Тане 37 лет, хотя благодаря своей жизнерадостности и пышным каштаново-медным волосам она кажется гораздо моложе. О том, что у нее рак, Таня узнала два года назад: нащупала маленькую шишечку в груди, когда утром принимала душ. Записалась в женскую консультацию и к хирургу, потом к маммологу и онкологу. Два месяца ходила по врачам районной больницы. Но даже после биопсии никто не мог точно сказать, что это за шишечка. Скорее всего, доброкачественная опухоль — фиброаденома, предполагали врачи. И предложили ее удалить.

Удаляли под местным наркозом: «Двадцать минут операции, пока врач вытягивал опухоль, — это какой-то ад. Такое чувство, что все жилы из тела вытягивают. Было очень больно, слезы текли градом, а хирург ругался: говорил, если я буду плакать, то он не будет делать операцию и уйдет. У них там очень много женщин с этими опухолями, прямо поток. Но операцию сделали хорошо».

Фото: Мария Ионова-Грибина

Опухоль сразу отправили на гистологическое исследование. Через два часа девушкам, которые перенесли операцию в то же утро, что и Таня, администраторы сказали результат. Тане же просто разрешили поесть после операции и отправили домой — а о гистологии как будто забыли сказать в спешке.

Аккуратный шов зарос за неделю, будто операции не было вовсе. А еще через две недели Тане позвонили — нужно срочно показаться хирургу. Она сразу поняла: что-то не так. На приеме хирург сказал, что у Тани рак молочной железы. Девушку тут же положили в больницу —удалять грудь.

«Сын боялся, что я не вернусь»

Дома Таню ждали муж Дмитрий и маленький сын: «Дима говорил в полушутку: «Иди, все отрезай, химии побольше делай, чтобы сразу болезнь убило». Повторял постоянно: «Не переживай, восстановим обратно»».

Операция прошла хорошо, а вот на следующее утро началось сильнейшее кровотечение, Таня стала терять сознание: «Утром рано лежу и чувствую — все щиплет, повернуться даже не могу. И ничего не вижу — грудь перемотана бинтами. Медсестра в шоке побежала за хирургом — он только приехал, семь утра. Даже переодеться не успел, прибежал в джинсах и переделал перевязку. Но я с самого начала совсем не боялась за себя — знала просто, что удалят и все хорошо будет».

Переживала Таня за двухлетнего Артема — они с сыном раньше никогда не расставались. А тут он сначала остался без мамы на три дня, когда она легла в больницу удалять фиброаденому, а теперь должен был пережить еще две недели в разлуке.

СЫН ОЧЕНЬ РАССТРАИВАЛСЯ И СКУЧАЛ

«Вместо меня с ним сидели няня и бабушка: он постоянно плакал, спрашивал, где мама, не мог спать, плохо ел. Я ему, конечно, ничего не рассказала, но мне кажется, на нем этот страх отпечатался. Еще год после он плакал, когда я уходила. Боялся, что опять не вернусь».

Химия и арт

Поэтому, когда в палату к Тане заглянула онкопсихолог и предложила присоединиться к группе арт-терапии, Таня почти возмутилась: «Я тогда подумала — что, я буду каждую неделю к психологу ездить куда-то? Мне же надо с ребенком побольше времени проводить!»

Ее все-таки уговорили попробовать. На первое занятие Таня шла с подозрением. Но оказалось, что с другими женщинами, пережившими рак, так много общих тем для разговоров! Таня решила ходить на арт-терапию каждую неделю.

Таня и Дима удочерили Алену, когда ей было два месяца

Когда пришло время послеоперационной химиотерапии, более опытные женщины из группы арт-терапии заранее готовили Таню к каждому этапу. Когда от химии болел живот — советовали выпить обволакивающее льняное семя, чтобы успокоить боль. Делились своим опытом потери волос, борьбы со слабостью, какими-то полезными мелочами, известными только человеку, который пережил то же самое. С ними Таня чувствовала себя уверенно и безопасно. И знала, что если что-то пойдет не так, подруги быстро подскажут, к кому обратиться и куда идти.

А дома был муж Дима — подбадривал и настраивал на очередной курс химии, помогал брить подмышки, когда Таня не могла сама даже поднять руку. «Он видел, что мне плохо, постоянно тошнит, но у него же не спросишь совета. А с девочками можно было обсудить и пожаловаться. Они все рассказывали на своем опыте и воспринимали меня как дочку».

Таня ждала встреч с теми, кто ее понимает: «Когда я приходила туда, то вообще забывала, что что-то болит. Плохо же себя чувствуешь, слабость. Я ехала туда на трамвае и думала — ну, можно же пропустить. Приезжала, мы начинали разговаривать и рисовать».

«ТРИ ЧАСА ПРОЛЕТАЛИ НЕЗАМЕТНО, И Я СОВСЕМ ЗАБЫВАЛА ПРО СЛАБОСТЬ»

«А однажды я папку с анализами для следующей химиотерапии оставила в трамвае. Прихожу на арт-терапию и понимаю, что папки нет. Был ужасный стресс — завтра химия, пропускать нельзя, а я без документов. Девочки успокоили меня, обзвонили депо. Через час мимо нас проехал трамвай, и водитель вернул документы».

Арт-терапия длилась несколько месяцев: Таня и ее новые подруги общались с психологами, рисовали картины, ходили на экскурсии, фотосессии и даже участвовали в трех выставках собственных картин. На занятиях с психологом рисовали по заданию: улыбки, солнышки, несуществующих животных, рассказывали про них и про себя. «И почти каждое занятие плакали, — вспоминает Таня. — Рассказываешь по заданию о своей жизни — и бац! Я больше плакала из-за мамы, она погибла от рака за три года до этого. Мне это помогало».

Снова дома

Среди рисунков Тани — простые натюрморты, пейзажи и даже любительские копии картин импрессионистов Камиля Писсарро и Эдгара Дега. Муж Дима поместил любимую работу жены в рамку и повесил над кухонным столом: яркие желтые цветы на глубоком синем фоне. Таня говорит, что и в детстве любила рисовать, хотя жалуется на небогатую фантазию. Сейчас она занимается живописью с преподавателем, которого нашла через группу арт-терапии.

«Когда меня оперировали, бабушка сказала — отрежь сразу две груди для симметрии. Но я хотела второго ребенка, поэтому оставила одну грудь. Думала, что буду кормить хотя бы ей. На встречах арт-терапии мы шутили, что я — Артемида». Удаленную грудь Тане восстановили с помощью пластики: сделали уже пять операций по реконструкции.

Недавно Таня и Дима удочерили девочку. Они говорили о приемном ребенке еще до Таниной болезни: «С первым мужем у нас не получился ребенок, — рассказывает Таня. — Поэтому мы с Димой думали, что если не получится, то возьмем из детского дома». Но получилось — родился Артем. А теперь, после операции, Тане нужно пять лет принимать лекарства и нельзя беременеть. Сразу после завершения химиотерапии супруги пошли в школу приемных родителей: «В школе я скрывала, что перенесла болезнь: боялась, что из-за этого нам не дадут ребенка. Там до сих пор не знают». Но оказалось, что женщинам, которые пережили рак первой стадии, разрешается брать приемных детей, и теперь в семье Тани, Димы и Артема есть еще и Алена.

«Шанс рецидива есть. Еще мои мама и бабушка болели раком, и генетик сказал, что у меня складывается такая картина генетическая. Многие сейчас боятся заболеть раком, а я, даже несмотря на все, совсем не боюсь. Если вдруг что-то случится — то судьба такая. Заболею я — можно вылечиться. Ну, а можно и не вылечиться».

Первая работа, сделанная во время арт-терапии

Таня была самой молодой в своей группе арт-терапии. Ее поддерживал муж, любовь к маленькому ребенку и знание о том, что первая стадия рака успешно лечится в большинстве случаев. Но для многих женщин, которые проходят арт-терапию, эти занятия — единственная поддержка. Среди подопечных благотворительной программы есть женщины, которых бросили мужья, узнав о диагнозе. Или женщины, которые знают, что после лечения серьезной стадии рака болезнь скорее всего вернется к ним. Арт-терапия помогает им не только побороть одиночество. Вся их боль остается на рисунках, а вместо нее приходят спокойствие и вера, которые помогают бороться за жизнь и счастье.

Текст с небольшими сокращениями взят из журнала "Такие дела"

Текст: Анна Сахарова

Фото: Мария Ионова-Грибина для ТД