Философия Гегеля на пальцах. Часть 2
Приветствую вас. В этом посте я продолжу разбирать идеи Гегеля, переводя их на человеческий язык. Тот отрывок, который я собираюсь разобрать, один из самых ясных и доступных для понимания за прочитанную половину книги «Феноменология духа».
Речь пойдёт об отношении просвещения к вере в целом, и о духовенстве в частности. Сам я агностик, а потому и рассмотрю аналитику Гегеля с точки зрения агностика. То есть, беспристрастно и без субъективных оценок, отталкиваясь с позиции логики и здравого смысла.
Итак, привожу цитаты:
Просвещение, которое хочет научить веру новой мудрости, следовательно, ничего нового ей не говорит, ибо предмет веры для нее как раз это и есть, т. е. чистая сущность ее собственного сознания, так что это сознание выявляется в нем не потерянным и не подвергшимся негации, а напротив, оно доверяет ему, а это и значит, что оно находит внутри его себя как «это» сознание или как самосознание. Собственная достоверность того, кому я доверяю, есть для меня достоверность меня самого; я узнаю в нем мое для-меня-бытие благодаря тому, что он признает его и оно для него цель и сущность. Но доверие есть вера, потому что верующее сознание непосредственно относится к своему предмету и, следовательно, созерцает также и то, что оно составляет «одно» со своим предметом, что оно в нем.
В переводе на человеческий.
Вера и предмет веры составляют единство друг друга.
Бога можно воспринимать как чистую сущность сознания верующего, возведенную в абсолют. Человек находит собственное Я в этом абсолюте именно потому, что в нём есть тоже, что и в человеке. Проще говоря, человеку невозможно верить в то, чего нет в нём самом. Я никогда не поверю в существование цвета, которого не видел ни один человек, потому что знаю - луковицы цветовосприятия человеческого глаза ограничены. Зато у какого-то вида ракообразных этих луковиц намного больше чем у нас, поэтому они способны к восприятию тех цветов, которых мы никогда не увидим. Верующий человек Бога тоже не видел. Ему достаточно, что его духовные качества имеют своё отражение на макроуровне, в виде Бога. В нём верующий видит непосредственную истину своего внутреннего Я, которое при жизни находится на микроуровне, в урезанном виде.
Далее:
Понятие чистого здравомыслия есть для себя нечто иное, нежели его предмет, ибо именно это негативное определение составляет предмет. Так, следовательно, здравомыслие провозглашает, с другой стороны, также и сущность веры чем-то чуждым самосознанию, что не есть его сущность, а подбрасывается ему словно какой-то подкидыш.
Однако просвещение здесь совершенно неразумно; вера на опыте узнает его как речь, которая не ведает, что говорит, и не понимает сути дела, когда толкует о поповском обмане и об одурачивании народа. Просвещение говорит об этом так, словно сознанию под видом сущности подсовывается нечто абсолютно чуждое и «иное» при помощи какого-то фокуса-покуса фиглярствующего духовенства, и в то же время утверждает, что это сущность сознания, что сознание верит в него, доверяет ему и старается заслужить его благосклонность, т. е. что сознание созерцает в нем свою чистую сущность так же, как и свою единичную и всеобщую индивидуальность, и что своим действованием оно порождает это единство себя самого со своей сущностью.
То, что просвещение объявляет чуждым сознанию, оно непосредственно объявляет наиболее свойственным ему. Как же оно может, таким образом, говорить об обмане и об одурачивании?
Так как оно само говорит о вере прямо противоположное тому, что оно о ней утверждает, оно скорее показывает себя перед верой сознательной ложью. Как могли бы иметь место одурачивание и обман там, где сознание в своей истине непосредственно обладает достоверностью себя самого, где оно в своем предмете владеет самим собою, в такой же мере в нем находя себя, как и порождая себя? Различия не существует больше даже на словах.
Если поставить общий вопрос: позволительно ли обманывать народ, то на деле следовало бы ответить, что такой вопрос неуместен, потому что в этом обмануть народ невозможно. Можно, конечно, в отдельных случаях продать медь вместо золота, поддельный вексель вместо настоящего, можно налгать и многим выдать проигранное сражение за выигранное, можно на некоторое время заставить поверить и во всякую другую ложь касательно чувственных вещей и отдельных событий; но в знании сущности, где сознание обладает непосредственной достоверностью себя самого , мысль об обмане отпадает полностью.
В переводе на человеческий.
Та часть чистого сознания верующего, которая соотносит саму себя с Богом, делает это потому, что видит, что этот Абсолют вбирает в себя всё сущее, в том числе и внутреннее Я этого верующего.
Гегель подчеркивает, что просвещение неоправданно очерняет духовенство. Будто бы священнослужители только и делают, что пытаются вписать в сознание то, что в него не вписывается. При этом просвещением игнорируется тот факт, что осознанные верующие приходят к Богу осознанно. Не потому что их зазомбировали, а потому что осознанный верующий видит истину своей духовной жизни именно в Боге. Такой человек не подвергался влиянию чьей-либо пропаганды, он сделал осознанный выбор. Этот верующий не будет ввязываться в срачи и кому-то что-то доказывать. Он попросту не видит в этом смысла. Как правило, такие люди спокойны и беззлобны по жизни, а не только в стенах церкви.
Как-то так. У Гегеля нет готовых ответов и упрощений, что отличает его от большинства философов. Он будто бы берёт читателя за руку и ведёт по извилистым лабиринтам вековой мудрости. Его «Феноменология духа» затронула большую часть духовных вопросов, актуальных и по сей день.
Если вам понравилось, возможно, напишу ещё. Спасибо за внимание!
