (С. Витицкий) опишет в своем первом сольном романе «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики», где тот же Хейфец выведен под именем Семёна Мирлина. В том же году Михаил Хейфец был осужден по 70-й статье Уголовного кодекса РСФСР («антисоветская агитация и пропаганда») на четыре года лишения свободы и два года ссылки за написание предисловия к самиздатовскому собранию сочинений Иосифа Бродского и за хранение и распространение других самиздатовских изданий.

После этого стало ясно, что и дома хранить рукопись опасно. Борис срочно распечатал единственную копию романа в трех экземплярах, а потом два экземпляра с соблюдением всех мер предосторожности были переданы верным людям — одному москвичу и одному ленинградцу. Эти две копии пролежали в «спецхране» до самого конца 1980-х годов, когда удалось все-таки «Град обреченный» опубликовать.

О чем же получилось это произведение? Борис Стругацкий в «Комментариях к пройденному» отвечал на этот вопрос так:

«Главная задача романа не сначала, но постепенно сформировалась у нас таким примерно образом: показать, как под давлением жизненных обстоятельств кардинально меняется мировоззрение молодого человека, как переходит он с позиций твердокаменного фанатика в состояние человека, словно бы повисшего в безвоздушном идеологическом пространстве, без какой-либо опоры под ногами. Жизненный путь, близкий авторам и представлявшийся им не только драматическим, но и поучительным. Как-никак, а целое поколение прошло этим путем за время с 1940 по 1985 год».

В беседе с Самуилом Лурье Борис Стругацкий вспоминал, рассказывая о том, какими были авторы «Града обреченного», когда только начинали писать:

«Это были два типичных героя оруэлловского романа. У которых doublethink — двоемыслие — было отработано идеально. Ибо двоемыслие, как известно, это способность сделать так, чтобы две противоречащие друг другу идеи никогда не встречались в сознании. А мы всю жизнь носили в сознании одновременно тот факт, что органы не ошибаются, и тот факт, что наш дядя, коммунист с дореволюционным стажем, расстрелян в 37-м году, а отец исключен из партии в 37-м году, — тоже большевик с 16-го года. И вот надо было как-то так нести, идти по жизни, чтобы эти две мысли приходили в голову только порознь. Сегодня я думаю о дяде и отце — о том, какие это были хорошие люди. Потом эти мысли куда-то вынимаются и вставляются другие мысли — о том, что КГБ, конечно, не ошибается и если арестовали врачей-вредителей, то, наверное, там что-то было. „Им виднее“. И вот эти два человека, перейдя через ХХ съезд, XXII съезд, встречу Хрущёва с художниками в Манеже, свержение Хрущёва, Чехословакию в 68-м году, наконец, приходят к такому состоянию, когда они видят: социализм — дерьмо, коммунизм — строй очень хороший, но с этими мурлами, с этими жлобами, которые управляют нами и которые непрерывно пополняют себя, свои ряды, с ними ни о каком коммунизме речи быть не может, это ясно совершенно.

Капитализм… В капитализме тоже масса вещей, которые нам отвратительны. Это теория гедонизма, это теория, что жить надо для того, чтобы получать только удовольствие. Для нас, молодых тогда, здоровых людей, эта идея казалась неприятной. Нам казалось (мы же все-таки оставались в глубине души большевиками) — нам казалось, что человек должен жить, сжигая себя, как сердце Данко. Понимаете? То есть создавалась полностью бесперспективная картина. И вот, мы написали роман о том, как человек нашего типа, пройдя через воду, медные трубы, через все общественные формации, повисает в воздухе точно так же, как мы сами повисли в воздухе, потому что мы перестали понимать, к чему должно стремиться человечество. Мы перестали это понимать к середине семидесятых годов. Вот о чем роман. Это реквием по всем социальным утопиям вообще — будь то утопии социалистические, коммунистические, капиталистические — какие угодно. Вот о чем это написано и, как вы, может быть, помните, там мы пытаемся выдвинуть какую-то контр-идею — цель существования человечества, лежащую вне социальных проблем, вне политики, вне социального устройства, вне проблем материального производства, распределения благ и так далее, и так далее. Идею храма культуры. Как бы развивая метафору, что человечество живет, строя храм культуры, как микроскопические ракообразные живут, строя коралловый риф, и не понимая, что они создают».

Жизнь без опоры под ногами в условиях идеологического вакуума для советского человека продолжилась и после 1985 года, продолжается и по сей день. Более того, такое состояние, видимо, вполне универсально, оно может случиться, да и случается время от времени в любой стране. Такое было и в Германии после проигрыша в мировых войнах, было и в социалистических странах после распада Советского Союза; наконец, XXI век с его стремительным технологическим прогрессом ставит перед ошеломленным человечеством задачи, к которым оно совершенно не готово, и некоторая растерянность ощущается как в самых развитых и процветающих странах, так и в тех, где население только начинает вкушать плоды цивилизации.

Путь через огонь, воду и медные трубы Андрея Воронина, alter ego авторов, — это, в сущности, путь по кругам ада действительности любого мыслящего человека второй половины XX века. Когда остались позади страшнейшие войны «кто кого», на повестку дня встал вопрос не движения широчайших народных масс, а вопрос совести одного отдельно взятого человека. Как оказалось, вовсе не вооруженного единственно правильным и верным учением. Не превосходящего пониманием остальные народы. Замешанного не по своей воле в смертельные игры гениев и злодеев. И, однако, способного пройти хотя бы первый круг этого ада.

Ту находку, которую делает герой с подачи его личного Панурга, трудно оценить однозначно. Идея храма культуры, вложенная в романе в уста Изи Кацмана, скептика и сокрушителя идеалистических истин, с одной стороны, выглядит весьма утопичной, а с другой — насущной и необходимой.

Одной из основных проблем прогресса польский писатель и мыслитель Станислав Лем считал тот факт, что наука и технологии разрушают культуру. Причем в этом нет никакого злого умысла, сами по себе наука и технологии ни в чем не виновны. Человек несовершенен как животное. В результате антропогенеза человек лишился наследуемых, заданных эволюционно норм поведения. Рефлексы животных в процессе эволюции настраивались так, чтобы обеспечивать автоматическое равновесие экосферы. А человек, лишившись таких внутренних механизмов, был вынужден создавать свои нормы и законы поведения, которые и являются культурой. Но тут возникла такая ситуация, что культура создавалась при повышении сложности институциональных связей, причем связи эти представляют собой иерархии ценностей с нематериальной, духовной вершиной. Процесс возникновения культуры был долгим, он сопровождался вненаучной мотивацией, которая определялась эмпирически. То есть культура не только предлагает нормы поведения, но при этом поясняет, почему иначе человеку поступать не должно и какова цель предписанного поведения. Однако все эти интерпретации и пояснения оказываются ложными, если их подвергнуть научному исследованию. Поэтому наука, по мере того, как она давала свои пояснения процессам, разоблачала культурные самообманы, но взамен не предлагала никаких ценностей, наука лишь констатировала состояние дел.

Технологии нацелены на достижение узких конкретных целей, но и их локальные и избирательные действия приводят к эрозии культуры, разбирая фундамент институциональных ценностей. В результате мы сейчас пришли к такому положению дел, когда старые культурные ценности успешно разрушены, но взамен никаких новых привлекательных идей, которые позволили бы заменить или создать новую культуру, не получено. Технологии с наукой отобрали у нас много, а взамен дали мало. Это видно по тому, что наша цивилизация всё больше усложняется технологически и одновременно упрощается культурно.

Лем не представил убедительного решения этой насущной проблемы, не наметил и путей ее решения. Он лишь неоднократно предупреждал, что моделирование новой культуры не может быть осуществлено простым перебором уже существующих решений, что вопли футурологов о необходимости «новых идей» являются лишь несбыточными мечтами. Даже если удастся придумать что-то новое, изобрести эту «новую культуру», невозможно будет воплотить ее в жизнь. Поскольку речь идет о создании субинститута некой утраченной веры как совершенно новой ценности, которую человечеству предстоит освоить, так как без поставленных ею целей оно жить не сможет.

Конечно, жизнь как бы спорит с Лемом — довольно много новых культур, как мы видим, приживаются. Толкинисты, БДСМ, джедаи, трекки — это только из более-менее знакомых субкультур. А сколько их еще! И благородные туристы, каэспэшники, тризовцы, и презренные уфологи, спириты, сыроядцы, гомеопаты… Интернет — великий объединитель — поставил генерацию новых субкультур на поток, запечатлел процесс культурной эволюции для будущих поколений. Однако усилил и обнажил серьезнейшую проблему — эрозии критериев. То, что получило название мультикультурализма и толерантности. Механизм слома безусловных табелей о рангах, когда ценности одной ветви человеческой культуры уравниваются с ценностями другой, хотя результативность этих ветвей объективно совершенно разная.

В качестве некой гипотетической лазейки в этом направлении Лем мыслил теорию творчества:

«Быть может, создание универсальной теории всевозможных творческих методов убережет будущее от столь дорогостоящих и фатальных ошибок. Такая теория может стать указателем направления культурной стратегии дальнего радиуса, потребность в которой у нас больше, чем превращение звезд в фабрики и машин в мудрецов».

У братьев Стругацких в таком качестве выступает Теория Воспитания. В то же время как художники они могли испытывать на прочность свои и чужие теории их образным воплощением. Результаты этих испытаний — не только в рамках «Града обреченного» — были скорее негативными, оставаясь в рамках научной парадигмы, где эксперимент с отрицательным результатом всё равно результативен. Эксперимент есть Эксперимент.

Мы не знаем, какие жестокие чудеса готовит нам будущее и как будет продолжаться развитие цивилизации в условиях эрозии культуры и размывания этических установок. Мы не знаем, можно ли вообще жить в таких условиях. Слишком многое непонятно: куда заведут нас новые технологии, останется ли человек прежним видом Homo sapiens или неизбежно эволюционирует в новый вид, сколь болезненным будет слом прежних парадигм. Но всё равно хочется верить в будущее и надеяться на лучшее.

Dum spiro spero.

Автор текста: Владимир Борисов
Источник: trv-science.ru

Другие материалы:

Показать полностью 12
Отличная работа, все прочитано!