Мама меня очень хотела и ждала. Так сильно, что не отказалась рожать, хотя ей грозили слепотой.

Мама не ослепла, но вот мне  пообещали (ну, вернее, родителям, тк с новорождённым особо не пообщаешься) - помру  в 5 лет. Это если на укольчиках и в больничке жить.

Первую операцию мне делали где-то в 2 года, ее я не помню. Вторую тоже, хотя хорошо помню палату в Германии - в 4 годика меня подселились к мальчикам, других мест не было)  нас вкусно кормили, а катетер выпадал, когда мы дрались через кровати с высокими бортиками подушками! Вставлять его было неприятно, но мы все равно дрались)

Но вот третья операция  была уже в осознанном возрасте. Меня привезли в детское отделение, где собирались выяснять, получится ли помочь уколами или на третью.

И вот когда я была ещё в начале коридора, я увидела выезжающую из одной палаты девочку на каталке (это значит, что ее забирали на операцию).  Она улыбалась и махала всем рукой - в мою сторону. И вот эта храбрая девочка навсегда мне запомнилась - улыбаемся и машем.

Иногда я думаю о том, что больше ее не видела, но не хочу об этом думать.

А операций у меня было 4 и все закончилось хорошо. Даже очень хорошо, учитывая, что врач недавно сказал: «а как это вы из четвёртой степени рефлюкса в первую перешли?». И сказал, что так не бывает)

Все бывает. И чудеса тоже.

Проблема в том, что чудо на то и чудо, чтотпроисходит раз в миллион случаев. А мы хотим, чтобы чудо происходило каждый раз(

Когда я работал в своей первой больнице, административную должность главного хирурга занимал очень опытный врач. Он очень редко улыбался, еще реже кого-то хвалил и очень часто повторял "чудес не бывает". У пациента вздут живот через три дня после операции и наросли лейкоциты "ищите несостоятельность, чудес не бывает"; тяжелая пациентка стабилизировалась после обширной операции "это временно, светлый промежуток, чудес не бывает". И он всегда оказывался прав. Пациента брали на повторную операцию и находили абсцесс в малом тазу, а пожилая пациентка спустя несколько часов «пикировала» в полиорганную недостаточность. В ее истории появлялась запись «не смотря на проводимую интенсивную терапию, состояние прогрессивно ухудшалось, в … часов по кардиомонитору отмечена брадикардия, перешедшая в асистолию. Немедленно начат непрямой массаж сердца… в … часов констатирована биологическая смерть». Это был мрачный злой дух, разрушающий с каждым таким случаем нашу веру в чудо. Хирургический Фауст, день за днем делающий из нас, очарованных возможностями медицины вчерашних студентов, настоящих хирургов – реалистов и прагматиков. Смывая прекраснодушие, мы скоро перестали сами себе говорить о том, что медицина всесильна, что безнадежных случаев не бывает и шанс есть всегда. Но, разумеется, продолжали говорить это пациентам и их родственникам, не отводя глаза. Нас так учили. Мы так чувствовали...

Неделю назад. Маше 17 лет. У нее красивые слегка вьющиеся черные волосы, правильные черты лица, тонкий нос, темные глаза под полуприкрытыми веками с пушистыи ресницами. Кожа фарфоровая, почти прозрачная. Красиво очерченный рот с чуть вздернутой верхней губой. Кажется, что она чему-то улыбается во сне. Утром с Машей произошла беда. Из доклада дежурного реаниматолога она "была сбита малотоннажным грузовым автомобилем типа ГАЗель. Получила тяжелую открытую ЧМТ. Перелом основания черепа. Кровоизлияние в ствол головного мозга. Обширную внутричерепную гематому". За этими лаконичными строчками из докладов врачей стоят родители с пустыми от ужаса глазами, чей единственный ребенок на асфальте в крови, мать, пытающаяся поднять ей голову, вытирает платочком тонкую струйку крови из ее уха, шепчет, успокаивая как в детстве "Маша, Машенька, доченька, потерпи". Маша на земле с раскинутыми руками без сознания и ее не слышит, крики прохожих, скорая, кровь на капоте, осколки стекла.

Реанимационный зал. Первые часы после тяжелейшей операции. Норадреналин, искусственная вентиляция легких. Смотрю на нее застывшими от ужаса глазами. Живая - пока еще - иллюстрация того, как все хрупко в жизни, как юное, полное жизни, желаний, замыслов, чувств разбивается о стальной капот ГАЗели. В ушах Его голос "чудес не бывает". И полное осознание того, что она умрет. Очень скоро. Появится фраза «не смотря на проводимую интенсивную терапию…» И вместе с ней умрут еще два человека, которые молятся сейчас у дверей отделения. ...

Три дня назад. "Отмечена выраженная положительная динамика. В сознании, ограниченно доступна контакту. Команды выполняет". На вопросительный взгляд коллеги делаю вид, что глаза чешутся – киваю на окно – «аллергия». Кажется, он понимает, у него, похоже, такая же «аллергия». Мне хочется расцеловать реаниматолога. Маша дышит сама. Адреналин отключен. Она открывает глаза в ответ на свое имя. Она следит взглядом. Пришел заведующий нейрохирургией. "Этого не может быть. Кровоизлияние в ствол! Они не выживают! Они нигде в мире после таких травм не выживают - они не совместимы с жизнью! Мы ей шестьдесят кубиков гематому удалили!". ...

Сегодня. Маша сидит в постели, и спрашивает, улыбаясь в ответ на обращенные к ней улыбки столпившихся вокруг врачей: "Когда меня переведут в отделение, после девяти часов, да?" Она в ясном сознании. У нее нет неврологического дефицита. Она еще слабенькая, но это скоро пройдет. "Да, после девяти". Врачи задерживаются возле нее дольше, чем нужно. Наконец, уходят к следующему пациенту. Я подходу к ней: "Вы молодец, Маша, вы такая умница". Касаюсь ее руки. Маша берет мою руку в свою маленькую теплую ладонь и слегка пожимает. Она улыбается и произносит "Спасибо". Я снова тру глаза, улыбаюсь всем лицом и обнимаю ее ладонь своими. Ты никогда не узнаешь, как много ты сделала. Ты убила моего Фауста.

источник