Данный текст является художественным вымыслом и сатирой. Все совпадения случайны. Автор никого не призывает продавать душу, только если очень хочется в отпуск

- Я хочу продать душу дьяволу, - сразу же заявил Михаил, как только вошел в душный кабинет и поздоровался.

Он аккуратно, едва касаясь, снял пальто и с деловитой брезгливостью стряхнул с него оставшиеся снежинки, чтобы те не посмели таять там, где им не положено, и портить красивую вещь. Пальто и правда было красивым, как и брюки, и ботинки, и сам Михаил. Но до того он переживал, будто что-то может нарушить эту красоту, что первое впечатление о Михаиле быстро уходило во власть его переживаний. И приятная наружность уже воспринималась с трудом, обрывистыми напоминаниями: то очередным дуновением парфюма, то случайно очаровавшим качеством джемпера, то привлекательностью часов.

- По телефону я вам этого не сказал. Как-то подумал, что лучше при встрече, - не без волнения объяснил он.

- Я вас поняла. Присаживайтесь, - указала ему на кресло женщина лет сорока пяти и неторопливо полезла в ящик стола.

У нее были черные стрелки на восточный манер, толстые и неряшливые. Во взгляде читалась рутинная усталость, и дерзкое заявление Михаила на фоне этой усталости прозвучало обыденно и блекло, будто заявка в МФЦ. Тем не менее женщина принялась избегать его взгляда, а в остальном оставалась такой же вялой, неохотной, но приветливой.

- Понимаете, мне уже за тридцать, а я ничего не добился в жизни, - совестно начал Михаил то ли оправдание, то ли исповедь. – Я честно старался. Порой, признаюсь, даже нечестно. Но все без толку.

Он запнулся и со смиренным отвращением посмотрел в хрустальный шар. Что больше его отвращало: собственная слабость или резкий запах женских возрастных духов вперемешку с пылью, - Михаил не мог понять, да и ни к чему. Раз он решился, раз пришел сюда и уже озвучил свое намерение, назад пути не было. У потомственной ведьмы Тамары был хороший рейтинг и отличные отзывы. К тому же, говорят, к ней в свое время обращались самые шишки, еще будучи никем.

- Мне надоело работать в банке, - продолжил он, глядя в старый мутный шар, словно себе в душу. - А если и не в банке – тоже надоело. Вообще не хочу работать, - уверенно сказал Михаил, но тут же огляделся по сторонам, словно озвучил что-то жутко тайное, чего страстно желает каждый, но никогда не произнесет вот так всерьез, без сарказма. Какая-то бесцеремонная, греховная наивность прогремела в этом признании.

- Живу с бабушкой в однокомнатной, - попытался обосновать Михаил столь смелое отчаяние.

- Ни девушку привести домой не могу, ни друзей, и сам уже бабкиным нафталином пропах. А копить толком не получается. Сами понимаете, то-сё, пятое-десятое. Да и копить-то нечего с моей зарплатой.

Чем дальше говорил Михаил, тем добросовестней он себя чувствовал. Ведь откровенно и решительно признаться незнакомому человеку, а главное, самому себе в смелых и отчасти справедливых желаниях не каждый сможет. И Михаил находил в этом какое-то не видимое, но сущее благородство.

- Осточертело мне это все! Я же вижу, как легко некоторым достаются и деньги, и слава, и любовь, и талант, и признание этого таланта. Ведь на кой чёрт нужен этот талант, если он не признан? А чем я хуже? Да ничем. Я не так уж сильно обманывал, так, по мелочи. И бабку свою терплю, лекарства ей покупаю на четверть своей зарплаты. Не надо мне ни власти во зло, ни кроваво-развратного грехопадения. Я просто хочу пожить в удовольствие. И много мне не надо. Хочу поесть вкусно, поплавать да погреться на экзотических островах и не просто, а в роскошных отелях, с красивыми видами и красивыми женщинами. Красоты и покоя хочется, понимаете? И не мимолетной, требующей постоянных забот, а основательной, изобильной. Не считать каждую копейку, не выслуживаться перед свином-начальником, не вставать в чертовы шесть утра каждый божий день, съехать от бабки, а ей хорошую сиделку нанять, - уже не сдерживал он себя ни виной, ни стыдом. Праведное и чистое желание свободы и скромной вседозволенности уже вольно рвалось из его груди. Он даже чувствовал жаркие и такие живые порывы в области сердца, будто оно воспламенилось священным огнем справедливости.

Потомственная ведьма Тамара безропотно слушала, но сквозь старательное и оттого выдающее свою искусственность понимание проскальзывала какая-то нетерпеливость. Будто все, что говорил Михаил, излишне откровенно, неуместно и как будто не по адресу. От неловкости она даже мяла в руках конверт, который уже давно вытащила из стола, и на конверте образовалась уже парочка складок.

- Кто ж знает сколько мне осталось! – начал сбавлять он обороты, заметив неладное. - Да сколько бы ни осталось – мало это все. Что эта человеческая жизнь – да ничего, - Михаил махнул рукой и разве что не плюнул от ощущения ничтожности того, о чем говорил.

- Сколько было потрачено времени, денег, нервов на всякие марафоны желаний, на все эти пляски с бубнами – не работает это все. Не-ра-бо-та-ет. Поэтому я так решил – надо обращаться сразу к…

Он показал пальцем вверх, но вовремя спохватился и с такой же решимостью ткнул пальцем вниз, сколько хватило руки.

- К главному, - подытожил Михаил.

- А сколько ни звал его, не приходит он сам, - лицо Михаила выражало детское недоумение, до того оно имело капризно-расстроенный и нервно-огорченный вид.

- Сколько инструкций ни читал, сколько видеоуроков ни смотрел, сколько виршей, мантр, молитв ему ни пел, сколько обрядов ни проводил – ну не приходит и все. Вы меня простите, но, поскольку я больше никому не верю, и с людьми, какие бы они ни были маги, дел иметь не хочу, все, что мне от вас нужно – это линия связи, пропуск, так сказать. Поэтому мне надо, чтобы вы его вызвали для эконом-тарифа «Прохор Шаляпин», на который мы с вами договорились по телефону, - наконец закончил он.

- Значит, так, - Тамара говорила все с той же приветливой неохотой и деликатно, но настойчиво вкладывала Михаилу в руки конверт. – Вот вам адрес. Идите туда, ко Льву Степанычу на Мясницкий проезд, 16. Часы приема и все остальное – указаны в конверте. Ознакомьтесь, подумайте еще как следует и тогда идите.

- Но как так? – не понимал Михаил. – У вас там было все включено. Да еще и по акции со скидкой 30%. Как раз все, что мне нужно: привлечение легких денег, удачи, поездок на острова, бессрочных отпусков, роскошных отелей и mommy-спонсорок.

- Ну так это у меня, - терпеливо объясняла Тамара. – Вы этот тариф от меня хотите получить?

- Категорически нет, - ответил Михаил. – Я с людьми больше дел не имею. Они все шарлатаны и мошенники – не обижайтесь. Таков уж мой горький опыт. Я даже верю, что вы профессионал, и у вас все получится. Но это до поры до времени и очень ненадежно. Я такой эффект уже знавал не раз. И я понял одно – не хватает человеческой силы для того, чтобы раз – и на всю жизнь. И этому даже есть объяснение. Люди взамен получают что? Деньги. А он – душу. Что деньги в сравнении с душой? Отсюда и эффект: от денег такой же временный и непостоянный, а от души – вечный. А колдун какой-нибудь может и рад принять душу, но на кой черт она ему, когда ему самому деньги нужны? В общем, как ни крути, мне способен помочь только самый главный, - настаивал Михаил.

- Тогда вам нужен не «Прохор Шаляпин», а вызов дьявола, - постепенно раздражалась Тамара. - А у меня такого ни тарифа, ни пакета нет. А если и был, то закончился на Филиппе Бедросыче. Меня потом кремлевские экстрасенсы месяц откачивали.

Ее вид сделался еще более усталым и несчастным. Полное и вялое тело Тамары хрипло, тяжело задышало и закашляло, от страдальческой мимики подводка глубже заползла в морщины и грязно растеклась по ним, а тушь заметными комками обсыпалась на впалые носослезные борозды, так же постепенно тая в кожных испаринах и уходя на дно морщин.

- Половину стоимости я вам верну, - в жалобном раздражении заговорила Тамара.

- Половину? – возмутился Михаил.

- Знаете, что, мой хороший! – встала она и, бесцеремонно взяв Михаила под руку, настойчиво повела его на выход. – Связи тоже - дело не бесплатное.

Михаил хотел было начать скандал, но, подумав, решил, что с ведьмами лучше не связываться, пусть и с немощными.

- Ишь какая ослабленная, а деньги берет, – злился Михаил, но смиренно шел домой.

Следующим же вечером сразу после работы он отправился на Мясницкий проезд ко Льву Степанычу с настоятельной просьбой вызвать дьявола по известному тарифу. Михаил был полон решимости и еще больше укрепился в своем намерении.

Там он снова излил душу, но делал это уже уверенно и складно, без всякой неловкости. Его уже не раздражал душный кабинет и очередной морщинистый шарлатан. Да пусть даже и не шарлатан, но слабак, не обладающей той силой, которая действует сразу и наверняка. Слабак, который будет тянуть из тебя деньги до последнего в обмен на легкое прикосновение к мечте, а не на мечту длинною в жизнь. Пока Михаил говорил, его посещали страшные мысли о том, что еще немного, и его пока еще свежее и миловидное лицо станет таким же сморщенным и землистым, и надо бы поторопиться. Ведь что такое человеческая жизнь? Да ничего.

- Дело вот какое, голубчик, - обреченно вздохнул Лев Степаныч, нервно взял колоду в руки и тяжелым, глухим звуком постучал ей о бархатный стол. – Я теперь тоже таким не промышляю. Честно скажу: могу черта мелкого к тебе привязать, беса помощником определить, но с их начальством я завязал. И возвращаться не собираюсь. Мы и так с ним обоюдовыгодно разошлись, но стоило мне это страшного. Вспоминать не хочу, - поморщился Лев Степаныч, но тут же лицо его просияло энтузиазмом. - Могу даже тебя к бесовскому клану прикрепить. Это, кончено, выйдет дороже, но зато эффективнее и надолго хватит. И дела в гору пойдут. Не пойдут, а взлетят.

- Да что это у вас за чертова поликлиника, чтобы меня к ней прикреплять? – возмутился Михаил. - Я свое намерение озвучил ясно и на меньшее не согласен. И дел мне никаких не надо: ни чтоб они шли, ни летели. Я хочу избавиться от всяких рабочих дел. Я жить хочу, а не дела делать. Как вы все не поймете?

- Тогда вот вам адресок, - Лев Степаныч подвинул к нему листок красной приятной на ощупь бумаги, сложенный вдвое. – Там помощь не гарантирую, но навести смогут куда надо.

- Да вы издеваетесь надо мной! – не выдержал Михаил. – В самом деле поликлиника! Один к другому пинает, а вылечить не могут.

- Понимаю ваше возмущение, - закивал Лев Степаныч. – Но вызвать самого главного – дело непростое. Не каждый к нему доступ имеет. И не всякий, кто имеет, способен его долго удержать. Всё точь-в точь, как и в человеческой власти: сегодня у тебя есть нужные рукопожатия, а завтра нет. Оттого мы вас и пинаем, как вы выразились, что не лукавим, а говорим как есть. А вызвать черта лысого и выдать его за дьявола это я вам прямо сейчас могу устроить. И ведь вы не отличите, только по результату и узнаете, что обманул я вас. Но я на помощь вам иду и даю нужный контакт – чем располагаю, - развел руками потомственный колдун Лев Степаныч и содрал половину суммы, не отставая от потомственной ведьмы Тамары.

Долго еще Михаил ходил по спиритическим кабинетам, и все они как один были душные, пыльные, пропахшие то ли старыми свечами, то ли маслами, то ли парфюмами тех, кто их содержал. Кабинеты были темные и светлые, просторные и тесные, богатые, даже роскошные, и бедные, но во всех них чувствовалась человеческая немощь, которую, как ни наряжай, чем ни обвешивай, она таковой и останется. И вся эта горькая надежда, что оставляли после себя ведьмы, колдуны и прочие экстрасенсы напоминала грим на покойнике – последнюю попытку даже не придать ему жизни, а оставить канцелярскую печать того, что она когда-то в этом теле обитала, но ушла навсегда.

Так прошел месяц. Сумма, скопленная им на преображение жизни мельчала. Михаил изрядно утомился, но всякий раз получал в ответ лишь «это не так просто, как вы думаете», «это все сложно» и новый адресок. К нему в голову впервые начали закрадываться сомнения в том, что решить его вопрос напрямую с тем, кто единственно может его решить раз и на всю жизнь, не представляется возможны. Но как же все те, у кого получилось добиться оглушительных богатств, или сумасшедшей славы, или блестящего гения, а то и всего сразу? Как же они?

Постепенно страстное желание иметь красивую жизнь непременно в комплекте с легкостью и беспечностью тоже обрастало сомнениями. «А может не нужна она мне?», - думал Михаил и прислушивался к своему нутру. «Нет, нужна. Конечно нужна», - убеждался он. Но чем дальше, тем больше он возгорался страстью к совершенно другому вопросу: почему так сложно вызвать дьявола? Теперь он уже смотрел в сети не острова, не яхты, не отели, не виллы и даже не женщин чуть старше себя, каких предпочитал. Все, что его волновало, - это почему так сложно продать душу тому, кто якобы эту сделку спит и видит, почему так сложно к нему воззвать, достучаться, и в каком таком тайном сговоре все эти ведьмы и колдуны.

- Да к черту острова! – проснулся он ранним воскресным утром и впервые в жизни заговорил сам с собой. – Но вот до тебя доберусь! Я тебя из-под земли достану!

Он вскочил и нервно, одержимо стал одеваться.

- Принципиально! – неожиданно громко воскликнул он.

- Миша, с кем это ты там собачишься? – проскрипел с кухни тяжелый, протяжный голос. – Я тебе тут оладий нажарила, идем кушать!

Впервые за много лет он не укладывал волосы, не расчесывал брови, не подбирал наряд, а не глядя накинул на себя то, что попалось под руку.

Михаила уже не раздражал запах горелого нерафинированного масла - бабушка, видимо, по старой привычке предпочитала готовить на нем. Не отвращал запах старости, которая неизбежно, хоть и медленно, издалека подкрадывалась к Михаилу. Его больше не выводило из себя то, что из-за забывчивости или вредности бабушка готовила то, что он ни за что не станет есть, а лишь в ужасе побежит спасаться от одних только видов и «ароматов» в атмосферную, эстетичную кофейню возле дома, которая приятно убаюкивала приличием и где подавали раф на миндальном, кето-чиабатту с диким лососем и яйцом-пашот, и другую культурную еду. А еще там всегда была достойная публика.

Одержимость болезненно назревшим вопросом придала Михаилу столько сил, что он не позавтракал ни дома, ни в кофейне, а сразу направился по последнему адресу. Сделать последним решил его сам Михаил, поклявшись себе, что без разговора с дьяволом он оттуда не уйдет.

На этот раз Михаил попал не в кабинет, а в огромное пространство, в прямом смысле этого слова – подпольное. Вход был неказистым, за несколькими ветхими дверьми аварийного здания, соединяющими их сырыми коридорами и лестницами, которые в свете старых ртутных ламп уходили все глубже под землю.

- Вы поймите, Михаил, - вспоминал он слова последнего медиума, у которого был днем ранее. Михаил был разгневан и почти не слышал, что тот ему говорил, но сейчас сказанное само всплывало в голове.

- Редкий экстрасенс, пусть даже не для себя – для клиента, может вызвать дьявола так, чтобы потом не поплатиться за это здоровьем тела и души. От одного до пяти раз. Как правило, этого хватает, чтобы потом больше не работать самому и своим детям, но при этом не уподобляться заказчику и не просить дьявола о благах, а часто с худым здоровьем доживать свой век в магически защищенном от воров и налогов достатке, который, разумеется, обеспечивают клиенты, а не дьявол. Поэтому вызовом лукавого занимаются целые организации, общества людей, где их не один, не два, не десять, а очень много. Так вот кроме них вам никто не поможет. Но, должен признаться, там и плата за услугу не всегда обходится деньгами. А если только деньгами, то не знаю, потянете ли вы. Впрочем, это вы уже с ними будете договариваться.

Спускаясь по мрачным коридорам, Михаил чувствовал, как ярость утихала. На душе становилось ровно и спокойно. Впервые за все время он чувствовал, что по-настоящему близок. И вот наконец последний коридор, красная дверь с невзрачным символом, которому Михаил не придал никакого значения. Он уже устал от деталей, меток, пентаграмм, заклинаний и среди всей этой мишуры выделял теперь только основное «красная техническая дверь с серым символом» - строго сориентировался он на описание медиума. Да и в тусклом свете навязчиво мерцающей лампы сложно было разглядеть что-то мелкое и серое.

Справа от двери Михаил заметил потертую металлическую клавиатуру, развернул мятый листок не приятной на ощупь бумаги и ввел длинный код.

Дверь открылась, и Михаила встретил человек не в черных пыльных одеждах, в какие обычно любят рядиться потомственные ведьмы и колдуны, не способные наколдовать себе даже чистых вещей, к которым не прилипнет ни одна светлая нитка или волосок, так предательски выдающая, что перед тобой простой смертный. В этот раз Михаила встретил человек в очках и белом халате, похожем на медицинский.

«Понятно, - усмехнулся про себя Михаил. – Тайный заговор этих экстрасенсов, которых очевидно я уже достал, в том, чтобы просто отправить меня наконец в психушку». Пока эта мысль пролетала сквозь голову Михаила, за спиной человека в халате такие же, как он, провезли кушетку с полностью закрытым черной тканью телом. Судя по очертаниям, это было именно оно. Увиденное Михаилу не понравилось, но не остановило его.

Человек не спросил ни имени, ни фамилии, а лишь сухо поздоровался и равнодушно сказал: «Пойдемте». Михаил на всякий случай представился, но человек все так же холодно ответил, что все готово и торопливо направился по очередному коридору.

Новый коридор явно отличался от всех тех, что остались за красной дверью. С обеих сторон не стены, а сплошь двери из черного, до блеска отшлифованного стекла, с беспросветной надежностью что-то скрывающего.

«Нет, это явно не психушка, - размышлял про себя Михаил, находя в этом безбожно люксовом хайтеке что-то жестокое и бесчеловечное. – Но вполне возможно, подпольная операционная, судя по той массе на кушетке, уж больно похожую на человеческую. Значит, решили пустить меня на органы».

Проводник в белом халате приложил ловко возникшую у него в руках карточку к одной из дверей, и та зловеще-бесшумно открылась. Человек остался в коридоре, а Михаил вошел в очередной кабинет и приготовился услышать заезженные фразы, но вдруг поймал себя на ощущении отсутствия всякой духоты и запахов. За большим столом сидел мужчина лет сорока. Он был одет и причесан не по-современному изысканно и утонченно, но скромно. Можно было подумать, что он в театральном камзоле. Но в любом, даже самом добросовестно сшитом сценическом костюме, чувствуется небрежность не столько от самого костюма, сколько от его временного соприкосновения с актером, который тоже, как ни будь талантлив, все равно не в силах скрыть эфемерности своей роли. Здесь же все ощущалось достоверно, взаправду.

- Здравствуйте, Михаил, - не поднимаясь с места, поприветствовал он гостя, но сам не представился. В его голосе и взгляде, особенно во взгляде, была та тень, какая обычно встречается в глазах хорошего, но нисколько не сочувствующего доктора, когда тот сообщает больному о неизлечимости и роковой природе его недуга. Тень холодная, невозмутимая и строго приказывающая быть всему на своих законных местах: и болезни, и тщетным, больше ритуальным попыткам ее исцелить, и больному, и самому доктору, и жизни, и смерти.

Чем больше Михаил смотрел в глаза мужчины, тем ярче ощущал не человека, а некую силу, что за ним стоит.

- Медлить не будем, сразу к делу, - распорядился мужчина. – Я осведомлен о вашем запросе. Вы находитесь в том месте, где заключаются интересующие вас сделки.

Его явно что-то торопило, и тем самым слегка раздражало, хоть он и неплохо это скрывал. Будто нарушился тот самый порядок законных мест всего и вся, что царил в его голове и, возможно, в жизни. Снова напомнил он Михаилу доктора, который оказался недовольным чудесно и бесцеремонно исцелившимся пациентом или же наоборот необъяснимо скоротечным его уходом, вопреки логичному исцелению. Но при этом Михаил чувствовал себя не больным, а самим внезапным обстоятельством.

- Вы наверняка много слышали из интернет-баек, что многие знаменитости и влиятельные люди ради успеха пошли на жертву. Это так. Но речь не об их душе. Видите ли, Михаил, чтобы призвать того, кто эту душу у вас купит, нужно много особого рода жизненного электричества, если назвать его грубо, но понятно. Это, как если бы вас вызвали, скажем, на северный полюс для какого-то важного дела. Одна только дорога и снаряжение стоили бы уйму средств. А ведь вас надо где-то разместить, накормить, и не просто, а как дорогого, уважаемого гостя. И только потом мы можем считать отдельно награду за это самое дело, ради которого вас вызвали в такую даль. Ежели вы будете своими силами туда собственной персоной добираться, то на это большая часть вашей награды уйдет. И что в итоге? В итоге вы будете разгневаны и проклянете всех и вся, кто вам это затеял. Так вот считайте, что необходимая жертва – это приличные командировочные тому, кого мы будем вызывать для вас в такую даль, как наше измерение. А вот ваша душа уже послужит ему основной наградой. Понимаете?

- Так что за жертва? – устало-обреченным голосом спросил Михаил в ожидании круглой суммы, подсчитывая в уме стоимость квартиры и старенького опеля.

- Жизнь дорогого вам человека, - ответил мужчина, и в его голосе прозвучала та сладкая власть судьбоносности, будто вся его деятельность сводилась к этой фразе и к тому, с каким могуществом он ее объявлял.

- И снова вы издеваетесь, - Михаилом стремительно овладевала злость.

- Но мы навели о вас справки, - с театральным огорчением сообщил мужчина, - и осведомлены, что вы буквально ненавидите всех. И нет никого на свете, кто был бы вам хоть сколь-нибудь дорог. В таком случае на роль жертвы подходят родственники, - с неохотой смирился он.

- Тогда вы должны быть в курсе, что у меня нет никого, кроме бабки. А ее я, видит бог, ненавижу больше всех, - Михаил уже был в том состоянии, когда правда выходила из его уст с легкостью и свободой, подобной дыханию.

- Что ж, - коварный доктор прищурился, изображая довольство, и нервная улыбка вырвалась в дрогнувшем уголке его губ. – Могу порадоваться за вас. Ведь ее смерть принесет вам только облегчение. Выходит, все складывается как нельзя выгодней.

- Ну уж нет, - Михаила буквально распирало от ненависти ко всем этим бесконечно многоходовым коррупционно-капиталистическим схемам, которые, подобно паразиту, въелись даже в те сферы бытия, где он надеялся найти от них спасение ценой своей души. Ведь его обманывал еще не сам дьявол, а всякая мелкая утонченно наряженная, манерная тля, монопольно осевшая на дьявольском образе.

Взгляд Михаила, очевидно, принял такой дикий вид, что доктор поменялся в лице и вжался в спинку кресла. Он искренне недоумевал, в чем дело, ведь к его разочарованию все шло легко и совсем не драматично.

- Моя ненависть к бабке не дает ни мне, ни уж тем более вам распоряжаться ее жизнью, - свирепел Михаил и думал, как изысканно изматывающе устроено то, где люди от огромного отчаяния ищут спасение от самых жестоких мытарств, гораздо более жестоких, чем желание не работать и беззаботно отдыхать.

«Истинное зло, - думал Михаил, - сколько великолепия в этой въедливой мелочности, в этом растянутом кровопийстве, в этой мнимой иерархии, что вся суть изощренный паразит. Мое почтение, отец лжи!»

- Что вы себе позволяете? – возмутился доктор. – Мы с вами на деловой встрече. Держите себя в руках!

- Да я сейчас тебя в жертву принесу! – бросился на него через стол Михаил, но тот чудом увернулся и неуклюже, унизительно для человека в элегантном камзоле с грохотом упал со стула.

В эту же секунду открылась дверь. Вошел ассистент в белом халате. За ним следом влетела охрана и схватила Михаила.

- Альберт Аврамыч, - растерянно, запыхавшись, выпалил ассистент и с недоумением посмотрел на озверевшего Михаила. – Господа ожидают. Медлить нельзя.

Альберт Аврамыч совсем не элегантно, кряхтя, поднялся и несколько секунд всеми силами с чем-то отчаянно боролся, стреляя глазами то в Михаила, то в озабоченного ассистента.

- А черт бы с вами со всеми! – кричал он, яростно размахивая руками и багровел. – Ведите его на сцену!

Охрана тут же отпустила Михаила, и ассистент выдал уже знакомое «пойдемте».

Михаил едва поспевал за белым халатом все по тому же глянцевому коридору, а вслед за ними синхронным строем шагала охрана и семенил Альберт Аврамыч.

- Сейчас состоится то, ради чего вы сюда пришли, - объяснял ассистент.

- Не уж-то увижусь с самим дьяволом? – уже нездоровым смехом хохотал Михаил.

- Именно, - подтвердил ассистент.

- Прекратите ваш отвратительный гогот! – возмутился Альберт Аврамыч. – Вы обязаны преисполниться трепетом! Уважением в конце концов!

- Но я не давал вам согласия на бабку! – чуть снова не напал на него Михаил.

- Да черт с вашей бабкой! – защищался от него Альберт Аврамыч, прячась за охрану. – Кому сдалась эта карга!

- Сейчас мы пригласим вас в комнату, где и произойдет долгожданная встреча, продолжил ассистент. - Там не будет никого. Только вы и он. Отводится ровно час на озвучивание желания во всех подробностях и, так сказать, оформление души в собственность его величества. Вы можете делать это вслух или… В общем, сориентируетесь по обстоятельствам. Затем дверь откроется, и вы будете вольны отдаться во власть своим желаниям. Прошу вас, сосредоточьтесь. Не каждому даже горячо желающему выпадает такая возможность. Не упустите свой шанс.

Они уперлись в конец коридора, и ассистент с волнительным выдохом приложил карточку к заветной двери, которая отличалась от всех остальных тонким темно-красным обрамлением. Она открылась медленно и бесшумно, продемонстрировав всю свою толщину и тяжесть.

- За вами будет наблюдать группа медиков через затемненное стекло. Если вам станет плохо, сеанс тут же прервется, и вам окажут всю необходимую помощь, - бегло объяснял ассистент.

- Такую же, как тому бедняге под черным покрывалом? – усмехнулся Михаил.

- Это был редкий и непредвиденный случай, - честно глядя в глаза, ответил ассистент с обидой будто на самое страшное обвинение: в безответственности и непрофессионализме. – Сами понимаете, в этой комнате происходит встреча с главной потусторонней силой. Не каждый способен такое вынести. Случается, что люди не выдерживают уже на подступах. Но, уверяю вас, это крайне редкие случаи. Обычно все проходит без инцидентов.

- А с чего вы взяли, что я смогу? – прищурился Михаил.

- Ваши показатели говорят о том, что сможете, - ответил ассистент. – Да и замотивированы вы очень даже хорошо.

- Вы и показатели мои успели раздобыть, – усмехнулся Михаил.

- А чего их добывать, - пожал плечами ассистент. – На входе сканер стоит. Да и последний раз вы анализы в поликлинике сдавали два года назад.

- Да если б там стояли такие сканеры, как у вас, может и чаще бы здоровье проверял, - брюзжал Михаил.

- Хватит тут разглагольствовать! – не выдержал посторонних разговоров Альберт Аврамыч.

– Или заходите уже, или уходите вовсе! – пригрозил он, но на второй части угрозы выдал себя нервным волнением.

- Здоровью вашему можно только позавидовать, как и рвению. Хотя второе, знаю, случается не от хорошей жизни, - поторопился ассистент. – Так что прошу.

Он жестом пригласил Михаила в комнату, сверкнув в глазах азартом и воодушевлением, какие без всякого сомнения свидетельствовали - ассистент будет в группе наблюдающих медиков.

Михаил шагнул за порог.

- Ну, с богом! – на автомате прошептал он, сжимая кулаки.

- Удачной вам сделки! – пожелал ему ассистент, взглянув на него с робким восхищением, с каким обычно смотрят на смельчаков.

Дверь закрылась. Михаил огляделся по сторонам, обнаружив себя в цилиндрической комнате с высоким потолком, достаточно просторной для одного человека. Все то же черное глянцевое, но ничего не отражающее и не пропускающее стекло. Тусклый красный свет в виде двух окружностей по линиям пересечения стен с полом и потолком словно подчёркивал форму комнаты. Оглянувшись, Михаил заметил, что дверь настолько плотно прилегала к стене, что буквально слилась с ней. Он собрался с мыслями, с духом и не нашел в себе ни капли страха, лишь решимость и предвкушение, столь торжественные, какие он последний раз испытывал в детстве.

- Здравствуй, Михаил, - послышался спокойный, приятный голос. А приятен он был тем, что от его звуков ничего не рисовалось в воображении. Сложно было представить, кому бы этот голос мог принадлежать, как и сложно понять, откуда он доносился: извне, изнутри или еще из какого-то неведомого измерения.

Михаил на мгновение оробел, но чувство торжества воспламенилось еще больше в его сердце, и в этом пламени сгорел всякий страх, всякий стыд. Михаил поздоровался в ответ.

- Ну что Михаил, времени терять не будем? Активирую Прохора Шаляпина? – все так же обезличено перешел к делу собеседник, и комната озарилась тонкими струйками красного света, как бы показывая готовность говорящего к сделке.

- Постой! - заволновался Михаил.

- Каково же твое желание? – спросил голос, и Михаил уловил в нем нотку скуки.

- Я просто хочу поговорить с тобой. По душам, - неожиданно для самого себя ответил Михаил, и чувство праздника разлилось у него в сердце вдохновенным жаром. - Пока она у меня есть, - с усмешкой добавил он. - Но хочу, чтобы ты был со мной честен. Без всяких твоих дьявольских уловок, по-настоящему, предельно. Взяв за основу не твое, а мое представление о честности. Обычной человеческой честности.

Световые струйки медленно сложились в едва уловимое подобие духа. Оно приблизилось к Михаилу, словно с намерением рассмотреть поближе.

- Что же ты так хочешь узнать? – спросил голос. – Формулу философского камня? Или источника бесконечной энергии? Как обрести и сохранить власть? Известность? Как убивать и оставаться безнаказанным? Как сделать любого человека своим рабом? – нотка скуки зазвучала ярче.

- Нет-нет, - поморщился Михаил. – Я просто желаю честного, душевного разговора. И точно не с человеком. Не хочу задеть твое самолюбие, но лживей людей я еще никого не видел. И ладно другим, так ведь сами себе больше всего врут. Никаких формул, власти и рабов мне не нужно. Я лишь точно знаю, с какого вопроса хочу начать. А там как пойдет. Впрочем, как все обычно бывает в любом простом разговоре.

- И за это ты готов продать мне душу? – удивился голос.

Продолжение следует... (выложу завтра). Если вам понравилось, заглядывайте ко мне в ТГ-канал. Там уютно, мрачно и есть продолжение.

Вы когда-нибудь тратили годы своей жизни на кого-то только для того, чтобы понять, что всё это было ненастоящим?

Мы познакомились с Эндрю, когда мне было 22 года, и я работала барменом в захудалом баре. Он был невероятно общительным человеком, который без особых усилий поднимал настроение всем, кто находился в радиусе пяти метров от него. Благодаря Эндрю одинокая смена в конце рабочего дня во вторник прошла весело, а после работы мы встретились, чтобы выпить кофе и съесть вафли в ближайшей закусочной.

Химия между нами не была похожа ни на что из того, что я испытывала раньше, и вскоре мы начали встречаться. Эндрю стал моей опорой, когда весь остальной мир погружался в хаос. Он разделял мою любовь к малобюджетным фильмам ужасов, а я, после нескольких недель уговоров, согласилась разделить его страсть к прогулкам на свежем воздухе.

Эндрю был душой компании, и хотя бывали моменты, когда мне хотелось остаться дома и посмотреть какой-нибудь слэшер, он дразнил меня за то, что я домоседка, и вытаскивал из дома, чтобы встретиться с кем-то из своего нескончаемого круга общения и поиграть в боулинг, лазертаг, устроить вечеринку или, что он любил больше всего, отправиться в ночной поход по лесу, который находился за тем дерьмовым баром, где я работала, когда мы познакомились.

Я уволилась через полгода после знакомства с Эндрю, и это стало для меня важным шагом. Благодаря его поддержке и вере я начала свой бизнес в сфере, которая мне действительно нравилась. Хотя денег хватает не всегда, я люблю свою работу, и даже в самые трудные дни это всё равно лучше, чем убирать за теми, кто слишком много выпил.

На 40-летнем юбилее фильма «Шоу ужасов Рокки Хоррора» Эндрю сделал мне предложение во время сцены «Чёрт возьми, Джанет». Его друзья, с которыми мы быстро нашли общий язык, кричали и аплодировали нам, а после шоу пригласили отпраздновать это событие. С той случайной встречи двумя годами ранее моя жизнь стала настоящим раем. Работа, которой я занималась, приносила удовлетворение, у меня появилась потрясающая компания друзей, и я обручилась с самым лучшим мужчиной из всех, кого я встречала.

— Эй, я нашёл идеальное место для пикника и похода, —  сказал Эндрю, когда я доставала последнюю партию белья из древней сушилки в его подвале.

— Я надеялась, что мы сможем просто остаться дома, Энди. С тех пор как я переехала, кажется, что мы не останавливаемся ни на минуту.

Устало ответила я, но предложение меня не разозлило. После помолвки я переехала в дом Эндрю с двумя спальнями. Тут было уютно, но постоянно возникали какие-то мелкие проблемы, которые нужно было решать. Учитывая наш рабочий график, казалось, что в сутках никогда не хватит времени, чтобы исправить все недочёты в доме.

— Да ладно тебе, Кристи, — сказал он, обнимая меня и целуя в шею. — Разве не здорово было бы провести эти три выходных дня вместе, никуда не торопясь?

— М-м-м, — застонала я, когда его мягкие губы коснулись моей шеи. — Хорошо, думаю, было бы неплохо провести время вдвоём.

Несмотря на то, что мы стали жить вместе, у нас почти не было времени на себя. Друзья постоянно приглашали нас к себе, чтобы отпраздновать помолвку и предложить помощь в подготовке к свадьбе. Из-за этого у нас почти не оставалось времени друг на друга, и было бы здорово побыть наедине на природе.

— Там, куда мы направляемся, есть небольшой родник с несколькими укромными уголками, скрытыми от основных троп, — сообщил мне Эндрю, торопливо складывая необходимое в походную сумку. От озорного выражения его лица я покраснела.

— Энди, непослушный мальчишка, — сказала я, игриво шлёпнув его по заднице. Он в ответ ущипнул меня, перекинул сумку через плечо и чуть ли не потащил меня к машине.

Во время трёхчасовой поездки в национальный парк, я задремала. Когда мы, наконец, приехали, Эндрю разбудил меня с воодушевлённым выражением лица.

— Вот они, километры троп. Возможность по-настоящему слиться с природой. — просиял он, и я улыбнулась в ответ.

— Откуда ты вообще узнал об этом месте? — спросила я, протирая глаза, чтобы окончательно проснуться.

— Сэм и Фрэнки рассказывали об этом, когда мы в последний раз ходили в боулинг, помнишь?

— На самом деле, учитывая, сколько у нас друзей и сколько идей мы обсуждаем, сложно уследить за всем.

— К счастью для тебя, у меня стальная клетка для разума, — ответил он, легонько постучав пальцем по виску.

— Скорее, ржавый медвежий капкан, — подразнила я его, изображая руками закрывающийся механизм.

Мы посмеялись, прежде чем припарковаться и отправиться в поход. Эндрю запланировал долгую прогулку, которая должна была привести нас обратно к машине до наступления темноты. Я была рада, что надела старую одежду, чтобы не испачкаться в грязи. Когда я спросила, кто будет вести машину обратно домой после целого дня похода, он успокоил меня, пообещав, что мы остановимся в мотеле, который проехали за двадцать минут до прибытия. Место, которое я бы увидела, если бы не заснула. Обрадовавшись его словам и тщательно продуманным планам, я отправилась с Эндрю в лес, чтобы провести день вдвоём.

— Разве это не тот же наряд, в котором ты была, когда мы познакомились? — спросил Эндрю, жадно разглядывая меня с головы до ног.

— Да, я подумала, что можно просто надеть что-нибудь старое, раз уж мы собираемся в сложный поход, — ответила я и щёлкнула пальцами, чтобы привлечь его внимание.

Мы оба рассмеялись и пошли дальше по тропинке.

Во время похода я заметила одну странную вещь: вокруг не было других людей.

— Я думал, ты хочешь провести время со мной, а не с толпой незнакомцев, — сказал Эндрю, когда мы остановились на вершине утёса, у старого столика для пикника, предназначенного для отдыха перед спуском к источнику.

— Конечно, я хочу провести время без других людей, но мне кажется странным, что за всё время, что мы здесь, мы больше никого не встретили. Я имею в виду, что сейчас выходные, и было бы логично, что мы встретим ещё каких-нибудь любителей дикой природы или родителей, которые тащат своих детей куда-то, чтобы хоть раз в жизни отдохнуть от гаджетов.

— Здесь довольно обширная территория, мы, наверное, проходили мимо других, но просто не замечали, — сказал Эндрю, поставив сумку на стол и потянувшись. Улыбка растеклась по лицу, когда он снял рубашку и размял затекшие мышцы. Я сделала несколько шагов и поцеловала его, прежде чем снова заговорить.

— Давай сфотографируемся, — сказала я, прислонившись к нему и доставая телефон из кармана.

Когда Эндрю обнял меня, я подняла телефон и сделала снимок. Хотела сделать ещё один, но из-за ближайшего дерева выскочил крупный олень, напугав нас. Я как в замедленной съёмке наблюдала, как телефон выскользнул из рук и полетел вниз по склону в неумолимые объятия пропасти. Раздался слабый треск, и я почувствовала, как сердце ушло в пятки.

— Блять, блять, блять, я уронила свой сраный телефон! Из-за тупорылого оленя я уронила телефон! Чёрт возьми, я могла бы прикончить эту грёбаную тварь! — в отчаянии выкрикнула я.

— Ого, кажется, ты нарушила одну из заповедей, — сказал Эндрю, положив руку мне на плечо.

— Я рада, что ты считаешь это шуткой, Эндрю.

— Я не пытаюсь шутить по этому поводу. Я уверен, что мы сможем восстановить все фотографии с твоего телефона, к тому же он всё равно старый. Я почти уверен, что он у тебя с тех пор, как мы познакомились. Знаю, что ты давно хотела его обновить, но у тебя не было такой возможности. — Он сказал это настолько дипломатично, насколько мог.

Мы спустились туда, куда, как мы были уверены, упал телефон, и, к счастью, смогли его найти. Телефон упал прямо в мягкие объятия камней и веток, и разбитый экран был более чем красноречивым доказательством того, что гаджет теперь бесполезен. Эндрю достал пластиковый пакет, в котором когда-то был перекус, положил в него разбитый телефон и убрал в походную сумку.

— Завтра первым делом пойдём и купим тебе новый телефон. Самый лучший, какой только есть, даже если для этого мне придётся продать почку, — сказал Эндрю, пытаясь меня подбодрить. Он явно понимал, как я расстроена из-за того, что теряю воспоминания о нашей совместной жизни, которые хранились в телефоне.

Мы продолжили путь к источникам, перейдя по старому деревянному мосту, который скрипел и стонал при каждом нашем шаге. Всё то короткое время, что мы шли по нему, я была на взводе от ощущения, что мост может рухнуть в любой момент.

Когда опасность миновала, мы направились к источнику, расположенному у подножия утёса. Журчание воды, вытекающей из источника и падающей на камни внизу, создавало безмятежный фон, дополняемый шелестом ветра и хрустом листьев и веток.

Наклонившись вперёд, Эндрю сложил ладонь лодочкой и поднёс к губам, чтобы отпить родниковой воды.

— Уверен, что тебе стоит это пить? — спросила я, размышляя о том, что может содержаться в этой воде.

— Ты пьёшь воду, в которой содержатся миллионы микрочастиц пластика. По крайней мере, эта вода прямо из источника, — ответил Эндрю, умываясь родниковой водой. — Знаешь, здесь есть небольшой выступ, на который мы могли бы... — Эндрю замолчал и сделал жест рукой.

— Я не в настроении. Я всё ещё злюсь из-за того, что уронила телефон, и не думаю, что сейчас подходящее для этого время, — сказала я, заметив, как на мгновение лицо Эндрю исказилось от злости, а затем приняло понимающее и разочарованное выражение.

— Что ж, тебе стоит хотя бы попробовать эту воду, — сказал он, указывая на родник, а затем рассеянно посмотрел вдаль.

Я сделала небольшой глоток воды, и она показалась мне тяжёлой, со странным металлическим привкусом. Не успела я ничего сказать, как Эндрю уже зашагал по тропе.

Когда мы подошли к другому мосту, я настояла на том, чтобы Эндрю шёл первым, так как мост был перекинут через довольно крутой спуск. Убедившись, что мост прочный, я начала переходить. Как только я преодолела половину пути, в воздухе раздался ужасный треск.

Провалившись под мост, я вытянула руки, чтобы за что-нибудь ухватиться. Ногти моей левой руки впились в дерево, но тут же были вырваны, когда мой вес потянул меня вниз. На долю секунды я взглянула на Эндрю и увидела его ехидную улыбку, а затем рухнула на землю и потеряла сознание.

Придя в себя, я увидела, как череп оленя обвивает своим длинным языком кровоточащие пальцы моей левой руки. В ужасе я вскрикнула, видение прошло, и я увидела лишь обеспокоенное лицо Эндрю, который бережно держал мою перевязанную левую руку.

— Слава богу, с тобой всё в порядке, — сказал Эндрю, медленно отпуская мою руку и помогая сесть. Одежда была вся в грязи, а на правой штанине джинсов образовалась длинная дыра с царапинами и порезами, которая вела к отсутствующему ботинку на правой ноге.

Я попыталась ответить, но он шикнул на меня, чтобы я берегла силы. Он сказал, что собирается подняться наверх и попытаться позвать на помощь, так как там, где мы находимся сейчас, нет сигнала.

Я умоляла его помочь мне подняться, но он уже ушел, прежде чем я успела что-то сказать. Подняв здоровую руку к голове, я почувствовала острую боль в виске и увидела небольшое влажное пятно крови.

Меня охватила паника, но я заставила себя встать. Казалось, что с тех пор, как Эндрю ушёл за помощью, прошло несколько часов, и на самом деле уже наступила ночь. Спотыкаясь, я пробралась сквозь заросли и начала медленно подниматься по склону холма к тропе.

Наконец добравшись до тропы в ночной тьме, я огляделась в поисках Эндрю, но вокруг была лишь тишина. Не было слышно ни ветра, ни диких животных, и единственным звуком было моё тяжёлое дыхание и учащённое сердцебиение, отдающееся в ушах.

С трудом добравшись до источника, я жадно припала к воде, не обращая внимания на странный привкус. Взглянув на небольшое озерцо у своих ног, я увидела в нём своё обезображенное отражение. Глаза наполнились слезами. Боль пронзала всё тело, пока я брела в темноте. В голове всё плыло, а зрение затуманилось.

— Кристи! Где ты? — крикнул Эндрю, прежде чем появиться в поле зрения.

Меня звал восьмифутовый монстр голосом Эндрю. Ноги, согнутые в коленях, были прикреплены к скелетированному торсу, обтянутому дряблой плотью, которая растягивалась и менялась, пытаясь имитировать человеческое тело. Из раздутой и выпуклой головы торчали два рога, а рот со сломанными зубами пытался изобразить улыбку, пока существо склонялось, чтобы поприветствовать меня. Я застыла в безмолвном ужасе, когда чудовище с голосом Эндрю потянулось ко мне.

— Ты заставила меня сильно поволноваться, — с трудом произнёс знакомый голос сквозь скрежет зубов, когда обугленные конечности обхватили мои запястья.

Я отдёрнула руки, и адреналин заставил меня отпрянуть от безумного существа. Я побежала. Сердце бешено колотилось, а от паники и слёз перед глазами всё плыло почти так же, как от листьев и веток, которые хлестали по лицу, пока я бежала в направлении, которое, как я надеялась, приведёт к свободе.

На вершине утёса, где уронила свой телефон, я задержалась, чтобы перевести дух. К столу для пикника была прислонена старая металлическая походная палка с изолентой на изношенной рукоятке. Я оперлась на неё, прежде чем выйти из леса, когда Эндрю нагнал меня.

Недолго думая, я ударила медным наконечником палки по аморфному лицу Эндрю, отколов при этом кусок мясистой глины.

Эндрю упал на колени, и от его тела начали отделяться хлопья пепла. Из его головы сформировалось подобие лица, в которое я вглядывалась бессчётное количество часов с тех пор, как мы встретились в баре много лет назад.

— Я… люблю… тебя… — сказал он голосом, похожим на рычание животного, подражающее человеческой речи. Из отсутствующей части его головы повалил дым, а тело превратилось в бесформенную груду.

По моим щекам текли слёзы, я отвернулась от него и побежала прочь из леса.

Когда, пошатываясь, я выбралась из леса, моему взору предстал знакомый бар, в котором я так давно познакомилась с Эндрю. Небольшая группа людей, куривших на улице, сразу же бросилась ко мне, когда я упала. Адреналин окончательно схлынул, когда я, наконец, оказалась в безопасности, вдали от своего кошмара.

Я пропала без вести десять лет назад.

В ту волшебную ночь, когда я встретила Эндрю и подумала, что начинаю удивительную жизнь со своей второй половинкой, на самом деле я закрыла бар после безлюдной ночи и в трансе пошла прямо в лес за ним.

Когда на следующее утро владелица бара нашла мою машину, она позвонила мне, чтобы узнать, не было ли у меня проблем с автомобилем накануне вечером. Не получив ответа, она проверила записи с камер наблюдения и увидела, как я ухожу в лес. Её беспокойство усилилось, когда на зернистом видео показалась странная тень на опушке леса, словно заманивавшая меня.

Шесть месяцев они искали меня в лесу, пока не нашли мой разбитый телефон и потерянный ботинок. Предполагалось самое худшее, и по всему штату были расклеены объявления о моей пропаже, но спустя столько лет меня сочли погибшей.

Каким-то чудом я выжила. Я была сильно истощена, весила 32 килограмма, на голове у меня были проплешины, а на теле — несколько плохо заживших шрамов. Хуже всего были шрамы на запястьях и лодыжках, которые слишком сильно напоминали следы от верёвок. Последствия были такими же ужасными, как и чудовищная форма, которую принял Эндрю.

Эндрю никогда не существовало.

Я пытаюсь говорить себе это каждый день.

Но у меня до сих пор хранятся удивительные воспоминания о человеке, который по-настоящему любил меня, и обо всех тех моментах, которые мы переживали вместе с друзьями.

Когда я рассказала о своих воспоминаниях, о том, как много лет назад я ушла из бара, мне сказали, что это мой разум пытается себя защитить.

Я создала воображаемый мир, в котором всё было идеально, чтобы отгородиться от ада, в котором я жила на самом деле.

Даже сейчас, когда эти воспоминания начинают меркнуть, и я принимаю тот факт, что Эндрю никогда не существовало, я всё ещё скучаю по нему.

Я любила Эндрю.

Он был моей родственной душой.

Когда я просыпаюсь в холодном поту от ночных кошмаров, связанных с тем последним походом, одна мысль не даёт мне покоя.

Что бы произошло, если бы я продолжила жить в своей фантазии с Эндрю?

Смогу ли я когда-нибудь от нее сбежать?

Или я бы до сих пор была...

...потеряна в лесу

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевела Худокормова Юлия специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Мы жили в небольшом поселке на юге, где жизнь текла по одному и тому же ритму: весной — посевная, летом — прополка, осенью — жатва. Все друг друга хорошо знали, и самым большим событием у нас считалось, если у кого-то курица со двора сбежала. Я, Дашка и ее младшая сестра Маша были неразлучны. Наши дома стояли через три двора, и мы все делали вместе. В тот год, когда все случилось, мы заканчивали школу. Чтобы подтянуть нас к экзаменам, родители наняли репетитора — старенькую учительницу математики, жившую на другом конце поселка.

Обычно мы ходили к ней днем. Но летом, в самый разгар полевых работ, родители Даши и Маши пропадали в полях до поздней ночи, и сестрам приходилось управляться по хозяйству самим. Поэтому они часто пропускали дневные занятия и бегали к учительнице на восемь вечера. Дорога шла мимо старых, заброшенных полей и заросшего камышом пруда, где никто уже лет сто не купался. Уличное освещение в той стороне было, мягко говоря, условным — один фонарь на полкилометра, и тот работал через раз.

Я всегда успевала на дневные занятия. А сестры — нет. И однажды тьма, дремавшая у старого пруда, дождалась своего часа.

В тот вечер Даша пошла к репетитору одна, Маша приболела. Вернулась она уже затемно, и с порога было видно — с ней что-то не так. Она молчала, смотрела в одну точку, а через час у нее поднялся сильный жар. Ее трясло так, что кровать ходила ходуном, она что-то кричала во сне, металась, срывала с себя одеяло. Родители, приехавшие с полей, первым делом, конечно, вызвали фельдшера. Тот смерил температуру — под сорок — вколол жаропонижающее, почесал затылок и умчался в закат.

Но лекарства не помогали. Всю ночь Даша горела и бредила. Их соседи потом рассказывали, что из дома доносились такие крики, будто там кого-то резали на живую.

А на следующий день началось самое жуткое.

К обеду жар немного спал, Даша пришла в себя. Она встала с кровати, подошла к старому трельяжу в углу комнаты. Рядом тут же пристроилась Маша. И вдруг они обе, глядя на свое отражение, начали плакать. Они рыдали навзрыд, так, будто в зеркале им показывали самую страшную, из всех возможных, пытку. Они вцеплялись себе в волосы, царапали лица, а их мать, вбежавшая на шум, видела в зеркале только перекошенные от ужаса лица своих дочерей. И больше ничего.

Это повторялось снова и снова. Стоило им увидеть свое отражение — в зеркале, в темном стекле окна, даже в стальной ложке — начиналась истерика. У обеих разом. Словно неведомая зараза перекинулась с одной сестры на другую.

В конце концов, кто-то из сердобольных соседей деликатно посоветовал их родителям: «Свозите-ка вы их к бабке Аграфене, что за лесом живет. Тут не врачебное дело, тут совсем другое…». Родителям, людям сугубо земным и неверующим, деваться было уже некуда. Они и так убрали из дома все зеркала. Поэтому без долгих колебаний повезли дочерей к знахарке.

До Аграфены они добрались не сразу. По дороге Даша вдруг вырвалась из рук матери, с визгом убежала в поле и вцепилась в ствол сухой одинокой ивы. Она обнимала ее и выла, как раненый зверь. Мать, обезумев от отчаяния, отхлестала ее веткой по спине, пытаясь оторвать от дерева, но Даша будто приросла к коре. Отец кое-как оттащил ее силой.

Когда они наконец предстали перед Аграфеной, та долго молчала, глядя на Дашу. Потом закрыла глаза и зашептала.

— Слабая она у вас пришла, — наконец сказала бабка, не открывая глаз. — Уставшая, обиженная… Учительница ее отругала в тот вечер. Шла она мимо пруда, а душа нараспашку. Вот ОНО ее и учуяло. Водяное оно, неприкаянное. Само себя в зеркале не увидело, вот и бесится, когда на себя в чужом обличье смотрит. А младшая-то рядом, кровинка одна, вот и на нее тень легла.

Аграфена дала им несколько ладанок и заговоренных красных ниток. Велела носить не снимая и сорок дней к тому пруду даже не приближаться.

Прошла неделя. Вроде все поутихло. Даша и Маша перестали биться в истерике, снова стали улыбаться. И я, дура, решила, что все миновало. Мне строго-настрого запретили с ними в этот период видеться, но молодость слепа к запретам. От скуки я побрела к их дому. Они сидели на крыльце, щелкали семечки. Выглядели абсолютно нормально.

— Пойдем прогуляемся? — предложила я.

Они переглянулись и согласились. И ноги, будто сами собой, понесли нас по той самой тропинке. К тому самому пруду.

— Тебе страшно было? — спросила я у Даши, когда мы сели на траву у темной воды.

Она поежилась.

— Еще как, — прошептала она. — Я ее видела, Полин. И сейчас иногда вижу… когда глаза закрываю. Она… у нее лица почти нет. Как мокрая серая тряпка. А глаза белые-белые, без зрачков. Волосы длинные, черные, как тина… и они шевелятся. И она все время улыбается. Так жутко улыбается, что рыдать хочется…

От ее дрожащего шепота у меня по спине пробежал ледяной ежик. Моя аура, как потом сказала Аграфена, в тот момент прорвалась, как тонкий листок бумаги. И ОНО тут же это почувствовало.

Домой я шла, постоянно оглядываясь. Мне казалось, что за спиной кто-то дышит. Что в шелесте камыша звучит мое имя.

Дома мать отправила меня в магазин за хлебом и сахаром. Я взяла свой старенький велосипед «Орленок» и поехала. Обратно я крутила педали, думая о Дашином рассказе, об улыбке утопленницы. И вдруг, на совершенно пустом и ровном участке дороги, произошло нечто.

Велосипед подо мной будто кто-то с силой подбросил в воздух.

Я помню только ощущение полета, лязг металла и глухой удар головой о твердую, пыльную землю. Я очнулась, сидя посреди дороги. Велосипед валялся метрах в пяти от меня, колесо вывернуто восьмеркой. Пакеты с сахаром и хлебом разорваны. И вокруг — никого.

Дома я свалила все на то, что в колесо попал камень. Мать мне поверила. Но это было только начало.

Вечером отец, задержавшийся в поле, позвонил и попросил принести ему фонарик. Мы пошли с младшим братом. Луну прикрыли плотные облака. Мы шли по меже, и вдруг я услышала за спиной быстрые, шлепающие шаги. Будто кто-то бежал по мокрой грязи. Брат видимо ничего не слышал, т.к даже не шелохнулся.

Я резко обернулась.

В свете моего фонарика, метрах в двадцати, я увидела ее. Девичья фигура в каком-то светлом балахоне. Она бежала прямо на нас. Невероятно быстро, выбрасывая ноги вперед. Я заорала, споткнулась и упала, больно ударившись коленом. Брат помог мне подняться. Когда я снова посветила назад — там было пусто.

Эту ночь мы провели с отцом в поле. Я так боялась идти домой по темноте, что уговорила его оставить нас. Мы спали на подстилке из соломы с ним. Это была самая страшная ночь в моей жизни. Мне казалось, что кто-то колет меня в спину. Тысячами мелких, острых иголок. Я ворочалась, стонала, но никак не могла вырваться из дремы. Утром вся спина горела, но на коже не было ни единой царапины.

Я была сильно напугана. Но самое страшное ждало меня впереди.

На следующий день, после обеда, мать снова отправила меня отнести отцу еду в поле. Я была вымотана бессонной ночью, глаза слипались. Отдав отцу узелок с едой, я пожаловалась на усталость.

— Так приляг вон там, под ивой, — махнул он рукой. — Часок поспи.

Это была та самая ива. Та, за которую цеплялась Даша.

Холодный ужас сковал меня. Но перечить отцу я не посмела, да и сил не было. Я легла на старую раскладушку, стоявшую в тени дерева, и закрыла глаза. Всего на минуточку.

Когда я их открыла, ОНО было здесь!

И ее лицо. Лицо утопленницы, серое, одутловатое, с белыми глазами и жуткой, кривой улыбкой. Оно висело в воздухе прямо передо мной, в каких-то десяти сантиметрах. Так близко, что я чувствовала ледяное дыхание мертвеца.

Я не успела закричать. Раскладушку подо мной с чудовищной силой выдернули, и я полетела спиной вниз. Последнее, что я помню — это ослепительная боль в затылке и темнота, в которой продолжала висеть эта улыбка.

Очнулась я на полу в доме Аграфены. Вокруг меня был начерчен мелом круг, горели церковные свечи, пахло ладаном. Меня всю ломало, будто каждая кость в теле треснула. В ушах стоял визг. Я кричала бабке, что мне больно, что меня колют иголками, но она не обращала внимания, продолжая читать свои молитвы.

Когда я окончательно пришла в себя, Аграфена рассказала, что со мной произошло.

Когда отец нашел меня без сознания под ивой, я уже была не я. Я рычала, выла, пыталась укусить его, говорила чужим голосом. Он понял, что дело плохо, и сразу же привез меня к ней.

— Вцепилась она в тебя, девочка, — сказала Аграфена, подавая мне кружку с отваром. — Ты сама ей дверь открыла, когда испугалась. Она — девка молодая, лет сто назад в том пруду утопла. Душа ее черная, неупокоенная, бродит с тех пор, ищет молодое тело, чтобы пожить еще немного. Злости в ней скопилось много за это время.

Меня «отчитали». Надели на меня новые обереги, велели молиться.

Напоследок Аграфена мне сказал:

— Я ее отогнала от вас, дочка. Но то, что однажды вошло, всегда будет пытаться пробраться обратно. Будьте осторожны.

предыдущая часть - Экстрасенсы по вызову часть 22 ( археологи )

Собственно, бывшие пособники Ябеды-Корябеды знали не так уж и много, но и этой информации Денису с Валерой было вполне достаточно, чтобы понять что они имеют дело с так называемыми - "душекрадами". По словам Полуэктова, он был важен для Насти, как специалист по массовому охмурению граждан желающих приобщиться к нетрадиционной медицине и получить с неё для себя полезную прибыль. А в числе распространяемой им продукции на сеансах очень часто фигурировали искусственные кристаллы, которые поставлялись из Подмосковья и с точки зрения постороннего человека являлись обычным фуфлом из пластика. Однако всё было немножко не так. Эти кристаллы были способны затягивать в себя человеческие души и удерживать их внутри себя на неопределённый срок. Вернее, срок, быть может, какой-то там и имеется, рассуждал Полуэктов, но ему, про то, ничего не известно. Он знал только, что кристаллы прочные и их трудно разбить. А ещё, в их составе присутствует некий "капролактам", хотя он всегда думал, что это название предприятия. Иван Иванович честно признался, что да - распространял кристаллы на сеансах, да - каждый из этих кристаллов был именной с сертификатом и страждущие платили за него наличные деньги, но на этом его работа и заканчивалась. Он должен был только распространять их в числе прочей магической бижутерии. Ну и завлекать народ. Куда же без охвата в продажах? Без них, знаете ли, совсем никуда. Экстрасенсы, ходившие под Настей, все как один обязаны были впаривать клиентам магическую продукцию с целью материального обогащения, но ему далеко не сразу стало известно, о присутствии в этой схеме незаконного духовного обогащения. Кроме того, сообщил Полуэктов, ну а как тут хозяйке возразишь? Она в известность никого не ставила, это он сам дошёл своим умом сопоставляя факты из недомолвок между сообщниками. Все знали, получается, но никто не вякал, потому что у Насти имелись бешеные близнецы. Тут слово поперёк скажешь и они тебе магический кристалл в жопу затолкают, внутренняя культура компании такая, понимаете? Или говоря современным языком - корпоративная этика.

После него рассказывала Пестимея. Она была уверена, что Госпожа Настя не главная и что её привлёк к делу, так называемый покровитель, страшный златозубый иностранец-негр, который приезжает к ней иногда из Африки. У самой-то Насти чего? Только дядька Федот да Марфушенька, а сама она мало что в колдовстве смыслит. Дядька занимался полтергейстами, подселял кому следует, обеспечивал всех оберегами отводящими дурной глаз, а Марфушенька в нужный час говорила, что да куда. Вот и поднялась Настька. А этот негр появился за год до Пестимеи, как раз тогда когда Ябеда-Корябеда подминала под себя Московских гадалок и шарлатанов. То есть, сами понимаете, обеспечивала себе некую монополию на рынке магических услуг. А сейчас всё ещё круче, они по стране работают, инвестиции в провинциальных астрологов и ясновидящих, подъёмные им выплачивают, аренда офисов за счёт компании, а ещё гастроли, они тоже приносят хороший доход. Не забывая поглядывать в зеркальце травница утверждала, что воровство душ давно поставлено на поток. Посылочки-то отправляются прямиком в Африку. И их много, этих посылочек. На Вопрос Валеры, как именно всё происходит она мило наморщила лоб и припомнила, что в схеме добычи товара напрямую участвуют тульповоды. А приблизительно получается вот так: клиент пришёл на сеанс, его загипнотизировали или охмурили при помощи парфюмерии Штрауса, клиент приобрёл кристалл, один или несколько, лучше несколько, а потом клиент умирает и за кристаллом посылают тульпу. Вот и всё. Деньги от продажи кристаллов с душами, разумеется никто не получает, всё идёт покровителю, а им только первоначальная стоимость продажи и тут уж каждый вертится как может. Если за сто долларов кристалл продал, то уже хорошо. Им ведь доллар красная цена. Чего не продать? Дело-то прибыльное.

— Но ведь люди умирают не часто! — выслушав Пестимею негодующе воскликнул Денис. — Вернее, часто, но большая часть доживает до старости. У нас здравоохранение, у нас прививки делают от чего угодно, ну даже допустим эти ваши кристаллы распространяются среди стариков, но всё равно, это чего будет? Пять-десять душ в месяц?

— Какие десять? — не поняла его травница. — Ящиками отправляют. Там сотни и сотни, а уж причины смерти, извините, самые разные. Например у нас раковых очень много, с гепатитом часто попадаются, с туберкулёзом, а так же не забывайте про сопутствующие болячки. Вы знаете сколько в стране только одних мужчин сердечников? Особенно семейных. Для путной жены ничего не стоит мужа обеспечить инфарктом, я вам это как профессионалка говорю.

— Это точно, — хмыкнул Валера. — Товарищ Мурзилка снимите розовые очки. После пятидесяти для мужиков в нашей стране все условия: морг, могилка, оградка, памятники и венки от родных и близких. Бабы же, всё равно что орёл для Прометея. Сначала клюют мозги, потом печень, а когда всё выклюют удивляются, а чой-то мужики до пенсии не доживают.

— Твой сексизм не выдерживает никакой критики, — проворчал Денис.

— Серьёзно? А ты в автобусах давно не ездил? Сколько там старичков? А их соотношение к старушкам? При этом пенсионный возраст как ни странно на стороне слабого пола. Я лично вообще считаю, что нам, мужикам, надо отменить пенсии. Один хрен не доживаем. А если уж дожил, то застрелить такого мерзавца к чёртовой матери, чтобы остальных не позорил.

— В смысле? Но пенсионные всё равно отчислять? — удивился Иван Иванович, который так или иначе рассчитывал получать от государства трудовую копейку.

— А как же. Привыкли все брать зарплату в конвертиках, а о пенсионерках кто подумает? Им что по вашей милости макароны до смерти жрать? А если вдруг захочется винограда? Тогда что? Кредит?

— Хорошо что макарошки везде стоят одинаково, — вздохнул Денис вспомнивший свою бабушку.

— Слава богу, это только ты ляпнул, а не какой-нибудь крупный госслужащий. Вот честное слово, если я такое услышу из голубого экрана, да ешё и от слуги народа, то честное слово, прокляну. Прокляну кровавым поносом, — пообещал Валера закуривая новую сигарету.

Денис предпочёл промолчать. Он уже почуял, что в голове у товарища запустилась мощная вычислительная машина. Чапай думу думает - лучше ему не мешать.

— Хорошо, — медленно произнёс очкарик после третье затяжки. — Где производство? Не в подвале же их делают эти кристаллы?

Полуэктов и Пестимея опасливо переглянулись и отрицательно покачали головами.

— Мы не знаем. Да и опасно было интересоваться такими вопросами, — сообщила травница.

— Поставки идут строго через Альтазара. Он привозит, а мы уже только берём, — добавил от себя гипнотизёр.

— Опять этот чёртов ведьмак, он же тупой как пробка. Эх, проку от вас, — с сожалением произнёс очкарик глядя куда-то вдаль. Травница почувствовала что теряет остатки былого авторитета и дабы выслужиться перед новыми хозяевами начала строить собственное умозаключение основываясь исключительно на женских догадках. В этом умении она бы скушала и самого Шерлока Холмса вместе с трубкой. Делов-то на пять минут болтовни. Эта пронырливая баба моментально обосновала Валере, что по её мнению предприятие по производству кристаллов находится в Подмосковье, оно как-то связано с ведьмаками, поскольку Альтазар сам ведьмак и очевидно это предприятие связано с самим фактом появления Альтазара среди подручных госпожи Насти.

— Сами посудите, — говорила она. — Альтазар появился за год до меня. А до того времени, я что-то не слышала, чтобы экстрасенсы распространяли волшебные кристаллы. Зато, мне известно, что в команде Насти были сильные ребята, которые умели колдовать и которые испарились после загадочной разборки с ведьмаками, где-то в районе Серпухова. С тех разборок вернулись только Настя и дядька Федот, а потом не прошло и месяца как в их команде появился Альтазар, которого как иногда любит говорить Настя отдали в качестве компенсации за причинённый ущерб. Не знаю что там произошло с ведьмаками, но с тех пор Настю никто не трогает. Я уверена, после того случая Настя заполучила не только этого, не при симпатичных мужчинах будет сказано, дуболома. Думаю она получила и предприятие. Либо у неё с ведьмаками существует некий контракт. В любом случае нас в эти дела никогда не посвящали. Я, как вы наверное знаете, работала по элитке. Ну по богатеньким стало-быть. А Иван Иванович брал большими объёмами.

— Хорошо. Это легко выяснить. Работы на пару дней. А пока надо взять в обработку Альтазара и подвергнуть его принудительной процедуре реморализации, — кивнул Валера. Пестимея заулыбалась.

— Правильно. Давно пора пришибить эту чёртову железку.

— Так его уже на части... Хм? — Полуэктов вопросительно посмотрел на Дениса, но тот не знал как потактичнее признаться напарнику, что Альтазара остались рожки да ножки и не дождавшись подтверждения Иван Иванович замялся. — Его же можно починить, да? Я конечно не присматривался, там искры во все стороны летели, но насколько мне известно ведьмаки ребята живучие...Извините, я не специалист.

Тут уж и до Валеры дошло, что агент Мурзилка снова накосячил.

— Я правильно понял: ты и ведьмака успел буцкнуть? — тихо спросил он обращаясь к водителю.

— Несчастный случай с топором. Я попытался оказать ему первую помощь, но он задымился, — пряча глаза попытался соврать Денис.

— Надо же всего один день как Мурзилка, а уже столько успехов, — Валера сокрушённо покачал головой и повернувшись к новым сотрудникам коротко приказал:

— Выметайтесь.

*****

Почти всю дорогу до офиса Денис неуверенно повизгивал, что напарник поступил как жлоб и надо было развести новых сотрудников по домам. На улице мол темно, хулиганья полно, криминала всякого, а такси по ночам так и норовит обсчитать. Ну чего ты молчишь на меня. Не молчи - мне страшно, когда ты вот так затихаешь.

Но Валера хранил молчание и лишь загадочно усмехался.

"Бляха-муха он мне точно подляну готовит. Что делать-то"?! — переживал Денис и чтобы как-то сгладить свою вину завёл разговор о том, что ничего страшного в сущности не произошло. У Альтазара стопудово имеется запасное тело, он же из Московских, а те, сам знаешь, копируют Офирскую моду. Временная смерть, для него ничего не значит, он только забудет последние несколько дней и всё. Ну, не молчи! Хочешь я его в офис приволоку в целом виде? Ну, Валера, ты же сам говорил, что они конкуренты, а мы их должны сожрать. Мы мол, акулы бизнеса. Вот я и понакусал чуточку. Я же для дела! Ну, Ваааалерааа!!!

Наконец очкарик и покорно вздохнул.

— Молись, чтобы твои слова оказались правдой. Поторопился и видишь, чё получилось? Теперь запомни: ведьмак стал полезным и сэкономит нам кучу времени, когда мы заполучим его башку. Запомнил?

— Мы можем и сами найти где делают кристаллы. Я могу лично заняться, — обрадовался Денис.

— А что, там тоже план по рождаемости не выполнен? Тебе Москвы мало было?

— Валерыч, там была авария, я не причём.

— Ага, у Штрауса авария, у Альтазара несчастный случай, но зато Иван Иваныча на свидание сводил. Тебе не кажется, что из тебя получился какой-то нетрадиционный мурзилка?

Денис решил не отвечать на колкость. Немного помолчал и сказал уже примирительным тоном:

— Да виноват. Перегибы на местах по неопытности. Я всё понимаю и готов искупить свою вину.

— Это хорошо, что ты признаёшь собственные ошибки, — миролюбиво произнёс Валера которого после всего случившегося и пережитого клонило в сон. — Я тебе говорил, что у тебя нос краснеет, когда ты врёшь? Как у Никулина в фильме Самогонщики. Так что давай, рассказывай правду. Похвастайся своими успехами. Клянусь я не буду потом за тобой гоняться и пытаться убить.

— Честно-честно?

— Слово Валеры.

Денис вздохнул, зажмурился и начал рассказывать. Когда он закончил, очкарик действительно не стал возмущаться и подвергать его какой либо физической критике. Он просто схватился за сердце и закатив глаза отчаянно захрипел.

*****

Пришлось сделать вынужденную остановку и отпаивать Валеру водкой. Он выпил целую бутылку в один заход и только тогда несколько успокоился. Правда потом он захотел, чтобы его отвезли в офис и привезли ему Катю. Ну, ту самую, из типографии. Надо же кого-то покарать за косяки, а то никаких нервов не хватит. Кругом одни недоумки. Как жить, Господи? Вразуми! Наставь на путь истинный. Избави Господи раба твоего Дениса от амёбы мозгососущей! Ну хотя бы на недельку, пока мы тут проблемки свои низменные решаем!

*****

— Ты сам просил правду, — шмыгая носом говорил Денис настороженно прислушиваясь к молитвам с пассажирского сиденья. — Валера, ну не надо сюда Иоанна Златоуста приплетать. Там было сущее недоразумение.

— Как же ты, сука прав. Помилуй меня Господи грешного... — мелко крестясь в сторону тихо отвечал очкарик. — И раз слова на тебя не действуют, я буду за тебя молиться...За себя, за Япошу и за всю Москву, а так же всех жителей её, коих ты нонче облыжно обрюхатил и опозорил.

— Да блин, я же под газом был, я же рассказывал!

— Я тебя не осуждаю. Бог велит нам прощать.

— Ну конечно, ври дальше. Ты никогда и никого не прощаешь. Вспомнить хотя бы тот случай, когда тебя из общества анонимных алкоголиков выгнали. Забыл, да? Пришёл туда такой, весь из себя наглый, рассказывал о пользе распития крепких спиртных напитков, а когда тебя попросили оттуда в грубой форме, то разозлился и подсыпал всем отрезвин. Здорово получилось? А наследующий день у психолога свадьба была, он отказался пить со своим тестем и из туфли невесты, не припоминаешь что потом было? Откуда там из психолога ту туфлю доставали?

— Лучше бы не доставали. Тот психолог был конкретный лицемер. Всем говорил что пить плохо, а сам квасил...Прости Денискины грехи, Господи.

От последних слов Валеры микроавтобус фыркнул, дёрнулся и неожиданно заглох. Немножко не доехал до двора где располагался офис. И вроде бы ничего страшного, но вообще-то они привыкли, что их машина работает как часы.

— Не понял, — удивился Денис и попытался завести машину. Ага щас. Даже зажигание не работало.

— Не видишь, он тебе бойкот объявил. Ты его проебал, тебе и извиняться. Иди, целуй бампер, — посоветовал ему хмельной пассажир.

Денис озадаченно склонился над приборной панелью.

— Так электроника-то работает. Погоди, а эта что за красная лампочка мигает? Я такую не знаю. За что она отвечает?

Валера посмотрел и понимающе хмыкнул.

— Я её недавно воткнул. Барьер сработал. Эта лампочка, как ты изволил выразиться, важный элемент сигнализации.

— Хорошо, но для чего эта сигнализации?

— Известно для чего, против демонов. На автокранах, Деня, есть похожая защита. Если кран работает рядом с линией электропередач, то при приближении стрелы к токопроводу, она срабатывает и кран отключается. Мне уж очень понравилось и я немного модернизировал наш пепелац, — снисходительно объяснил очкарик.

— Ты хочешь сказать, где-то рядом опасные демоны? — насторожился Денис.

— Я нет, но Япоша в этом вопросе, как видишь, более категоричен, но ты отвлёкся от темы, ты бампер целовать будешь или нет?

— Слышь, пьянь. Тут рядом демоны, включай уже соображалку свою, хватит паясничать! — возмутился товарищ директор всем своим видом намекая, что шутки кончились.

Очкарик пожал плечами, пощёлкал кнопками на панели и на лобовом стекле появился экран дополненной реальности. Валера поднял голову и оставшись недоволен увиденным, нащёлкал ещё два таких экрана, но поменьше. На одном была карта Москвы вид сверху, второй показал весь двор вместе с постройками в объёме, а на третьем появился вид на двор через видеокамеры установленные в микроавтобусе.

— Эти гады под маскировкой, мы бы их так просто не увидели, — объяснил Валера не забывая поглядывать на экраны, — Но Слава Цезарю, я спёр пароли с американского спутника-шпиона. Япоша их засёк, но только одного, а спутник показывает, что их тут трое.

Он ткнул пальцем в карту.

— Три точки видишь?

— Угу, но что за демоны?

— Ну это мы сейчас быстренько выясним. Спутник-то ЦРУ-шный. Он передаст нам массу тела, плотность психополя и чё у них там полезного? Рога и копыта?

Денис прочитал текст на английском пробежавший по первому экрану, затем на втором экране стали вырисовываться фигуры. Судя по схеме, один демон караулил неподалёку, второй дежурил на крыше девятиэтажки, а третий сторожил на другой стороне двора.

— Судя по тексту, мы имеем дело с непростыми тварями, — пробормотал Денис.

— Сейчас, я того который поближе подсвечу и мы его...Диагностируем, — пообещал Валера занятый тонкой настройкой приборов.

Когда на третьем экране наконец проявился демон Денис окончательно расстроился. Ведь это был настоящий Лоа. Чёрный как смоль с большими мускулистыми лапами и широкой грудью. Лоа из породы Петро. Любящий убивать и калечить. И чтобы с ним справиться нужна была предварительная подготовка.

— Хреново, — пожаловался он Валере возившемуся с настройками. — Этот Лоа боец. Они нас порвут как Тузик грелку.

— Петро что ли? — очкарик подслеповато прищурился на экран. — Значит их двое. По массе совпадает. А вот третий, который на крыше, он нам совсем не в масть.

Вместо ответа Валера увеличил изображение со второго экрана и там появилось схематичное изображение демона. Денис увидел более тонкого и изящного Лоа с женскими формами вооружённого чем-то похожим на палку.

— Стрелок. Выглядит более слабым. Возможно Самеди? — неуверенно предположил он.

— Угу. А теперь, прикинем расклады, товарищ директор.

Валера спокойно уселся на своё место и заложив ногу за ногу принялся рассуждать.

— Два бойца ближнего боя и один дальнего. Мы с тобой можем брать только по-одному. Мы в меньшинстве и как ни крути, в открытом бою, они нас завалят.

Денис согласно кивнул. Подумал немного и предложил:

— Я могу сначала убрать их стрелка, а потом мы их оставшихся...

— Деня, мы засадные хищники. Зачем нам такие риски?

— Да но...Тебя развезло что ли? Они же влезли на нашу территорию.

— Ну и что? Деня представь, что мы с тобой леопарды. Леопарды засадные хищники. Мы должны спасти свои пушистые жопы, не надо лезть на рожон. Расслабься, щас я всё порешаю.

Очкарик открыл бардачок и принялся там копаться.

— Фляжка под сиденьем, — на всякий случай напомнил Денис.

— Спасибо, — рассеянно отозвался тот не прекращая поисков. Спустя минуту на свет божий появились старая записная книжка и кнопочный телефон. Проверив зарядку и убедившись, что телефоном можно пользоваться он открыл записную книжку и начал звонить. После нескольких звонков наугад трубку наконец взяли и очкарик откашлявшись начал говорить в трубку.

— Алло. Дежурный? Вас, мать ети, беспохоит майор Дорохин... Вот по какому делу. Второй Грайворонский проезд, своими собственными глазами наблюдаю чертей, в количестве трёх единиц, марки Лоа. Чегось? Да, агрессивные. У нас тут спальный райхон, вы представляете, шо будет если они тут набедокурят? Чего мне сделать? Закусывать?

Валера изменился в лице и заговорил в трубку уже своим собственным голосом.

— Слышь ты, говно в погонах! Твоё дело заявки обрабатывать, а не пиздеть! Мне твои советы не нужны, я тебе сигнализирую, что караул! В городе Лоа! Срочно поднимайте гвардию и оцепляйте район! Чего? Куда мне пойти? Ты хоть знаешь с кем разговариваешь? А, не знаешь? Ну и ладненько. Всего хорошего, как говорится.

Денис нахмурился и отвернулся. Понятно всё. Напарник позвонил в восьмой отдел, а там его на смех подняли. Может лучше устроиться спать? Всё равно из машины выходить нельзя, а пока они внутри демоны их не учуют. А утром, глядишь, Лоа свалят и можно будет проникнуть в офис. Под Валерины тихие проклятья так хорошо засыпается.

Очкарик, чертыхаясь принялся шарить под сиденьем рассчитывая найти там стратегические запасы коньяка, но нашёл лишь небольшой цилиндрик с красной кнопкой. Чтобы хоть как-то успокоиться, он машинально принялся нажимать на кнопку, а потом вдруг его осенило. Точно. Ещё же экзорцисты в Москве имеются. Нужно срочно позвонить церковникам. Ну-ка где номерок?

Денис в пол-уха слушал как его друг общается по телефону с неким Владыкой Нектарием.

— Владыка, тут форменный беспредел, — жаловался в трубку Валера. — Воочию наблюдаем заграничного беса в количестве трёх рыл, а никто не чешется. Вы у себя в списках проверьте кто такие Лоа Петро и Лоа Самеди...Ага. Тут жилая застройка, число жертв будет катастрофическим...Да я звонил комитетчикам, они не верят, а что я должен делать? Ждать пока тут не появится кладбище? Я сам с ними бороться сегодня не в состоянии. Я сигнализирую. Да. Вам как специалисту в этой области, да вот вам крест святой, что не пил...Ага. Нет, я буду на созвоне, на этом номере... А сколько вам нужно времени чтобы собраться? А есть ещё номер не такой закрытый? Давайте я запишу, мне от вас скрывать нечего, могу дать телефон другу он подтвердит мои слова и даст вам описание этих порождений Сатанаила. А ваш номер пока запишу, да я запомнил... это для другой трубы...

Очкарик обрадованно защёлкал цилиндриком и толкнул товарища в бок.

— Деня, подтверди Владыке мои слова и опиши Лоа.

Денис, у которого глаза уже слиплись от дрёмы проморгался, увидел что у того в руке и с испугом спросил:

— Откуда у тебя детонатор?

— Я думал это антистресс. Под сиденьем валялся. Ты говорить будешь? Владыка ждёт.

В этот момент фигуры Лоа на карте пришли в движение. Друзья сначала подумали, что демоны их засекли, но судя по схемам демоны направлялись в другую сторону.

— Стоп! Куда? Стойте - демонюги позорные! — запоздало возмутился очкарик. Он перевёл взгляд на товарища, но Денис только пожал плечами. Он тоже не понимал в чём тут дело.

— Алло? Не молчите? Что у вас происходит? Куда ехать-то? — донёсся до них далёкий голос из мобильного телефона.

Валера скорчил кислую рожу. Поднёс к уху телефон, после чего с сожалением произнёс.

— Извините, кажется у нас отмена.