Серия «Новогодние сказки»

Квартира у неё была на первом этаже — стратегически верная позиция. Возле лифтов не постоишь, не покуришь: обязательно нос, похожий на высохший гриб-трутовик, высунет в щель двери и просипит: «Чё встал, как пень колодный? Навоняли цигарками своими, продыху от вас нет!» Даже местные бабки — гладиаторши, в дворовых скандалах поднаторевшие, к родным скамейкам приросшие, и то и её побаивались. Зато бонус был налицо: алкаши, бродяги и распространители ненужного счастья в подъезд не заглядывали — с таким-то цербером!

Под Новый год случилась одна история. На улице метель разыгралась не на шутку, холодрыга — ровно как в волчьи свадьбы на Пилиповку. И на тебе: кто-то заказал доставку к праздничному столу, но ошибся адресом. В итоге вместо семейного ужина получил шиш с маслом, а мы — сказку страшную, но до жути волшебную.

Костя в большом городе жил первый год. Ему повезло: из такой глубинки, где даже областной центр мало кто из москвичей знает, поступил в столичный вуз на бюджет. Специальность не ахти, но не в ней дело. Главное — шанс отличный и перспективы.

Их родной металлургический завод ждал оператора производственной линии на отработку — но Костян иголки из металлической проволоки ну никак не собирался всю жизнь делать. Отец его там пахал, и дед — от зари до самой пенсии, а вот Костя мечтал о несбыточном. Вот бы тут зацепиться, найти приличную работу, человеком стать!

Денег лишних в семье не водилось, приходилось крутиться самому. Общежитие у Кости почти бесплатное было, но есть хочется каждый день, а не только когда стипендия приходит. Повышенной, и той хватало от силы на пару дней. Вот и крутил педали Костян, объезжая сугробы и мечтая хотя бы о непродуваемой куртке и перчатках на меху.

Заказ в тот раз попался богатый — доставишь такой, и можно больше никуда не ехать. Да и не влезло бы больше в сумку на багажнике. В общем, под завязку гружёный ехал, тянул, как вол. Не смотрите, что тощий: Костик жилистый, упёртый и всегда голодный, как стая гиен.

Крутил себе педали, и мысли разные в голове крутил между делом. На Новый год хотел домой усвистать, но глянул, сколько билеты туда‑обратно стоят, и решил: лучше после праздников рвануть, когда хоть чуть‑чуть цена упадёт.

Да и по работе сейчас самый чёс, в новогодние праздники курьер без дела сидеть не будет. Вскочил на вело-коня и крути педали, пока не дали. И город посмотреть, и денег заработать — одна польза кругом, только вот есть хочется постоянно. А из съестных припасов в общаге — две пачки «Роллтона», и последняя мышь с тоски повесилась месяц назад. Соседи кто куда разбежались-разъехались на праздники, оставшиеся, наверно, уже гудят вовсю. Так что вернётся Костик к шапочному разбору — опять зубы на полку класть.

Добрался наконец-то до заказчика, а домофон не работает. Хорошо, хоть дверь в подъезд заклинило — раму замело снегом. Костя еле протиснулся в щель. Не успел позвонить в заветную квартиру, как в нос ему ткнулась вонючая, похожая на высохшую кикимору, тряпка.

— Куда прёшь с мешком, ирод?! Опять мусор под дверь подкидывать собрался?! — просипел голос, похожий на скрип несмазанной телеги.

Бабка — злющая, сгорбленная, растрёпанная — стояла в дверях со шваброй наперевес, как древний воин с копьем. Страшная, что та смертушка! Костя и рад бы дёру дать, но адрес верный — эта самая квартира.

— Бабуль, я курьер, доставка! Продукты привёз! Это вам на Новый год! — выпалил он, выставляя перед собой термосумку, словно магический щит. Сумку, конечно, было жалко, но себя — ещё жальче.

В голове вертелось: «Сами бы и ехали, везли гостинцы этой ведьме сумасшедшей. Свалили на курьера — и сидят себе, родственнички, в ус не дуют».

Оскалившись, бабка-психичка ткнула шваброй в раздутый бок сумки. Чуть бы сильнее пихнула — Костик бы с лестницы кувыркнулся. От следующего тычка точно на ногах не устроит. Баба-яга натуральная! Да за такую работу надбавка за вредность полагается!

И тут он выпалил, сама от себя не ожидая:

— Не вели казнить, бабушка, вели слово молвить!

От стресса, не иначе, подсознание кульбит выдало.

Старуха замерла с занесённой вверх шваброй.

— Ну, молви, добрый молодец. Ишь, какой вежливый попался! Давненько таких не ела, на костях не каталась.

Костя собрался с духом:

— Ты, бабушка, сперва накорми, напои, в баньке попарь, за сумку распишись, а потом уже и в печку можно. Я погреться точно не отказался бы.

Он смотрел поверх своей курьерской термосумки на эту старую, никому не нужную женщину — и вдруг так жалко её стало. Худая, что та швабра; на глазу бельмо; одета в обноски: драный халат и шаль, молью битую.

— Давайте я вам сумки сам занесу. Они тяжёлые. Вы только скажите, куда ставить.

Аккуратно оттёр плечом от двери, шагнул внутрь. Расстегнул сумку в коридоре и начал выставлять пакеты.

— Куда ставишь, изверг, на грязь?! На кухню неси! Поглядим, чего принёс. Я и не ждала никого, не прибрано у меня, — заворчала бабка, но уже без прежней ярости.

Квартира оказалась тёмной, съёжившейся какой-то, заросшей грязью и пылью. Сразу было понятно, что швабра тут явно не для мытья полов применялась. Под ноги бросился тощий, облезлый кот, похожий на оживший пылевой комок с горящими глазами. Костя наклонился погладить. Вспомнил своего домашнего — знатного, «хозяйского» кошака — не чета этому доходяге с торчащими рёбрами.

— Я принёс то, что заказывали. Ехал точно по навигатору. Вот, смотрите, уведомление: вы прибыли в точку назначения. Можно закрывать.

Костик ткнул в планшет, тот моргнул, крутанул загрузку и сдох.

— Б-блиин… Привет, премия, приплыли. Можно не торопиться теперь.

Бабка проковыляла мимо, опираясь на древко своего «шваберного копья». Одна нога сухая, еле волочится. С такой не то что полы мыть — ходить непонятно как.

— «В баньке тебя попарить», говоришь? Так у меня из пару нынче только чайник на плите и есть. Не стой на пороге, припёрся — так хоть гостем побудь, добрый молодец. Кличут-то тебя как? Ивашкой, поди? — голос её смягчился, стал напевным, сказочным.

— Костей.

Поломка планшета пробила дно Костиного оптимизма пудовой гирей. Как ни терзал кнопку, проклятый девайс не подавал признаков жизни — разрядился на морозе. Не закроет заказ — придётся оплачивать из своего кармана. А карман был тощ, как этот кот…

— Кощеюшка, дорогой ты мой! Не признала старая, глазки не те уже. Чего ж на пороге встал? Проходи, дорогой, гостем будешь. Накормлю досыта тем, что сама не доела.

— Мне бы розетку какую-нибудь, планшет зарядить. Очень нужно! Я у вас чуть-чуть задержусь, если позволите. Сумки разберу, могу полы помыть, — с надеждой произнёс Костя.

Перспектива быть выставленным в метель с незакрытым заказом казалась концом света. Есть — да что там, жрать! — хотелось уже до головокружения, но отбирать у старухи продукты он не собирался — совесть не позволяла. Тем временем кот, названный Баюном, уже воровато обнюхивал сумку, и бабка, не медля, извлекла из пакета палку колбасы. Откусила кончик, бросила коту, а сама с набитым ртом прошамкала:

— Электричеством, значит, питаться будешь? Ну добро, нам больше достанется. Куртку-то сыми, запаришься.

Костик покорно вытряхнулся из одёжки. Бабка на него глянула и только руками всплеснула:

— Ох и тощий ты! Слышь, Баюн? Натуральный Кощеюшка пожаловал! Розетка на кухне, — уже обычным, бытовым тоном добавила она.

Пока Костя рылся в карманах в поисках зарядки, бабка успела полностью распаковать заказ и поставить чайник. Только вот с замороженной уткой так и не решила, что делать: крутила тушку в руках, прикидывая, куда её пристроить. Морозилка маловата оказалась.

— Это где ж такого селезня ты нашёл? В этакую птичку натурально зайца запихнуть можно! Запечь, может, дичь? С плитой справляться умеешь, богатырь земли русской? Да оторвись ты от своей железяки проклятой! Пришёл помочь — так помогай. Коня где оставил, али пешим брёл?

— Коня у подъезда снегом, наверно, уже замело. Давайте вашу тушку… Ну не вашу, то есть. Всё равно планшет не включается. Сейчас разберёмся, — ответил Костя, чувствуя, как от голода в животе взвыл трубами духовой оркестр. Есть за счёт хозяйки было неловко, да и нарезки, которую она щедро выставляла на стол, для него было на один зуб.

Утку он сунул в раковину, под тёплую воду — пусть оттаивает под магией современного водопровода. Руки понемногу отогревались. Костя заглянул в духовку, зажёг газ, смёл мелкий мусор и пыль прямо на пол — грязнее точно не станет. Мысленно он уже махнул рукой на незакрытый заказ. «Будет, что будет». В офис в любом случае не успевал.

Бабка сняла засвистевший чайник, достала чашки с облезлыми цветочками, разломила булку пополам. От горячего пара запотели окна, запахло выпечкой, чаем и травами, и показалось вдруг, что Новый год удастся встретить почти как в сказке — не в общаге с «Роллтоном», а в комнатушке на курьих ножках, в странной компании, но зато в тепле и со вкусняшками.

За чаем она продолжала выспрашивать, где хоромы его царские да велико ли войско. Отогревшийся Костян жевал пятый бутерброд и, позёвывая, рассказывал про общежитие, где его «войско» уже, поди, напилось до зеленых крокодилов и сейчас комендантшу насчёт «добавки» донимает. Было тепло, хорошо, будто у родной бабушки, и как-то по-домашнему волшебно.

Пока запекали утку под чутким бабусиным руководством («Дух должен войти в дичь!»), Костя успел вымыть полы и сбегать во двор за еловой веткой. Какой Новый год без ёлки?

Хорошо посидели тогда. Бабка ему в пустой комнате постелила, не отпустила в метель. А на следующее утро случилось странное. Проснувшись на раскладушке в бывшей гостиной, Костя первым делом потянулся к планшету. Гаджет, вчера безнадёжно мёртвый, теперь бодро мигал зелёным огоньком. Парень торопливо запустил приложение курьерской службы, ожидая увидеть штрафы и гневные сообщения от менеджера.

Но вместо этого его встретила лаконичная надпись: «Заказ № 734-Щ завершён. Премия начислена». В истории операций красовался внушительный бонус — ровно втрое больше стандартной ставки. И комментарий: «За доставку в сложных погодных условиях и... культурное общение с клиентом».

Костя недоумённо моргнул. Он точно не закрывал тот заказ. Да и как мог бы, с разряженным планшетом? Вмешательство высших сил, не иначе... Он перевёл взгляд на Баюна, сидевшего на подоконнике, но тот только прищурился загадочно, словно намекая, что не всё в этой жизни исчисляется сухой логикой.

С тех пор Костя так и остался у Ядвиги Сигизмундовны. Сначала заходил помочь — то полки прибьёт, то сумки с продуктами из магазина притащит. Потом перевёз свои нехитрые пожитки из общаги. Бабка сдала ему пустующую комнату за смешные деньги, точнее, не за деньги даже — за вечерние разговоры за чаем, за посильную помощь, за живую душу рядом. Теперь он у неё и живёт. В институт, конечно, далековато ездить, но Костя после курьерской карьеры не жалуется — «бешеной собаке семь вёрст не крюк». Зато тепло, уютно и всегда пахнет пирогами да целебными травами. Баюн отъелся и превратился в пушистый шар с глазами-щёлочками, который мурлычет громче трактора.

И что удивительно — Ядвига Сигизмундовна стала меняться. Перестала на людей со шваброй кидаться, начала иногда даже кивать соседкам. А однажды, к всеобщему изумлению, выставила на подоконник горшок с геранью — верный признак того, что в душе воцарился если не мир, то перемирие точно.

Авторов двое: Юлия Зубарева и Ирина Валерина.

Сказку публикуем на https://author.today/work/507769

Мимо, в тёплое, ярко освещенное нутро подземки, торопилась слепая, одурманенная предпраздничной суетой толпа. Ангелы трепетали на ветру своими немудрящими крыльями, вглядывались в проносящиеся мимо лица в тщетной надежде найти того, кто сможет их разглядеть. Но кому в этом водовороте мог понадобиться простой носовой платочек, обвязанный нитками?

У самого выхода из метро, под мерцающей гирляндой, замерли двое: высокий, худой, чуточку несуразный парень с бронзовыми кудрями, выбивавшимися из-под капюшона, и хрупкая, едва достающая макушкой до его плеча девушка в огромной вязаной шапке с помпонами на длинных шнурках. Она сосредоточенно рылась в карманах пуховика, пытаясь отыскать потерявшийся проездной, а молодой человек терпеливо ждал, глядя по сторонам. Его взгляд, скользнув по занесённой снегом фигуре бабушки, вдруг зацепился за одного из ангелов — того, что был навязан из клетчатой ткани и смотрел на мир из-под цветной тесёмки на лбу.

— Жень, может, не поедешь? Смотри, как метёт. Мне подкинули проблему, сам как‑нибудь справлюсь, не маленький. Тебе бы дома отлежаться, — Андрюха тронул помпон у Женьки, жалея, что вообще согласился на эту затею.

— Нет, похоже, всё‑таки забыла, растяпа. — Женька с досадой вывернула пустой карман.

Тут её взгляд упал на бабушку, замерзающую среди своего вязаного великолепия.

— Стой! Смотри, какие забавные!

Она шагнула ближе:

— Бабушка, а вы носки продаёте? Ой, а это на ёлку? Андрюш, надо купить обязательно вот эти носки! — она уже теребила парня за рукав. — Смотри, какая вязка! Меня бабушка в деревне так пятку вывязывать учила. Я всё хочу! Вот эти давайте, и вот ажурные, и в полоску тоже!

Девушка набрала целую охапку, словно боялась, что всё это волшебство сейчас растает вместе со снегом.

— Вы уже замёрзли совсем тут стоять. Почем у вас эти ангелочки?

Парень сделал «большие» глаза: чего? зачем?

Раскрасневшаяся Женя чуть ножкой не топнула:

— Как — зачем? Конечно, нужны!

Он пробормотал что-то себе под нос, но Женя, конечно же, услышала, как всегда:

— В смысле, налик не взял?

Она мило улыбнулась бабушке: «Подождите, мы на секундочку», отвела в сторонку ничего не понимающего Андрюху и начала горячо что‑то нашептывать, жестикулируя в сторону старушки, чьи плечи и пуховый платок на голове уже основательно замело снежной пылью. Под конец своего спича девушка даже притянула любимого за ухо — видимо, чтобы быть услышанной сквозь вой ветра, — и тот наконец понял, расцвёл широкой, хулиганской улыбкой и шагнул обратно к рукодельнице, открывая рюкзак.

— Бабушка, мы у вас всё берём! — торжественно объявила Женька, а Андрюха тем временем уже аккуратно складывал носки и варежки в свой рюкзак, освобождая старушку от груза. — И ангелочков этих тоже! Всех! Всё пригодится, народу у нас много, носочков всем не хватит. И вам хорошо, и нам! Нечего тут стоять. Новый год на дворе, а у вас уже руки от мороза не гнутся.

Андрей сунул рюкзак в руки Жене:

— Так, я сейчас в магазин быстренько, карту обналичу, а вы никуда не уходите. Пакуйте в пакеты, что не влезло. Женя, помоги бабушке!

Бабулька плакала, тихонько утирая краешком платка щёки, которые прихватывал небывалый для декабря мороз. Слёзы стыли на ресницах хрустальными бусинками. Она пыталась отдать оставшееся вязаное богатство просто так, засовывая Женьке в руки последних ангелов: «Так бери, внученька, денег не надо за них! Нам с дедом и этого хватит на все праздники. Куда старым столько?» Её кривые, скрюченные артритом пальцы с неожиданной силой сжимали Женькины руки, и старуха, глядя девушке прямо в глаза, шептала хрипло и убеждённо, обещая и вправду исполнение желаний, но только одного на семью — для каждого ангела. Она бережно тыкала в головку каждого тряпичного посланника, предостерегая, что до следующего Нового года разворачивать платочек никак нельзя: «Там секретик в голове завязан. Вот как исполнится задуманное, так и развернёте. Не раньше!»

Андрюха вернулся бегом, запыхавшийся, с двумя огромными, туго набитыми пакетами, в которых виднелись оранжевые мандарины и золотистый окорок. На лице у него всё так же сияла та самая, немного дурацкая, но до слёз искренняя улыбка. Он видел, как Женька, взволнованная, принимает этот трогательный тряпичный дар, и его собственное сердце сжималось от какого-то щемящего, светлого чувства. Он поставил пакеты возле старушки — та лишь ахнула, начала отнекивался, но ребята даже слушать ничего не хотели: вам, бабушка, с наступающим!

Андрюха шепнул на ухо Жене:

— Вправду, что ли, носки им подарить…

Женька энергично закивала, расплываясь в улыбке.

— Если меня после этого уволят, будешь кормить безработного, — улыбаясь в ответ, тихо сказал он.

Женька только фыркнула:

— Тоже мне, напугал! У мамы закруток на полк солдат, и картошки в погребе на даче нам лет за пять не съесть. Проживём. Пойдёмте, бабушка, мы вас проводим.

Причитающая благодарности бабулька вела их дворами от метро — в тихий дворик пятиэтажки, где на первом этаже выглядывал в окно встревоженный патлатый дед. На улице было мало что стыло, но ещё и гололёдно — хорошо, что ребята с двух сторон держали свою подопечную. Непонятно, как она сама утром до метро добиралась.

— Похоже, вас встречают! — Андрей кивнул на окно первого этажа. — Ну, с наступающим Новым годом!

Он всучил открывшему дверь старичку упирающуюся бабулю, деньги и полные сумки продуктов. Развернулся и с гиканьем ускакал по лестнице, прихватив внизу пакет с вязаными дарами и Женьку под ручку.

IT‑компания, где вкалывал будущий безработный программист, славилась своими корпоративными мероприятиями. Они всегда проводились с размахом и той самой — фирменной — заковыркой, которая заставляла новичков седеть, а старожилов — злорадно потирать руки. Свежеиспечённым сотрудникам в рамках тимбилдинга неизменно вручались задания по организации игровой части. Бывалые работники с содроганием вспоминали свои провалы — кто-то, заказав квест в полной темноте, остался без половины коллектива, сбежавшей через аварийный выход; кого-то, наоборот, спустя годы хвастался, как смог выкрутиться из немыслимой ситуации. Директор, человек с непроницаемым лицом, таким образом то ли на стрессоустойчивость молодняк проверял, то ли просто изощрённый шутник был по жизни. Так что вчера, за сутки до праздника, настал и для Андрюши «час Ч» — вручили ему пару хрустящих красных купюр, велев купить призы и подарки на ёлку. Празднество — сегодня вечером. Тут уже времени нет ни через интернет заказать, ни даже толком подумать, как вообще всё это устроить.

Оставшиеся после вязаного «загула» деньги ребята пустили на красочную упаковочную бумагу, стопку открыток и рулончики блестящих лент. И тут выяснилось, что Жека недаром в цветочном полгода проработала. Пока Андрей отогревался чаем, она, словно добрая фея, навертела десятки изящных свёртков, на каждом каллиграфическим почерком подписав циферки с длиной стопы или загадочный «?» для сюрприза, и аккуратно сложила их обратно в пакет. Для конкурса, как смогли, нарисовали на альбомных листах смешные отпечатки босых ног разных размеров — от младенческих до богатырских. С ангелами оказалось ещё проще: заменили скромные нитки на нарядные красные ленточки и прикрепили к каждому открытку с тёплыми, идущими от самого сердца словами. Вот и вся подготовка…

В квартире пахло мандаринами и свежей хвоей: густой, смолистый аромат тёк с балкона в приоткрытую форточку, смешивался со сладковатой цитрусовой свежестью, и создавалась та самая, неповторимая новогодняя аура.

Кот с Афоней сидели тихонечко на подоконнике, прижавшись друг к другу, словно два пушистых изваяния. Мешать такому волшебству — настоящее кощунство! Шутка ли дело: их подопечные, оказывается, настоящую добрую фею на улице встретили! Подарки, завёрнутые в яркую бумагу, словно светились изнутри тёплым, домашним светом. Самодельные ангелы, разложенные на столе, казалось, тихонько посмеивались и подмигивали обалдевшим домочадцам. Столько счастья разом в дом привалило — за год не разгрести. Это как радиации хапнуть: по чуть‑чуть оно у каждого есть, а если в реактор залез — то пиши пропало. Фонит на весь подъезд нездешним теплом, гляди, соседи сбегутся, почуяв халяву, — не отмахаешься тогда. Правда, одного ангелочка, самого маленького и лопоухого, Афанасий всё же припрятал за пазуху: на ёлку повесит, пока молодые на корпоративе развлекаться будут. Пусть у них тоже дома кусочек этого нежданного уличного счастья поживёт. Ёлка‑то эвон где, на балконе — когда ещё заметят.

Пушнило, наглая полосатая морда, не выдержав искушения, уже примеривался залезть в пакет с подарками, но лишь бесславно рассыпал несколько аккуратных свёртков. Так его Андрей и достал за жирную, бархатную холку.

— Эх ты, мешок пушистый, — покачал головой парень, но беззлобно. — Смотри, Жек, Пушок себе тоже подарок выбрал — вот этот, с вопросиком. Бумагу, конечно, порвал, ну и ладно, — он разгладил помятый уголок, — там всё равно хватит на всех.

Точно так и вышло — всем хватило. В шикарном ресторанном зале, где обычно царила строгая деловая атмосфера, творилось нечто невообразимое. Солидные дяди в дорогих костюмах и элегантные тёти на каблуках, сбросив годы и статусы, азартно прыгали по разложенным на полу смешным бумажным следам, стараясь попасть на свой размер ботинка. И каждый, получив от Андрея мягкий заветный свёрток, расплывался в счастливой улыбке, будто на секунду снова становился ребёнком. А на корпоративной ёлке, трепеща самодельными крылышками, сияли довольные ангелы. Казалось, они и впрямь обрели волю и теперь сами решали, в чьи руки дароваться, неся с собой в дом кусочек того самого уличного чуда.

Когда мешок с подарками показал дно, и оставались лишь два свёртка — самый большой и самый маленький, в игру неожиданно вступил сам Генеральный. Раздухарившись дорогим коньяком и всеобщим весельем, он скомандовал: «Дорогу!» — разбежался и с шумом прыгнул, намеренно не попав ни на один след. Зал взорвался дружным, чуть подобострастным хохотом

— У нас и для таких особых случаев подарок найдётся, — Женька, которую Андрюха всё время старался держать поближе к себе, быстро сориентировалась. Ловко спрятав за спину оба свёртка, она лукаво подмигнула шефу: — Вам левый или правый?

Генеральный, оценив её находчивость, прищурился.

—Ты смотри, какая смелая! А если я сам не знаю, чего выбрать? — поддразнил он, наслаждаясь моментом.

— Тогда оба берите! — не моргнув глазом, протянула она ему призы с обеих рук, эффектно завершив конкурс.

— А и возьму! — с театральным вздохом согласился босс, принимая неожиданный трофей. — Алевтина Павловна, — обернулся он к строгой кадровичке, — запишите девочку на собеседование после праздников. Мне такие находчивые продажники нужны. Смотри, не растерялась — оба всучила!

Пока раскрасневшаяся, как маков цвет, Женька сбивчиво объясняла кадровичке, что образование у неё хотя и профильное, но опыта работы почти нет, Генеральный с любопытством развернул большой подарок. Из груды разноцветной бумаги появился длинный, до смешного яркий, полосатый шарф. Гендир ахнул от удивления, а затем громко рассмеялся и с комфортом повязал его на шею поверх дорогого галстука.

— Хо‑хо! Я такой, кажется, в школе таскал! Ну угодили, молодцы. За такое и премии к Новому году не жалко!

Авторов двое: Юлия Зубарева и Ирина Валерина.

Сказку публикуем на https://author.today/work/507769

Когда всё наконец замерло, их встретил не тихий шёпот спящего леса, а ослепительный шок. Яркий, режущий свет гирлянд, в котором тонули знакомые созвездия; оглушительный гул толпы, смешанный с музыкой из динамиков, от которой дрожала земля; и пронзительные, как падающие сосульки, трели детского смеха, звучащие в тысячу раз громче, чем пение лесных ручьев.

Кикимора Маркиза III Болотная, особа с утончённым вкусом и страстью ко всему блестящему, сначала попыталась устроить истерику — её изящные уши с кисточками болезненно подрагивали от какофонии звуков. Но тут её взгляд упал на мишуру. Она увидела не просто блестящие полоски, а целые водопады серебра и золота, переливающиеся в свете прожекторов.

— Каков шик! Какова красота-то... — прошептала она, заворожённо ловя отблеск синей гирлянды на своём подбитом рыбьим мехом зимнем полушубке в модном оттенке «акватический бирюзовый». — Никакие кувшинки и болотные огни не сравнятся! Это... это высокое искусство!

Лесовичок Степан Степаныч, дух уюта и атмосферы, поправил сбежавшую на нос мшистую шапку, причесал пальцами окладистую бороду, в которую вцепилась заледеневшая хвоя, и сурово нахмурился. Всё происходящее было ему не по нутру. Его лесное царство пахло влажной землей, грибами, палой листвой — по природе всё, по вековому разумению и пользы для. Здесь же в воздухе витали запахи блинов, сдобной выпечки, сладкой ваты — и выхлопных газов. И детей в такую сутолоку волокут, угощениями с прилавка открытого кормят. Никуда не годится!

— Беспорядок! — проворчал он, наблюдая, как люди бесцельно снуют туда-сюда, сталкиваются, кричат. — Суета сует. Никакой гармонии. Ни тебе плавного течения, ни размеренного шуршания.

Рядом, свернувшись в три мохнатых, дрожащих клубка, спали, забывшись тяжёлым сном, лесавки — кровные родственницы лесовичка. Знамо дело, перепугались сильно, не по годам им уже таковские вот злоключения переносить. Их тёмно-бурые шубки слились с корой, и только кончики носов подрагивали, улавливая странные городские ароматы.

Их разбудил не шум, а неестественно тёплый для зимнего леса воздух, пахнущий чем-то сладким и пряным.

— Степаша, голубчик, мы по весне проснулись? — проскрипела старшая, Матрёна, с трудом разжимая слипшиеся от сна глазки-бусинки. — Или это уже следующая осень наступила? Папоротник, что ли, так странно цветет? — она подслеповато уставилась на мерцающие разноцветные лампочки.

— Это, матушка, нечто похуже, — мрачно ответил Лесовичок, с тоской глядя на асфальт, где ему мерещилась погребённая под бездушным покрытием земля. — Сам ещё не разобрался.

Но долго предаваться унынию было некогда. Духи — существа практичные. Чтобы выжить в новом мире, нужно быть полезными — и они быстро нашли свою нишу. Отчаяние постепенно сменилось азартом первооткрывателей.

Так был создан «Креативный отдел счастья» прямо на ветвях новогодней ели.

Лесовичок Степан Степаныч взял на себя логистику и создание атмосферы. Невидимый для людей, он мягко подталкивал задумавшихся родителей в сторону от шумных толп и опасных для детей креплений, направлял потоки людей так, чтобы никто не толпился, а в самом центре площади, вокруг елки, создавал зону абсолютного, почти лесного умиротворения. Уже к конце первого дня на новой службе он нашёл способ направлять дуновения ветра так, чтобы они доносили до людей запах хвои и мандаринов, а не выхлопных газов.

Кикимора Маркиза III Болотная стала арт-директором. Кому, как не ей, обладающей развитым чувством прекрасного, было отвечать за эстетику? Ведь это её эко-хижина в трясине была самым ярким объектом на три болота, благодаря коллекции металлических бутылочных крышечек и фольги от шоколадок. Теперь она регулировала блеск гирлянд, делая его то нежным и мерцающим, как светлячки над болотом, то ослепительно-праздничным для идеальных селфи, и шептала на ушко работникам ярмарки, как красивее разложить пряники и куда поставить самовары, чтобы их медный блеск ласкал взгляд.

Проснувшиеся лесавки — Матрёна, Аграфена и Дарья — несмотря на солидный возраст, с энтузиазмом взялись за работу с публикой. Их маленькие мохнатые лапки были идеальны для того, чтобы незаметно подшивать оторвавшиеся помпоны на детских шапочках, вытаскивать зацепившуюся за шарфы жвачку и направлять задувший ветерок так, чтобы он приятно трепал волосы, а не морозил докрасна носы. Они трудились, весело перешептываясь, будто снова собирали осенний листопад.

Но настоящими звёздами отдела стали трое других — молодых и скромных.

Зеленица, дух почек, вечно юная и энергичная, стала специалистом по wellness-настроению. Она была так мала, что могла устроиться на плече у прохожего, и так нежна, что её присутствие ощущалось как лёгкий, бодрящий прилив сил. Она шептала уставшим мамам: «Всё хорошо, вы прекрасны», а сердитым, погруженным в заботы людям, спешащим на работу, напоминала: «Посмотрите, как искрится снег!». Она следила, чтобы никто не забывал засиять от улыбки.

Птичич, большеглазый и суетливый дух, взял под крыло звуковое сопровождение. Он договаривался с местными воробьями и синицами, подкармливая их крошками от панировочных сухарей с ярмарки, и те в нужный момент начинали слаженно чирикать, заглушая неприятные уличные шумы. А для влюблённых пар он устраивал целые концерты — стоило им пройти под елкой, как ветер заставлял бряцать тысячи ледяных трубочек на ветвях, создавая романтическую фоновую музыку, тонкую и хрустальную.

Но главным козырем отдела была Аука — длинная, полупрозрачная дева, дух лесного эха. Она стала главным пиарщиком и создателем вирального контента. Стоило счастливому ребёнку заливисто рассмеяться, как Аука тут же подхватывала его смех, умножала его, очищала от усталости и обид, и разносила по всей площади, заражая лёгким, искренним весельем сотни людей. Счастливые возгласы, восторженные «ой!» и радостные крики «С Новым годом!» — всё это была её работа. Она превращала личное, мимолетное счастье в общее, мощное настроение, в настоящую эпидемию радости.

Работа кипела. Площадь стала самым популярным и атмосферным местом в городе. О «волшебной ёлке» писали в блогах, снимали репортажи. Люди уходили отсюда с волнительным чувством — будто заглянули в другой, более добрый мир, и уносили его частичку с собой.

После праздников судьбу елки решила дочь озеленителя, девочка с двумя русыми косичками, которая, как и положено детям, видела чуть больше взрослых. Она упросила отца отвезти «ту самую, самую красивую и добрую» ёлку в зоопарк, в вольер к оленям, «чтобы им тоже было весело».

Креативный отдел с комфортом переехал. Но вольер скоро стал тесен для их амбиций. И как-то раз Птичич, вернувшись с разведки, сообщил: он нашёл идеальный офис — старые, могучие липы и дубы на улице Тенистой, в историческом районе города.

Теперь «Креативный отдел городского счастья» базируется там, в удобных обустроенных дуплах.

Лесовичок следит, чтобы на скамейках было уютно сидеть влюблённым. Кикимора Маркиза III Болотная днём на добровольных началах работает консультантом по стилю в ближайшем сэконд-хэнде, помогает местным студентам одеваться модно и недорого, а по ночам инспектирует близлежащие бутики и художественные магазины, украшает витрины и поправляет криво висящие вывески. Зеленица неустанно следит, чтобы деревья на улице не забывали, что они живые. Благодаря ей почки на старых липах набухают на неделю раньше, чем в других районах. Птичич наладил работу пернатых и обеспечивает приятное звуковое сопровождение. Теперь вороны на Тенистой каркают мелодично, голуби синхронно воркуют, а воробьи деловито чирикают, распределяя крошки.

А что же старушки-лесавки, Матрёна, Аграфена и Дарья? Они нашли себе идеальную работу — занимает буквально пару часов в день. Зимой незаметно чистят прохожим обувь от налипшего снега, а весной и летом стелят всем «лёгкую дорожку», чтобы ноги не уставали даже от самых долгих прогулок. Осенью же они с удовольствием шелестят опавшими листьями, создавая у горожан ощущение лёгкой, приятной ностальгии. Это их вклад в общую атмосферу. Всё остальное время они мирно спят в благоустроенном дупле, в тепле и комфорте.

Креативный отдел работает как часы. Женатые мужчины, проходя по Тенистой, вдруг вспоминают, что давно не дарили женам цветы — и заходят в лавку, где Зеленица всегда рада нашептать им самый волшебный букет, от которого любовь между супругами вспыхивает с новой силой. Влюблённые здесь всегда быстро мирятся, потому что Аука доносит до каждого из них не обидные, сказанные сгоряча слова, а тихое «тебя любит... любит... любит...». Лекарства, купленные в аптеке на Тенистой улице, обладают особенной силой и способны исцелить даже разбитое сердце — ведь лесовичок Степан Степаныч знает толк в лесных травах и эффективной психотерапии, которая заключается прежде всего в умении выслушать. Впрочем, люди, которым повезло жить на Тенистой, редко болеют. Оно и не удивительно — с такой-то душевной атмосферой!

Никто не знает о существовании отдела. Люди просто считают, что Тенистая — какая-то особенная, «везучая» улица. А духи, глядя на улыбающихся прохожих, только переглядываются, и в их глазах теплится тихая профессиональная гордость.

И да, каждый, кто проходит по Тенистой, хотя бы раз непременно улыбается. Люди не знают почему. Просто воздух здесь особенный. Просто счастье в нём разлито, что ли…

Может, и разлито. Счастья тут вправду много — бывшая болотная кикимора с безупречным вкусом и её дружная, высокопрофессиональная команда делятся им безоглядно, потому что знают, что от этого счастье лишь приумножится. И пока на старых липах шумят листья, а в дуплах теплится магия, Тенистая улица будет оставаться тем самым местом, где город становится чуточку лесом, а жизнь — чуточку сказкой. Приходите, убедитесь сами: здесь вам всегда искренне рады.

Авторов двое: Юлия Зубарева и Ирина Валерина.

Сказку публикуем на https://author.today/work/507769

Рядом, сохраняя буддийское спокойствие, восседал белоснежный персидский кот — потомок титулованных родителей, гордый носитель сложного родового имени. В миру, правда, не привередничал, отзывался на простое имя Пушок — особенно если покормить обещали.

Но Афанасий считал, что имя Пушок коту точно не подходит. Сути не отражает истинной, так сказать.

— Слышь, Писисуалий, пошли лучше на кухне ложками погремим. Нечего на неё таращиться.

Круглые глаза Пушка ещё пару секунд заворожённо следили за отражением пустой комнаты в блестящем шаре. Потом он, как очнувшись, сдавленно хекнул, словно силился что-то сказать, напрягся, изогнув горбом спину, — и исторг из себя комок шерсти, после чего с чувством выполненного долга протопал мимо домового на кухню. Тот только одобрительно вслед посмотрел, даже с гордостью. Хороший подарок под ёлочку! Так её, заразу пластиковую!

Афоня, несмотря на то, что давно уже считал себя городским жителем, новинки эти технические на дух не переносил. Прабабка Андрюхи привезла его, молоденького совсем домового, из деревни, в дырявом валенке, набитом изнутри соломой. Женщина она была строгая, дом держала в порядке, пироги пекла каждое воскресенье, и самое главное, домового вниманием никогда не обделяла. Чин по чину жили. У него на кухонном шкафчике стояло его личное красивое блюдце с позолотою и расписными красными розами. При хорошей хозяйке ни дня не пустовало: то молочка туда нальют, то кусочек пирожка положат. Шли годы, росли дети, но хозяйка всё так же забиралась на табуретку, чтоб оставить конфетку или сладость какую для Афонюшки. И девочек своих уму-разуму научила: старшая дочка, что осталась ухаживать за больной матерью, когда остальные выросли и разъехались, свято блюла семейную традицию. Блюдце к тому времени, правда, немного выцвело, в фарфоровые волны набились пыль и кухонный нагар, но Афоня был не в обиде. Жил досмотренным, долюбленным, доуваженным — за то и ключи в его доме всегда находились в прихожей, где б ни были хозяевами суетными брошены, да и тараканов отродясь не водилось. А уж сколько поколений кошек воспитал он, сколько усатых-полосатых выпестовал от бестолковой котёнки до вечно спящего старика! Уй, бессчётно! И хоть бы один метки где оставил или шкоду вытворил. Все вышколенные были, гладкие да сытые, настоящие помощники!

Потому как порядок в доме должон быть, а не безобразия разные.

Одно дело, пылюсос или там машинка постиральная — вещи нужные, надёжные. И ладно, что эта вертихвостка железная носки в пододеяльники прятала — явно из вредности врождённой, никак иначе. И главное, скрутит, ехидна такая, в комочек и в самый уголок пододеяльника затыкает! Тут даже Афанасий руками разводил. Работы добавляла, конечно: поди все высохшие пододеяльники перетряси-то! Но всё одно вещь в хозяйстве полезная, как ни крути. Терпел её, обихаживать старался всячески. А вот швейную машинку молодой хозяйки шибко уважал. Мало что к одёжному делу приспособленная, так можно было ещё и на ступеньке вечерами покачаться, да колесо крутить. А она себе тихонько так, робко: «скри-ип, скр-ри-ип...». И от этого такая благость в теле домового образовывалось, что все цветы в одночасье бутонами покрывались и расцветали. Даже, хех, всякие там папоротники или, прости, великая сила, аспидистры непотребные.

Эх, хорошие времена были...

Вот с мобильных этих болталок всё и покатилось в трын-тарары. Городской-то телефон куда удобнее был! Диск покрутил, да и сопи в трубку. С той стороны про хулиганов орут, грозятся, что милицию сейчас вызовут, а Афоня рад-радёхонек.

А тут придумали, коробочки какие-то, цифры, а так просто и не набрать номер-то, коды какие-то надобны! Ну и толку с того, что в кармане носить можно? А душу родную дозваться через болталку эту как? Во-от, то-то и оно. Не любил их Афоня, шибко не любил.

Но один раз пришлось, скорую вызывал. Вызывал-вызывал, да не скоро вызвал... Сдавала хозяюшка-то вторая. Старую, мать её, давно уж похоронили, деток-внучков вырастили, а она, милая, уже и на табуретку залезть не могла. Дочку просила или на подоконнике в ночь оставляла гостинцы. Ёлочку последние годы наряжали вдвоём. Йех-хааа... Старость, она такая, не радость... Каждую игрушку наперечёт знали. Стеклянный заяц на прищепке и ватный снеговик, считай, для домового роднёй уж стали. Ходил и подмигивал друганам. Тронешь шарик, а он тоненько так «дзи-и-и-нь». Потому как настоящий.

Ну вот, бабулька в тот самый последний год только ёлку и успела купить. Запыхалась, бедная, хотела внукам сюрприз сделать, сама притащила с рынка. Годков-то уже ого-го, сердечко пошаливало — вот и прихватило. А телефон-то городской обрезали давно. Афоня сначала искал бесовскую коробочку в сумке, потом какую там кнопку нажать, чтоб скорую вызвать, а как нашёл, уже и не к кому было вызывать.

Пока собрались все родные, да с наследством разбирались, стояла квартира брошена да заперта. Ох и лихо тогда было. Всю бороду себе выдрал, выл ночами, трубами шумел. Забытая ёлка осыпалась, как и вся Афонина жизнь.

Приходили чужие люди, убирались и разбили Афонино блюдечко. Не со зла, просто не знали, что наверху что-то стоит. Потом и вовсе квартиру продавать собрались, чтоб поровну между наследниками поделить. Хорошо хоть, Андрюха не дал катастрофе случиться. Выкупил доли. Сам в долги влез, а жить переехал. Хорошего внука вырастили, будет толк!

Началась у домового новая жизнь. Молодой-то хозяин, конечно, парень пока бестолковый, но зато свой, родной. Всё по-новому хочет, будто сказки ему не читали, да козу не показывали, пока у бабки на коленках скакал и пузыри из слюней выдувал. Вот она, бабуля, рядом была — бери да учись. Прозевали... Блюдце можно было бы и склеить, там осколки крупные, считай, не видно бы было. Да видать, не в коня корм, не в молодца наука.

Гад-жеж-ты свои по дому раскидывал, да носки под кровать прятал — это полбеды. Тут Афоня постепенно приучил бы к порядку. Тут хужее дело: всё ему по-новому, по-современному надо переиначить. Чем машинка постиральная, от бабки унаследованная, мешала? Нет же, выбросил рабочую скотинку. Завел новую, двухэтажную. Сама голосом говорит, сама порошок сыпет. На телефон сообщения присылает, паром пшикает. Куда это годится, если вещи начнут сами на телефон писать? А пылюсос? Где это видано: шайба здоровая сама по себе по полу ползает, метёлочками сор загребает да его, как кота какого приблудного, кроет семиэтажно? Когда жрать захочет, сама в гнездо заползает и к електричеству присасывается. У Афони от таких дел первую неделю борода дыбом стояла, пока хоть немного попривык. А в холодильнике, между прочим, шаром покати! Зато пол чистый, ога.

Истину говорят деревенские старожилы, грядут последние времена!

Вот, считай только полгода назад и начала к Андрюхе нормальная девка захаживать. Рыженькая, глаза со смешинкой. Она первая Афоне за сколько уже времени блюдце новое поставила (ох, и красивое, видно что с душой выбирала!) и молочка налила.

— Это, — говорит, — домовому твоему. Он у тебя добрый. Я в прошлый раз заколку забыла, а сегодня, смотрю, на полочке в прихожей лежит. Явно не ты положил.

Андрюха, балбес, только знай зубы скалит:

— Сама и положила. Это вы так территорию метите, как кошки. Жень, давай уже переезжай ко мне. Видишь, и домовому нашему понравилась, заколки твои ищет.

А она возьми да и согласись. Так и стали вдвоем жить. На кухне, окромя пакетов с вонючими коробками готовой еды, иногда стало пахнуть настоящим борщом и котлетами. Женька эта не чета, конечно, прошлым хозяйкам, пирогов отродясь не делала, но то дело поправимое. Афоня уже пару раз книжку с рецептами ронял, на нужной страничке открывал. Глядишь, не дура совсем, догадается.

Кот с ней в переноске приехал. Наконец-то! Андрюха, тот живность какую только по телевизору и смотрел, если глаз зацепит. А какая дома без кота жизнь? Правда, бестолковый какой-то. На «кис-кис» не реагирует, зато как холодильник открывают, так он тут как тут. Намедни нажрался ниток, так в клинику возили, кишку в рот совали. Из-за этого идыёта и ёлку нормальную поставить побоялись. Шутка ли дело, первый Новый год вдвоём, а ни запаха праздничного в доме, ни радости. Игрушки стеклянные, и те с антресоли не достали. Афанасий и дверку приоткрывал, и коробку шевелил — без толку. Две тукомки бестолковые! Только фонариком посветили, проверили, что мышей нет и защёлку новую тугую навесили. Как с такими непонятливыми жить? Женька было заикнулась, что как же Новый год без ёлки, да сама на кота своего придурошного и посмотрела с тоской. Пушнило этот, головой скорбный, так и норовит чего в пасть сунуть. Куда такому ёлку? Не развалит, так иголок нажрётся.

Вот и припёр внучок это чудо заморское. Сама включается, сама музыку играет. Говорит, датчик поставит движения, чтоб кота сама отгоняла от себя. Вот пусть и катилась бы, сама себе Новый год устраивала. Ни настроения от неё, ни запаха.

Афанасий с досады дёрнул кухонный ящик. Ложки жалобно звякнули, но радости это не принесло никакой. Пушок забрался на подоконник и снова уставился в одну точку, глядя, как огоньки проезжающих через перекресток машин отражаются в стеклопакете. Блаженный, чего с него взять.

Пару дней всё было тихо. Ёлка включала иллюминацию, как только кот приближался на расстояние вытянутой руки. Афоня почти смирился и уже готов был признать, что и такая сойдёт, если никакой нет. Женька добралась-таки до духовки, и по квартире плыл пьянящий запах печёной курицы с поджаренной корочкой, с картошечкой, смачно шкворчащей на противне. До Нового года оставалось, считай, какая-то неделя — и тут разразилась котострофа.

Сначала Пушок, как приличный кот, мемекал в окно на синичек, облюбовавших кухонный карниз. Кто их знает, чего они там завелись: может, оттого, что Женька все крошки со стола в окно отправляла, а может — по дурости птичьей.

Ну сидел бы и сидел... Но расшалившийся от вкусных запахов Афоня взялся бесогонить неповоротливого мехового дурика. То тут, то там мелькала призрачная «синичка», никак не дававшаяся в лапы.

Пушок скакал, словно пушистый, перекормленный шарик, смешно дёргая хвостом. Пару раз повис на шторе и нечаянно свалил цветок с подоконника. Им бы остановиться — хозяйка всё равно выставила вредителя за дверь, чтобы не порезался об осколки. Но, видно, молодость и дурость заразны похлеще клопов постельных.

Афоня с размаху влетел своей «синичкой» в притаившуюся в большой комнате ёлку — и мохнатый дурак, раздразнённый домовым, налетел на сияющее и орущее чудо вражеской техники всем своим немалым весом. Не отпугнула его нынче иллюминация: столько сидел смотрел, а добраться стеснялся.

Ох, и драл же он ту ёлку! Ох, и орал дурниной! Хичник, как есть хичник! Все Афонины горести в мелкий пух разлетелись, пока он на кота смотрел. Именины сердца произошли нежданно-негаданно. И главное, случайно же вышло — даже не думал домовой хозяйское имущество портить. Причём он тут? Он тут ни при чём вообще! Это кот виноват!

Когда Женька выбежала из кухни с веником и совком, в ободранном унитазном ёршике уже было не узнать ещё недавно сиявшую огнями надменную красавицу-ёлку. Что‑то громко щёлкнуло — и погасли гирлянды. Кот подпрыгнул напоследок и картинно упал набок рядом с растерзанным «трупом» ёлки — ни дать ни взять, артист благородных кровей, драмтеатр на выезде.

Хозяйка разрыдалась и унесла Пушка на руках из комнаты. Какое тут наказание? Лишь бы жив остался!

Андрюха даже ругаться не стал, глядя на покрасневшие, заплаканные глаза любимой. Она сама себя винила — мол, синичек приманила. Пушок до этого птичек и не видел никогда, вот и перевозбудился.

В ветеринарной клинике симулянта в очередной раз со всех сторон осмотрели — ничего не нашли. Сказали, что отделался лёгким испугом. Ёлка же была загублена — если не окончательно то требовала серьёзной починки.

— Хоть на балкон от него ёлку ставь, — утешал Андрюха. — Жень, ну не плачь. Чего‑нибудь придумаем. Не злюсь я на него, нашла тоже трагедию. Хочешь, я и правда починю и на балкон её уберу? Отнесу на работу — мы с ребятами подпаяем, и будет как новая. Нет? Живую, настоящую хочешь? А чего сразу не сказала?

Догадливому парню достались все сладкие поцелуи и благодарности за исполнение желания. Всю ночь рыженькая извинялась за своего мехового придурка. Спальню закрыли — даже глазочком не посмотреть. Да Афоня-то и не смотрел бы, чего он там, спрашивается, ещё не видел? Так, чисто для порядку разве что, простынки поправить, пыль с тумбочек смахнуть... Ну, на нет и суда нет. Совет да любовь, как говорится, дело молодое.

Утром расслабленный Андрюха согласился на настоящую ёлку в горшке и даже сам пообещал весной посадить её на пустыре за домом. А вечером Афоня справился‑таки с защёлкой на антресолях и скинул хозяину прямо в руки коробку со старыми игрушками. Заметьте — ни одну не разбил!

Пушку тоже достался подарочек: на балконе повесили нормальную кормушку для птичек. Сиди себе, грей пушистое седалище на тёплом подоконнике и хоть целый день любуйся, как воробьи да синички по ёлочке скачут и в кормушку клювами стучат... Афоня и сам засматривался, чего уж там.

А вечером — сплошное благолепие да благорастворение воздухов: огоньки мерцают, стеклянные игрушки на ветру покачиваются, перезваниваются, и снег мягкий нарастает на еловых лапах.

Вот это настоящий Новый год, а не фигня пластиковая поддельная!

Авторов двое: Юлия Зубарева и Ирина Валерина.

Сказку публикуем на https://author.today/work/507769