Лига Сказок

Печатается с разрешения автора

Невезение бывает разным - от мелкого - пришел в магазин купить молока и попал в очередь, среднего. - ушел перед носом автобус, а следующий будет только через сорок минут,а на улице мороз градусов 20,до крупного - отказали от выплаты премии,на которую ты так рассчитывал. Хуже бывает,когда невезения средние и крупные идут друг за другом.  И хоть ты и не был баловнем судьбы, но и не считал себя неудачником и свалившиеся на него неудачи не считал такой уж большой проблемой, но и не мог сказать, что настроение его теперь на высоте. А началось всё с невезения среднего - в честной лотерее (вытянул длинную спичку) ему выпало дежурить 31 декабря. Не очень приятно, но терпимо.  Дальше - больше. Проект, над которым он трудился месяц и который запустил в середине месяца, оправдывал ожидания, но увы, по мнению некоторых он с ним опаздал. Поэтому премию он не получит. И хотя её он в любом случае не увидел бы раньше середины января и особо на неё не рассчитывал, сам отказ не улучшал настроение.  В череду невезений попало уже крупное невезение - в службе заказа гаджетов перепутали его заказ с чужим и вместо выбранного им подарка любимая девушка получила весы. Хорошие весы,с управлением с смартфона, памятью и прочими не особо нужными функциями, но явно не такой подарок, который захочешь дарить девушке, не пытаясь сделать намек на лишний вес. А т.к. любая девушка не уверена в своем весе на 101% , весы будет сомнительным подарком. Да, он по телефону обьяснил, что вышла путаница, что уж ЭТО он не планировал дарить, но сам сюрприз уже испорчен. Если прибавить еще то, что к любимой женщине ты приедешь только в одиннадцать часов вечера, если повезет, то настроение будет точно на нуле.  Честно доработав до начала одиннадцатого он вышел на стоянку перед деловым центром. Настроение, перевалив нулевую отметку пошло вниз, уже со знаком минус - из-за близости Нового Года такси дружно подняли свои расценки в полтора раза, но и за эти деньги не удалось вызвать мотор без ожидания. Пришлось просто выйти на улицу и ждать когда повезет. Ругая службу заказа такси - вызвал машину за два часа, а она всё ещё опаздывала, он внимательно осматривал подъезжающие машины - может кто выйдет возле делового центра, в супермаркет на первом этаже, а он ангажирует водителя на поездку. Мысль уже казалась совсем наивной, как рядом с ним остановилась Лада с наклейкой на боку "Новогоднее счастье" - стилизованые олени и снежинки. С пассажирского сиденья вышла девушка в традиционном костюме Снегурочки - длинная синяя шуба, на голове кокошник. Улыбнувшись, она пошла по направлению к входу в супермаркет. На месте водителя сидел Дед Мороз - именно дед - с большой и явно своей бородой, лицом, покрытым густой сетью морщин, большим и красным носом. Костюм классического Деда Мороза (не Санта Клауса) дополнял образ.  
- Внучок, обратился он вполне доброжелательно, тебе на Советскую? Садись, подвезу.  Даже не спросив об оплате, он сел рядом с водителем. В салоне приятно пахло хвоей, мандаринами и чем-то забытым из детства. Негромко играло что-то рок-н-ролльное.  
- Поздновато домой, сказал Дед, работы много? Или не ждет никто?  Чтобы не быть невежливым, да и вид деда был участливым, он ответил:  - Есть такое дедушка. Выпало дежурить, всё по честному.  
- А чего такой печальный? Праздник же сегодня. Новый год будет через полтора часа.  - Вот именно. Новый год, а я без подарка для девушки, из-за путаницы осталась без него. 
 - Без подарка не примет? 
 - Примет. Самому неприятно.  
- А она знает о твоей неприятности?  - Знает. Всё понимает, бывает такое, случайность, невезение.  
- Тогда чего грустить? Она тебя и без подарка ждет. Видимо есть за что ждать и любить. Ты в этом году был хорошим мальчиком?  
- Не уверен. Наверно.  
- Добрый, но добра не сделал никому?  - Примерно.  
Уже почти подъехали к дому, как дед спросил:  
- А в чудеса ты веришь? 
 - Нет.  
- Странный ты. В невезения веришь, а в чудеса нет.  
- Невезения вещь обыденная, а чудеса мне пока не попадалась.  Уже подъехали к подъезду, как дед внезапно предложил:  
- Хочешь , я тебе покажу чудо?  - Покажите.  Машина остановилась у подъезда и дед с заднего сиденья взял большой мешок.  
- Здесь остался один подарок. Отдай его своей девушке, но с условием - самому не смотреть, отдать как есть - в мешке. 
 - А что там?  
- Не могу сказать. Иначе какое это чудо.  - Что я буду должен?  
- Ничего. Ты меня выручишь - скоро Новый год, а я не все подарки вручил. 
 - Так детям же подарки! Я вам еще за проезд должен.  
- Не должен. А Новый год общий праздник, не только детсткий.  
В подъезде сразу навалились неприятные мысли - что в мешке? Может что-то неприятное или опасное , дед хоть и выглядел мирно, но кто его знает? Дарить кота в мешке не хотелось. Дойдя до нужной квартиры он позвонил в дверь.  
- Ну что ты так долго, уехать не мог?  И что за мешок у тебя? Ограбил Деда Мороза? 
- Нет, сам отдал. 
- Ну-ну. И что там?  
- Не знаю. Сказал тебе так отдать.  
- Кто сказал?  
- Дед Мороз.  
Она внимательно посмотрела на него, потом взяла мешок, развязала его и вытащила коробку, оклееную бумагами с печатями.  
- Это же посылка, которую перепутали. Как ты ее получил, они привезли?
- Да нет. Просто ПОВЕЗЛО.
©Вальченко Игорь

— Что такое — идёт, а ног нет?

Сашке семь, и это тот самый возраст, в котором полагается восхищаться дурацкими загадками и всерьёз думать над ответами. Але пятнадцать, и ей всё это уже до чёртиков надоело, но от сестры, понятное дело, никуда не деться. Зато Аля этих дурацких загадок помнит года на три вперёд; папа умер, а его слова остались, и вычитанные невесть где — или придуманные им самим? — шутки и загадки тоже, кладезь всякой подобной дряни был, а не человек...

Проблема в том, что сестра думает над загадками кошмарно недолго:

— Дождик, конечно!

и тут же обижается:

— Спрашивай хотя бы про то, что сейчас есть! Дождика-то нет, так нечестно.

Сашка папу не помнит совсем. Соответственно, слова его тоже; она тогда ещё даже не родилась, близко было, но нет. Аля помнит очень плохо, как ни старайся удержать образы, память всё равно рано или поздно покажет кукиш.

Хотя кукиш от памяти — это неизбежно, а вот кукиш от погоды, когда выходили в душный полдень, а сейчас над головой угрожающе сплетаются темно-серые облака, грозит либо простудой Сашке, либо очередной ссорой с мамой, которая, как и все взрослые, считает изыски погоды как минимум концом света. Так что надо бы уже двигаться в сторону дома, но...

— А давай я закрою глаза, а ты меня поведёшь? — тем временем просит Сашка, она это любит, только ни Аля, ни мама не способны удержать её от падений, так что коленки у младшей постоянно в ссадинах. Сестре всегда можно сказать "нет", она не слишком расстроится, но Аля неожиданно даже для самой себя протягивает Сашке ладонь. Младшая хватается за руку, закрывает глаза и выбрасывает в воздух другую руку, чуть не задев какого-то дяденьку. Сашке всё равно, а Аля уже собирается вступать в спор, когда он начнёт ругаться, но дяденька только улыбается — добро и почему-то немного грустно.

— Я музыку слышу, — тем временем болтает ничего не подозревающая младшая. — А ты?

Аля ничего не слышит. Кроме разноголосого шороха колёс по асфальту, это, конечно, можно назвать музыкой, но будет так себе. Тучи тем временем нависают уже прямо над головой, почти руками можно потрогать; визг тормозов на перекрёстке, возмущённый гудок, Сашка вздрагивает и открывает глаза — и одновременно со звуком настаёт дождь.

Бежать до перехода — меньше минуты, но через лужи, появившиеся в мгновение, это не так-то просто. На последних метрах они обе всё-таки проваливаются, и когда заходят, наконец, под прозрачный козырёк, в кедах Али хлюпает вода. Сашке повезло больше, её сандалии просто мокрые.

Аля трясёт головой, сбивая холодные капли с волос, футболка промокла полностью, и джинсы тоже, и скоро станет холодно и противно; но пока они обе стоят в толпе, такой же мокрой, и вот теперь уже на самом деле слышно музыку.

***

В комнате и без того из-за туч сумрачно, а если задёрнуть плотные шторы, становится совсем как будто ночь — и можно зажечь лампу, тень от которой сплетающийся ветвями лес.

Впрочем, лампа лишь предмет интерьера: Рэм умеет делать лес из чего и где угодно — это то самое, что он действительно на сто процентов умеет. Но когда рядом Илма, можно даже особенно не стараться. Илма и есть лес; его или не его — это она решит сама, но пока Илма рядом, тени ветвей вырастают без всяких усилий. Рэм любит лес, и Илма, слава Тенгри, тоже его любит, поэтому, прежде чем стены квартиры исчезнут, он всегда берёт её за руку.

Лес тянет ветви, поёт, глупо думать, что это для них, лес живёт сам по себе и лишь изредка и немногим позволяет войти. Рэм тянет к Вечному Синему Небу острую морду, становится на сильные лапы; рядом с ним точно так же поднимает голову рыжая волчица Илма, скалится, как будто грозно, но на самом деле это только лишь улыбка. Озон в воздухе они бы почувствовали и людьми, но если у тебя волчий облик, то шерсть становится дыбом, когда гроза — такой же волк, только огромный и состоящий из миллиарда белоснежных трещин в пространстве — догоняет и слегка задевает хвостом.

Илма срывается с места первая. Рэм идёт следом, но поодаль, оставляет ей право быть одной, тем более, что лес никогда не имел начала или конца, так что опасности никакой нет. Вот только стена дождя бежит намного быстрее них, и в конце концов захлопывается, как ловушка, оставляя только торжествующий вой небесного волка и много, много, много воды вокруг — сверху, снизу, везде. Не видно ровным счётом ничего, и тогда они прижимаются к старому дереву, мокрые целиком и полностью. Дождь в лесу бывает так редко, что каждую пролитую каплю стоит ценить свыше нормы, говорит Рэм, но не Илме, а, скорее, самому себе, тому, который ходит на двух ногах и совершенно не любит воду.

Рэм не знает, что в это время происходит в настоящем мире; или, может быть, в другом наваждении, там, где у них с Илмой нет ни дороги, ни клыков, а есть лишь они сами и крохотная квартирка в центре. Знает только одно: наваждение держится только пока тихо, а визг тормозов на улице — болваны, забыли окно закрыть! — никак нельзя приравнять к тихим звукам.

Даже Илма не может удержать лес; стены вырастают из ниоткуда снова, но это, конечно, не катастрофа, просто потом придётся повторять всё сначала. А пока что Илма подходит к окну, выглядывает вниз, опасно свешиваясь с подоконника: замирает на пару мгновений, с длинных волос падают капли, и только потом снова встаёт на ноги, но уже смотрит на Рэма так, будто конец света случился.

— Ты только посмотри, — говорит она шёпотом, как будто кто-то действительно может услышать. — Смотри, кто вышел...

С седьмого этажа люди внизу — не больше муравьёв, подробно рассмотреть кого-то сложно. Но Рэм послушно подходит к окну, и у него тут же сбивается дыхание: эту серую шляпу и почти незаметную полоску губной гармошки в руке он узнал бы где угодно.

***

Так давно не видел ни солнца, ни облаков, не слышал смеха и навязчивого шума колёс по дорогам. Так давно не имел ни малейшей возможности просто выйти и отправиться куда глаза глядят, даже если они упорно уставились на ближайший супермаркет. На самом-то деле такие возможности, подумал с лёгкой обидой, стоит внести в национальный фонд.

Из подъезда выбирался вообще как впервые в жизни; когда вышел из двора — осмелел настолько, что выпрямился, вдохнул как следует, а не едва-едва, и перестал сжимать гармошку так судорожно, словно там внутри ядерная кнопка. Поправил любимую шляпу, после аварии ещё слегка помятую, уверенно взглянул на окружающий мир из-под широких полей: живём. А прошлое на то и прошлое, чтобы без сожалений выбросить его вместе с горой игл, пустыми ампулами и провонявшей лекарствами простынёй.

Как же это хорошо всё-таки — жить.

За те долгие месяцы, пока бездарно продавливал любимый диван, город успел измениться. Не сильно, почти неуловимо, но такие изменения обычно вызывают странное ощущение между лопатками и мурашки на загривке. Впрочем, никакой страх не страх, когда солнце в зените и нещадно Сейчас бы ещё грозу, — подумал, заслоняя рукой глаза, — чтобы как будто до всего этого, только стена дождя и больше никого и ничего. Закрыл глаза, попросил о дожде неизвестного как мог громко, не размыкая губ; стоял, не ощущая пространства, так долго, что голова начала кружиться, и чуть не упал, когда по носу щёлкнула ледяная капля. Глаза открыть рискнул только спустя полминуты, когда в волосах уже места свободного не было для новых хрупкие осколков неба. Оглянулся, расхохотался, замер посреди улицы, как последний псих.

Меньше чем за минуту намок полностью, но дождя никогда не сторонился, и уж это точно то, что никогда не изменится. Снусмумрик вернулся домой, подумал первый раз в жизни не с иронией, а искренне. И гармошку не потерял, и шляпа почти цела, и даже без попыток можно угадать, кто привёл их в порядок и оставил как дорогу назад. Снусмумрик вернулся, и тому, кто едва ли не больше всего этого хотел, стоит всё-таки сообщить. И остальным тоже.

Достал телефон, плохо слушающимися пальцами прикоснулся к экрану. Удивительно, что мобильник при падении не разбился ещё тогда, но раз цел — и говорить не о чем; хорош бы он был сейчас без связи, мама наверняка будет звонить каждые полчаса, и попробуй только возмутись чрезмерной заботой. Сам виноват, болван.

Пока дозванивался первому — шёл, не фокусируя взгляда на бесконечных вывесках, и спохватился только, когда увидел незнакомую жёлтую и маленький медный колокольчик над резной деревянной дверью. Вошёл, конечно, под аккомпанемент гудков провалился в удобное плетёное кресло и стал ждать.

На той стороне трубку взяли спустя, возможно, минут сорок, на самом деле наверняка около трёх. И, вопреки привычным традициям, молча — кажется, впервые за тысячи лет знакомства, просто шорох и ни звука голоса.

— Привет, волчара, — сказал в трубку первый, не дожидаясь никакой реплики. — Снусмумрик вернулся в родные края, и если ты скучал, совсем недалеко от нас открыли неплохое кафе. Я как раз, вот уж удача, здесь сижу.

За окнами небольшой избушки завывал февральский ветер. Он гудел в печной трубе, будто стая волков, он стучал чем-то под крышей, пытался пробраться в клеть, где хранились запасы.
- Бабуленька, а ветер уймётся? – тихонько спросила с полатей Любавушка.
- Уймётся, дитятко! И ты спи.
Старушка, что заводила тесто для утренних хлебов при неясном свете лучины, строго глянула на меньшую внучку. Вот вечно с ней хлопот не оберешься! Все-то ей, баловнице, знать надобно…
- Бабушка, расскажи нам про Ивушку?
С печи свесилась старшая внучка бабки Добромилы – разумная и понятливая Нежана.
- Будто первый раз сказываю! – махнула на них рукой хозяйка избушки. – Надоели, силушки моей нет! Вот вернутся родители ваши с зимней ярмарки, пожалуюсь, как старой женщине покоя не давали!
Девчушки тут же старым зипуном накрылись, притаились, надеясь, что вспыльчивая старушка сменит гнев на милость.
- Ладно уж, неуёмные, слушайте. Только потом сразу спать и никаких разговоров до самой зари!
Накрыв кадушку полотенцем, бабушка Добромила вытерла от муки свои сморщенные руки, уселась на лавку и тихо, нараспев, повела сказ. Любава с Нежаной и дышать забыли, вслушиваясь в знакомые слова истории. Старая женщина частенько рассказывала им эту сказочку, но девочкам казалось, будто слышат они ее впервые. А злой февральский ветер, что бился в стены избушки, только добавлял волшебной жути.
- Было то аккурат на Громницу… Я в ту пору только-только заневестилась, на посиделки ходить стала, будто совсем взрослая. Помню, вошла в горницу, а девок там видимо-невидимо. И каждая со своим рукоделием, как водится, пришла. Сами знаете, для чего молодежь праздники устраивает: невесты приходят мастерством своим похвалиться, а парни поглядывают, к которой посвататься стоит. Непряху-неткаху в свой дом привести – мыслимое ли дело?
- Я ведь хорошо вышиваю, да, бабушка? – подала голос старшенькая Нежана. – Значит, и мне счастье на роду написано?
- Поглядим, - фыркнула Добромила. – Сказывать дальше али ты за меня договоришь?
- Ой, сказывай! – пискнула Любава.
Погрозив внучкам узловатым пальцем, старуха продолжила.
- Так вот, первой невестой в нашей деревне была темноглазая Ивушка. И с прялкой у нее дело спорилось, и с иголкой, и с веретёнцем. А уж как песню заведёт – заслушаешься! Говаривали, матушка ее любила соловьев под ивами слушать, вот и нарекла дитятко единственное Ивой-деревцем.
Мне-то замуж идти еще рано было, только-только в понёву вскочила, да парни на меня и не глядели, все на Ивушку засматривались.
- А хороша ли была девица? – вновь перебила рассказчицу Нежана.
- Хороша, - улыбнулась старушка, и лицо ее сморщилось в улыбке, будто печёное яблоко. – Коса ниже пояса в руку толщиной, глаза – омуты тёмные, а улыбнется – что солнышко выглянет. А только ни на кого Ивушка не смотрела, со всеми парнями одинаково холодна была да неприступна.
И вот, аккурат в Громницу, когда сама Лёля-Весна с Мораной-Зимой встречаются, оттаяло сердечко нашей Ивушки.
Вышли мы с девками за околицу, чтобы Весну закликать. Знаете ведь, что не положено еще громко Лёлюшку славить, рано птичек хлебных печь, да Ее в гости кликать. Вот и мы знали, тоненько-тихонько запевали, а сами в небо глядели – не явит ли Перун Сварожич свою силу, не пошлёт ли Небесный огонь – грозу зимнюю?
Ивушка наша на отшибе стояла и вдруг словно застыла, вперед себя глядючи. Уж мы ее тормошили, по щекам хлопали, а она стоит, будто неживая. Солнышко светит, снег хрустит под ногами, мороз щиплет носы и день такой светлый… Как наша красавица очнулась, заморгала, так вся ослабла, в сугроб повалилась.
Стали мы расспрашивать, что да как, а она молчит. Долго молчала, а потом все же ответила. Говорит, Самих Лёлю с Мораной видела. Будто бы шли они друг дружке навстречу: одна как дитя свежа и прекрасна, а вторая, как княгиня – сурова и величава. И обе на Ивушку глянули.
«Суженый к тебе придёт, - молвила Лёля и улыбнулась, будто теплом весенним согрела. – Счастлива будешь, девица!»
«Только придется тебе разделить с ним непростую долю, - сурово изрекла Морана. – А коли откажешься, погибнет добрый молодец!»
Сначала мы не поверили Ивушке. Думали, с морозца ей подурнело, привиделось-приблазнилось, а как парни на реке собрались силами меряться, удаль свою показывать во славу Перуну-воину, так и поняли – правда то чистая.
Среди наших деревенских заезжие гости оказались. Все, как один, красавцы: волосы светлые-льняные, глаза ясные-соколиные, а ходят, будто по воде плывут. Старший средь них вперед вышел, в пояс нашей Ивушке поклонился, а она зарделась, что Заря-Заряница, очи тёмные опустила. Видать, в самое сердце ее ударило.
Наши парни оскорбления не стерпели. Что за гости такие, откудова взялись, чтобы первую красавицу уводить? Кинулись в любимую молодецкую забаву: стенкой на стенку пошли. Гости заезжие не робкого десятка были, знатно наших ребят поваляли. Драка молодецкая – это Перуну любо! Грянул гром во чистом небе. Знать, похвалил Громовик за потеху добрую.
Но только обернулись вдруг чужаки волками серыми, в чащу помчали, а вожак-то на месте остался. Стоит серый лесной князь, не шелохнется – на Ивушку глядит.
Парни наши, слышь-ка, сразу сообразили, что к чему. Нас, девок, от зверя собой загородили да к избам повели, а промеж собой толковать стали, что поутру охотой пойдут – волчьи шкуры добывать.
Только не удалось им волчью стаю вырезать. Выскочила из-за спин защитников Ивушка, на парней глядит зверем.
- Что, стало быть? – спрашивает. – Любишь меня, Лучезар?
- А люблю! – отвечает тот.
- А ты, Милолюб? А ты, Радей? А ты, Седмир? Каждый из вас мне клялся, каждый из вас замуж звал!
Все знали, что многие женихи сватов к матери Ивушки засылали, а только та против воли дочь отдавать не желала. Для чего берегла – неведомо.
- Коли любите, так не станете стаю бить! – выкрикнула она, с шеи бусы срывая. – Лютой волчицей на вас выйду, если от клятв отступитесь! А заместо себя оставлю вам новую красавицу. Может, ей повезет среди людей долю свою отыскать.
Бросила Ивушка бусы подружкам, а сама оземь ударилась да в шубу серую обернулась. Только и видели, как бежали к лесу на длинных лапах серый волк да волчица, бежали и не оглядывались.
- А дальше-то что было, бабушка?
Вздрогнув, будто очнувшись от дрёмы, старуха внимательно глянула на притихших внучек.
- Ничего не было, деточки. Пропала Ивушка, будто и не бывало. Мать ее вскорости тоже исчезла, изба покосилась, а потом и вовсе в землю ушла. Только люди говорят, будто видали, как в лесу молодая жена лесного князя двух деток нянчит. Стало быть, не всегда Ивушка в шкуре волчьей ходит, иногда и человеком показывается. Теперь спите, баловницы, время-то позднее…
- Ты еще про бусы не сказывала! – возмутилась Любавушка. – Кто оберег поднял?
- Я подняла, - честно ответила Добромила. – Только носить не стала, закопала под яблонькой, чтобы никто не отыскал.
- Так зачем схоронила диковинку такую?! – вскочила Нежана. – Могла же первой красавицей быть!
- Много ли добра принесла краса нашей Ивушке? Спите теперь, негодницы! Что бы вы понимали, глупые…
Накрывшись с головой зипуном, девочки повернулись друг к дружке. Разгорелись у них глазёнки, а сами знают, что влетит от строгой бабки, коли прознает.
- Весной, как оттает земля, станем под яблонькой копать, - зашептала Нежана.
- Только чур, уговор: не жадничать! – ответила Любава. – Сперва ты себе жениха сыщешь, а потом мой черёд в чародейских бусах красоваться!

Автор Ксения Белова

Что делает матрос во время шторма? Проклинает стихию; молится всем известным богам; привязывается к мачте; мечется по палубе.

А, капитан? Капитан в бурю невозмутим и спокоен. Стоит на мостике. Одна рука сжимает перила, другая – заложена за спину. Фуражка на глаза надвинута, шарф развевается, в зубах трубка.

Вот об этой самой трубке и рассказ.

Случилось так, что во время шторма, свирепый девятый вал свалил Капитана и унёс в пучину его трубку. Казалось бы, унёс и унёс – невелика потеря. Пришёл фрегат в порт, купил Капитан новую трубку, да и забыл об утрате.

Однако не тут то было! В первый же рейс, как только засверкали молнии и вспенились первые валы, поднялся Капитан на мостик. Огляделся, фуражку потуже натянул. И, только трубку зубами прихватил, та возьми, да и хрустни! Выругался Капитан, да делать нечего. Так и пришлось ему с огрызком во рту со штормом сражаться.

В порту, команда все лавки обошла и отыскала Капитану самую крепкую трубку. Чубук костяной, а мундштук – редкого африканского дерева, медными кольцами охвачен. Кури её, грызи, кусай, хоть гвозди забивай.

Увы, и эту Капитан перекусил.

А, по береговым тавернам уже морячки посмеиваются. Мол, есть такой Капитан, что каждый рейс по десять трубок съедает. И кличку обидную придумали – Грызун.

Что делать?

Курить бросить, так, ещё пуще засмеют.

Заказать стальную трубку? Одна мука с ней.

Папиросы начать курить? Табак жевать?

Начал Капитан о нехорошем подумывать, да ром у себя в каюте пить. День фрегат в порту стоит – в море не выходит, второй стоит, третий.

Заволновались старые матросы. Жалко им Капитана. Спустились на берег, пошли по тавернам у портового люда совета спрашивать. И нашли!

Оказалось, живёт неподалёку Бабка, что за серебряную монету любую порчу снимает.

Привели старые матросы к ней Капитана.

Пошептала Бабка, бросила на стол карты, задумалась. Затем налила Капитану плошку зелья, пей, мол. Выпил тот и уснул крепким сном. А Бабка, хвать из передника клещи, да зуб у Капитана и выдрала. Проснулся бедняга, не поймёт, что с ним, а Бабка посмеивается.

— Сунь-ка теперь, родной, в рот трубочку.

Вставил Капитан мундштук в дырку, где раньше зуб был. Грызи теперь, кусай – целёхонька трубочка будет.

Расцеловал он старуху на радостях. Серебром одарил и на фрегат с собой взял. Целый день катал Бабку по заливу. Палили из пушек, кормили чаек, ловили рыбу, угощались горячим грогом.

А наутро, ушёл корабль в море. На мостике Капитан. Во рту трубка.

Лес осенью поистине красив. Листья опадают с деревьев и образуют желтую подстилку у еще недавно зеленых деревьев. Появляются грибы: подосиновики, мухоморы, опята. Белочки делают запасы грибов, ягод, орехов. Зайцы меняют шубку серую на белую, чтобы сливаться со снежным покровом. А для волка осень означает, что грядёт голодная и холодная пора, спасенья от которой нет.
И вот в начале очередной осени, когда люди приступают к сбору урожая, я встретил в пределах своих лесных владений обычного дворового пса. Пес, здесь, в лесу? Да нет, этого не может быть. Что может делать охранник людских владений у меня в гостях? Поборов своё любопытство я подошёл к своему дальнему родственнику, который явно находился в растерянности.
- Здравствуй мой дорогой друг, какими судьбами пожаловал? – спросил я.
- Да стар, я стал, кости мои уже стары, да и бегаю я уже не так быстро как раньше, вот и хозяин меня выпроводил из дому – ответил пёс.
- И ты решил податься в лес?
- Это все же лучше, чем быть бродячим псом, здесь то может, хоть помру достойно.
И стали мы с псом жить в лесу вместе.
Так прошло пару дней в бессмысленных прогулках по лесу. Я был, конечно, рад новому товарищу, но мне было его очень жаль.
В один из таких дней у меня возник дерзкий и достаточно необычный план, как вернуть пса к дворовой жизни. На следующий день, когда хозяева пса занимались сбором урожая на поле, я подкрался к месту, где они оставляли своего младшего сына, еще совсем младенца. Передо мной лежал маленький мальчик, пару месяцев от роду и смотрел в небо своими голубыми глазами. Поборов свой охотничий инстинкт, я аккуратно взял младенца за пеленки в зубы. И побежал в сторону леса. Младенец заплакал, и на его плач обратили внимания родители, но было уже поздно, я скрылся в глухом лесу. Едва зайдя в лес, я вышел к заранее оговоренному месту, где меня ждал с нетерпением пёс.
- Держи брат, это твой путь домой – сказал я псу.
-Спасибо, серый, век не забуду твою помощь – ответил мне пёс и схватив младенца, помчался обратно в поле.
Мне было интересно понаблюдать за успехами моего друга, и я аккуратно выглянул с опушки леса. Пес, как и полагалось настоящему защитники своих хозяев, вернул им сына и пожинал плоды славы и похвалы. А я пошёл обратно в лес, охранять свои волчьи владения.
Прошла осень, выпал снег. Зима выдалась холодной и голодной. Найти пищу мне не всегда удавалось, и я часто голодал. Бывало не найдешь ничего покушать, сядешь на пень срубленной ели и завоешь на весь лес, свою грустную песню.
В один из таких дней на мои грустные песни пришёл тот самый пес, которому я помог по осени вернуться домой.
- Здравствуй друг мой, как поживаешь? – поинтересовался он у меня.
-Да вроде ничего, только голод меня одолевает, совсем ослаб я. – ответил я ему.
-Хозяин мой, дочь замуж отдает, столы от еды ломятся. Пойдём со мной, я накормлю тебя.
И пошли мы в деревню. Дворовые псы не поднимали лая, так как знали о моём осеннем благородстве. Мы аккуратно проползли под забором и дождавшись, когда гости поднимут очередной тост спрятались под столом в доме.
Тост шел за тостом, а пёс все тащил мне со стола различные яства. Курочка, рыбка, говядина. Я наелся на пару недель вперёд. И тут проснулась моя волчья вокальная сущность.
-Щас спою – довольным голосом сказал я.
- Только не сейчас – едва успел вымолвить пёс.
- УУУУУУУУ – запел я мелодичным волчьим голосом.
Гости застыли, не понимая, что произошло, а хозяин потянулся за вилами. Было очевидно, что пора уходить, пока брюхо цело. Пес оглушительно залаял, и это было сигналом к бегству. Он погнал меня во двор. Убедившись, что за нами нет погони мы остановились, отдышались.
- Отплатил я тебе добром, серый, а теперь прощай – сказал пёс.
-Спасибо тебе пес, что накормил, приютил. И ты это, заходи, если что – ответил я.
И с этими словами медленно пошёл в сторону своего лесного дома.