Практически сразу после начала Великой Отечественной войны, 28 июня 1941 года, было принято решение эвакуировать комбинат «Североникель»: начался демонтаж цехов. Оборудование и специалистов в кратчайшие сроки отправили вглубь страны. Но уже в марте 1942 когда, когда военная ситуация на Кольском полуострове стабилизировалась, мончегорский комбинат решили восстановить.

Работы сдерживались недостаточным количеством свободным рук.

Главной задачей был пуск электролизного цеха — восстановление производства катодного никеля. Заметную роль в ускорении восстановительных работ сыграло прибытие большой группы военнопленных. По просьбе директора комбината Василия Федорова, заместитель председателя Совнаркома СССР Анастас Микоян распорядился переадресовать в Мончегорск три эшелона, двигавшихся на восстановление Ленинграда. Это были части военно-строительной организации вермахта. Солдаты и офицеры («бауфюреры») прибыли со своими инструментами, были размещены в лагерях на Малом и Большом Кумужье, на 31-м километре и сразу же включились в работу по восстановлению рудника, завода и города».

Военнопленные от работы не отлынивали, задания выполняли качественно.

Пленных было около 4 тысяч человек, они восстанавливали не только комбинат, но и город.

Одним из надзирателей была моя прабабушка - Бубнова Павла Николаевна (23.02.1913 - 13.06.1998). Моя прабабушка не любила говорить о войне. Она была очень строгим, суровым человеком.

А вот моя бабушка (ее дочь, 1933 года рождения) часто рассказывала, что есть было нечего, годы были голодные. Немцев в лагере кормили, кормили плохо. Но она помнит,как прибегала к маме на работу (не только она одна, детишки других работников тоже), как стояла и ждала когда немцы доедят свою еду, чтоб насладиться хоть какими то крохами. И чем чаще они стали ходить (детишки), тем больше немецкие пленные оставляли на тарелках.

Бабушка говорила, что раньше она этого не понимала, но только когда выросла, осознала, что немцы специально оставляли еду (которой и так было мало) для наших детей.

Также рассказывала, что при чистке картофеля они забирали шелуху, потому что картофель просто скребли, не срезали. А матери уже дома готовили из этого оладьи.

А потом немцы стали оставлять не шелуху, а очистки. И уже тогда можно было сварить похлёбку.

Я, конечно, слушая эту историю фукала и говорила: бе-бе-бе, есть после других, мерзость. Есть грязную шелуху, бе-бе-бе.

А бабушка говорила: Голод не тётка...

Что моя бабушка, что прабабушка всегда начинали завтрак с толстого куска белого хлеба, сверху толстого куска масла и сладкого чая.

Это самое вкусное что они еле сразу после войны. И с этого "самого вкусного" они начинали свой день на протяжении всей жизни.

- Слава богу, готово! - проговорила тетя и вынула из кеци полусырой мчади.

Я приволок низкий столик. Тетя сбросила на столик дымящийся мчади, достала из банки последнюю головку сыра. Я принес бутылку вина, солонку с солью, несколько головок лука-порея и сел. Тетя разломила мчади пополам, потом одну половинку - еще на две части.

- Ну ешь, бездельник!

Я схватил свою порцию мчади и уже впился было в него зубами, как во дворе раздался чей-то робкий кашель.

Я и тетя обернулись к распахнутой двери.

Во дворе стоял и искательно улыбался худой, гладковыбритый, голубоглазый немец в зеленом вылинявшем форменном кителе и огромных чувяках.

- Немец, плен! - произнес он на ломаном русском языке.

Я вспомнил: ребята говорили, что в район на стройку пригнали двести немецких военнопленных. Люди со всех окрестных сел толпами валили поглядеть на диковинку - живых немцев. Для меня же это был первый "настоящий" немец, увиденный в жизни. Почему-то я встал. Встала и тетя.

- Гутен морген! - сказал немец и вежливо поклонился.

- Это военнопленный! - сказала тетя и невольно поправила волосы.

- Гутен морген! - повторил немец и еще раз поклонился.

- Гутен морген! - ответил я.

- Что ему нужно, Сосойя? - спросила растерявшаяся тетя.

- Не знаю. Пока что он только желает нам доброго утра... Чего тебе, фриц? - помахал я рукой.

- Гитлер капут! - выпалил немец, сложил правую ладонь наподобие револьвера и приставил к виску указательный палец.

- Это нам известно, газеты читаем. Ты скажи, что тебе нужно?

- Не понимай! - немец пожал плечами.

- Что нужно? - спросил теперь я по-русски.

- Иоган... Их бин Иоган! - немец несколько раз ткнул рукой себя в грудь.

- Чего он привязался? - повернулся я к тете.

- А я почем знаю... - развела она руками.

- Хенде хох! - вспомнил я уроки военного дела.

Немец испуганно взглянул на меня и поднял руки.

- Гитлер капут! - добавил я.

- Гитлер капут! - тотчас же подтвердил он, не опуская рук.

Я не знал, как по-немецки звучит команда "отставить", поэтому подошел к немцу и почти насилу заставил его опустить руки вниз.

- Что ты хочешь, что? - повторил я вопрос.

- Хлеб... - произнес тихо немец.

- А-а, хлеб? Белый или черный?

- Не понимай...

- С маслом или сыром?

- Хлеб... Бутер...

- Ага, бутерброд, значит?

- О, бутерброд! - обрадовался немец.

- А как насчет хачапури? - улыбнулся я.

- Немец плен! - улыбнулся немец.

- Подвело животы, сволочи? Иди к своему Гитлеру, пусть он угостит тебя!

- Гитлер капут! - сказал немец безнадежно.

- Неужели?! Вот огорчил меня! - покачал я головой.

Немец почувствовал иронию в моих словах и теперь обратился к тете:

- Хлеб, фрау, хлеб...

Губы у немца задрожали. Я проследовал за его взглядом и увидел, что он устремлен к нашему накрытому столику.

- С ума он сошел! Еще чего не хватало! Хлеба ему подавай! - сказал я тете. Она стояла побледневшая и молчала. Вдруг тетя повернулась, бросилась на кухню, схватила свой кусок мчади и подала его немцу.

- О, данке шён, фрау, данке зеер! - Немец дрожащими руками принял мчади и стал за обе щеки уплетать его. С минуту тетя смотрела на жадно евшего немца, потом снова вернулась на кухню, вынесла весь оставшийся мчади и отдала ему.

- Тетя, ты с ума сошла?! - схватил я ее за руки.

- Отстань, Сосойя! - Тетя отстранила меня и опять побежала на кухню. Немец с недоумением смотрел на нас.

- На, немец, на! На тебе сыр, на тебе вино! Бери! - Тетя сунула в руки немцу весь наш обед и вдруг расхохоталась.

- Тетя! - испугался я.

- Молчи, Сосойя, молчи! Пусть берет все! Пусть! Что еще тебе, немец? Скажи, что еще дать тебе? - выговаривала тетя сквозь смех.

- Папирос, фрау... - расцвел немец.

- Дай ему табак, Сосойя!

- Нет у меня табака!

- Есть! Полный карман!

- Нету! - заупрямился я.

- Отдай сейчас же! - Тетя засунула руку в мой карман и протянула немцу полную пригоршню табака. - На, бери! Бери!

Руки у немца были заняты, поэтому тетя сама насыпала ему в карман мой табак, потом легонько подтолкнула его и сказала с улыбкой:

- Иди теперь, немец, иди!

- О, фрау, данке зеер, данке шён!

- Иди, иди, немец!

Я смотрел, вытаращив глаза, на смеявшуюся тетю и не мог понять, что с ней происходит.

- Данке, фрау! - еще раз поблагодарил немец и стал пятиться к калитке.

- Не за что!

Тетя обняла меня, крепко прижала к груди и вдруг разрыдалась. Перепуганный немец поспешно вышел со двора.

Нодар Думбадзе "Я вижу солнце", 1965

Знаешь, ТС, я тебе скажу с высоты своего полета, точнее - с высоты своего, что наблюдал один мой незнакомый человек.

Еще недавно, но для него уже давно, закончился один локальный конфликт.
На территории моей страны.

И там все было точно так же, но немного по-другому.

Вот например была форма компании "АНА". Пафосная - что я ебу. Тростник ее звали.

На территории РФ ее было не купить практически, а например там она - была. Доступно, но дороже.

(почему не купить? Так всеж для армии Лаоса! (но почему-то это все продавалось не на территории государства Лаос, а в соседнем, гордом горном государстве)

Но есть эпизод, и зашел в учебники. Инженерных войск.

Приехали славные войны Лаоса, в славный город,  у которого были рынки.

Город тот, граничил с той областью, где славные войны Лаоса - наводили конституционные порядки и вот это вот все.

И вот воин, на рынке, одел китель с молнией (фирмы АНА, а на самом деле, подделку, свел молнию, и замкнул - электровзрывную цепь.

И его разорвало нахуй блядь к хуям пополам.

Даже видосы есть. С двух сторон. Тех времен.

Как? А я расскажу вам как.

Одна половина молнии - был один контакт, другая - другой. А между ними - батарейка, простой электродетонатор армейский (проданный им - русским иваном-нетвойне)+детонирующий шнур. Соединенные последовательно.

Скорость детонации стандартного армейского детонирующего шнура - 6 км\сек.

Человека просто распилило пополам. С эффектами.

Кто не верит - читаем руководство по подрывным работам.

Что может перебить детонирующий шнур.

Я охотно поверю, что советский солдат - просто сунул сахар ребенку противника. Мимо проходя.
(мой дед, пережил оккупацию на Брянщине - рассказывал моему отцу, немцы - всегда давали сласти).

Но кусочек носа, моему деду - откусила собака немцев.
И ели они они очистки, пока немчура - столовалась в хате родителей - моего деда.

Мой дед  - закончил службу капитаном. Мой батя - майором. А незнакомый мне человек - промолчит, в каком звании он окончил службу.

P.S. Все совпадения с реальными событиями - случайны, и являются художественным вымыслом.