Под светом люминесцентных ламп мир увидел лидеров Третьего рейха обычными людьми: сломанными, испуганными и жалкими

Изначально одно из самых важных событий ХХ века должно было проходить в оперном театре Нюрнберга. Но эта идея американцев не получила поддержки у остальных союзников – слишком странными могли получиться ассоциации.

Поэтому утром 20 ноября 1945 года вместо торжественных церемоний открытия судебный процесс начался с почти физически ощутимого холода. Вместо люстр в зале № 600 висели яркие люминесцентные лампы, свет бил в глаза обвиняемых – людей, еще несколько месяцев назад державших в своих лапах половину Европы.

Они сидели за длинными скамьями в несколько рядов, где каждому участнику было отведено строго определенное место.

Очевидцы отмечали: Геринг выглядел осунувшимся, но собранным (сказывался вынужденный отказ от наркотиков), Риббентроп как будто бы только что осознал, что он больше ничего в своей судьбе не решает, Гесс, специально привезенный из Великобритании, явно был не в себе – на все обвинения он будет говорить, что ничего не помнит.

Когда в зал вошли судьи – по двое от каждой страны-победительницы – зал застыл. Их имена навеки вписаны в историю.

▪️от СССР: генерал-майор юстиции Иона Никитченко и полковник юстиции Александр Волчков;

▪️от США: генеральный прокурор Фрэнсис Биддл и судья Джон Паркер;

▪️от Великобритании: лорд-судья Джеффри Лоуренс и судья Норман Биркет;

▪️от Франции: профессор Анри Доннедьё де Вабр и судья Робер Фалько.

В первый день подсудимым зачитывали обвинительное заключение: «необычайно сухое, неумолимое перечисление преступлений», по словам очевидца. Сначала нацистское руководство обвинили в заговоре, потом в преступлениях против мира, потом в развязывании войны, потом в преступлениях против человечности.

И что было по-настоящему страшно: на скамье подсудимых воцарилось облегчение. Потому что они поняли – допросов сегодня не будет. Когда объявили перерыв, заключенные даже попытались заговорить друг с другом. Бальдур фон Ширах пошутил про «день, когда нас вздернут», Риббентроп пытался поговорить с Гессом, которого не видел несколько лет, а Юлиус Штрейхер вспоминал, что в этом зале его уже в годы Веймарской республики судили.

Через месяцы и даже годы судебного процесса часть из этих людей раскроются, как патологические лжецы, часть окажутся готовы признать вину, а часть так и будут до конца своих дней цепляться за собственные иллюзии.

Кому-то удастся уйти из жизни на собственных условиях, кого-то все же настигнет виселица, а кого-то будут ждать годы тюрьмы. История разберётся со всеми. Но все это будет потом.

А в тот день, восемьдесят лет назад, была только скамья, за которой сидели люди, привыкшие смотреть на мир с позиции собственного абсолютного превосходства и внезапно столкнувшиеся с реальностью.

В этот день все роли обнулились: вершители судеб ожидали исхода суда, хищники оказались загнанными за решетку, властители континента выглядели жалкими и забитыми.

Источники материала:
Гилберт Г. Нюрнбергский дневник. – Litres, 2018.

Звягинцев А. Нюрнбергский процесс. – Рипол Классик, 2018.

Однажды Георгий изучал вопрос, что случилось, когда в 1945 году освободили рабов Третьего рейха – угнанных насильно рабочих для военных заводов. Из СССР, Польши, Франции, даже из Нидерландов их забирали.

Где-то примерно 7-7,5 миллионов человек. Содержали их как скот, люди работали по 15-16 часов, кормили объедками, в издевательство платили (!), но сущие копейки. Многие погибли как от условий рабского труда и голода, так и от авианалётов союзников. В конце войны, дабы пресечь возможные восстания, на каких-то заводах эсэсовцы расстреливали «восточных рабочих». И вот, в один прекрасный день Берлин пал, и все они свободны.

Союзники называли их DP, displaced persons, «перемещённые лица». Сами немцы, угнавшие этих людей в неволю, цинично называли пленников gesingel – «сброд». Теперь они оказались предоставлены сами себе, и летом 1945 года массово бродили по Германии. Немецкий журналист Йенер Харальд в своей книге пишет, что ещё за пару недель до конца войны рабочие изготовили себе оружие – дубинки и самодельные ножи: и сразу после капитуляции Третьего рейха расправились с не успевшей бежать охраной. «Нередко целые группы иностранных рабочих нападали на деревни, грабили и убивали, - указывает Харальд. – Будучи арестованы, они искренне удивлялись, за что их привлекают к ответственности? На допросах они выражали убеждённость, что не нарушили законов – ибо вне закона теперь сами немцы». Харальд указывает, что союзные войска не ожидали такого поведения измученных людей. Один американец параноидально счёл, что они подготовлены гестапо для дестабилизации обстановки.

Никто не знал, где брать продовольствие для этих людей. Часть добровольно осталась в своих бараках - им было некуда идти, остальные разбрелись куда глаза глядят. Они сбились в группы бродяг, отнимавших у немцев еду – потому что им самим нужно было есть, и, как отметил некий англичанин, «рабство превратилось в бродяжничество». 20 ноября 1945 года польские рабочие ворвались на немецкий хутор близ Тирпица, отняли еду у жителей и расстреляли в подвале 13 человек. Прошло прилично времени, пока ситуация слегка устаканилась. До союзников наконец-то дошло, что надо помочь голодным бездомным людям, которые оказались в Германии вопреки своему желанию. В магазинах их обслуживали в первую очередь, и немцев это бесило – они не желали признавать, что пользовались бесплатным трудом этих людей. Под размещение бывших рабов реквизировали фабричные цеха, госпитали и целые посёлки. Люди были чрезмерно измучены, вспыльчивы и агрессивны.

Отправить на родину 7 миллионов народу оказалось очень непростым делом, особенно в условиях уничтоженных ж/д путей. В лучшие времена отправляли по 107 000 человек в день. На дорогах творился хаос. У некоторых погибла вся семья, они видели, как разрушили их дом – им тупо некуда было возвращаться. Такие оставались на месте, и скоро оказалось, что они при немцах сидели в лагерях, и при союзниках тоже – заборы из колючей проволоки, ворота на замках, вооружённая охрана. Покидать лагерь разрешалось лишь по уважительной причине. Союзники ещё додумались, что проверяли лагеря с немецкими полицейскими – один лишь вид немцев в форме вызывал у бывших рабов бешенство. В союзников и немцев летели камни, начинались драки. Даже евреи из концлагерей продолжали жить в Германии за колючей проволокой «в антисанитарных условиях, в полной апатии». Одежды не было – кому-то из узников пришлось надеть отвратительные им эсэсовские мундиры. В день причиталось 2 000 калорий, кои выдавались в виде непропечённого хлеба. Спецпредставитель США из Комиссии по делам беженцев Эрл Харрисон указал – «Мы обращаемся с евреями так же, как нацисты. Разница лишь в том, что мы их не уничтожаем». Евреи из Польши не хотели возвращаться домой – там их убивали, а жильё жгли.

И много вот такого.

Ситуацию разрулили только ближе к 1948-1949 гг.

Печально это всё, вот что я скажу.

© Zотов

https://vk.com/wall736437447_180463

Война в Юго-Восточной Азии во время Второй мировой войны нередко воспринимается нами как японская агрессия на колониальные владения бедненьких европейских держав. Однако ситуация с Королевство Таиланд (тогда Сиам) представляется куда более сложной и многослойной. Таиланд не просто оказался втянутым в конфликт, но формально воевал на стороне Япония, служа плацдармом японских операций и подписав с ней военно-политический союз. Почему же так вышло?

В основе принятия Таиландом курса на сотрудничество с Японией лежали сразу несколько взаимосвязанных факторов. Во-первых, геополитическая ситуация Восточной и Юго-Восточной Азии к концу 1930-х и началу 1940-х годов резко усиливала давление на Таиланд. Страна граничила с французским Индокитаем и британскими Бирмой и Малайей, и европейские державы традиционно воспринимались как внешние покровители, но одновременно и как ограничители территориальных и экономических амбиций Таиланда. Таиландская элита под руководством премьера Праб Пибунсонджакрам видела возможность в союзе со Страной Восходящего Солнца, которая в свою очередь была союзницей Рейха. Германское наступление против Франции и стран Бенелюкса в 1940 году создавало впечатление, что европейские колониальные державы слабы, и Япония становится ключевым игроком восточноазиатского региона.

Кроме того, внутри Сиама преобладала атмосфера националистического подъёма. Пибун и его правительство намеревались укрепить независимость, вернуть территории, утраченные в XIX–начале XX века, расширить под свой контроль соседние области и сократить влияние западных держав. Это стремление к ревизионизму колониальных границ и к «великой тайской нации» сыграло свою роль. Например, уже до официального союза с Японией Таиланд вступил в вооружённый конфликт с Французским Индокитаем, воспользовавшись ослаблением Франции.

Наконец, сыграла практическая необходимость. Когда в начале декабря 1941 года японские войска вторглись в Таиланд (одновременно с атакой на Перл-Харбор), тайское правительство оказалось перед выбором: либо сопротивляться крупнейшей армии региона или с ней сотрудничать. В бою, например, на побережье Прачуап Кхири Кхан тайские части упорно сопротивлялись, но вскоре получили приказ прекратить. А уже 21 декабря 1941 года Таиланд подписал с Японией союзную декларацию. Таким образом, сотрудничество с Японией стало политическим выбором, а не исключительно принуждением, хотя давление было огромным.

Теперь рассмотрим ключевые механизмы и примеры того, как Таиланд воевал на стороне Японии, и зачем вообще японцам был нужен этот плацдарм. Во-первых, важна была логистика и военная инфраструктура Таиланда. Японцы получили доступ к тайской территории, портам, аэродромам. Это дало им базу для наступления на британскую Малаю и Бирму. В тайском парламенте и министерствах рассматривалось это как гарантия независимости от западных держав: премьер заявлял, что «нам нужно стать друзьями японцев ради нации».

Второй механизм это территориальные выгоды. В обмен на сотрудничество Япония признала права Таиланда на некоторые территории: четыре малайских штата (Кедах, Перлис, Келантан, Тренгану) и районы восточной Шанской области Бирмы были по тайско-японскому соглашению предусмотрены к передаче под тайский контроль.

Третий механизм заключался в экономической зависимости. Таиланд был втянут в японскую экономическую систему (юн-блок), и курс бата был напрямую привязан к йене, тайскую экономику направляли на снабжение Японии, что повлекло трудности.

Реальные примеры иллюстрируют вышеописанные механизмы. В декабре 1941 года японцы требовали от Таиланда разрешения на транзит войск. Японский посол просто пришёл к тайскому премьеру и сообщил, что Япония хочет пройти через территорию Таиланда. То же правительство вечером приняло соглашение о проходе.

Вслед за этим тайские войска формально разрешили японцам использовать аэродромы и коммуникации, хотя отдельные тайцы пытались сопротивляться. Например, бой в Прачуап Кхири Кхан 8–9 декабря 1941 года закончился после приказа правительства. А с 25 января 1942 года Таиланд официально объявил войну Великобритании и США, что было весьма недальновидно, но очень смело.

Однако союз с Японией был сопряжён рисками и значительными издержками. В результате подписания договора Таиланд оказал себя в положении полу-союзника, с утратой части самостоятельности. Японцы рассматривали себя «старшим братом», а тайское правительство – как младшее, и это порождало раздражение. Экономика также пострадала. Рост инфляции, снижение уровня жизни, поставки риса и других товаров в Японию, а возврата мало. Хотя тайская армия (Армия Пха-Яп) участвовала в наступлении на Шанские территории, и тайские части вместе с японцами даже заняли районы Моунг Тан, Моунг Ханг и ряд других. Однако таиландское общество не было едино по поддержке Японии. Уже с 1942 года существовало сопротивление движение Seri Thai («Свободный Таиланд»), которое активно сотрудничало с союзниками.

Значительно важен и административный аспект. Тайское правительство, в сотрудничестве с японцами, не лишилось институтов власти, не было депортировано и заменено японской оккупационной администрацией, в отличие, например, от Малайи или Бирмы. Это означало, что административный аппарат продолжал функционировать и после войны смог адаптироваться, сохранив государственность. С точки зрения истории административного управления это ключевой момент. Таиланд как независимое государство сохранял структуры, несмотря на союз, и это позволило после войны быстрее восстановиться и приспособиться к новым условиям.

Подводя итог, можно сформулировать несколько главных причин, почему Таиланд вступил на скользкую дорожку поддержки Японии. Ключевым было желание сохранить и расширить суверенитет перед лицом западных держав и японской экспансии. Победила оценка, что Япония является вероятным победителем и выгодным партнёром. Также существовала практическая необходимость минимизировать ущерб от вторжения и ожидание территориальных и экономических выгод, а также желание сохранить национальные институты власти, пусть и в условиях ограниченной самостоятельности. При этом участие не было безальтернативным признанием полной идейной близости с Японией. Тайское руководство реально удерживало некоторую степень манёвра и одновременно внутри страны таилось сопротивление. В этом смысле опыт Таиланда демонстрирует, как государство с небольшими ресурсами и сложной геополитической позицией может использовать союз с более мощным партнёром ради своих целей, но при этом сталкивается с компромиссом своих свобод и большой ценой.

Если статья Вам понравилась - можете поблагодарить меня рублём здесь, или подписаться на телеграм и бусти. Там я выкладываю эксклюзивный контент (в т.ч. о политике), которого нет и не будет больше ни на одной площадке.

Тяжёлые времена часто открывают нам глаза на друзей и врагов. Здесь, как в песне – если друг оказался вдруг… Но ещё более удивительная история случается, когда внезапно дружить начинают целые страны, бывшие совсем недавно если не открытыми врагами, то геополитическими соперниками. Подобное случилось во Вторую мировую войну. Молодой британский историк Тим Бувери рассказал об этом в своей второй книге, которая стала популярным чтивом прошлого лета.

Союзники на войне. Политика сокрушения Гитлера.

Коротко для ЛЛ: Британия объединилась с Францией в борьбе против Германии, но воевалось вместе у них неважно. В решающий момент бриты зажали отправить свою авиацию на помощь. При виде этого, Петен без малейших угрызений совести слился Гитлеру. Черчилль не остался у него в долгу, но об этом будет в следующей части. Вот такие союзнички.

О том, какой бывает союзническая помощь

Есть лишь одна вещь, которая хуже, чем воевать с союзниками, и это – воевать без них.

Уинстон Черчилль был прав. Оставаться один на один с фашистской Германией Британии было смерти подобно. Поэтому уже непосредственно после вступления в войну 3 сентября 1939 был заключён альянс с Францией, который был плодом не дружбы или любви, но необходимости. После Версаля Кейнс называл французов «недопустимо глупыми», «невозможными людьми» и «скорее безумными» за то, что они непрестанно тыкали немецкого тигра в бок. Приход Гитлера к власти не изменил позицию англичан. Британское правительство отказывалось контролировать незаконное вооружение Германии, пытаясь вместо этого остудить милитаристский запал нового режима. Их премьер Чемберлен проводил политику умиротворения без оглядки на чувствительность французов. Лишь после её краха, когда в марте 1939 года немцы вошли в Прагу, британцы стали активно искать расположения французов.

Вступив в войну, союзники исходили из того, что они могут проиграть в короткую, но, поскольку имеют более мощный потенциал, способны выиграть в долгую. Так, в общем-то, случилось в 1918 году. Вот и в этот раз французы с их сильной линией Мажино должны были сдерживать Гитлера на земле, а Британия с её флотом – установить блокаду на море. Почти всем эта стратегия казалась благоразумной. Всем, кроме Польши, из-за которой союзники и вступили в войну. Быстрый её разгром стал горьким разочарованием для Франции.

Надо сказать, что энтузиазма населения, подобного тому, что был в августе 1914 года, ни во Франции, ни в Британии не наблюдалось. Люди хотели покончить с этим поскорее. Легко сказать – трудно сделать. По мере затягивания странной войны отношения между братьями по оружию стали портиться, несмотря на стремление командования их укрепить. В верхах тоже не было согласия. Французы настаивали на высадке на Балканах, чему противились британцы, помня Галлиполи. В то же время на любые действия, которые могли бы спровоцировать немцев на ответ на западе, британцы неизменно получали твёрдое «non» от французов. На фоне экономических и других проблем во Франции приходило понимание, что это вооружённое стояние идёт больше на пользу немцам. Нужно было что-то делать, «хоть бы и что-то глупое», как выразился один французский морской офицер, из которого впоследствии получился историк.

Подходящая возможность предоставилась быстро. После того, как финская делегация шокировала Сталина, отвергнув его требования, 30 ноября 1939 года Красная армия перешла финскую границу. Но это не стало лёгкой прогулкой – путь преграждала внушительная линия Маннергейма. Тысячи плохо обученных красноармейцев гибли на минных полях. Лондон и Париж были вдохновлены этой битвой Давида и Голиафа и собирались помочь финнам. Военные лидеры решили сместить фокус противостояния в Скандинавию. Хорошей идеей было перекрыть немцам доступ к шведской железной руде. Черчилль, бывший тогда Первым лордом Адмиралтейства, выступал за это уже с третьей недели войны. Но верховное начальство не решалось нарушить нейтральность скандинавов. Да и те не собирались ссориться с немцами сами, не желая ни снижать экспорт сырья в Третий Рейх, ни пропускать англо-французские силы в Финляндию. Сомнения в нейтральности норвежцев возросли после освобождения британским флотом 299 пленных на танкере Альтмарк. Норвежцы уверяли, что они обыскали это судно и никого не нашли.

Французы предлагали высадиться в Петсамо, но преждевременно нарываться на гнев Сталина никто не хотел. Лучше было бы высадиться в норвежском порту Нарвик, пойдя оттуда по суше на восток, прибрав к рукам по дороге месторождения шведской руды. Французский премьер Даладье даже пообещал финскому послу прислать 50 тысяч солдат, зная, впрочем, что это невозможно. Лишь капитуляция финнов 13 марта 1940 года спасла союзников от участия в этой бестолковой авантюре. Правда, престижа она им, конечно, не добавила. Потом были планы заминировать низовья Рейна или прибрежные воды Норвегии к югу от Нарвика. 31 марта французский военный комитет отказался реализовывать рейнский проект. Чемберлен возразил на это французскому послу:

Нет мин – нет Нарвика.

Но эти его слова оказались блефом. Они всё-таки решили провести операцию Вильфред. Утром 8 апреля четыре британских миноносца сбросили 234 мины недалеко от Нарвика. Но было уже слишком поздно. Гитлер хорошо знал о намерениях союзников и уже 21 января приказал запланировать вторжение в Норвегию. 9 апреля немецкие войска высадились в норвежских портах, захватив по дороге нейтральную Данию. Неудачная попытка вытеснить немцев из Норвегии ещё более обострила разногласия. Лишь 28 мая удалось высадиться в Нарвике, но пробыли они там недолго. Ещё до того командование решило сместить фокус операции на юг, в сторону Трондхайма. Плохо снаряжённый англо-французский десант стал лёгкой добычей Люфтваффе. 27 апреля было принято решение об эвакуации из южной Норвегии, причём норвежцев даже не известили об этом.

Всем было ясно, что вина за провал в Норвегии лежит на Британии. 8 мая Чемберлену пришлось уйти, взамен его премьер-министром стал Черчилль. А уже 10 мая по немецким линиям связи было передано кодовое слово «Данциг». Гитлеровская военная машина ворвалась в Бенилюкс. Танки Герда фон Рундштедта пошли через «непреодолимые» арденнские леса.

Бельгийцы, конечно, сами нарвались. Их король Леопольд III всей душой уповал на нейтральность и расторг в 1936 году соглашение о военно-техническом сотрудничестве с Францией, а когда Гитлер готовился войти в Австрию, распорядился укрепить франко-бельгийскую границу. В конце 1939 года пошли первые звоночки. Германия стала накапливать войска со своей стороны, а самолёты Люфтваффе начали совершать разведывательные полёты над Бельгией и Нидерландами.  У политиков в Брюсселе и Гааге началась паника. Однако у них было время опомниться. Реализацию плана Гельб, запланированную на 12 ноября, отложили на три дня, потом ещё и ещё. В целом её откладывали 29 раз. За пару недель до очередной даты 27 января 1940 года немецкий разведывательный самолёт заблудился в тумане и упал в районе бельгийско-голландской границы. Пассажир его многократно пытался сжечь свои бумаги, но без особого успеха. Союзникам стало известно о существовании немецкого плана. И, несмотря на это, бельгийцы отказались впустить войска союзников на свою территорию.

Этот так называемый «мехеленский инцидент» заставил немцев в очередной раз отложить вторжение и переработать план. Направление главного удара было смещено на юг, в Арденны. Уже через пять дней после начала германского блицкрига французский премьер Рейно разбудил Черчилля телефонным звонком:

Нас разбили, мы проиграли битву.

На совещании он сказал, что от результата битвы зависят судьбы и Франции, и Британской империи. С этим Черчилль согласен не был. Он уже решил, что судьба Британии не зависит от Франции.

Французы отчаянно просили прислать эскадрилии британских истребителей, чтобы задержать продвижение неприятеля к Парижу. Самолётов Черчилль не дал, но помог войсками.

20 мая немцы прорвались к Ла-Маншу. 28 мая, когда уже шла эвакуация союзных войск из Дюнкерка, сдался Леопольд. Французы нашли своего козла отпущения и стали выбрасывать бельгийских беженцев из своих домов. Но главным виновником угрозы независимости Франции был не он, а Рейно. Последний сменил главнокомандующего в попытке поднять настроение и призвал героя Вердена маршала Петена на пост государственного министра.

Как мы знаем, союзникам удалось успешно эвакуироваться в Дюнкерке. Кольцо окружения до последнего держали изнутри французские войска, что позволило эвакуировать и 98 тысяч их соотечественников. Потом почти все из них выберут репатриацию взамен продолжения борьбы.

На юге подал голос Муссолини, который поспешил к разделу шкуры Франции. Союзники пытались убедить его, что нейтральность имеет смысл, закупали у него оружие, но дуче проявил лояльность фюреру и отказался от их предложений. Незадолго до своего разгрома французы стали предлагать куски своей территории, но Муссолини даже не стал отвечать на их письмо. 30 мая было объявлено о вхождении в войну Италии. Французский посол в своём прощальном разговоре предсказал, что итальянцы ещё пожалеют о своём союзе с немцами.

Но это будет потом. А тогда британцы уже потеряли уверенность в своих французских союзниках. Но Черчилль продолжал выступать в их поддержку. Он уговаривал французов продолжать сопротивление, вести партизанскую войну, собирался высадить десант в Бретане. Конечно, это было невозможной затеей. В конце концов, и он пришёл к мнению, что Британии следует вывести из Франции все свои остальные войска. Самолётов своих они по-прежнему не давали, и, узнав об этом, маршал Петен сказал своему премьеру:

Что ж, больше не осталось ничего, кроме как заключить мир. Если вы не хотите это делать, вы можете делегировать это мне.

Автор замечает, что, несмотря на это, по состоянию на 6 июня во Франции воевало 144 британских истребителя.

Ещё была попытка бомбануть Италию, но она осталась нереализованной, поскольку французский персонал аэродрома Марселя не дал вылететь британским бомбардировщикам из опасения ответных ударов.

13 июня Рейно спросил Черчилля, стоит ли начать переговоры о прекращении огня. Тот ответил, что Британия продолжает бороться и не готова освободить Францию от союзнических обязательств. Оставалась надежда на вступление в войну США. Просьба о помощи была направлена Рузвельту. Черчилль заверял французов в том, что Британия их не оставит, но де факто франко-британский альянс уже распадался.

Автору делает честь указание того, что Польшей в начале войны решили пожертвовать. Но, к сожалению, каких-то деталях взаимоотношений союзников с Польшей он не предоставил и вообще рассказал об этом «кидке» вскользь. А ведь книга про союзников на войне. Неужели Польшу и автор не считал за полноценного союзника? Вот так Польшу кинули в очередной раз.

Однажды одна страна вместе с нацистской Германией напала на бедную и несчастную Польшу. Вероломно и просто ужасно, можно так сказать. В то время как танковые колонны вермахта перемололи в Польше всё, что можно перемолоть, эта страна решила под шумок заграбастать себе часть польских территорий. Ранее, эти территории были утрачены в результате войны, начавшейся в 1920 году. Ну вот эта умная страна и решила, что следует хапнуть землицу. Хули она тут лежит, как подковка в салфеточке. А они подойдут и в карман положат, ага.

И в сентябре 1939 года 50 тысяч солдат этой страны внезапно на рассвете вторглись в Польшу. Они продвинулись на десятки километров вглубь польской территории, и бедная Польша не могла дать им отпор: подлый вермахт в этот момент разделывал её на западном направлении, как бог черепаху. Некоторые отряды ввязались в бои, но другие даже не встречали вооружённого сопротивления: деморализованные польские части хаотично отступали, ибо не предполагали удара от соседа. "Ах ёбаный ж ты нахуй, - огорчались в Варшаве, в трауре поедая бигос гигантскими порциями. - Братья-славяне называются, вот тоже мне, мда".

Ну и эта страна на войне с Польшей ввиду внезапности удара потеряла там сущую ерунду. Какие-то десятки убитых и раненых. И когда польские войска капитулировали 6 октября 1939 года, её солдаты братались с немецкими солдатами, радостно фотографировались и обнимались. Они даже устроили совместный парад в оккупированном польском городе. Сотни граждан Польши были заключены в концлагеря этой страны (в частности, в городе Лешт), и сотни переданы немцам. Земли польские под ликование народа включили в состав этой страны.

А, простите, Георгий забыл называть вам сию агрессивную страну. И отдельные извинения либералам за жесточайшее разочарование. Это СЛОВАКИЯ. Да-да, союзник гитлеровской Германии, напавший на Польшу с частями вермахта, заграбаставший её территорию, чьи солдаты братались с немецкими. Только что-то Словакии, как злому Советскому Союзу и ледяной России, Польша ничего не предъявляет. Ну напали. Ну расчленили. Ну убили. Ну концлагеря всякие. Но делов-то.

Соседи, в конце концов. С кем по пьяни не бывает.

* На фото - радостная встреча немецких и словацких солдат в Польше.

©Zотов

https://vk.com/wall736437447_165230