Серия «Дикари»

Жили мы на острове абсолютными дикарями: в палатках корейского производства (на которых написано «16 человек», но с трудом помещаются двое взрослых и два ребёнка), с туалетом в ближайшем лесу и питьевой водой, которую надо таскать из ручья, так что городскому японскому мальчику предстояло познать все прелести приморского пляжного отдыха. К его чести, он стойко переносил все лишения и не жаловался (а может быть, жаловался, да мы не понимали, а Саша не переводил).

Языковой обмен между нами и японцем заключался преимущественно в обмене ругательствами. В этот раз, помимо стандартного набора из двух семей, с нами отдыхала третья, у них была тринадцатилетняя дочь Яна. Мы подговаривали Мицуо говорить ей гадости, смысла которых он не понимал. Яна шипела как змея и набрасывалась на него с кулаками, ногтями и даже зубами. Японец то ли не отличался сообразительностью, то ли был немного мазохистом, потому что снова и снова подходил к ней с очередным оскорблением. Яна, также не выделилась умом, потому что так и не додумалась перенести свой гнев на нас, а может, она просто не любила японцев или азиатов в целом.

Помимо похабных слов и выражений, мы научили японца ловить моллюски, собирать грибы, делать лук из палки и играть в дурака.

В то время на острове жили лошади. Их завезли, чтобы катать туристов, а потом бросили на произвол судьбы. Они не только сумели выжить, перезимовать, но даже обзавелись потомством (в виде одного жеребенка). Лошадки охотно приходили к туристам за вкусняшками.

Вид свободно разгуливавших лошадей совершенно поразил Мицуо. Он бегал вокруг, показывал пальцем и кричал: "Ума, ума!" (лошадь по-японски). Ну а когда ему дали покормить их и погладить, восторгу не было предела.

Как-то раз мы с Мицуо гуляли по сопке. Увидели жеребенка, сидящего в траве, и захотели его погладить. Стоило нам подойти, как его мать, пасущаяся недалеко, помчалась на меня с яростным ржанием. Мы бросились прочь и бежали, не оборачиваясь, до самого лагеря. К счастью, за нами никто не гнался. Мицуо был ужасно напуган (а я нет, честное пионерское). Впрочем, когда на следующий день лошади снова пришли в лагерь за угощением, он кормил их и гладил как ни в чём не бывало.

Мицуо вернулся в Японию, покрытый синяками, царапинами, порезами, и обучил весь свой класс русскому мату.

Однажды вечером, прогуливаясь в свете луны, мы увидели следующее: люди бегают вдоль моря с фонариками, наклоняются и что-то достают из воды. Подойдя поближе, мы поняли, что достают они кальмара. Дело в том (как я узнал позже), в этом месте возле берега резкий перепад глубины. Кальмар, преследуя мелкую рыбешку, подходит слишком близко, его подхватывает волной и выносит почти на берег (а иногда и не почти). Мы тут же сбегали в лагерь за фонариками и вёдрами и присоединились к охоте. Процесс заключался в следующем: ждёшь, пока накатится волна, в свете фонарика видишь, как блестит кальмар, подбегаешь, хватаешь (на этом этапе с большой вероятностью ты будешь обрызган чернилами) и бросаешь в ведро. Повторяешь, пока не кончится кальмар или пока родители (которым его чистить) не скажут, что уже хватит.

Оставленные в вёдрах на ночь, кальмары «пищат», и одновременный «писк» большого числа кальмаров похож на плач ребёнка. В результате, когда я заснул, мне приснились плачущие кальмары в колыбельках.

Однако на следующий день, когда моллюски были пожарены с картошечкой и луком, я съел их без малейших угрызений совести.