Ретро фото

Серия раскрашенных снимков, где оживает мир музыки конца XIX — начала XX века.
Профессора консерваторий, полковые оркестры, уличные лирники и дачные вечера с живой скрипкой.

Здесь Николай и Антон Рубинштейны — основатели русской музыкальной школы, молодой Рахманинов — ещё не гений, а ученик, и Шаляпин — не на сцене, а просто рядом с другом.
А где-то под оглушительный марш оркестра играют солдаты, пока в городах звучит совсем другая музыка — камерная, домашняя, тёплая.

На портрете 1870-х — Николай Рубинштейн, один из основателей Московской консерватории. Строгий, собранный, он стал наставником многих, кто позже определил лицо русской музыки. Среди них — Сергей Рахманинов, в детстве робкий мальчик, впервые севший за рояль в восемь лет.

Антон Рубинштейн, старший брат Николая.

В 1890-е он уже почти легенда: основатель Петербургской консерватории, гастролирующий виртуоз, автор симфоний и опер. Он концертировал с поразительной мощью — говорил, что не играет, а живёт на сцене. Ученики вспоминали: после его исполнения зал вставал не от восторга, а от потрясения. В его представлении музыкант должен был быть не артистом, а пророком, несущим слушателю высокое, моральное, вечное.

На фотографии — редкий и выразительный кадр конца XIX века: группа офицеров русской армии во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Автор неизвестен, но снимок поражает своей живостью и внутренним спокойствием.

На переднем плане — военный оркестр. Ряды музыкантов в зелёных мундирах и фуражках держат духовые инструменты — корнеты, альты, тубы, барабаны. Они выстроены почти по уставу, но выражения лиц мягкие: не парад, а короткий отдых между тревогами фронта.

На фотографии, сделанной Виктором Буллой в 1904 году во время Русско-японской войны, — удивительно мирная сцена. Перед нами военный оркестр в поле. На выжженной солнцем земле сидят солдаты с кларнетами, гобоями, валторнами, трубами и барабанами. Они расположились кругом, словно на репетиции, — только вместо концертного зала вокруг бескрайнее поле, редкие деревья и армейские палатки на горизонте.

Булла — один из первых русских военных фоторепортёров. Он не просто документировал события, а умел увидеть в войне человека. Его кадры отличает почти живописная композиция: мягкий свет, спокойные позы, внимание к лицам.

На этом снимке — тишина между боями. Оркестранты играют, офицер в центре слушает, чуть привалившись на ящик или чурбан. Музыканты без строя, в поношенной форме, но в их жестах есть сосредоточенность. На земле разбросаны листы нот — то ли концерт, то ли марш, который должен поднять боевой дух.

Военные оркестры в русской армии конца XIX — начала XX века имели двойную задачу. Они поддерживали мораль, сопровождая парады, похороны и построения, но также участвовали в реальных боях — помогали с санитарными или сигнальными задачами. Музыка в походе была частью повседневности: солдаты играли перед сном, в перерывах, после марша.

Сережа Рахманинов, подросток с внимательным взглядом. Рядом — учёба, бесконечные этюды, первые концерты.

На другом снимке конца XIX века он уже не один: рядом собака по кличке Левко, верный спутник и друг, с которым он проводил долгие часы на даче в Ивановке.

На следующей фотографии — Сергей Рахманинов и Фёдор Шаляпин. Два гения, два друга. Они познакомились в конце 1890-х, а вскоре стали неразлучны.

Рахманинов дирижировал первыми операми с участием Шаляпина, тот, в ответ, открывал новые грани в интерпретации вокальной музыки. Их общение было искренним и острым — спорили, дружили, вдохновляли друг друга. В их дуэте встречались глубокий ум, артистическая свобода и почти театральная страсть. Когда Шаляпин пел, а Рахманинов сидел за роялем, зал замирал: это было не просто выступление — это была живая драма, где чувства звучали громче нот.

1904 год — Рахманинову 31. Он знаменит, востребован, его игра и сочинения волнуют публику.

На фото — сосредоточенный, даже замкнутый. За этим лицом — трагедия провала оперы "Скупой рыцарь", нервный срыв, творческий кризис, и в то же время — невероятная внутренняя работа. Его музыка становится более сдержанной, зрелой, наполненной печалью и достоинством.

1910 год — Рахманинов работает над Третьим фортепианным концертом.

Он пишет его в Ивановке, далеко от города, в уединении. Концерт сложен, насыщен, его прозвали «Эверестом пианизма». Но за виртуозной сложностью — исповедь: о потерях, ностальгии, тоске по невозможному. Позже Рахманинов скажет, что вложил в этот концерт самого себя, не оглядываясь. Это было произведение на грани сил — и как композитора, и как человека.

Пётр Чайковский приезжает на гастроли и задерживается. Он уставший, сомневающийся, но продолжает писать. На одной из фотографий его окружают кавказские музыканты — среди них молодой Иосиф Андроников (настоящая фамилия Андроникашвили), будущий дирижёр и фольклорист. Он мечтал возродить грузинскую музыкальную традицию, создать мост между Востоком и русской академической школой. Чайковский видел в нём талант и поддерживал.

На снимке И. Аксакова, 1896 год, — музыканты румынского оркестра у портика дворца.

Перед камерой — двенадцать мужчин в ярких национальных костюмах: вышитые рубахи, широкие пояса, белые штаны, сапоги. В руках — скрипки, виолончели, контрабас, кларнет и цимбалы — главный инструмент румынской народной музыки.

Они позируют спокойно, будто только что закончили играть. На фоне — светлый фасад дворца, колонны, стеклянные двери. В таких оркестрах соединялись народные мелодии и европейская изысканность. Их звуки звучали и на балканских улицах, и в залах Петербурга.

На фотографии 1899 года — момент закладки часовни на месте смерти великого князя Георгия Александровича, младшего брата Николая II.

В центре — богослужение под открытым небом. Священники в золотых и алых ризах читают молитвы у временного престола, украшенного иконами и свечами. Вокруг — плотное кольцо людей: офицеры, крестьяне, женщины с зонтами от солнца, мальчишки, забравшиеся поближе. Многие стоят с крестами и хоругвями, кто-то держит барабан или трубу — музыка здесь сопровождала церемонию.

Георгий Александрович умер молодым, в 1899 году, от туберкулёза, в окрестностях Абастумани, на Кавказе. Он был любимцем семьи и армии, и место его смерти стало точкой памяти, куда приезжали не только военные, но и местные жители.

На фотографии Николая Свищова-Паолы, начало XX века — уличный музыкант, сидящий прямо на тротуаре.

Он в поношенном тулупе, валенках и шапке, рядом — старая лира, потерявшая блеск, но всё ещё звучащая. Мужчина играет, слегка улыбаясь — не публике, а себе.

Лира — инструмент странников и слепцов, голос улицы и провинции. Таких музыкантов можно было встретить в любом русском городе — они пели старинные баллады, духовные стихи, бытовые песни.

Свищов-Паола — один из первых фотографов, кто обращался к социальным темам. Он показал человека без прикрас, но с внутренним достоинством. В его снимке — тихая правда времени: бедность, одиночество и всё же — музыка, как последний способ поговорить с миром.

Ольга Павловна Шпор — выпускница Московской консерватории, ученица выдающегося педагога Александра Борисовича Гольденвейзера. Она принадлежала к поколению пианистов, воспитанных на традициях Антона и Николая Рубинштейнов. Её имя встречается в консерваторских архивах среди участниц ученических концертов и камерных вечеров 1900-х годов.

Ольга Милявская, с которой Шпор изображена на этом портрете, также была пианисткой, выступавшей в московских музыкальных кругах, хотя сведений о её жизни сохранилось немного. Известно, что их дуэт исполнял романсы и переложения для фортепиано в четыре руки — популярный жанр камерного музицирования того времени.

Перл Р. Нэй (1872–1950) — уроженец канала Огайо-Эри, родившийся на барже Reform в семье лодочников. Он вырос среди речных песен и трудовой жизни водников, став одним из последних носителей этой исчезающей культуры. После закрытия канала в 1913 году Нэй посвятил себя сохранению её памяти — записывал тексты и мелодии старых песен, вёл переписку с исследователями фольклора и собственноручно создавал длинные свитки с песнями длиной до четырнадцати футов.

В 1939 году Нэй арендовал заброшенный шлюз в районе Роско и построил на нём свой дом, используя древесину старой баржи . Этот дом стал символом его жизни — продолжением водного пути, на котором он родился и который олицетворял целую эпоху американских каналов. До конца своих дней Нэй оставался хранителем фольклора водных дорог, известным как «последний капитан канала». Он умер в 1950 году в Акроне, оставив после себя уникальные записи, сохранившие голоса и песни ушедшей эпохи.

Джек Делано (1914–1997) — фотограф, композитор и эмигрант из Украины, один из немногих участников проекта FSA, кто снимал в цвете. Кадр выше запечатлел артисток ярмарочного шоу в момент отдыха. Делано искал не эффект, а человечность: в пыли, блеске и солнечной мягкости он видел будничную красоту американской провинции.

После войны он переехал в Пуэрто-Рико, где стал сооснователем общественного телевидения WIPR и продолжал писать музыку и снимать. Его вермонтская серия осталась редким свидетельством мира на грани перемен — последнего мирного сезона перед тем, как Америка вступила в войну.