Не знаю, под счастливой звездой я родился или нет? Эти звезды выбираем не мы. Но их свет освещает наш Путь и определяет наши судьбы. Мою звезду называли Главным Разведывательным Управлением. Через год после окончания Московского ВОКУ, эта Звезда привела меня в Афганистан.
Из последнего инструктажа я понял, что работа мне предстоит не самая героическая. В то время, когда приличные люди будут ходить на засады и в рейды, совершать подвиги, проявлять мужество и героизм, мне придется заниматься всякой ерундой.
Приехав в окрестности Баграма, я должен был встретиться с неким Шафи (псевдоним "Кази" - судья). Обычным афганцем, окончившим в свое время Оксфорд и несколько лет проработавшим врачом в Японии и Китае. Позднее Шафи преподавал в Кабульском политехническом институте. Одним из его студентов, а позднее и лучшим другом, был Ахмад Шах Масуд, будущий главарь крупнейшей группировки моджахедов по прозвищу Панджшерский Лев. На Ахмад Шаха в Москве были большие надежды. В связи с предстоящим выводом из Афганистана наших войск, вставал вопрос не только о безопасности этого вывода, но и о дальнейшем политическом обустройстве Афганистана. Не секрет, что Ахмад Шах был не только отважным воином, но и мудрым политиком. Человеком, способным вывести свою страну из хаоса гражданской войны. Ему решено было помочь...
В этих грандиозных планах мне отводилась совершенно незначительная роль - почтальона Печкина. Я должен был обеспечить связь с Шафи (а через него и с Ахмад Шахом). А в качестве «легенды» мне предстояло стать учеником Шафи (следует отметить, что ГРУ всегда было уникальной организацией - оно собирало не только военные секреты, но и любые знания, которые считало полезными). В Управлении не учли одного: это у нас ученики считают, что учителя им что-то должны, должны их учить. На Востоке же стать учеником не так-то просто. Знание - слишком большое богатство, чтобы разбрасываться им во все стороны. Это богатство принадлежит Роду. И, как правило, передается по наследству.
Правда, шанс у меня был. Жена Шафи погибла в автомобильной катастрофе. Наследников по мужской линии у него не было. Была только дочь. Очаровательная, необыкновенная девушка по имени Лейла. Или Джуй (Ручеек), как обычно называл ее Шафи.
Да, маленький шанс был. Не было лишь уверенности, что Шафи мне его предоставит. А потому пришлось пустить все на самотек. Заняться своими делами (помимо основной - "почтальонской" работы, в то время я был еще и командиром сторожевой заставы), в надежде на то, что время и обстоятельства помогут мне наладить контакт с этим человеком.
Я периодически встречался с ним (относил его шифровки на нашу станцию радиоперехвата и приносил ему ответы). С помощью Шафи открыл в кишлаке Кала-Шахи небольшой лазарет. Выполнял какие-то его задания и прекрасно понимал, что все это - обычная проверка. Шафи присматривался ко мне...
Одним из таких заданий было изготовление некого "боевого" ножа. Полоска латуни от гильзы танкового снаряда, деревяшка. Казалось бы, ничего сложного? Единственное, Шафи почему-то забыл рассказать мне, как должен выглядеть этот нож. А без его подсказки я довольно смутно представлял себе это. Да, и руки, видимо, росли у меня не из того места, чтобы я мог успешно пройти это испытание (в отличие от моих двоюродных братьев, которые творили из дерева и железа настоящие чудеса).
Но я пытался. Старался, как мог. Результатом моих стараний была дюжина испорченных заготовок...
В середине сентября с командного пункта батальона пришла радиограмма: духи обстреляли нашу водовозку. Было предложено пару дней обходиться своими силами. Возить воду с речки Барикав, что протекала у подножия нашей горки. Эта "пара дней" затянулась более чем на полторы недели...
Мы пытались кипятить речную воду, но сказывалось высокогорье, и закипала она плохо. В результате, мы постоянно мучались животами. А еще через неделю меня отвезли в Баграмский инфекционный госпиталь. Оказалось, что, кроме гепатита и малярии, в Афганистане болеют и другими, не менее экзотичными, болезнями. Потому что в госпитале я услышал давно забытое слово - тиф.
С каждой минутой мне становилось все хуже и хуже. Сначала меня положили в палату для больных с фактором риска. Поставили капельницы, сделали уколы. Затем перевезли в реанимацию. Потом сделали еще несколько уколов. И еще. А потом я потерял сознание...
Я пришел в себя от того, что в палате стало слишком многолюдно. Врачи суетились у кровати какого-то больного. Делали уколы. Меняли капельницы. Рядом с ними стояли мои родители. Молчал отец. Мама не плакала. Было как-то тихо и очень торжественно. И очень светло. Потом появился мой куратор из разведуправления и сказал, что есть работа. Его сменил Шафи и начал что-то говорить о ножах. В углу комнаты я увидел его дочь Лейлу. Она сжимала в руках мой подарок - маленького дракончика и что-то шептала.
Но самым удивительным было то, что в больном я узнал себя. Это было так странно! Словно я одновременно находился в двух разных местах. Человек, который лежал на кровати был мною. Но одновременно я находился и над всеми. Сверху в самом дальнем углу палаты.
Я прекрасно слышал, о чем говорили врачи. Они были очень реальны. Но остальные - появлялись и исчезали, словно во сне. Остальных я не слышал. Точнее, я не слышал их голосов. Но зато отчетливо слышал их мысли. И, кажется, эти мысли жили какой-то своей, отдельной от людей, жизнью.
Мне было интересно. То моё Я, которое могло думать, совершенно ничего не чувствовало. Оно было Ничем. Ни воздухом, ни облаком, ни сгустком энергии. Оно было просто местом, которое могло мыслить и видеть то, что происходило вокруг. Это было так здорово! И так удивительно!
Мне нравилось это состояние. Но неожиданно что-то начало происходить с посетителями комнаты. Их образы стали размываться и исчезать. Один за другим. Постепенно стало исчезать и то удивительное сияние, которое создавало необыкновенно радостное чувство праздника. Потом все исчезло...
Позднее мне скажут, что прошло двое суток, прежде чем я снова пришел в себя. Ощущения праздника больше не было. Не было и моего второго Я. Мое единственное Я лежало на кровати и рассматривало потолок. Рядом висела капельница. Кроме капельницы и потолка я больше ничего не видел. Но откуда-то издалека донесся голос:
- ... кажется, вернулся. Позовите врача.
Мне стало легче. Только не на душе, естественно. Через два дня меня перевели в палату для больных с фактором риска. Все так же, каждые полтора часа, мне кололи уколы. Ставили капельницы. Все так же, по ночам, мою палату посещали близкие мне люди. Мы разговаривали с ними. Почти каждую ночь рядом со мною была моя любимая девушка. Иногда рядом оказывались мои друзья. Иногда - Шафи и Лейла. Но мои родители и сестра почему-то были в черном. А утром мне говорили, что я снова бредил. Я понимал, что разговаривал с призраками. Это было очень странным - ведь наяву я говорить еще не мог.
За стеной нашей палаты стоял телевизор. Показывали какие-то передачи. Конечно, мне хотелось их посмотреть, но пока я мог только слушать. Одна из передач запомнилась особенно. В ней рассказывалось о преподавателе физики и математики из Донецка - Викторе Федоровиче Шаталове. У него оказалась интереснейшая система преподавания. Но в этот раз урок он вел не по физике или математике, а по истории. Рассказывал о Дмитрии Донском и Куликовской битве. О маршруте движения Дмитрия к Куликову полю. И как он выиграл сражение, еще до его начала. Думаю, что Виктор Федорович рисовал на доске какие-то схемы. К сожалению, я их не видел (хотя и представлял довольно отчетливо). Но зато в этот вечер я снова начал говорить.
А ночью ко мне в палату пришли Шафи с Виктором Шаталовым. Они обсуждали между собой какие-то "короткие траектории". Спорили, соглашались. Это была последняя ночь в госпитале, когда меня посещали призраки. Но уже утром я знал, как должен выглядеть мой боевой нож. Теперь я отчетливо представлял, что ожидал от меня Шафи.
Вскоре я вернулся на заставу. И через несколько дней сделал свое домашнее задание - свой боевой нож. Я не рисовал эскизов, не думал над его формой. Я вообще ни о чем не думал. Складывалось впечатление, что руки делали его сами собой. На ощупь. Под управлением каких-то потусторонних, неведомых мне сил. Он действительно получился необычным. Небольшая аккуратная рукоятка и широкое пятисантиметровое обоюдоострое лезвие, чем-то отдаленно напоминающее коготь тигра. Небольшой ремешок для крепления ножа (на запястье руки). Совершенно не задумываясь (благо, что частенько в детстве наблюдал, как отбивают косу косари), я отбил молотком кромку лезвия. Получилась забавная игрушка – легкая, удобная, очень острая. Но внешне совершенно безобидная.
