Серия «Истории врача-уролога»

А ещё она чувствовала людей. Как-то раз я смотрю — мужик с простатитом, жалуется на рези. Я по учебнику: «Вот анализы, вот УЗИ, вот схема». Она глянула на него и шепчет: «Ты проверь кровь на сахар. У него диабет. Он тебе не скажет, но у него там всё в ноль». Проверил. И правда. Сахар — под 20. Это была не урология, это был диабетический абсцесс, и я чуть не сделал ему пункцию, которая бы закончилась сепсисом.

Но директору больницы, как водится, не нравилось, что «все любят Тамару». Он был человек из числа тех, кто путает управление с личной обидой. Один раз она слишком прямо сказала ему, что его «оптимизация» — это воровство. На следующий день её вызвали в кабинет. Через два дня она ушла «по собственному». Ну, как ушла — ее фактически выгнали.

Первую неделю всё было нормально. Мы носились, пытались кого-то просить, бегали по складам. Потом начали всплывать детали. В подвале закончились катетеры. Сестра на приёме перепутала мочеприёмник с уростомой. А однажды ночью санитарка не пришла вовсе — никто не знал, что именно Тамара Ивановна раньше по вечерам всем лично звонила.

А через месяц начался полный бардак. Пациенты жаловались. Главврач кричал. УЗИст наорал на новую сестру, потому что она порвала манжету от прибора за 60 тысяч. А я просто сел и пошёл к завотделением.

— Верните её. Просто… верните.

В итоге коллектив устроил маленькое восстание. Главврача поставили перед фактом — или она, или половина персонала пишет заявление.

Тамара вернулась. Спокойно. Без театра. Просто вошла в кабинет, надела халат, и сказала:
— Я знала, что вы без меня не справитесь.

Про директора ничего не скажу, но через полгода он ушёл. Кто-то говорит — «по собственному». Кто-то — «заставили». Ходили слухи, что проверяющие нашли «нецелевые расходы». Я в это не лез. Карма, как говорится, сама находит дорогу.

А Тамара Ивановна работает до сих пор. Я уже в другой клинике, но мы иногда списываемся. Каждый раз, когда мне кто-то говорит «незаменимых нет», я вспоминаю её — и просто улыбаюсь.

Честно — в голове у меня уже было: ипохондрик. Симптомы размытые, выраженности — ноль. Но вместо того чтобы отмахнуться, я решаю перестраховаться и направляю его на трансректальное УЗИ и ПСА — простое исследование предстательной железы и онкомаркер. Просто потому что интуиция начала зудеть: слишком нехарактерно он себя ведёт.

Через день приходит результат: УЗИ — увеличение левой доли простаты с подозрительной зоной, ПСА — 12 (при норме до 4 для его возраста).
Шок.

Экстренное направление к онкоурологу, биопсия. Через две недели диагноз подтверждается — рак предстательной железы. Агрессивный.
Но — на ранней стадии. Удалили орган, провели курс терапии. Сейчас парень жив, здоров, ходит в спортзал и иногда пишет мне в мессенджер просто сказать спасибо.

Если бы я оставил его на свечах и таблетках — скорее всего, он пришёл бы через год с метастазами в таз. Или не пришёл бы вовсе. Потому что нам, врачам, нужно иногда отрывать взгляд от шаблона.
Потому что рак — не всегда у стариков.
И простатит — не всегда простатит.

И вот тут начинается самое интересное.

Через полтора часа мне звонит хирург с приёмного отделения:
— Ты этого пациента видел?
— Да, несколько дней назад. Простатит.
— Это не простатит. Это — ретроперитонеальный абсцесс, и он уже почти прорвал в брюшину. Его сейчас забирают в операционную.

У меня внутри всё холодеет. Этот диагноз легко спутать с воспалением простаты — симптомы почти идентичны, если не копать глубже. А я не накопал. Не зацепился. Не сделал КТ раньше. А если бы не пришёл он снова, если бы решил "перетерпеть"? Всё. Сепсис, смерть. Мои свечи бы его не спасли.

Операция прошла успешно. Дренажи, антибиотики, неделя в стационаре. Потом он пришёл снова — уже с улыбкой и коробкой конфет.
— Спасибо, что отправили вовремя, — сказал.
А я стоял и думал: а если бы нет?

С тех пор у меня правило: если хоть что-то чуть не совпадает в картине — отправляй на диагностику глубже. Пусть лишний раз, но не будет поздно. Потому что цена ошибки — это не недовольный пациент. Это человек в морге.

Так что, уважаемые пациенты — не обижайтесь, если вас иногда отправляют "на всякий случай". Иногда этот случай — и есть та самая грань между жизнью и смертью.

— У вас КТ могут сделать срочно? — спрашиваю.
— Можем, если срочный случай.
— Отправляю девочку. Без бумажки. На доверии.

Через час звонок от коллеги:
— Ты её спас. У неё восходящий пиелонефрит, уже с признаками паранефритической инфильтрации. Еще сутки — и был бы абсцесс.

Она поступила в стационар, капалась антибиотиками, через неделю выписалась. Потом пришла ко мне с цветами и словами благодарности. А я — вспоминал, как чуть не оставил её «под ромашку» и как всё могло кончиться.

И ведь по всем признакам — обычный цистит. Все параметры говорили за это. Кроме одного — неуловимого ощущения, что в картине что-то не так. Вот в таких моментах и куется профессия врача — когда ты не полагаешься на бумажку, а на голову.

То есть, если ко мне за день зашли трое с камнями в почках, один с опухолью и два с простатитом, я должен ещё кого-то выдернуть с улицы, чтобы план по головам был. Причём обслужить всех за 9 минут. А если потратил 15, чтобы объяснить парню, что у него, возможно, не венерическое, а психосоматика — то прости, доктор, неэффективно работаешь.

А УЗИ? Да, аппарат один. На всех. Но ты, доктор, выкрутись. KPI требует. Ну, хоть сканеры не внедрили для сквозной простаты.

Как-то ко мне пришёл мужчина лет 50 с жалобами на «периодическое покалывание в районе... ну, сами понимаете». Сидим, разговариваем. Видно: человек нервничает, но пытается пошутить. Я спокойно спрашиваю, уточняю. Вижу, что не о симптомах он говорит, а о страхе. Нормальный приём занял минут 20. Поговорили, выяснили, что на фоне стресса и сидячей работы начались сосудистые спазмы. Ни ЗППП, ни камней, ни воспалений. Только тревожность, мышечные зажимы и куча гугленой ерунды в голове.

Я не назначил ни УЗИ, ни антибиотиков, ни «волшебных таблеток». Только дал брошюру про психосоматику, направление к психотерапевту и рекомендацию начать хотя бы гулять.

Знаете, что получил в конце месяца? Минус к показателю «эффективности приёма». Потому что — цитирую — «пациент не получил полноценной урологической помощи».

То есть если бы я впарил ему антибиотик, сделал ненужное УЗИ и запихнул в дневной стационар — это было бы «помощь». А так — минус к KPI. Зато человек потом пришёл через месяц и просто пожал мне руку. Сказал, что впервые почувствовал себя не куском статистики, а пациентом.

А что с этим делать? Хз. KPI — это удобно для бумаги. Но у нас пациенты не по табличке лечатся. Они — живые. И да, иногда «не назначить ничего» — это и есть самая профессиональная помощь.

Потому что в медицине главное — не соблюдение метрик. Главное — не навредить.

Решаю копать глубже. Отправляю его на мазок с микроскопией и сдачу крови на паразитарную серологию (что, признаюсь, делаю крайне редко). Параллельно — цистоскопия.

И вот результат:
В соскобе из уретры — живые трихомонады. Настоящие. Шевелятся, как весёлые сперматозоиды с жгутиками. Только это не сперма, а гной.
И да — у него трихомониаз простаты. Запущенный. С микроскопическим поражением семенных пузырьков. Отсюда — "дёргается", "стреляет", "ползёт". Всё это пациент ощущал буквально.

Но это ещё не конец.

Пока мы лечили трихомонады (метронидазолом и терпением), пришёл результат анализа крови:
антитела к Schistosoma haematobium — паразит, который обитает в сосудах мочевого пузыря и простаты. Он был в Египте год назад. Купался в каком-то зелёном канале — "местные тоже купались".

Финал:
У него был двойной удар — трихомонады и шистосомы. Первый паразит — ЗППП. Второй — экзотика.
Один попал через постель, другой — через грязную воду. Оба обосновались в мочеполовой системе.
Один вызывал жжение и воспаление. Второй — микрокровотечения, зуд и миграции личинок в ткани.

Лечили долго. Обошлось без операций. Но урок остался.

Вывод: если тебе кажется, что это обычный простатит, и ты "уже всё знаешь" — не спеши. Твоя простата может быть колонией. И не всегда — микробов. Иногда — реальных червей.

А мы, урологи, уже ничему не удивляемся. Даже шевелению изнутри.

Семенные канальцы становятся тоньше, кровоснабжение чуть хуже, ткани плотнее. Это не болезнь — это просто биологическая утилизация ресурса.
Организм такой: "Ты уже не размножаешься как в 20, зачем тебе производственные мощности 90-х годов?"

Иногда пациенты спрашивают:

— А можно как-то… восстановить?

Теоретически — да. Есть заместительная гормональная терапия (ЗГТ), тестостерон в уколах, гелях и таблетках. Но! Назначается она только при документированном дефиците гормонов. А если ты просто заметил, что они не такие тяжёлые, как раньше — это ещё не диагноз.

Самое важное: это не значит, что вы "перестали быть мужчиной".

Размер и объём яичек никак не влияет на потенцию напрямую. Они не связаны напрямую с эрекцией, а уровень тестостерона — только один из факторов.

И знаете, что ещё важно? Никто, кроме вас, этого не замечает. Женщины не ходят с линейкой. В раздевалке никто не оценивает объём мошонки в сравнении с прошлым годом. Только вы сами превращаете это в трагедию.

Я однажды сказал пациенту:
— У тебя машина старая?
— Да.
— Ты же не требуешь от неё разгона до сотни за 6 секунд, как у BMW 2023?
— Ну да…
— Так и тут. У тебя мошонка — Camry 2004 года. Она работает. Просто без понтов.

Когда действительно стоит волноваться:

Если:

• Один из яичек резко уменьшился

• Есть боль, уплотнение или тяжесть

• Появилась асимметрия, которой раньше не было

• Изменился цвет кожи, чувствительность

Вот тогда — бегом к врачу. Это может быть и варикоцеле, и эпидидимит, и, не дай бог, опухоль.

А если просто "как-то стали меньше" — расслабьтесь. Живите. Двигайтесь. Меньше сахара и пива, больше сна и прогулок. И не трогайте себя по 20 раз в день с линейкой.

Ваши яйца — это не резюме. И не паспорт. Они работают. Остальное — в голове.

С уважением,
Уролог, который видел всё.