История Веков

Большинство из нас знает о реформах патриарха Никона (в царствование Алексея Михайловича), о возникновении благодаря этому старообрядчества, деятельности протопопа Аввакума и его единомышленников.
В связи с ревизией церковного богослужения масса верующих, не принявшая нововведения в церковную службу (оставшаяся верной старому обряду), разбежалась по разным укромным углам на границах страны, где продолжила поклонение по этому обряду, т.е., превратилась в старообрядцев.
Это продолжалось вплоть до царствования Петра I. К старообрядцам применялись самые жестокие меры воздействия, да и сами они, не желая подчиняться официальной церкви, нередко устраивали массовые самосожжения.

В послепетровскую пору в европейской России стало невозможным найти укромные места для строительства утопических старообрядческих поселков.
На первый план стали выдвигаться легенды об уже существующих, но более отдаленных «райских» землях, как продолжающие старинные легенды типа «об Индийском царстве».
Впрочем, эти мечты о сказочно богатых землях, видимо, почти не прекращались в позднем русском средневековье, особенно они стали стимулироваться в связи с завоеванием Сибири и Дальнего Востока в XV – XVI веках.
Но эти мечты обуславливались отрывочными слухами и попытками сотен или даже тысяч казаков и крестьян бежать на восток в поисках счастья, однако определенных представлений и более или менее определенных текстов легенд не было создано.
Другое дело – послепетровское время, когда заметно усиливалась деревенская бедность на фоне более благополучной жизни города и помещичьих усадеб, и желание улучшить свое существование все росло и росло. Оно могло вылиться как в крестьянские бунты, вплоть до Пугачёвского, так и усиливать утопические мечты о счастливых землях.

"Земля Игната».
Одна из первых подобных легенд – представления о «земле Игната». Основа здесь была историческая. Казачий атаман Игнат Некрасов (1660-1737), сподвижник К. А. Булавина по восстанию против Петра I (1707—1709) и старообрядец-поповец, после разгрома восставших бежал с соратниками на Кубань, под покровительство турецкого султана, а с 1740 года переселился на Дунай, где создались безбедные казачье–крестьянские общины некрасовцев (в XIX веке у них начались напряженные отношения с султаном, в XX – многие вернулись на родину). Слухи о свободном и благополучном житье некрасовцев стали распространяться еще в XVIII столетии, а среди самих некрасовцев создавались замечательные легенды о том, что Игнат Некрасов жив, он превращался в сказочного героя, его судьба обрастала фантастическими сюжетами: например, якобы Екатерина II хотела выйти за Игната замуж, но он не пожелал. Игната давно уже не было в живых, но в народном сознании он был сказочно (подобно Степану Разину) бессмертен.
Появилась, правда и легенда о его кончине: Игнат был заговорен от пуль и осколков, но заговор пропадал, если произносить скверные слова, – и во время жаркого боя с войсками Екатерины Игнат не выдержал и смачно ругнулся – и тут же был убит пушечным ядром.
Среди некрасовцев возникли легенды о «земле Игната», расположенной очень далеко, за Песчаным морем (за Аравийским полуостровом?), за Адалией (Анталией?) – то есть тоже почти в Индии!
Якобы Игнат со своими верными соратниками отправился в далекие края и создал там «райскую» жизнь, построил сказочный город: «Город у них большой, пять церкво́в в нем, обнесен он высокой стеной... Живут богато. У каждого каменный дом с садом, на улицах и в садах цветы растут. Такая красота кругом!»
Повествование, редкий случай, составлено женщиной: «Женщины у них красавицы, разнаряженные: носят зеньчуг (жемчуг), рубены (рубины), золотые монисты, лестовки янтарные (старообрядческие четки). Носят они сарахваны (сарафаны) из серебряной и золотой парчи, а рубашки из лучшего шелка. Живут там женщины, как царицы. Мужики их любят, пальцем не тронут. Не дай Господь, какой мужчина обидит свою жену – его за то смертью наказывают. Слыхала я – женщины и на круг ходят, и грамоте обучаются с дьячками вместе».

Беловодье. Легенды о «земле Игната» носили локальный характер, а появившиеся в конце XVIII века слухи о Беловодье распространились по всей России. Здесь тоже была историческая основа. В XVIII веке началась усиленная колонизация Горного Алтая, главным образом плодородной и богатой живностью долины реки Бухтармы, притока Иртыша. Туда, в дикий край, находившийся как бы на нейтральной полосе между Россией, Китаем и ареалом казахских кочевий, бежали крепостные крестьяне, старообрядцы, казаки...
О Беловодье стали ходить сказочно–легендарные слухи: земля там хорошо родит хлеб и рис (который тогда именовался «сорочинским пшеном»); там много винограда и фруктовых деревьев, в недрах много золота, серебра и дорогих камней...
Беловодье имело прямые географические основы: там протекала река Белая, была гора Белуха, но, очевидно, подспудно мыслилось и метафорическое значение имени: ведь белизна – признак чистоты и святости.

В старообрядчестве в XVIII веке выделилась даже особая секта бегунов: они сочли главным делом своей жизни побег от притеснений, от несправедливого социального устройства.
У секты появлялись и идеологи, теоретически обосновывавшие антигосударственные и антимонархические принципы анархического равенства, и призывавшие «от прелести мира бе́гати», как якобы повелел Христос. Особенно заметен был мещанин (или даже крепостной крестьянин) Евфимий (1740— 1792), создатель публицистического труда «Цветник».
Следует учесть, что среди бегунов (странников) существовало и духовное истолкование побега: дескать, верующий христианин замыкается в душевном сосредоточии, отгораживаясь от всего внешнего.
Но все-таки более распространенным было, так сказать, материальное бегство: поиск дальней «райской» страны, где люди свободны и богаты.
Слава алтайского Беловодья длилась недолго: по указу Екатерины II в 1791 году Горный Алтай вместе с Бухтарминской долиной присоединился к России. Первоначально жители Беловодья получали большие преимущества: лишь платили определенный «ясак» (натуральный налог), а от других повинностей и рекрутских наборов полностью освобождались. Но с каждым десятилетием русские чиновники все больше и больше притесняли беловодцев, восторги, связанные с утопическими богатствами и социальной свободой, исчезли.

И тогда в народном сознании Беловодье стало уплывать на Восток, соединившись с рассказами о благодатных местах на Дальнем Востоке. Заговорили о Даурии, потом – о Сахалине, Курильских островах и даже о Японии. И сотни, тысячи «странников» потянулись туда.
Среди старообрядцев, главной массы, откуда появлялись бегуны, появились специальные пособия, получившие название «Путешественник», – подробный путеводитель, рассказывающий, как добраться до далекого Беловодья. Особенно известен «Путешественник» некоего Марка Топозерского. Топ-озеро – реальное место в Олонецкой губернии, Марк – скорее всего лицо мифическое, хотя не исключена и реальная основа.
П. И. Мельников-Печерский воспроизводит текст сочинения Марка. Он повествует, как добраться из Москвы до Красноярска, далее путь проходит через несколько названных деревень; «От них есть проход Китайским государством, 44 дня ходу, через Губань (Гоби?), потом в Опоньское государство. Там жители имеют пребывание в пределах океяна-моря, называемое Беловодие. Там жители на островах семидесяти, некоторые из них и на 500 верстах расстоянием, а малых островов исчислить невозможно».
Марк и другие русские путешественники увидели там «асирского языка 179 церквей, имеют патриарха православного, антиохийского поставления, и четырех митрополитов. А российских до сорока церквей тоже имеют митрополита и епископов, асирского поставления».
«Сирский», «асирский язык» часто упоминался в легендах о далеких благодатных землях, это название явно произошло от сирийского и ассирийского языков (сведущие старообрядцы могли знать о христианских общинах на территории нынешней Сирии), но количества церквей и священнослужителей в этих «благодатных землях», конечно, чистая фантазия.

"Сказание...". Увлечения заморскими землями, доходящие до чрезмерно восторженных описаний, могли вызвать и скептическую реакцию, смех, пародию. Наш известный историк, А. М. Панченко в книге «Русская культура в канун петровских реформ» (Л., «Наука», 1984) посвятил такой пародийности специальный раздел «Народный смех и антиутопия», где рассмотрел уникальное «Сказание о раскошном житие и веселье». Рукописный текст «Сказания», относящийся к рубежу XVII—XVIII веков, был впервые опубликован графом Г. А. Кушелевым-Безбородко в 1860 году и потом несколько раз переиздавался.
А. М. Панченко справедливо считает это произведение возникшим под сильным польским влиянием (исследователь приводит соответствующие польские аналогии), в тексте встречаются польские реалии, и маршрут предлагается начинать от Кракова и Варшавы.
«Сказание» подробно описывает некую благодатную землю, обильную флорой и фауной, драгоценными металлами и камнями, теплым климатом. Гостей ожидает множество столов, ломящихся от яств, а вокруг – чаны и бочки с пивом и вином; мало того – рядом находятся озера и «болота», наполненные вином, медом и пивом. «А кто любо охотник и пьян напьется, ино ему спать доволно нихто не помешает: там усланы постели многия...  И кроме того, «там радости и веселья, песен и танцованья и всяких игр и плясания никакия печяли не бывает...».
Все это, вроде бы, напоминает очередную утопию, но в конце очерка возникала чистая пародия на различные «путешественники»: описывался путь к этому райскому месту; путь начинался от Кракова и Варшавы, затем шел через Ригу в Киев, оттуда – в Стокгольм («Стекольню») и Корелу, затем через Юрьев (Дерпт, ныне Тарту в Эстонии) и Брест – опять в города вокруг Киева (настоящая круговерть). Далее неожиданно упоминается Дунай – то есть маршрут явно фантастический и пародийный. Чтобы окончательно устранить сомнения в комическом описании пути, последние строки «Сказания» посвящены перевозам и «неболшим» пошлинам: «з дуги по лошади, с шапки по человеку и со всего обозу по людям».
А. М. Панченко относит «Сказание» к антиутопиям, считает, что в нем пародируется жанр утопии.
Но ведь пародия и антиутопия – разные понятия. Антиутопия предполагает издевку над утопическими идеалами или их осуждение. А из текста выглядывает скорее восхищение бытом в стиле великого сатирика Рабле, чем его отрицание! Пародируется, пожалуй, только лишь описание маршрута в райскую землю, а не жизнь в раю...

Аркадий Беловодский. При заманчивых «райских» объектах почти всегда появляются ловкие самозванцы. В середине XIX века в разных регионах России проповедовал некий Аркадий Беловодский, выдававший себя за архиепископа «беловодского поставления» и горячо споривший с иерархами и простыми старообрядцами Белокриницкого согласия. Он представлял написанные по-русски грамоты, выданные ему за подписью «патриарха славяно-беловодского, камбайского, японского, индостанского» и т. д., вплоть до «Абасинии» (при аресте у Аркадия отобрали учебник географии на французском языке с отчеркнутыми названиями). Вместе с русскими грамотами он показал «подлинники на сирском языке», которые потом специалисты определили как бессмысленный набор крючков и зигзагов.
Аркадий описывал Беловодье, как остров на Тихом океане, с еще большей фантазией и большим размахом, чем Марк Топозерский: царствует там царь Григорий Владимирович с царицей Глафирой Иосифовной; главный город там Трапезангунсик (так изобразил Трапезунд (ныне Трабзон в Турции)?), а по-русски он называется Банкон (Гонконг? Бангкок?), в столице 700 тысяч жителей и 300 церквей, а всего на острове 2 700 000 жителей, из них полмиллиона русских, и 700 церквей. «Ересей и расколов, как в России, там нет. Воровства, обману и грабежу, убийства и лжи, и клеветы в христианах нет же, но во всех едино сердце и едина любовь». (Особенно колоритно указание на отсутствие обмана и лжи, с учётом того, что из себя представлял сам автор).
Впервые Аркадий был арестован полицией близ Томска в 1849 году, но был отпущен (возможно, власть решила оставить на свободе человека, спорившего со старообрядцами одного из самых значительных тогдашних согласий – Белокриницкого).
После этого он свыше тридцати лет бродяжничал по Руси, проповедовал «райскую» землю (впрочем, он скорее действовал ради каких-либо материальных подношений, чем ради агитации к побегам: он постоянно подчёркивал, что простым смертным не достичь Беловодья и даже имел наглость ставить на местах попов «своего», Беловодского согласия. Он смог побывать в Томской, Пермской, Вятской, Оренбургской, Архангельской, Олонецкой, Петербургской, Новгородской, Тверской, Московской губерниях.
Позднее полиция выяснила, что подлинная фамилия самозванца – Пигулевский (дворянин?), что он ранее арестовывался по каким-то уголовным делам.
Но с него при аресте в 1885 году взяли лишь штраф в сто рублей и снова отпустили...

Вера в утопические «райские» земли была настолько велика в народе, что, казалось бы, видимый невооруженным глазом проходимец мог треть века морочить головы людям! Интересно, что уральские казаки в 1898 году собрали две с половиной тысячи рублей и снарядили экспедицию из трех человек для поисков Беловодья.
Казаки совершили за несколько месяцев почти кругосветное путешествие: из Одессы и Константинополя они через Иерусалим и Суэцкий канал отправились в район Индии и Цейлона, потом их путь лежал через города Сингапур – Сайгон – Гонконг – Шанхай – Нагасаки – Владивосток в родные уральские края. Никакого Беловодья они, естественно, не нашли, и это путешествие сильно подорвало веру народа в существование Беловодья в тихоокеанском регионе.

В 1903 году возник новый слух: якобы Л. Н. Толстой был в Беловодье и чуть ли не стал старообрядцем! Казаки отправили делегацию к великому писателю, где, естественно, получили негативный ответ.

События XX века и более основательные географические познания в народе окончательно разрушили легенду о Беловодье. Она была одной из самых заманчивых легенд: не в загробном раю, а где-то реально на земле существовало царство Божие для людей…