Будоражащие истории

На празднике было шумно.

– Дзинь! – горлышко бутылки ударилось о край бокала.

– Извини…те, – изрядно захмелевший супруг виновницы торжества, наполнивший бокал гостя, справился со словом в два приема. А может по пути решил, что рано переходить от официоза к панибратству. Мужчина на правах хозяина подсел на диван поближе к Сергею.

– А вы что думаете об… этом?

Сергей едва удержался от кислой мины. Он очень не любил пьяных диалогов. Возможно потому, что не умел поддержать градус. Ни в прямом, застольном, ни в переносном, коммуникативном, смысле. Разговор неизбежно скатывался либо к монологу более захмелевшего участника. Либо к дискуссии, имеющей тяготение к древним традициям разрешения споров. То есть к мордобитию. Сейчас ему следовало быть вдвойне настороже. По причине равной вероятности реализации обоих сценариев.

– О вечеринке? – осторожно поинтересовался гость. Если честно, то от «сейшена» он был не в восторге. Особенно после того, как выяснилась причина приглашения его к не столь уж и близким знакомым. Причина, белокурая полноватая подружка именинницы, восседала за столом почти напротив. Поняв всю бесперспективность общения со специально приглашенным гостем, она напропалую флиртовала с женатым соседом, лысоватым жизнерадостным дядькой предпенсионного возраста. Жена предполагаемой жертвы женского обаяния, судя по сосредоточенному выражению лица, строила тактически планы на реванш к финалу вечера.

– Вечеринке? – свел брови озадаченно навязчивый собеседник. – Да нет. Что вы. Тут и говорить-то не о чем. Собрались… дамы и господа сорок плюс… понимаешь. И делают вид, что им весело.

«Вот это точно…», – про себя заметил Сергей, стараясь не проявлять признаков заинтересованности.

– А, тогда, простите, о чем?

– О морализаторстве.

– Что?

– Да. О правилах, которые нам навязывают… они, – выдохнул обличитель, осушив бокал. При том он дернул головой по направлению вверх и вбок. Чем, видимо, намекнул на диктат вышестоящих.

– Они? – гость изо всех сил попытался добавить льда в интонацию. Попытка невербального воздействия на оратора провалилась с треском.

«И как это получается у женщин? – с тоской задал себе риторический вопрос гость. Сами собой нахлынули воспоминания о последнем месяце перед разводом. Направленные умело, будто невзначай брошенные реплики жены, на лету превращающиеся в меткие издевки. И в конце грубый, но эффективный, уже торжествующе, без обиняков, нанесенный удар: «импотент»! Будто гвоздь в крышку гроба!»

Сергей опрокинул бокал, пытаясь унять горечь.

– Да, они. Через средства массовой информации.

«Вот только разговоров о политике мне и не хватало. Может, все же отвяжется, а?» – сам не веря в благоприятный исход подумал Сергей.

– Затушеванные части тела в сериалах. Помните, это средневековое жестокое фэнтези? Которое все давно посмотрели в оригинале. А после оно появилось на тв уже в таком, облагороженно-обезображенном виде? Ну не лицемерие ли?

– Согласен, – лаконично отозвался гость.

– И эти слова, которые писать нельзя. Но с пропущенными или измененными буквами можно.

– Какие?

– Да любые. Из которых появляются кадавры. Монстры. Вроде неркотики, кр.вопролитие, изврещение, туррор. Про «гомосексуализм», термин, принятый еще при коммунистах, и внезапно испарившийся из понятийного поля нынче, вообще молчу! Нынче, когда один из высших госслужащих предлагал еще каких-то три-четыре года назад провести экскурсию иностранцам по гей-барам… Каково?

Тема не слишком затронула чувства слушателя. Он предпочел наблюдение за разворачивающейся подготовкой к решительной битве за мужа. И, краем глаза, за именинницей, принимавшей ухаживания смуглого темпераментного коллеги по работе. Кажется, подчиненного. Вероятно, лет на десять-двенадцать моложе ее.

– Я далек от этих самых… баров.

– Да и я далек! – с искренним жаром отозвался оратор, разливая остатки вина. Содержимого бутылки хватило на наполнение бокалов лишь на треть. – Но сам факт! Люди, которые еще вчера утверждали, что все можно, теперь, на голубом глазу, с той же фанатичной самоуверенностью…

«На голубом глазу», – не дослушав, внутренне усмехнулся двусмысленности Сергей, цедя напиток.

– А молодежь? – с театрально вытянутой рукой воззвал к отсутствующей аудитории подражатель трибуну. Или Нерону. В Сергее Дмитриевиче внезапно и не к месту обнаружился преподаватель истории.

– Что молодежь? – Сергей решил немного подыграть, проявив участие к актерскому таланту, пропадающему втуне. – Где, кстати, молодежь?

– Именно! Где молодежь! А подрастающее поколение по-своему выражает протест! Бросая вызов лицемерию взрослого мира! – пафосно изрек последователь Демосфена. И, добавил уже рассеянно, будто выпустив все возмущение разом, тем самым истощив источник красноречия. – Веселятся они. Отдельно. На втором этаже. Квадроберы хреновы.

– Квадро… что?

Хозяин коттеджа лишь вяло отмахнулся. И удалился в поиске еще сохраняющих капли живительной влаги сосудов на столе. Сергей же, предоставленный сам себе, через пару минут оказался уже у лестницы, ведущей на второй этаж. Его исчезновения из-за стола никто не заметил.

Тем временем гостя ждало удивительное путешествие. Сделав всего несколько шагов, он попал в совершенно альтернативную плоскость бытия. На этом уровне царила атмосфера иной планеты. Атмосфера, смешавшая пласты детского утренника и древнеримской оргии патрициев.

– Не такое уж поколение и… подрастающее, – присвистнув, оценил обстановку Сергей Дмитриевич. В одном углу просторной комнаты дымился у полуоткрытого окна кальян. Вокруг него рассредоточились три юноши в масках тигра, осла и гориллы. В другом углу, на широком блюде, тлели, кажется, восточные благовония. Флер их плыл по комнате, заменяющей танцпол, душистым облаком. Еще с десяток юных тусовщиков, в основном девушки, изящно двигались в ароматном тумане, под медленную музыку. Несмотря на то, что на всех участниках действа были маски зверушек, наметанный глаз Сергей Дмитриевича мигом определил возраст. Перед ним были явно студенты. Предположительно, преимущественно, младших курсов. Что и не мудрено. Сергей вспомнил о фото на камине в гостиной, этажом ниже. Выпускница с алой лентой. Два года назад. Дочке хозяев, Марине, кажется, следовательно, девятнадцать-двадцать. Естественно, рядом однокурсники, друзья и ровесники.

– Возьмите маску, – пигалица в костюме и личине мышки протягивала ему кусок раскрашенного картона с резинкой.

Сергей послушно надел. Взглянул в зеркало напротив. На него из стекла уставился крупный и довольно неуклюжий двуногий пес. Предположительно, самой распространенной, дворовой породы.

Он поискал взглядом дочку хозяев. И нашел. Девушка танцевала в формате два плюс один. Компанию местному Аполлону в образе лемура и в расчетливо расстегнутой рубашке составляли две грациозно раскачивающиеся спутницы. Рыженькая лиса и полосатая блондинистая кошечка. Последнюю Сергей почему-то разом представил в той самой ленте выпускницы через плечо. И больше ни в чем. Мужское начало в нем пробудилось, внезапно и коварно завладев помыслами. Лиса явно выигрывала соперничество в привлечении симпатий красавчика. Кошечка, чувствуя это, отдалялась. И тут, заметив нового гостя псевдо зоологической вечеринки, дотянулась до его руки, потянув в центр. Сергей успел заметить миниатюрную, едва угадываемую, татуировку между указательным и большим пальцем девушки. Абрис кошачьей головы анфас.

Он не танцевал, наверное, лет пять. А так, как-то предлагала его внезапная партнерша, – никогда.

Словно дразня пренебрегшего ей юношу, кошечка то выставляла туго обтянутую футболкой грудь, то в такт покачиванию бедер, с каждым выпадом вбок приподнимала край клетчатой, и без того не длинной юбки, обнажая крайне эротично гладкие, сильные ноги… То томно обнимала тонкими руками основательную шею спутника, то распушала, вздымая золотистым водопадом, волосы, и, крутанувшись, мягко хлестала ими по скулам и шее мужчины.

Впрочем, лиса мало уступала ей в искусстве ритмичного обольщения. Она проделывала со своей добычей-лемуром почти те же трюки. И даже пошла дальше. Обхватив бедрами ногу избранника откровенно и похотливо потерлась о него.

– Пометила, – прошептал на ухо проигравшей схватку за красавчика Сергей.– Кошки тоже так делают?

Вместо ответа он почувствовал, как его бедро стискивает мягкий капкан девичьих ляжек. Сладострастное скольжение вдоль кожи окончательно пробудило в нем самца. Узкая ладошка охватила его ладонь, повлекла за собой. Неприметная дверь в кладовку, незнакомый звук, напоминающий треск раскладываемого дивана.

– Песик сможет забраться в логово кошечки? – блеснули в полутьме глаза из-под маски.

– Он постарается. Гав! – неожиданно для себя подхватил импровизацию гость.

Поднимаясь по раскладной лестнице вслед за своей спутницей, Сергей беспокоился о двух вещах. Выдержит ли его вес не слишком прочная на вид лестница. И сможет ли он протиснуться в чердачный, весьма узкий, люк? И больше ни о чем.

Когда они оказались на чердаке, Марина ловко втянула лестницу. В свете слабого ночника Сергей понял, что помещение скорее, напоминает лежку, чем комнату. Скат крыши не даст распрямиться в полный рост. Никакой мебели, только матрас под коленями кошки. И вообще, места едва хватает, чтобы поместиться двоим.

– Тесновато, – безотчетно выдохнул гость.

– Я слышала, иногда это и неплохо, – блондинка и не думая вставать с четверенек, призывно повела крепким, круглым, как орех, задком.

Юбка, словно не мужскими руками, а порывом ветра вздернутая вверх, все еще оседала на поясницу, когда его пальцы уже тянули клочок мятого розового белья вниз.

На миг его посетили те же сомнения, что и при преодолении чердачного люка. Но они тут же оказались опровергнуты, сдавшись при уверенном натиске.

– А-а-а-ах,– не сдержал стона Сергей. Он ощутил себя изголодавшимся мальчишкой-викингом, вонзающим твердость зубов в сочную мякотку персика. Он отвел бедра, сдерживая порыв насытиться тут же, жадно поглощая вожделенный экзотический для северянина фрукт.

– Понемножку… по кусочку, – принялся толкать неглубоко, ритмично. Не заботясь ни о том, что говорит вслух, ни о мезальянсе при совокуплении разных видов. Ни он, ни его сопровождающая так и не сняли масок.

– Тебе… понравилось… кискино логово? – с придыханием бросила через плечо девушка.

– Уютное… Гостеприимное… Сладкое…, – отозвался мужчина. Диалог во время секса был ему в новинку. И он еще не понял, нравится ли ему такой микс общения или нет.

– Тесное? Но ты же не в накладе, верно?

– Так и есть.

Член интригующе заныл от вибраций, порождаемых словами.

– Оно радо принять тебя!

Сергей Дмитриевич не был уверен, что именно его. Разум говорил, что скорее сейчас его носитель выступает дублером. Или эрзацем, призванным заменить Аполлона Лемурейского. Но члену на это было абсолютно плевать. И Сергей понял, что и сам не прочь включиться в игру.

– Восхитительно. Постоялец очень доволен… предоставленным номером.

Он с удивлением понял, что так вот, сбрасывая излишки возбуждения в фразы, ему легче контролировать себя.

– Мяу, – выгибая сладострастно спину выдала партнерша.

– Гав-гав, – негромко и басовито отреагировал после небольшой паузы мужчина.

Влагалище в ответ благодарно сжало его член.

– Класс! – выдавила, как медовую капельку из пирожного, Марина. – Ты мой догги-скуф. Я твоя кити-тян!

Сергей Дмитриевич натянул ее на себя, входя на всю длину. С удовлетворением услышав полу всхлип-полумяв, исторгнутый из глубин девичьего естества.

«Твердый, словно кость! Стойкий, словно гвоздь! – одновременно подбадривая себя и восхищаясь, как доблестью своего члена, таки их ярким сношением, повторял Сергей про себя. Воодушевленный успехом, он забыл обо всем, постоянно наращивая темп. С каждым последующим толчком, казалось, познавая партнершу полнее. Лучше. Глубже. Теряясь в собственных предоргазмических ощущениях и ловя телом ответные женские вибрации…

Когда услышал уже подзабытое, догнавшее, как стрела из далекого прошлого.

– Не в меня… Только не в меня!

Он и тут не оплошал.

Орудие торжественно отсалютовало, оросив предварительно оголенную поясницу.

– Даже одежду не запачкал. Мой догги-скуф– почти восторженно прошептали губы Марины, прежде чем сомкнуться на его органе, добросовестно очищая его от следов страсти.

– Досуха, Марина-сан.

– Слушаюсь, сэнсей.

Кошачьи ушки на ободке заходили ритмично вверх и вниз.

К привычной стае он вернулся спустя четверть часа. Опустошенный и довольный, философски рассуждая о том, что некоторые вещи меняются в мире. А некоторые остаются вне изменений.

Мне чуть перевалило за двадцать... И у меня педагогическая практика. Коллектив в назначенной школе, конечно же, преимущественно женский. Да что там, преимущественно... Традиционно подавляюще-женский. Кроме предпенсионного возраста математика, физкультурника и трудовика. Великолепный триумвират, герметически замкнутый в себе, состоящий из подлинных стоиков. Слабая «относительная половина» представлена всем спектров возрастов и статусов. От робкой выпускницы музучилища до шеренги ветеранов, поседевших на воспитательной ниве. Из общей массы взгляд выхватывает учительницу начальных классов. Лет сорока, сорока двух. Фигуристая. Бедра широкие. Неизменно затянутая в мягкую, облегающую ткань, скорее подчеркивающую, чем скрывающую соблазнительную сочность зрелых форм. С перьями в блондинку покрашенные волосы собраны розовой резинкой в конский хвост. Грудь покачивается при ходьбе, а в тишине, на уроке, слышны и щелчки ярко-красных бусин, когда она склоняется над партой. Бусы крупные, яркие, сочетающие коралловый и янтарный оттенки.

В маленьком спортзале в конце дня какое-то мероприятие. Типа соревновательного, у младшеклашек, кто во вторую смену учится. Триумвират давно коварно заседает в сакральном гараже. Или мирно отбыл к местам постоянной дислокации. А для перемещения реквизита требуются мужские руки. И я остаюсь на правах подсобной рабочей силы, перетасовывая инвентарь.

Мероприятие почти исчерпало регламент под визги и крики малышни.

Под самый занавес учительница выходит на сцену...

Поддержать общий задор, со скакалкой... И подытожить веселье.

За окном уж стемнело... С высоты второго этажа в конусе желтого света различаю родителей, с нетерпением ожидающих у входа, дабы сопроводить своих чад по домам.

Она прыгает.

–Раз-два-три!

И груди... тоже прыгают... Как мячики...

–Раз-два-три-четыре!

Спело, увесисто, зрело. Так, что мне не оторвать глаз...

Не знаю... нарочно ли она так... или нет...

Бусы лопаются на очередном скачке. Разлетаются мозаичной россыпью по бурому полу.

Секундой позже звонок раскатисто возвещает финал мероприятия. Детки стремглав срываются в раздевалку. В порыве поделиться восторгами с заждавшимися у ворот родственниками. С грацией классной дамы, она плывет меж ними, сопровождая.

А я остаюсь собирать бусины. В хмелю юности, мне кажется, что каждая сфера несет загадочный флюид ее тела. А уж непередаваемый аромат уверенной женственности несомненно.

Она возвращается, когда я все еще ползаю...

Нависает надо мной. И молчит. Не помогает... Не интересуется успехами. Вообще ничего не делает...

А я на коленях рядом с ногами. Словно арапчонок у сандалий древнеримской матроны. Юбка длинная, чуть ли не в пол. Кисеей увенчанный подол раскачивается легко. Загорелая лодыжка показывается на мгновенье... И я ее ...раз... ловлю в ладонь, не поднимая взгляда

Зацепил. И поглаживаю... У косточки, описывая дугу над ободком летней туфельки.

А она не двигается... И молчит.

Я поднимаюсь по голени, охватывая. Приятная, мускулистая.

Пожимаю под тканью...

Встаю медленно, не отрывая ладони. Направляя маршрут лодочкой меж крутых-крутых бережков... Сминая по пути невесомую ткань юбки, собирая ее в складки...

Пока распрямляюсь полностью, ее бедра ловят мою ладонь в капкан. Зажимают. Затирают между склонов как льды Арктики случайно забредшее в высокие широты судно. Не давая продвинуться дальше, к вожделенному полюсу. Пресекая попытку погладить там...

Другой рукой приобнимаю за плечи. В ладони все еще потерянные дурацкие бусины эти... И даже грудь не пожать, как следует... А так хочется!

Губы к губам. Духами от нее пахнет одурманивающе. Совсем не похоже на цветочный парфюм однокурсниц. От нее веет восточными пряностями, таинственными настоями шаманов, жгучими приправами азиатской кухни... И немного... едва различимо... свеже выступившим потом....

Целую ее под ухо.

Женские ноги дрогнули, почти сдаваясь силе притяжения.

И тут по пустому коридору издалека, гулкой поступью каменного гостя, раздаются неумолимые, как сама судьба, шаги сторожа...