(Из-за большого объема мне придется растянуть первую часть на два поста. Желаю приятного прочтения)
"Некоторые жертвы не оставляют следов. Некоторые герои не остаются в памяти. А некоторые истории должны быть забыты — чтобы мир мог жить дальше."
Когда я писал "Битву за Элизиум", я думал, что история закончена. Два брата, свет и тьма, жертва, спасающая мир — что может быть после этого?
В нем стоял мальчик с разными глазами, а за его спиной шевелилось нечто, у чего не было формы, но что было страшнее любой тьмы. И я понял — Апекс и Араборн не просто погибли. Они оставили после себя проблему.
"Дитя Равновесия" — не история о герое. Это история о печати. О том, кого создали, чтобы забыть. О цене, которую платят не за победу, а за перемирие с пустотой.
Вы прочтете эту повесть — и через год забудете, о чем она была.
Тень от деревьев-близнецов — тех самых, что выросли на костях Апекса и Араборна — впервые за двенадцать лет переплелась на стене родильной хижины.
— Он идёт, — прошептала роженица, и её голос звучал странно — будто говорили двое.
Повитуха Маргола не видела, как в кувшине с водой растворилось отражение луны. Не заметила, как страницы "Книги Убывающих Лун" на столе полиняли за мгновение.
Она видела только ребёнка.
Левый — золотой, точно как меч Апекса в последний миг битвы.
Правый — чёрный, как тень Араборна, когда он шагнул навстречу Розилии.
— Спираль, — охрипела мать, цепляясь за руку Марголы. Её ногти оставили полумесяцы-синяки. — Как в пророчестве из библиотеки Ал'Рашид...
За окном треснула одна из луна.
А в Пустошах, где когда-то пал Ал'Гуул, проснулся ветер, которого не было триста лет.
Келья №7 в приюте "Серая обитель" была самой холодной. Даэль знал это лучше всех - он провел здесь каждую ночь последние шесть лет. Ледяной камень стен покрывался инеем даже в летний зной, а сквозь щели в ставнях постоянно пробивался странный сквозняк, который не приносил свежести, только запах прелой земли и меди.
Он проснулся от знакомого ощущения - по спине пробежали мурашки, а в углу комнаты, где сходились три самые темные тени, что-то шевельнулось. Не так, как когда по стене пробегает крыса. А будто сама тьма решила изменить форму.
"Опять..." - прошептал Даэль, прижимая к груди потрёпанный дневник с облупившимся тиснением. Единственное наследство от матери, которую он не помнил. Книжка была пуста - ни единой буквы на пожелтевших страницах. Но иногда, когда его правый глаз начинал жечь, как раскаленный уголь, на страницах появлялись строки. Недолго. Только на мгновение.
Тень в углу зашевелилась снова, вытягиваясь в нечто, напоминающее руку. Только пальцев было слишком много - семь, нет, восемь, постоянно меняющих форму. Даэль сжал веки, чувствуя, как его левый глаз начинает теплеть - верный признак того, что скоро начнется.
"Уйди", - приказал он, и его голос странно прозвучал в маленькой келье - будто проговорили двое: один - звонкий детский, другой - низкий, дребезжащий.
Тень замерла. На три удара сердца. Потом... засмеялась. Беззвучно. Даэль только почувствовал этот смех - как тысячу мурашек, бегущих по коже.
Именно в этот момент дверь с грохотом распахнулась, впуская в келью желтый свет фонаря и грузную фигуру надзирателя Грота.
"Опять разговариваешь с пустотой, ублюдок?" - его дыхание пахло луком и дешевым бренди. Дубина со свистом рассекла воздух.
Даэль инстинктивно рванулся в сторону. Он всегда успевал - странное чутье предупреждало его за мгновение до удара. Но на этот раз... на этот раз он замедлился. Намеренно. Дубовая палка со страшным хрустом обрушилась на его левое плечо.
Боль. Острая. Жгучая. Но за ней пришло другое чувство - тепло, разливающееся из левого глаза по всему телу. Золотистый свет, невидимый для других, окутал сломанную ключицу. Кость встала на место с тихим щелчком, а на полу, между грязными половицами, появилась новая серебристая полоска - тонкая, как паутина, но не стираемая ничем.
"Сегодня без ужина", - бросил Грот, уже поворачиваясь к выходу. "И если ещё раз услышу твой бред про "шепчущие тени"..."
Дверь захлопнулась, но Даэль знал - надзиратель не заметил, как его собственная тень осталась в комнате, прилипшая к полу, будто смола. Она корчилась у порога, бессильно пытаясь оторваться от досок.
"Я же говорил - уйди", - проворчал Даэль, наблюдая, как тень Грота наконец выскользнула в щель под дверью. Он поднял руку, касаясь плеча - кожа была цела, но под ней что-то пульсировало. Как будто в его теле жило что-то ещё. Что-то, что не совсем было им.
За окном завыл ветер, и Даэль впервые за вечер обратил внимание - луна сегодня была странной. Не круглой, не полумесяцем. А будто... кто-то откусил от неё кусок. И место укуса светилось чуть ярче, образуя нечто вроде короны.
Он потянулся к дневнику, уже зная, что сегодня страницы не будут пустыми. Его правый глаз горел теперь по-настоящему, а в левом плавало золотистое пятно, как капля расплавленного металла.
Когда он открыл книгу, на первой странице уже проступали слова, написанные почерком, который он не узнавал, но который казался до боли знакомым:
"Они думают, что ты сумасшедший. Но только сумасшедшие видят мир таким, какой он есть на самом деле. Сегодня ночью приди в старую мельницу. Там тебе покажут, кто ты на самом деле."
Даэль перевернул страницу. Следующий лист был пуст. Но когда он провел пальцами по бумаге, на подушечках остались следы - будто страницу только что посыпали пеплом. Пепел пах... нет, не просто пах, а буквально кричал о чем-то. О битве. О двух воинах. О деревьях, растущих из трупов.
Он резко захлопнул дневник, когда услышал странный звук снаружи - будто что-то большое и тяжелое упало во дворе приюта. А потом... тишина. Слишком глубокая. Слишком неестественная. Как будто весь мир затаил дыхание в ожидании.
Даэль подошел к окну. Во дворе никого не было. Только лужа лунного света... и в ней - отражение. Но не его. Другого лица. С двумя разными глазами. Одним золотым. Другим - черным. Совсем черным.
Даэль стоял перед ветхой дверью старой мельницы, и его ладони были влажными не от утренней росы. Солнце только-только начинало подниматься над Лунным Перекрёстком, окрашивая небо в грязно-розовые тона, но он знал - у него есть не больше часа, пока проснётся приютский надзиратель и хватка.
Дверь скрипнула так, будто протестовала против его присутствия. Запах ударил в нос - не просто затхлость заброшенного здания, а что-то более... органическое. Как будто здесь, в темноте, годами разлагалось что-то важное.
"Только не это", - прошептал Даэль, когда его босые ступни коснулись первой гнилой ступеньки. Дерево под ногами было странно мягким, почти живым, и слегка пружинило при нажатии, как плохо задубленная кожа.
Лестница вела вниз спиралью, становясь всё уже с каждым витком, пока Даэлю не пришлось развернуться боком. Стены здесь были покрыты странными наростами - не плесенью, а чем-то более плотным, напоминающим струпья на ране. Когда он неосторожно задел один из них локтем, нарост лопнул, выпустив струйку тёплой, мутной жидкости с запахом медного купороса и... чего-то ещё. Чего-то сладковатого, что заставило его желудок болезненно сжаться.
Последние пять ступеней отсутствовали вовсе, и Даэлю пришлось спрыгнуть вниз, в кромешную тьму. Его глазам потребовалось несколько долгих секунд, чтобы привыкнуть, и когда это произошло...
Подвал мельницы был не просто заброшенным хранилищем. Это было чрево какого-то древнего существа.
Стены пульсировали. Не метафорически - они буквально расширялись и сжимались в такт, будто дыша. Потолок был покрыт чем-то вроде паутины, но нити были слишком толстыми, слишком влажными, и когда Даэль неосторожно задел одну из них плечом, она обвилась вокруг его запястья, как живая.
"Нет, нет, нет", - он дёрнул рукой, и нить лопнула, выпустив брызги липкой субстанции. На его коже остался красный след, будто от ожога.
Три стеллажа стояли в центре комнаты, образуя нечто вроде алтаря. Первый был завален обычными книгами - сельскохозяйственными трактатами, сборниками рецептов, календарями посевов. Но страницы... страницы были испещрены странными отметинами. Там, где должны были быть буквы, зияли дыры неправильной формы, будто кто-то выжигал текст раскалённым гвоздём.
Второй стеллаж был покрыт плотным слоем той же странной паутины, и когда Даэль приблизился, ткань начала шевелиться, открывая корешки томов, переплетённых в кожу. Не в обычную кожу. На некоторых переплётах ещё сохранились... детали. Родинка. Шрам. Даже ноготь, желтый и кривой, на одном из томов.
Даэль отвернулся, чувствуя, как слюна во рту становится тягучей и горькой. Его взгляд упал на третий стеллаж - единственный, казалось бы, нетронутый. Но именно от него исходил тот самый медный запах, что встретил его на входе.
Он сделал шаг вперёд, и пол под ногами застонал. Не просто скрипнул - именно застонал, как живое существо. Даэль замер, чувствуя, как что-то тёплое и липкое обволакивает его босые ступни. Он посмотрел вниз.
Пыль. Но не обычная. Она переливалась, как масляная плёнка на воде, и когда он попытался стряхнуть её с ноги, частички прилипли к коже, начав медленно... двигаться. Ползти вверх по лодыжке.
"Чёрт возьми", - он дёрнулся назад, но было поздно. Пыль уже формировала странные узоры на его коже - спирали, круги, символы, которые он видел только в кошмарах.
Именно тогда его правый глаз - чёрный, слишком чёрный - начал жечь так сильно, что Даэль вскрикнул от боли. Он схватился за лицо, чувствуя, как что-то тёплое и густое стекает по щеке. Не кровь. Что-то более тёмное. Что-то, что пахло старыми книгами и... и...
"Кровью. Но чужой", - понял он.
Когда боль утихла, Даэль опустил руку и увидел: там, где его слёзы (или что это было) упали на пол, пыль отступила, обнажив деревянные доски. И на одной из них - едва заметную гравировку в виде спирали.
Той самой, что была у него на груди.
Он опустился на колени, не обращая внимания на то, как липкая пыль тут же начала обволакивать его бёдра. Его пальцы дрожали, когда он провёл по гравировке.
Доска была тёплой. И... пульсирующей.
"Кровь", - прошептал внутренний голос, тот самый, что звучал чужим тембром в его снах. - "Она хочет крови."
Даэль замер, ощущая, как пол под ним дышит.
Доски в этом месте не просто скрипели — они шептались. Едва слышно, на языке, который щекотал его память, но не раскрывал смысла.
Он провел ладонью по полу, и пыль под пальцами зашевелилась.
Не просто разлетелась в стороны.
Поползла прочь, как испуганные насекомые, обнажая дерево, покрытое шрамами.
Выжженные, вырезанные, даже вгрызшиеся в древесину, будто их оставили не ножом, а когтями.
Первая руна — спираль, как у него на груди.
Вторая — два дерева, переплетенные корнями.
Третья — рот, раскрытый в беззвучном крике.
Даэль неосознанно приложил свою руку — и точь-в-точь.
Доска под ним застонала, и он почувствовал, как что-то шевелится под ней.
Он отдернул руку, но было поздно.
Дерево под пальцами стало мягким.
Даэль сглотнул, чувствуя, как его левый глаз начинает наполняться золотым светом, а правый — холодеть, как кусок льда.
Он знал, что должен сделать.
Он прижал палец к одной из заноз в доске — не своих, а тех, что торчали из дерева, словно иглы дикобраза.
Боль пронзила палец, и капля крови упала прямо в центр спирали.
Доска приподнялась, как крышка гроба, и запах ударил в нос — сладковатый, гнилостный, знакомый.
Как в той комнате, где он родился.
Она была завернута в кожу.
Она дышала, слегка шевелясь в такт его собственному сердцу, и когда тень Даэля упала на нее, кожа сморщилась, будто от прикосновения.
Он потянулся, но в последний момент замер.
Пространство внутри тайника дрожало.
Книга то приближалась, становясь четкой, то отдалялась, расплываясь, будто ее держали под водой.
Даэль глубоко вдохнул и сунул руку внутрь.
Тысячи игл, впивающихся в кожу.
Чьи-то пальцы схватили его за запястье изнутри.
Он рванул руку назад — и книга поддалась, вырвавшись из тайника вместе с ним.
Тяжелой, как каменная плита.
Теплой, как только что зарезанное животное.
Живой — когда он прижал ее к груди, переплет сжался в ответ.
Из тайника, где лежала книга, поползли трещины — не по полу, а по самому воздуху, будто пространство там раскололось.
А в глубине, в черной щели...
С семью суставами на каждом.
Книга лежала на коленях у Даэля, тяжелая и теплая, будто живое существо. Его пальцы дрожали, когда он осторожно провел по обложке. Кожа переплета была странной - слишком мягкой, почти бархатистой, но при этом на ней прощупывались... детали. Едва заметные рельефы, напоминающие:
Поры, которые иногда расширялись и сужались
Тончайшие волоски, стоявшие дыбом при его прикосновении
Первая страница сопротивлялась, будто не хотела открываться. Когда Даэль все же поддел ее ногтем, раздался звук, похожий на вскрик. Не человеческий - что-то более тонкое, словно крикнула сама бумага.
Страницы оказались разными:
Первые три - плотные, желтоватые, с неровными краями. На ощупь напоминали старую кожу.
Средние - тоньше, почти прозрачные, с синеватым оттенком. Когда он провел по ним пальцем, они издали едва слышный звон.
Последние - странно влажные, покрытые чем-то липким, что оставляло на пальцах розоватый след.
Даэль прижал кровоточащий палец к первой странице.
Капля упала - и бумага взорвалась движением:
Сначала кровь растекалась обычным образом
Потом начала собираться в странные узоры
И наконец - буквы стали проявляться, будто всплывая из глубины страницы
Первый слой (выцветший, едва видимый):
"Когда третье дитя падет, врата затрепещут"
Второй слой (свежий, будто только написанный):
"Четвертый станет ключом"
Третий слой (его собственная кровь формировала слова):
"Ты - печать и разрушитель"
Перевернув страницу, Даэль увидел иллюстрацию, которая заставила его кровь стынуть в жилах:
Два дерева, сросшиеся стволами
Между ними - фигура с раскинутыми руками
И вокруг... тени, слишком много теней, с глазами на ладонях
Но самое страшное - когда он провел пальцем по рисунку, деревья шевельнулись, а фигура повернула голову в его сторону.
Следующая страница была испещрена:
Спиралями, точно повторяющими его родовой знак
Отпечатками ладоней разных размеров (самый маленький - размером с его собственный)
Вырванными кусками - будто кто-то в ярости уничтожал часть информации
Когда он добрался до середины книги, произошло нечто странное:
Страницы начали перелистываться сами
В воздухе запахло жжеными волосами
А в углу комнаты зашевелилась тень, не соответствующая никаким предметам
Последний разворот оказался... мокрым. Буквы здесь плавали, как будто страница была покрыта тонкой пленкой воды. Даэль наклонился ближе и увидел:
Его собственное отражение в "воде"
И с ртом, растянутым в неестественной улыбке
Текст здесь гласил:
"Когда прочтешь это, ты уже будешь одним из нас"
Книга вдруг захлопнулась сама, едва не прищемив ему пальцы. На обложке проступили новые слова, которых не было секунду назад:
"Не все книги должны быть прочитаны. Некоторые должны быть прожиты."
Тень в углу подвала сгущалась, принимая форму, которая не соответствовала ни одному предмету в комнате. Она была слишком высокой, слишком тонкой, с неестественно вытянутыми конечностями, будто кто-то растянул силуэт вязкой смолы.
И тогда из темноты шагнул ворон.
Его перья не просто чернели – они поглощали свет, оставляя после себя дрожащие пятна в воздухе, будто реальность не успевала заполнить пустоту, которую он оставлял. Глаза – не круглые зрачки птицы, а человеческие, с веками, которые моргали слишком медленно, слишком осознанно.
— Ты опоздал на двести лет, — сказал он.
Не просто человеческим, не просто птичьим.
Он звучал так, будто десятки голосов говорили одновременно:
Старик, задыхающийся от чахотки
Ребенок, запертый в темноте
Женщина, поющая колыбельную над пустой колыбелью
Даэль почувствовал, как его правый глаз (черный, слишком черный) замерзает, а левый (золотой, как меч Апекса) начинает жечь.
Ворон наклонил голову под неестественным углом.
— Я – память. Последний кусок того, что осталось до того, как мир перевернулся.
Он сделал шаг вперед, и Даэль увидел –
Тень существа не совпадала с его формой.
Она была шире, длиннее, с слишком многими суставами.
— Ты думаешь, что нашел книгу? — ворон раскрыл клюв, но слова звучали не оттуда, а прямо в голове Даэля. — Она всегда была здесь. Как и ты.
Даэль отступил, но книга в его руках вдруг стала тяжелее.
Взмах крыла – и перед глазами поплыли образы:
Первое дитя – девочка с серебряными глазами. Она сгорела заживо, но пламя было черным, и от него остались только стеклянные следы на камнях.
Второе дитя – мальчик, чья кожа трескалась, как высохшая глина. Он утонул в собственной крови, которая не остановилась, пока не заполнила всю комнату.
Третье дитя – его лицо невозможно было разглядеть. Он кричал, но звук растворялся, будто кто-то вырывал его из реальности. А потом... он стал книгой.
— Почему я не знал о них?
Ворон засмеялся, и его перья вздыбились, обнажая под ними –
Исписанные тем же почерком, что и в Кодексе.
— Потому что мир стирает их. Как стирает сны. Как стирает твои воспоминания.
— Ты уже забываешь, что было пять минут назад.
Он действительно не мог вспомнить, как оказался на коленях.
Ворон раскрыл крылья – и вдруг не птица, а старик в плаще из перьев стоял перед ним.
— Ты становишься одним из нас.
Он протянул Даэлю медальон – точную копию знака на его груди.
В этот момент стена за ними треснула.
Она разорвалась, как гниющая ткань, и из щели полезли пальцы –
Даэль сжал медальон в ладони – металл был теплым, будто живой, и пульсировал в такт его собственному сердцу.
Ворон (нет, уже старик в плаще из перьев) ухмыльнулся, обнажая зубы – слишком острые, слишком многочисленные.
Медальон был зеркальным отражением знака на груди Даэля – та же спираль, те же два змея, пожирающие друг друга. Но если присмотреться...
Где у Даэля змеи смыкались в вечном круге, здесь один перекусывал другому голову.
Спираль прерывалась в самом центре, будто кто-то вырвал кусок.
По краям – микроскопические руны, которые двигались, перестраиваясь при каждом повороте.
— Он не твой, — прошептал старик. — Он того, кто был до тебя.
Вместо этого пол под ними вздрогнул, и трещина в стене – та, из которой лезли пальцы – раскрылась еще шире.
Теперь было видно глубже.
Туда, куда не должна вести ни одна дыра в мире.
Город. Но не из камня – из костей, сплавленных в странные башни.
Реки. Но не воды – жидкой тени, в которой плавали глаза.
Фигуры. Слишком высокие, слишком тонкие, с лицами, которые менялись каждый раз, когда он моргал.
Но не тело – само отсутствие тела, обретающее форму только там, где взгляд Даэля фокусировался.
— Оно хочет книгу? — его голос звучал хрипло.
Старик засмеялся – звук, как ломающееся стекло.
— Оно хочет то, что книга охраняет.
В этот момент медальон в руке Даэля вспыхнул, и трещина завизжала – звук, от которого закипела кровь в жилах.
Пальцы отдернулись, но не исчезли.
Старик взвыл – не от страха, от ярости – и швырнул Даэля к лестнице.
— Беги. Пока оно не поняло, что ты уже здесь.
— ОНИ ВСЕГДА ПЕРВЫЕ НАХОДЯТ ДЕТЕЙ! — его голос разорвался на тысячи шепотов. — БЕГИ!
Даэль рванулся к ступеням, но книга в его руках вдруг закричала – настоящий, живой крик, — и трещина ответила.
Щель разверзлась во всю стену.
