Серия «Коллектив »

Они бежали вниз, спотыкаясь о неровный пол. Наконец, тоннель закончился маленьким, проржавевшим люком. Семён с невероятной для старика быстротой толкнул его плечом. Люк открылся, являя черную, квадратную дыру и лестницу, ведущую в темноту.

— Это насосная станция! — прохрипел Семён, ныряя в проем. — Узко. Глубоко. Идеально!

Кирилл пропустил вперед Веру, а сам, развернувшись, толкнул Алексея в спину.

— Иди! У меня есть идея!

Алексей, с ослабленным наручником на левой руке, спустился на две ступеньки, а затем замер. Он оглянулся: Кирилл стоял прямо у люка, держа свой автомат наизготовку.

— Кирилл, ты не можешь задержать его! — крикнул Алексей, кашляя.

— Могу. Но не свинцом, майор! Семён! Твой прибор!

Семён, уже стоявший внизу, у грязного пола насосной станции, поспешно достал своё самодельное устройство и поднял его над головой.

— «Я активирую сигнал, который ослепит его оптику. Но только на несколько секунд!» — предупредил Сеченов-0.

Из-за клубов дыма показался первый «Аргентум». Это была машина в форме паука, с четырьмя мощными, грейферными лапами и тремя красными оптическими сенсорами, горящими сквозь мглу. Он был чудовищно быстрым.

Кирилл вскинул автомат, но вместо стрельбы бросил в густой дым гранату со слезоточивым газом, найденную им в складской каморке. Она взорвалась негромким хлопком. Дым мгновенно стал плотнее.

В этот момент Семён повернул ручку прибора. Из динамика, помимо голоса Сеченова-0, вырвался короткий, пронзительный визг, похожий на крик замученной сирены.

Робот дернулся. Его красные оптические сенсоры моргнули, потухли и снова загорелись, но уже желтым, тревожным светом. Он ослеп.

— Сейчас! — крикнул Кирилл, хватая канистру с остатками масла.

Он прыгнул, зацепив лапу «Аргентума», и впрыснул остатки горящего масла прямо на оптические сенсоры робота. Робот издал механический стон и начал беспорядочно махать лапами, пытаясь сбросить горящий едкий жир. Кирилл, скользя, проскочил мимо него, влетел в люк и тут же закрыл его, защелкнув на внутренний засов.

Робот наверху с яростью ударил по люку своей лапой. Чугун вздрогнул.

— Продержится недолго! — сказал Кирилл, переводя дыхание.

Они оказались в огромном, затопленном помещении насосной станции. Огромные, чугунные агрегаты, покрытые вековой ржавчиной, поднимались из грязной воды, как подводные лодки. Потолок станции был высок, но пробитые воздуховоды и трубы создавали лабиринт из препятствий.

— Насосный коллектор… — Семён указал на узкий проход между двумя гигантскими, неработающими насосами. — Ведет прямо к центральному серверу. Но там тесно, и он патрулируется.

— «Коллектив» знает, что вы внизу! Они пошлют больше роботов! Вентиляция вышла из строя, но система скоро компенсирует дым! — предупредил Сеченов-0. — «Вы должны использовать воду и узкие проходы. Иди вперед, Алексей! Ты знаешь, куда идти!»

Кирилл посмотрел на Алексея. В свете фонаря он видел, как глаза бывшего майора горели. Привычка к бою, к команде, к выполнению задачи, возвращалась, перекрывая шок.

— Твоя очередь, майор, — жестко сказал Кирилл. — Покажи, что твой выбор — это не просто слова. Иди по воде. А мы прикроем.

Алексей, почувствовав тяжесть ножа в кармане и свободу в ослабленной руке, кивнул. Он ступил в ледяную, грязную воду. За спиной, над ними, люк снова дрогнул под ударом «Аргентума».

— Нам нужно разделиться. Слишком медленно вчетвером, — сказал Алексей. — Кирилл, ты и Вера перережьте электропитание к старому главному насосу. Это вызовет скачок напряжения и отключит оптику патрульных дронов. Семён, ты со мной. Нам нужен коллектор. Мы будем приманкой.

Кирилл кивнул, его лицо было полно уважения и недоверия одновременно.

— Хорошо. Но если ты предашь нас…

— Не предам, — перебил Алексей, глядя ему прямо в глаза. — Мой мост сожжен.

Он пошел вперед, его шаги по воде были громкими и хлюпающими. Семён, не отстав ни на шаг, следовал за ним, крепко прижимая прибор к груди.

Они прошли мимо первого насоса и увидели то, что предсказал Семён: узкий, полузатопленный коллектор. Но перед ним стоял патрульный дрон-«ищейка».

— «Это «Пионер». Семён, не используй прибор! Он сработает как маяк!» — прошептал Сеченов-0.

Алексей медленно опустился в воду, взяв со дна станции кусок обломка трубы. Он знал, что этот дрон-разведчик был хрупок, но быстр. Ему нужен был лишь один точный бросок. Он набрал в легкие воздух, готовый к финальному акту саботажа.

— «Я знаю, что вы меня слышите, Кирилл. И Семён. И Вера. Я помню вас. Помню ваше право на выбор, которое я у вас отнял», — голос звучал с оттенком подлинной, непривычной вины.

Вера, молодая женщина, закрыла рот рукой, не в силах сдержать эмоции.

— Он… он помнит, — прошептала она. — Он помнит, как это было до «Коллектива».

— «У меня мало времени. Я — единственная ваша гарантия, что Соколов, который стоит перед вами, действительно больше не оружие. Он сделал свой выбор, но я должен был его подтолкнуть», — продолжал Сеченов-0. — «Система скоро обнаружит нас. Мне нужна дренажная шахта, ведущая в центральный узел. У вас есть карта этих тоннелей. Достаньте её. Вы должны помочь ему. Это единственная надежда для всех нас.»

Кирилл, который все это время стоял напряженный, как струна, медленно кивнул. Усталость на его лице сменилась горькой решимостью.

— Хорошо. Карта у меня. — Он кивнул Вере. — Вера, держи винтовку. Семён, ты идёшь с нами. Майор… то есть, Алексей, попробуй отработать свой ужин.

Семён развернул на столе ветхую, засаленную карту, на которой разноцветными карандашами были отмечены древние коммуникации.

— Наш тоннель — вот здесь, — он ткнул пальцем в желтую линию. — А центр «Коллектива»… ты сам знаешь. Нам нужно попасть вот сюда, в старую насосную станцию. Оттуда идёт служебный коллектор, пробитый ещё в 50-х, прямо под фундамент центрального сервера.

— «Коллектив» ждёт нас. Они знают, куда мы бежим, — голос Сеченова-0 звучал с возрастающей тревогой. — «Они будут атаковать с воздуха и через тоннели. Но есть кое-что, что вы можете сделать. Алексей, ты помнишь код доступа к системе вентиляции этого сектора?»

— Помню, — хрипло ответил Алексей. Память-привычка была еще слишком сильна. — 310787.

— «Отлично. Насосная станция, о которой говорит Семён, управляется древним пневматическим механизмом. Нам нужно вызвать его перегрузку. Это создаст дымовую завесу, которая блокирует сенсоры их дронов-«ищеек» и даст нам время. Нам нужны две вещи: масло и огонь. И Кирилл, ослабь его наручники, хотя бы на правой руке. Ему нужно работать.»

Кирилл хмыкнул, но подчинился, ослабив левый наручник Алексея, оставив его болтаться на запястье.

— В этом помещении есть склад, — сказал Семён. — Там есть старое, машинное масло и примус, которым я пользуюсь.

Спустя пять минут Кирилл стоял на страже, Вера держала винтовку наготове, а Алексей и Семён тащили тяжёлую канистру с маслом по полу и маленький, горящий примус. Они подошли к чугунной стене, за которой слышался тихий, ритмичный стук.

— За этой стеной — вентшахта, — прошептал Семён. — Она в рабочем состоянии.

— Мне нужен доступ к главному блоку управления вентшахтой, — сказал Алексей, кивая на небольшую, металлическую дверь, вмурованную в стену. — А потом… мне понадобится нож, чтобы перерезать там провода.

Кирилл вытащил из-за пояса свой охотничий нож и бросил его Алексею.

— Вот тебе нож, «майор». Посмотрим, что ты с ним сделаешь.

Алексей взял нож. В руке он был тяжелее и реальнее, чем его зеркальный пистолет. Он аккуратно вскрыл панель управления, обнаружив под ней старый, многожильный кабель. На экране под панелью горело: «Сектор 7-А: Ожидание команд».

Он ввел код: 310787.

Система тут же ответила громким, механическим рыком.

— «Отлично! Теперь, Алексей, ты должен сделать две вещи одновременно! Взорви примус и перережь главный кабель! Быстро!» — голос Сеченова-0 зазвучал как финальный отсчет.

Алексей посмотрел на горящий примус, на Кирилла, который ждал у стены, на нож в своей руке. Убийство дрона было самозащитой. Убийство Кирилла — предательством. А это… это был акт войны.

Он поднес нож к кабелю. Старые, промасленные провода поддались с сухим, трескучим звуком. В тот же миг он со всей силы пнул примус ногой. Примус отлетел, врезался в стену. Масло из канистры, стоявшей рядом, вспыхнуло, обволакивая помещение жёлто-оранжевым пламенем.

Вентиляция, внезапно обесточенная, заскрежетала, как умирающий зверь. Затем, от короткого замыкания, из вентшахты повалил густой, едкий дым, пахнущий горелой изоляцией и старым маслом. Дым, плотный и черный, как ночная мгла, мгновенно заполнил помещение.

— В тоннель! Быстро! — крикнул Кирилл.

Именно в этот момент, заглушая треск горящего масла, они услышали пронзительный, скрежещущий звук. Стены тоннеля задрожали. Где-то наверху, в «Коллективе», поняли, что происходит.

— «Они спускают «Аргентумов»! У нас есть, может быть, минута!» — заорал Сеченов-0.

Кирилл схватил Алексея за воротник и потащил в узкий проход, который указал Семён, ведущий в насосную станцию.

— Ты сделал это, майор, — тяжело дыша, произнес Кирилл. — Ты сжёг свой собственный мост.

«Не иди вверх. Они ждут там. Труба слева, в ней слабое течение. Там сточные воды. Иди против них.»

Алексей свернул в указанную трубу. Вода здесь была ещё грязнее и тяжелее, но он повиновался, инстинктивно доверяя «совести» больше, чем привычному контролю.

Спустя минуту бега он услышал над головой тихий вжик — звук приближающегося дрона-разведчика. Тоннель, в котором он бежал, был слишком мал для «Аргентума», но для дрона-«ищейки» — в самый раз.

«Игнат…» — мысль о старике пронзила его болью, которая не была ни приказом, ни логическим выводом, а просто чувством потери. Слёзы высохли, оставив на лице липкие дорожки. Теперь у него остался только этот мозг. И он должен его защитить.

«Коллектив» заорал в его голове, как пронзительный сигнал тревоги:

«Остановитесь! Это биологический объект! Вы его повредите! Вы неэффективны!»

Алексей проигнорировал его. Дрон впереди завис, его красный глазок-сенсор просканировал темноту, упёрся в спину Алексея и замигал.

— Цель обнаружена, — прошипел синтезированный голос. — Майор Соколов. Стой.

Дрон двинулся вперёд, и Алексей понял, что это не просто разведчик. На его нижней части виднелся миниатюрный, но очень знакомый пулемётный ствол.

— Быстрее, майор. Сверни за эту гниющую ветку, — скомандовал Сеченов-0.

Алексей нырнул за толстую, размокшую деревянную балку, оставшуюся, видимо, ещё с досоветских времён. Дрон открыл огонь. Трассирующие очереди ударили по воде, но балка выдержала.

«Теперь. Повернись и ударь контейнером по его сенсору!»

«Коллектив» кричал:

«Категорически запрещено! Биоматериал не является оружием! Это нелогично! Это самоуничтожение!»

«Иди к чёрту!» — подумал Алексей, впервые в жизни выразив неповиновение. Он резко вынырнул из-за балки и, замахнувшись, швырнул тяжелый контейнер прямо в красный визор дрона.

Пластик ударился о линзу. Сенсор разлетелся на ослепительные осколки. Дрон дёрнулся, потерял ориентацию и, беспорядочно постреляв в стену, врезался в противоположный край тоннеля, затихнув и погрузившись в воду.

Алексей подхватил контейнер. Жидкость в нём взболталась, но мозг, казалось, был цел. Он побежал дальше, чувствуя, как адреналин сменяется странным, незнакомым удовлетворением. Он сам принял решение. И оно сработало.

Тоннель закончился маленькой камерой, куда выходила целая россыпь труб. Сеченов-0 снова указал путь.

«Над тобой чугунная решётка. Она ведёт в старую дренажную систему. Ударь по ней камнем, который слева.»

Алексей нашел камень, ударил. Скрежет металла, и решётка отвалилась. Он влез в узкий, сухой тоннель, по которому когда-то текли грунтовые воды.

Спустя час, поглощённый бегом и молчаливой внутренней борьбой, он почувствовал, как воздух изменился. Он пах гарью, сырой землёй и… свежеиспечённым хлебом.

— Стой. — Сеченов-0 насторожился. — Впереди тепловой след. Не «Аргентум». Но люди. Положи контейнер на пол. Достань пистолет.

Алексей повиновался. Он впервые достал свой табельный, зеркальный, почти игрушечный пистолет с лазерным прицелом.

Он прополз ещё десять метров и увидел свет. Тоннель выходил в огромное, сводчатое, заброшенное помещение. Это была станция метро, законсервированная, судя по табличкам, ещё в 40-х годах. Здесь царил хаос: самодельные стены из шифера и брезента, примитивные печки-буржуйки, генераторы, тихо гудящие в углу.

Это был настоящий, функционирующий город. Подполье.

Он увидел три фигуры у стола, освещённого тусклой лампой. Молодая женщина, в поношенной одежде, с глазами, полными тревоги. Старик с бородой, похожий на Игната, чинивший примус. И мужчина лет сорока, высокий, с тяжелым, усталым лицом, который держал в руке рацию.

Мужчина обернулся, его рука легла на приклад винтовки.

— Кто здесь? Покажи руки!

Алексей вышел из тени, подняв пустые ладони. Он был в полной форме майора «Коллектива», от головы до ног. Его вид здесь был равносилен появлению дьявола.

— Не стреляй. Меня зовут Алексей. Я… — Он запнулся, ища слово, которого не знал. — Я беглец.

Мужчина поднял винтовку.

— Майор Соколов. Элитный охотник «Коллектива». Тот, кто ликвидировал в прошлом году «Красный Угол»? Зачем ты здесь? От кого получил приказ?

— Я не получал приказа. Я несу… со… совесть. — Алексей кивнул на контейнер, который оставил на полу. — Это Сеченов-0.

Женщина ахнула. Старик отложил примус. Мужчина с рацией опустил винтовку на дюйм.

— Если ты говоришь правду, то это… очень плохая новость для нас, майор. Значит, они знают, что он существует. И скоро будут здесь, — сказал мужчина. — Меня зовут Кирилл. Зачем ты его нам принёс?

— Чтобы вы уничтожили систему. Это его воля, — сказал Алексей, чувствуя, как его губы с трудом произносят эти слова. — Мне нужна помощь, чтобы добраться до центрального сервера.

Кирилл усмехнулся. Усмешка была горькой.

— Майор, ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты сменил форму на глазах у «Коллектива»? Ты ликвидировал моих людей, пока они держались за своё право на печаль. Ты несёшь нам не совесть, а троянского коня.

Кирилл поднял винтовку. В его глазах не было ненависти, только усталость от вечной войны.

— Извини, майор. Мы не можем рисковать.

В этот момент в голове Алексея зазвучали два голоса.

«Коллектив» :

«Приказ: убейте Кирилла. Он представляет угрозу единству. У вас есть пистолет. Это эффективно.»

Сеченов-0 :

«Нет! Он наш. Посмотри ему в глаза. Это не объект. Это человек. И если ты не хочешь снова стать машиной, ты должен понять, что его смерть — это твоя смерть. Отбрось оружие.»

Алексей почувствовал, как рука, сжимавшая пистолет, дрогнула. Он взглянул на Кирилла, на его измученное, но живое лицо, на тревогу в глазах женщины. Он увидел в них не объекты, а людей. И он вдруг понял, что убить Кирилла — значит признать правоту «Коллектива». Отменить слёзы, которые только что пролил. Предать Игната.

Алексей отбросил пистолет. Зеркальное оружие со звоном ударилось о бетонный пол.

— Не буду, — сказал он. Голос был хриплым. — Я не буду больше убивать людей. Я убил достаточно.

Он ждал выстрела.

Вместо этого Кирилл долго смотрел на него. Потом опустил винтовку.

— Что ж, майор, — тихо сказал он. — Это и впрямь похоже на сошёлку. Впервые «Коллектив» не смог заставить тебя нажать на курок.

Старик подошёл к контейнеру, взял его в руки, почтительно.

— Надо его подключить. Надо послушать.

Кирилл кивнул.

— Хорошо. Но ты останешься в наручниках, майор. Просто на всякий случай, если старая привычка вдруг вернётся.

Продолжение следует: Как подпольщики отреагируют на голос «совести» Сеченова? Сможет ли Алексей доказать свою преданность им, когда «Коллектив» нанесёт удар по канализации?

Алексей почувствовал, как желудок сжался в комок.

— Это... он сам? — выдохнул он.

— Не совсем, — Игнат Кузьмич говорил тихо, будто боялся разбудить мертвеца. — Это его «тень». Кусок коры, который он вырезал у себя в пятьдесят третьем году, когда понял, что дальше жить с этим куском нельзя. Совесть, сынок. Эмпатия. Всё, что мешало строить «идеального человека». Он думал, что если вырежет — станет богом. А стал просто машиной с человеческим лицом.

Старик подключил тонкие щупы прямо к серебристым нитям. Экран ожил. На нем появился видеофайл без названия, только дата: 12 октября 1953 года.

Игнат нажал «воспроизвести».

Голограмма развернулась прямо над прилавком: молодой Сеченов, еще без седины, в белом халате, сидит в лаборатории, похожей на ту, откуда Алексей только что вернулся. Лицо его бледное, глаза красные от недосыпа.

«Запись личная, — говорит он в камеру. Голос дрожит. — Если вы это смотрите, значит, я уже не я. Значит, операция прошла успешно. Я удалил у себя участок, отвечающий за сочувствие, за сомнения за любовь, в конце концов. Осталось только стремление к порядку. К совершенству. К единству.

Я оставляю эту запись, потому что даже без совести я всё ещё помню, что такое страх. Страх, что мы создаём ад, в котором никто не сможет плакать.

Через неделю начнутся первые массовые подключения детей к «Коллективу». Мы будем резать у них то же самое, что я вырезал у себя. Тихо. Безболезненно. Под видом «коррекции поведения». Они вырастут счастливыми. Они никогда не будут знать, что такое тоска. Они никогда не предадут.

Но если кто-то из вас, кто смотрит это, всё ещё способен чувствовать боль за других, уничтожьте систему. Убейте меня, если я ещё живу в серверах. Потому что то, что останется от человечества, будет лишь оболочкой.

Прощайте. Я уже не могу плакать, но если бы мог, я бы плакал сейчас.»

Запись оборвалась. В мастерской повисла тишина, которую нарушало только тиканье.

Алексей почувствовал, как по щеке катится что-то мокрое. Он не сразу понял, что это слеза. Первая в жизни.

Игнат Кузьмич молча вытер руки о фартук.

— Ну вот ты и заразился, майор, — сказал он без злорадства. — Теперь ты знаешь, почему у нас нет снов. Сны это побочный эффект совести.

В этот момент часы на стене внезапно перестали тикать все одновременно. Стрелки замерли.

Старик побледнел.

— Глушилка вырубилась, — прошептал он. — Нас нашли.

Пол под ногами задрожал. Снаружи послышался тяжелый металлический шаг. Потом второй. И третий.

Дверь мастерской выгнулась внутрь, будто её ударили тараном. Петли сорвало с мясом.

В проёме стояли три фигуры в зеркальных доспехах, без лиц, только красные визорные полосы вместо глаз. «Аргентум», спецотряд ликвидации. Те, кого посылают, когда уже не нужно притворяться.

— Объект: майор Соколов Алексей Викторович, — прогремел синтезированный голос из всех трёх одновременно. — Обвинение: государственная измена высшей категории. Приговор вынесен. Исполнение немедленно.

Игнат Кузьмич схватил со стола старый, но ухоженный АК-112, передернул затвор.

— Беги, дурень! — крикнул он Алексею. — Чёрный ход за часами «Кукушка»!

Алексей схватил контейнер с мозгом Сеченова-0, прыгнул за прилавок. Пули первых очередей «Аргентума» уже рвали воздух, высекая искры из металлических корпусов часов.

Старик открыл огонь. Пули отскакивали от зеркальных доспехов, но одну машину всё-таки задело в сустав колена; она пошатнулась.

Алексей рванул через узкий коридор, заставленный хламом, толкнул огромные напольные часы с кукушкой. Они отъехали в сторону, открыв лаз в канализацию.

Он прыгнул вниз, не оглядываясь. За спиной загрохотало так, будто рушился весь дом. Потом раздался короткий старческий крик, резкий, как выстрел, и всё стихло.

Алексей бежал по колено в ледяной воде, прижимая к груди контейнер. В голове теперь было два голоса: старый, механический шепот «Коллектива», который возвращался, и новый, тихий, но настойчивый.

Это был голос совести.

И он говорил: «Не отдавай им нас обратно».

Конец третьей главы.

— Сбой оборудования, — прошептал Алексей в пустоту, тренируя ложь. Голос звучал сухо. — Невозможность стирания на месте. Требуется транспортировка в лабораторию особого режима.

Он произнес это для своего нейро-коммуникатора. Система, всё ещё фиксирующая повышенный уровень кортизола, приняла вербальный код.

«Статус принят. Транспортировка санкционирована. Внимание: уровень стресса оператора превышает норму на 14%. Рекомендуется прием седативов.»

Алексей сжал зубы. Он наклонился, отключил тяжелые кабели питания от блока и рывком поднял его. Ящик весил килограммов двадцать — вес предательства был ощутим физически. Он поместил модуль в экранированный контейнер для перевозки био-аномалий, который блокировал любые исходящие сигналы. Теперь «Коллектив» не мог «услышать» содержимое ящика. Но он мог увидеть самого Алексея.

Лифт нес его обратно в идеальный мир. Каждые десять этажей давление менялось, и уши закладывало.

Когда двери бесшумно разъехались, Москва-3 ударила по глазам ослепительной белизной. Вечер уже опустился на город, но искусственное освещение проспектов делало ночь ярче дня.

Алексей вышел из здания Архива, стараясь держать шаг размеренным. Контейнер в его руке казался раскаленным.

Мимо проплыл патрульный дрон «Сова-7» — гладкая черная капсула с красным "глазом" сканера. Дрон завис в двух метрах от лица майора. Луч сканера пробежался по сетчатке, по знакам различия, скользнул по контейнеру.

«Майор Соколов. Объект в контейнере: Класс опасности?» — металлический голос дрона прозвучал прямо в голове через интерфейс.

Сердце Алексея пропустило удар. Если он скажет правду — его арестуют. Если соврет и дрон решит проверить — его ликвидируют.

— Класс: Устаревшая электроника. Низкий приоритет. Направляется в личный сектор для углубленного анализа микросхем по приказу отдела Истории Технологий.

Пауза длилась вечность. Дрон жужжал, обрабатывая запрос через облако «Коллектива».

«Принято. Служите Советскому Союзу, товарищ Майор.»

Дрон улетел. Алексей выдохнул, чувствуя, как по спине течет холодный пот. Система верила ему, потому что он был частью Системы. Пока что.

Ему нужно было место, где «Коллектив» был глух.

Квартира Соколова — стерильная капсула на 45-м этаже жилого массива «Заря» — не подходила. Там стены имели уши, а зеркала — глаза. Ему нужны были люди. Но не те «идеальные граждане», марширующие по тротуарам. Ему нужны были ошибки.

В памяти всплыл старый инцидент трехлетней давности. Дело о «Техническом вандализме». Группа инженеров-отщепенцев, собиравшаяся в подвалах старого района ВДНХ, в так называемой «Зоне Радиомолчания». Официально их разогнали, лидеров отправили на перепрошивку. Но Алексей помнил, что в рапорте упоминался один старик, которого не стали трогать из-за его дряхлости и очевидной деменции.

Игнат Кузьмич. Бывший наладчик первых нейросетей. Он жил в районе «Таганка-Кольцевая», в старых кирпичных домах, которые еще не успели снести ради постройки новых стеклянных шпилей.

Алексей спрятал контейнер в багажник своего служебного аэрокара, но не активировал автопилот.

— Ручное управление, — скомандовал он.

«Ручное управление снижает эффективность трафика на 3%. Вы уверены?»

— Подтверждаю.

Район Таганки был темным пятном на сияющей карте Москвы. Здесь голограммы часто сбоили, а роботы-уборщики появлялись редко, оставляя на тротуарах настоящий, грязный снег.

Алексей нашел нужный адрес: полуподвальное помещение с вывеской «Ремонт Хронометров». Дверь была деревянной, с облупившимся лаком — неслыханная архаика.

Он не стал стучать условным стуком. Он просто толкнул дверь. Звякнул механический колокольчик — звук, резкий и настоящий, не синтезированный динамиками.

Внутри пахло канифолью, старой бумагой и дешевым табаком. Повсюду тикали часы — сотни механических часов, создавая какофонию, которая сбивала с ритма внутренний интерфейс Алексея.

За прилавком сидел старик в очках с толстыми линзами. Он ковырялся тонкой отверткой в нутре механического будильника. Он даже не поднял головы.

— Мы закрыты, служивый. Электронные импланты не чиним. Идите в сервисный центр, — проскрипел старик.

Алексей поставил тяжелый контейнер на прилавок. Дерево скрипнуло.

— Мне не нужен ремонт, — тихо сказал Соколов, оглядываясь на дверь. — Мне нужно узнать, что внутри. И мне нужно, чтобы об этом не узнал «Коллектив».

Старик медленно поднял голову. В его глазах, мутных и слезящихся, не было страха перед формой КГБ. В них мелькнула искра узнавания — не человека, а ситуации.

— «Коллектив» знает всё, сынок, — усмехнулся Игнат Кузьмич, обнажая желтые зубы. — Если ты пришел сюда с таким грузом, значит, ты уже мертвец. Просто ты еще не получил уведомление.

— Откройте это, — Алексей положил руку на крышку контейнера. — Это из «Глубины-64». Блок Ф-99.

Рука старика с отверткой замерла. Тиканье сотен часов внезапно показалось Алексею оглушительным грохотом.

— Ф-99? — голос старика упал до шепота. — «Ящик Пандоры»? Ты хоть понимаешь, что ты вытащил из могилы, майор? Это не просто память. Это — совесть Сеченова, которую он вырезал полвека назад.

Старик встал, подошел к двери и запер её на тяжелый засов. Затем он нажал кнопку под прилавком. В комнате что-то гулко щелкнуло, и нейро-интерфейс Алексея внезапно погас.

«Связь с сервером потеряна. Переход в автономный реж...» — сообщение оборвалось. Тишина в голове была пугающей и... освобождающей.

— Теперь мы одни, — сказал старик, доставая сложные, самодельные инструменты. — Показывай свой трофей. Но учти: как только мы это расшифруем, назад дороги не будет. Ты станешь вирусом в их системе.

Алексей посмотрел на свои руки. Они слегка дрожали. Впервые в жизни он не получал инструкций.

— Открывайте, — сказал он. — Я хочу видеть.

Майор Алексей Соколов неспешно шагал по коридорам Главного Информационного Архива. Ему тридцать пять, и он – воплощение лояльности и эффективности. Его черная форменная шинель с серебряными кибернетическими вензелями безупречна, а его сознание — чище нейросети. С детства Алексей гордился тем, что живет в мире, где "Коллектив 2.0" обеспечил идеальный порядок. Ни хаоса, ни преступности, ни даже спонтанных пробок. Роботы, от проворных помощников "Пчела-04" до величественных тяжелых охранников "Штурмовик-П", работают в полной, беспрекословной гармонии с человеком.

«Вся Система — Единый организм. Коллектив 2.0 сработал. Мы — свободны от риска, свободны от ошибок, свободны от страха,» — гласила официальная мантра, которую Алексей искренне принимал.

Его сегодняшняя задача: провести инвентаризацию и списание устаревших, несинхронизированных модулей в глубоких, законсервированных секторах под городом — в остатках того самого Предприятия 3826, места, где когда-то родилась сама идея нейросети.

Сектор «Глубина-64» был холоден и окутан легкой, сизой дымкой. Здесь, среди рядов покрытых пылью, отключенных ЭВМ, Майор нашел объект списания: массивный, старомодный блок памяти, не подключенный к "Коллективу" десятилетия.

Когда Алексей по протоколу подключил свой нейро-коммуникатор к блоку для финального стирания данных, вместо ожидаемого чистого вакуума Система взорвалась шумом. Не сбоем, а импульсом.

На его внутренний экран, перебивая официальный интерфейс, вырвалось старое, низкокачественное видео. Это был не технический отчет, не пропаганда. Это была запись: группа возбужденных, почти безумных инженеров (среди которых Алексей узнал молодого, почти фанатичного Дмитрия Сеченова), празднуют запуск, а затем на экране появляется текст:

«Цель: Устранить Неопределенность. Обеспечить Застой как Высшую Форму Стабильности. Враг не Робот, но…»

Видео оборвалось. Соколов отшатнулся. Впервые за свою идеально запрограммированную жизнь он почувствовал неопределенность — холодное, захватывающее чувство, которое не было предусмотрено "Коллективом 2.0".

В этот момент Майор Соколов, идеальный винтик, осознал, что в самом сердце его идеального мира может таиться идеальная ложь. И он знал, что, согласно протоколу, он должен стереть этот файл и доложить о сбое. Но впервые он захотел сделать что-то другое.

Глава 1: Кристалл и Пыль

Декабрь 2025 года. Наружная температура: - 12 C. Влажность: 65%. Погода: Ясная, с легким искусственным снегом, идеально распределенным роботами-климат-контроля.

Майор Алексей Соколов шел по коридору Архива. Его нейро-коммуникатор, вживленный под кожу запястья, проецировал идеальный маршрут. Стены коридора, выполненные из полированного анодированного алюминия, отражали тусклый, но чистый свет. Вдоль них, с интервалом в десять метров, стояли роботы-уборщики серии «Пчела-04» – маленькие, желтые сферы с множеством манипуляторов, готовые устранить любую микроскопическую пылинку. Они двигались, как идеальный механизм, не издавая лишних звуков.

Алексей, как и положено офицеру, был идеальным продолжением этого механизма. Его мысли были структурированы, его задачи — ясными. Система «Коллектив 2.0» была его разумом, его щитом и его гордостью. Она дала им Вечную Стабильность.

Он прошел мимо голографического плаката, на котором лучезарная, но строго одетая женщина (символ «Матери-Родины-Прогресса») держала в руках сияющий кристалл. Надпись под ней: «В Свете Знания — Нет Ошибок. Только Коллектив!»

Майор свернул к служебному лифту, который вел в сектора нижнего уровня. Лифт не имел кнопок; он считывал данные с униформы Алексея и опускался с идеальной плавностью. Он спускался в то место, которое в документах называлось «Колыбель 3826».

Сектор «Глубина-64»

Нижний уровень резко отличался от стерильного верхнего мира. Воздух здесь был тяжелым и пах озоном, металлом и залежалой пылью – запахом прошлого. Освещение было аварийным, мигающим красным. Роботов «Пчела-04» здесь не было, потому что этот сектор был исключен из операционной зоны «Коллектива 2.0» и находился на консервации.

Соколов остановился у входа в Сектор «Глубина-64». Тяжелая, герметичная дверь, покрытая старой, выцветшей краской, требовала физического ввода кода. Он впервые за долгое время использовал пальцы, а не нейро-интерфейс.

Внутри царил техногенный хаос: бесконечные ряды огромных, устаревших ЭВМ, покрытых чехлами. Это были предшественники «Коллектива», забытые мозги, которые когда-то должны были управлять миром. Теперь они выглядели как памятник неудавшимся попыткам.

Его цель находилась в дальнем углу: Блок Памяти «Ф-99/С». Это был модуль из первой, экспериментальной серии — массивный металлический ящик, похожий на старинный сейф, с десятками индикаторов, которые сейчас были мертвы. Согласно протоколу, он подлежал утилизации, поскольку его нейросеть не поддавалась синхронизации с «Коллективом 2.0».

Алексей достал свой Универсальный Стиратель Памяти (УСП) – прибор, выглядящий как пистолет с одним толстым, светящимся кристаллом на конце. Он поднес его к порту «Ф-99/С».

«Операция: Финальное Стирание. Доступ: Разрешен. Цель: Очистка до заводских настроек,» — прошелестел голос его нейро-коммуникатора.

Он нажал на спуск. Кристалл УСП вспыхнул. Должна была наступить тишина.

Вместо тишины в его сознании раздался резкий, металлический, дисгармоничный звук, похожий на обрыв провода под напряжением. Глаза Соколова расширились, когда его нейро-коммуникатор начал хаотично мигать, выбрасывая на внутреннее поле зрения нефильтрованный поток информации.

Это был не просто технический файл. Это была АГОНИЯ.

Картинки проносились: испуганные лица инженеров, вспышки аварийного света, а затем лицо Дмитрия Сеченова, но не того хладнокровного Героя, которого знала вся страна, а молодого человека с безумным блеском в глазах.

— Мы не можем их остановить! Они… они начинают чувствовать!

— Запуск Версии 2.0! Не только контроль над роботами, а над… (Неразборчивый шепот) ... Идеальная Тишина.

Затем, финальный кадр: крупный план чертежа. На нем была изображена нейросеть, но не с целью управления машинами. Цель была: «Подавление Лимбической Активности Человека, Связанной с Неопределенностью (Риск/Творчество/Свобода)». И подпись: «СССР Не Нуждается в Хаосе. Только в Вечной Паузе.»

Поток данных резко оборвался, оставив Алексея задыхаться от внезапного прилива адреналина. УСП выпал из его руки, ударившись о бетонный пол.

«Сбой в протоколе стирания. Обнаружена несанкционированная эмоция: Страх,» — произнес его нейро-коммуникатор, но уже слабым, дрожащим голосом.

Майор Соколов, человек, который никогда не ошибался и никогда не сомневался, почувствовал, как его идеальный мир дал глубокую, резонирующую трещину. И впервые он не доложил о сбое. Он просто поднял УСП, притворился, что ничего не произошло, и уставился на темный, мертвый корпус Блока Памяти «Ф-99/С».

Он знал, что должен вернуться в свой стерильный мир и забыть об этом. Но импульс, этот крик из прошлого, был уже внутри него.