Вторая Мировая

«От нечестивого органиста — гимн ненависти»

Самое громкое информационное событие 1938 года произошло 29 сентября, когда четыре государственных деятеля встретились в мюнхенском доме Фюрера, чтобы перекроить карту Европы. Тремя государственными деятелями, посетившими эту историческую конференцию, были премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, премьер-министр Франции Эдуард Даладье и диктатор Италии Бенито Муссолини. Но, несмотря ни на что, доминирующей фигурой в Мюнхене был немецкий хозяин, Адольф Гитлер.

Фюрер немецкого народа, главнокомандующий немецкой армией, военно-морским флотом и военно-воздушными силами, канцлер Третьего рейха, герр Гитлер в тот день в Мюнхене собрал плоды смелой, вызывающей, безжалостной внешней политики, которую он проводил в течение пяти с половиной лет. Он разорвал Версальский мирный договор в клочья. Он перевооружил Германию до зубов - или настолько, насколько это было возможно. Он украл Австрию на глазах у охваченного ужасом и, по-видимому, бессильного мира.

Все эти события были шокирующими для стран, которые всего 20 лет назад победили Германию на поле боя, но ничто так не напугало мир, как безжалостные, методичные, управляемыми нацистами события, которые в конце лета и начале осени угрожали развязать мировую войну из-за Чехословакии. Когда он без кровопролития превратил Чехословакию в марионеточное государство Германии, вынудил к радикальному пересмотру оборонительных союзов Европы и получил свободу действий в Восточной Европе, получив обещание “развязать руки” от могущественной Великобритании (а затем и Франции), Адольф Гитлер, без сомнения, стал человеком 1938 года года.

Большинство других мировых деятелей 1938 года утратили свою значимость по мере того, как год подходил к концу. Казалось, что “почётный мир” премьер-министра Чемберлена, как никогда ранее, не принес ни того, ни другого. Все большее число британцев высмеивало его политику умиротворения диктаторов, считая, что ничто, кроме унизительной капитуляции, не может удовлетворить амбиции диктаторов.

Среди многих французов возникло ощущение, что премьер-министр Даладье несколькими росчерками пера в Мюнхене превратил Францию во второразрядную державу. Подражая Муссолини в своих жестах и копируя кричащий комплекс триумфатора Гитлера, некогда либеральный Даладье в конце года был вынужден прибегать к парламентским уловкам, чтобы сохранить свой пост.

В 1938 году диктатор Муссолини был всего лишь младшим партнером в фирме "Гитлер и Муссолини Инкорпорейтед". Его шумная агитация за то, чтобы отторгнуть Корсику и Тунис от Франции, была расценена как слабый блеф, непосредственными целями которого были не более чем снижение платы за проезд итальянских судов по Суэцкому каналу и контроль над железной дорогой Джибути - Аддис-Абеба.

Ушел с международной арены Эдуард Бенеш, в течение 20 лет считавшийся “Самым умным маленьким государственным деятелем Европы”. Последний президент свободной Чехословакии, теперь он был больным изгнанником страны, которую помог основать.

Благочестивый китайский генералиссимус Чан Кайши, "Человек года" 1937 года, был вынужден отступить в “Новый” Западный Китай, где он столкнулся с возможностью стать всего лишь респектабельным номинальным главой всеохватывающего коммунистического движения.

Если бы Франсиско Франко выиграл гражданскую войну в Испании после своего великого весеннего похода, он вполне мог бы стать лучшим материалом для "Человека года". Но победа все еще ускользала от генералиссимуса, а усталость от войны и недовольство правых сделали его будущее сомнительным.

На американской арене 1938 год не был годом одного человека. Конечно, это был не год Франклина Рузвельта: его чистка потерпела поражение, а его партия потеряла значительную часть своего влияния в Конгрессе. Госсекретарь Халл запомнит добрососедский 1938 год как год, когда он увенчал свои усилия по заключению торгового договора британским соглашением, но история не будет связывать мистера Халла конкретно с 1938 годом. В конце года в Лиме его план континентальной солидарности двух Америк потерпел крах.

Но фигура Адольфа Гитлера шествовала по съежившейся Европе со всей развязностью завоевателя. Не тот простой факт, что фюрер подчинил своей абсолютной власти еще 10 500 000 человек (7 000 000 австрийцев, 3 500 000 судетцев), сделал его Человеком 1938 года. Япония в то же время пополнила свою империю десятками миллионов китайцев. Более значительным был тот факт, что в 1938 году Гитлер стал самой большой угрозой, с которой сталкивается сегодня демократический, свободолюбивый мир.

Его тень простиралась далеко за пределы Германии. Небольшие соседние государства (Дания, Норвегия, Чехословакия, Литва, Балканы, Люксембург, Нидерланды) боялись обидеть его. Во Франции нацистское давление было отчасти причиной некоторых антидемократических указов, принятых после Мюнхена. Фашизм открыто вторгся в Испанию, спровоцировал восстание в Бразилии, тайно помогал революционным движениям в Румынии, Венгрии, Польше, Литве. В Финляндии министру иностранных дел пришлось уйти в отставку под давлением нацистов. После Мюнхена во всей Восточной Европе наметилась тенденция к уменьшению свободы и усилению диктатуры. Только в США демократия к концу года почувствовала себя достаточно сильной, чтобы одержать верх над Гитлером.

ФашИнтерн, во главе которого стоял Гитлер, а за ним - Муссолини, Франко и японская военная клика, возник в 1938 году как международное революционное движение. Сколько бы он ни разглагольствовал о махинациях международного коммунизма и международного еврейства, сколько бы ни твердил, что он всего лишь пангерманец, пытающийся объединить всех немцев в единую нацию, фюрер Гитлер сам стал №1 в интернациональной революции - настолько, что если сейчас и произойдет часто предсказываемая борьба между фашизмом и коммунизмом, то только из-за двух диктаторов-революционеров. Гитлер и Сталин слишком велики, чтобы позволить друг другу жить в одном мире.

Но фюрер Гитлер не считает себя революционером; он стал им только в силу обстоятельств. Фашизм обнаружил, что свобода прессы, слова, собраний представляет потенциальную угрозу его собственной безопасности. В фашистской фразеологии демократия часто ассоциируется с коммунизмом. Фашистская борьба против свободы часто ведется под ложным лозунгом “Долой коммунизм!” Прошлым летом одна из главных претензий Германии к демократической Чехословакии заключалась в том, что она была “форпостом коммунизма”.

Поколение назад западная цивилизация, по-видимому, переросла основные пороки варварства, за исключением войн между нациями. Коммунистическая революция в России способствовала распространению классовой войны. Гитлер довершил ее другой, межрасовой войной. Фашизм и коммунизм возродили религиозную войну. Эти многочисленные формы варварства привели в 1938 году к проблеме, из-за которой люди, возможно, скоро снова будут проливать кровь: проблема цивилизованной свободы против варварского авторитаризма.

Более мелкие люди года казались ничтожными по сравнению с фюрером. Бесспорным жуликом года стал покойный Фрэнк Дональд Костер ("Мошенник года"), а Ричард Уитни, который сейчас находится в тюрьме Синг-Синг, занял второе место.

Спортсменом года стал теннисист Дональд Бадж, чемпион США, Англии, Франции, Австралии.

Авиатором года стал 33-летний Говард Робард Хьюз, неуверенный в себе миллионер, который трезво, точно и безошибочно пролетел 14 716 миль вокруг вершины мира за три дня, 19 часов и восемь минут.

Человеком года на радио был признан молодой Орсон Уэллс, который в своей знаменитой передаче "Война миров" напугал людей меньше, чем Гитлер, но больше, чем когда-либо пугало радио, продемонстрировав, что радио может быть огромной силой в разжигании массовых эмоций.

Драматургом года стал Торнтон Уайлдер, ранее известный литератор, чья первая пьеса на Бродвее "Наш город" была не только остроумной и трогательной, но и имела большой успех.

Габриэль Паскаль, продюсер "Пигмалиона", первой полнометражной картины, снятой по мотивам многословных драм Джорджа Бернарда Шоу, был удостоен звания "Кинематографист года" за то, что обнаружил богатый драматический материал, когда другие знаменитые продюсеры потеряли всякую надежду когда-либо его использовать.

"Людьми года", выдающимися в области всесторонней науки, были признаны три исследователя-медика, которые обнаружили, что никотиновая кислота является лекарством от пеллагры у человека: доктора Дж. Том Дуглас Спайс из больницы общего профиля Цинциннати, Марион Артур Бланкенхорн из Университета Цинциннати, Кларк Нил Купер из Ватерлоо, штат Айова.

В религиозном отношении две выдающиеся фигуры 1938 года резко отличались друг от друга, за исключением своей оппозиции Адольфу Гитлеру. Один из них, 81-летний папа Пий XI, с “горькой грустью” рассказал об антисемитских законах Италии, преследовании итальянских католических инициативных групп, приеме, который Муссолини оказал Гитлеру в мае прошлого года, и с грустью заявил: “Мы пожертвовали своей прежней жизнью ради мира и процветания народов”. Проведя большую часть года в концентрационном лагере, протестантский пастор Мартин Нимоллер мужественно свидетельствовал о своей вере. Примечательно, что лишь немногие из этих людей года могли бы свободно реализовать свои достижения в нацистской Германии. Гении свободной воли были настолько подавлены гнетом диктатуры, что выпуск поэзии, прозы, музыки, философии и искусства в Германии был действительно скудным.

Человек, который несет наибольшую ответственность за эту мировую трагедию, - угрюмый, задумчивый, невзрачный 49-летний аскет австрийского происхождения с усами Чарли Чаплина. Адольф Гитлер, сын мелкого австрийского таможенного чиновника, был воспитан любящей матерью как избалованный ребенок. Постоянно проваливая даже самые элементарные занятия, он вырос полуобразованным молодым человеком, не подготовленным ни к какому ремеслу или профессии и, казалось бы, обречен на провал. Блестящую, очаровательную, космополитичную Вену он научился ненавидеть за то, что называл ее "семитской"; ему больше нравился однородный Мюнхен, его настоящий дом после 1912 года. Для этого человека без профессии и с ограниченными интересами Великая война была долгожданным событием, которое дало ему какую-то цель в жизни. Ефрейтор Гитлер участвовал в 48 боях, был награжден немецким железным крестом первого класса, один раз был ранен и один раз отравлен газом, находился в госпитале, когда было объявлено перемирие 11 ноября 1918 года.

Его политическая карьера началась в 1919 году, когда он стал партийцем № 7 малочисленной немецкой рабочей партии. Обнаружив свои ораторские способности, Гитлер вскоре стал лидером партии, изменил ее название на Национал-социалистическую немецкую рабочую партию и написал антисемитскую, антидемократическую и авторитарную программу. Первый массовый митинг партии состоялся в Мюнхене в феврале 1920 года. Месяцем позже вождь намеревался принять участие в попытке монархистов захватить власть, но для этого неудавшегося путча фюрер Гитлер прибыл слишком поздно. Еще менее успешная попытка национал-социалистов - знаменитый Мюнхенский пивной путч 1923 года - привела к гибели части "мучеников", а герра Гитлера посадили в тюрьму. Заключение в Ландсбергской крепости дало ему время написать первый том “Майн кампф”, который теперь стоит "обязательно" на каждой немецкой книжной полке.

Объявленная вне закона во многих округах Германии, Национал-социалистическая партия, тем не менее, неуклонно увеличивала число своих членов. Проверенные временем методы Таммани-Холла по оказанию множества мелких услуг сочетались с шумным терроризмом и кричащей патриотической пропагандой. Усердно культивировался образ мистического, воздержанного, харизматичного фюрера.

Только в 1929 году национал-социализм впервые получил абсолютное большинство на городских выборах (в Кобурге) и впервые продемонстрировал свои значительные результаты на выборах в провинции (в Тюрингии). Но с 1928 года партия почти постоянно набирала силу на выборах. На выборах в рейхстаг в 1928 году она набрала 809 000 голосов. Два года спустя за национал-социалистских депутатов проголосовали 6 401 016 немцев, в то время как в 1932 году число проголосовавших составило 13 732 779. Несмотря на то, что ему все еще не хватало большинства голосов, голосование, тем не менее, стало впечатляющим доказательством силы этого человека и его движения.

Ситуация, породившая это демагогическое, невежественное, отчаянное движение, была присуща зарождению Германской республики и стремлению значительной части политически незрелого немецкого народа к сильному, властному руководству. Демократия в Германии была зачата в условиях военного поражения. Именно Республика поставила свою подпись (неохотно) под унизительным Версальским договором, и это позорное клеймо никогда не изгладилось из памяти немцев.

Ни для кого не секрет, что немецкий народ любит униформу, парады, воинские формирования и легко подчиняется властям. Фридрих Великий - герой самого фюрера Гитлера. Это восхищение, несомненно, проистекает из военной доблести Фридриха и его автократического правления, а не из любви к французской культуре и ненависти к прусскому хамству. Но, в отличие от утонченного Фридриха, фюрер Гитлер, начитанность которого всегда была очень ограничена, приглашает в гости немногих великих умов, и фюрер Гитлер не согласился бы с утверждением Фридриха о том, что он “устал править рабами”.

В плохих условиях, не смотря на хорошую погоду, Германская республика рухнула под тяжестью депрессии 1929-1934 годов, во время которой безработица в Германии возросла до 7 000 000 человек, несмотря на общенациональный поток банкротств и неудач. Призванный к власти в качестве канцлера Третьего рейха 30 января 1933 года престарелым президентом-маразматиком Паулем фон Гинденбургом, канцлер Гитлер начал выворачивать рейх наизнанку. Проблема безработицы была решена с помощью:

• 1) широкомасштабной программы общественных работ;

• 2) интенсивной программы перевооружения, включая создание огромной постоянной армии;

• 3) принудительного труда на государственной службе (немецкий трудовой корпус).;

• 4) заключение политических врагов и работников-евреев, коммунистов и социалистов в концентрационные лагеря.

То, что Адольф Гитлер и компания сделали с Германией менее чем за шесть лет, вызвало бурные и восторженные аплодисменты большинства немцев. Он избавил нацию от послевоенного пораженчества. Под знаменем свастики Германия была объединена. Это была не обычная диктатура, а скорее диктатура огромной энергии и великолепного планирования. “Социалистическая” часть национал-социализма могла вызывать насмешки у ярых марксистов, но нацистское движение, тем не менее, имело массовую основу. Построенные 1500 миль великолепных автомагистралей, программы по продаже дешевых автомобилей и простых пособий для рабочих, грандиозные планы по восстановлению немецких городов вызывали у немцев чувство гордости. Немцы могли есть много продуктов-заменителей или носить эрзац-одежду, но они ели. То, что Адольф Гитлер и компания сделали с немецким народом за это время, повергло цивилизованных мужчин и женщин в ужас. Гражданские права и свободы исчезли. Противодействие нацистскому режиму стало равносильно самоубийству или еще худшему. Свобода слова и собраний - это анахронизмы. Репутация некогда прославленных немецких учебных центров исчезла бесследно. Образование было сведено к национал-социалистическому катехизису.

Темп ускорился. 700 000 евреев Германии подверглись физическим пыткам, у них отняли дома и имущество, лишили возможности зарабатывать на жизнь, прогнали с улиц. Теперь их удерживают ради “выкупа” - гангстерский трюк, который использовался веками. Но пострадали не только евреи. Из Германии прибывает постоянный, постоянно увеличивающийся поток беженцев, евреев и неевреев, либералов и консерваторов, католиков и протестантов, которые больше не могли терпеть нацизм. На обложке журнала TIME органист Адольф Гитлер исполняет свой гимн ненависти в оскверненном соборе, в то время как жертвы висят на колесе Св. Екатерины под взглядами нацистских иерархов были нарисованы бароном Рудольфом Чарльзом фон Риппером, католиком, который считал Германию невыносимой страной. Тем временем Германия превратилась в нацию униформистов, шагающих гусиным шагом под дудку Гитлера, где десятилетних мальчиков учат бросать ручные гранаты, где к женщинам относятся как к машинам для размножения. Однако самую жестокую шутку Гитлер и компания сыграли с теми немецкими капиталистами и мелкими бизнесменами, которые когда-то поддерживали национал-социализм как средство спасения буржуазной экономической структуры Германии от радикализма. Нацистское кредо о том, что человек принадлежит государству, распространяется и на бизнес. Некоторые предприятия были полностью конфискованы, с других был взят налог на капитал. Прибыль строго контролировалась. Некоторое представление об усилении государственного контроля и вмешательства в бизнес можно получить из того факта, что в прошлом году 80% всех строительных и 50% всех промышленных заказов в Германии были получены от правительства. Испытывая острую нехватку продовольствия и финансовых средств, нацистский режим захватил крупные поместья и во многих случаях коллективизировал сельское хозяйство - процедура, в корне схожая с русским коммунизмом.

Когда Германия захватила Австрию, она взяла на себя заботу о 7 000 000 бедных родственников и их пропитании. Когда поглотили 3 500 000 судетцев, нужно было кормить гораздо больше ртов. К концу 1938 года появилось много признаков того, что нацистская экономика валютного контроля, бартерной торговли, пониженного уровня жизни, “самодостаточности” давала трещину. Не было недостатка и в признаках того, что многим немцам не нравились жестокости их правительства, но они боялись протестовать против них. Испытывая трудности с обеспечением населения хлебом, фюрер Гитлер был вынужден устроить для немецкого народа еще один развлекательный цирк. Пресса, контролируемая нацистами, прыгала через скакалку по приказу министра пропаганды Пауля Йозефа Геббельса, выкрикивая оскорбления в адрес реальных и воображаемых врагов. И темпы становления немецкой диктатуры ускорялись по мере того, как с заводов сходило все больше и больше оружия, а сливочного масла производилось все меньше и меньше.

За пять лет, проведенных под руководством президента 1938 года, Германия превратилась в одну из крупнейших военных держав мира. Британский военно-морской флот по-прежнему лидирует на море. Большинство военных считают французскую армию несравненной. Наибольший вопрос вызывает численность авиации, которая меняется день ото дня, но большинство наблюдателей считают, что Германия превосходит их в военной авиации. Несмотря на нехватку подготовленных офицеров и материальных средств, армия Германии превратилась в грозную машину, победить которую, вероятно, можно только объединением противоборствующих армий. Как свидетельство могущества своей нации, фюрер Гитлер мог оглянуться на прошедший год и вспомнить, что, помимо приема бесчисленных государственных деятелей (например, трижды мистера Чемберлена), он лично засвидетельствовал свое почтение трем королям (шведскому Густаву, датскому Кристиану, итальянскому Витторио Эмануэле) и принимал двоих (Борис 3 из Болгарии, Кароль 2 из Румынии, не считая регента Венгрии Хорти).

Тем временем примерно 1133 улицы и площади, в частности Ратушная площадь в Вене, получили имя Адольфа Гитлера. Он произнес 96 публичных речей, посетил одиннадцать оперных спектаклей, победил двух соперников (Бенеша и Курта фон Шушнига, последнего канцлера Австрии), продал 900 000 новых экземпляров "Майн кампф" в Германии, а также широко продал ее в Италии и мятежной Испании. Единственной его потерей было зрение: ему пришлось начать носить очки на работе. На прошлой неделе герр Гитлер принимал на рождественской вечеринке 7000 рабочих, которые сейчас строят новое гигантское здание Берлинской канцелярии, и сказал им: “Следующее десятилетие покажет странам с их патентованной демократией, где можно найти истинную культуру”.

Но другие страны решительно присоединились к гонке вооружений, и среди военных возникает вопрос: “Будет ли Гитлер сражаться, когда станет окончательно ясно, что он проигрывает эту гонку?” Динамика диктатуры такова, что немногие, кто изучал фашизм и его лидеров, могут представить себе бесполого, неугомонного, инстинктивного Адольфа Гитлера, доживающего свой зрелый возраст в своем горном шале в Берхтесгадене, в то время как довольный немецкий народ пьет пиво и поет народные песни. Нет никакой гарантии, что неимущие нации уснут, когда они получат то, что им сейчас нужно от имущих. Тем, кто наблюдал за заключительными событиями года, казалось более чем вероятным, что Человек 1938 года может сделать 1939 год запоминающимся.

https://time.com/archive/6598257/adolf-hitler-man-of-the-yea...

Помнится я обещал выкладывать посты про малоизвестные, но немаловажные факты о Второй Мировой Войне. 3 года молчал... Продолжим. Для всех моих 32 подписчиков!

Был на прошлых новогодних праздниках в Волгограде/Сталинграде/Царицыно и решил посетить военные памятники не в одиночку, а с экскурсоводом (чего и вам всем советую). От неё впервые и услышал шокирующую цифру: средняя продолжительность жизни бойца во время Сталинградской битвы составляла всего 24 часа... Все факты из данной статьи (и множество других) можно узнать от экскурсоводов посетив всего три места: Мамаев-Курган, панорама Сталинградской битвы и музей Память (место пленения Паулюса).

Победа в Сталинградской битве позволила советскому командованию совершить коренной перелом в ходе военных действий.
Автоматно-пулеметные очереди гремят на расстоянии 400-500 метров друг от друга. Оглушительно и с эхом взрываются гранаты. От свиста артиллерии закладывает уши. Фронта нет, война везде: перед тобой, за тобой и рядом. Наши и вражеские солдаты наблюдают разруху, образованную тысячей тонн сброшенных бомб. Германский солдат вспоминает: «Сталинград превратился в гигантскую груду развалин и мусора, протянувшейся вдоль берега Волги».
Такая картина скрывается за сухой статистикой: по итоговым подсчетам в Сталинградской битве погибли 1,5 млн солдат со стороны стран Оси и чуть более 1,1 млн – со стороны Советского Союза, что делает её самой кровопролитной битвой в истории человечества. Чтобы можно было себе представить масштабы сражений, вспомните, что потери Соединенных Штатов составили чуть более 400 000 человек в ходе всех боевых действий в этой войне. Говоря о сражениях, почему-то часто опускают информацию о потерях среди мирного населения, а ведь они, по разным подсчетам, составили от 4000 до 40 000 человек. Более того, глава советского государства запретил эвакуацию гражданских лиц, приказав им вместо этого присоединиться к борьбе и помогать строить оборонительные сооружения.

Победа в Сталинградской битве позволила советскому командованию совершить, как принято говорить, коренной перелом в ходе военных действий, перетянуть инициативу и удачу на свою сторону. А победу эту свершили люди – солдаты и офицеры. О том же, в каких условиях происходили бои, чем были готовы пожертвовать солдаты, как им удалось выжить, каковы были ощущения вражеских солдат, впервые попавших в капкан, не так широко известно.
Подкрепление поступало по Волге, под немецким огнем. Большинство людей из прибывающего подкрепления погибали, однако свежие силы позволяли отстоять хотя бы часть города, несмотря на постоянные массированные атаки врага. Чтобы отразить очередную такую атаку, сюда была направлена элита 13-й гвардейской дивизии; первые 30% прибывших погибли в первые сутки после прибытия. Общая смертность составила 97%.
Все, кто отходил от линии фронта, считались дезертирами и трусами и представали перед военным трибуналом, который мог вынести смертный приговор или отправить солдата в штрафной батальон. Были даже случаи, когда дезертиров расстреливали на месте. Существовали специальные тайные отряды, отслеживающие незапланированные пересечения Волги: в таких случаях оказавшихся в воде расстреливали без предупреждения.
Командование избрало тактику ближнего боя как самую подходящую, учитывая превосходство противника в огневой мощи и воздушной поддержке. Тактический ход удерживать фронт близко к вражеской линии обороны оправдал себя. Фашистская армия уже не смогла использовать пикирующие бомбардировщики для поддержки наземных войск в связи с риском поражения своих же солдат.
Позиция командования была такова: «Сталинград может быть захвачен врагом лишь на том условии, если не останется в живых ни одного его защитника». Каждый дом стал обороняемой крепостью, иногда – даже отдельный этаж этого дома. Знаменитым стал «дом Павлова»: взвод Якова Павлова настолько самоотверженно защищал свой пост, что враги запомнили этот дом под именем оборонявшего его командира.
Бои велись даже в канализационных туннелях. Железнодорожная станция могла переходить из рук в руки до 14 раз за шесть часов. Самоотверженность солдат поражает воображение.

…Оборону дивизии, в составе которой был Михаил Паникаха, атаковало одновременно около 70 танков. Некоторым из них удалось прорваться к окопам. Тогда один солдат, вооружившись бутылкой с горючей смесью, пополз навстречу самому первому вражескому танку. Когда он собирался бросить бутылку, в нее попала пуля. Молниеносно вспыхнувшая жидкость, распространилась по телу солдата. Он горел заживо, но продолжал бороться. Он догнал танк и разбил вторую бутылку над двигателем машины. Танк загорелся, солдат выполнил задачу ценой своей жизни.
...Лейтенант Григорий Авакян получил задание удержать танковую атаку. Он выбрал выгодную позицию и стал ждать. Начавшаяся атака была встречена дружным и удачным залпом, подбившим несколько машин. Неравный бой длился около часа, численное и боевое превосходство было на стороне противника. Но батарея не сдавалась, хотя продолжало вести огонь только одно орудие. Единственный оставшийся в живых, раненый, лейтенант приносил, загружал и отправлял в цель смертоносные снаряды. Подбив еще один танк, он потерял сознание и умер от ран. Но фашистские танки не прошли. И подобная самоотверженность была массовой.
В условиях ближнего боя все большее значение приобретали снайперы. Наиболее успешным советским снайпером стал Василий Зайцев, на счету которого было от 200 до 400 вражеских солдат.
Ценой огромной силы воли город продержался до прибытия свежих крупных подкреплений. Советское контрнаступление под кодовым названием «Уран» началось в середине ноября 1942 года.
Один из силезских солдат Иоахим Видер так вспоминает те боевые действия и свои ощущения: «19 ноября будет жить в моей памяти как день черной катастрофы. На рассвете в этот мрачный, туманный осенний день, когда мы уже готовились к зимним метелям, русские напали на нас с севера. А на следующий день – и с востока, зажав всю нашу 6-ю армию в железные тиски».
Уже 19 декабря было провозглашено, что наши войска победили, однако это заявление было несколько преждевременным: тяжелые бои продолжались.
Такую же жесткую позицию в плане обороны города пытался держать и Гитлер. Согласно его приказу «капитуляция запрещалась, 6-я армия должна была удерживать свои позиции до последнего солдата», что должно было, по мнению фюрера, вознаградить солдат вечной народной памятью и преклонением.
Солдаты противника не знали о своем реальном положении. Из письма одного из солдат: «Я ужаснулся, когда увидел карту. Мы были абсолютно одни, без всякой помощи извне. Гитлер оставил нас в ловушке. Дойдет ли до вас это письмо, зависит от того, удерживаем ли мы еще небо. Мы расположены на севере города. Другие солдаты моего подразделения уже подозревают правду, но они не знают того, что знаю я. Нет, мы не собираемся капитулировать. Когда город падет, вы услышите или прочтете об этом. Тогда вы и узнаете, что я уже не вернусь».
Чтобы «сохранить лицо» фашистской армии, Гитлер присвоил находящемуся в окружении командующему Паулюсу звание фельдмаршала. Ни один фельдмаршал в истории рейха не сдавался в плен, на что и рассчитывал фюрер, но просчитался. «Фельдмаршал» не только сдался, но и активно критиковал действия своего бывшего лидера, находясь в плену. Узнав об этом, фюрер констатировал: «Бог войны перешел на другую сторону».
В то время, когда вожди вершили судьбы главнокомандующих (кому слава, а кому – позор), фашистские солдаты продолжали вести бои и испытывать свою силу воли вместе с ударами студеной русской зимы. Теперь их не обеспечивали в должной степени ни продовольствием, ни одеждой, они отмораживали себе конечности. Из воспоминаний одного из солдат: «Я отморозил себе пальцы. Я абсолютно беспомощен: только когда человек теряет несколько пальцев, он понимает, насколько они нужны ему для выполнения разных мелких работ».

Да, Бог войны таков…

Источник:
https://live-imho.livejournal.com/428331.html

Интересный пост на Пикабу на тему Сталинградской битвы:
10 фактов о Сталинградской битве.

Мой же более ранний пост на эту тему:
Малоизвестные факты о Сталинградской битве

На фото: Санинструктор 393-го отдельного батальона морской пехоты Надежда Степановна Лихацкая

«Мы помним тебя, Оля»

В разведывательной роте дивизии, небольшом подразделении общевойсковой разведки, штатным расписанием предусматривался санинструктор. Так в сугубо мужской коллектив вписывался представитель женского пола, который отвечал за санитарное состояние подразделения, оказывая первую помощь раненым, обеспечивал их эвакуацию в ближний тыл. За время боев санинструкторов в роте сменилось с десяток. Для нас все они были сестричками. Они мастерски накладывали жгуты, бинтовали раны, учили этому искусству нас, благо случаев применить полученные навыки было более чем достаточно.

Невысокого роста девушка, в выгоревшей гимнастерке, туго перехваченной в талии брезентовым ремнем, с копною рыжих, прямых волос, которые золотым дождем окружали ее небольшое личико, сплошь усеянное даже в конце лета дробью веснушек, и с чуть приподнятым носиком — такой до сих пор помню Олю, которая в конце августа 1943 года во время формирования под Воронежем пришла в нашу роту.

Оля как-то незаметно, но довольно скоро сдружилась со всеми и стала своей в доску — где она, там шутки, смех или душевный разговор, в котором неумолчно журчал ручейком и ее голосок.

Ее ценили за доброту, скромность, простоту и естественность. С ней делились и сокровенными мечтами, предназначенными иногда и не для девичьих ушей.

Когда начались бои, мы были поражены ее самообладанием, бесстрашием и собранностью в экстремальные минуты. Разведчики даже не подозревали, сколько в этой на вид хрупкой и маленькой женщине таится энергии и сострадания. Ее жизнерадостность, бодрость передавались и нам. Со своей стороны мы стремились скрасить, облегчить ее нелегкую жизнь. Ей несли трофей, который мог пригодиться в женском обиходе, уступали лучшее место у костра или в землянке, были внимательны и предупредительны. Во время обстрела не раз укрывали своими телами.

В женском умении любить человека, сопереживать раненым был тоже один из ключиков, вызывающих уважение к ней. Она пыталась ходить с нами на задания, но мы этому противились и часто, когда сами уползали к немецким позициям, ее оставляли в первой траншее или окопах боевого охранения. Не хотели, чтобы на наших глазах вражий металл рвал молодое девичье тело.

Мы гордились и радовались, что за всю войну в роте ни с одной из наших сестричек этого не произошло.

В конце 1943 года дивизия вела тяжелые, кровопролитные бои на подступах к Кривому Рогу, а нам довольно долго не удавалось взять «языка», на чем так настаивало командование. Практически мы каждую ночь уходили в поиск, но все безрезультатно. На переднем крае дневали и ночевали. К этому времени по приказу командования Оля была откомандирована от нас и направлена в стрелковую роту. Когда мы оказывались в расположении батальона, в котором служила Оля, она неведомыми путями узнавала об этом и разыскивала нас. Обе стороны искренне радовались таким встречам, как встречам самых близких и искренних друзей. Иногда она приглашала к себе в землянку, и тогда нам удавалось «помаслить глаза» медицинским спиртом.

Одна из таких незапланированных встреч произошла поздней осенью. Внешне Оля выглядела такой же живой и общительной, но в ее поведении проглядывала, давала о себе знать какая-то скованность, да в глазах затаилось что-то незнакомое, чего не передать словами. А потом, когда мы собирались расстаться и разговор стал затухать, она вдруг расплакалась. Это было для нас ново и никак не вязалось с ее натурой, какой мы ее знали. Наконец, она успокоилась и, взяв с нас обещание молчать, поведала довольно непростую историю:

— ...Несколько дней назад была разведка боем. В ней участвовала и наша стрелковая рота. Разведка проводилась в первой половине ночи. Ветер, дождь. Бой сложился неудачно. Вернулись ни с чем. Эвакуировав в тыл раненых, я зашла в землянку командира роты. Его в ней не оказалось. Какое-то тяжелое предчувствие овладело мной. Я обращалась к одному, к другому солдату — никто не знал, где ротный. Наконец, прояснилось. В критический момент боя, чтобы выправить положение, ротный, собрав несколько бойцов, пытался личным примером увлечь солдат в атаку, и бойцы видели, как он упал, не добежав с полсотни метров до вражеских траншей. Бойцы под убийственным огнем залегли, а потом стали отползать. Лейтенант остался там. Мысль — раненому нужна помощь — обожгла меня. Я решила разыскать и вынести его. Но как? С кем вынести? Да и где он лежит на нейтралке? Полоса-то велика. Я просила, упрашивала солдат ползти со мной, найти и вынести командира. Но увы! Я умоляла их, я готова была стать на колени, но идти со мной никто не согласился.

Оставшийся в живых из всех офицеров, один из взводных, боясь ответственности, не хотел отдать приказ, так как ясно представлял, что посылать придется на верную смерть. Да у него и не было уверенности, что в такую слякотную погоду ротного удастся не только вынести, но даже найти. Тогда я решилась идти одна. Вы понимаете — одна! Разве отпустили бы вы меня одну? Да и разве бросили своего товарища? Как ни грустно, а здесь так произошло. А время бежит. И я начала действовать. Достала из сумки несколько индивидуальных пакетов и затолкала их за борт телогрейки. Взяла в одну руку «лимонку», потом, как учили вы, отогнула кончики «усиков» предохранительной чеки, в другую руку взяла пистолет и выбралась из траншеи...

Сделав паузу и протерев глаза платочком, она продолжала:

— Уже за полночь. Темень. Холодный дождь льет как из ведра. Напряженность боя хоть и стихла, но по-прежнему мины с грохотом толкут землю. Над самой головой проносятся светлячки трассирующих пуль. Над немецкими траншеями всполохами взлетают осветительные ракеты. Полежала, осмотрелась и поползла. Признаюсь, ребята, было жутко и страшно, но я поползла. А ползти тяжело. Почву развезло, не ползу, а плыву, барахтаясь в месиве раскисшего чернозема. В сапогах хлюпает вода, руки в грязи. Каждый метр преодолевала с трудом, но ползла. Слезы душили, захлебываясь ими, ползла...

— Как же ты решилась ползти одна? Как решилась? — спросил Иван Пратасюк и осуждающе покачал головой.

— Я санинструктор, Ваня. Спасать солдат — мой долг.

Мы четко, как никто другой, зримо представляли сложившуюся ситуацию, когда в фейерверке света и звуков, которыми была полна ночь, ползла Оля, ползла одна-одинешенька. Поблизости не было ни одной доброй души, а опасность подстерегала ее на каждом шагу. Казалось, и сама природа противилась, старалась не пустить, не дать ей хода вперед. А она вопреки этому метр за метром все ближе и ближе приближалась к вражеским траншеям. Язык войны — жестокий язык, и он постоянно требовал смелости и жертвенности. Возможно, она и поступила вопреки логике, но по-другому она не могла. Долг сестры милосердия был для нее высокой обязанностью, смыслом жизни. В самой сути «надо» — была вся Оля. Она говорила, а я видел, как по мере ее рассказа лица разведчиков становились все серее и строже. Но она чувствовала всем своим женским существом, что мы, как никто другой, ее понимали и были соучастниками пережитого ею той страшной ночью, так как мы сами ползали по этой всегда настороженной и загадочной «нейтралке». Пребывание ночью на ней, да еще в одиночку, никого не оставит равнодушным и спокойным.

— ...Страшно, но ползу, — продолжала она, — взлетит ракета — замираю, погаснет — снова вперед. Над головой проносятся пулеметные очереди, плюхаются мины. Ползу не по прямой к немцам, а забираю то в одну, то в другую сторону, по пути ощупываю тела лежащих. Солдаты хоть и говорили, что он упал около вражеских окопов, а я прикидывала — вдруг выползал и теперь где-то здесь, среди них, поблизости. Ползу, выдерживаю направление по вспышкам ракет. Темно, но видимость, особенно на фоне осветительных ракет, все-таки есть. И вдруг замечаю — впереди кто-то шевелится. Сначала решила, что мне показалось, но присмотрелась — немцы. Тоже вылезли из траншей и ищут на нейтралке наших раненых. Им, как и нам, «язык» нужен. Ну, думаю, конец мне пришел. Хотела стрелять, но передумала — не попаду. Пистолет толком держать не могу в руке — она задубела. Граната надежнее — не подведет. Кольцо чеки стиснула зубами и выжидаю, когда выдернуть. Вижу — один из немцев ползет, и прямехонько на меня. Начала про себя отсчитывать метры. А он, гад, ползет ко мне все ближе. Метр, еще метр, решаю про себя, и рвану кольцо. Распрощалась мысленно со всеми близкими — внутри все замерло, закаменело. Нет, думаю, не на такую напали, так я вам не дамся. Лежу и подбадриваю себя, а кольцо по-прежнему держу зубами крепко. Вдруг вижу — немец немного отвернул в сторону и прополз в каком-то метре от меня. То ли не заметил, то ли принял за убитого. Лежу, а сердце от пережитого страха, а теперь и от радости, что жива, готово из груди выпрыгнуть, да так стучит, что начинаю беспокоиться, как бы немец не услышал меня.

Отдышавшись, снова поползла дальше. Хоть и страшно, но искать надо. Вскорости, когда засипела и поползла вверх осветительная ракета, я и нашла лейтенанта. Его я опознала еще издали по широкому трофейному ремню, который слегка блестел в свете горящих ракет. Подползая, повернула его на бок, приложилась ухом к груди и уловила слабый стук сердца. Жив! Это было мне самой большой наградой за все муки и переживания. А слезы ручьем — до чего рада была. О перевязке под носом у немцев не могло быть и речи. Теперь мне предстояло его вынести. А он хоть и молодой, но парень рослый, тяжелый. А тело так в грунт засосало, что с места не могу сдвинуть. Как-то изловчившись, оторвала его от земли и потащила. Сама немного отползу назад, потом его за собой тащу. Так и ползла. Тяжело и неудобно тащить мокрого и по грязи, но тащу. Вскоре от такой ноши стало жарко. Пот заливал глаза, руки словно не мои, но я тащу. Чувствую, как силы меня покидают, немного передохну и снова в путь.

Когда отползла метров на сто — меня и осенило. Во время следующей остановки достаю из-за борта телогрейки индивидуальные пакеты, наскоро перевязываю, а из оставшихся бинтов скручиваю канатик, просовываю его под руки раненого, впрягаюсь, как коняга, в эти постромки, привстаю и ползу на четвереньках. Так все-таки легче. Проползу немного, отдохну и снова в путь. Сколько времени я ползла — не знаю. Не до этого было. Я была словно в забытьи и ни на что не обращала внимания. Я ползла автоматически, по дециметру отвоевывая пространство нейтральной полосы, все дальше и дальше удаляясь от вражеских траншей. Ползла до тех пор, пока не свалилась в свою траншею. Здесь, дома, силы меня совсем покинули. После пережитого за ночь я куда-то провалилась. Не помню, как меня занесли в землянку, тепло укрыли. Проспала почти до вечера. Проснувшись, долго лежала, пыталась все вспомнить и осмыслить, но пережитое вставало в моем воображении каким-то кошмарным сном...

Она окончила рассказ и смотрела на нас почти не мигая, а мы стояли, потрясенные услышанным, глядя на ее подобранную фигурку, на знакомые черты лица. Бесспорно, она — герой, но сама свои действия так не расценивала и видела в них обычную работу. Мы знали, мы были уверены, что, если возникнет необходимость, она готова повторить то же снова. Сколько же надо мужества, силы воли, чтобы в одиночку из-под носа у немцев вынести тело раненого командира!

Такой маленькой и одновременно сильной духом осталась и живет в моей памяти Оля Дмитриева (потом Рублева), одна из великой армии женщин, которая на своих хрупких плечах вынесла тяготы войны. И едва ли кто знает из близких о мужестве и бесстрашии этого человека — одной из дочерей России, которая не жалела собственной жизни во имя нашей Победы.

И сегодня, в слякотное межсезонье, когда по оконному стеклу барабанят дождинки, а от мучительных болей в перебитых ногах часами не удается заснуть, одолевают воспоминания. Они порой уносят меня и в далекую юность военных лет, и тогда, как кадры кинохроники, беспрерывной чередой плывут перед моими глазами устремленные в темноту лица друзей. И я с интересом наблюдаю эти видения, среди которых часто узнаю, Оля, и твое милое лицо.

Более тридцати лет прошло со дня первого издания книги Виктора Суворова «Ледокол» на русском языке. Миллионы людей прочитали эту книгу и поверили. Как же! “Блестящий разведчик-аналитик” “всё доказал”: взял информацию из открытых источников, сопоставил, проанализировал, “всё понял” и “пытается рассказать всем правду”. Должен признать, что я и сам, на протяжении более чем 15 лет, был убеждённым приверженцем “гипотезы” Виктора Суворова и полностью верил в искренность этого..... субъекта.

Большинство читателей решили, что в «Ледоколе» представлены неопровержимые доказательства в виде фрагментов из книг советских военачальников, из газеты «Правда», из «Военно-исторического журнала» – официального печатного органа министерства обороны СССР; и никто не стал проверять то, насколько приведённые автором фрагменты соответствуют контексту. А предположить, что смысл этих самых цитат может быть искажён до прямо противоположного тому, который они несли в первоисточнике – это даже в голову не могло прийти порядочному человеку.

Оппоненты Виктора Суворова опровергают его логические построения, но для большинства приверженцев «Ледокола» логика не имеет значения: главное для них это то, что “блестящий разведчик-аналитик” привёл бесчисленное множество “доказательств” из “открытых источников”. Некоторые почитатели трудов господина Суворова даже готовы признать, что он допустил неточности в деталях, но при этом неизменно утверждают: “В главном-то он прав”. Люди верят в честность автора «Ледокола» и даже не могут себе представить то, до какой степени можно искажать фрагменты из чужих книг и статей, вставляя их в свой текст.

Гитлер – возможно, величайший злодей в истории человечества, но надо признать, что он таки много чего понимал в психологии масс. В своей книге Адольф написал:

«Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются. Большая ложь даже просто не придет им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов. И даже когда им разъяснят, что дело идет о лжи чудовищных размеров, они все ещё будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что вероятно все-таки здесь есть доля истины. Вот почему виртуозы лжи [...] всегда прибегают именно к этому методу. Лжецы прекрасно знают это свойство массы. Солги только посильней – что-нибудь от твоей лжи да останется» (Адольф Гитлер, Майн кампф – Часть первая, Глава X).

Именно так произошло с «Ледоколом». По сегодняшний день множество людей верят в то, что написано в этой книге только потому, что не могут представить себе такого уровня цинизма. Они полагают: “Вероятно, все-таки здесь есть доля истины!” И получается всё в точности так, как описал основатель Третьего Рейха.

Автор этого материала проверил практически все цитаты из «Ледокола» на предмет их соответствия контексту, из которого они были взяты. И далее подробно изложены результаты этой проверки. Кроме того, в ходе прочтения, вы получите возможность ознакомится с архивными документами, которые полностью объясняют и намерения руководства СССР накануне 22 июня 1941 года, и мотивацию действий Сталина, а также высшего руководства РККА, и причины поражений в начальный период войны. Документы, в том числе содержащие планы командования Красной Армии, давно рассекречены и опубликованы в Интернете на достойных доверия ресурсах (все ссылки будут представлены), но их в большинстве случаев почему-то обходят стороной. Равно как и есть в свободном доступе в Сети почти все книги, газеты и журналы на которые ссылался и которые цитировал автор «Ледокола», так что проверить добросовестность цитирования может каждый.

В общем, большинство почитателей писаний господина Суворова даже не догадываются, ЧТО на поверку представляет из себя его «Ледокол».

Просто, забегая наперёд, приведу один яркий пример:

«...вот описание Европы в войне: «трупная свалка, порнографическое зрелище, где шакалы рвут шакалов» (“Правда”, 25 декабря 1939 года)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Статья в «Правде», на которую ссылается Суворов, не имеет к войне абсолютно никакого отношения. Там говорится вообще не о том. В этой авторской статье писатель Алексей Толстой гневно разносит “мировую реакцию” во главе с Англией и жёстко критикует нравы, царящие в западном мире.

«Ложь, провокации, предательство, обнажённый цинизм, грабёж и массовое убийство стали заповедями буржуазного строя, капиталистического Синая.

От этого порнографического зрелища, от этой трупной свалки, где шакалы рвут шакалов, мы, советские люди, отворачиваемся с презрением» («Правда» №355 (8040) от 25 декабря 1939 г. – С.4).

Можно как угодно относиться к таким обвинениям в адрес капиталистического мира, но о войне в Европе там речи нет вообще – от слова “совсем”. Виктор Суворов сознательно врал. И это не исключение, это именно правило Владимира Богдановича.

Напомню, что настоящее имя Виктора Суворова – Владимир Богданович Резун.

Перед тем как перейти к детальному разбору книги «Ледокол», давайте взглянем: а что написали немцы о кануне и начале войны? Мемуары и воспоминания немецких генералов и фельдмаршалов давно опубликованы на русском языке, но вот их почему-то Виктор Суворов не цитирует. Нужно оговориться, что нередки случаи, когда на такие цитаты, люди реагируют высказываниями наподобие: “А Вы это не в оригинале читали?”, “А может быть, там неправильный перевод?” и т.д. – вплоть до прямых предположений о том, что написанное автором при переводе на русский язык было якобы “злонамеренно искажено по требованию КГБ”. Но ведь тот же Виктор Суворов в совершенстве знает русский, немецкий и английский языки, а также имеет доступ как к изданиям на языках оригиналов, так и к русским переводам. Он уже давно (ещё во времена существования Союза) мог бы отдельной книгой издать подборку доказывающую, что в СССР при переводе преднамеренно искажали написанное немцами и англичанами. Это была бы БОМБА! Ну, пусть даже не отдельной книгой, но хоть бы пару–тройку примеров некорректного перевода мог бы привести в своих трудах. Но ничего подобного нет.

Авторское право существует давно. Любая попытка исказить смысл написанного, а тем более дописать что-то “от себя” в книге, которая издаётся многотысячным тиражом, немедленно повлекут за собой скандал – суд – штраф и позор! Так что всякие измышления на тему умышленного искажения при переводе – это абсурд и признак невежества. В чём только коммунистов не обвиняли, но ещё никто не представил доказательств фальсификации ими перевода книг иностранных авторов.

Возьмём цитату из 17 главы «Ледокола»:

«Если бы Советский Союз к войне не готовился, то в Карпатах не оказались бы две армии, их не пришлось бы в панике из этой мышеловки выводить, и они не попали бы под удар германского клина в момент их отхода с гор. Если бы к войне не готовились, то севернее Карпат германские танковые массы встретились не с облегченными дивизиями, бегущими с гор...» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Речь идёт об участке фронта, на котором действовала немецкая группа армий “Юг”. В июне 41-го этой группой армий командовал генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт. После войны знаменитый британский историк Безил Лиддел-Гарт много общался с пленными немецкими военачальниками, в том числе и с фельдмаршалом фон Рундштедтом. Эти беседы послужили основой для книги Лиддел-Гарта «По другую сторону холма», в которой он описал взгляд на войну немецкого генералитета. В частности, Лиддел-Гарт приводит следующие слова бывшего командующего немецкой группой армий “Юг”:

«Во-первых, наше наступление, как казалось, застало русских врасплох. На моем участке фронта мы не заметили признаков готовящегося наступления, хотя дальше кое-что и обнаружили. В районе Карпат у них располагалось 25 дивизий, обращенных в сторону Венгрии, и я ожидал, что эти дивизии повернут и ударят по моему правому флангу. Но вместо этого они отступили. Отсюда я пришел к выводу, что они не готовы к наступательным действиям и что Верховное командование русских не планировало начинать наступательную операцию, по крайней мере в ближайшее время» (Герд фон Рундштедт, цитируется по Безил Лиддел-Гарт, По другую сторону холма – Глава XV).

Сам фельдмаршал фон Рундштедт письменных воспоминаний не оставил. Но о нем есть книга, которую написал его друг и боевой товарищ, многолетний начальник оперативного отдела его штаба, генерал пехоты Гюнтер Блюментритт (немецкое звание генерал пехоты соответствует советскому званию генерал-полковник). Ниже цитаты из этой самой книги.

«Рундштедт с самого начала был категорически против войны с Россией. Он довольно хорошо изучил Восток ещё в Первую мировую войну, и полученный опыт позволил ему сделать определенные выводы. Это была, с его точки зрения, непонятная страна с тяжёлым климатом, безграничными пространствами и плохими дорогами, а русский солдат был вообще непредсказуем. Именно поэтому Рундштедт поинтересовался у Гитлера, понимает ли тот, какой риск берет на себя, нападая на Россию. Главнокомандующий сухопутными войсками Браухич и начальник Генерального штаба Гальдер тоже испытывали серьезные опасения. Следует заметить, что во время Первой мировой войны Гитлер не был на Восточном фронте. Рундштедт полагал, что если бы русские хотели напасть на Германию, то они сделали бы это в тот момент, когда все немецкие армии находились на Западном фронте» (Гюнтер Блюментритт, Фельдмаршал фон Рундштедт. Войсковые операции групп армий “Юг” и “Запад”. 1939-1945 – Глава 7).

Даже вопрос не стоит об угрозе со стороны СССР. Очевидно, что будь у немецких военачальников, информация о приготовлении Красной Армии к нападению – ни о каких сомнения, опасениях и тем более категорических возражениях не могло бы быть и речи!

«В первые дни после пересечения границы тяжелые бои велись только в отдельных пунктах. Немецкие части быстро продвигались по вражеской территории, не встречая, к немалому удивлению, сильного сопротивления. Это обстоятельство лишний раз подтверждало мнение Рундштедта, что русские не готовились к нападению на Германию в 1941 году. Русские были явно захвачены врасплох, о чем свидетельствует немало признаков, в том числе перехваченные радиограммы. Но скоро ситуация в корне изменилась; с каждым днём борьба по всему фронту становилась всё ожесточённее» (Гюнтер Блюментритт, Фельдмаршал фон Рундштедт. Войсковые операции групп армий “Юг” и “Запад”. 1939-1945 – Глава 7).

Бывший командующий группой армий “Юг” не стал автором книг, однако он написал предисловие к книге Блюментритта. Среди прочего, там говорится:

«Я прочел его рукопись и полностью согласен со всем изложенным в ней» (Герд фон Рунштедт, Предисловие к книге «Фельдмаршал фон Рундштедт. Войсковые операции групп армий “Юг” и “Запад”. 1939-1945»).

Немецкий генерал Курт фон Типпельскирх не так знаменит, как фон Рундштедт, но он – один из тех, чья книга об истории Второй мировой войны признана во всём мире. Слово ему:

«То, что Советский Союз в скором будущем будет сам стремиться к вооруженному конфликту с Германией, представлялось в высшей степени невероятным по политическим и военным соображениям; однако вполне обоснованным могло быть опасение, что впоследствии при более благоприятных условиях Советский Союз может стать весьма неудобным и даже опасным соседом. Пока же у Советского Союза не было причин отказываться от политики, которая до сих пор позволяла ему добиваться почти без применения силы замечательных успехов. Советский Союз был занят модернизацией своих устаревших танков и самолетов и переводом значительной части своей военной промышленности на Урал. Осторожные и трезвые политики в Кремле не могли замышлять наступления на Германию, которая имела на других фронтах лишь небольшие сухопутные силы, а свою мощную авиацию могла в любое время сконцентрировать на востоке. К тому же русские в 1941 г. чувствовали, что они были слабее немцев. Конечно, от русской разведки не укрылось, что центр тяжести военной мощи Германии всё больше перемещался на восток. Русское командование принимало свои контрмеры. 10 апреля Высший Военный Совет под председательством Тимошенко решил привести в боевую готовность все войсковые части на западе. 1 мая были проведены дальнейшие неотложные военные приготовления и приняты меры для защиты советской западной границы. 6 мая Сталин, который до сих пор был только генеральным секретарем коммунистической партии, хотя и самым могущественным человеком в Советском Союзе, стал преемником Молотова на посту председателя Совета Народных Комиссаров и, таким образом, официально возглавил правительство. Этот шаг означал, по крайней мере формально, усиление авторитета правительства и объединение сил. Изменения политики русских по отношению к Германии в связи с этими событиями ожидать не следовало. Напротив, Советский Союз по-прежнему стремился к тому, чтобы точно выполнять свои обязательства по торговому соглашению.

Советский Союз подготовился к вооруженному конфликту насколько это было в его силах. На стратегическую внезапность германское командование не могло рассчитывать. Самое большее, чего можно было достигнуть, – это сохранить в тайне срок наступления, чтобы тактическая внезапность облегчила вторжение на территорию противника» (Курт фон Типпельскирх, История Второй Мировой Войны – Глава V).

Самый цитируемый на просторах бывшего СССР немецкий генерал Гейнц Гудериан выразил своё отношение к намерению Гитлера напасть на Советский Союз следующим образом:

«14 июня Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, армиями и танковыми группами, чтобы обосновать своё решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении подготовки. Он сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке. Чтобы создать себе неуязвимое положение на Европейском материке, надо разбить Россию. Подробно изложенные им причины, вынудившие его на превентивную войну с Россией, были неубедительны» (Гейнц Гудериан, Воспоминания солдата – Глава VI).

Командующий группой армий “Центр” генерал-фельдмаршал Фёдор фон Бок так описывал одно из событий 20 июня 1941 года:

«Меня посетил господин X., только что вернувшийся из Москвы. Он рассказал мне о ситуации по ту сторону границы. Руководящие люди в России считают, что война с Германией неизбежна. Господин X. надеется, что они не сомневаются также и в том, что Россия потерпит поражение. Но Сталин, возможно, не так уж и опасается военного поражения в европейской части России. Быть может, он надеется отступить за Урал и ждать там, когда страны западной демократии доконают Германию? Коли так, он даже может этому поспособствовать, взвалив заботы о прокорме многомиллионного населения в европейской части России, а также многочисленных русских военнопленных на плечи Германии! Более того, Сталин может найти необходимые для продолжения войны сырьё и людские ресурсы на востоке от Урала, если уж нам придёт в голову его преследовать» (Фёдор фон Бок, Я стоял у ворот Москвы – 20/6/41).

Никаких намёков на подготовку СССР к нападению. Фон Бок рассуждает о том, будет ли Красная Армия упорно сопротивляться в европейской части страны или сразу откатится “за Урал”.

Мы узнали мнение командующих группами армий “Центр” и “Юг”. Командовавший группой армий “Север” фельдмаршал Вильгельм Риттер фон Лееб, не оставил письменных свидетельств о своей оценке диспозиции РККА на 22 июня 1941 г., но есть косвенное свидетельство начальника штаба сухопутных войск Германии:

«Утренние донесения за 23.6 и полученные в течение ночи итоговые оперативные сводки за 22.6 дают основание сделать вывод о том, что следует ожидать попытки общего отхода противника. Командование группы армий “Север” считает даже, что такое решение было принято противником ещё за четыре дня до нашего наступления» (Франц Гальдер, Военный дневник – запись 23 июня 1941 года).

Написанное в дневнике генерал-полковника Гальдера свидетельствует: в штабе фельдмаршала фон Лееба считают, что на их участке Красная Армия готовилась к отходу в глубь своей территории.

22 июня 1941 года Гитлер, выступая по радио, говорил о необходимости покончить с так называемой “большевистской угрозой”. Среди тех, кто слушал его выступление, был и немецкий военнослужащий Курт Мейер. Он – никакой не рабочий-коммунист, не антифашист и воевать пошёл не по принуждению. В июне 41-го Курт Мейер – штурмбанфюрер (майор) СС, командир разведывательного батальона дивизии “Лейбштандарт СС Адольф Гитлер” – элита из элиты вооружённых сил Третьего рейха.

Во время одного из боёв в Греции, когда его подчинённые залегли под плотным пулеметным огнём противника, Мейер бросил в них гранату, после чего они были вынуждены покинуть укрытие, пошли в атаку и взяли перевал Клиссура. Этот эпизод он сам описал в своей книге «Немецкие гренадеры».

В общем, если бывают люди с железной волей и железным характером, то у Курта Мейера воля и характер были вольфрамовые или титановые. К концу войны он был кавалером Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами (это как у нас трижды Герой Советского Союза), бригадефюрером СС и генерал-майором войск СС, командиром 12-й дивизии СС «Гитлерюгенд». На момент назначения на должность командира дивизии, ему было 33 года. Он стал самым молодым дивизионным командиром не только войск СС, но и всех немецких вооружённых сил.

В декабре 45-го Мейер был приговорен к смертной казни канадским трибуналом, но впоследствии смертная казнь была заменена пожизненным заключением, а 7 сентября 1954 года он получил помилование.

Через 12 лет после окончания войны вышла в свет книга его воспоминаний, в которой есть и такие слова:

«Новость о нападении на Советский Союз поразила нас как удар молнии. Находясь в Чехии, мы слушали по радио, как Адольф Гитлер оправдывал свое решение стремлением окончательно разделаться с большевизмом, угрожающим всему миру. С дурным предчувствием того, что нам может достаться та же лихая доля, что и нашим отцам, ставшим жертвой войны на нескольких фронтах в 1914–1918 годах, мы готовились к самой жестокой из войн, в которой когда-либо приходилось участвовать солдатам» (Курт Мейер, Немецкие гренадеры).

Он пишет: “Гитлер ОПРАВДЫВАЛ своё решение”; и называет начало войны “НАПАДЕНИЕМ на Советский Союз”. Можно не сомневаться: будь у Мейера основания считать, что Германии грозила агрессия со стороны СССР, то много раз смотревший в глаза смерти, выслушавший в своё время смертный приговор, этот генерал СС нашёл бы другие слова для описания того, как он воспринял известие о начале войны против Советского Союза.

Следующее свидетельство, от человека которого, в отличии от Курта Мейера, нет нужды представлять:

«...группировка советских сил на 22 июня не говорила в пользу намерения в ближайшее время начать наступление.

Группа армий Ворошилова, противостоявшая нашей группе армий “Север”, имела на границе только 7 дивизий [...] Обе другие советские группы армий (Тимошенко и Будённого) также были глубоко эшелонированы, хотя в них части, действовавшие в пограничной полосе, были значительно сильнее.

Более всего будет соответствовать правде утверждение о том, что развертывание советских войск, начавшееся уже с развёртывания крупных сил ещё в период занятия восточной Польши, Бессарабии и Прибалтики, было “развёртыванием на любой случай”. 22 июня 1941 г. советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны» (Эрих фон Манштейн, Утерянные победы – Часть третья, Глава 8).

Генерала-фельдмаршала Манштейна, по итогам Второй мировой войны, назвали лучшим оперативным умом Германии. Его мнение о диспозиции войск – это предельно авторитетное мнение: “советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны”.

Все попытки Резуна-Суворова оправдать Гитлера и представить его несчастным и наивным человеком, которого злой и коварный Сталин обманул, “загнал в угол” и тем самым “вынудил” начать “превентивную” войну, опровергаются свидетельствами представителей Третьего Рейха.

Первым человеком, который выпустил в мир мысль о том, что Советский Союз якобы готовится напасть на Германию, был никакой ни Виктор Суворов, а Адольф Гитлер. Он ещё до нападения рассказывал своим полководцам об “угрозе со стороны СССР”, чтобы объяснить им своё стремление начать войну на востоке, не завершив боевые действия против Англии. И это при том, что все его фельдмаршалы и генералы – ветераны Первой мировой войны и они все знают, к чему ведёт война на два фронта.

На сегодняшний день известно достаточно, чтобы задаться вопросом: а верил ли сам Гитлер в то, что говорил своим военачальникам о “готовящемся нападении со стороны СССР”?

Вот Виктор Суворов пишет:

«Гитлер понял, что Сталин готовит вторжение, но не оценил сталинского размаха» (Виктор Суворов, День М – Глава 25).

Для того, чтобы такое “понять”, Гитлеру была необходима информация. Он же не мог из окна Рейхсканцелярии своими глазами видеть происходящее у восточной границы Рейха. Основной источник информации – это разведка. Разведок у Гитлера было две: военная разведка – Абвер, и политическая разведка – это VI управление (“СД-Заграница”) в составе Главного управления имперской безопасности. То самое VI управление РСХА, в котором служил штандартенфюрер СС Штирлиц; правда, в «Семнадцати мгновениях» оно ошибочно названо “VI отделом”.

Вначале 1941 года, Абвер возглавлял адмирал Вильгельм Канарис, а Главным управлением имперской безопасности руководил группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Рейнхард Гейдрих. Оба они не дожили до конца войны и не оставили мемуаров, но есть книги написанные их подчинёнными. Вот цитата из воспоминаний “шефа Штирлица”, бригадефюрера СС и генерал-майора войск СС Вальтера Шелленберга:

«Гитлер постоянно требовал от Канариса и Гейдриха новых сведений о мерах, предпринимаемых русскими по организации отпора» (Вальтер Шелленберг, Лабиринт – раздел “Накануне войны с Россией”).

Почему-то Гитлер не требует ни сведений о предполагаемом времени начала нападения, ни о возможном направлении главного удара противника, а только об организации отпора.

Полковник Абвера Оскар Райле, возглавлявший во время войны немецкую разведку во Франции, написал в своей книге следующее:

«...адмирал Канарис и полковник генштаба Пикенброк, шеф I отделения Абвера, стали свидетелями, как Гитлер в высокопарных выражениях объявил, когда и как Советский Союз будет уничтожен в ходе блицкрига.

Но Канарис не хотел всерьёз верить, будто Гитлер может быть настолько ослеплен, чтобы начать войну с Советским Союзом до заключения мирного договора с западными державами. [...] В качестве подтверждения этих сведений я могу привести тот факт, что Канарис и Пикенброк ещё незадолго до начала кампании в России послали на Дальний Восток в транссибирском экспрессе майора, позднее подполковника Эйзентрегера. Восемь часов спустя, как он оказался на китайской территории, началась операция “Барбаросса”. Эйзентрегера [...] несомненно, не отправили бы в длительную поездку по Сибири, если бы Канарис был убежден, что Гитлер всерьёз говорит о нападении на Советский Союз» (Оскар Райле, Секретные операции Абвера).

Много говорится о том, что советская разведка не верила в нападение, что лично Сталин не верил в начало войны. Немецкая разведка(!), в лице своего шефа Вильгельма Канариса, не верила в нападение Германии на СССР до окончания войны на западе! А ведь именно Канарис должен был бы докладывать Гитлеру о приготовлениях Красной Армии к агрессии против Рейха, если бы таковые имели место быть. Но, очевидно, что у руководства Абвера отсутствуют подобные сведения в 1941 году.

Существовала в Германии ещё одна структура, добывающая развединформацию – это авиаразведка Люфтваффе. Официальное наименование – “Разведывательная авиагруппа при главнокомандующем военно-воздушных сил”, но чаще упоминается как “группа Ровеля” или “эскадрилья Ровеля” (полковник Теодор Ровель – создатель и командир этого авиаподразделения). Самолёты-разведчики именно из этой группы постоянно нарушают воздушное пространство Советского Союза в первой половине 1941 года. С результатами фоторазведки регулярно знакомятся высшие военные чины Германии.

Начальник штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер пишет в своём дневнике 22 мая:

«Майор Вестерберг (отдел аэрофотосъемки штаба генерал-инспектора войсковой авиации):

Демонстрация снимков, сделанных эскадрильей Ровеля над пограничными районами русских. Ясно видны большие работы по усилению обороны (особенно отрывка противотанковых рвов) вдоль границы. Многочисленные траншеи для кабельных линий связи свидетельствуют о наличии сплошного оборонительного рубежа. Аэрофотоснимки подтверждают наше мнение о решимости русских удержаться на границе» (Франц Гальдер, Военный дневник – запись 22 мая 1941 года).

Собственно, вернёмся к вопросу о том, верил ли сам Гитлер в то, что Советский Союз приготовился к нападению на его Рейх.

Партийный и государственный деятель нацистской Германии, пресс-секретарь Национал-социалистической партии (НСДАП), имперский шеф прессы Отто Дитрих так вспоминал события утра 22 июня:

«В тот час, когда по его команде немецкие войска продвигались от Балтийского моря к Белому, Гитлера не покидали мрачные предчувствия. Он выслушал по радио официальное объявление о начале Русской кампании, предваренное только что состряпанной мелодией для фанфар [...], знаменующей будущие победы. Как мне рассказывали, часа в три утра он сказал одному из своих ближайших соратников: “У меня такое чувство, будто я открыл дверь в темную комнату, не зная, что находится за этой дверью”» (Отто Дитрих, Двенадцать лет с Гитлером – Часть первая, Глава 3).

“Не зная, что находится за дверью”... А совсем недавно убеждал своих генералов и фельдмаршалов, что “за дверью” находятся приготовившиеся к нападению “большевистские орды”. Судя по всему, сам Гитлер не верил в то, что говорил своим подчинённым, ради оправдания решения начать войну на два фронта.

В первой половине августа 41-го года, во время совещания в штабе группы армий “Центр”, произошёл следующий случай, описанный в воспоминаниях генерала Гудериана:

«...я указал Гитлеру на то обстоятельство, что русские имеют большое превосходство в танках, которое будет увеличиваться, если потери в танках у нас будут одинаковые. У Гитлера тогда вырвалась фраза: “Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков, которое приводилось в вашей книге; я бы, пожалуй, не начинал эту войну”» (Гейнц Гудериан, Вспоминания солдата – глава VI).

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

В годы Второй мировой войны в рядах советской армии служило около 800 тысяч женщин. У каждой своя история, своя поломанная судьба, свой подвиг.

Девушки — бойцы противовоздушной обороны несут боевое дежурство на крыше дома. Блокада Ленинграда. СССР, Ленинград

То, что пришлось увидеть, пережить и делать на войне женщине, было чудовищным противоречием самой человеческой природе.

«Женщина сильнее ощущала, опять-таки в силу своих психологических и физиологических особенностей, перегрузки войны — физические и моральные, она труднее переносила „мужской“ быт войны».

Быт на линии войны действительно не подразумевал женского присутствия, от того был к этому совсем не приспособлен. В одной землянке с 5−6 солдатами за занавеской ютились и девушки. В начале военных действий форменное белье выдавали только мужского кроя, а самый маленький размер обуви был 42. Специального обмундирования также не было. Женщины перешивали мужскую форму под свою фигуру, в юбке на передовой совсем ведь не повоюешь. Вместо шинелей выдавали телогрейки, которые, намокнув, долго сохли. На зиму полагались ватные брюки.

Одной из самых тяжелых работ была военная прачечная. Идти сюда не хотел никто: ничего героического, а какой титанический труд. Все стиралось вручную на улице: и в дождь, и в снег. Стертые до кровавых мозолей, негнущиеся от артрита пальцы, разъеденная щелоком кожа и тонны белья. Такими были будни женщин из банно-прачечных отрядов. На каждого красноармейца в неделю стирали три килограмма исподнего. А численность армии, включая войска НКВД и другие военизированные структуры, к началу 1945-го составляла около 14 млн человек.

С личной гигиеной также было трудно. Постоянно шла борьба со вшами. Девушкам, поступающим на службу, сразу обрезали косы. После, при выявлении паразитов, вчерашних красавиц брили наголо или обрабатывали голову жгучей смесью. Те, кто сумел сохранить волосы, умудрялись мыть их чем и где придется, по воспоминаниям — в ход шел даже самовар.

Роскошью считалось попасть в поезд-баню. Внешне этот состав ничем не отличался от заурядного товарного поезда и состоял из вагонов-теплушек, цистерны с водой и паровоза, который служил в качестве котла для нагревания воды.

У банных процедур был конвейерный характер: в то время как одна группа мылась, другая в соседнем вагоне раздевалась и сдавала белье, получая взамен чистое. Помывшаяся группа переходила в третий вагон для переодевания, уступая место следующей партии.

Найти и приспособить подручные вещи во время менструаций тоже было непростой задачей: в ход шли рукава рубах, газеты и ватное наполнение казарменных матрацев. А про ПМС и говорить не приходилось: кого в то время могли волновать «женские» недомогания.

Но даже в самые суровые годы испытаний женщины оставались собой и не могли не думать о том, как они выглядят:

«Еще когда здесь воинская часть зимой была, а мы уже и на женихов поглядывали, там и танцы какие-то. А не в чем идти. Это мое страшное воспоминание, что не в чем идти. И одеться не во что, и надеть нечего, ну там какие-то сандалии были, помню, когда война кончилась. Это 9 мая, да? Уже же лето, да? А мне ну не в чем, идут все, наряжаются».

Вспоминали женщины о сложностях и на полевой кухне. Не хватало продовольствия и специальной утвари: «Вместо хлеба пекла на всех партизан лепешки, причем не было сковороды — готовила на какой-нибудь железке; и все же все были сыты».

«После зачисления в партизанский отряд я с разрешения командира стала готовить питание для всех партизан. Сперва было очень трудно: не было то ложек, то посуды, то соли, то еще чего-нибудь».

Ежедневная борьба с отсутствием провизии, посуды и других необходимых в хозяйстве вещей надолго осела в памяти женщин. Одна из них спустя много лет с горечью делилась своим глубоким переживанием, что так и не сварила привычное «первое», максимум, что смогла приготовить для голодных солдат, так это похлебку из собранных в лесу кореньев.

Женское здоровье на линии огня было капитально подорвано, организм постоянно был в состоянии мобилизации — и психически, и физиологически. К тому же женщины попадали в смешанные подразделения и осваивали самые разные военные профессии: несли воинскую службу в качестве медсестер, летчиц, саперов, разведчиц и даже снайперов. Как следствие тяжелых условий, многие женщины так и не смогли стать матерями в мирное время.

А еще они получили порцию осуждения. Обидное определение ППЖ (полевые походные жены) стало клеймом для многих женщин-фронтовиков. Из-за этого некоторые из них стеснялись носить боевые награды и молчали о том, что были на фронте.

Историки объясняют появление полевых походных жен как результат адаптации к фронтовым условиям, стремления избежать насилия. В обмен на сексуальные услуги, оказываемые вышестоящим по службе, у которых нередко были семьи в прежней, гражданской жизни, такие женщины получали защиту, нормальную пищу, надежду, что не будет посягательств со стороны других мужчин. Положение ППЖ было нестабильным, их могли отставить по тем или иным обстоятельствам, лишив всех привилегий и запятнав репутацию.

Сохранились и документальные подтверждения сказанного выше. Например, согласно приказу Наркомата Военно-морского флота № 0365 от 6 мая 1942 года, из 21 292 женщин, призванных на флот в 1942 году, 1878 были уволены за «распущенность в поведении» и «по беременности».

Сложная жизнь женщин продолжилась и в послевоенный период. Они заменили мужчин в быту, в поле и на производстве. Война ускорила массовое вовлечение женщин в низкоквалифицированный труд. Три четверти занятых в сельском хозяйстве после окончания боевых действий составляли женщины, на производствах их доля была больше половины.

«Ой, работали, и на табаке работала, и сажали, и убирали. Я удивляюсь, как сейчас работают и как мы работали. Встанешь еще затемно, печку натопишь. Чуреков из кукурузной муки напечешь, каши наваришь, бутылку молока нальешь, яйца сваришь, все в корзину положишь и пойдешь в поле. А вечером на плече дровину несешь домой, ее ж никто не привезет, а мы в центре жили, а надо ее еще порубать, в печку положить».

В период реабилитации после войны, когда остро ощущалась нехватка мужских рук, женщины самоотверженно брались за любую работу. Никаких слез и капризов. Никаких «женских дел» и никакого «слабого пола».

источник

Начать нужно с того, что ни на советских, ни на немецких танках на начальном периоде войны никаких печек не было. На Пантерах штатные обогреватели появились лишь в октябре 1944 года. А все потому, что в 41 году немцы не планировали воевать зимой, они же рассчитывали на блиц криг. И к зиме уже расквартироваться в Москве и Ленинграде.

Всем известно, что генерал Мороз и доблесть наших солдат не дали воплотиться этим планам. Вот одна цитата немецкого танкиста, которая очень хорошо рассказывает о температуре в танке:

"Влага от нашего дыхания вскоре замерзала и превращалась в толстый белый ледяной нарост. Если кто-нибудь из экипажа засыпал и прислонялся головой к стенке танка, то волосы фактически примерзали к ней, когда он просыпался. До определенной степени мы могли согреться, съежившись и дрожа всем телом."

И, естественно, немцы, как и наши прибегали к различным кустарным способами. Так, например, сверлилось отверстие в перегородке моторного отсека и в кабину выводилась труба. Однако такой способ мог привести к попаданию угарных газов в помещение экипажа. А вот и ещё одна цитата немецкого танкиста, где он описывает способ обогрева танка:

" Для того, чтобы иногда хоть немного согреться, мы придумали зажигать большую керосиновую лампу. Когда проходили подготовку, нам строго запрещалось даже курить в танке, и вот теперь мы докатились до того, чтобы на полную мощь жечь керосиновую лампу, когда перед нами противник! Слава богу, что ни в одном из танков нашей роты ни разу не произошло несчастного случая из-за такой беспечности. Но были другие побочные эффекты. К примеру, когда все мы впадали в дрему, тяга в лампе ослабевала, и она начинала чадить, как ненормальная.

Мы все были похожи на трубочистов. Из-за копоти внутреннюю поверхность наших танков теперь уже едва ли можно было назвать белой. Воздух тоже оставлял желать лучшего. Сегодня я просто поражаюсь, что никто из нас не отравился ядовитыми парами. Но тогда у всех на слуху была избитая фраза: «Никто еще не умирал от вони, но многие замерзали насмерть»

Отто Кариус "Тигры в грязи".

Помимо керосинок, в танке могли ставить ведро с тлеющими углями, этим способом пользовались и наши, и немцы. То же ведро с углями можно было зимой увидеть и в кабинах наших полуторок, где отопителя так же не было. К слову первые автомобильные отопитель появились на Фордах уже в 1929 году.

У наших войск, существовали варианты обогрева от внешний печки, принцип установки на картинке ниже:

А что касается наших солдат, здесь показателен подвиг старшего сержанта Соколова и рядового Чернышенко 118 отдельной танковой бригады. В бою за деревню Демешково Псковской области их танк застрял в болоте на линии между нашими и немцами. Советские войска отступили, а Т-34 Соколова так и остался стоять. Остальные члены экипажа погибли. Танк был превращён в огневую точку, через которую немцы пройти не могли, при этом и наши не могли прийти на помощь из- за постоянных обстрелов с той стороны. В итоге Соколов и Чернышенко 13 суток отбивали немецкие атаки, пока не подошло наше подкрепление. 13 суток с 17 по 30 декабря, в мороз больше 30 градусов, на одних сухарях. Когда нашим удалось пробиться к танку, от него мало что осталось, а вокруг были десятки трупов немцев, пытавшихся захватить машину. Чернышенко и Соколов получили звание Героя Советского Союза, Соколов посмертно, так как в скором времени скончался в госпитале.

В целом, вот так обстояли дела с обогревом в танках зимой во время Войны. От холода страдали и советские солдаты, и немцы. И как всегда выручала только солдатская смекалка, а иногда и доблесть, и отвага.

источник