Серия «Сны»

Глава 3.

Рука.

Было очень страшно.

Намного страшнее, чем падать спиной вниз с неизвестной высоты. Когда ты падаешь в неизвестность, ты не знаешь, чего нужно бояться. Точнее, ты не знаешь КОГДА. Через минуту, через час, через вечность. Думаете, самое страшное неизвестность? Самое страшное – точно знать, когда всё произойдёт.

Страх , звенящий тишиной, за которой даже не слышно твоего дыхания. Страх, безмолвно вибрирующий тысячей невидимых связок. Страх, уверенно опирающийся на неотвратимость неизбежного.

Доли секунд шли, мелькали, тянулись. И самое страшное было в том, что не изменялось ничего, кроме течения времени. Если бы страх нарастал, если бы воздух вдруг стал плотным, как кисель, мешая мне двигаться, если бы я не знал, чего точно нужно бояться, если бы…

Я протянул руку, коснулся истёртого рисунка и в это мгновение понял – сейчас! Дёрнув в сторону плотную ткань я успел увидеть, как на встречу мне, в тени пыльной шторы, стремительно рванулось что-то более тёмное, чем мрак, который, казалось, пугал меня до этого больше всего.

Я заорал.

И всё рассыпалось.

Старая, потёртая чёрная кожаная перчатка, натянутая на свёрнутый в большой рулон лист наждачной бумаги. Давно забытая на антресоли искусственная мужская шуба. Изъеденная молью женская лисья шапка. Всё рухнуло на пол, словно мой крик оборвал невидимые нити, замерло в неподвижности на коричневых квадратах видавшего виды линолеума и перестало быть страшным.

Целую секунду я не мог поверить, что всё закончилось. А потом совершил самую большую ошибку за эту ночь. Я задал вопрос.

Нагнувшись, я уже без робости дотронулся до перчатки и спросил:

-Кто ты?

-Не знаю... Я бывший человек, который лежит здесь.

-Где ты жил?

-За городом, в доме на берегу.

-Кто убил тебя там, откуда ты явился?

-Никто меня не убивал, я сам ушёл.

-Зачем?

-Мне надоело быть человеком, я хочу быть другим.

Осознание того, что это моё собственное желание, сбило меня с ног, мягкими, горячими пальцами схватило поперёк тела и швырнуло сквозь стены и перекрытия вверх. Туда, откуда страшно привычно падать в неизвестность. Туда, где время не имеет значения. Туда, где КОГДА меняется на КУДА.

Я проснулся.

Глава 2.

Лужа.

Лужа была глубокой.

Так глубоко в воду посреди города я ещё не падал. Луж было не много, и эта не была самой большой из всех. Я в принципе не должен был в нее попасть, как и не должен был запнуться о крохотный камень, торчащий из продавленного в жару асфальта.

Вода была теплая, густая и отвратительно липкая. Я не смог достать до дна. Слишком глубоко, даже для моего сна. Не понятно было, куда плыть, ползти, всплывать, или погружаться, но я должен был что-то делать. Должен был. Иначе в моей дальнейшей жизни не будет смысла. Если я не вылезу из этой лужи, то ничего не изменится. Все останется на своих местах. Тёплое, липкое, однообразное, отвратительно стабильное настоящее.

Внезапно я понял, что в этой луже я найду свою смерть. Смерть была рядом. Я знал, что она ждет именно меня. Не зовёт, не манит, ничего не обещает. Просто ждёт. Потому, что есть неизбежные, неизменные вещи, которые происходят независимо от наших надежд и желаний. Потому что судьба, предназначение – это только слова, которые можно изменить, исправить, сказать по-другому, а неизбежность - неизменна. Она не будет висеть камнем у тебя на шее, не будет путаться под ногами, не будет подталкивать тебя в спину. Она просто будет ждать. Просто будет.

Я замер. Весь, до последней клетки, до последнего атома. Не пытаясь вырваться, или раствориться в окружающем. Не двигаясь. Не мысля. Не существуя.

Я проснулся.

Глава1.

Птицы.

В городе наступила весна. Но всё было не так, как раньше.

Весна была странной.

Повсюду лежали мёртвые голуби и воробьи. Птицы, которые почему-то не смогли взлететь в небо, окончательно опустились на землю и умерли.

Птицы были везде. Везде, где могла ступить нога, или дотянуться рука человека. Неподвижные комки перьев покрывали крыши домов, лежали на асфальте и на траве, свешивали свои мёртвые шеи с чёрными горошинами остекленевших глаз с подоконников многоэтажек и скамеек в парке. Эти птицы были повсюду.

Казалось, они специально умирали так, чтобы ты каждый раз наступал на окоченевшее тельце, стоит на миг отвлечься от этой стылой картины и оторвать взгляд от земли, а хруст хрупких костей под подошвой кроссовка снова возвращал твои мысли в старое русло. Или подползали к тебе под руку, чтобы ты замирал, не в силах её отдёрнуть, когда случайно,  отвлёкшись, прикасался пальцами к холодным перьям.

Их можно было найти застрявшими шеей в ручке подъездной двери, укоризненно глядящими из-под крыла припаркованной у тротуара машины и даже в почтовом ящике на первом этаже подъезда можно было наткнуться на холодно наблюдающего за тобой сквозь неплотно сомкнутые веки дохлого воробья.

Еще вчера мы редко смотрели под ноги, наши взгляды были направлены вперёд и даже иногда вверх... Но всё изменилось. Сместились векторы, поменялись направления. А из всех желаний осталось только одно: не наступить, не дотронуться, не дать себе прикоснуться к холоду неизбежности и безысходности происходящего. Если бы только можно было ещё и не смотреть, не видеть, не думать, а лучше не присутствовать на этом неожиданном празднике маленьких смертей, не впитывать холод, источаемый тысячами смотрящих на тебя со всех сторон безжизненных глаз...

Я шёл по городу. Без цели. Без направления. Я смотрел под ноги. Моя душа остывала. Я шёл.

В городе наступила весна. Но всё было не так, как раньше.

Я проснулся.