Коричневый юмор

Небо хмурилось подозрительными тучами, накрапывал мелкий дождь, пахло выхлопными газами. Возле безымянного моста тарахтела ассенизаторская машина. Двое рабочих в грязных спецовках опускали жирную шлангу вниз и шумно матерились - дело шло с трудом.
-Вы че это? Туда сливать или оттуда откачивать собрались? - поинтересовался проходивший мимо Евгений Птерович.
-Те не похуй ли? Что там говно, что тут говно! - вежливо ответил один из рабочих.
-И то верно, - кивнул Евгений Птерович и аккуратно схаркнув на немытый асфальт отправился в шестерочку за водкой.
Дождь зачастил, забарабанил по жестяными карнизам и неприкрытой лысине Евгения Птеровича. Лужи под ногами захлюпали, точно пизда его бывшей шлюховатой жены.
Мысль про говно никак не покидала его сознание. Ведь и правда - везде говно! Что там, что тут! Вот почему он не взял зонт? Почему не надел ничего на голову? Говно какое-то! Вся жизнь говно и все мы в нем ковыряемся.
Изрядно подмокнув, Евгений Петрович зашел в магазин и остановился возле полок со спиртным. Выбор поражал воображение - запейся хоть до полусмерти, лишь бы деньги были!
-Что бы взять на сегодня? Пшеничную или Залупинку? - Евгений Птерович задумчиво почесал влажный подбородок.
-Что то говно, что это! - немедленно ответил подошедший со спины Игорь Власильевич.
-О-о, какие люди! - обрадовался Евгений Птерович и обмацал подставленную ладонь. - Куда пропал? Я уж думал, что ты подох!
-Да не, не я! - отмахнулся и радостно осклабился Игорь Власильевич. - Родственнички подохли! Все разом - в машине под камаз влетели!
-Чего ж тут хорошего? - удивился Евгений Птерович.
-Да люди они - говно были. Лет 20 назад меня на бабкино да дедово наследство кинули. А вот теперь-то всё ко мне и вернулось! Да ещё и с придатком! Вот, ездил с наследством разбираться! - ухмыльнулся Игорь Власильевич.
-Ну, поздравляю! Да только о мертвых плохо не говорят! Живые, понятное дело, - говно, а мертвые все уж праведники!
-Тоже верно, - согласился Игорь Власильевич и дальше тему развивать не стал.
Взяли литруху какой-то новенькой с романтичным названием "Розовая Раззолуповка", буханку хлеба "Здоровье+" с чьими-то отрубями и 4 тугоплавленных сырка "Рознь".
-Ко мне пойдем? - предложил Евгений Птерович.
-Да ну его нахуй! Че в духоте сидеть? -отказался Игорь Власильевич. - Давай на погреба, у меня ключи как раз с собой. Был тут в деревне, нашел ещё бабкины закрутки! Ты не поверишь, им лет под сорок, а ядреные - мама не горюй! Хрустят...пальчики откусишь! Таких сейчас и не найдешь!
-Не траванемся? - опасливо спросил Евгений Птерович. С желудком у него последнее время не очень было. Сказывалось ежедневное употребление "9ти хлебов". Всё подлые газики кишки портили!
-Не-е-е, - отмахнулся Игорь Васильевич. - Я уж две банки схомячил. Хоть бы хны!
Друзья вышли из магазина, свернули в переулок. Прошли два квартала, состоящих из грязи, ржавых детских качелей и однотипных панельных хрущёб. Евгений Птерович невольно задумался: какие они все серые, убогие и одинаковые. Будто бараки зэковские. За свою долгую жизнь он успел побывать во многих уголках страны и везде было одно и тоже. Везде всё одинаково, всё знакомо. Будто и не уезжал никуда. Везде говно.
Прошли мимо ограды старого заброшенного детсада и, наконец, свернули к погребам. Полосой в полкилометра, они располагались между заросшей кустами оградой и школьным стадионом. Пара десятков разноцветных квадратных крышек, да столбики воздуховодов. Вокруг заросли шиповника, далекие детские крики и еле уловимый сладковатый запах разложения. Опять какая-то мразь кота или собаку в погреб скинула. Многие ведь заброшены, кому эти погреба сейчас нужны? Вот и служат ямами для сбора мусора, да развлечением для садистов. Говно.
Остановились у погреба, выкрашенного коричневой половой краской. Игорь Власильевич снял с крышки лист линолеума, достал из кармана ключи и принялся копошиться в замке.
Евгений Птерович расположился на соседнем погребе. Разложил хлеб на пакете и принялся нарезать старым перочинным ножиком. Сверху добавил крупные сырные ломти. Сойдет! Разлил водку по пластиковым стаканчикам и чуть-чуть смочил губы. Брезгливо сморщился, сплюнул:
-Говно какое-то! Какую не возьмешь - везде говно! Совсем разучились делать...
-Да погоди ты! Это она из магазина теплая ещё, не остыла! - из погреба показалась радостная физиономия Игоря Власильевича. На бортик встали две литровых банки. Одна с огурцами, другая с помидорами. - Во! Ща попробуешь и как по маслу пойдет!
Вскрыли банки, хлопнули по первой и закусили помидорами с хлебом.
-А и правда неплохо, - сказал Евгений Птерович. - Горчит только слегка.
-Да ну тебя, - рассмеялся Игорь Власильевич. - Это рецепт такой, гвоздики много! Зато пряная какая, пряная! Чувствуешь?
-Ну есть немного, - пожал плечами Евгений Птерович.
-Бабка-то у меня знаешь какая была! Ого-го женщина! Машина, а не человек! И поле одна пахала и урожай собирала. Овощами да соленьями целых три семьи снабжала!
-А вы чего? И не помогали? - спросил Евгений Птерович, разливая по новой.
-Так далеко деревня! А мы в городе все. Часто не поездишь! Ну бывали конечно, как ягода поспеет - её ж море, если вовремя не убрать - погниёт вся, - хмыкнул Игорь Власильевич.
Евгений Птерович принялся вспоминать свою бабку, точнее её кулинарные шедевры.
Любила она пирожки делать, да вот получались те не ахти: в квашеную капусту каким-то чудом попадали куски куриной кожи, лук всегда был старым и полугнилым, а ещё были с печенью. Евгений Птерович болезненно скривился, даже сейчас, спустя десятки лет он вспомнил этот поганый вкус и едва не сблевнул. Но главным бабушкиным шедевдром была шоколадная паста. Делала она её так: перемалывала на мясорубке какие-то дешевые конфеты и печенье, смешивала со сливочным маслом и перекладывала в чистую банку. Казалось бы: что тут можно испортить? А вот ей удавалось - готовый продукт неиллюзорно пах говном.
Приятели опрокинули ещё пару стопок, закусили хрустящими огурцами и принялись созерцать дождь. Идиллию нарушила хмурая собачница, неожиданно выскочившая из-за кустов. Её лицо сочилось злобой, с сапог стекала грязь, а на поводке бесновался бульдог.
-Алкаши чертовы! Что места больше не нашли? - окинув друзей неприязненным взглядом, выпалила она.
-А ты нам не указывай! За собакой своей лучше убирай! Все кусты обосрала! - прикрикнул Евгений Птерович.
-Тебе надо, ты и убирай! - фыркнула собачница и поспешила ретироваться. -Будет меня ещё шваль всякая учить!
В воздухе остался висеть тяжелый дух вонючего женского пота и каких-то приторно сладких духов. Угол соседнего погреба блестел от свежей собачьей мочи.
-Вот скажи мне Игорюш, отчего везде говно? Отчего всё так хуёво? - печально вздохнув, спросил Евгений Птерович.
-Да ерунда! Всё говно - в голове твоей! - постучав пальцем по лбу товарища, произнес Игорь Власильевич. - Мыслить нужно позитивно. Радугу везде видеть! Это ж старая истина - если постоянно о плохом думать, тебе и самому плохо станет! Заболеешь, опухоли раковые по всему телу полезут! А ты - веселись, радуйся жизни!
-Скажешь тоже! Разве говна меньше от этого станет? Вот же оно! Куда ты от него денешься? Серость одна вокруг! - Евгений Птерович обвел окрестности руками.
Вокруг полосы погребов возвышались серые древесные ампутанты, изуродованные местными зеленстроевцами. Под ними лежали бутылки из-под водки и пива, горелые покрышки и многочисленные кучи собачьих фекалий. Моросил мерзкий осенний дождь. Пахло мертвечиной, потом и духами. Как будто воздух в деревенском сортире сбрызнули.
-А ты не держи в себе! Выплескивай! Гони говно из себя! Твори мир в сердце! - Игорь Власильевич подскочил с места и начал воодушевленно размахивать руками. - Ты сам творец своего счастья! Думай о хорошем и тогда мир расцветет!
Половина бутылки подошла к концу, Евгений Птерович тяжело вздохнул и поднялся на ноги:
-Отойду по нужде.
На ходу расстегивая штаны, он поспешил к кустам. Неожиданно поскользнулся на размякшей грязи, повалился на землю и ударился головой о грибок воздуховода. Штаны слетели вместе с трусами и наружу вырвалась тугая стругая ярко-желтой дрисни. Окатила Игоря Власильевича с ног до головы, попала в приоткрытый рот и забилась в уши.
-И правда как-то легче стало! - впервые за долгие месяцы депрессии Евгений Птерович улыбнулся.

В общем, дело было так. Я за какими-то делами поехал в родной город Пушкин в состоянии похмелья - накануне как дьявол накидался темным пивком, но воли к победе не утратил. Все утро, пока я шнырял по делам, крепился и, как только дела кончились, сразу же приобрел бутылочку Мартовского - благо весна еще тогда не закончилась. Мартовское пошло как дети в школу, зашкворчало в пересохшей глотке и сразу стало ясно, что одной бутылочкой тут не обойдешься - в топку полилась и вторая. И вот, когда я расслабленной походкой решил наконец-то отправится к транспорту, который увезет меня в Питер, начались первые позывы и взбульки из потрохов.

Быстро поняв, что в транспорт мне теперь не надо, я бросился искать место, где можно было бы извергнуть из себя все лишнее. Тут надо сказать, что Пушкин тогда был как один большой спальник, какие-то заведения были редкими во всех районах, кроме исторического центра и улицы Ленинградской, поэтому найти культурный путь решения проблемы было непросто. Дело еще сильно осложнялось тем, что идти быстро я не мог, от каждого резкого движения в сфинктер все мощнее и жестче давили бывшие продукты питания. Родительская квартира тоже находилась вне доступа - минутах в десяти ходьбы, а мои часы отсчитывали последние секунды. И я повернул вглубь жилого микрорайона в поисках сытных, густых кустов. Как показалось поначалу мне повезло - почти сразу попался заброшенный детский садик - забор из сетки рабицы, неимоверно разросшиеся кусты сирени, облупленное строение в глубине с окнами, некоторые из которых закрыты досками - с криком "ура!" я стиснул булки покрепче, из последних сил перепрыгнул забор и уселся у разбитого крыльца в в позе орла. Поймите меня, в тот момент я уже перешел в состояние, когда жопа тебе говорит - хозяин, ты как хочешь, а я посру. Пардон за подробности, но это был один из тех случаев, когда происходит не нормальная мощная дефекация, а сифонными всплесками под аккомпанимент чудовищного пердежа из жопы херачит коричневая жижа - и остановить такой процесс никакой возможности нет.

И тут двери над крыльцом распахнулись и без всякяго предупреждения на простор вырвалась толпища детей. От неожиданности мне показалось что их сотни три, они галдели, воппили, смеялись и разбегались по заросшей кустами территории. В голове одна за другой вспыхивали панические мысли:
-Садик не заброшен, а просто сильно запущен.
-Срать мне не перестать.
-Это пиздец.
Дети не обратили на меня никакого внимания, сидел я аккуратно и все интересное было прикрыто полами австрийской куртки, если не приглядываться - сидит чувак на кортах и курит, ничего необычного. А вот две воспитательницы, которые вышли следом, поняли все сразу и так обожгли меня взглядами, что чуть волосы не вспыхнули. Хорошо хоть по тем годам я выглядел как конченый подонок и они не решились ругать меня (а может просто внимания детей привлекать не хотели) - если б они хоть слово сказали, я б прямо там от стыда закончился. Поэтому закончив как можно скорее процесс, я сразу же начал свою ретираду - перескочил через забор и растворился среди высоток и аллей, изредка сотрясаясь от приступов жгучего стыда, а ветер гнал по небу рваные, как моя совесть, облака.