Серия «Книжные обзоры»

В 1981 году в журнале «Пионер» я прочитал повесть «Всего-то несколько дней». Она публиковалась в нескольких номерах. Через два года на экраны страны вышел фильм Ролана Быкова «Чучело», нас водили на него всей школой. Уже через минуту после начала я понял, что экранизирована именно та повесть, которую я прочитал в «Пионере». Позже я узнал, что Владимир Железников писал повесть в Тарусе — городе художников, и, возможно, отсюда в ней столько живописных, почти кинематографичных деталей: пыльные дороги, старые дома, лица с печатью провинциальной жизни, да и сами художественные полотна.

Говорят, что Ролан Быков, выходя из кинотеатра после премьеры, сказал оператору Анатолию Мукасею: «Кажется, мы сняли элитарное кино».

Не знаю, можно ли назвать этот фильм элитарным, но абсолютно уверен, что фильм этот не детский. Как и повесть Владимира Железникова. Собственно, детская она только потому, что персонажи в ней — дети. А вопросы, которые в книге ставятся — совсем не детские. Сам автор, спустя годы после написания повести, говорил:

В «Чучеле» меня интересовало, может ли один человек, такой вот маленький, ранимый, незащищённый, как Лена, выстоять в экстремальной ситуации против всех. Потом в процессе работы появилось желание создать панораму жизни подростков, понять, из каких зёрен взошла эта поросль.

Слова Железникова говорят, что роль автора не заканчивается, когда он поставил в своей работе последнюю точку. Ещё долгие годы после этого он оценивает и обдумывает написанное.

Есть такая философская дисциплина — герменевтика. Она занимается толкованием текстов, и одной из составляющих этой работы является поиск в тексте смыслов, не заложенных автором — самопроизвольно генерируемых самим произведением, если оно талантливо. Такой текст почти буквально оживает и начинает собственную жизнь. Я думаю, что классики становятся классиками, в том числе, и из-за удивительной способности их произведений постоянно создавать всё новые и новые смыслы, часто такие, которые автором и не могли быть заложены — просто в силу изменений, вносимых в нашу жизнь временем. Просто за писателя иногда пишет его «гений» — нечто обитающее в талантливых людях и дающее им силу делать прозрения.

Возможно так получилось и в «Чучеле»: хотя центральной темой повести является травля, и сам автор это подтверждает, её глубина — не только в демонстрации жестокости. Подростки часто ищут в своих рядах «белую ворону» и уделяют ей повышенное внимание, делая это с максимальной жестокостью и оскорбительностью. С этим явлением всегда боролись, но примерно с тем же успехом, что и с другими социальными пороками, то есть почти безрезультатно. Мало того, травлю могут устраивать и регулярно устраивают вполне взрослые люди — готовность к этому определяется только эмоциональной и нравственной зрелостью.

Поэтому если бы Железников написал только об этом, его повесть, возможно, так и осталась бы забытой публикацией в детском журнале, и внимания Ролана Быкова не привлекла бы. Но смысл повести Железникова глубже. Главный герой повести, как это ни странно, наверное, даже не Лена Бессольцева, хотя все события разворачиваются вокруг неё. Главный герой — Дима Сомов, мальчик, чьими главными качествами оказались трусость, предательство, желание быть с толпой. Уберите из сюжета Сомова, и в нём останется только жестокость. А ещё — равнодушие. Подростки, искренне уверенные в своей правоте, преследуют девочку, а взрослым до этого и дела нет — даже у классного руководителя не нашлось времени и желания разглядеть в подростковых забавах изощрённое издевательство.

Между прочим, Железников взял за основу реальную историю — его племянница, живущая в Горьком, взяла на себя чужую вину, после чего подверглась травле одноклассников. Но он добавил в неё такие штрихи, которые позволили увидеть проблему глубже и разностороннее.

Повесть Владимира Железникова «Чучело» найти несложно — она доступна в любой онлайн-библиотеке. Можно взять её и у меня в телеграм-канале. Если возникнут сложности при поиске, пишите в личку, книгу выдам.

Подписывайтесь на «Библиотеку им. А.П. Черкасова».

Приятного чтения.
Алексей Черкасов, писатель

Чем писатель серьёзнее, тем глубже он погружается в человеческую личность. Сотни очень крепких авторов в истории литературы создали тысячи глубоких произведений, в которых раскладывают человека на молекулы. Самые поверхностные из них пишут о поступках, те, что глубже, анализируют побуждения, ещё более глубокие ищут мотивы, влияющие на побуждения.

Самые глубокие пишут о бессознательном. А гении не только пишут о бессознательном, но и обращаются к бессознательному. Используя цепочки образов, они создают резонанс между читателем и писателем, резонанс, рождающийся в глубинах психики и возбуждающий новые образы, которые напрямую автором не инициируются. В результате они раскрывают читателю не только личности своих персонажей, но и их собственные, читателей, личности.

То есть по форме, «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя — это повествование о борьбе. Но «Как закалялась сталь» Островского — это тоже повествование о борьбе. Почему же ощущения такие разные?

Рыба — символ Христа. Море — символ бессознательного. Восемьдесят четыре дня Сантьяго не имеет Божьей помощи, и отправляется в бессознательное, чтобы обрести Бога. Но мыслями он от Бога далёк — он всё время думает о бейсбольных матчах. Бог в нём вынужден соперничать с кумиром Ди Маджио. Прося помощи у Бога, Сантьяго всё время ищет одобрения у Ди Маджио — а гордилась ли бы им звезда спорта? А смог ли бы он так же? А как бы Ди Маджио поступил на его месте?

Три дня он борется с рыбой (с Христом?) и, в конце концов, убивает её. Радуясь, он уже не хочет возносить Богу и Богородице молитв, как собирался — ведь Бога он нашёл и победил, к чему теперь к нему обращаться? И после этого на него нападают акулы — символ демонических сил. В борьбе с ними Сантьяго терпит неудачу — ведь Бога-то больше нет, и некому помочь старику бороться с ними. Он сожалеет об этом, он мечтает, как они с рыбой (с Богом) могли бы биться с врагами плечом к плечу. А акулы уничтожают и уже мёртвую рыбу (Бога), оставляя старому рыбаку только её остов. В этом Хемингуэй идёт дальше Ницше — Бог старика Сантьяго не просто умер, он вообще исчез.

Старик не пытается подняться до Бога, наоборот, он всё окружающее пытается понизить до себя — он очеловечивает стихию, разговаривает с рыбой (с Богом) как с человеком, называет её братом. Даже собственные руки он словно отделяет от себя — хвалит их и ругает, как будто они являются самостоятельными личностями.

Вот эта фраза является квинтэссенцией всего повествования:

Кто же тебя победил, старик? — спросил он себя… — Никто, — ответил он. — Просто я слишком далеко ушёл в море.

Его не победил никто, это он сам победил Бога в себе, нашёл его глубоко в себе и победил, как побеждал когда-то в такой же изнурительной схватке негра из Сьенфуэгос, самого сильного человека в порту.

Именно поэтому, потому, что старик потерял Бога, а вовсе не потому, что он лишился добычи, мы, читая повесть, испытываем такую гнетущую тоску. Старик потерял Бога, а мы теряем надежду. Именно это ощущение возбуждает Хемингуэй в читателях, используя неосознаваемые образы, которые вызывают нужные реакции из глубин психики. Мы жалеем не старика, мы жалеем себя.

Этого и добивался автор: он забрался в наши души и вывернул их наизнанку, продемонстрировав нам наше нутро.

Я иногда задумываюсь — как это у них получается? Ведь осознанно вызвать целую лавину образов невозможно. Наверное, это похоже на работу вегетативной нервной системы, которая, не обращаясь к сознанию, регулирует работу всего, что необходимо для физической жизни. Есть такая функция у тела, видимо, есть она и у души.

И когда писатель обретает такую функцию, он становится великим.

Скачать повесть Эрнеста Хемингуэя «Старик и море» можно где угодно. Например, у меня в канале.

Алексей Черкасов, писатель.

Русский перевод рассказа «Часовой» был опубликован в журнале «Юный техник» в 1973 году, а роман — тремя годами ранее в серии «Зарубежная Фантастика», но без концовки — советская цензура имела привычку исправлять идеологически неправильные концепции, даже фантастические.

Так Дэвид Боумен заснул в последний раз в своей жизни…

— так завершалась опубликованная у нас версия. Ибо, по Кларку, человечество — не венец эволюции, но её промежуточный этап. Представители рода Homo sapiens неминуемо сольются во вселенский Сверхразум, считал Кларк, но это шло вразрез с решениями пленумов ЦК и даже съездов КПСС. Поэтому последние главы романа в советской версии вырезали. В послесловии цензоры чистосердечно сознавались в этом устами Ивана Ефремова:

Последние страницы совершенно чужды, я бы сказал — антагонистичны реалистической атмосфере романа, не согласуются с собственным, вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском переводе.

В общем, спасли Кларка от позора.

А во второй книге и вовсе обнаружили идеологическую диверсию. В журнале «Техника молодежи» начали публиковать роман в 1984 году, но некий доброжелатель сообщил куда следует, что Артур Кларк посвятил книгу не только космонавту Алексею Леонову, но ещё и академику-диссиденту Андрею Сахарову. При публикации второе посвящение убрали, но бдительность неравнодушных анонимов помогла своевременно выявить этот вражеский выпад…

В итоге публикацию романа прекратили, а редактора уволили.

В полном виде первые два романа цикла были изданы у нас только в 1991 году.

Скачать «Космическую Одиссею» Артура Кларка.

Малоизвестный факт: кроме «Космической Одиссеи», Кларк в соавторстве со Стивеном Бакстером написал ещё один похожий цикл — «Одиссея времени». Здесь идея менее глобальна, но всё же достаточно масштабна, чтобы увлечь читателя. Миссия сверхразумной цивилизации — воспрепятствовать росту энтропии Вселенной, для чего необходимо подавлять развитие или вовсе уничтожать ростки разумной жизни во Вселенной. Но гуманизм встаёт на пути безжалостного и бесследного уничтожения — для осуждённых на гибель цивилизаций создаётся своеобразная картотека в альтернативной Вселенной. В Разрыв времени и пространства попадают первобытные люди, армии Александра Македонского и Чингиз-хана, космонавты с космической станции, а за всем происходящим наблюдают таинственные сферы с нестандартным числом π…

Скачать «Одиссею времени» Артура Кларка и Стивена Бакстера.

«Плоский мир» Терри Пратчетта — это цикл из более чем четырёх десятков романов, повестей и рассказов, в котором описана мечта плоскоземельщиков — мир, лежащий на четырёх слонах и черепахе. Когда-то слонов было пять, но пятый упал. И его останки стали причиной процветания страны гномов Убервальд. Падение пятого слона, описанное в отдельном романе цикла, стало одновременно и удачей и проклятием для убервальдцев, которые из-за свалившегося на них счастья как никто другой склонны к интригам и войнам…

По жанру «Плоский мир» — это фэнтези, наполненное тонким юмором и иронией. В пародийном стиле Пратчетт описывает довольно серьёзные проблемы, выстраивает псевдонаучные и псевдообщественные институты и вообще говоря, создаёт сколь оригинальный, столь и продуманный мир, в котором читателя не покидает ощущение гротеска и алогичности повествования, которое, однако остаётся цельным и связным.

Главным героем в каждом романе «Плоского мира» становится простофиля, которого, кажется, легко обвести вокруг пальца, но в итоге каждый раз простодушный протагонист решает все свои проблемы и при этом, случается, выступает спасителем мира.

Отдельно рекомендую «Ведьмы» — самую удачную и уравновешенную, как мне кажется, серию цикла. Это одиннадцать произведений о ведьмах из Ланкра и Овцепикских гор. Их функции в Плоском мире — помощь людям в бытовых ситуациях. Они владеют магией, которая «от земли» (в отличие от «небесной» магии волшебников), но чаще прибегают к здравому смыслу. Среди этих одиннадцати книг выделяется роман «Дамы и господа». Прежде всего, неожиданными поворотами и обилием сюжетных линий. Ведьмы матушка Ветровоск, нянюшка Ягг и молодая леди Маграт, используя довольно изощрённые способы, восстанавливают справедливость, противостоя агрессивным эльфам — да, в «Плоском мире» всё не как у людей, вот и эльфы превратились из защитников Света в захватчиков. А у ведьм миссия — охранять границы Плоского мира от вторжения любых существ из внешних миров.

Вообще говоря, Плоский мир — это своего рода антипод толкиеновского Средиземья. Колдуны и чародеи здесь встречаются так же часто, но наделены другими функциями. Гномы и эльфы — не союзники, да и вообще из разных миров. Даже персонаж, олицетворяющий Смерть, здесь вовсе не зловещ и следит за гармонией — количество Добра в мире находится под его строгим контролем, и он не забывает об этом и в минуты сумасбродства, когда его охватывают странные фантазии — то он собирается стать артистом, то отправляется на службу в Иностранный легион… Об этом Пратчетт написал целую серию романов «Плоского мира» под названием «Смерть».

Добро у Пратчетта всегда побеждает Зло, но пути к этой победе воистину неисповедимы. Не заглядывая в конец, трудно и предположить, какими затейливыми способами она будет достигнута. Едкая ирония рассказчика не позволяет повествованию стать пафосным, но присущая сказочным сюжетам романтика всегда ведёт к счастливой развязке. Пратчетт умело сочетает стили и жанры — его пародийное фэнтези внезапно может обернуться хоррором или гротеском, а часто и мелодрамой.

Что можно сказать о «Плоском мире» совершенно точно, это то, что он разрушил все стереотипы, которые попадались Пратчетту на пути. Мир постоянно сталкивается с неведомо откуда берущимися проблемами — то с рок-музыкой, то с кинематографом, то с экстремалами… Все эти напасти грозят разрушить привычный уклад Плоского мира, но каждый раз с проникшей из неведомых миров бедой удаётся справиться.

Пародийный стиль даёт автору возможность делать обитателями Плоского мира, например, Коэна-варвара, чеховского дядю Ваню и даже его же (Чехова) трёх сестёр. При этом повествование не превращается в бесконечный стёб, сохраняя увлекательный сюжет и непредсказуемые развязки. Ну а пародийные персонажи… они служат всё тому же — разрушению шаблонов и стереотипов, ради чего, кажется, и создан весь этот огромный цикл.