По рассказам крестьян, в каждом крестьянском доме был свой хозяин или домовой. Он был связан с домом и всеми хозяйственными постройками, с одной стороны, и с культом предков, т. е. покойников-родителей, — с другой. Существовало поверье, что первый домовой появляется в доме вместе со смертью хозяина. Не случайно те, кто встречался с домовым, часто отмечают, что он похож на хозяина дома:
Я сама, когда маленькая была, хозяина у нас во дворе видала. На дворе ясли были. Я туда заглянула и вижу: стоит, совсем как отец, круглолицый, с рыжей бородой. Захожу в избу, а там отец. А он никуда и не выходил. Хозяин всегда на хозяина дома похож.
Существовал особый этикет в отношениях с этим существом. Необходимо было следовать целому ряду правил, чтобы не накликать беду на себя и своих домочадцев: нельзя было пересекать след домового, оказываться в неположенное время в неположенном месте, подглядывать за домовым и т. д. С другой стороны, необходимо было спрашивать разрешения у домового на покупку и продажу скотины, новый дом, на ночлег в доме. Приведем несколько примеров таких поверий.
Говорят, что хозяин показывается такого цвета, какой и скотина должна быть: черный — так черная, бурый —- так бурая. И кот, и корова, и лошадь. Вот мы купили-то пеструю корову, а она-то и сдохла. Вся в пене стояла другой день. Вот пошел отец к старухе, а она и говорит: «Хозяину-то корова не нравится. Ты выйди в двенадцать часов во двор и скажи: „домовой, домовой, явись передо мной". Каком явится, таку и скотину покупай». И сделали так. Увидел отец ласочку черную. Купили корову черную. И долго жила у нас та корова.
Была у нас черная телушка, Иришкой звали. Решили ее продать. Вывели во двор, а она никак не идет. Мучились, мучились, а потом Ирина Мешкова и говорит: «Иди во двор, встань на колени, поклонись на все четыре стороны, попроси хозяина». Сделала так, сказала: «Батюшка-хозяин, матушка-хозяйка, помогите». И телушка сама в Ноколу побежала.
При переезде в новый дом надо было звать домового с собой или проситься у уже существующего:
В новый дом входили так: сперва пускали петуха, потом кота, потом ставили квашню с хлебом, потом входили в дом хозяева. Затем обращалисъ к хозяину (домовому): «Хозяин с хозяюшкой с малыми детушками, со стариками старыми, с гостями приходящими, пустите нас в дом, сами будем есть и пить, вас надо любить!» — и взад руки (за спину) бросали деньги, желательно серебряные, за печку, где, говорят, хозяин живет.
Когда мы жили в финских домах, в Новодвинске это было, так, бывало, идешь мимо одного дома, а там все люди плачут. И никто не знает, что такое. Вот люди и спрашивают: «Лиза, а чего это у тебя в доме все кто-то плачет?» Аизкой-то хозяйку звали. А она и сама-то не знает. «Да ты хозяина-то сюда звала с собой?» — «Нет, не звала». - «Так позови». Она и говорит: «Батюшко домовой, иди жить со мной!» И перестал плач-то. Бают, это хозяин плакал, не мог в избу-то войти, пока ею не позвали.
Будто бы вот дом стоит, а в каждом доме есть хозяин. Да вот приходишь, так надо попроситься: Пусти меня пожить, не пугай, не кажись. Если не попросишься, может, будет видеться, слышаться.
Хозяин (хозяйка) могли предсказывать судьбу:
Не в каждом доме хозяин весть дает, а в другом дает постоянно. Как хорошая весть, то хорошо дает, а худая — дак худо. Дом-то мой, девочий-от, ну у меня за братом была взята, она старше брата-то была, да и така тоже в жизни-то плохо способная. Ну вот, а уж в положении пришла-то. Большое было положение-то. И вот к празднику походят, ну вот, а она, у ей живот-то большой, она дома-то одна была така заднюха. А заднюха она повалилась на диван да и лежит. А вдруг, говорит, мама-то и заходит. Заходит и так-от от меня плита, а раньше здесь так котел был, помои выливали скоту. Говорит, зашла и стоит у котла. А она уж чувствует, что только сейчас ушли к празднику, дак не мама. А она говорит: «Хозяюшка, к худу ли, к добру?» — «А, говорит, к добру, к добру да к лиху». Ответила ей: «К добру, к добру да к лиху».
