Григорий Остров

Слышал об этом случае дважды, но далеко не из первых рук. 

Так что тапками прошу не бить, за что купил, за то и продаю.

Жила, в общем, одна семья. Родители, дети и дедушка. 

Жили сначала в неньке-Украине, а потом уехали на историческую родину в Хайфу. 

Дедушка всю жизнь был зубным техником, то есть они в неньке не бедствовали. 

Вся квартира в коврах, тогда это считалось круто. 

И когда настала пора ехать, дедушка наотрез отказался расставаться с самым большим 

и пушистым ковром. Скатал его в рулон и привез с собой в Хайфу. 

Хотя это сильно добавило красок в и без того нелегкое путешествие.

В Хайфе ковер ко двору не пришелся. 

Может, не влез в гостиную, может, по цвету не подошел, но так и пролежал много 

лет свернутым на антресолях. А в то время хамасоиды взяли моду надевать пояса 

шахидов и кататься в них в Израиле в рейсовых автобусах. 

Позже израильтяне кокнули шейха Ясина и еще парочку кутюрье, и мода сошла на нет.

Но до того свободно можно было поехать, например, на рынок и нарваться в автобусе 

на показ мод. Вот дедушка однажды и нарвался.

Похоронив дедушку, его дети решили, что нафиг им не сдалась такая историческая 

родина, и нашли способ перебраться в Америку. 

А перед отъездом распродали или раздали все крупные вещи.

В том числе злополучный ковер почти насильно всучили не очень близким знакомым

не знаю из какого города, но пусть для определенности из Нагарии. 

У вас, мол, первый этаж, с пола дует, так что берите.

Через два дня звонят им эти нагарийцы и требуют приехать в гости попрощаться.

Хайфчане отказываются: вы, мол, с ума сошли, три для до отлета, дел невпроворот, 

но те настаивают. Ладно, приехали. Их кормят ужином, ведут разговоры о разных 

пустяках. Зачем звали, непонятно. Наверно, есть какое-то деликатное поручение, 

но не знают, как подступиться.

Съели ужин, хозяйка пошла на кухню типа за десертом. 

И тут хозяин встает и торжественно объявляет: «А теперь сюрприз!». 

И такой жест рукой: мол, парад-алле, смертельный номер. 

Входит хозяйка. У нее в руках поднос, а на подносе – гора стодолларовых бумажек. 

Солидная такая горка, с верхом, чуть по краям не сваливаются.

Дедушка, оказывается, все деньги, заработанные непосильным трудом на ниве зубного протезирования, обратил в доллары, закатал в ковер и таким образом через все 

таможни привез в Израиль. 

А детям ничего не рассказал. Не успел. Он ведь не собирался взрываться в автобусе, 

а собирался жить долго и счастливо до ста двадцати лет.

В этой истории, если она, конечно, была, поражает не дедушкина находчивость, 

а поступок нагарийских знакомых. 

Ведь если бы они эти деньги зажилили, никто бы об этом не узнал. 

Вообще никто, никогда и ни при каких обстоятельствах. Химически чистый случай. 

Хочется надеяться, что дедушкины дети с ними поделились и они вынесли из этой 

истории несколько больше, чем старый ковер и чистую совесть.

Но чего не знаю, того, к сожалению, не знаю.