Серия «Шёпот Извне»

Предыдущая часть: Шёпот Извне, часть 3

Начало: Шёпот Извне, часть 1

Я выбежал не оглядываясь и ещё долго страшился даже в мыслях вернуться в тот проклятый дом. Несколько последующих дней прошли для меня словно бы в сумраке. Меня пугала малейшая тень, а каждый шорох заставлял затравленно оглядываться. Мне казалось, что некто непрестанно наблюдает за мной. Откуда-то извне, из-за пределов ведомой простому смертному реальности. Спустя продолжительное время, когда моё душевное равновесие начало приходить в некоторую норму, Старкевич снова напомнил о себе. В своём послании он опять предложил встретиться у него дома. Желание своё он выражал весьма настойчиво, предлагая обсудить все недопонимания в спокойной обстановке, а также развеять мои страхи относительно того, что мне довелось увидеть в ту злосчастную ночь.

На его предложение я откликнулся не сразу. Потребовалось ещё два дня, чтобы решиться на ответ. В своём сообщении я выразил готовность встретиться, но твёрдо указал, что не намерен более принимать участия в его экспериментах, а даже напротив, собираюсь прекратить их, с его согласия или без.

Путь к дому Старкевича дался мне с тяжёлым сердцем. Больше всего хотелось развернуться и направиться прямиком в полицию, но уважение к светлому уму и силе того открытия, что совершил этот учёный-затворник, не позволяли мне этого сделать. Мне не хотелось губить Старкевича, но лишь отвадить его от опасной игры, что он затеял в своей гордыне.

Он снова ждал меня в гостиной. Казалось, с нашей последней встречи ничего не изменилось, и Старкевич никоим образом не выражал беспокойства.

• Вы приехали, - тихо промолвил хозяин дома из кресла.

• Да, - я подошёл ближе, - но не намерен надолго оставаться. Я собираюсь закончить тот омерзительный шабаш, что Вы устроили здесь.

• Всё что Вы видели - это твёрдая наука. Мы с Вами столкнулись с тем, что неподвластно обывательскому уму. Мы заглянули туда, куда никто до нас не заглядывал и после уже никогда не заглянет. И стоя на пороге величайшего из открытий, Вы намереваетесь отступить? Просто потому что позволи страху заставить Вас усомниться?

Всё тот же ровный и безучастный голос. Именно он, а не его слова, вызвали у меня гнев.

• Усомниться? - вскричал я. - Усомниться?! Пётр, взгляните на себя? Вы же сами уже не похожи на человека. Гибель безвинной души на нисколько не заставила Вас задуматься о случившемся! Всё человеческое Вам с того момента кажется обременительным. Разве можно в погоне за знанием отринуть мораль?! - не получив ответа я продолжил. - Вы глядели в бездну и сами не заметили, как бездна заглянула в Вас. Отныне я не желаю в этом участвовать. Если прямо сейчас мы не спустимся и не уничтожим эту дьявольскую машину, я отправлюсь в полицию!

Гневная тирада оставила меня с тяжёлым дыханием и пересохшим горлом. Увидев на столике сервиз, я схватил чашку и отпил из неё. Лицо Старкевич за время нашего разговора не выразило и проблеска эмоций. Устав же наблюдать его безразличное выражение, я с шумом поставил чашку обратно и подытожил:

• Что ж, вы сами выбрали свою судьбу.

Я направился было прочь из гостиной, но едва успел сделать несколько шагов, как тело неожиданно вышло из повиновения. Комната сделала кувырок, я пошатнулся, а затем колени мои перестали держать тело. Скрипнуло кресло, надо мной, беспомощным, распластанным по полу, появился Старкевич. В руке он держал чашку.

• Вы правы во всём, - тихо проговорил он. - Единожды узрев, что таится на той стороне, осознав всю глубину скрытых истин, я понял, что здесь лишь пустота и тлен. Кому нужны все эти мелкие дрязги, невежество и перманентный страх смертности, если можно познать основы, по которым существует этот мир?

• Чааай…, - сипло выдавил я, борясь с непослушным языком.

Старкевич медленно опустошил чашку на пол, после чего бросил на пол и та с жалобным звоном раскололась.

• Вы правы, я сам выбрал свою судьбу. Для Вас же, к моему великому сожалению, такой привилегии не осталось. Вы поможете мне, хотите того или нет.

В тот миг, когда Старкевич склонился надо мной, милостивый разум соизволил пощадить меня и окончательно погрузился во мрак забвения. Я не знал, что творил этот обезумевший учёный за время моей беспомощности, но безошибочно понял всю цепь событий в первые же секунды после пробуждения. И понимание этого привело меня в ужас.

Я снова лежал на пьедестале этой ужасной установки. Раструбы окружали меня со всех сторон, а своды помещения уже наполнялись скрежетом и шорохом пробуждающегося механизма. Первым же своим порывом я попытался встать и броситься прочь, но отрава, которой опоил меня Старкевич, всё ещё действовала на меня.

• Хорошо, что Вы очнулись, - послышался голос Старкевича, от которого не укрылось моё пробуждение. - Можете гордиться собой. Второй раз Вам выпала честь стать очевидцем великого перерождения.

Я не видел учёного, но понимал, что он делает в этот момент. Шум нарастал, воздух вокруг уже начинал подрагивать. Я понимал, что каждая секунда приближает меня к чудовищной развязке, но всё ещё ничего не мог сделать.

• А знаете, мне даже немного жаль Вас, - снова заговорил Старкевич. - Действительно жаль. Впервые за долгое время мне повстречался ум, который тоже страстно жаждет познаний. Давно мне не попадались подобные люди. Но, в конечном итоге, и Ваш разум оказался слабым. Если бы Вам только удалось встать рядом со мной… Наверное, мне всегда не хватало соратника, кого-то равного.

Дрожание воздуха окрепло, и вслед за ним уже начали прорезаться первые клубы потустороннего света. Я снова и снова пытался шевельнуться. Каким-то шестым, неведомым мне, чутьём, ощущалась нависающая тень смертельной угрозы. Животный ужас наполнял помыслы, одновременно притупляя разум, но и давая силы на дальнейшую борьбу. Я не сводил застывших глаз с разрастающегося светового пятна, что клубилось всё шире и шире, я не прекращал попыток овладеть собой.

Пятно света тем временем окончательно разрослось и расступилось. Раскрылся провал в чёрный космический мрак. Тяжкий нездешний взгляд обрушился сверху сокрушительным ударом. Кошмарные образы заполнили разум, терзая его тысячами незримых когтей. Нечто во мраке шевельнулось. Я скорее ощутил это, чем увидел глазами. Оно надвигалось неотвратимым злым роком. И вот уже в черноте потустороннего провала начало прорисовываться смутное, неописуемое и необъятное.

По пьедесталу взошёл Старкевич. Он стоял рядом со мной и неотрывно смотрел на плоды собственных трудов.

• Да! Да! Наконец-то! Придите сюда. Я так давно ждал! Уж в этот раз мне ничего не помешает!

Обуревавший меня ужас, достигнув наивысшей точки, видимо придал сил и помог столкнуть себя с пьедестала. Оказавшись на земле, я бросил взгляд на Старкевича и едва не потерял рассудок от явившейся мне картины. Оно было тут. Оно смотрело на меня, на Старкевича, на весь наш мир сквозь невесомую грань.

Я не знал иного выхода. В то мгновение я пребывал на грани помешательства и не отдавал себе отчёта. Но всё же помнил, как поднялся, как, пошатываясь и оступаясь, добрался до установки и начал беспорядочно тянуть и нажимать, в надежде остановить этот сатанинский механизм. Мой успех подтвердился в тот момент, когда внутри него протяжно заскрежетало и судорожно завибрировало. Я тут же бросился прочь и успел укрыться за одной из бетонных свай, прежде чем всё вокруг поглотил ревущий огненный шторм. Я жался, опаляемый нестерпимым жаром и думал лишь об одном - хоть бы этот жар пожрал всё. И Старкевича, и того демона, что он призвал в своём безумии.

Даже утихнув, огненный вихрь продолжал звенеть ушах. Подвал теперь являл собой истинную преисподнюю. Вокруг полыхали языки пламени, воздух быстро затягивался дымом и едкой гарью. Особенно сильный очаг горел на месте установки, от которой не осталось ничего, кроме искорёженных обломков. Чёрный провал исчез бесследно, как и ощущение чужого присутствия. Сквозь боль, пронизывающую тело острыми иглами, я попытался отыскать Старкевича, но меня очень быстро прервал пронзительный раскат, раздавшийся над головой, а также несколько внушительных кусков бетона упавших в темноте.

Задрав голову, я тут же понял, что нужно покинуть это место, и чем быстрее, тем лучше. Сомнений не оставалось. Невиданный по силе взрыв не прошёл без следа для фундамента. Опоры слишком сильно пострадали, и теперь вся циклопическая громада дома рисковала вот-вот обрушиться.

Направляясь к лестнице, я то и дело вжимал голову в плечи, когда слышал раскаты и треск над головой. Ужас неведомого, сопровождавший меня последний час, сменился вполне ощутимым страхом оказаться погребённым под обломками. Пол под ногами содрогался всякий, раз как где-то рядом падал тяжёлый обломок. Лишь у подножия лестницы я позволил себе искру надежды, но её грубо загасил жуткий, нечеловеческий вопль, раздавшийся за спиной.

• Наконец! На-ко-нец!

Медленно, будто бы в полусне, я обернулся. На фоне особенного большого очага пламени, что остался на месте установки, проступила тень. В очертаниях её всё ещё угадывался человек, но лишь отдалённо и в какой-то извращённой, гротескной манере. Нечто инородное, нечто чуждое самое человеческой сути уже не позволяло назвать хозяина этого силуэта людским созданием.

Отчаянная судорога пробежалась по разрушающемся зданию, от чего деревянная лестница угрожающе хрустнула. Поняв, что единственный путь наверх грозит вот-вот исчезнуть, я побежал по нему, молясь про себя, чтобы ступени не обрушились вместе со мной.

Не знаю какое провидение спасло меня, но до верха я всё же добрался. Начавшееся разрушение дома уже проломило кое-где перекрытия, накренило стены комнат и коридоров, а пол то и дело уходил из-под ног. Пробираясь меж обломков, я непрестанно бросал взгляды за спину. Никто меня не преследовал, и я от всей души надеялся, что чудовище в подвале продолжает упиваться своим триумфом.

Коридор вывел меня в порядком пострадавшую гостиную. Дым и жар к этому моменту заполнил уже весь первый этаж. Доска с формулами опрокинулась на бок. Сервиз лежал осколками на полу, а одно из кресел отъехало к стене. Здесь я остановился лишь только на секунду, перевести дух перед решающим стремительным рывком к спасению, но сделать его этого не успел. Леденящее прикосновение кошмара сосредоточилось в одном единственном образе, застывшем между мной и маячившим где-то вдалеке выходом из дома.

• Я осознаю!

Голос этой неведомой твари всё ещё принадлежал Старкевичу. Тому самому исступлённому Старкевичу, которого мне доводилось видеть лишь в самые ужасные минуты, хотя оставалось неясным, каким образом он говорил. Ведь внешность твари мало походила на молодого красивого учёного. Благородные черты лица на глазах оплывали будто воск, оказавшийся под действием окружающего жара и дыма. Нос вместе с подбородком сползли к тому, что некогда являлось грудью, но сейчас походило на страшную вмятину от чудовищного удара. Левый глаз спешил нагнать их, а рот завалился на бок и теперь располагался почти вертикально. Одна нога вытянулась, будто резиновая, и подволакивалась следом, а пальцы рук тяготели к полу под собственным весом.

• Что с Вами стало?! - вскричал я в отчаянии.

• Я стал совершенным. Смертная оболочка теперь просто бессмысленна, и скоро я от неё избавлюсь. По сравнению с тем, что я приобрёл - потеря просто смехотворна. Знали бы Вы… о-о-о, знали бы Вы то, что я для себя открыл. Я слышу пение квантовых частиц и вижу время. Дуодецинион подвластен моей воле! Я могу вращать Вселенную одним своим желанием. Вдумайтесь только! Никто и никогда ещё не имел подобной власти! Весь мир принадлежит мне. Я созидатель и разрушитель. Я Альфа и Омега. Всё есть Я, и Я есть всё! И совсем скоро я отправлюсь Туда. Они меня уже ждут.

Его голос нарастал, поднимаясь к наивысшей точке радостного ликования. Вместе с ним нарастал и треск рушащегося здания. Очередная судорога встряхнула дом от основания до крыши и кусок потолка обрушился на том месте, где стояло порождение самого густого кошмара, что прежде именовалось Петром Старкевичем - талантливым и честолюбивым учёным. Мгновение спустя от него остался лишь провал в полу. Я разом перемахнул через разлом и едва не угодил под что-то тяжёлое, рухнувшее, когда здание снова содрогнулось. Пол вздыбился, едва не опрокинув меня обратно. Ломая ногти, я вскарабкался по образовавшемуся склону, последним усилием перевалился через порог и пришёл в себя, лишь когда от дома меня отделял по меньшей мере десяток шагов.

Здание проседало, проваливалось внутрь себя. Сначала исчезла крыша, затем внешние стены. Вскоре от дома ничего не осталось кроме дымящейся горки обломков. Я не тронулся с места когда дым над ними стал утихать, и лишь бесцельно блуждал взглядом по руинам. Именно таким меня отыскали приехавшая полиция и пожарные. Затем приехали врачи и увели меня подальше от этого места.

О результатах разбора завала я узнал спустя несколько дней, со слов полицейского. Он и многие другие приходили ко мне, чтобы расспросить об этом деле. Я без утайки поведал всё, что знал, и мои слова заставили всех усомниться в здравости рассудка. В конце концов, меня поместили в психиатрическую лечебницу, и выпустили лишь спустя полгода, убедившись в полном излечении. 

Согласно официальной версии, и той, которой в частности придерживался я, учёный-затворник Пётр Старкевич имел маниакальные наклонности к опасным экспериментам. Обманом он заманил меня в свои дела и заставил ассистировать, параллельно рассказывая истории про иные измерения, навеянные ему нездоровым воображением, пострадавшим на почве затворнической жизни. По доверчивости своей, я поверил его словам и начал активно помогать в делах. Раскрыв правду о гибели предыдущего ассистента, я заставил Старкевича перейти к более решительным действиям. Опоив каким-то зельем, он попытался убить меня своим устройством, но в результате неудачи, сам погиб в огне, что окончательно помутило мой разум, который для защиты и выдумал историю про внеземные разумы и преображение Петра Старкевича. Пожарные расчёты и полиция примчались на место едва поступило сообщение о столбе дыма, поднимавшегося над лесом.  Правда, сколько не велись поиски, под обломками так и не удалось обнаружить его тела, что, впрочем, списали на огромную силу пламени, испепеляющую обезумевшего учёного.

Именно с такой мыслью я покинул стены психиатрической лечебницы. И старательно держался её, более не проявляя проблем со своим ментальным здоровьем. Лишь тяжкая тревога, охватывавшая меня в темноте, напоминала о нанесённой травме.

Я долго не вспоминал прошедших событий. Очень долго. Запер их в самом дальнем уголке сознания. Но вынужденно  выпустил обратно, так как совсем недавно тьма ожила и заговорила со мной. Тьма напомнила обо всём, что я пытался так старательно забыть. Тьма напомнила, что ждёт меня, ждёт того мгновения, когда перестану страшиться и буду готов сделать шаг. А тьма знала, что этот день настанет. Ведь, повелевая основами мироздания, она могла и знала всё.

Тьма разговаривала со мной. Я слышал её всякий раз, как оставался один. Этот бесплотный шёпот. Шёпот, звучавший как его тихий и спокойный голос. Шёпот Старкевича. Шёпот Извне.

Предыдущая часть: Шёпот Извне, часть 2

Начало: Шёпот Извне, часть 1

Старкевич всё не присылал предложений о встрече, из чего я заключил, что могу приехать как только отыщу оставшиеся детали. Список оказался довольно внушительным, и потребовалось больше недели потратить на поиски всего необходимого. Учёный опять находился в гостиной, молчаливый, задумчивый, сосредоточенный на доске. Одного взгляда хватало, чтобы заметить отсутствие малейшего свободного места на ней.

• Вы завершили?! - с нетерпением воскликнул я.

Старкевич сдержанно кивнул.

• Теоретическая часть готова. Теперь осталось лишь завершить установку.

Я живо схватил свой груз и лист с инструкциями. Работа спорилась на удивление хорошо, но под самый конец я столкнулся с проблемой. Согласно последнему указанию в инструкции на одном из участков устройства требовалось установить трубу полутора метров длиной. Но мне никак не удавалось разместить её, так как что-то мешало мне. Вдобавок приходилось работать наощупь, что сильно осложняло дело.

В конце концов, мне надоела эта борьба, и я с усилием надавил, намереваясь простой грубой силой установить деталь на место. В ответ раздался скрежет и стук, после которого она внезапно без труда встала на отведённое место. Пошарив рукой, я вытянул на свет предмет, вызвавший у меня неприятную дрожь в теле.

В находке без труда узнавался обломок трубы, размерами похожий на ту, что я только что установил. Один край трубы выглядел чистым и ровным, а противоположный напоминал раскрывшийся цветок, чьи лепестки щерились острыми неровными краями. Рваный грани покрывал чёрный налёт, оказавшийся на поверку сажей. В голову тут же явилось воспоминание о бороздах, покрывавших опоры фундамента.

Замечание Старкевича о неудаче предыдущей попытки заиграло новыми, пугающими тонами. Ещё в прошлый раз мне стоило задаться вопросом о результатах этого, как выразился Старкевич, фиаско. Какой же силы катастрофа развернулась тут, если смогла после себя оставить ужасные шрамы на прочном бетоне? Я содрогнулся при этой мысли, ведь мы снова собирались пробудить эти сокрушительные силы. Не погубит ли нас самих творение Старкевича, когда вырвется на волю? Словно Перилая, сотворившего медного быка и ставшего первой жертвой своего ужасного орудия казни.

Ещё до конца не понимая зачем, я направился в сторону ближайшей бетонной сваи и приложил рваный край трубы к борозде. Естественно она ничуть не подходила к оставленному следу, но это подтолкнуло меня идти дальше, вглубь тёмной бездны подвала. Прилипчивое ощущение чужого присутствия следовало за мной по пятам, заставляя то и дело бросать торопливые взгляды, но я всякий раз лишь убеждался в неопровержимом факте своего полного одиночества.

Земляной сводчатый склон постепенно проступал в темноте. Свет от ламп пробивался сюда с большим трудом, и приходилось прикладывать силы, чтобы рассмотреть его неровную поверхность. Тяжкий дух влажной земли проникал в сознание, окутывая его дурманом, а усилившийся холод проникал под кожу, жадно кусая самое нутро. В полузабытьи я провёл рукой по липкой поверхности и ощутил под пальцами острый край, которому здесь явно не следовало находиться.

Немного усилий и под шум осыпающейся земли снаружи показался ещё один кусок трубы, на этот раз более внушительный. Но не эта находка привела меня в сильное смятения, а то, что оказалось нанизано на разорванный край. В первую секунду я не придал ей особого значения, но затем осознание стало настолько ошеломляющим, что я позабыл обо всём.

Ничего удивительного в этом нет, ведь найденный мной кусок ткани не производил какого-то значительного впечатления. Скрипучий и заиндевевший от плесени, он провёл в темноте не меньше нескольких месяцев, впитав запах и холод этого места. Просто кусок материи, который Старкевич использовал, когда собирал свою установку. Лишь обратив внимание на неровную, чёрную кайму обрывка, я узнал в нём останки рукава от чьего-то одеяния.

Температура в подвале нисколько не изменилась, но на одно мгновение я почувствовал нестерпимый жар яростного пламени. Тишина в подвале оставалась такой же мертвенной, но на один миг я услышал скрежет металла, рёв и вскрик ужаса. Окружающая тьма никуда не делась, но на один неуловимый момент меня обездвижила ослепительная вспышка.

Я сорвался с места, вихрем взлетев по лестнице, ворвался в гостиную и бросил к ногам Старкевича, обе свои обвинительные улики - обломок трубы и обгоревший край рукава.

- Это я нашёл внизу!

На мой гневный вскрик Старкевич отреагировал с холодной отрешённостью, даже не шелохнулся. Он лишь взглянул себе под ноги, после чего спокойно спросил:

• Вы закончили с устройством?

Сам вопрос и глубокое безразличие в голосе, заставило меня впервые ужаснуться. Я отшатнулся от человека, сидевшего в кресле. Раньше он представлялся в моих глазах одарённым учёным, для которого эксцентричность и некоторое высокомерие являлись чем-то само собой разумеющимся, но теперь передо мной раскрылся воистину холодный и нездешний разум, которому всё земное казалось чуждым и лишним.

• Так закончили? - продолжал допытываться Старкевич.

“Да” вырвалось у меня помимо воли, так как я отчаянно не желал разговаривать более с ним. Мне хотелось уйти прочь, сбежать немедленно и никогда не возвращаться сюда.

• Отлично, - промолвил Старкевич. - Значит мы можем начинать.

Наверное в другой ситуации меня бы порадовала такая новость. Но сейчас меня волновал совершенно другой вопрос.

• Что…, что случилось в прошлый раз?

• Моя первая поптыка запустить установку.

• Она ведь взорвалась…

Я не спрашивал. Я совершенно точно знал это. И Старкевич не стал врать или увиливать. Он кивнул, не утруждая себя лишними пояснениями.

• А это? - я указал на обгоревший рукав. - Вы были там не одни?

Старкевич снова кивнул. Я отступил назад, намереваясь немедленно покинуть уйти, но мой собеседник встал и заговорил:

• Если Вы намерены прямо сейчас уйти - я держать Вас не намерен. Но хочу сказать, что мы в шаге от завершения нашего долгого путешествия.

• Что?! - я задохнулся. - И Вас совсем не беспокоит, что я только что обнаружил?

Старкевич покачал головой.

• Не вижу смысла рассуждать на тему того, что уже случилось. Дела прошлого не исправить. Но их можно хотя бы окупить нынешними. Если мы отступим сейчас, то обесценим всё, что было брошено на алтарь.

• Но что если…?!

• Той ужасной катастрофы более не повторится. Я учёл ошибки и теперь уверен в успехе, как никогда.

Меня сотрясало от ужаса. Я не верил ни единому слову Старкевича. Точнее, не хотел верить. Рассудком я понимал, что обязан уехать отсюда и сообщить властям о случившемся. Но другая сторона, не расчётливого разума, но безрассудного любопытства, шептала иные речи. И выпестованные за долгое время, проведённое в обществе Старкевича, звучали они куда явственнее и громче.

Я не смог воспротивиться соблазну и согласился. Снова ступал я вниз по скрипучим ступеням, снова Старкевич вёл меня во сумрак зловещего подвала. Установка возвышалась над нами циклопическим Атлантом из древних легенд, а Старкевич казался тем, кто готов подчинить его своей воле.

• Встаньте туда, - распорядился он, указывая на пьедестал окружённый раструбами.

Нерешительность снова сковала меня, заставив усомниться в сделанном выборе.

• Почему я?

• Помните, что я говорил про влияние разума на ткань пространства-времени? Мне нужен канал, проводник, который позволит это сделать. Им станете Вы. Не волнуйтесь, там Вам будет угрожать наименьшая опасность.

На непослушных ногах я взошёл на возвышенность. Тем временем Старкевич начал обходить устройство, последовательно включая его. Щелчки, гул, потрескивания, перестуки - голос оживающей машинерии постепенно заполняли подвальные своды. Я же мог лишь молча наблюдать за хозяином дома в ожидании… чего-то. Моему разуму, не имевшему твёрдой опоры понимания, приходилось довольствоваться лишь красочными и смутными образами фантазии, рисовавшей нелепые картины. Но даже самое разнузданное воображение самого одарённого из творцов не смогло бы представить себе того, что случилось дальше.

Сначала мне померещилось лёгкое марево, исказившее очертания подвала. Я не сразу заметил это, списав всё поначалу на пережитое потрясение и усталость от долгого ожидания на ногах. Лишь когда Старкевич закончил обход и остановился напротив, изменения проявились достаточно явственно, и отрицать их существование оказалось решительно невозможным. Сам Старкевич и всё окружение начало расплываться и раскачиваться из стороны в сторону, будто бы нас разделяла стена падающей воды.

• Что происходит? - я затравленно осмотрелся по сторонам.

• Стойте на месте, – успокаивающе проговорил Старкевич. - Всё идёт именно так, как и должно. Сейчас следует проявить аккуратность и выдержку, иначе может произойти катастрофа.

Я снова замер, но теперь снедаемый дрожью ужаса. Мир вокруг всё сильнее и сильнее расплывался, искажался, ломался. Это становилось просто невыносимым, и когда я уже подступил к самой грани блаженного беспамятства, где-то наверху, над самой головой вспыхнул свет. Сначала я решил, что это дело рук Стракевича, но тут же отбросил эту мысль. Ведь учёный не сходил с места, неподвижно наблюдая за мной у подножия пьедестала. К тому же ни одна лампа не могла дать такого жуткого замогильного оттенка, ниспадавшего к моим плечам будто густой дым.

Медленно, словно во сне, я поднял взгляд, желая увидеть источник, и безрассудное любопытство воздалось мне сторицей. Я, наконец, дал волю эмоциям и  закричал, ибо свет изливался из ниоткуда, из пустого пространства под самым земляным потолком, из провала, чернее чем космическая бездна.

• Не шевелись! Конец уже близок!

Крик Старкевича. Он перекрыл шум работающей установки. И наполнил моё сердце леденящим кошмаром. Ещё никогда за долгие часы нашего общения, от него не слышалось такой бури эмоций, и лишь мельком появлялось на поверхности в мгновения наименьшего самоконтроля. Плотоядное вожделение, нетерпение, чуть ли не безумие. Всё это без труда прочиталось и на его лице, когда я посмотрел на учёного. Старкевич неотрывно смотрел на свет, а в благородных чертах застыло сардоническое исступление.

Это стало последней каплей. Я вознамерился сойти с пьедестала, завершить этот дьявольский спектакль. Но как и говорил Старкевич, конец оказался ближе, чем я думал. Нечто невообразимое сотрясло само мироздание. Первородный космический кошмар пронзил меня, лишив малейших сил, а ощущение чьего-то пристального взора наполнило сознание до краёв, не оставив места для воли и мыслей.

• Вот оно! - возопил Старкевич. - Вот!

А затем мир взорвался калейдоскопом красок. Меня словно бы сорвало с места и отбросило в сторону. Я узрел этот же самый подвал и эту же самую установку, но в другом времени.

• Потяни за тот рычаг!

Старкевич стоял на том самом месте, где мгновение назад находился я. Он активно сыпал распоряжениям и размахивал руками, будто кукловод, давая указания второму участнику этой сцены. Незнакомый мне человек торопливо подчинялся воле Старкевича, выполняя указания с усердием и неукоснительной точностью. Потянув за указанный рычаг, он отступил на шаг назад.

• Отлично! - воскликнул Старкевич, снедаемый ликованием. - Вот-вот… Мы уже так близко! Так близко! Представь только, какие тайны нам откроются! А теперь включи вот это.

Я наблюдал за тем, как установка постепенно оживала. Старкевич деятельно руководил своим помощником, его взор лихорадочно сверкал, на губах плясала столь алчный оскал. Он весь дышал нетерпением, его ничуть не пугало происходящее. Даже когда установка подёрнулась маревом, Старкевич вскинул кулак в победном жесте.

Наблюдать за происходящим со стороны оказалось ничуть не менее жутко, чем оказаться внутри событий. Тем более ощущения, одолевавшие меня в тот момент, обладали поразительной точностью и правдоподобность. Потусторонний свет, быстро заполнивший своими клубами окружающее пространство, принёс с собой эхо чьего-то присутствия. Не только меня оно вновь лишило дара речи. Помощник Старкевича с каждым разом всё больше пугался происходящего, пока наконец не решился выступить против происходящего и прекратить эксперимент.

• Не смей! - гневно прорычал Старкевич. - Теперь нельзя отступать!

В этот самый момент источник, из которой изливался неведомый свет, начал видоизменяться. На его месте начал расти и шириться зев чёрного провала. Раскрывшись, он открыл путь в чуждый самому человеческому бытию пространственно-временной план бытия. Там сверкали и скручивались в спирали вспышки разноцветных звуков. Там ощущения разливались потоками бурных вод, а свет отвердевал словно камень. И в центре этого Извне пребывали вечные мыслящие структуры, превосходившие своими размерами целые галактики.

• Да! - завопил Старкевич. - Наконец-то! Я нашёл вас. Вот он я, вот! Раскройте мне свои тайны! Я готов!

Я почувствовал, как нечто в той тьме шевельнулось в ответ на его зов. Как оно двинулось навстречу, желая узреть того, кто так страстно желал их увидеть. В отличие от Старкевича, я не желал этого, предчувствуя космическую угрозу, источаемую с той стороны, но лишь в мыслях мог протестовать.

Увлечённый происходящим, Старкевич не заметил, как помощник, переполненный ужасом, кинулся к установке. Он начал без разбору нажимать и дёргать переключатели, рвать провода и разбивать приборы. Раздался пронзительный стон металла, скрип, и скрежет. Чёрная рана в мироздании дрогнула и принялась стремительно затягиваться. За миг до своего исчезновения поднялся неистовый вопль “Нет!” принадлежавший Старкевичу, после чего всё потонуло в грохоте страшного взрыва.

Я никак не пострадал от стены огня, охватившей помещение, ибо не принадлежал этому времени. Зато я наблюдал, как пламя пожирает смелого помощника, бросившего вызов творению Старкевича. Части машины разлетались в стороны, ревущая неукротимая сила сметала всё на своём пути, а затем обезумевший мир затих. Огонь ещё догорал то тут, то там, но среди разверзшейся преисподней возвышался тот, кто правил ей. Старкевич так и остался стоять на пьедестале, целый и невредимый. Он долго смотрел в то место, где ещё мгновение назад сосредоточился ответ на все его вопросы. А потом медленно сошёл с возвышенности и зашагал прочь. На лице его отныне властвовала лишь апатия и безразличие.

• Вот оно! - возопил Старкевич. - Вот!

Я вернулся в утерянное мгновение, но наполненный отныне новыми знаниями. Передо мной стоял подрагивающий в мареве Старкевич, а сверху разрастался разрыв в пространственно-временном континууме. Ощущение чуждого присутствия давило с неистовой силой, и я понимал, что долго не смогу противиться ему. Иного выбора не оставалось. Ничто не способно остановить разворачивающийся кошмар, кроме самоубийственного рывка. Из последних сил, уже проваливаясь в забытье, я кинулся вперёд, прочь с пьедестала, без малейшего сомнения в сделанном выборе. Лучше сгореть в пламени, чем столкнуться с тем, что таилось по ту сторону.

Но смерти в огне мне довелось пережить в этот раз. Я пришёл в себя себя на земляном полу, лёжа рядом с безмолвной и невредимой установкой. Надо мной стоял Старкевич.

• Вы прекратили эксперимент раньше времени, - сказал он бесцветным голосом. - Хорошо, что я успел остановить машину.

Собственное дыхание давалось с трудом, но я нашёл возможность выдавить:

• Я не мог иначе. Те силы, что мы призвали… они…

• Я понимаю, - кивнул Старкевич. - Они напугали Вас. Но бояться тут нечего.

Он протянул руку и помог встать.

• Что это было?

Не утрудившись словом, он поманил меня за собой. Спустя несколько минут мы очутились в креслах гостиной. От учтивого предложенного чая я отказался, так как не чувствовал себе сил ни пить, ни есть. Старкевич же начал неторопливый рассказ.

• Всё началось с моих философских и теологических изысканий. У всех религий имеется одна общая объединяющая идея. Идея о высшем разуме, что управляет реальностью. Это можно списать на невежество и простоту древних людей, что в дальнейшем просто перекладывалось на последующие учения, которые опирались в своей основе на предыдущий опыт, но меня не оставляла идея о том, что потребность Высшем Разуме лежит в основе нашего бытия. Каким бы образом мы не пытались описать его. Со временем я обратил свой взор к квантовой механике и теории относительности, как передовым научным мыслям и тут отыскал новые ценные направления для поисков. Многопростраснтвенность наших измерений заставили меня по новому взглянуть на природу сознания. Я понимал, что мы неотрывно связаны с миром, в котором живём, а значит и мыслим по его законам. Это всё привело меня к идее, что существует нечто такое, что мыслит за гранью нашего понимания и проекцией чьего сознания мы на самом деле являемся. А затем я набрёл на такую гипотезу как Больцмановский мозг. Не слышали? Что ж, это гипотеза о том, что во Вселенной может зародится мыслящая структура, которой не требуется тело. Она возникнет из космического вещества благодаря квантовым и гравитационным флуктуациям и может существовать вечно. Такое сознание будет отличаться от нашего с Вами. Такое сознание не делит время и пространство между собой, не опирается на что-то. Такое сознание не обладает непрерывностью и консистентностью. Но зато ему доступны самые глубокие тайны бытия. Сегодня мы с Вами заглянули в обитель этого сознания. В двенадцатое измерение. Измерение, которое превосходит все прочие, которое властвует над ними. Именно там обитают эти поражающие воображение структуры. И именно благодаря им существуем мы, имея возможность наблюдать нашу с Вами Вселенную. Что же случилось в предыдущую мою попытку? А, Вы всё видели... Что ж, неудивительно. В такой ситуации время лишь глупый предрассудок… Тогда Вам прекрасно известно, что случилось. Мой помощник поступил опрометчиво. Он погиб в огне и погубил установку. Без Вас я бы её не восстановил, в этом я искренне благодарен. Что до меня…? Вы и это заметили. Что ж, скрывать не буду. Стоя там, внутри установки, я успел коснуться непостижимого разума, что обитает по другую сторону. И это оказалось настолько неописуемо, что изменило меня навсегда. Увы, теперь ничто земное мне более неинтересно. После явившихся мне тайн… Но не будем более об этом. Надеюсь теперь, когда мы обсудили наши вопросы, когда я без прикрас раскрыл для Вас оборотную сторону моего исследования мы сможем попробовать снова. Нам осталось совсем немного… Куда…?! Куда Вы?!

Первая часть: Шёпот Извне, часть 1

Спустя несколько дней он вышел на связь с очередным приглашением. Я без раздумий принял его, так как минувшее с нашей последней встречи время сгорал от желания глубже проникнуть в тайну странного механизма. Как и в прошлый раз хозяин встретил меня на пороге своего дома. Мы разместились в гостиной, которая претерпела мало изменений с прошлого раза. Единственным отличием стало появление грифельной доски, щедро покрытой какими-то записями. Одного взгляда на меловые символы хватало, чтобы убедиться в их строгой математической природе. Формулы и пространные выражения убористыми строками покрывали поверхность, и лишь небольшой край доски оставался пустым, намекая на незаконченность работы.

Присев в кресло, я взял со столика уже подготовленную чашку. Взгляд мой неотступно скользил вверх и вниз, в бессмысленной попытке ухватить смысл. В конце концов, я вынужденно признал своё поражение, и в этот момент Старкевич взял слово.

• Вижу Вы заинтересовались моей работой?

• Если бы мне было по силам понять её.

Я отпил из чашки, наблюдая при этом за Старкевичем. Спокойный, равнодушный, без пламени азарта или нетерпения. В отличие от меня, к своей чашке он не притронулся, и вместо этого подошёл к доске.

• Что же Вам неясно, мой друг?

• Признаться, трудно сформулировать, так как я не понимаю что это такое на чисто принципиальном уровне.

Старкевич поднял мелок и указал им на самый верх.

• Что ж, в таком случае я постараюсь объяснить кое-какие общие понятия. Это действительно, сложная, зыбкая область, которую ещё предстоит исследовать досконально. Что Вы знаете о мембранной теории Вселенной? Ничего? В таком случае Вам стоит знать, что это одна из гипотез, которая должна объединить все другие теории о строении Вселенной. Квантовый микромир и гравитационный космологический мир до сих пор противоречат друг другу, порождая парадоксы и вопросы о работе самых фундаментальных, самых глубинных законов бытия. Мембранная теория призвана ответить на эти вопросы. Базируется она на представлении о Вселенной, как многомерном пространстве.

• Многомерном? В том смысле, что во Вселенной более трёх измерений?

Старкевич кивнул.

• Верно. Считается, что измерений одиннадцать. В частности этим можно объяснить, почему гравитация намного слабее остальных трёх фундаментальных взаимодействий. Так вот, наша Вселенная - это трёхмерная мембрана, прикреплённая к одиннадацатимерному пространству. Подобных мембран может быть бесконечное множество и каждая из них - это своя уникальная Вселенная со своими законами физики. Законы же физики в этих Вселенных определяются колебаниями струн. То, что мы с Вами понимаем как элементарные частицы, вроде электронов и кварков, на самом деле является бесконечно длинными одномерными струнами, характер колебания каждой из которых и определяет свойства конкретной элементарной частицы.

Я ещё раз взглянул на сложный узор из математических формул.

• Вы намерены доказать эту гипотезу?

В полумраке гостиной от меня не укрылось то едкое презрение, с которым мой собеседник воспринял эти слова. Впрочем, Старкевич быстро нашёлся, и по его голосу уже не получилось бы сказать о секундной буре эмоций, овладевшей им.

• Дорогой друг, я не сомневаюсь, что данную гипотезу подтвердят, причём в самое ближайшее время. Последние успехи в области точных измерений квантовых состояний позволяют надеяться на прорыв на этой стезе. Я же… х-м-м-м… я же не ищу себе славы того, кто пройдёт проторенной тропой. Я намерен совершить настоящий переворот, намерен потрясти сами устои научной картины. Я собираюсь пойти дальше, нежели любой из учёных доселе.

От его слов у меня перехватило дыхание. Такая уверенность, такое чувство полнейшего превосходства и понимания. Складывалось впечатление, что он уже совершил это самое открытие и просто не желал торопиться с его обнародованием.

• И в чём же заключается Ваше открытие в таком случае?

• Я намерен заглянуть в пространство между. В двенадцатое измерение, туда где наша и иные Вселенные пребывают сейчас.

Меня озарило с ослепительной яркостью.

• Та установка в подвале!

• Верно, - кивнул Старкевич, - именно она позволит достичь моей цели.

• Но что же Вы там намерены обнаружить?

Мел в руках Старкевича едва заметно скользнул по надписям и медленно спустился к ещё пустому углу доски.

• Я намерен раскрыть секрет сознания, - прошептал он.

Его ответ озадачил меня. Я уже собрался было попросить пояснений, но Старкевич бросил мелок.

• Мой друг, - сказал он, оборачиваясь, - я не просто так пригласил Вас сюда. У меня есть большая просьба. Дело в том, что моя установка ещё не закончена. Впереди большая работа, которая требует сил, а главное, времени. Как Вы можете заметить, я ещё не закончил теоретическую часть своего исследования, и, боюсь, теперь мне потребуется всё доступное время, чтобы завершить начатое. Поэтому у меня совершенно не остаётся возможности заниматься своей установкой. И я прошу Вас посодействовать мне в этом.

В гостиной повисло молчание. Предложение Старкевича заставило меня застыть на месте.

• Я…, - мне пришлось прочистить горло, прежде чем продолжить, - я весьма благодарен столь большой чести, но… я не учёный. Я не обладаю нужными знаниями Боюсь, мне нечем помочь Вам.

• Нет поводов для  волнения, - Старкевич успокаивающе поднял руку. - Я уже знаю, что и как нужно делать. Мне требуется человек, который займётся поисками необходимых материалов и окончательно сборкой моего устройства. Конечно же, в сопровождении подробнейших инструкций.

Предвкушение участия в научном открытии, которое сможет перевернуть весь мир, вызвало во мне трепет. Быть в центре чего-то великого, увидеть своими глазами как творится история -  именно об этом я мечтал всю свою жизнь.

• Ну так что? - он положил на столик свёрнутый лист. - Готовы пуститься со мной в самое головокружительное путешествие из когда-либо мыслимых?

В следующую секунду лист оказался у меня в руках.

• Что здесь?!

• Материалы, которые потребуются для завершения установки. Это лишь первая часть. Думаю, раздобыть требуемое не составит большого труда. Предлагаю встретиться у меня через пару дней со всем, что есть в списке, и приступить к работе.

На этом мы и расстались. Я с рвением принялся за поиски. Меньше всего проблем возникло с нахождением медных проводов. Для поиска неодимовых стёкол пришлось уже основательно постараться, а с рубиновыми стержнями возникли наибольшие проблемы. Тем не менее, мне удалось раздобыть и их, так что к Старкевичу я приехал в приподнятом настроении.

Доска в гостиной располагалась на своём месте, сервиз дожидался на столе, как и прежде. После краткой беседы и расспросов, о том, как мне удалось всё отыскать, Старкевич повёл меня знакомой дорогой в подвал. Пока я раскладывал принесённые вещи, учёный оставил новый лист с инструкциями и незаметно удалился наверх.

Несколько часов пролетели как один миг. Всё моё внимание сосредоточилось на деле, на точном выполнении действий, на проверке и перепроверке проделанной работы. Я затягивал болты, прокладывал провода, устанавливал стёкла и закреплял рубиновые стержни. Завершив последний из пунктов в списке, я позволил себе короткую передышку, чтобы ещё раз окинуть взглядом проделанную работу.

Даже сейчас, ощущая себя чуть ли не хирургом, проникающим в сокровенное нутро таинственного механизма, я пребывал в благоговении. Чувствовалось что машина скрывает какую-то жуткую, непостижимую тайну в своих циклопических размерах и странном хитросплетении механизмов. Впечатление усиливалось местом, в котором Старкевич спрятал свою установку. Большой, мрачный подвал, скрытый под домом. Более пристанище потусторонних тайн, нежели научная лаборатория. На мгновение даже померещилось, что тени в углах этого огромного чертога ожили и хищно подступили чуть ближе, а из их глубин глянуло нечто нечеловеческое и противоестественное природе.

Подгоняемый тревожным предчувствием, я быстро собрал вещи и спешно поднялся наверх. Старкевич сидел в гостиной, в кресле с чашкой в руках и взглядом, застывшем на доске. Моё появление вырвало его из размышлений, и он внимательно выслушал краткий доклад о проделанной работе.

• Отлично, - подытожил он таким тоном, словно бы это не имело для него никакого значения. - Я не прогадал, обратившись к Вам за помощью.

Уставший после трудного дня, я распрощался и собрался уже уходить, когда обратил внимание на доску, которую ещё несколько минут назад так пристально созерцал Старкевич. Насколько я мог судить, количество символов в углу прибавилось.

• Удалось продвинуться?

Старкевич сразу понял о чём идёт речь.

• Да. Впрочем ещё многое впереди. И прежде чем Вы уйдёте, - он протянул очередной сложенный листок. - Здесь новые материалы. Встретимся через несколько дней, я напишу Вам.

Следующая встреча состоялась спустя пять дней. К этому моменту мне удалось достать последний и самый трудный предмет из списка - кварцевое стекло. На крыльце меня, против всех ожиданий, никто не встречал, но входная дверь оказалась приоткрыта. Хозяин отыскался в гостиной, стоя перед доской с мелком в руке. На моё появление Старкевич отреагировал едва видимым поворотом головы, впрочем сопроводил его гостеприимным предложением отдохнуть. Я решительно отказался и сразу же отправился в подвал, предварительно взяв со стола лист с инструкциями.

Я живо приступил к работе, но моё одиночество продлилось недолго. Вскоре следом за мной спустился Старкевич. Он молча пронаблюдал за моими трудами, а затем прошёлся вокруг установки, осматривая её то тут, то там.

• Как сегодня дела наверху? - спросил я, намекая на доску.

• Достаточно хорошо, - последовал ответ. - Мне удалось решить проблему осцилляции струн. Это сильно продвинуло меня в завершении моей теории.

• А что конкретно Вы надеетесь обнаружить там… за гранью?

Сказав это я тут же подумал, как глупо это прозвучало. Будто бы мы рассуждали не о строгой научной теории, а какой-то эфемерной эзотерической материи, и строгий ум учёного наверняка осудил бы меня за подобное суеверное восприятие. Но Старкевич ничего не выразил на этот счёт.

• Ответы на многие вопросы.

• Вы говорили, что намерены узнать секрет сознания. Почему именно там его следует искать?

Старкевич ненадолго задумался, прежде чем заговорить.

• Известен ли Вам механизм работы нашего мозга? По сути, это движение электрических импульсов, вызванных химическими реакциями в синапсах. А не задумывались ли Вы над тем, насколько глубок этот процесс? Ведь если весь наш мир пронизан взаимодействиями квантовых струн, то и наш мозг подчиняется тем же законам.

• Но при чём тут двенадцатое измерение?

• При том, что изыскания в этой области привели меня к выводу, что наше сознание просто обязано быть связанным с неким измерением более высокого порядка, нежели все остальные.

• Почему?

• Всё дело в антропном принципе. Наша Вселенная существует именно так, по той причине, что в ней есть разумное существо, способное познать принципы существования этой Вселенной. Тончайшая калибровка всех фундаментальных основ привела нас к этому, а значит мы сами неким образом влияем на них. У меня есть основания полагать, что именно в двенадцатом измерении сокрыт тот самый источник мысленного воздействия, что формирует все Вселенные.

Последняя фраза озадачила меня. Старкевич говорил о столь трудных вещах с поразительной уверенностью. Будто бы лично сталкивался с теми материями, о которых рассуждал в этот момент. Впрочем, ему не захотелось развивать тему дальше. Он предложил закончить на сегодня, но я решил напоследок проверить проделанную работу ещё раз. Старкевич не стал дожидаться меня и вскоре убыл наверх, а я прошёлся вокруг установки, тщательно осматривая каждое соединение.

Уставшее тело просило отдыха. Стоя подле бетонной сваи, я размышлял над ходом мыслей Старкевича и поражался широте и смелости его взглядов. Поднимаемые им темы казались просто фантастическими, а выводы скорее порождением безумного рассудка, нежели стройными гипотезами учёного. Тем не менее, я всецело верил этому тихому молодому человеку с тонкими чертами лица. Мне страстно хотелось узнать, что же будет в конце, увидеть установку в действии и стать свидетелем величайшего открытия. Пожалуй это станет самой яркой кульминацией моей жизни.

Отдохнув, я отстранился от опоры и в этот момент моя рука нащупала на шершавой бетонной грани странные глубокие борозды. Из-за недостатка света, заметить их издалека не представлялось возможным, и лишь склонившись вплотную, мне удалось различить их. Полосы с неровными краями щедро покрывали опору с одной из сторон. Проведя же по ней пальцами, я обнаружил, что на них остался едва заметный чёрный налёт.

Я незамедлительно прошёлся по подвалу и обнаружил подобные отметины на других опорах. Вскоре же мне открылась закономерность, вызвавшая неприятное тревожной чувство. Словно лучи, эти отметины на бетоне сходились к единому центру - тому месту, где возвышалась установка.

Совсем сбитый с толку, я поспешил наверх. Старкевич дожидался меня в кресле и жестом пригласил присесть рядом.

• Я хотел бы ещё раз поблагодарить Вас, - сказал Старкевич. - Ваша неоценимая помощь позволила мне сильно продвинуться. Осталось совсем немного, прежде чем можно будет приступить к завершающему этапу.

• Завершающему? - я бросил взгляд на доску и обнаружил, что угол почти заполнен.

• Да, - Старкевич кивнул и протянул мне листок. - Здесь остались последние детали.

Взяв инструкции, я направился в сторону выхода, но в дверях гостиной вспомнил вопрос, ради которого так спешил сюда.

• Пётр, - я обернулся к учёному, который терялся в глубокой тени, отбрасываемой спинкой кресла, - я бы хотел разъяснить кое-что. Вы так подробно и чётко объясняете что нужно делать. Скажите, только честно - Вы уже однажды запускали эту установку?

Старкевич смотрел на меня. Я не видел, но ощущал этот взгляд.

• Да, - наконец, ответили из тени. - Однажды я уже попробовал её запустить.

Глубокие борозды в бетоне немедленно всплыли в моей памяти.

• И что же тогда случилось?

Старкевич выждал краткую паузу.

• Я потерпел фиаско.

Поняв, что больше ничего от него не узнаю, я покинул гостиную.

С самых первых  минут Пётр Старкевич приковывал к себе внимание. Его появление на пороге аудитории оказалось достаточным, чтобы прекратить малейшие разговоры. Затем он проследовал к кафедре, распространяя вокруг себя то неуловимое чувство присутствия, которое сразу выдаёт человека нетривиальных интеллектуальных способностей.

Таковым оказались первые мгновения моего знакомства с этим молодым учёным. В той лекции Старкевич затрагивал темы квантовой механики и природы сознания, но как мне довелось убедиться вскорости, круг его интересов не ограничивался лишь этими темами. Глубина поднимавшихся вопросов с каждым разом сильнее распаляла мой интерес. Он же и побуждал меня посещать выступления Старкевича снова и снова  пока однажды я не решился на разговор лицом к лицу.

Внешность молодого учёного бросалась в глаза уже издалека, но лишь в непосредственной близости проступали те необычные детали, которые добавляли тревожные штрихи к общему портрету. Тонкие, можно даже сказать аристократичные черты подкреплялись странной бледностью кожи и сдержанностью манер. Лёгкая улыбка, трогавшая время от времени его губы, таила в себе некое загадочное и доступное лишь ему одному движение мысли. Но даже всё это не могло скрыть самого главного и пугающего - необычайной пустоты, сквозившей в серых глазах, притаившихся за саваном стёкол в тонкой оправе.

На моё появление Старкевич отреагировал в своей обычной манере доброжелательного любопытства. Я же не смог сдержать бури эмоций и засыпал его потоком вопросов, на каждый из которых молодой учёный отвечал с той поразительной простой и непринуждённостью, которая неизменно сопутствовала человеку самого широкого спектра познаний и интересов. В своих рассуждениях он с лёгкостью приводил примеры из древнегреческой философии, шумеро-аккадских мифов, последних открытий в области математики, физики и биологии, а в нашей продолжительной и жаркой беседе я сам не заметил, как минуло несколько часов, в течение которых мы исходили немало длинных и безлюдных вечерних улиц. Наконец, я решился задать последний, волновавший меня более всех остальных, вопрос.

• Пётр, в своих лекциях Вы утверждаете, что наше сознание на самом деле иллюзия восприятия. Что мы, на самом деле, не мыслим в том понимании, которое имеется в виду подавляющим большинством людей!

Тут я впервые обнаружил интерес у своего собеседника. Ничем иным Старкевич не выдал его, кроме как искрой, мелькнувшей, в глубине пустых прежде серых глаз. Он не проронил ни слова, и его молчание я воспринял как приглашение говорить дальше.

• Я до сих пор не понимаю, почему Вы так уверенно говорите об этом. Что же в таком случае, по Вашему мнению, есть сознание?

Ещё некоторое время Старкевич хранил безмолвие, словно бы пребывая в размышлении над трудной дилеммой

• Скажите, Вы считаете, что обладаете сознанием? - неожиданно спросил он, и в полнейшей убеждённости своей правоты я утвердительно кивнул. На это мой собеседник добавил. - А как Вы это определили?

Тут у меня возникла заминка. Подобрать вразумительный ответ оказалось не так-то и просто.

- Я… я воспринимаю этот мир. Своими чувствами. Я наблюдаю его. Я слышу его. Я ощущаю запахи, вкусы, касания. И я могу интерпретировать их надлежащим образом. Я мыслю и следовательно существую.

• Cogito ergo sum, - Старкевич поправил очки. - Что ж, в таком случае позвольте задать Вам следующие вопрос: а что такое такое “ощущать”? Задумайтесь. Вы видите не потому что это некий сакральный акт сознательного процесса. Вы видите потому что фотоны света падают на рецепторы сетчатки глаза и возбуждают их. И даже в этом случае Вы не видите сам объект. Просто зрительный кортекс интерпретирует электрические импульсы, поступающие в него. Получается, если нет света - значит Вы не сможете наблюдать окружающую действительность. В таком случае будет ли она существовать? А ведь зримый простым человеческим глазом диапазон света весьма узок. От нас сокрыт головокружительный спектр самых разных излучений, которые мы никогда не увидим напрямую. Тоже самое касается колебаний воздуха, которые мы считаем звуком. Как поют столкновения чёрных дыр? Или вибрации космических струн? Мы никогда этого не узнаем. Потому что наш мир сильно ограничен нашим же чувственным восприятием. Он сокрыт внутри небольшого объёма около полутора тысяч кубических сантиметров, который мы называем мозгом. Именно там сосредоточен наш якобы объективный мир, вся достоверность которого зависит от показаний весьма неточных и ненадёжных приборов, что мы именуем пятью чувствами.

Слова Старкевича заставили меня глубоко задуматься. Я попытался подобрать надёжный аргумент, который мог бы опровергнуть их, найти брешь в выстроенных тезисах, но молчание от этого лишь больше затягивалось.

• Вижу Вас сильно взволновала эта тема, - промолвил Старкевич спокойно. - Не ищите ответа прямо сейчас. Если же завтра интерес  сохранится - прошу заглянуть ко мне после семи вечера. У меня дома мы можем продолжить дискуссию более обстоятельно и спокойно.

Предложение о повторной встрече я нашёл крайне заманчивым и после получения разъяснений относительно местоположения дома, распрощался со своим собеседником. Старкевич избрал весьма удалённый от городской суеты уголок, затерянный глубоко в лесной глуши. Видимо потворствуя своей натуре исследователя, он предпочитал замкнутый образ жизни, в котором его никто не мог бы потревожить. Даже несмотря на подробные указания, путь до его дома, который я предпринял на следующий день, оказался очень непростым. В определённый момент пришлось съехать на неприметную грунтовую дорогу и углубиться в густой лесной массив, щедрым пятном раскинувшийся на десятки километров.

Вскоре дорога вывела меня из густой чащобы к одинокому строению. Одного взгляда хватало, чтобы с безошибочной точностью определить в его величественном виде хозяина, ибо дом всецело отражал эксцентричную натуру Старкевича. Двухэтажное здание хранило в своих очертаниях такой же аристократичный и сдержанный образ. Мягкие тона окрашенных стен оттенялись простым резным декором. Ко входу вела широкая лестница с перилами, а сама дверь окаймлялась по периметру орнаментированными колоннами.

Постучавшись, я немедленно оказался встречен хозяином. Старкевич выглядел так, будто бы мы не снова оказались на одной из его лекций в многолюдной аудитории. Строгий костюм и сдержанность резко контрастировали с домашней обстановкой. Отступив в сторону, он взмахом руки пригласил меня в полутёмный коридор прихожей, после чего повёл вглубь своего обиталища. Следуя под скрип деревянных половиц за полноправным владетелем этого места, я с любопытством оглядывал каждый сантиметр на своём пути. Многочисленные портреты незнакомых мне людей перемежались подсвечниками на стенах, державшими в своих медных чашах белые столбики свечей. И хотя вместо них свет давали электрические лампы под потолком, я всё равно не мог не проникнуться старинным дыханием окружения.

Для беседы мы разместились в просторной гостиной, центром которой служила пара мягких глубоких кресел.

• Вас… довольно трудно найти, - признался я, усаживаясь в предложенное хозяином место.

• Именно это меня и привлекает, - ответил Стракевич спокойно. - Должен сказать, что для меня… предпочтительнее уединение. Я - человек увлечённый в своих поисках и привык заниматься исследованиями вдали от чужих глаз.

• У Вас совсем нет потребности в человеческом обществе?

Старкевич покачал головой.

• Мне вполне хватает человеческого социума в те дни, когда я выбираюсь с лекциями в город. В остальном, я обхожусь минимальными контактами с внешним миром, а продукты и прочие необходимые в быту предметы мне доставляют курьерской службой.

Старкевич разлил по чашкам чай и протянул одну из них мне.

• Что ж, перейдём к делу. Вы всё же здесь. Из этого я могу заключить, что интерес к прерванному нами разговору у Вас сохранился.

Я отпил горячего напитка и про себя поразился его приятному яркому вкусу.

• Да.

Старкевич с улыбкой, которая, впрочем, не коснулась его глаз, откинулся на спинку кресла.

• Что же Вас интересует?

• Вчера Вы заявили, что воспринимаемый нами мир необъективен. Что мы живём в иллюзии, которую сами же для себя и создаём. В таком случае я бы хотел понять - существует ли объективный мир вообще?!

После непродолжительного молчания, Старкевич покачал головой.

• Боюсь, что нет.

• Но в таком случае… мир непознаваем по своей сути?

• Отчего же, - он пожал плечами. - Мы познаём его. В меру своих сил и возможностей. Это только узкий луч света в безмерном царстве мрака. В неверной игре этого луча нам удаётся наблюдать лишь извращённые тени истины. Когда-нибудь мы и в этом достигнем предела, за который уже не сможем заступить. По крайней мере, известными широкому кругу способами.

Чашка в моих руках невольно дрогнула и быстро поставил её на стол.

- Что… что вы имеете ввиду?

В гостиной царил полумрак. Тяжёлые шторы скрывали дневной свет, а единственная лампа за спиной Старкевича едва справлялись с темнотой, оставляя чернильные пятна по всей гостиной. Я остро ощущал на себе недвижимый пристальный взор, хотя тень и прятала лицом моего собеседника.

• Всегда есть иной путь, - неожиданно обронил он.

Старкевич произнёс это обыденно, бесцветно, будто бы рассуждая о чём-то всецело очевидном. Я же не смог сдержать эмоций и подался вперёд всем телом.

• Иной… путь?

• Да, - кивнул хозяин дома, - иной. Иной план существования, неподвластный условностям человеческого бытия.

В замешательство меня привёл не сам ответ, а интонация, с которой Старкевич говорил. Абсолютная и всецелая убеждённость. Но Старкевич очень быстро переключился на отвлечённые темы, и вскоре мы горячо обсуждали ницшеанскую теорию о сверхчеловеке и проводили некоторые попытки отыскать этот концепт в примитивных сообществах высших обезьян. Но когда эта и многие другие темы исчерпали себя, он неожиданно заметил:

• Знаете, за последний час у меня сложилось впечатление, что мы с Вами весьма близки в нашем стремлении выйти за грань обычного понимания.

Я немного смутился от неожиданного признания.

• Благодарю.

• Вы должны кое-что увидеть, - добавил Старкевич.

Впервые с нашей первой встречи в его голос прокралась нетипичная нотка. Тщательно скрываемое нетерпение. Впервые мне доводилось слышать от него подобные интонации, и это вызывало смутное беспокойство.

• Х-хорошо, - я постарался совладать с замешательством. - Что же Вы хотите мне показать?

• Лучше увидеть, - Старкевич порывисто поднялся с кресла. - Думаю… да, Вы точно это оцените.

Мы покинули гостиную и направились в глубину дома. Меня колола лёгкая тревога, вызванная не чем-то осмысленным, а, скорее, той резкой переменой, которую столь внезапно претерпел Старкевич. Слишком уж неожиданно он утратил свою степенность. Старкевич вёл меня, пока в одном из коридоров не отыскал неприметную на вид дверь, отворившуюся без малейшего скрипа.

Это оказался спуск, по всей видимости, в подвал. В лицо тяжко дохнуло сыростью, холодом и безлюдьем. Я озадаченно взглянул на хозяина дома, но тот, казалось, не замечал моего беспокойства. Он смело шагнул в темноту, направился вниз по лестнице. Мне не оставалось иного, кроме как проследовать за ним. В кромешном мраке, царившем тут, ступени приходилось искать практически на ощупь, иногда мне казалось, что я вот-вот полечу кубарем вниз.

С невероятным облегчением я ощутил под ногами мягкую и ровную поверхность, по ощущениям напоминавшую земляной пол. Вокруг значительно похолодало, а запах земли и сырости усилился. Старкевич затерялся где-то в кромешной темноте, и я собрался уже окликнуть его. Шорох из мрака меня опередил шорох, и темнота резко расступилась.

Старкевич стоял в паре шагов, держа рукоятку рубильника, а над ним сияла целая гирлянда из ламп. Нас действительно окружало некое подобие подвала, вырытого прямо в земле. Помещение широко раскинулось, занимая, судя по размерам, всё пространство под домом. Вверх, то тут то там, уходили столпы бетонных колонн, подпиравших фундамент и удерживавших здание от обрушения в вырытую яму.

Но самое пристальное внимание привлекал не сам странный подвал, а машинерия, заполнившая его центр. Витиеватый сомн из труб, антенн и проводов оплетал огромные коробы с чем-то, что питалось от всего этого. Особняком отстояла небольшая возвышенность, над которой нависал раструб, похожий на какой-то огромный духовой инструмент.

Очарованный всем этим, я на мгновение забылся, отчего неожиданное появление Старкевича подле заставило меня вздрогнуть.

• Что… что это? - спросил я, едва овладевая собственным голосом.

• Это ответ на все вопросы, - таинственно обронил мой собеседник. - Эту установку я собирал последние несколько лет.

Я снова оглянулся на странное устройство. Оно внушало трепет, рациональных причину которому не удавалось подобрать при всё желании. От стальных изгибов веяло зловещей угрозой и какой тайной. Решив что это просто игра света меня так растревожила, я снова посмотрел на Старкевича, молчавшего всё это время и поразился перемене, постигшей моего нового знакомого. Его лицо застыло в плотоядной маске азарта, исказившей утончённые черты.

• Для чего она нужна? - спросил я  осторожно.

• Она ещё ни разу не использовалась, - тихо проговорил он. - Но скоро… совсем скоро… осталось совсем немного, - тут, похоже, он нашёлся так как нетерпение изгладилось с его лица. Рядом со мной снова стоял прежний Старкевич - холодный и вежливо доброжелательный. - Впрочем, на сегодня хватит. Думаю, Вам пора уже домой, час близится к ночи. Навестите меня через несколько дней, и мы продолжим прерванную беседу.

Я покинул затерянного посреди лесной чащобы дом в смешанных чувствах. Увиденное произвело на меня неизгладимое впечатление. Но более всего, больше приоткрывшихся тайн этого странного места, меня поразило нечто иное. Странная метаморфоза, которая случилась сегодня с холодным и спокойным Старкевичем. Именно сегодня он, как мне казалось, раскрыл свой истинный облик. За внешним спокойствием скрывался увлечённый, я бы даже сказал фанатичный человек, который готов идти до конца в своём начинании. И оставалось лишь достоверно выяснить, что же так захватило его. Какой секрет мог заставить Петра Старкевича поселиться в уединённом лесу вдали от цивилизации, и глубоко под своим домом возвести странный механизм непонятного назначения?