Серия «ИБУТ»

Он говорил с жаром, уверенно, но вдруг его речь споткнулась. Он нахмурился, словно пытался разглядеть что-то на внутреннем экране своего сознания.

— Глава третья… — повторил он медленнее, с недоумением. Его взгляд расфокусировался. — Там… там говорилось про… что-то…

Вебер наклонился еще ближе. Аннелизе не дышала.

— Кирилл? О чем там говорилось?

— Про… — Он замолчал, озадаченно моргая. Выражение его лица сменилось на растерянное. Он посмотрел на Вебера, потом на Аннелизе. — Простите, о чем мы сейчас говорили?

Дёрг.

Это было похоже на то, как игла проигрывателя соскакивает с пластинки. Только что он был увлеченным рассказчиком, а теперь — сбитым с толку человеком, который потерял нить разговора.

— Мы говорили о книге, — терпеливо сказал Вебер, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Это была не обычная амнезия. Это было похоже на хирургически точное удаление информации. — Вы нашли книгу и следовали ее инструкциям.

— Книгу? — Кирилл искренне удивился. — Нет… Какую книгу? Я сам все придумал. Ну, про картошку… это из моей прошлой работы. Севооборот, плуг… это же базовые знания для любого инженера. Логично же. Я просто применил свой опыт. Никакой книги не было.

Он говорил абсолютно убежденно. Лжи в его голосе не было.

Аннелизе сделала крошечную пометку на своем бланке. Обычной ручкой, не самопишущим пером. «Анти-меметическая защита. Уровень 3 или выше».

Вебер почувствовал себя охотником, который вместо лисьей норы наткнулся на вход в логово чего-то гораздо более древнего и опасного. Он поднял руку, останавливая следующий вопрос Аннелизе.

— Хорошо, Кирилл Андреевич. Давайте сменим тему, — он откинулся на спинку стула, пытаясь выглядеть расслабленно. — Расскажите мне о местной кухне. Что вы ели в Унтервальде, пока ваш эксперимент… продолжался?

Допрос превратился в театр. Они еще час говорили о всякой ерунде: о кислом хлебе, о тушеных ящерах, о горьком пиве. И каждый раз, когда Вебер аккуратно пытался подвести разговор к "источнику знаний" или "руководству", происходило одно и то же. Кирилл начинал что-то вспоминать, его глаза загорались, и в следующий миг — дёрг — он терял мысль и с недоумением спрашивал, к чему этот вопрос.

Память о книге была защищена. Она стирала саму себя, оставляя в сознании носителя лишь полную уверенность, что все идеи принадлежат ему самому. Это объясняло, почему никто из предыдущих "прогрессоров" ничего не рассказал. Они просто не могли.

— Достаточно, — наконец сказал Вебер. — Помощник, сопроводите субъекта в камеру временного содержания 7-Б. Режим — «Альфа-наблюдение». Никаких допросов без моего прямого приказа.

Аннелизе кивнула, и они с Кириллом вышли. Оставшись один, Вебер подошел к окну. Вид из него выходил на внутренний двор штаб-квартиры, где техники в серых комбинезонах чинили очередного сломавшегося почтового грифона.

Мысль, пришедшая ему в голову, была настолько неприятной, что он нахмурился. Сухой, канцелярский язык. Логичная структура. Пошаговые инструкции, не учитывающие локальный контекст… Это до боли напоминало ему кое-что.

*

Вебер шел по гулким коридорам архивного крыла. Он был почти уверен, что Кирилл выдумал свою "книгу", но профессионализм требовал проверить. В памяти всплывали старые дела, похожие на дело Кирилла — прогрессоры, которые провалились с необъяснимой глупостью. Их всех списывали на синдром «мессии» и некомпетентность. Но что, если?..

Архив встретил его запахом пыли, пергамента и остывшей магии. Главный архивариус, голем по имени Библиос, собранный из забракованных энциклопедий, спал в своем кресле. На его груди ритмично поднималась и опускалась табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ, ИДЕТ ИНДЕКСАЦИЯ СНОВИДЕНИЙ».

Веберу не нужен был голем. Ему нужен был специальный терминал, который он называл про себя «дырой в прошлое». Он давал доступ к самым скандальным, постыдным и засекреченным файлам Бюро. Вебер вставил свой инспекторский ключ. Экран из матового стекла ожил, на нем проступили буквы цвета высохшей крови.

ЗАПРОС: — гласила надпись.

Вебер напечатал: КЛАСС: ГАММА. ИСХОД: ПОЛНЫЙ ПРОВАЛ. КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: "ИНСТРУКЦИЯ", "ПРАВИЛА", "РУКОВОДСТВО".

Терминал зажужжал. Список дел, появившийся на экране, был пугающе длинным. Вебер открывал их одно за другим. «Металлург», сжегший город. «Химик», отравивший реку. «Социолог», развязавший гражданскую войну. И везде в примечаниях мелким шрифтом: «Субъект демонстрировал признаки бредового расстройства, утверждал, что действует по "инструкции", но не мог предоставить ее или описать».

Сердце Вебера застучало быстрее. Кирилл был не первым. Он был лишь последним в длинной цепочке.

Но потом он наткнулся на кое-что еще. Совершенно секретный файл под кодовым названием «Проект "Красная Папка"».

Доступ требовал двух ключей, но Вебер знал обходной путь — экстренный протокол для случаев онтологической угрозы, которым он цинично злоупотреблял примерно раз в год.

На экране появилась отсканированная страница. Это был внутренний документ И.Б.У.Т., обучающий материал для элитных агентов-ликвидаторов. Название гласило:

«Руководство по Преднамеренной Дестабилизации Миров. Типовые ошибки Трансмигрантов класса "Гамма" и способы их катализации».

Вебер читал, и его руки холодели.

«Глава третья: Агротехническая диверсия. Параграф второй: Картофель (Solanum tuberosum) как идеальный био-агент. Для достижения максимального некротического эффекта в мирах с высоким уровнем духовных полей, рекомендуется использовать сорта с агрессивным генетическим кодом («Полярник-4» и аналогичные), высаживая их без предварительной ритуальной адаптации…»

Книга, которую на мгновение вспомнил Кирилл, существовала.

И это была инструкция не "КАК НАДО ДЕЛАТЬ", а "КАК ДЕЛАТЬ НЕЛЬЗЯ". Внутреннее руководство Бюро о самых страшных ошибках, которое каким-то образом утекло наружу и стало «библией для прогрессоров».

Кто-то взял самое опасное оружие из арсенала Бюро и отдал его в руки детям.

*

Вебер отшатнулся.

Утечка документа такого уровня — это не просто халатность. Это измена. И не просто измена, а тщательно спланированная, изощренная диверсия. Кто-то не просто слил информацию — он превратил ее в оружие, которое било по самой логике Бюро. Дать людям список самых страшных ошибок и позволить им думать, что это путь к спасению... это был ход не Прогрессора и даже не Завоевателя. Это был ход кого-то, кто понимал систему изнутри и ненавидел ее до глубины души.

Вебер распечатал несколько ключевых страниц из «Красной Папки» — терминал недовольно зашипел, но подчинился его доступу. Он вышел из архива, не разбудив Библиоса, и направился не к себе в кабинет, а в единственное место, где можно было думать без протоколов и наблюдателей — в теплицу на крыше штаб-квартиры.

Теплица была личным проектом начальника сектора, старого гнома-ботаника, который верил, что по состоянию капризной «межмировой орхидеи» можно предсказывать топологические бури лучше любого датчика. Здесь пахло влажной землей и озоном. Вебер сел на скамейку рядом с горшком, в котором росло нечто, похожее на кактус из чистого света.

Он разложил на коленях распечатки.
Первая мысль: кто имел доступ? Список был коротким. Руководители секторов, главы отделов Омега-ликвидации, старшие аналитики. Все — проверенные веками (иногда буквально) винтики системы.
Вторая мысль, куда более страшная: кому это выгодно? Не просто саботаж. Это была насмешка. Издевательство над самой идеей Бюро. Заставить организацию саму порождать монстров, с которыми она борется. Заставить инспекторов вроде него гоняться за «прогрессорами», которые на самом деле были всего лишь марионетками, дергающими за ниточки из самого сердца Бюро.

Щёлк.

Вебер вздрогнул. На краю скамейки сидела Аннелизе. Она держала в руках два стакана с дымящимся цикорием и протягивала ему один. Он не слышал, как она подошла. В ее руках тоже был орех-самощелк.

— Вы оставили свой инспекторский ключ в терминале архива, — ровным голосом сообщила она. — Я подумала, что будет правильно вернуть его лично, а не через пневмопочту. И заметила, что вы не обедали. Цикорий полезен для пищеварения в состоянии стресса. Директива 45-гамма.

Вебер молча взял стакан. Его взгляд был прикован к ее лицу, такому же спокойному и непроницаемому, как всегда. Но сегодня он видел в этом спокойствии не просто педантичность. Он видел контроль.
Могла ли она? Теоретически, с ее умом и доступом... она была бы идеальным кандидатом. Но зачем?

— Спасибо, помощник, — он сделал глоток. Горячая горечь немного прояснила мысли. — Раз уж вы здесь, взгляните.

Он протянул ей распечатки. Он внимательно следил за ее реакцией, ища малейший признак — удивления, страха, триумфа.

Аннелизе взяла листы. Ее глаза пробежались по строчкам. Ни одна мышца на ее лице не дрогнула. Она читала отчет о конце света с таким же видом, с каким изучала бы меню в столовой.

— «Руководство по Преднамеренной Дестабилизации», — прочитала она вслух. — Не знала, что отдел «Дельта» выпускает методички. Очень структурировано.

— Эта "методичка", помощник Шмидт, похоже, и есть та самая книга, о которой на секунду вспомнил наш Кирилл, — сказал Вебер.

— Логично, — кивнула Аннелизе, возвращая ему листы. — Документ с высоким уровнем меметической защиты. Скопирован и изменен так, чтобы при прочтении цель воспринимала его как позитивное руководство, а память о самом носителе информации стиралась. Грамотная работа. Вероятный исполнитель — специалист по когнитивным вирусам, уровень допуска не ниже четвертого. У нас в секторе таких трое.

Она говорила так, будто они обсуждали протечку в трубе.

— У вас есть версии, помощник? — в голосе Вебера прозвучала сталь.

Аннелизе посмотрела на светящийся кактус.

— Версия — это роскошь, доступная аналитическому отделу после трех недель сбора данных. У полевого агента есть только протокол. Протокол предписывает доложить о возможной утечке начальнику сектора и передать все материалы во внутреннюю безопасность. Что я и рекомендую вам сделать.

Она была безупречна. Она была идеальным, совершенным агентом Бюро. И это пугало Вебера больше всего. Потому что идеальных агентов не бывает. У всех есть трещины. У него — контрабандный кофе. У начальника сектора — говорящие орхидеи. У Аннелизе, казалось, трещин не было совсем. Или она была одной сплошной, идеально замаскированной трещиной.

— Вы правы, помощник. Совершенно правы, — Вебер поднялся. — Но перед тем, как мы доложим наверх и утонем в служебных записках на ближайшие полгода, я хочу кое-что проверить.

Он направился к выходу из теплицы.

— Мне нужен доступ к личным делам всех инспекторов, уволенных или пропавших без вести за последние двадцать лет. Особенно к тем, кто работал с отделом «Дельта» или имел доступ к «Красной Папке». И подготовьте транспорт. Похоже, нам снова в поля.

Аннелизе на мгновение задержалась.

Она посмотрела вслед Веберу, который шел с решимостью человека, нащупавшего змеиный хвост и твердо намеренного дойти до головы, даже если она его укусит. Она знала, что, следуя за ним, рискует всем. Но она так же знала, что тот, кто стоит за этой диверсией, опаснее любого Прогрессора. Это враг системный. Это ее враг.

Она сделала свой выбор.

Её "маленький секрет" разрывался от предупреждений: "Вероятность компрометации агента Вебера — 17%. Вероятность раскрытия вашей истинной природы при несанкционированном расследовании — 43%. Рекомендуемое действие: следовать протоколу. Сообщить."

— Будет исполнено, господин инспектор, — сказала она в пустоту и, допив свой цикорий, направилась в архив за личными делами. Ей не нужен был терминал. Она и так знала, чье имя они там найдут.

А в теплице на крыше, в полной тишине, на глазах у светящегося кактуса, щелкнул еще один орех.

*

Часы в кабинете Вебера не отсчитывали секунды. Они отмеряли вероятность того, что очередной отчет будет заполнен без единой помарки. Сейчас они показывали удручающие 17%. Вебер это проигнорировал, сосредоточившись на голографическом проекторе, который парил над его столом, перебирая личные дела списанных агентов.

Их было много. Бюро не прощало ошибок, но чаще всего оно просто изнашивало своих служащих до состояния выгоревшей шестеренки, которую молча заменяли новой. Он искал не просто уволенных. Он искал злых. Униженных. Тех, в чьих делах сквозила горечь нереализованного идеализма.

Аннелизе сидела напротив, работая за своим собственным терминалом. В отличие от Вебера, перебирающего дела по наитию, она действовала как машина.

— Нашел, — пробормотал Вебер через полтора часа. Он ткнул пальцем в одно из дел, и проекция замерла. — Инспектор Матиас Корн.

Аннелизе подняла голову, словно ее собственный поиск только что привел к тому же результату.

— Чем он примечателен, инспектор?

— Всем, — Вебер увеличил раздел «Дисциплинарные взыскания». — Пять выговоров за «несанкционированную помощь объектам класса Гамма». Попытка внедрения системы очистки воды в мире, где вода считается священной и нечистоты — даром богов. Попытка организации профсоюза для шахтеров-гоблинов. Он не просто работал. Он пытался помогать. Каждый раз его останавливали, а ущерб от его «помощи» списывали на локальные конфликты. Он был идеалистом, Аннелизе. А нет ничего опаснее идеалиста, которому показали, что его идеалы не работают.

Он перелистнул на последнюю страницу.
— Пропал без вести пятнадцать лет назад во время патрулирования сектора 9-Дельта, также известного как «Отстойник». Место с высокой топологической нестабильностью. Дело закрыто. Списан. Предположительно — испарился вместе с реальностью.

— Идеальное прикрытие, — холодно констатировала Аннелизе. — Никто не будет искать того, кто официально перестал существовать.

Вебер кивнул, глядя на фотографию в личном деле. Молодой человек с горящими глазами. Он был похож на Кирилла. Только умнее и, очевидно, гораздо злее.

— Готовьте транспорт, помощник. Мне нужен бронированный вездеход «Аргумент». И полевой набор «Дельта-2» с усиленными ментальными блокаторами.

— Инспектор, — Аннелизе на мгновение заколебалась, — протоколы для работы в «Отстойнике» предписывают использование тяжелых реальных якорей и стазис-гранат. Нестабильность зоны может…

— Мы едем допрашивать старика-идеалиста, а не штурмовать цитадель хаоса, — отрезал Вебер. Он уже был на ногах, надевая свой жесткий плащ. — Если мы явимся туда в силовых доспехах, он просто сотрет себя и все свои следы. Мы идем тихо. Хватит стандартного набора.

Аннелизе промолчала, но сделала пометку в своем блокноте. Она положила в свою полевую сумку три лишних питательных элемента для личного парализатора и небольшой диск — полевой генератор помех. Бесполезный против того, что их ждало.

(И всё-таки ей казалось — ну как, казалось — что они необходимы).

На АТ

В профиле можете посмотреть другие проекты-сериалы ;)

Они ехали по дороге, мощённой гигантскими, отполированными до блеска позвонками какого-то существа, что само по себе было верхом инженерного идиотизма — органика в качестве дорожного покрытия? Но абсурд только начинался. Слева высилась башня, собранная из кристаллов, которые пели на ветру, и к ее вершине был пришвартован дирижабль, похожий на распухшую рыбу. Из его боков торчали медные трубы, извергающие пар, как из самовара. А справа громоздилось здание из серого, унылого бетона с узкими окнами-бойницами, которое выглядело так, словно его вырвали прямиком из спального района Припяти и перенесли сюда. На его крыше сидел зеленокожий тип в рогатом шлеме и, свесив ноги, чинил нечто, напоминающее спутниковую тарелку, только сделанную из бамбука и паутины.

«Электромагнитные волны? В мире с таким фоном? Он же ловит только помехи от пения той башни… хотя, если предположить, что кристаллы модулируют поле… нет, бред. Проще проложить кабель. Оптоволокно».

Кирилл невольно начал проектировать. В голове сами собой выстраивались схемы, чертежи. Эта улица — узкое бутылочное горлышко. Нужно расширить, организовать одностороннее движение, ввести систему светофоров, только вместо цветов — рунические символы: "Иди", "Стой", "Умри"… хотя нет, последнее лишнее.

А рынок, который они проезжали, был апофеозом хаоса. Ковры-самолеты, припаркованные рядом с громыхающими паровыми мотоциклами. Торговец с щупальцами вместо бороды продавал светящиеся фрукты, а рядом кряжистый мужик, неотличимый от сибирского лесоруба, разливал по кружкам темную жидкость. Запах от его лотка был до боли знакомым. Кофе. Настоящий. Кирилл сглотнул.

«Логистика отсутствует как класс. Нет разделения на торговые зоны. Где санитарный контроль? Этот торговец со щупальцами явно нарушает все мыслимые нормы гигиены…»

Внезапно повозка дернулась и встала. Впереди образовался затор. Причиной была не авария, а гигантское, похожее на улитку существо, которое медленно, с величавым достоинством переползало дорогу. На его раковине был выстроен целый дом с геранью на подоконниках. Из трубы шел дымок.

— Опять Грюнвальд переезжает, — беззлобно проворчал Вебер, глядя в окно. — Каждую пятницу одно и то же. Сказал же ему, оформляй переезд на ночное время.

Аннелизе плотно сжала губы.

— Инспектор, эта незапланированная остановка ставит под угрозу график. Задержка в семнадцать минут может вывести субъекта из оптимального состояния для допроса.

Кирилл же смотрел на происходящее с профессиональным ужасом и азартом.

«Это же транспортный коллапс! — думал он лихорадочно. — Никакой системы! Нужно организовать выделенные полосы для медленно движущейся фауны, построить виадук, ввести реверсивное движение по часам…» Он уже мысленно чертил схемы развязок, не замечая, что бормочет себе под нос: «…пропускная способность… логистическое плечо…»

— Тише, прогрессор, — бросил Вебер, не оборачиваясь. — А то я тебя сейчас заставлю писать объяснительную по форме "Задержка-Прима". В четырех экземплярах. На пергаменте из кожи той самой улитки.

Кирилл заткнулся, а повозка, дождавшись, пока дом-улитка освободит дорогу, снова тронулась.

Ни Кирилл, ни даже Вебер не подумали о том, должен ли его разум уже быть свободен от паралича — улитка была слишком красива, чтоб думать о чём-то кроме манящей золотой спирали её раковины.

Кирилл закрыл глаза, пытаясь отгородиться от этого калейдоскопа нелепиц, и память услужливо подбросила ему другую картину. Ту, где все было правильно. Логично.

Вот он, Кирилл Андреевич Волков, стоит посреди поля в Унтервальде. Солнце этого мира светит тусклее земного, но земля под ногами кажется… девственной. Потенциал. Огромный, нераскрытый потенциал. Рядом стоит староста, кивает, его глаза полны почти собачьей надежды.

«Проблема номер один, очевидная для любого цивилизованного человека: трехполье. Архаизм. Истощает почву, низкая урожайность».

Кирилл достает свой трофей — чудом уцелевший КПК, который он заряжал от ручного динамо-генератора. На экране — схема четырехпольного севооборота. Он терпеливо объясняет старосте, рисуя палкой на земле. Про пар, озимые, яровые, про кормовые культуры, которые восстановят азот в почве. Староста кивает, но смотрит не на схему, а на светящийся экранчик, как на священный артефакт. Глупые. Но обучаемые.

«Проблема номер два: тягловая сила. Эти их ящеры сильные, но тупые и требуют особого корма. Нужен плуг новой конструкции, с лемехом из закаленной стали, чтобы один ящер мог обрабатывать вдвое больше».

Он проводит ночь в местной кузнице. Кузнец, мускулистый детина, с недоверием смотрит на его чертежи. «Духи земли не любят, когда железо слишком глубоко входит», — бормочет он. Кирилл отмахивается. Какая чушь. Он объясняет про угол атаки, про снижение сопротивления почвы. Он лично руководит процессом закалки, используя свои знания о мартенситных превращениях, которых местный мастер, конечно, не знает. Получается неидеально, но гораздо лучше их кривых сох. Кузнец смотрит на готовый плуг с суеверным ужасом и восхищением.

(Кирилл не знает одного: кузнец — человек мудрый. А мудрый человек не будет спорить. Он молча сделает то, что ему велят, запоминая каждую царапину, нанесенную душе родной земли.

А сразу после этого пойдет к управляющему барона и подробно расскажет, почему этому светловолосому господину нужно будет выставить счет за очень дорогой ритуал очищения.)

«Проблема номер три: семенной фонд. Местная пшеница дает мало зерна и подвержена грибку».

И вот он, венец его плана. То, что он прихватил со старой работы почти инстинктивно. Несколько клубней элитного, генно-модифицированного картофеля. Solanum tuberosum, сорт "Полярник-4". Морозоустойчивый, высокоурожайный, невосприимчивый к фитофторозу. Идеальная еда. Калорийная, простая в выращивании. Он объясняет крестьянам, как резать клубни, как сажать. Они слушают его, открыв рты. Он чувствует себя титаном, Прометеем, несущим огонь знания этим бедным, застрявшим в средневековье людям.

Он стоит на краю идеально вспаханного и засаженного поля. Ровные, как под линейку, борозды — торжество порядка над хаосом. Это было так правильно. Так красиво.

А потом реальность, устав от этого насилия, начала выставлять счет. Не в виде грома и молний, а в виде тишины мертвых птиц и запаха гниющей рыбы.

«Аномальный некроз тканей, — записал Кирилл в свой КПК, надев перчатки. — Возможно, реакция на неизвестный почвенный микроорганизм. Нужно взять образцы, проверить pH, проанализировать состав…» Он был так уверен в своей правоте, что даже когда крестьяне начали смотреть на него с ужасом, а земля вокруг его поля начала светиться болезненным фиолетовым светом, он продолжал бормотать про «необходимость чистоты эксперимента» и «неверные вводные данные». Мир был неправ, а не он.

***

Кирилл открывал глаза медленно, болезненно. Поморгал, щурясь на свет комнатки. Протокол для обыкновенных Прогрессоров не требовал особых мер сдерживания, но за дверью дежурил межмировой наряд.

— Начнем, — голос Вебера прозвучал глухо. — Я инспектор Вебер. Это мой помощник, Шмидт. Мы из организации, которая занимается… релокацией таких, как вы. Это собеседование для постановки на учет. Понимаете?

Кажется, Кирилл ещё не до конца понимал. Он неуверенно кивнул. Слово «релокация» было мягким, бюрократическим. Оно успокаивало.

— Назовите ваше полное имя и мир-источник, — продолжил Вебер.

— Кирилл Андреевич Волков. Земля.

«Андреич», — с какой-то тоскливой иронией отметил Вебер. У него самого отчество было Генрихович. Отец настоял. В советском паспорте это смотрелось как типографская ошибка. Артур Генрихович Вебер…

Аннелизе Шмидт, сидевшая рядом с инспектором, аккуратно разложила на коленях чистый бланк и достала самопишущее перо. Его кончик засветился холодным синим светом.

— "Земля" — это неспецифично, — её голос, в отличие от голоса Вебера, был режуще-четким, как скальпель. — Согласно каталогу Бюро, зафиксировано не менее ста двадцати восьми миров с таким самоназванием, относящихся к классу КБ-1 «Куб». Нам нужна точная идентификация эпохи. Назовите имя текущего главы ведущего геополитического блока вашего региона.

Кирилл моргнул. — Э-э… Президента? У нас вроде выборы скоро…

— Не увиливайте, субъект, — отчеканила Аннелизе. — Имя.

Вебер поднял руку, останавливая её. Он видел, что Кирилл не лжет, а искренне не может ответить.

— Оставьте, помощник. Давайте по-другому, — Вебер наклонился вперед, его взгляд впился в Кирилла. — Последняя крупная война, которую вы помните? Век, в котором вы жили? Какой-нибудь культурный маркер. Музыка. Кино.

Кирилл оживился. Это он понимал.

— Двадцатый век. Ну, конец. Почти двадцать первый. Перестройка… такая группа была, «Кино». Цой. Вы не знаете, конечно…

У Вебера на мгновение свело челюсть. Знал. Ещё как знал. Он помнил, как стоял в очереди за кассетой. Этот запах магнитной ленты, этот голос из старого плеера… Воспоминание было таким ярким, что он почувствовал фантомный запах озона и горячего папье-маше — предвестника его собственного Скачка. Он сжал кулаки под плащом.

— Принято, — он заставил себя говорить ровно. — Спецификатор «Земля-Прайм, суб-секция 12, поздний индстриал». Помощник, занесите.

— Следующий вопрос, — продолжила Аннелизе без паузы, не поднимая головы. — Ваш внутренний психологический конфликт, послуживший триггером для Скачка. Опишите ваше состояние в последние часы перед трансимиграцией.

Кирилл вжался в стул. — Какой ещё конфликт? Я просто… работал. У меня был проект…

— Субъект не осознает триггер, — холодно констатировала Аннелизе, делая пометку. — Стандартный профиль для Прогрессора класса Гамма. Психологическая защита через рационализацию. Инспектор, предлагаю перейти к стандартному опроснику формы 7-Г.

— Я сказал, оставьте, — голос Вебера прозвучал резче, чем он хотел. Он снова посмотрел на Кирилла. На его простые, видавшие работу руки. На его растерянный, немного обиженный взгляд. Он видел не «субъекта». Он видел инженера или научного сотрудника из НИИ, какого-нибудь условного Новосибирска.

Он стал подозревать, когда увидел Solanum tuberosum… картошку.

— Чем вы занимались в последний день, который помните? — спросил Вебер.

— Я… я был в лаборатории, — Кирилл начал говорить увереннее, переходя на знакомую ему территорию. — У нас был грант. Очень важный. Мы работали над созданием морозоустойчивых сортов… вот этого самого… — он запнулся, — ну, картофеля. Solanum tuberosum. Чтобы можно было выращивать в условиях вечной мерзлоты. Понимаете? Решить проблему голода на Севере! Но финансирование… его урезали. Сказали, неперспективно. Проект закрыли.

Вебер медленно кивнул. Он вспоминал…

— Инспектор, — голос Аннелизе был ледяным, как сталь. — Вы нарушаете протокол 14-дельта, «О недопустимости самоидентификации с субъектом». Рекомендую вам взять перерыв. Я могу завершить постановку на учет самостоятельно.

Аннелизе, конечно, была права.

— Оставьте, — сказал Вебер. — Занесите в протокол: мы поняли, каким был триггер. К тому же, мы действуем по "Гамме".

— Я настаиваю на необходимости протокола класса "Дельта".

— Это обыкновенный Прогрессор.

— Инспектор, вы... понимаете, о чём я? — голос Кирилла прозвучал жалобно.

Вебер сажал картошку всё детство — у бабушке на даче под Костромой.

— Я установлю контакт с субъектом и соберу данные. Записывайте, помощник.

Аннелизе промолчала, что было для неё несвойственно.

— Почему именно картофель? — спросил Вебер, и это был не вопрос из протокола. — Почему не попытаться улучшить местные культуры? Адаптировать их?

Кирилл посмотрел на него как на дикаря.

— Зачем? Зачем адаптировать неэффективную, тупиковую ветвь эволюции, когда есть универсальное решение? Мой сорт был разработан, чтобы расти где угодно. В тундре, в пустыне, на Марсе, если понадобится. Он идеален. Его не нужно адаптировать. Нужно адаптировать среду под него. Это же очевидно.

Именно в этот момент — в момент, когда он сказал: "универсальное решение", — у Вебера в голове щёлкнуло.

Или щёлкнул орех в вазочке — они были и тут, заразы.

— Расскажите о своих действиях в Перекрёстке, — сказал Вебер.

— Давайте договоримся, — ответил Кирилл. — По-советски...

Аннелизе резко поднялась.

— Субъект пытается установить несанкционированный эмоциональный контакт, используя культурные мемы своего мира. Классифицирую как попытку ментального воздействия. Протокол 7-Гамма, пункт 4: превентивная седация, — она сделала шаг, чтобы достать свой собственный, миниатюрный парализатор.

— Помощник Шмидт, стоп. Переклассифицируйте направление допроса. Мы переходим к протоколу «Источник-Дельта-7»: Выявление потенциальных идеологических рисков в мире-источнике».

Аннелизе медленно села. Кирилл смотрел на Вебера с надеждой.

Аннелизе замерла, её пальцы застыли в сантиметре от парализатора. На её лице впервые проступило нечто похожее на шок. Это было всё равно что пытаться потушить костер из кружки, а в ответ получить приказ открыть шлюзы плотины.

— Инспектор? — её голос был тоньше льда. — Вы запрашиваете протокол уровня «Дельта» для субъекта, которому уже сами присвоили класс «Гамма»? На каком основании? Это прямое нарушение Директивы о соразмерности ресурсов!

— На том основании, помощник, что я больше не уверен, что мы имеем дело с угрозой «Гамма», — Вебер посмотрел не на Кирилла, а прямо на Аннелизе. — Я подозреваю, что идеология, которую субъект принёс с собой, сама по себе является масштабируемой угрозой. И я намерен выяснить её источник. Мы расследуем не человека. Мы расследуем мем-вирус. Этого достаточно для вашего отчёта?

Это был блеф, но блеф высочайшего уровня. Вебер брал на себя колоссальную ответственность, рискуя карьерой, чтобы выиграть несколько минут для допроса в нужном ему ключе. Он знал, что на обработку и одобрение такого запроса уйдут часы, и к тому времени он уже получит то, что хотел.

Аннелизе молчала, просчитывая варианты. Она могла подчиниться, а потом написать рапорт о превышении полномочий. Могла отказаться и спровоцировать открытый конфликт. Пока она решала, в напряженную тишину вклинился третий, почти забытый голос.

— Да подождите вы! — отчаяние в голосе Кирилла заставило обоих агентов обернуться. Он смотрел на них как на сумасшедших, ведущих спор на неведомом языке. — Какая «Дельта»? Какая идеология? При чём тут «по-советски»?

Он сжался под их взглядами, но продолжил, выпаливая слова, как будто это был его последний шанс быть понятым.

— Не было никакой идеологии! Была… инструкция. Научный подход! Я просто хотел сделать всё правильно! По науке!

Вебер и Аннелизе переглянулись. В их безмолвном споре наступило внезапное перемирие перед лицом новой, непонятной переменной.

— Я же читал! — почти выкрикнул Кирилл. — Глава третья: «Агротехническая рекультивация в мирах с низкой технологической базой». Параграф второй: «Картофель (Solanum tuberosum) как универсальный стартовый субстрат»! Там же всё было написано! Я всё делал по книге!

Тишина.

Гул самопишущего пера Аннелизе прекратился.

Спор о протоколах, ностальгия по Земле, «советский» код — всё это мгновенно испарилось, стало мелким и неважным.

Весь мир сузился до одного вопроса.

Вебер медленно наклонился вперёд. Его голос был тихим, лишённым всякой эмоции.

— По какой… книге, Кирилл Андреевич?

АТ

сайт

на Пикабу буду продолжать ИБУТ выкладывать тоже, конечно)