Несколько заметок (2003 г.) о женщинах на войне. Заголовок относится к последней заметке.
Женщин на войне и много, и мало одновременно. Мало – в соотношении с мужчинами, а много, потому что каждую все замечают. Всегда. Какой бы она ни была: физиология рулит…
Грубая шутка на тему неудовлетворенных естественных потребностей.
Через два месяца (пребывания здесь) теряет значение внешность женщины. Через четыре – возраст женщины. Через полгода – ее пол.
И еще один анекдот в тему.
Встречают новобранцы в Моздоке Бабу-ягу.
-Ты куда, старая?
-В Ханкалу!
-Да кому ты там такая страшная нужна?
-Э-э-э, ребятки, не скажите. Это я здесь Баба-яга, а в Ханкале я - Василиса Прекрасная.
Женщин, в отличие от мужчин, никто по приказу в Чечню не гонит. Почему же они едут? Основных мотивов несколько: личная жизнь (ибо мужиков много), выслуга (день за 1,5-2), деньги (в 1,5-2 раза больше, чем в мирной обстановке + выплаты за боевые). Кроме того, круг обязанностей для них здесь предполагает безопасность. Относительную, конечно.
Из дневника. «Ольга. Туркменка. Имя – условное, на русский манер. Настоящее не запомнил, хотя и спросил из журналистского любопытства. На взгляд – лет 40, но могу ошибаться. Пьет, курит и матерится. Но все это здесь не только не шокирует, но даже не замечается. Такая вот восточная женщина. Служит в Ведено. В Ханкалу и Грозный приезжает по делам. Хозяйственница. Контрактница. Скоро уже два года, но собирается продлить на год. Зарабатывает на квартиру дочери, которой сейчас 13 лет. «Кому она еще нужна кроме меня?» Дочь выдаст только за мусульманина, ни в коем случае не за русского.
-А если чеченец?
-Нет уж (смеется), тогда лучше за русского.
Она часто летает на вертолете. Всегда садится рядом с пулеметчиком у раскрытых дверей и любуется горами. Убьют, так убьют, в любом месте вертолет не защитит, а тут – красиво.
Спросил ее, каково быть женщиной на войне. Говорит, очень тяжело. А из-за того, как относятся мужики к женщинам, вообще «порой ненавижу себя за то, что я женщина».
Она мусульманка. Когда в Ведено встречается с местными, они ежедневно и однообразно оскорбляют ее, задавая один и тот же вопрос: «Как провела ночь?», намекая на то, «что я подстилка». «Хочется нагрубить в ответ, послать по-своему подальше, но боюсь, мне же тут ходить на рынок… На этом рынке одна девчонка золотом торговала, а к ней парень ходил – из ямадаевцев. Так ей голову отрезали и на это место, где она торговала, поставили».
«Недавно у меня подруга в вертолете сгорела. Она на «большую землю» летела, у девчонок кольца брала. Нам потом эти кольца принесли – черные…»
…Ольга приехала на один день, а задержалась на четыре. Собиралась в Грозный, потому приехала в платье. Вечером сидели в кунге у Коли, гсм-щика. Она просто изнывает: не могу больше в этом платье, ребята, дайте кто-нибудь камуфляж, отдам потом. Коля сходил, принес. Мужики отвернулись, она тут же переоделась.
-Как хорошо, - со вздохом великого удовлетворения, - теперь в своей шкуре…
Это уже клиника».
Крайний раз я видел ее уже осенью в Ведено. Пришел, поздоровался, а она в слезах. Инженерная разведка попала в засаду. Один из погибших, разведчик Сергей, накануне хотел взять у нее книгу, да решил, что зайдет завтра. Завтра для него уже не было. «Улыбка у него была замечательная, о смерти никогда не говорил. Остались жена и дочь. Не дослужил полтора месяца до конца контракта». Кажется, он был ей лично дорог…
«Валентина. Прапорщик, тоже из Ведено. Она здесь уже год. Говорит, Ханкала – курорт. Страху натерпелась в Ведено. Каждую ночь ложишься спать и не знаешь, доживешь ли до утра. Женщинам здесь очень тяжело психологически. Увидела только что убитого пятилетнего ребенка, внутри все сжалось. Пришла, попросила водки, хотя и не пьет. «Когда видишь пятерых наших погибших ребят, которые еще вчера жили в соседней комнате… И даже флаг не приспустили, обычное дело».
Она здесь с мужем. Он – подполковник, начальник разведки. Она про него – только в положительных тонах. Только об одном ворчит, что стричься не разрешает. У нее коса заплетенная – до колен. Ей богу! С руку толщиной. Спрашиваю, как же она их промывать здесь, в полевых условиях умудряется? Она только рукой машет: мучение.
Действительно, жара страшная, грязь, пыль, ветер. И даже баня два раза в неделю не спасает. Тут очень кстати ответ Николая на дежурную шутку о теплом пиве и потных женщинах: «Ничего не поделаешь, здесь все женщины потные».
Патимат. Наша наборщица в газете, молодая дагестанка. Вчера ездила в Грозный. Попала под раздачу. Говорит, паника какая-то началась, и на чеченском что-то по громкой объявляют. «А я, - говорит, - почти не понимаю по-чеченски. Все разбегаются. Ну и я рванула. Оказалось, там фугас обнаружили, просили разойтись, чтоб подорвать его безопасно». Она «везучая». Уже дважды была свидетелем терактов. Один раз – подрыв, один – расстрел машины. Вчерашний случай у нее – третий.
Ночная бабочка. Ребята рассказали. Мы в разъездах были, заявляется под вечер в нашу палатку военная девица легкого поведения. С какими-то лычками на погонах. Смазливая, лет тридцати.
- А что, - говорит, - мужики, жалко вам, что ли по две штуки с человека?
- Это за что ж?
- За ночь. А там – как хотите, сколько хотите или сколько сможете. Хоть хором, хоть поодиночке.
- А что, денег не хватает?
- Мне-то хватает, но семью кормить надо.
Коротко, ясно и честно. У нас в палатке одни прикомандированные, зарплата только по основному месту службы будет, на большой земле. Так что ушла девица в другие палатки клиентов искать.
Любовь и измена. Приехал в Ножай-Юрт, общаюсь с замполитом. Рассказывает о проблеме. Один солдатик, срочник, умудрился влюбиться. И не в кого-нибудь, а в местную девушку, в чеченку. Причем, это у них взаимно. Ждет не дождется дембеля, чтобы жениться. И родня ее не против, но с одним условием: жить будут здесь. Парень – за, двумя руками. Он сирота, дома у него только бабуля престарелая. Никому не нужен…
А вот тут уже шекспировские страсти. Весь воинский коллектив комендатуры, солдаты, резко против. Как так, как ты мог?! Ты с нами тут, под пулями, наших же товарищей в гробах провожал, а теперь – с ней! К НИМ! Измена! Практически, Родине измена…
Сослуживцев тоже можно понять. По крайней мере, попытаться. Среднестатистические потери по Чечне на описываемый период (лето и осень 2003 г.) по министерству обороны составляли: один двухсотый и два трехсотых ежедневно. По МВД примерно столько же, и во Внутренних войсках сколько-то, не знаю. Ножай-Юрт – центр одного из горных районов. Еженедельно отсюда 3-4 человека уезжали – кто в госпиталь, а кто насовсем. Кроме того, аксиому «партизанское движение возможно лишь там, где есть поддержка местного населения» никто не отменял. Потому никто не исключал возможности, что «Джульетта» или ее родственники так или иначе связаны с «лесными братьями». Короче, высокой степени доверия местные у военных не вызывали.
Командованию эта любовь с осложнениями – поперек горла. А ну как убежит? А ну как переметнется? А ну как свои с «Ромео» сотворят чего-нибудь? Короче, парня изолировали и от своих, и от девчонки. Заперли. Присмотр круглосуточный, чтобы руки не наложил. И побыстрее оформить документы на дембель. А там, под усиленной охраной доставить на родину и поставить на учет в военкомат. А потом пусть делает, что хочет. Сумеет прорваться обратно – его дело. В то время в Чечню так просто было не заехать. А не сумеет – так тому и быть.
Слушая замполита, я для себя так и не решил, кто прав. С одной стороны - война, с другой – любовь, принесло ее не вовремя…
Интересно, чем дело кончилось? Вот и мне интересно. Но… Через 10 дней из Ножай-Юрта я уехал и до конца командировки туда уже не попал. Может, читает это кто-нибудь из участников-свидетелей? Отзовитесь!
В следующий раз расскажу, как пьяный солдат за рулем не убийцей стал, а спасителем.
На фото: это не тюрьма. Та самая Ножай-Юртовская комендатура, где Ромео от Джульетты прятали.
