Промт: A fierce mountain storm: strong winds push fast-moving clouds over jagged peaks, snow below shimmering in brief lightning flashes. Distant thunder rolls through the valley. Dark swirling clouds, gusts lifting snow into spirals, rugged pines bending under the storm. Dramatic, cinematic atmosphere.
Больше артов в тг: Арты из нейросети
Попросил одну нейросеть нарисовать красивый пейзаж. Вот что она выдала:
получился вот такой красивый пейзаж.
Я в ответ справедливо замечаю:
И получаю в ответ это:
Угадайте что за нейросеть.
Священный дуб. Иллюстрация к книге https://author.today/reader/151994/1241589
Имя: Артемий (данное при рождении утрачено, стерто пылью веков, как капли крови на сукне).
Родился: 25 июля 1875 года, в густых, душных сумерках, что всегда казалось ему дурным предзнаменованием.
Нынешнее местопребывание: Россия, город-призрак на Урале, где советские корпуса вросли в землю, как гнилые зубы, а в подвалах пахнет сыростью, железом и древним страхом.
Эпоха Темное Преображение (1899-1905)
Он не помнит укуса. Помнит лихорадку, что скрутила его в своем огненном кулаке где-то между Санкт-Петербургом и Москвой. Помнит, как мир обрел новые краски: бархатную глубину ночи, музыку биения тысяч сердец, пьянящий аромат страха, исходивший от людей. Это был конец человека и начало чего-то иного. Он стал охотником в мире овец. Элегантным денди в тесном фраке человеческих условностей. Годы перед революцией — его золотой век. Балы, опьянение не от шампанского, а от близости теплой, жирной жизни, которую он мог оборвать одним движением. Он был тенью в переулке, шепотом, который приписывали ветру.
Эпоха Революция. Голодные Годы (1917-1920)
Революцию вампиры почуяли раньше людей. Запах страха сменился запахом ненависти — едким, горьким, как дым горящих усадеб. Голод стал всеобщим. Не на кровь — на хлеб, на справедливость, на кровь врага. Охотиться стало опасно. Кровь голодного человека горчит отчаянием и почти не дает жизненной силы. А улицы патрулировали новые жрецы — чекисты с глазами, холодными, как сталь штыка. Они не верили в Бога, а уж в вампиров — и подавно. Их не пугали тени, они сами были тенями, отбрасываемыми государством.
Он выжил, потому что научился пить не только кровь, но и страх новой эпохи. Он прятался в подвалах ЧК, в лагерных бараках за Полярным кругом, где отчаяние было таким густым, что его можно было резать ножом. Он был паразитом на теле великой утопии, пиявкой, присосавшейся к аорте ГУЛАГа.
Советская Эпоха. Великая Спячка (1930-1980)
При Сталине стало ясно: вампиру нет места в мире, где солнце — не только на небе, но и на знаменах, и в кабинетах следователей. Страна строила светлое будущее, а он был существом из темного прошлого. Он впал в долгую, тревожную спячку. Просыпался раз в десятилетие — от звука сирен войны, от гула спутника, от пьяного смеха застойных лет. Каждый раз мир менялся, становился все более чуждым. Люди разучились бояться по-настоящему. Их страх стал сиюминутным — страх перед очередью, перед участковым, перед дефицитом. Примитивный, плоский страх, словно разбавленный бензин.
Он жил в «хрущевках», чьи тонкие стены не могли скрыть запах его одиночества. Работал ночным сторожем на заброшенных заводах — ирония, от которой он давно перестал улыбаться. Государство, боровшееся с «пережитками прошлого», само стало для него идеальным укрытием. Кто будет искать монстра в стране, где все призраки объявлены вне закона?
Эпоха Новое Время. Пир Дьявола (1990-е — н.в.)
Когда Союз рухнул, рухнули и все запреты. Наступил пир дьявола. Страх снова стал разносортным, насыщенным, изысканным — страх бандитов, страх нищеты, страх перед завтрашним днем. Кровь лилась рекой на мостовых, горячая, молодая, полная адреналина. Казалось бы, рай.
Но Артемий стар. Он смотрит на этот новый, яркий, жестокий мир из окна своей уральской квартиры и чувствует лишь усталость. Он — анахронизм, реликт. Его сила вернулась, но желание угасло. Он пьет, потому что должен, а не потому что хочет. Он наблюдает за людьми, которые теперь сами стали вампирами — высасывающими друг из друга деньги, надежды, жизни. И порой ему кажется, что он — последний настоящий вампир в стране, где все остальные лишь играют в его жуткую, бесконечную игру.
Он ждет. Ждет чего-то, что положит конец этой долгой ночи. Может, нового солнца. Или просто — тишины.
