За Правду

Когда уходили, местные по большей части решили остаться. Как и та учительница...

Когда зашли ВСУ, буквально в этот же день начались чистки. Хлопцы решили научить местных родину любить.

Сначала просто избивали тех, кто сотрудничал с российской администрацией и военными. Потом на калитках домов и дверях квартир добрые люди начали мелом подписывать, что тут живут «зрадники». Этих людей куда-то уводили, возвращались не все. Некоторых из таких «зрадников» до сих пор не могут найти родственники.

Последнее сообщение в «Телеграме» от учительницы:

«Неделю уже не выхожу из дома. Продукты приносят соседи. Солдаты вчера и сегодня забрали несколько человек из моего подъезда...

Просто жду, когда уже придут за мной...»

Утром дядя Гриша положил меня на телегу и повёз к бабке-костоправке. Та, осмотрев ногу, сказала, что вывих в бедре. Тут же, намылив руки, стала разминать опухоль. Я кричала, сколько могла. По три утра меня возили на такие процедуры.

По ночам я бредила, не вставать, не ходить не могла. Они вынуждены были везти меня домой. Наши жили на железнодорожной станции Бочат. Отец работал на ремонте железной дороги.

Мама называла у меня нарыв от кости, а врач назвал это свищом. Когда свищ созрел, он не прорвался. Соседи маме посоветовали напарить семя льняное и намылить овчинную лапку, привязать к свищу. Мама это проделала, и я впервые за всю болезнь уснула.

Мой нарыв прорвался. Я буквально плавала в гнойной массе. Мама, обтерев меня, положила на чистую тряпку. К утру следующего дня моё тело охватил болезненный зуд — тело покрылось тёмно-багровыми пятнами. Потом образовалось 34 чирья, охватившие всю спину и бока. Я не могла даже сесть — могла только стоять или лежать на животе.

-29-

Врач сказал, что я заразилась гнойной массой от свища. Из отверстия свища ещё месяц вытекала сукровица, и я хромала.

Вскоре дядя Гриша привёз Нину, а меня забрал с собой. За всё лето я с Тасей виделась только два раза. К ней попасть было нелегко: в ограде — две собаки. Тася говорила, что её хозяева очень богатые: четыре дойных коровы, много овец, лошадей и всякой птицы. Кроме неё, они держали ещё трёх работников. Ко мне приходить у неё не было свободного времени.

Наконец настал покров. Я спешила домой, думала: мне разрешат учиться. Дядя Гриша положил на телегу два мешка муки, два килограмма шерсти — это было сряжено. Тётя Нюра сшила мне из своего сарафана платье, положила луку, чесноку и семечек. Сказала: «Это тебе, Фёкленька, за хорошую службу». Прощаясь, прослезилась.

Позднее, через год, мы узнали, что дядя Гриша утонул в реке Бачат, переезжая по мосту, который обрушился. Я от души жалела его, тётю Нюру, Олю, Васятку. Какая судьба дальше у этой семьи без дяди Гриши?

Мама работала по-прежнему день и ночь: днём находила работу — побелка квартир, на ночь несла узлы грязного белья для стирки. Пекла калачи из пшеничной муки к пассажирскому поезду.

Отчим, что зарабатывал, успевал пропить, ещё не получив зарплату. Варил самоводку: накрошит хлеба в миску, зальёт самоводкой и хлебает, а потом два-три дня с ножом или топором гонял семью.

Дело было в субботу. Отец с утра варил самоводку. Мама сказала мне, чтобы я сходила за Ниной, говорит, что я по ней соскучилась. Хозяйка Нину отпустила с тем условием, если я останусь нянчить.

Отчим, конечно, к вечеру напился, стал дебоширить. Мама с грудным ребёнком, Тася и Нина босиком по снегу выскочили из дома и спрятались у близ живущих соседей. Соседка была дома одна — закрыла дверь на крючок. Пока отчим рубил дверь, моя семья выбила окно и выскочила из дома. Через два дома мама с Тасей спрятались у соседей в избе, а Нина не успела. Она забежала в ограду, зарылась в копну сена.

Хозяева мои были очень бедные. Была лошадь, корова и десять кур с петухом. Избушка — можно сказать, на курьих ножках. Ограда и огород не были загорожены. Стайка для коровы и лошади загорожены плетнём по-сибирски, то есть колья обмотаны прутьями из ивняка. Стоял небольшой амбар для муки и зерна. Ниже стаек, в «ложочке», был пруд — пять на пять метров. Он вытекал из земли, окаймлённый кустарником. Вода в пруду была холодная.

Семья состояла из четырёх человек:
— Дядя Гриша — рослый, плечистый, здоровый мужчина, очень добрый и спокойный.
— Тётя Нюра — высокая, плоская блондинка, как восковая, ко всему равнодушная. Про свою болезнь она говорила: «Моя болезнь — женская».
— Их дочка Оля — четырёх лет, парализованная, белая, ряхлая.
— Васятка — двух лет мальчик, подвижный, весёлый, смуглый. Походил на отца.

Жили в однокомнатной избе. Дом назывался пятистенком, если было три-четыре комнаты, кухня и комната, а однокомнатный дом назывался избой.

Обстановка в доме: кровать, стол, две скамейки, качалка Оленьки, прикреплённая к потолку, русская печь, где с Васяткой мы спали. На стене прибит шкаф для посуды. Два окна смотрят на улицу. Крылечко с четырьмя ступеньками.

Вскоре бабка, мать дяди Гриши, пригласила меня за клубникой. Тётя Нюра отпустила.

-27-

Местность была холмистая, с лужайками и кустарниками. Недалеко возвышалась гора. Бабка сказала: «Пойдём на змеиную гору. Туда редко кто ходит, а ягод там много».

Из ивняка она вырезала себе и мне прутики. «Надо так махать, — сказала она, — чтобы прутик свистел. Змеи этого боятся и разбегаются».

Ягод было хотя и не густо, но зато клубника — крупная. Вот мы уже набрали почти полные корзины ягод. А они попадались. Как-то я не заметила, отделилась от бабки. И вдруг мимо моих рук проползла змея — серая, с жёлтыми пятнами. Невольно я проследила за ней — она сползла в яму.

Яма диаметром около четырёх метров, на конус вглубь — два метра, берега пологие, мелкокаменистые, земля коричневая.
Что я вижу?
Там, на дне ямы, было столько змей, что если бы долго смотреть, наверное, не сосчитать. Когда я опомнилась, стала кричать бабку и махать прутиком. Дно ямы ощетинилось: все змеи подняли головы и высунули языки.

Опомнилась я, когда бабка тянула меня за руку, и мы бежали под гору, сломя голову. Змей я позднее много раз видела поодиночке, но такое — только один раз. Бабка сказала мне, что это змеиное лежбище.

Начался покос. Хозяева уезжали на пашню или косить сено. Их земля находилась далеко от дома. Они с понедельника до субботы там жили. Вот тут, чтобы мне не бояться ночью, я вспомнила тятины холодные ноги.

В мои обязанности входило: нянчить, готовить и кормить Олю и Васятку, стирать пелёнки, мыть посуду, мыть пол, доить корову, встречать и провожать её к пастуху. Корова была смирная, слаботитяя, но мне всё равно было тяжело доить — я доила один сосок обеими руками.

В субботний день я таскала воду из нашего родника в баню. Через дом от нас жили родители дяди Гриши. У них была баня. В неё я носила дрова и воду. К вечеру затапливала печь бани.

Старики дяди Гриши никогда не приходили проведать внучат, посмотреть, как я управляюсь с хозяйством. Однажды я поинтересовалась у тёти Нюры: почему старики не приходят к нам? Она ответила: «Мы с Гришей поженились по любви, но против согласия его родителей».