Вторая Мировая

«От нечестивого органиста — гимн ненависти»

Самое громкое информационное событие 1938 года произошло 29 сентября, когда четыре государственных деятеля встретились в мюнхенском доме Фюрера, чтобы перекроить карту Европы. Тремя государственными деятелями, посетившими эту историческую конференцию, были премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, премьер-министр Франции Эдуард Даладье и диктатор Италии Бенито Муссолини. Но, несмотря ни на что, доминирующей фигурой в Мюнхене был немецкий хозяин, Адольф Гитлер.

Фюрер немецкого народа, главнокомандующий немецкой армией, военно-морским флотом и военно-воздушными силами, канцлер Третьего рейха, герр Гитлер в тот день в Мюнхене собрал плоды смелой, вызывающей, безжалостной внешней политики, которую он проводил в течение пяти с половиной лет. Он разорвал Версальский мирный договор в клочья. Он перевооружил Германию до зубов - или настолько, насколько это было возможно. Он украл Австрию на глазах у охваченного ужасом и, по-видимому, бессильного мира.

Все эти события были шокирующими для стран, которые всего 20 лет назад победили Германию на поле боя, но ничто так не напугало мир, как безжалостные, методичные, управляемыми нацистами события, которые в конце лета и начале осени угрожали развязать мировую войну из-за Чехословакии. Когда он без кровопролития превратил Чехословакию в марионеточное государство Германии, вынудил к радикальному пересмотру оборонительных союзов Европы и получил свободу действий в Восточной Европе, получив обещание “развязать руки” от могущественной Великобритании (а затем и Франции), Адольф Гитлер, без сомнения, стал человеком 1938 года года.

Большинство других мировых деятелей 1938 года утратили свою значимость по мере того, как год подходил к концу. Казалось, что “почётный мир” премьер-министра Чемберлена, как никогда ранее, не принес ни того, ни другого. Все большее число британцев высмеивало его политику умиротворения диктаторов, считая, что ничто, кроме унизительной капитуляции, не может удовлетворить амбиции диктаторов.

Среди многих французов возникло ощущение, что премьер-министр Даладье несколькими росчерками пера в Мюнхене превратил Францию во второразрядную державу. Подражая Муссолини в своих жестах и копируя кричащий комплекс триумфатора Гитлера, некогда либеральный Даладье в конце года был вынужден прибегать к парламентским уловкам, чтобы сохранить свой пост.

В 1938 году диктатор Муссолини был всего лишь младшим партнером в фирме "Гитлер и Муссолини Инкорпорейтед". Его шумная агитация за то, чтобы отторгнуть Корсику и Тунис от Франции, была расценена как слабый блеф, непосредственными целями которого были не более чем снижение платы за проезд итальянских судов по Суэцкому каналу и контроль над железной дорогой Джибути - Аддис-Абеба.

Ушел с международной арены Эдуард Бенеш, в течение 20 лет считавшийся “Самым умным маленьким государственным деятелем Европы”. Последний президент свободной Чехословакии, теперь он был больным изгнанником страны, которую помог основать.

Благочестивый китайский генералиссимус Чан Кайши, "Человек года" 1937 года, был вынужден отступить в “Новый” Западный Китай, где он столкнулся с возможностью стать всего лишь респектабельным номинальным главой всеохватывающего коммунистического движения.

Если бы Франсиско Франко выиграл гражданскую войну в Испании после своего великого весеннего похода, он вполне мог бы стать лучшим материалом для "Человека года". Но победа все еще ускользала от генералиссимуса, а усталость от войны и недовольство правых сделали его будущее сомнительным.

На американской арене 1938 год не был годом одного человека. Конечно, это был не год Франклина Рузвельта: его чистка потерпела поражение, а его партия потеряла значительную часть своего влияния в Конгрессе. Госсекретарь Халл запомнит добрососедский 1938 год как год, когда он увенчал свои усилия по заключению торгового договора британским соглашением, но история не будет связывать мистера Халла конкретно с 1938 годом. В конце года в Лиме его план континентальной солидарности двух Америк потерпел крах.

Но фигура Адольфа Гитлера шествовала по съежившейся Европе со всей развязностью завоевателя. Не тот простой факт, что фюрер подчинил своей абсолютной власти еще 10 500 000 человек (7 000 000 австрийцев, 3 500 000 судетцев), сделал его Человеком 1938 года. Япония в то же время пополнила свою империю десятками миллионов китайцев. Более значительным был тот факт, что в 1938 году Гитлер стал самой большой угрозой, с которой сталкивается сегодня демократический, свободолюбивый мир.

Его тень простиралась далеко за пределы Германии. Небольшие соседние государства (Дания, Норвегия, Чехословакия, Литва, Балканы, Люксембург, Нидерланды) боялись обидеть его. Во Франции нацистское давление было отчасти причиной некоторых антидемократических указов, принятых после Мюнхена. Фашизм открыто вторгся в Испанию, спровоцировал восстание в Бразилии, тайно помогал революционным движениям в Румынии, Венгрии, Польше, Литве. В Финляндии министру иностранных дел пришлось уйти в отставку под давлением нацистов. После Мюнхена во всей Восточной Европе наметилась тенденция к уменьшению свободы и усилению диктатуры. Только в США демократия к концу года почувствовала себя достаточно сильной, чтобы одержать верх над Гитлером.

ФашИнтерн, во главе которого стоял Гитлер, а за ним - Муссолини, Франко и японская военная клика, возник в 1938 году как международное революционное движение. Сколько бы он ни разглагольствовал о махинациях международного коммунизма и международного еврейства, сколько бы ни твердил, что он всего лишь пангерманец, пытающийся объединить всех немцев в единую нацию, фюрер Гитлер сам стал №1 в интернациональной революции - настолько, что если сейчас и произойдет часто предсказываемая борьба между фашизмом и коммунизмом, то только из-за двух диктаторов-революционеров. Гитлер и Сталин слишком велики, чтобы позволить друг другу жить в одном мире.

Но фюрер Гитлер не считает себя революционером; он стал им только в силу обстоятельств. Фашизм обнаружил, что свобода прессы, слова, собраний представляет потенциальную угрозу его собственной безопасности. В фашистской фразеологии демократия часто ассоциируется с коммунизмом. Фашистская борьба против свободы часто ведется под ложным лозунгом “Долой коммунизм!” Прошлым летом одна из главных претензий Германии к демократической Чехословакии заключалась в том, что она была “форпостом коммунизма”.

Поколение назад западная цивилизация, по-видимому, переросла основные пороки варварства, за исключением войн между нациями. Коммунистическая революция в России способствовала распространению классовой войны. Гитлер довершил ее другой, межрасовой войной. Фашизм и коммунизм возродили религиозную войну. Эти многочисленные формы варварства привели в 1938 году к проблеме, из-за которой люди, возможно, скоро снова будут проливать кровь: проблема цивилизованной свободы против варварского авторитаризма.

Более мелкие люди года казались ничтожными по сравнению с фюрером. Бесспорным жуликом года стал покойный Фрэнк Дональд Костер ("Мошенник года"), а Ричард Уитни, который сейчас находится в тюрьме Синг-Синг, занял второе место.

Спортсменом года стал теннисист Дональд Бадж, чемпион США, Англии, Франции, Австралии.

Авиатором года стал 33-летний Говард Робард Хьюз, неуверенный в себе миллионер, который трезво, точно и безошибочно пролетел 14 716 миль вокруг вершины мира за три дня, 19 часов и восемь минут.

Человеком года на радио был признан молодой Орсон Уэллс, который в своей знаменитой передаче "Война миров" напугал людей меньше, чем Гитлер, но больше, чем когда-либо пугало радио, продемонстрировав, что радио может быть огромной силой в разжигании массовых эмоций.

Драматургом года стал Торнтон Уайлдер, ранее известный литератор, чья первая пьеса на Бродвее "Наш город" была не только остроумной и трогательной, но и имела большой успех.

Габриэль Паскаль, продюсер "Пигмалиона", первой полнометражной картины, снятой по мотивам многословных драм Джорджа Бернарда Шоу, был удостоен звания "Кинематографист года" за то, что обнаружил богатый драматический материал, когда другие знаменитые продюсеры потеряли всякую надежду когда-либо его использовать.

"Людьми года", выдающимися в области всесторонней науки, были признаны три исследователя-медика, которые обнаружили, что никотиновая кислота является лекарством от пеллагры у человека: доктора Дж. Том Дуглас Спайс из больницы общего профиля Цинциннати, Марион Артур Бланкенхорн из Университета Цинциннати, Кларк Нил Купер из Ватерлоо, штат Айова.

В религиозном отношении две выдающиеся фигуры 1938 года резко отличались друг от друга, за исключением своей оппозиции Адольфу Гитлеру. Один из них, 81-летний папа Пий XI, с “горькой грустью” рассказал об антисемитских законах Италии, преследовании итальянских католических инициативных групп, приеме, который Муссолини оказал Гитлеру в мае прошлого года, и с грустью заявил: “Мы пожертвовали своей прежней жизнью ради мира и процветания народов”. Проведя большую часть года в концентрационном лагере, протестантский пастор Мартин Нимоллер мужественно свидетельствовал о своей вере. Примечательно, что лишь немногие из этих людей года могли бы свободно реализовать свои достижения в нацистской Германии. Гении свободной воли были настолько подавлены гнетом диктатуры, что выпуск поэзии, прозы, музыки, философии и искусства в Германии был действительно скудным.

Человек, который несет наибольшую ответственность за эту мировую трагедию, - угрюмый, задумчивый, невзрачный 49-летний аскет австрийского происхождения с усами Чарли Чаплина. Адольф Гитлер, сын мелкого австрийского таможенного чиновника, был воспитан любящей матерью как избалованный ребенок. Постоянно проваливая даже самые элементарные занятия, он вырос полуобразованным молодым человеком, не подготовленным ни к какому ремеслу или профессии и, казалось бы, обречен на провал. Блестящую, очаровательную, космополитичную Вену он научился ненавидеть за то, что называл ее "семитской"; ему больше нравился однородный Мюнхен, его настоящий дом после 1912 года. Для этого человека без профессии и с ограниченными интересами Великая война была долгожданным событием, которое дало ему какую-то цель в жизни. Ефрейтор Гитлер участвовал в 48 боях, был награжден немецким железным крестом первого класса, один раз был ранен и один раз отравлен газом, находился в госпитале, когда было объявлено перемирие 11 ноября 1918 года.

Его политическая карьера началась в 1919 году, когда он стал партийцем № 7 малочисленной немецкой рабочей партии. Обнаружив свои ораторские способности, Гитлер вскоре стал лидером партии, изменил ее название на Национал-социалистическую немецкую рабочую партию и написал антисемитскую, антидемократическую и авторитарную программу. Первый массовый митинг партии состоялся в Мюнхене в феврале 1920 года. Месяцем позже вождь намеревался принять участие в попытке монархистов захватить власть, но для этого неудавшегося путча фюрер Гитлер прибыл слишком поздно. Еще менее успешная попытка национал-социалистов - знаменитый Мюнхенский пивной путч 1923 года - привела к гибели части "мучеников", а герра Гитлера посадили в тюрьму. Заключение в Ландсбергской крепости дало ему время написать первый том “Майн кампф”, который теперь стоит "обязательно" на каждой немецкой книжной полке.

Объявленная вне закона во многих округах Германии, Национал-социалистическая партия, тем не менее, неуклонно увеличивала число своих членов. Проверенные временем методы Таммани-Холла по оказанию множества мелких услуг сочетались с шумным терроризмом и кричащей патриотической пропагандой. Усердно культивировался образ мистического, воздержанного, харизматичного фюрера.

Только в 1929 году национал-социализм впервые получил абсолютное большинство на городских выборах (в Кобурге) и впервые продемонстрировал свои значительные результаты на выборах в провинции (в Тюрингии). Но с 1928 года партия почти постоянно набирала силу на выборах. На выборах в рейхстаг в 1928 году она набрала 809 000 голосов. Два года спустя за национал-социалистских депутатов проголосовали 6 401 016 немцев, в то время как в 1932 году число проголосовавших составило 13 732 779. Несмотря на то, что ему все еще не хватало большинства голосов, голосование, тем не менее, стало впечатляющим доказательством силы этого человека и его движения.

Ситуация, породившая это демагогическое, невежественное, отчаянное движение, была присуща зарождению Германской республики и стремлению значительной части политически незрелого немецкого народа к сильному, властному руководству. Демократия в Германии была зачата в условиях военного поражения. Именно Республика поставила свою подпись (неохотно) под унизительным Версальским договором, и это позорное клеймо никогда не изгладилось из памяти немцев.

Ни для кого не секрет, что немецкий народ любит униформу, парады, воинские формирования и легко подчиняется властям. Фридрих Великий - герой самого фюрера Гитлера. Это восхищение, несомненно, проистекает из военной доблести Фридриха и его автократического правления, а не из любви к французской культуре и ненависти к прусскому хамству. Но, в отличие от утонченного Фридриха, фюрер Гитлер, начитанность которого всегда была очень ограничена, приглашает в гости немногих великих умов, и фюрер Гитлер не согласился бы с утверждением Фридриха о том, что он “устал править рабами”.

В плохих условиях, не смотря на хорошую погоду, Германская республика рухнула под тяжестью депрессии 1929-1934 годов, во время которой безработица в Германии возросла до 7 000 000 человек, несмотря на общенациональный поток банкротств и неудач. Призванный к власти в качестве канцлера Третьего рейха 30 января 1933 года престарелым президентом-маразматиком Паулем фон Гинденбургом, канцлер Гитлер начал выворачивать рейх наизнанку. Проблема безработицы была решена с помощью:

• 1) широкомасштабной программы общественных работ;

• 2) интенсивной программы перевооружения, включая создание огромной постоянной армии;

• 3) принудительного труда на государственной службе (немецкий трудовой корпус).;

• 4) заключение политических врагов и работников-евреев, коммунистов и социалистов в концентрационные лагеря.

То, что Адольф Гитлер и компания сделали с Германией менее чем за шесть лет, вызвало бурные и восторженные аплодисменты большинства немцев. Он избавил нацию от послевоенного пораженчества. Под знаменем свастики Германия была объединена. Это была не обычная диктатура, а скорее диктатура огромной энергии и великолепного планирования. “Социалистическая” часть национал-социализма могла вызывать насмешки у ярых марксистов, но нацистское движение, тем не менее, имело массовую основу. Построенные 1500 миль великолепных автомагистралей, программы по продаже дешевых автомобилей и простых пособий для рабочих, грандиозные планы по восстановлению немецких городов вызывали у немцев чувство гордости. Немцы могли есть много продуктов-заменителей или носить эрзац-одежду, но они ели. То, что Адольф Гитлер и компания сделали с немецким народом за это время, повергло цивилизованных мужчин и женщин в ужас. Гражданские права и свободы исчезли. Противодействие нацистскому режиму стало равносильно самоубийству или еще худшему. Свобода слова и собраний - это анахронизмы. Репутация некогда прославленных немецких учебных центров исчезла бесследно. Образование было сведено к национал-социалистическому катехизису.

Темп ускорился. 700 000 евреев Германии подверглись физическим пыткам, у них отняли дома и имущество, лишили возможности зарабатывать на жизнь, прогнали с улиц. Теперь их удерживают ради “выкупа” - гангстерский трюк, который использовался веками. Но пострадали не только евреи. Из Германии прибывает постоянный, постоянно увеличивающийся поток беженцев, евреев и неевреев, либералов и консерваторов, католиков и протестантов, которые больше не могли терпеть нацизм. На обложке журнала TIME органист Адольф Гитлер исполняет свой гимн ненависти в оскверненном соборе, в то время как жертвы висят на колесе Св. Екатерины под взглядами нацистских иерархов были нарисованы бароном Рудольфом Чарльзом фон Риппером, католиком, который считал Германию невыносимой страной. Тем временем Германия превратилась в нацию униформистов, шагающих гусиным шагом под дудку Гитлера, где десятилетних мальчиков учат бросать ручные гранаты, где к женщинам относятся как к машинам для размножения. Однако самую жестокую шутку Гитлер и компания сыграли с теми немецкими капиталистами и мелкими бизнесменами, которые когда-то поддерживали национал-социализм как средство спасения буржуазной экономической структуры Германии от радикализма. Нацистское кредо о том, что человек принадлежит государству, распространяется и на бизнес. Некоторые предприятия были полностью конфискованы, с других был взят налог на капитал. Прибыль строго контролировалась. Некоторое представление об усилении государственного контроля и вмешательства в бизнес можно получить из того факта, что в прошлом году 80% всех строительных и 50% всех промышленных заказов в Германии были получены от правительства. Испытывая острую нехватку продовольствия и финансовых средств, нацистский режим захватил крупные поместья и во многих случаях коллективизировал сельское хозяйство - процедура, в корне схожая с русским коммунизмом.

Когда Германия захватила Австрию, она взяла на себя заботу о 7 000 000 бедных родственников и их пропитании. Когда поглотили 3 500 000 судетцев, нужно было кормить гораздо больше ртов. К концу 1938 года появилось много признаков того, что нацистская экономика валютного контроля, бартерной торговли, пониженного уровня жизни, “самодостаточности” давала трещину. Не было недостатка и в признаках того, что многим немцам не нравились жестокости их правительства, но они боялись протестовать против них. Испытывая трудности с обеспечением населения хлебом, фюрер Гитлер был вынужден устроить для немецкого народа еще один развлекательный цирк. Пресса, контролируемая нацистами, прыгала через скакалку по приказу министра пропаганды Пауля Йозефа Геббельса, выкрикивая оскорбления в адрес реальных и воображаемых врагов. И темпы становления немецкой диктатуры ускорялись по мере того, как с заводов сходило все больше и больше оружия, а сливочного масла производилось все меньше и меньше.

За пять лет, проведенных под руководством президента 1938 года, Германия превратилась в одну из крупнейших военных держав мира. Британский военно-морской флот по-прежнему лидирует на море. Большинство военных считают французскую армию несравненной. Наибольший вопрос вызывает численность авиации, которая меняется день ото дня, но большинство наблюдателей считают, что Германия превосходит их в военной авиации. Несмотря на нехватку подготовленных офицеров и материальных средств, армия Германии превратилась в грозную машину, победить которую, вероятно, можно только объединением противоборствующих армий. Как свидетельство могущества своей нации, фюрер Гитлер мог оглянуться на прошедший год и вспомнить, что, помимо приема бесчисленных государственных деятелей (например, трижды мистера Чемберлена), он лично засвидетельствовал свое почтение трем королям (шведскому Густаву, датскому Кристиану, итальянскому Витторио Эмануэле) и принимал двоих (Борис 3 из Болгарии, Кароль 2 из Румынии, не считая регента Венгрии Хорти).

Тем временем примерно 1133 улицы и площади, в частности Ратушная площадь в Вене, получили имя Адольфа Гитлера. Он произнес 96 публичных речей, посетил одиннадцать оперных спектаклей, победил двух соперников (Бенеша и Курта фон Шушнига, последнего канцлера Австрии), продал 900 000 новых экземпляров "Майн кампф" в Германии, а также широко продал ее в Италии и мятежной Испании. Единственной его потерей было зрение: ему пришлось начать носить очки на работе. На прошлой неделе герр Гитлер принимал на рождественской вечеринке 7000 рабочих, которые сейчас строят новое гигантское здание Берлинской канцелярии, и сказал им: “Следующее десятилетие покажет странам с их патентованной демократией, где можно найти истинную культуру”.

Но другие страны решительно присоединились к гонке вооружений, и среди военных возникает вопрос: “Будет ли Гитлер сражаться, когда станет окончательно ясно, что он проигрывает эту гонку?” Динамика диктатуры такова, что немногие, кто изучал фашизм и его лидеров, могут представить себе бесполого, неугомонного, инстинктивного Адольфа Гитлера, доживающего свой зрелый возраст в своем горном шале в Берхтесгадене, в то время как довольный немецкий народ пьет пиво и поет народные песни. Нет никакой гарантии, что неимущие нации уснут, когда они получат то, что им сейчас нужно от имущих. Тем, кто наблюдал за заключительными событиями года, казалось более чем вероятным, что Человек 1938 года может сделать 1939 год запоминающимся.

https://time.com/archive/6598257/adolf-hitler-man-of-the-yea...

Родилась 18 августа 1921 г. в Москве. Русская. В 1935 г. поступила в аэроклуб. По окончании Херсонской авиационной школы работала в Калининском аэроклубе.

13 сентября 1942 г. в небе Сталинграда открыла счет своих побед в 437-м истребительном авиационном полку 287-й истребительной дивизии: сбила бомбардировщик и истребитель. 27 сентября в воздушном бою поразила Ju-88. Затем сбила Me-109.

Вскоре ее перевели в 9-й гвардейский Одесский истребительный авиационный полк, которым командовал Герой Советского Союза Л.Л. Шестаков. В декабре 1942 г. Литвяк уничтожила бомбардировщик. Новыми победами была увенчана ее слава и после перевода в другой полк. К тому времени на счету Литвяк значилось 6 воздушных побед.

11 февраля 1943 г. Лидия сбила 2 самолета. В одном из боев ее Як-1 был подбит, и она совершила вынужденную посадку на вражеской территории. Выскочив из кабины, бросилась бежать от немецких солдат. Но расстояние сокращалось. И вдруг над головами противника пронесся наш штурмовик. Поливая немцев огнем, он заставил их броситься на землю. Затем спланировал рядом с Лидой и остановился. Летчик замахал руками. Девушка втиснулась пилоту на колени, самолет пошел на взлет, и вскоре Лидия была в полку. 23 февраля 1943 г. Литвяк вручили орден Красной Звезды.

22 марта в районе Ростова-на-Дону Литвяк участвовала в перехвате группы Ju-88. Во время долгого и трудного боя ей удалось сбить один «юнкерс». В это время подошедшая на помощь шестерка Me-109 с ходу пошла в атаку. Лидия заметила их и, чтобы сорвать удар, встала на их пути. 15 минут вертелась смертельная карусель. С большим трудом летчица привела истребитель домой. Доложив, что задание выполнено, потеряла сознание... После лечения она отправилась в Москву, дав расписку, что в течение месяца будет долечиваться. Но через неделю Лидия вернулась в полк. 5 мая Литвяк вылетела на сопровождение бомбардировщиков. Завязался бой, и Лидия сбила истребитель противника. Через два дня она сбила еще один «мессер».

В конце мая на участке фронта, где действовал полк, появился аэростат-корректировщик. Неоднократные попытки сбить эту «колбасу» ни к чему не привели. Взлетев, Лидия прошла вдоль линии фронта, углубилась в тыл противника и на аэростат зашла со стороны солнца. Скоротечная атака длилась менее одной минуты! За эту победу она была награждена орденом Красного Знамени.

21 мая погиб муж Лидии – летчик, Герой Советского Союза гвардии капитан Алексей Соломатин. Для Лидии гибель мужа стала тяжелым ударом. 16 июля 1943 г. Литвяк вылетела на сопровождение штурмовиков. Истребители вступили в бой с 30 бомбардировщиками, сопровождаемыми 6 «мессерами». В этом бою Литвяк лично сбила «юнкерс» и в паре с ведомым – Me-109, но и сама была ранена. На требование ехать лечиться ответила отказом.

В тот роковой день она совершила 3 боевых вылета. В четвертом вылете шестерка Як-1 вступила в бой. И вот уже горит «юнкерс», разваливается на куски «мессер». Наша шестерка собралась уходить. Внезапно выскочил «мессер» и дал очередь по самолету с бортовым №23. «Як» как бы провалился, но у земли летчица пыталась выровнять его... Это родило надежду, что она жива. Однако ни самолета, ни летчицы найти не удалось. Литвяк была представлена к званию Героя Советского Союза посмертно. Но прошли слухи, что летчица попала в плен. Большинство авиаторов не поверили и продолжали выяснить судьбу Лидии. Но тень подозрений вышла за пределы полка. Командование, проявив «осторожность», не утвердило представление к званию, ограничившись орденом Отечественной войны I степени.

В послевоенные годы однополчане продолжали вести поиски летчицы. Найти удалось в братской могиле в селе Дмитриевка Донецкой области. В июле 1988 г. в личном деле Литвяк запись «пропала без вести» была заменена на «погибла, выполняя боевое задание». Ветераны полка возобновили ходатайство о присвоении ей звания Героя Советского Союза.

5 мая 1990 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками командиру звена, летчику-истребителю, гвардии младшему лейтенанту Литвяк Лидие Владимировне посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Награждена орденом Ленина, орденом Красного Знамени, орденами Отечественной войны I и II степени, орденом Красной Звезды.

Присоединиться к Лиге Памяти на Пикабу можно по ссылке: http://pikabu.ru/community/pobeda

На фотографии после награждения орденом Красной Звезды.

Родился в 1920 году в д. Самокража . В рядах Красной Армии с 1940 года, призван Новгородский РВК (Новгородский район Ленинградской области). С 22 июня 1941 года в действующей армии. Сражался на Калининском и Северо-Западном фронтах.

В конце ноября 1941 года командир отделения комендантской роты 15-го отдельного батальона охраны полевого управления 29-й Армии сержант Ф. А. Пехов представлен командованием части к награде за уничтожение из снайперской винтовки более 50 солдат и офицеров противника.

По имеющимся сведениям, дальнейшая снайперская деятельность сержанта Ф. А. Пехова была очень успешной. К августу 1942 года имел на счету 260 уничтоженных фашистов. Окончательный итог его боевой работы - 342 истреблённых врага по документам ЦА МО.

Прошёл войну и окончил её в звании гв. старшины.

На информационных ресурсах по документам случилась путаница в отчестве снайпера- в части документах он фигурирует как Екимович.

Приказ о награждении орденом Красной Звезды

Документы о награждении орденом Отечественной войны I степени в 1943 г.

Документы о награждении медалью "За боевые заслуги" 1944 г.

Добрый день. Сегодня хотелось бы поделиться с Вами фотографиями из моей коллекции.  На этих фотографиях люди, переломившие хребет фашизму. Все снимки сделаны в первые послевоенные годы.

Сахарцев Сергей Павлович и Замахов Николай Николаевич.

Федор Ахметгалиев.

Гвардии младший лейтенант Катренко Виталий Миронович. Офицером стал уже после войны.

Добрый вечер, хотелось бы привести небольшой  рассказ Иона Дегена.

СТРЕЛЯЮЩИЙ

Особое положение в бригаде позволяло мне при формировании экипажей в

какой-то мере "проявлять капризы", как выражался по этому поводу адьютант

старший батальона. К этим капризам он относился подобно тюремщику, который

принимает заказ на последний ужин от арестанта, приговоренного к смертной

казни.

Дело в том, что бригада наша несколько отличалась от подобных

подразделений, входивших в состав танковых корпусов, Необычность отдельной

гвардейской танковой бригады прорыва заключалась в том, что задача ее -

прорыв обороны противника любой ценой, чтобы в проделанную нами брешь могли

хлынуть танковые соединения.

Термин "любой ценой" по-разному трактовался начальством и танкистами.

Для первых это была потеря техники, а для вторых - самоубийство. Батальон, в

котором я служил, был ударным, то есть именно он, как правило, шел впереди

атакующей бригады. А мой взвод в этом батальоне выделялся в боевую разведку,

назначением которой было вызвать на себя огонь противника, чтобы идущие за

мной танки могли увидеть огневые средства немцев.

Вот почему адьютант старший только матюкался про себя, когда в

очередной раз я отвергал кандидатуру командира орудия.

Бригада вышла из боя в конце октября и сразу приступила к формированию.

Через несколько дней на станцию Козла Руда пришло пополнение - новенькие

танки с экипажами. Танки сгрузили с платформ. Экипажи выстроились перед

машинами. А мы, уцелевшие командиры, прохаживались перед их строем, как

работорговцы на невольничьем рынке.

В одном из экипажей обратил на себя внимание молоденький старшина,

командир орудия.

Не молодостью отличался он. Во всех экипажах были пацаны. Даже

командиры машин. Старшина выделялся подтянутостью, аккуратностью,

подогнанностью убогого хлопчатобумажного обмундирования.

Мы прогуливались перед строем, рассматривая танки и экипажи, и

комментировали увиденное на своем языке, в котором среди матерного потока

иногда появлялось слово, напечатанное в словаре.

Адьютант старший пришел со списком и вместе с командиром маршевой роты

начал перекличку. Все шло своим чередом до того момента, пока капитан

прочитал: "Старшина Калинюк Антонина Ивановна". "Я!" - отозвался старшина,

на которого мы обратили внимание.

Лично мне в эту минуту стало очень неловко за обычный в нашей среде

лексикон, не очень пригодный для общения с женщиной.

Выяснилось, что Антонина Калинюк добровольно пошла в армию, чудом

попала в учебно-танковый полк, вышла замуж, чтобы быть зачисленной в один

экипаж со своим мужем, и таким невероятным способом оказалась в маршевой

роте. Ее муж - башнер, рядом с ней по другую сторону орудия.

Ну и дела! Девушка в экипаже!

На минуту я представил себе, как мы перетягиваем гусеницы, как тяжелым

бревном, раскачивая этот таран, по счету "Раз-два, взяли!" ударяем по

ленивцу, как стонет каждая мышца - и это у здоровых мужчин. Каково же

девушке? А каково экипажу, у которого не достает пусть не лошадиной, а всего

лишь одной

человеческой силы?

Правда, до нас дошли слухи, что в 120-й танковой бригаде есть женщина

механик-водитель. Чего только не бывает на фронте.

Но когда ко мне подошла старшина Антонина Калинюк и, доложив по всей

форме, попросилась в мой экипаж, я, еще не успев переварить услышанного, не

сомневался в том, что ни при каких условиях не соглашусь на присутствие

женщины в моей машине.

Отказывал я ей очень деликатно.

- Видите ли, у меня уже есть башнер, - начал я

- Но ведь я не башнер, а стреляющий.

- Да, но вы, повидимому, хотите быть в одном экипаже с мужем?

- Он фиктивный муж. Нас ничего не связывало и не связывает. Я

благодарна ему за то, что он согласился на фиктивный брак, который помог мне

попасть в экипаж.

Ее грамотная речь звучала несколько непривычно для моего уха,

адаптированного к танкистскому лексикону.

Выяснилось, что Антонина Калинюк до войны успела окончить первый курс

филологического факультета Черновицкого университета. Ко мне она обратилась

не случайно. Ей сказали, что я командир взвода боевой разведки. Именно в

таком экипаже место добровольцу.

- Вы правы, но я уже пообещал адьютанту старшему взять стреляющего из

подбитого танка.

Не знаю, покраснел ли я , соврав, но было очевидно, что она не поверила

мне и ушла обиженная.

Вместе со своим фиктивным мужем Антонина Калинюк попала в экипаж моего

друга Петра Аржанова.

Петр был самым старым в нашем батальоне. Ему было уже под сорок.

Степенный такой, почти не матерщиник. Антонину он хвалил.

На второй день наступления их машину подбили. Первым из своего люка

выскочил башнер, фиктивный муж Антонины. Как ошпаренный заяц он шарахнулся

от танка в ближайшую воронку. А Петр в это время вытаскивал из своего

тесного люка Антонину с перебитыми ногами. И не было рядом никого, кто мог

бы подсобить. Счастье еще, что атакующие танки пошли вперед, и машина

Аржанова не обстреливалась немецкой пехотой.

Но все это случилось уже потом. А при формировании на станции Козла

Руда я так и остался без стреляющего.

Однажды в дождливый ноябрьский вечер в конюшню, приспособленную моим

взводом под жилище, ввалилось странное существо.

При слабом свете коптилок сперва показалось, что к нам пожаловал

медведь, ставший на задние лапы. Хотя, откуда взяться медведю в юнкерском

поместьи в Восточной Пруссии? Существо обратило на себя внимание всех

четырнадцати человек, населявших конюшню. Я разглядывал его, пока оно что-то

выясняло у ребят, оказавшихся у входа.

Танкошлем торчал на макушке головы невероятных размеров. На лицо

Господь не пожалел материала, но, навалив его, забыл придать ему форму.

Только из узких амбразур глазниц лукаво глядели два полированных антрацита,

в которых то ли отражались огоньки коптилок, то ли горел свой собственный

бесовский огонек. Ватник на бочкообразном корпусе с покатыми плечами был

перепоясан немецким ремнем. Ватные брюки втиснулись в широкие раструбы

голенищ немецких сапог.

Было очевидно, что этот танкист уже успел понюхать пороху. Из

учебно-танковых полков в таком обмундировании не поступают.

Получив информацию, кто командир взвода, медведь неторопливо

приблизился ко мне, вяло приложил руку к дуге танкошлема, нелепо вывернув ее

ладонью вперед, и загремел:

- Товарищ гвардии лейтенант! Доблестный сын татарского народа, гвардии

старший сержант Захарья Калимулович Загиддулин явился в ваше распоряжение

для дальнейшего прохождения службы! Вольно!

Взвод с явным удовольствием выслушал этот необычный доклад.

Что касается меня, то два противоречивых чувства отчаянно сражались в

моей душе. Мальчишке, который и сам не прочь нашкодить, сходу понравился

этот новоявленный Швейк. Но служака-командир обязан был немедленно пресечь

нарушение дисциплины. Причем, сделать это следовало в том же юмористическом

ключе, чтобы не уронить себя в глазах подчиненных.

- Отлично, доблестный сын. Для начала пойдете к старшине Карпухину и

получите мой дополнительный паек. А затем подтвердите свою доблесть, будучи

дневальным по взводу всю ночь без смены.

На сей раз старший сержант откозырял как положено, повернулся кругом и

пошел к выходу, не выяснив, кто такой старшина Карпухин и где его искать в

непроницаемой темноте с потоками холодного дождя в одиннадцати километрах от

переднего края.

Два экипажа, каждый своим кружком, приступили к ужину. А мы решили

подождать возвращения нового стреляющего.

Отсутствовал он минут двадцать, время незначительное, чтобы по

чавкающей глине добраться до фургона старшины Карпухина и получить у него,

обстоятельного, медлительного, дополнительный офицерский паек.

Старшина трижды пересчитывал каждую галету и взвешивал развесное с

аптекарской точностью. В каждом получавшем у него дополнительный паек или

другое довольствие он подозревал жулика, родившегося специально для того,

чтобы обворовать его, старшину Карпухина, так удобно жившего в своем фургоне

на кузове видавшего виды "газика".

Поэтому взвод по-достоинству оценил расторопность старшего сержанта

Загиддулина, вернувшегося так быстро, да еще не с пустыми руками.

Но когда выяснилось, что Загиддулин принес два дополнительных пайка -

две пачки печенья, две банки рыбных консервов и дважды по двести граммов

шпика, - взвод замер от изумления.

Каким образом у старшины Карпухина, у этого скупердяя можно получить

что-нибудь в двойном размере? А ведь своровать там просто невозможно.

Старшина выдавал продукты из двери фургона. Внутрь не попал бы даже командир

бригады.

Тщетно я пытался узнать, как новичок получил два дополнительных пайка.

Из ответов можно было выяснить только то, что старший сержант Загиддулин -

законченый идиот. Но не мог же идиот обжулить или обворовать пройдоху

Карпухина? А из ответов Загиддулина следовало, что не произошло ничего

необычного.

Мы сели ужинать. Я уже собирался нарезать только что принесенный шпик,

но Загиддулин попросил меня не делать этого.

- Знаете, товарищ гвардии лейтенант, я мусульманин, я не кушаю свинину.

Экипаж с пониманием отнесся к просьбе новичка и решил не портить ему

первый ужин на новом месте.

Вскоре после ужина мы легли спать, а наказанный Загиддулин остался

дневалить всю ночь без смены.

Утром за завтраком экипажи тремя кружками уселись вокруг своих

котелков. Я вспомнил, что у нас есть шпик. Новичку мы оказали уважение, не

съев свинину во время ужина. Но не станем же мы ради него соблюдать

коллективную диету?

Башнер развязал вещмешок, чтобы достать сало. Но сала в вещмешке не

оказалось. Я вопрошающе посмотрел на Загиддулина.

За все время моей службы в бригаде я не слышал о случаях воровства в

экипажах.

У меня не было ни тени сомнения в том, что никто из моего взвода не

шарил ночью в нашем вещмешке. Кроме того, в помещении ведь был дневальный.

- Где шпик? - спросил я у Загиддулина.

- Понятия не имею, - ответил он, уставившись в меня невинным чеснейшим

взглядом.

- Но ведь сюда не мог попасть посторонний?

- Не мог. Я был дневальным.

- Так где же шпик?

Взвод с интересом наблюдал за нашим диалогом. Загиддулин задумался.

- Понимаете, командир, ночь очень длинная. А после госпиталя я еще не

привык к таким большим перерывам между жратвой. Аппетит, понимаете.

Я смотрел на невозмутимую физиономию со щелками хитрющих глаз и ждал

продолжения. Но Загиддулин умолк и беспомощно смотрел на ребят, словно

надеялся получить у них поддержку.

- Не слышал ответа.

- Как не слышали, командир? Неужели вы такой непонятливый? Шпик я

скушал.

- Четыреста граммов?

- А что такое четыреста граммов при моем аппетите?

- Но вы ведь мусульманин и вообще не едите свинины?

- Правильно. В нормальных условиях. Но когда человек дневалит всю ночь

без смены,он забывает о религии, если очень хочется жрать.

Ребята рассмеялись. Луше всего, подумал я, прекратить разговор о шпике.

После завтрака я пошел к адьютанту старшему выяснить, кого именно он

внедрил в мой экипаж. Капитан знал только, что Загиддулин направлен в

бригаду из запасного полка, куда он был выписан из госпиталя после ранения.

- И это все? - возмутился я. - Мне ведь положен хороший командир

орудия!

- Правильно. Посмотри на его морду. Разве ты не видишь, что это

отличный танкист?

Не знаю почему, но я не возразил капитану.

У ремонтников я нашел полуметровый кусок фанеры и, прикрепив к нему

лист бумаги, соорудил нехитрое приспособление.

Танки с развернутыми кзади пушками были вкопаны в землю. Они стояли на

двух продольных бревнах словно в гаражах, перекрытые брезентовыми крышами, а

вместо ворот были соломеные маты.

По приказу командующего бронетанковыми войсками фронта после каждого

выезда мы должны были не просто чистить танк, но из каждого трака

выковыривать грязь и протирать траки до одурения, чтобы, не дай Бог, когда

этот сукин сын вдруг нагрянет в бригаду и станет проверять, на его носовом

платке не появилось пятна, вызывающего сомнение в нашей боеспособности.

Поэтому мы проклинали каждый выезд из окопа, становившийся мукой для

экипажа.

Но у меня не было выхода. Я обязан был выехать, чтобы развернуть башню

по ходу танка. Кто знает, когда состоится очередное учение? А мне не

терпелось проверить нового стреляющего. Конечно, о стрельбе не могло быть и

речи. Поэтому я прибег к испытанию, которое не могло заменить стрельбы, но,

тем не менее, позволяло получить представление о реакции и координации

командира орудия.

К дульному срезу я прикрепил карандаш, который касался бумаги на

фанерном щите. Метрах в двадцати перед танком я прикрепил к дереву кусок

картона с начерченным на нем открытым конвертом. При помощи подъемного

механизма пушки и поворотного механизма башни в течение тридцати секунд

стреляющий должен вести стрелку прицела вдоль линий конверта, и карандаш на

конце пушки точно вычертит каждое движение стреляющего. С вертикальными и

горизонтальными линиями не было никаких проблем. Но вот плавно вычертить

диагонали! Даже у редчайших снайперов пушечной стрельбы получались ступени.

Когда Загиддулин подошел к машине, я велел ему надеть танкошлем как

положено, чтобы он не торчал на макушке, словно шутовской колпак.

Но выяснилось, что Загиддулин не виноват. Просто в Красной армии не

было танкошлема шестьдесят первого размера, а именно такой оказалась голова

нового командира орудия. Пришлось сзади подпороть танкошлем, чтобы наушники

были на ушах, а не на темени.

Загиддулин залез в башню. Экипаж стоял рядом со мной у щита с листом

бумаги.

- Огонь! - Скомандовал я, нажав на кнопку хронографа. Такого я еще не

видел! Почти ровные линии диагоналей и клапана конверта!

Ребята зааплодировали, чем привлекли внимание соседних экипажей. Вскоре

у танка собралась почти вся рота. Загиддулин все снова и снова повторял

фокус, ни разу не выйдя за пределы тридцати секунд. Среди зрителей оказался

и адьютант старший.

- Ну, - обратился он ко мне, - а ты мне морочил .... Загиддулин вылез

из башни. Его багрово-синяя физиономия со щелочками глаз излучала добродушие

и удовольствие.

- Славяне, дайте кто-нибудь закурить.

К нему подскочило сразу несколько человек.

- Хлопаете!.. Дайте мне выспаться и хорошо закусить, так я вам нарисую

не конверт, а "Мишку на севере".

В знак уважения к Загиддулину соседние экипажи помогали нам

выковыривать грязь из траков по мере того, как танк сползал на бревна в

окопе. А мы дружно материли генерал-полковника танковых войск товарища

Родина, по чьему дурацкому приказу танкисты были вынуждены заниматься этим

онанизмом.

Каждое утро во взводе начиналось с того, что Захарья Загиддулин

рассказывал приснившийся ему сон. Никто не сомневался в том, что он сочинял

экспромтом очередную фантастическую историю. Но слушать его было интересно.

Непременным завершением сна была сцена, когда он, получив звание Героя,

возвращался в родной Аткарск и посещал пикантную молодку, а все предыдущие,

покинутые им, преследовали его с вилами наперевес. Закончив рассказ, он

обращался к слушателям с непременной просьбой:

- Славяне, дайте закурить.

С куревом в эту осень у нас действительно были проблемы. Но все в

равной степени страдали от эрзац табака, так называемого - филичового,

которым снабжали нас тылы. Поэтому просьба Захарьи воспринималась нами как

деталь придуманного сна.

В начале декабря нас вывели на тактические учения. Я попросил командира

батальона разрешить мне несколько выстрелов из пушки, чтобы проверить

командира орудия. Гвардии майор согласился, но предупредил, что я лично

отвечаю за то, чтобы в районе цели не было живого существа.

Это условия оказалось вовсе непростым. Вся территория, на которой

проводились учения, была забита войсками. Наконец, мы нашли безлюдное место.

Метрах в восьмистах от болотистой поймы, у края которой остановился

танк, торчали телеграфные столбы. Перед одним из них куст с опавшей листвой

был избран мной в качестве мишени. Но сперва я приказал отвернуть башню чуть

ли не девяносто градусов, чтобы куст не был в поле зрения стреляющего. А

затем я подал команду.

Первым же снарядом Загиддулин снес телеграфный столб над самым кустом.

Весь экипаж, не исключая меня, был уверен в том, что это случайное

попадание. Но вторым выстрелом Захарья перебил телеграфный столб метрах в

пятидесяти от первого. И третьим снарядом он снес телеграфный столб.

- Тебе, я вижу, даже не нужен снаряд для пристрелки? - Спросил я.

- Не нужен. Нулевые линии выверены. А расстояние до цели я могу

определить на глазок очень точно.

- Но ведь стрелку прицела ты видишь более толстой, чем телеграфный

столб?

Захарья неопределенно приподнял плечи, и я больше не задавал ему

вопросов, понимая, что мне достался необыкновенный стреляющий.

Еще раз мы выехали на ученья в конце декабря. Сейчас нам не

представилась возможность стрелять. Но Загиддулин отличился и в этот выезд.

Тема учений - танки в обороне при возможном наступлении противника.

Как и обычно, прибыв на место, мы не получили ни четкой команды, ни

объяснения того, что собирается нам преподнести начальство.

Танки стояли посреди заснеженного поля - отличные мишени для немецкой

авиации. Благо, уже несколько дней мы не видели самолетов противника.

Захарья по большой нужде забрался в неглубокий окопчик. Именно в этот

момент почти вплотную к моему танку подкатила кавалькада "виллисов".

Никогда еще мне не приходилось видеть одновременно такого количества

генералов.

Командующий фронтом генерал армии Черняховский едва успел произнести

первую фразу, как из окопчика раздался рокочущий баритон Загиддулина:

- Эй, славяне, дайте закурить.

И тут же появилась круглая багрово-синяя физиономия с танкошлемом на

макушке, л вслед за ней над относительно мелким окопом выросла вся нелепая

медведеподобная фигура Захарьи со спущенными ватными брюками.

Увидев Черняховского со всей свитой, Загиддулин смутился, по-моему,

впервые в жизни. Он приложил ладонь к дуге танкошлема и замер по стойке

смирно.

Взрыв неудержимого хохота прогремел над замерзшим полем.

Черняховский указательным пальцем смахивал слезы. Хохотали генералы и

старшие офицеры. Хохотали солдаты роты охранения. Хохотал я, высунувшись по

пояс из башни. И только Загиддулин оставался серьезным, застыв по стойке

смирно со спущенными штанами.

Черняховский открыл пачку "Казбека" и протянул ее Захарье. Тот

деликатно взял папиросу.

- Спасибо, товарищ генерал армии. Разрешите еще одну для моего

командира?

Черняховский, продолжая хохотать, закрыл коробку и вручил ее

Загиддулину.

Захарья снова поблагодарил, застегнул штаны и выбрался из окопчика.

Стреляющий уже угощал нас папиросами, а генералы все еще смеялись,

продолжая реагировать на уникальную сцену.

Почти в течение двух месяцев знакомства с Загиддулиным я впервые увидел

его не в своей тарелке.

А еще несколько раз - серьезным. Это когда он говорил о Коране, о

мусульманстве, о исламе.

Захарья был очень удивлен, узнав, что я еврей. В Аткарске, уже перейдя

в десятый класс, он впервые увидел эвакуированных евреев. Оказалось, что это

обычные люди. Но он был наслышан, что евреи не воюют. Правда, среди

эвакуированных евреев почему-то почти не было мужчин призывного возраста. Но

ведь говорили.

И вдруг выяснилось, что его непосредственный командир, занимавший самую

опасную должность в самом опасном батальоне самой опасной бригады, - еврей.

На первых порах Захарья не скрывал своего удивления.

К сожалению, я не мог ничего рассказать ему ни о нашей религии, ни о

нашей истории. Увы, я не знал.

А Захарья рассказывал о Мухамеде, о Коране, о величии мусульман, о их

империи от Гибралтара до Индии. Как правило, завершал он беседу

неопределенной фразой: "Вот вернусь я в Аткарск с Золотой звездой Героя...".

Почти такой же фразой он завершал шутовские рассказы о выдуманных снах. Но

как по-разному они звучали!

Тринадцатого января 1945 года мы вступили в бой. У меня был очень

хороший экипаж. Но о командире орудия гвардии старшем сержанте Загиддулине

можно было говорить только в превосходной степени. Спокойствие в самой

сложной обстановке. Мгновенная реакция на мою команду. Абсолютно точная

стрельба - поражение цели с первого снаряда.

На шестой день наступления четыре уцелевших танка нашей роты спрятались

за длинным кирпичным строением. В полукилометре на запад от него перед

жидкой посадкой молодых елей нагло, не маскируясь, стоял "тигр". Что могли

сделать наши снаряды трехсотмиллиметровой лобовой броне этого танка? А он

мог прошить нас насквозь. Поэтому мы и носа не смели высунуть из-за

строения.

Четыре офицера тщательно изучали карту. Мы выискивали хоть какую-нибудь

возможность незаметно зайти "тигру" в тыл, или хотя бы во фланг.

В этот миг мы вдруг услышали моторы тридцатьчетверок. Трудно было

поверить своим глазам. Слева от нас, подставив беззащитные бока под

болванки, на юг колонной, словно на параде, шли десять новеньких

тридцатьчетверок.

Я выбежал из-за укрытия, пытаясь привлечь внимание несчастных

танкистов, пытаясь увести танки в укрытие. Вспыхнула головная машина.

Вторая. Третья.

Я метался по заснеженному полю, забыв об опасности. Я чуть не плакал.

Что же они делают?

Наконец, меня заметили и поняли, что я не просто так размахиваю руками,

а подаю команду.

В укрытие мне удалось увести четыре оставшихся танка. Юные офицеры,

испуганные, подавленные, рассказали, что это машины Первого Балтийского

корпуса, что свежее пополнение, только что из маршевой роты, понятия не

имело о реальной обстановке, что какой-то идиот или мерзавец приказал им

выйти на исходную позицию, где они получат приказ на атаку. Они были

поражены, узнав, что эта позиция расположена далеко в немецком тылу.

Вероятно, отдавший приказ был мерзавцем, а не идиотом. Вероятно, он

надеялся на то, что необстрелянные младшие лейтенанты, не понимая, на что

они идут, проскочат на шоссе. Но какого чорта надо было пересекать полосу

наступления нашего батальона?

Я размышлял над тем, как использовать дымы шести пылающих

тридцатьчетверок, чтобы пробраться мимо "тигра", в котором сейчас наверно,

ликуют по поводу легкой победы. Нет, никаких шансов. И тут мне в голову

пришла идея.

Справа от строения, за которым мы скрывались, небольшой яблоневый сад

был отгорожен от поля высоким забором, увитым диким виноградом. И сад и

забор оголены и заснежены. Но сюда можно незаметно выкатить машину. Я позвал

Загиддулина и показал ему позицию.

- Единственный шанс - попасть в пушку "тигра" первым же снарядом. Если

ты не попадешь, нам крышка.

Захарья долго разглядывал "тигр" в бинокль.

- Давай, лейтенант. Аллах милостив.

Механик-водитель осторожно выехал на намеченное мною место.

Мне показалось, что Загиддулин выстрелил слишком поспешно. Но когда

рассеялся дым, мы увидели "тигр" с отсеченой пушкой.

Четыре танка выскочили из-за укрытия и понеслись к посадке. А вслед за

нами пошли четыре уцелевших танка Первого Балтийского корпуса.

Попасть в орудие танка на расстоянии пятисот метров с первого выстрела!

Только Загиддулин был способен на это.

Мои командиры - от ротного до командира бригады - не скрывали восторга.

Прошло еще два дня и три ночи. Мы были уже на пределе. Единственное

желание - спать. Я не представляю себе, где мы черпали силы на очередную

атаку или даже на непродолжительный марш.

Из остатков машин нашей бригады, тяжелотанкового полка и полка

стопятидесятидвухмиллиметровых самоходок соорудили сводную роту, и я в

награду удостоился чести командовать этим неуправляемым подразделением. Так

на один день я стал командиром роты.

Утром 21 января я получил приказ на атаку. Еще не рассвело, когда я

влез в свою машину. Экипаж ждал меня с завтраком. Мы стали разливать водку.

Захарья накрыл свою кружку ладонью.

- Я мусульманин. Перед смертью пить не буду.

Никто ничего не сказал. Мы чувствовали, мы знали, что на сей раз он не

шутит.

Загиддулин подбил немецкий артштурм в тот самый миг, когда артштурм

выпустил болванку по нашей машине. Не знаю, были ли еще на войне подобные

случаи. К счастью, наш танк не загорелся.

Раненый в голову и в лицо, я почти не реагировал на происходившее.

Может быть, я так продолжал бы сидеть, глотая кровь, противно пахнущую

водкой. Но к действию, как выяснилось потом, к неразумному действию, меня

пробудил едва слышныый голос моего стреляющего:

- Командир, ноги оторвало.

С усилием я глянул вниз. Захарья каким-то образом удержался на своем

сидении. Из большой дыры в окровавленной телогрейке вывалились кишки. Ног не

было. Но и культей сверху я не увидел.

Не знаю, был ли он еще жив, когда, преодолевая невыносимую боль в лице,

я пытался вытащить его из люка. Длинная автоматная очередь полосанула по

нас. Семь пуль впились в мои руки.

Я выпустил безжизненное тело моего стреляющего, спасшего меня от

множества остальных пуль очереди.

Чуть больше двух месяцев в одном экипаже с Захарьей Загиддулиным.

Девять неполных дней вместе в бою. Небольшой промежуток времени для тех, кто

не знает, что такое время на войне.

Но это целая эпоха для тех, кому война отмеряла секунды в ударной

танковой бригаде.

Именно поэтому так часто я вспоминаю моего друга Захарью.

А сейчас я еще вспоминаю все то, что он рассказывал мне о исламе.

Хорошие и нужные уроки. Мог ли я предполагать, что они так понадобятся мне?

Я вспоминаю, как в конюшне, превращенной в казарму, представился мне

новый стреляющий.

И, перечеркнув присущую ему насмешку над всем, в том числе и над собой,

я очень серьезно повторяю: доблестный сын татарского народа , гвардии

старший сержант Захарья Калимулович Загиддулин.

1992 г.

Похоронка героя рассказа.