Не люблю я в карты играть – лучше сразу подраться. А этот вот, в зеленом пиджаке, видно, любил; вот мы и имеем теперь труп за столом в луже крови, а на столе карты и ствол с глушаком... И это после рождественской ночи! Это ж надо так праздник людям испортить! До утра тихо было, думали уже, что пронесет, и дежурство спокойно закончится, за рождение Христа на радостях приняли… Голова плохо соображает – переборщили малость, и горло болит – гланды, наверное, опять взбухли. Пусть болят – удалять все равно не дам; какая ни на есть, а все ж родная плоть. И водку, назло врачам, пить буду только из запотевших бутылок, пока холодильник в отделе работает. Один светила в белом халате мне посоветовал: теплая водка – здоровые гланды! Ага! Сам пусть такую употребляет, а мне тошниловки и так по жизни хватает. Ну, ладно, что там у нас с трупом? Не нравится он мне: как-то неуклюже на стол навалился, головы я его не вижу, не естественно он ее руками прикрыл; если б не кровища, подумал бы, что спит. В перчатках, главное… Нынче что, модно в карты в перчатках играть? Или он квартиру обносил, а его застукали?.. Что-то здесь не так… Где там Савелич?! О, тоже перчатки напяливает! Ну, у него работа такая…

- Савелич, что ты тянешь, давай быстренько его посмотри… что там? когда? в смысле – во сколько? и поехали отсюда… Витек с Сашкой без нас протокол составят…

- Не хрипи, куда спешить? – Любит Савелич повыпендриваться: вразвалочку к жмурику подходит, ручки свои приподнял, пальцы в резине веером. – Саша, ты все на столе снял? Можно натюрморт разрушать?

- Давай, крути, все снято в лучшем виде.

Сашка – молодец! Криминалисты криминалистами, а у нас всегда свои снимочки с места имеются. Витек уже протокол строчит. На шутку мою о нашем с Савеличем отъезде не реагируют: видно тоже настроение паршивое…

Так, ничего себе шуточки! Савелич присвистнул, глаза на меня выпучил - парик в руке держит; понятые ойкнули, и – немая сцена… Это же манекен! Да я бы за такое пожизненное давал! Где эта дамочка – хозяйка квартиры? Обморок у нее, видите ли, случился, когда она домой вернулась и труп за столом увидела! В соседней комнате… Пойду-ка я с нею поговорю. Нет, сначала вот с этим лысым пухлым понятым.

- Это вы в милицию позвонили?

- Да.

- А вы кто?

- Я сосед, этажом выше живу.

- Вы не подходили к столу, ничего здесь не трогали?

- Нет. Я собаку выгуливал. Когда из подъезда выходил, Катерину Павловну - хозяйку этой квартиры - встретил, поздоровались мы с ней. А когда возвращался уже, гляжу: дверь ее квартиры приоткрыта и видно, что она в коридоре лежит, на пороге в комнату. Я подумал, ей плохо: позвал – она молчит. Я прошел в прихожую-то, ну, к ней чтобы подойти, и вижу за столом вот этот… и пистолет на столе… А тут и Марья Ивановна заглянула, мы с ней Катерину Павловну в соседнюю комнату на диван отнесли, и я в милицию позвонил… собаку домой отвел и мы с женой сюда спустились. Ничего не трогали, даже не подходили…

- А Марья Ивановна – это кто?

- Соседка Катерины Павловны по площадке. Она сейчас в той комнате с Катериной Павловной.

Ладно, познакомимся с хозяйкой: ишь – рыжая! На диване развалилась, даже шубу норковую не сняла, а бабушка-соседка – Марья Ивановна, стало быть, - ее отпаивает. Хорошая такая бабушка, сдобная: маленькая, пухленькая, беленькая, большой цветастый шерстяной платок на плечах – при виде такой поневоле в голове всплывают горячие пирожки, молоко и добрые русские сказки.

- Вы хозяйка квартиры?

Кивает рыжая, молча кивает, дышит глубоко: похоже, что обморок настоящий.

- Старший следователь майор Воронов. Пройдемте в ту комнату, нам нужно кое-что прояснить.

Идет, в шубу зачем-то кутается, холодно, что ли? Манекен уже на полу, хозяйка при виде его опять в обморок. Едва успел подхватить. Тяжелая, но женщина в соку.

- Витек, да помоги мне ее назад отнести, а то уроню сейчас! Посмотри там, на кухне, минералки какой-нибудь.

- Да пустой у нее холодильник, смотрел я уже, не включен даже.

Ну и что делать?! Шутки шутками: манекен, пятно на столе - если верить Савеличу - сироп вишневый, а вот ствол-то настоящий! Принимаю решение:

- Витек, ты протокол доделывай, только поподробней; Саш пробеги на всякий случай по соседям; Савелич, манекен и все что на столе - забираем с собой и на экспертизу. Да, Вить, не забудь хозяйку, все-таки, спросить, когда в себя придет: может, пропало что? А я у подъезда подышу, посмотрю, может там что есть.

Заглядываю на всякий случай в соседнюю комнату: пара дежурных вопросов полувменяемой хозяйке:

- Манекен в комнате… он ваш?

- Ее манекен, ее, - отвечает бабулька вместо хозяйки. – Катерина Павловна шьет очень хорошо…

- Часто у вас тут в карты играют?

- У меня и карт-то в доме никогда не было.

Голосок у рыжей, все-таки, прорезался: глазки закатывает, не говорит, а стонет.

- Вы не догадываетесь: кто мог все это подстроить?

М-да, говорить, якобы не может; только головой мотает.

- Понимаете, если это шутка, то очень плохая! Пистолет настоящий там лежит, и меня очень сильно интересует: откуда он здесь взялся? Он, случайно, не ваш?

Так, судя по всему - не ее.

- Может быть, вы знаете чей? Может мужа?

Стоило сказать о муже: опять почти обморок, а бабулька в сторону меня отводит и заговорчески шепчет: "Муж пропал год назад, как раз в рождество; в розыск Катерина Павловна подала, да только бестолку, так и не нашли до сих пор. А пиджак зеленый точь-в-точь, какой был у мужа хозяйки, Катерины Павловны".

Похоже еще один висяк, только старый и с продолжением! Этого нам только не хватало…

Сутки прочь, все в сборе, и все, кажется, в порядке. У Сашки лицо красное, но, наверное, у двухметровых бугаев лица всегда красные. Витек зевает, затылок свой бритый поглаживает. Вот подчиненные у меня: один другого на две головы выше, а в плечах – один размер; я между ними в костюмчике засаленном как тростиночка смотрюсь. Шутники местные тремя богатырями нас прозвали; меня, понятное дело, в Алеши Поповичи записали. На планерке опять втык получили: плохо работаем, раскрываемость низкая. Дело пропавшего год назад Осадчего Юрия Семеновича – муженька Катерины Павловны – поднимать заставляют. Вот морока-то! Какая связь?! Ну, пошутил кто-то глупо с этим манекеном, но никого же не убили. Ствол не засвеченный, номер сбит, отпечатков нет – какого лешего с ним возиться! Соседи, как всегда, ничего не видели, ничего не слышали. Ладно, почитаем, что Витек вчера в протоколе накатал. Вот, пожалуйста! Сколько можно молодежь учить, что описывать все нужно подробно и точно!

- Витек, что ты тут написал?! Стол и карты залиты темно-красной жидкостью, похожей на кровь…

- А что, не так, что ли?!

Он еще возмущается!

- Со столом - согласен, но карты не были залиты этой дрянью, они лежали на ней… или в ней… но сверху!

- Да какая разница?!

- Большая! Кто-то сначала стол залил, а только потом сверху карты разбросал, а не наоборот. Чуешь разницу?

- Не-а! Ты у нас голова, ты и чуй!

- Саш, ты дело Осадчего поднял?

- Нет еще.

- Ну, чего сидишь тогда? Дуй в архив. Через час женушка его явится.

Посмотрим, что он наснимал. Вот Савелич с париком в руке: ну и рожу он скорчил! Да уж, такого, наверное, даже ему, калачу тертому, встречать еще не приходилось. Это – манекен… нет, натурально: труп лежит, ни за что не подумаешь со стороны, что манекен. Ствол крупным планом. Я в кадр попал, надо бы шапку сменить, да и куртка какая-то бесформенная… а это что за рожа?

- Витек, ну-ка посмотри, что это за тип?

- Да это ж ты.

- Да ты сюда смотри: видишь, в шкафу проем дверной отражается, а в проеме кто-то стоит, да еще и ухмыляется. Кто-то заходил в квартиру, что ли?

- Нет, я не видел такого. Может понятой?

- Понятой был лысый и пожилой, а этому лет сорок, и кудрявый он.

- Ну, не знаю.

- В квартиру точно никто не заходил, пока мы там были?

- Не видел.

- И я не видел. Ладно, разберемся… Что-то ты быстро, Саш, вернулся. Глянь-ка на этого чудака. Да не на меня, что смешного-то?! На отражение в шкафу смотри. Ты, когда фотографировал, видел его?

- Не было никого…

- А что же это такое?

- Не знаю… надо негатив посмотреть: может дефект какой…

- Ага, ты посмотри, а то нам такие дефекты – лишняя головная боль.

Пока Катерина Павловна не пришла, посмотрим дело ее мужа. Да тут ничего пока и нет, кроме ее заявления и фотографий… Стоп!!!

- Мужики, а ну гляньте на эту рожу! Может у меня с глазами что не так?

- Да это же тот самый тип, что в шкафу отражается!

- Точно! Он! Ну к, дай сравнить… да он это!

Во дает чудик! Год где-то шлялся, а потом устроил жене сюрпризик! Но, похоже, не рассчитал, что она в обморок упадет, а сосед сердобольный милицию вызовет. Теперь ищи его свищи, вряд ли он захочет объясняться на счет ствола. Но как же мы его не заметили? Что-то не так здесь, одет он уж больно по-домашнему… да и вышел бы он, если прятался, к соседу навстречу, не дал бы ему пистолет на столе увидеть… А вот и женушка его.

- Здравствуйте, Екатерина Павловна. Присаживайтесь. У меня к вам сразу один вопрос будет. Вы знаете вот этого мужчину, который на фотографии в отражении, в дверце шкафа виден? Посмотрите внимательно…

Что ты будешь с ней делать, опять в обморок?! Нет? Просто плохо стало? Водички, водички глотни, вот так… Все-таки, поговорим… Поговорили. Никакого толка. Тип в отражении действительно похож на ее мужа. Манекен тоже был похож на ее пропавшего муженька; в костюме он в мужнином был, потому и в обморок упала, решила, что это Юрочка вернулся, а его убили. Так-с, а больше ничего новенького: кто подстроил, не знает и не догадывается, о муже ничего уже год не слышала. Карты, что на столе были разбросаны, никогда не видела, пистолет – аналогично. Соседке ее, Марье Ивановне, что ли, карты показать? Чем черт не шутит, может, знакомы они ей, а может что-нибудь полезного скажет, соседка, все-таки. Самому съездить, кого отправить, или сюда ее вызвать? Пожалуй, сам съезжу, заодно и фотографии ей покажу.

- Значит так, я сейчас сгоняю к соседке вдовы убивающейся. Ты, Витек, постарайся о ней, в смысле, о вдове, что-нибудь разузнать, а ты, Саш, посмотри негативы. Не нравится мне эта фотография. Вечером всем быть.

- С чего ты взял, что она вдова?! Подумаешь, мужа год нет, гуляет где-нибудь!

- Это ты, Саш, хорошо подметил, на счет гуляет…

Что мы имеем к вечеру? Мария Ивановна мужа соседки в отражении признала, долго крестилась и прощенья у Господа просила. Катерина Павловна наша после исчезновения мужа не бедствует, хотя нигде и не работает. И квартира у нее богато обставлена, и машинка у нее не слабенькая имеется – "Вольво", купила три месяца назад. В городе, в квартире, записанной на ее мужа, бывает редко. Мария Ивановна с мужиками ее никогда не видела, а вот Витек говорит, что на даче, недалеко, кстати, от города, где и проживает, даже зимой, госпожа Осадчая, он видел в окне мужскую особь. Обещает завтра выяснить, кто это такой. Что ж, доживем до завтра. Но, самое непонятное: бабулька карты свои признала; хотела в них погадать в ночь перед рождеством, а они пропали. На сто процентов ее карты. Она на них, в верхней части, галочки карандашом нарисовала; так, мол, карты какой-то Летисси делаются: двойки, тройки, четверки, пятерки и шестерки выбрасываются, на остальных галочки рисуются и получаются специальные карты для гадания. Если галочка сверху – карта "прямая", если галочка внизу – карта "перевернутая". Толкование у них, видите ли, разное: если, например, выпала 9 червей "прямая" - это означает радость, а вот если "перевернутая" - то грусть. И ведь верят же! Катерина Павловна, со слов Марьи Ивановны, тоже верила, что карты эти ей о муже пропавшем говорили: жив, мол, вернется, но не скоро. Как попали карты в квартиру соседки, Марья Ивановна не знает; сама карт Катерине Павловне не давала, да и не видела ее, чтоб отдать ей карты, из дому не выходила два дня, и никого у нее в гостях не было. Грешит Марья Ивановна на нечисть, конкретно: на домового! Хорошая наводка! Посмотрела еще раз фотографии, говорит, что карты на столе, разложены так, будто бы гадал кто, но только очень мелко на снимке, не понять, где какая карта лежит. Ладно, Сашка увеличит. Договорились, что завтра, нет – послезавтра, я сам к Марье Ивановне приеду, и она посмотрит на увеличенной фотографии, как карты перед манекеном лежат. Эх, славная бабулька – пирожки, сказки русские… Витек заслал на дачу к Катерине Павловне участкового местного. Мужик в доме - некто Горбунов Сидор Матвеевич; регистрация имеется, снимает, якобы, комнату; но Витька убежден – любовник. Завтра займусь другими делами, слишком уж их много, а Витьку с Сашкой с этого Сидора и с Осадчей глаз не спускать: чую я, не такая уж это и безобидная рождественская шутка…

Бабулька оказалась – сама прелесть! Чай, пирожки с вишневым вареньем! Да ведь не пожалела варенья: так из пирожков и течет, на брюки пятно посадил. Карты со стола – вещдок - я с собой прихватил, еще раз посмотрела их Марья Ивановна – точно, ее карты, только слиплись все, рубашка-то в сиропе измазана. Перед манекеном, как я ее понял, действительно пасьянс какой-то гадальный разложен, а не просто так карты брошены. Слушаю, что она мне объясняет. Двойка под пальцем манекена – это тридцать третья карта, то есть карта клиента, значит, на него бедолагу гадали. Семерка треф – нуждается в деньгах. Туз треф – быстрая и полная победа, девятка треф – получил большие деньги. Дама пик с Валетом пиковым – измена. Восьмерка бубен – дальняя дорога, десятка пик с десяткой бубен – неприятная поездка, десятка червей – дом. Туз пик и другие пики возле него – крах всех надежд. Дальше: Король пиковый с червями – казенный человек вмешивается в семейные дела; семерка пик с трефами – деньги возвращаются. Ну, и что все это значит, - спрашиваю, - на русский язык абракадабру гадальную перевести можно? Улыбается бабулька, приятно ей мое внимание. Объясняет: "Попали в руки соседу большие деньги, но его подставили, увезли далеко, в какой-то дом; но появится казенный человек, то есть я, и все уладит". В какой дом увезли, - спрашиваю, - не говорят карты? Не говорят, - вздыхает, - но если человек казенный, то и дом, скорее всего, тоже казенный; в тюрьме он, наверное. Вот это да! Только слабо верится; был бы в тюрьме, давно нашли бы.

- А вот это, Марья Ивановна, девятка бубновая возле двойки что означает?

- А это не моя карта, не из моей колоды, потому не знаю.

- Как же она попала на стол с вашей колодой.

- Не знаю я, - крестится. – На ней галочки нет, не из моей колоды карта, ничего про нее сказать не могу.

Ладно, спасибо и на этом. Надо успеть к Савеличу заскочить, кое-что выяснить. По крайней мере, хоть что-то уже прорисовывается. Звонок в дверь напротив: никого нет, стало быть, Катерина Павловна на даче; оно и понятно, кто ж будет после такого в квартире жить.

Завтра Старый Новый Год! Хорошая неделька выдалась после рождества. Савелич помог, архивники-пыльники подсобили – забавная петрушка получается. Витек, чегой-то радостный вваливается: шампанское приволок, пакеты…

- Ты чего это, Витек?

- Как чего?! Старый Новый Год, а у нас опять дежурство! Что ж мы, не люди, что ли?! Иль ты возражаешь?!

- Да нет, я – за! Водку в морозилку убери!

Дела делами, а Новый Год, хоть и Старый – это святое. Сашка с утра поехал к даче Катерины Павловны; до обеда, сказал, не вернется. И не вернулся. Позвонил. Что-то примерно такое я и предполагал.

- Витек, в ружье! Поехали! Поздравим Катерину Павловну и ее гостей с праздничком! ОМОН прихватим, у меня с ними есть договоренность - ждут.

Вовремя успели. Еще бы часок, и не видать нам Катерину Павловну, как и ее муженька. А вот и Марья Ивановна!

- Здравствуйте, гражданка Горбунова. Так ведь, кажется ваша фамилия по мужу? Сына навестить приехали?

О-о! Это уже не сдобная бабушка и добрые русские сказки, это уже Баба Яга от злобы раздувшаяся: огонь сквозь щелки из глаз мечет. Понятно, что ненавидит: восемь лет за убийство за ней, все-таки. Начинаем обыск.

- Ну что, Катерина Павловна, может, хватит плакать, пора рассказывать.

- Я его любила… я не хотела… это они…

- Саш, дай водички женщине, а то мы так и не узнаем до Нового Года самого интересного. Екатерина Павловна, если бы мы не успели, вы бы здесь сейчас не сидели. Ведь плиты со дна смотровой ямы в вашем гараже на даче убрали для того, чтобы вас туда, к вашему мужу положить, точнее к тому, что от него осталось. Убрать Горбунова вас решила: ненадежная вы, часто в обморок падаете…

То ли актриса хорошая, то ли овечка заблудшая? Нет, больше, все-таки, на овечку похожа… эта, пожалуй, все расскажет; эта - не карга Горбунова, которая, мягко говоря, послала меня к черту и заткнулась, только что плевком не наградила. Вот-вот, выпей воды, успокойся и рассказывай все по порядку.

- Росли мы вместе, в одном дворе, Юрка, Сид и я. Юрка за мной бегал, а я Сида любила…

- Сид – это Сидор Матвеевич Горбунов?

- Да… Он один рос тогда, тетка почти и не появлялась, отца вообще не было, а мать сидела… вот… А потом и его посадили, когда нам уже по семнадцать было. На четыре года. Мы переписывались. Потом ему, уже там, в колонии, еще десять лет добавили: убил он кого-то. Он сбежал, его поймали… В общем, я за Юрку вышла. Мы хорошо жили: я шила, клиенты богатые были, платили хорошо; Юрка бизнесом занялся, фирму свою открыл, квартиры они ремонтировали. Потом теть Маша освободилась… деньги у нас были, мы квартиру купили и уехали из того двора.

- Вот эту самую квартиру купили, в которой… Саш налей еще воды.

- Да. Спасибо. А два года назад теть Маша соседскую квартиру купила, сказала, что случайно так получилось, что по соседству с нами. Я говорила Юрке, что б опять переехать, а он не хотел… А вскоре и Сидор появился, сказал, что все отсидел. Юрка хотел квартиру сменить, но…

- Но – давняя первая любовь… теперь уже вы не хотели переезда…

- В общем, да, но… нет, я бы может, и переехала, но тут еще у Юрки что-то не заладилось… кто-то на него наехал, что ли, я точно не знаю, но фирмы не стало, денег тоже стало не хватать, а Сид помог… ну с теми, кто наехал на Юрку…

- И что?

- Опять они друзьями стали, пили вместе часто, деньги откуда-то у Юрки появляться большие начали, Сид на нашу дачу жить переехал… Год назад, ночью, перед Рождеством, они вдвоем пришли с сумками инкассаторскими… открыли одну, а в ней доллары… много… Юрка на стол их вывалил, считать начал… а Сид его в спину и застрелил… хватит, говорит, мешать ему нашему счастью…

- Ну, ну, ну… успокойтесь, Екатерина Павловна… Витек ты помнишь ограбление инкассаторской машины год назад? Тогда еще четверых положили, а тех, кто ушел с деньгами так и не нашли. Теперь понятно, откуда на даче столько денег и золота… А зачем вы пистолет в своей квартире хранили?

- Я не хранила, не хранила… его теть Маша тогда к себе унесла …

- Так, ладно, вернемся к тому, что Осадчего застрелили, и зашла Горбунова.

- Она пришла, начала сына ругать, что грязно сработали, я поняла, что это она всеми ими руководила, а Юрку, говорит, надо закопать так, что б никогда не нашли. Сид его увез, но я не знала, что он его на даче в гараже…

- Где ж еще зимой так закопаешь, что б никогда не нашли? В снег бросишь – весной подснежник оттает…

- А мне сказала, чтобы заявление в милицию написала: пропал, мол, муж, ушел и не вернулся…

- А кто, все-таки, представление с манекеном устроил?

- Я не знаю, не знаю… не знаю!!!!

Ну вот, на сегодня хватит, а то опять в истерику впала. Так, подписываем вод здесь, здесь и здесь. Замечательно, а теперь в камеру: отдыхать.

- А не слабый у нас рождественский расклад получился, а, Витек!

- Неплохо, неплохо…

- Не неплохо, а замечательно! Два глухаря, считай, сняли: ограбление инкассаторов и пропажа человека, да еще и убийство раскрыли!

- Шампанское достать, что ли?!

- Нет, подожди, еще рано.

- Ну, тогда колись, на чем ты их подцепил.

Да уж, колись! Все им интересно, а рассказывать-то и нечего: дело простецкое оказалось. Сначала я, правда, подумал, что это Катерина Павловна что-то темнит. Она сказала, что карт, которые перед манекеном раскинуты были, никогда не видела, а Горбунова говорила, что гадала ей на этих картах на мужа пропавшего. Насчет бабульки у меня шевельнулось подозрение в мозгу, когда она меня пирожками с вишневым вареньем угощала. У Катерины Павловны холодильник-то пустой был, и даже не включенный; а откуда тогда вишневый сироп на столе?! Пошел я тогда к Савеличу, соскоблил он у меня с пятна на брюках от бабушкиных пирожков немножко варенья, сравнил: один в один, в одной кастрюле варилось! Да и в гаданиях Савелич докой оказался – золотой кадр, незаменимый! Про девятку бубновую лишнюю, ту, что не из бабушкиной колоды была, он мне сказал так: "Если бы раскладывали карты мадам Ленорман, то карта сия означала бы гроб". Были и еще варианты при других раскладах, но я сразу понял, что именно так будет точнее. Вместе с двойкой эта девятка означала, что карты разложены на покойника! Мертвый, значит, Юрий Семенович Осадчий. А вот где его искать, Марья Ивановна сама подсказала. Про восьмерку бубен она мне сказала, как про дорогу дальнюю, но восьмерка-то эта на фотографии лежит "прямая", а бабулька толкует про "перевернутую"! Это Савелич, конечно, мне подсказал, что "прямая" восьмерка – это дорога ближняя. Дальше уж совсем просто: дорога ближняя, дом, крах всех надежд… В общем, все на даче Катерины Павловны сходилось. У архивников все узнал про Марью Ивановну, про Горбунову, значит, и про ее сынка заодно. Можно было сразу ехать в гости на дачу, но мне хотелось, чтоб и Горбунова сама там в это время была. Вот, когда Сашка позвонил и, сильно удивляясь, сказал, что на дачу соседка Катерины Павловны приехала, все и закончилось. Сынок с мамашей действительно решили убрать соседушку, как и мужа ее. Вот он, билет Сидора в Америку, в паспорте его. Один билет. На любовь его давнюю билета нет. Закопали бы они ее в той же смотровой яме, что и Осадчего, и никто бы никогда их не нашел. Но ты смотри, ведь сразу-то ее не убили, целый год тянули… может правда любил, а может, думали, что не расскажет никогда никому. Но здесь этот манекен, Катерина Павловна женщина слабая, а рядом милиция… тут уж не до любви.

- Получается, что мы манекену должны спасибо сказать?!

- Нет, Саш, тому соседу, который в дверь Катерины Павловны заглянул и нас вызвал. Если бы Горбунова его опередила, то мы вообще никогда не узнали бы, что жила-была какая-то Осадчая Екатерина Павловна, а висяки так и остались бы висяками навечно.

- Ну а натюрморт с манекеном кто нарисовал?

- А черт его знает! Да и какая нам разница!

Нет, действительно: дело сделано, вот преступление – вот преступники, пули, найденные в "могиле" Осадчего, я больше чем уверен окажутся именно из того ствола, что на столе лежал. Доказательств больше, чем достаточно. Какая разница, кто дал наводку! Но все-таки интересно. Витек вон кричит, что это дух убиенного Осадчего манекен нарядил. Может и дух, Рождество, все-таки! На фотографии же он отпечатался. Только мне вот что не понятно: пусть духи сквозь стены, или там сквозь чего угодно другое проходят, но неужели они с собой сквозь стену и банку с вареньем и пистолет пронести могут?! Банка и пистолет – это же не духи, они же твердые! Во! Опять он мне в окне мерещится: лыбится кучерявый, да еще и фужер в руке держит… мурашки по коже… пропал! Что такое!!! Господи, аж напугался! Бутылка шампанского на сейфе сама выстрелила!

- Давай, мужики, кружки подставляй, пока все в пену не ушло, и так вон сколько вылилось. А откуда на сейфе бутылка шампанского? Витек, ты на сейф бутылку поставил?

- Нет, та, которую я принес, в холодильнике стоит. Вот смотри.

- Саш, сознавайся!

- Да я ж вместе с вами приехал с дачи, этих привез. Никуда не уходил, только в туалет… Нет, это не моя затея.

- А кто?! Бумаги мне намочили!

- А ты не клади бумаги на сейф!

- Не учи!

Похоже, и вправду, ни Витек, ни Сашка эту бутылку не приносили и на сейф не ставили. Я тоже не приносил, это точно! Откуда же она взялась?! Никак привет от манекена! Стоило только его в мыслях помянуть, дух-то этот, который, скорее всего, не столько нам помог, сколько за себя отомстил, как он о себе знать дал. А чего ради? Ах! Так ведь Старый Новый Год на носу! Ночь-то – волшебная, как и рождественская… Тогда гуляем! С праздником всех! Со Старым Новым Годом!

©Николай Орехов

Часть 1: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_1_6572705

Часть 2: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_2_6572714

Часть 3: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_3_6572720

Часть 4: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_4_6573466

На Землю чертенок несся быстрее прежнего и вскоре Вохинский очутился в просторном полутемном зале с высокими потолками. Вдоль стены, окруженные легкими фермами и лестницами, стояли, словно гигантские сигары, шесть больших металлических баков.

- Где это мы? - спросил Вохинский.

- Это цех пивзавода, как ты и просил, здесь пиво дображивает, - ответил чертенок.

- А что это за трубки вверху у баков?

- Это водяные затворы. Ты что, не знаешь, как пиво делается?! - презрительно ухмыльнулся чертенок, почесывая спину.

- Ты не ехидничай, - Вохинский подошел к одному из баков и похлопал по нему рукой. - Для чего эти самые водяные затворы нужны?

- Чтобы газ из бака выходил, а воздух внутрь не попадал, - ответил чертенок.

- И что будет, если воздух внутрь попадет?

- Пиво испортится, - хихикнул чертенок, - давай сломаем!

- Молодец, догадливый! - похвалил Вохинский чертенка, - давай-ка вот у этого, - хлопнул он по баку, возле которого стоял, - нарушь герметичность соединения этого самого затвора.

Чертенок попросил отпустить подлиннее нитку, взобрался по ферме, как обезьяна, на верх бака и через минуту спустился.

- Готово! - довольно произнес он, потирая еще розовые детские ладошки.

- Тогда пошел вон! - сказал Вохинский и снял с хвоста чертенка петлю.

Чертенок тут же растаял в воздухе. Вохинский убрал крестик с ниткой в карман и впервые за все это время взглянул на часы: было всего-навсего два часа ночи, хотя ему казалось, что он провел с чертенком часов пять, и должно уже быть утро. В это время под потолком ярко вспыхнули лампы, навесная дверь на дальней стене медленно отъехала в сторону, и в цех вбежал человек в белом халате, за которым торопливо шел охранник в красивой ладно скроенной униформе.

Человеком в белом халате был дежурный диспетчер Никола Фурса. Красная лампочка на диспетчерском пульте замигала как раз в тот момент, когда он, уложив на усыпанную тмином горбушку черного хлеба толстый шмоть нежного белого сала, собирался отправить все это в рот и запить свежим, холодным, нефильтрованным пивом. Николе очень не хотелось прерывать свое любимое занятие, которому он с большим наслаждением предавался во время ночных дежурств. Однако лампочка продолжала мигать, показывая, что нарушена герметичность у одного из баков дображивания, а это означало, что пятьсот литров пива можно было утром сливать в канализацию, а вслед за пивом могли слить и его, Николу. Отложив горбушку с салом и бережно накрыв ее салфеткой, Никола поспешил в цех, надеясь, что это недоразумение и ничего серьезного не случилось.

Никола, входя в цех, был настроен решительно - он, все-таки инженер высшего класса, и с любой неисправностью может разобраться очень быстро - но, увидев возле баков человека в широкой, похожей на спецовку куртке, растерялся, даже немного испугался и отдал в мыслях должное охраннику, который обогнал его и закрыл от постороннего своей грудью.

Из-за спины охранника Никола видел, что человек в куртке, улыбаясь, приподнял руки, показывая, что в них ничего нет.

- Спокойно, ребята! - громко сказал стоящий возле баков дображивания тип, - моя фамилия Вохинский, я детектив и нахожусь здесь с разрешения и по заданию президента вашей компании. Прежде, чем мы начнем обмениваться любезностями, свяжитесь с ним.

Охранник обошел вокруг постороннего, внимательно его осмотрел и, очевидно не решившись пока обыскивать, пожав плечами, вопросительно посмотрел на дежурного диспетчера, ожидая от него дальнейших указаний. Ничего не понимая, и не соображая что вообще в таких случаях надо говорить или спрашивать, Никола торопливо достал из нагрудного кармана рубахи телефонную трубку и набрал номер начальника службы безопасности. К удивлению Николы, тот сразу же переключил его на президента компании, который, в свою очередь, приказал передать телефон не известно как очутившемуся в цехе детективу.

Никола, кашлянув для уверенности, сбросил с лица растерянность, заменив его серьезностью и строгостью, подошел к Вохинскому и отдал ему трубку. Напрягать слух, чтобы услышать, что будет говорить президент, Николе не пришлось: детектив не стал прижимать трубку к уху и держал ее так, что разговор был хорошо слышен.

- Как у вас дела, и что вы делаете в цехе? - послышался в трубке сонный голос президента.

- Я решил ваши проблемы, - ответил Вохинский.

- Каким образом? - спросил президент.

- У вас тут нарушена герметичность соединения водяного затвора с баком для брожения, от того пиво и портилось, - сказал Вохинский.

При этих словах Никола позеленел и хотел возразить, но не решился.

- Вы уверены, что это единственная причина? - спросил президент.

- Других уже нет, - ответил Вохинский.

- Каких других? - тут же переспросил президент, и добавил, - так они, все-таки были, другие причины?!

- О-о! - рассмеялся в трубку Вохинский, - Еще бы! Было целое море кризисов!

- Ясно, вы отлично поработали! - по ставшему громче голосу президента было понятно, что тот окончательно проснулся, - сейчас вас проводят в мой кабинет, располагайтесь в нем, как дома, я выезжаю, и передайте трубку дежурному диспетчеру.

- Я пива хочу! - улыбаясь, сказал Вохинский.

- Сколько угодно! - воскликнул президент, - если хотите, вас отведут в дегустационный зал! Передайте трубку.

Задрав подбородок, детектив гордо взглянул на смотрящего на него с нескрываемым интересом охранника, и протянул трубку Николе. Охранник повел Вохинского в дегустационный зал, а Никола, вспомнив о накрытой салфеткой горбушке с салом, тяжело вздохнул, и, недовольно ворча, поднялся по лестнице под потолок, к верху бака. Впрочем, уже через час, наложив на место соединения водяного затвора с баком временный шов из моментального герметика, Никола Фурса вернулся к усыпанной тмином горбушке черного хлеба с салом и к свежему, холодному, нефильтрованному пиву.

Уже утром во всеуслышанье было объявлено, что на киевском пивоваренном заводе "Оболонь" выявлена и устранена техническая неисправность, ставшая причиной появления в продаже некачественного пива. О том, что некачественное пиво появлялось только в двух ящиках, и никакой технической неисправностью нельзя объяснить столь странный факт, никто, кроме президента компании, финансового директора, начальника службы безопасности и Вохинского не знал, и потому миллионы любителей пива "Оболонь" вздохнули с облегчением.

А Вохинский в это время летел в своем корабле в лунный "Оболонь". Он сидел перед пультом управления в полудреме, закрыв глаза и скрестив руки на затылке, и думал о том, что наконец-то ему удастся нормально отдохнуть, что подаренный президентом компании месяц бесплатного пансионата в лунном доме отдыха неплохая прибавка к стотысячному гонорару. Еще он думал о том, что Вакула был не прав, что никого, даже черта, нельзя наказывать ни за что, а старый бес, насколько можно было судить из его рассказа, ничем перед Вакулой не провинился. И уж конечно можно было постараться, наказывая не унижать. Ведь не унизил же он, Вохинский, тех чертей на Кляфе в системе Проциона, а просто заставил их съесть весь тот навоз, который они подбросили в капустные кочаны - а какое же это унижение: что принесли, то и забрали! Думал Вохинский и о том, что президент компании "Оболонь" большого ума человек и высокого профессионализма организатор. Ведь он мог послать в пещеру к старому черту на порку кого угодно, хоть того же начальника службы безопасности; запросто мог подставить любого из своих людей, однако не подставил, а не пожалел денег и нашел профессионала, то есть его, Вохинского, который такие проблемы решает. Собой Вохинский тоже был доволен - редко удается в его профессии закончить дело так, чтобы никто не пострадал, и при этом каждый остался при своих интересах. Вот здесь, правда, Вохинский ошибался! Но ему это простительно, ведь он, блаженствуя в предвкушении долгожданного отдыха и моря пива "Оболонь", ничего не знает о горе, постигшем Ольгу Сергеевну Соломку, которая сидит в это время на своей кухне и пьет утренний чай с соседкой тетей Фаей.

- Да, - вздыхает Ольга Сергеевна, - обиделся, наверное, на меня мой Сенечка, вот и сбежал.

- Разве ж ты ему чего плохого сделала? - спрашивает тетя Фая и шумно отхлебывает из большой чашки.

Ольга Сергеевна, смахнув слезу, рассказывает о том, что когда Сенечка прибился к ней на улице, он был еще совсем маленьким, худеньким. Рассказывает она и о том, что обогрев и откормив крошку, она, чтобы котик никогда не покинул ее из-за какой-нибудь облезлой дворовой кошки, снесла его в больницу, и там его кастрировали.

- Это ты зря! - качает головой тетя Фая, - мужиков, конечно, обогреть и прикормить завсегда можно и нужно, а вот того, что им от природы положено, женщин там, или пиво, у них отнимать нельзя - они от этого портятся, дичают. А что коты, что мужики - все они кобели! И никуда от этого не деться! Может и нам с тобой пива выпить?! - неожиданно предлагает тетя Фая, глядя на хорошо видный из окна большой рекламный щит пива "Оболонь".

Ольга Сергеевна в растерянности молча кивает; ей не хочется оставаться в квартире одной, без котика. Тетя Фая уходит к себе, быстро возвращается и ставит на стол четыре запотевшие темно-коричневые бутылки.

- Вот! - радостно говорит она, - прямо из холодильника, свежее, вчера купила. И сорт новый! Вишь, какое пиво наш "Оболонь" начал выпускать, "Лунное" называется!

Вскоре разговор становится веселым: тетя Фая перебирает всех своих мужиков, а Ольга Сергеевна смеется до слез, забыв о своей печали. Да и действительно, какие могут печали, когда есть с кем поговорить и есть хорошее свежее пиво!!!

©Николай Орехов

Часть 1: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_1_6572705

Часть 2: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_2_6572714

Часть 3: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_3_6572720

Летать в космосе вот так запросто, не в корабле, и ходить по Луне без скафандра можно только с чертом, но даже с ним, особенно с непривычки, чувствуешь себя не очень уютно: и холодно, и одиноко, и, почему-то, есть очень хочется. Вохинский же, которому не в первой были такие путешествия, чувствовал себя нормально, и лишь слегка размял затекшие на руке пальцы, когда чертенок опустился перед высоким, почти идеально ровным скалистым обрывом, тянущимся в обе стороны до горизонта.

- Где это мы? - спросил Вохинский.

- Кратер Пиккар, - ответил чертенок, подпрыгивая на месте и размахивая руками.

- А точнее?

- В Море Кризисов! - ехидно усмехнулся чертенок.

-Так! Это же совсем рядом от Моря Изобилия, в котором находится лунный "Оболонь"?!

- Ну да.

- Чего это ты распрыгался, руками размахался?! - улыбнулся Вохинский, глядя на чертенка.

- Чего, чего! Плечо мне вывихнул и еще смеется.

- Ну, и где же твой дед?

- Сейчас увидишь, дай размяться немного.

Вохинский отмотал с руки нитку, давая чертенку побольше свободы, и поближе подошел к вздымающейся к звездам отвесной стене, чуть искрящейся в нежном, голубом свете, отбрасываемом огромным полумесяцем Земли. Да, - подумал он, - как не подчиняй себе природу, а окажешься с ней один на один в таком вот, хотя бы, месте и почувствуешь себя не всемогущим ее покорителем, а жалкой хлебной крошкой на дне глубокой тарелки. В кратере на Мимасе, отметил про себя Вохинский, стена воронки была точно такая же, ровная без разрушений, только дно там было чистое и твердое, а здесь мягкой пыли по щиколотку.

В основании стены кратера, на всем ее протяжении, сколько можно было увидеть, Вохинский разглядел ровные высокие прямоугольники, как будто бы начертанные кем-то на одинаковом расстоянии друг от друга. Приглядевшись, Вохинский понял, что это большие, в человеческий рост плиты, вставленные в стену.

- Это что такое? - спросил он чертенка.

- Пещеры, не видишь, что ли! - ответил тот, растирая себе бока.

Вохинский дернул ниткой бесенка за хвост, что бы тот не слишком гоношился, шагнул к одной из плит и стукнул по ней кулаком. Монолитная плита, тут же, словно дверь на смазанных петлях, бесшумно приоткрылась, из-за нее высунулась чья-то лысая голова с рыжеватой бородкой и, хитро прищурившись, спросила: - "Вы по мою душу?!"

- Не разговаривай с ним! - взвизгнул бесенок, - даже нам нельзя с чертями в человеческом обличье разговаривать! Нам в другую пещеру!

- Жаль, очень жаль! А то, знаете ли, батенька, я тут без дела уже засиделся, - грустно проговорил лысый, и плита за ним бесшумно закрылась.

- А что они тут делают? - недоуменно спросил Вохинский.

- Живут, как видишь, - ответил чертенок, - дедушка говорит, что иногда кто-нибудь из людей про них вспоминает, и тогда они на Землю возвращаются, только не надолго. Дедушка говорит, что мы, по сравнению с ними, ангелы! Их даже в пекло не забирают!

- Ну ладно, веди к своему деду, - сказал Вохинский чертенку, - долго ты еще тут прыгать будешь! Мне не терпится узнать, зачем это он из моря Кризисов сует свой нос в море Изобилия и мутит в нем воду. А если ты надеешься меня вот так же упаковать, то прощайся с хвостом!

Чертенок, почесывая спину, подошел к одной из каменных плит-дверей и стукнул по ней кулачком три раза. Дверь открылась, и Вохинский вошел вслед за чертенком в высокую, широкую пещеру, освещаемую торчащими в боковых стенах факелами. Посреди пещеры, развалившись в широком кресле с накидкой из расшитого золотом ярко-фиолетового бархата, сидел, закинув ногу на ногу, тот самый старый черт, который явился Вохинскому в космопорте Киева. На коленях беса лежал, свернувшись клубком, жмурясь и вытянув вперед лапку с белой тапочкой, черный кот. Черт выглядел довольно упитанным и ухоженным - седоватая шерсть аккуратно расчесана, копыта выскоблены и вымыты, и только осклабившаяся рожа с растрескавшимися, высохшими от старости узкими губами и с длинным морщинистым свинячьим рылом вызывала отвращение. Два желтых, наполовину сточенных клыка, торчащих кверху, выглядели, впрочем, довольно симпатично, но казалось, что именно от них исходит резких запах горящей серы, ударивший Вохинскому в нос.

- Дедушка, я не виноват, - начал оправдываться чертенок, показывая на привязанную к его хвосту нитку.

- Отпусти малыша, он тут ни при чем, - пробасил черт.

- Ага, сейчас! - усмехнулся Вохинский, - пока он у меня на петле, ты на моей голове волоса не тронешь! А отпусти я его, ты меня тут навсегда замуруешь! Ты лучше скажи, зачем заставляешь своего внука людям пакостить?! Зачем заставляешь его вместо нормального пива пойло подсовывать?

- Это вот это, что ли? - черт чуть согнулся вбок, выдвинул из-за кресла ящик, достал из него бутылку пива "Оболонь", клыком сковырнул с нее пробку и вылил содержимое бутылки в свою глотку. - Умеют делать, - сказал он после небольшой паузы, и расплылся в мерзкой улыбке.

- Это, это, - кивнул Вохинский, - договариваться будем, или как?

- Что значит - как? - нахмурился черт.

- А вот то и значит, - Вохинский резко дернул за нитку, от чего чертенок обиженно пискнул.

- Будем договариваться, - пробурчал черт, - президент "Оболони" меня заверил, что именно такого, как ты, ко мне и пришлет. Только вначале ты мне клоуном показался.

- Как - президент? - опешил Вохинский, - он - обещал?! Он знает, откуда пойло?!

- Ну, ну, - не кипятись, черт достал из ящика две бутылки, откупорил их клыком и одну протянул Вохинскому, - присядь вон туда, в угол, на камень, я тебе все объясню.

Вохинский взял бутылку пива "Оболонь", сделав глоток, убедился, что оно настоящее, сел на вырубленную в породе у стены скамью, и намотал на руку нитку так, чтобы чертенок сидел рядом с ним и не мог даже спрыгнуть. Впрочем, опасности Вохинский не чувствовал, наоборот, складывалось впечатление, что черту нужна от него помощь.

Пока старый черт рассказывал свою историю, в ящике осталось только три бутылки пива, Вохинский чувствовал, что слегка захмелел, и не знал, плакать или смеяться над историей старого черта. А история с чертом приключилась печальная. Почти пять столетий назад, какой-то лихой казак, кузнец и художник по имени Вакула, выпорол тогда еще молодого черта, трижды хлестнув его по спине хворостиной. Черта, за то, что он позволил человеку так себя унизить, изгнали из пекла и определили ему местом проживания эту пещеру. Вернуться в родное пекло можно было только после того, как черт точно также, трижды хлестнет хворостиной по спине человека, причем - любого. Но два условия не позволяли до сих пор этого сделать: во-первых, черт не имел права покидать Луну, во-вторых, человек должен был придти к нему сам! Когда компания "Оболонь" поставила на Луне купол жизни и открыла под ним дом отдыха, черт обрадовался: наконец-то здесь появились нормальные люди! До этого черт пытался решить свою проблему с военными, обосновавшимися на Луне первыми. Но с теми разговора никакого не получилось, а какой-то генерал, увидев черта, посчитал его лунатиком и решил непременно изловить и сделать экспонатом кунсткамеры. Пивовары - другое дело: добрые, мирные люди, установили на Луне не купол смерти, а купол жизни, и оставалось только дождаться, чтобы кто-нибудь из них пришел именно в его пещеру, а не в какую-нибудь из соседних, в которых сидят черти в человеческом обличии. Но никто не шел! Тогда черт научил приставленного к нему для обслуживания внучонка подменять фирменное пиво, которое привозят в дом отдыха. После второй подмены, черт явился в доме отдыха под куполом жизни перед президентом компании "Оболонь" и объяснил, что если он, президент, не придет к нему в пещеру, то левое пиво появится не только на Луне, но и на Земле, и в гораздо большем количестве. Президент, узнав, зачем это нужно, пообещал найти человека, который все уладит, и при этом никто не пострадает, а черт вернется в пекло. Вот таким человеком и оказался Вохинский. Закончив рассказывать, черт громко расхохотался и добавил:

- Не знаю, как ты будешь все улаживать, но, если бы не твой крестик и не петля на хвосте у моего внука, я бы тебя уже давно и с большим удовольствием выпорол! Я так понимаю, тебе немалые деньги заплатили!

- А где же твоя хворостина?! - в тон черту рассмеялся Вохинский.

- В углу целая вязанка, внучок постарался, - ответил черт, пристально глядя на Вохинского, пытаясь понять, что тот задумал.

Вохинский же ничего как раз и не задумывал: выход из несколько глупой и комичной ситуации был для него настолько очевиден, что он невольно улыбнулся.

- А если ты меня огреешь хворостиной, подделок под "Оболонь" больше не будет? - спросил он черта.

- Конечно! - ответил черт.

- Нигде и никогда?

- Ну-у-у, - задумчиво протянул черт, недоверчиво глядя на улыбающегося Вохинского, - нигде и никогда:

- Тащи свою хворостину! - махнул рукой Вохинский.

Черт хмыкнул, посадил кота на плечо, поднялся из кресла и, тяжело переваливаясь с боку на бок, направился в дальний угол пещеры.

- Пришла твоя очередь, - обернулся Вохинский к чертенку, - ты обещал, когда я тебя из кипящего котла выдернул, руку подать, спину подставить: ну, давай, подставляй свою спину!

Чертенок испуганно уставился на Вохинского и, икая, часто часто заморгал глазенками.

- А может, деньгами возьмешь? - жалобно спросил он.

- Полезай под куртку, если тебе твой хвост дорог! - Вохинский дернул за нитку, - и попробуй только пикнуть или обмочиться!

Куртка на Вохинском была не такая уж и широкая, чтобы в нее могли два человека уместиться, как об этом сказал подвозивший его из космопорта Витек, но распластавшегося под ней дрожащего всем телом чертенка заметно не было. Вохинский встал и спокойно подставил спину подошедшему с хворостиной черту. Трижды просвистела хворостина и чертенок, поскуливая, как побитая собачонка, выпал из-под куртки. Черт, свирепо осклабившись, смотрел на развернувшегося к нему Вохинского.

- Ты! - зарычал черт, приподняв руки и растопырив длинные крючковатые пальцы, словно готовясь схватить Вохинского за горло, - ты, пользуясь своей петлей, заставил моего внука: мне это не зачтут:

- Да нет, я его не заставлял, - спокойно сказал Вохинский, - он сам обещал мне при случае подставить спину, за то, что я не дал ему свариться в котле.

Черт вопросительно посмотрел на бесенка и тот, все еще морщась от боли, кивнул, подтвердив слова Вохинского.

- Если так, - черт немного успокоился и опустил руки, - сейчас проверим.

Щелкнув хвостом, как плеткой, черт исчез и тут же вновь появился; кот по-прежнему сидел у него на плече.

- Ну как, простили? - улыбаясь спросил Вохинский.

- Да! - довольно ощерился черт. - А президент в тебе, как я вижу, не ошибся: ты действительно все уладил, хоть ты и клоун!

- Теперь вместо тебя здесь твоему внуку жить?

- Это почему?! - удивился черт.

- Но ведь ты выпорол его, а не меня!

- Нет, выпорол я тебя! А он вернул тебе свой долг - это не унижение. Да он еще и маленький, неопытный, посидит два года в исправительном классе... сними-ка ты с него петлю!

- Как же! - усмехнулся Вохинский, - сниму, конечно, но не здесь! Пусть он меня сначала на Землю вернет, да не на ту поляну, где он бурду варил, а на пивзавод, в какой-нибудь цех.

- Гхм! - хмыкнул черт, - ладно, пусть будет так, а мне пора в пекло, соскучился я по нему:

- И кота с собой возьмешь?! Он-то тебе там зачем?

- Лысины таким, как ты пронырам, царапать, - недовольно пробурчал черт, снял кота с плеча, нежно прижал его к своей седой волосатой груди, щелкнул хвостом и исчез.

(продолжение следует)

©Николай Орехов

Часть 1: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_1_6572705

Часть 2: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_2_6572714

Парень был явно чересчур суеверный, объяснять такому, что порчу скорее наведут за то, что высадил посередь дороги, бесполезно, и Вохинский, хмыкнув и пожав плечами, вышел из машины. От денег Витек, молча мотая головой, отказался. Из-под днища машины выползли и раскорячились крылья, она взмыла вверх, ее габаритные огни метнулись над льющими на тротуары мягкий свет фонарями и исчезли в черном ночном небе.

Вохинский, прежде чем ловить другого извозчика, огляделся: неширокая пустынная улица, убегала в одну сторону прямой лентой, а с другой стороны, в нескольких шагах от него, сливалась с другой улицей, более широкой. На доме, перед которым стоял Вохинский, имелась небольшая табличка с названием - Приозерная. Ого! - вырвалось у Вохинского, - видно старому черту не терпится со мной встретиться, раз уж так все подстроил! Не может подождать до завтра! Пусть у него рог отпадет, если вон та улица не называется улицей Лайоша Гавро, и не ведет к самому черту!

Так оно и оказалось. Мало того, возле фонаря на пересечении улиц Вохинский увидел черного кота, который преспокойно сидел, вылизывая лапу с белой тапочкой, а при приближении детектива встал и, помахивая хвостом, направился, не спеша, в направлении того места, которое указал на карте маятник, то есть к межозерью. Теперь все стало ясно, так, по крайней мере, решил Вохинский; кот приставлен к нему в качестве провожатого, а на космодроме он появился лишь для того, чтобы здесь Вохинский не принял его за обычного бродягу. Можно было бы, назло черту, махнуть рукой любой машине, из тех, что призывно мигают габаритными огнями вверху, в десяти метрах над дорогой, и укатить в гостиницу, но Вохинский решил, раз уж так складывается, идти за котом и закончить дело сегодня же.

Когда кончились дома, свернули влево, на утоптанную в невысокой траве тропинку. Так, идем к озеру Вербному, - воспроизведя в голове карту района, определился Вохинский. Месяц, расплывшийся в дымке, едва светил, придорожные фонари вскоре остались далеко позади, и ориентироваться приходилось на горящие желтые глаза оборачивающегося иногда проводника. Вохинский шел за котом, выдерживая дистанцию шагов в двадцать. Темная стена впереди оказалась зарослью тростника, за которой открылась большая поляна, окруженная расплывчатыми силуэтами низкорослого кустарника и полого спускающаяся к темно-серой глади озера. Кот сидел на середине поляны и пялил глазища в сторону Вохинского, который не спешил выходить из тростника, предпочитая наблюдать за котом на расстоянии. Так продолжалось минут десять. Вохинский уже начал сомневаться, не ошибся ли он, приняв кота за провожатого, но тот вдруг, встав на задние лапы, издал протяжное мя-а-а-у-у и исчез. Не прыгнул в сторону, не убежал, а именно исчез, как будто его и не было. Впрочем, чего-нибудь подобного Вохинский как раз и ожидал, и если бы этого не произошло, он бы ушел и вернулся бы сюда завтра.

Вохинский сунул руку в карман куртки и сжал в ладони крестик, о котором пришла пора рассказать поподробнее. Это был не обычный нательный крест, точнее он вообще не был предназначен для того, чтобы его носили на шее. Он был вырезан из осиновой щепы, а привязанная к нему длинная льняная нитка, с вплетенными в нее волокнами листа чертополоха, заканчивалась затягивающейся петлей. Если сделать крестом знамение, то можно было увидеть черта, остававшегося без этого невидимым, а если накинуть петлю на рог черта, а еще лучше на хвост, то бес становился ручным и послушным, поскольку стоило за нитку хорошенько дернуть, черт навсегда лишался хвоста или рога. Откуда взялся этот крест, Вохинский точно не знал, но вот уже в течение шести, или семи поколений крест передавался в их роду от отца к сыну. Ребенком Вохинский слышал от своей бабушки, что очень давно, с чертом можно было справиться простым крестным знамением, если даже совершить его пустой рукой. Но черти, они как тараканы ко всему приспосабливаются, и пустое крестное знамение на них уже не действует, а вот осиновый крестик с такой ниткой пока еще лучшая на чертей управа. Использовался ли крест по назначению его предками, Вохинский тоже не знал, никто и никогда ему об этом не рассказывал, а сам он впервые им воспользовался, вспомнив случайно про услышанные от отца чудные свойства крестика, когда столкнулся со странными вещами в одном из своих расследований. С тех пор Вохинский не расставался с семейной реликвией и успешно раскрыл с ее помощью не одно дело, считающееся необъяснимым. Черти оказались не такими уж и страшными, а договориться с ними, затянув льняную петлю на бесовском хвосте, было куда проще, чем с людьми, и ни разу еще не было случая, чтобы кто-нибудь из чертей нарушил свое слово.

Немного помедлив, Вохинский вынул из кармана крест и перекрестил им поляну. Тотчас же окружающая картина резко изменилась и стала похожа на сценическую декорацию. В чистом ночном небе, подернутом до этого дымкой, вспыхнули яркие звезды. Большой месяц, словно пришпиленная булавкой к ткани плотная желтая картонка, висел вверху и ярко освещал поляну, отражаясь в черном зеркале озера. В середине поляны, сплошь заросшей темно-зеленым хвощем, стояла небольшая прямоугольная тумба, накрытая перевернутым блестящим глубоким тазом, а возле нее копошился маленький чертенок, у которого едва начали пробиваться рожки. Ни чертенок, ни тумба не отбрасывали на траву тень. Ну-ну, уже интересно, но где же старый черт?! - подумал Вохинский, по-прежнему не спеша выходить из заросли тростника. Однако старый черт не появлялся, и это несколько озадачивало. Чертенок, между тем, выдернул из-за тумбы ведро и вприпрыжку направился к озеру. Воспользовавшись ситуацией, Вохинский, пригнувшись, перебежал в центр поляны. То, что он принял за таз, оказалось крышкой, сдвинутой с небольшого, встроенного в тумбу котла, в котором что-то кипело и булькало. Увидев, что чертенок, согнувшись в бок под тяжестью полного ведра, возвращается, Вохинский присел за тумбу, и когда бесенок взобрался на нее, накинул ему на хвост петлю. Чертенок с перепуга взвизгнул, выронил ведро, потерял равновесие и, едва удерживаясь на краю котла и вращая ручонками над кипящим варевом, запищал:

- Помоги, держи меня! Я же сварюсь! А-я-яй! Я тебе тоже помогу! Деньги, золото, власть, все, что угодно! Руку подам, спину подставлю, все, что хочешь! Ай, ай: а-а-ай!

Чертенок уже падал в котел, когда Вохинский сдернул его с тумбы на землю.

- Что ж ты, свинья такая, специально, что ли, как кобель паршивый меня пометил! - воскликнул Вохинский, брезгливо смахивая с брюк капли вонючей жидкости, - или у тебя недержание с перепуга?!

- Это из котла брызнуло, - косясь на петлю на хвосте, всхлипывая и шмыгая розовым пятачком, ответил чертенок, - я не виноват.

- А это что такое? - Вохинский пнул по тумбе.

- Пивоварня.

- Что-о?!

- Минипивоварня фирмы Бирленд! - гордо, успокоившись и быстро придя в себя от испуга, сказал чертенок. - Я чуть не надорвался, пока ее сюда притащил! А ты кто такой, чего тебе от меня надо?! Что ты хочешь - денег?!

- Другому предложишь! - усмехнулся Вохинский и чуть дернул за нитку, сбивая с чертенка гонор. - Уж кто-кто, а я-то знаю: как от черта придет - так нему и уйдет! Ты что, один пиво здесь варишь?

- Один, не видишь, что ли? Я, между прочим, по ускоренной технологии варю, с тростниковой соломой, на лучшем оборудовании, обеспечивающем качество:

- Значит, там пиво кипит? - прервал чертенка Вохинский и ткнул пальцем в тумбу.

- Сам ты, пиво! - обиженно процедил чертенок, - пиво не кипит, а бродит, а это сусло варится, уже почти готово. Чего тебе надо-то?! Отпусти хвост!

- Это то самое пойло, которым ты настоящее пиво "Оболонь" заменяешь? И зачем тебе это нужно? - разочарованно спросил Вохинский; он-то настроился на старого черта, а тут какой-то маленький бесенок, с которым и возиться-то стыдно.

Чертенок покосился красными мутными глазенками на Вохинского, мотнул головой и поджал губы.

- Не молчи, когда тебя взрослые спрашивают! - Вохинский дернул за нитку так, что чертенок пискнул от боли и робко огрызнулся:

- Ничего я не заменяю.

- Нет, ты мне все расскажешь! Ты у меня заговоришь! И не с такими щенками дела имел! - Вохинский намотал нитку на руку, и доморощенный пивовар вынужден был подойти к нему почти вплотную и чуть ли не уткнулся поросячьим пятаком ему в живот.

- Не для себя я, - прогнусавил чертенок, - что ты делаешь, больно же!

Чертенок не долго отпирался и, постоянно шмыгая рыльцем, рассказал Вохинскому все. Пиво бесовское дитя варило для своего престарелого деда. Сварив пойло, чертенок разливал его в фирменные бутылки из-под пива "Оболонь", которые находились в мешке, спрятанном в тростнике. Затем он пробирался на склад пивзавода, и при загрузке фуры, доставляющей пиво в космопорт, во время перекура грузчиков, заменял фирменное пиво в ящиках своим. Заводское пиво относил старому черту, забирал у него пустые бутылки, и повторял все сначала. Чертенок уверял, что относил бы дедушке и сваренное им самим пиво, но тот просил его делать именно так.

- У твоего деда губа не дура! - сказал Вохинский, выслушав чертенка.

- Что ты понимаешь! - с пренебрежением бросил тот. - Дедушке мое пиво нравится!

- А чего ж он тогда заставляет тебя заменять его на фирменное?! Просто так, лишь бы людям напакостить?

- Я не знаю.

- Где дед?

- Не скажу.

- Ты не только скажешь, - усмехнулся Вохинский, - ты меня сейчас к нему отвезешь! Если, конечно, не хочешь хвоста лишиться!

- Так не честно, - обиделся чертенок.

- Ты мне еще про честность здесь говорить будешь?! А ну, поехали!

- На Луну?

- Да хоть в пекло! - воскликнул Вохинский, и чуть отпустив нитку крестика, ухватился сзади за плечо чертенка, - жаль, что ростом ты еще мал, на спине твоей не усядешься, но я и так удержусь. Поехали!

Чертенок вздохнул, всхлипнул, напрягся, плавно поднялся над землей и, набирая скорость, понес Вохинского к месяцу. Не очень удобным оказалось путешествие: чертенок постоянно трусил ножками и бил копытцами седоку в живот, шерстка на плече бесенка была нежная и гладкая, отчего рука постоянно соскальзывала, как крепко не сжимал плечо чертенка Вохинский. В конце концов, пришлось сильно дернуть чертенка за хвост и тот, взвыв от боли, так разогнался, что на Луне оказались быстро, как будто перешли в соседнюю смежную комнату.

(продолжение следует)

©Николай Орехов

Начало тут: https://pikabu.ru/story/lunnyiy_obolon_chast_1_6572705

Не знаю, зря или не зря, взялся я им помочь - поживем, увидим; деньги, все-таки большие предложены, если отработаю, то считай, что на всю оставшуюся жизнь обеспечен! Под куполом все облазил, понял только одно - там подмена исключена. А дело, как я понимаю, именно в подмене: сколько ящиков на заводе затаривают, столько сюда и доставляют, но каким-то образом пару ящиков, а не всю партию, кто-то заменяет подделкой. Попробуем на Земле концы найти. Вот она, уже рядом, космопорт Киева добро на приземление дал. Ну, давай, "Конь" мой верный, сотвори посадку помягче! Кто знает, какие ухабы, и рытвины меня ожидают; натрясусь еще на них, успею шишек насшибать! А все-таки жаль, что так и не удалось нормально, по человечески отдохнуть! Выбрал бы что-нибудь поскромнее и подешевле, кутил бы сейчас в свое удовольствие...

В то время как "Конь" Вохинского старался сотворить посадку помягче, в славном городе Киеве произошло событие, которое, впрочем, и событием-то назвать нельзя - так, неприятность у некоей Ольги Сергеевны Соломки, проживающей на первом этаже многоэтажки по проспекту Облоньскому прямо напротив метро "Оболонь". У Ольги Сергеевны сбежал ее любимчик - Семен. Пять лет Сенька - черный кот с белой тапочкой на левой передней лапке - скрашивал одинокую жизнь своей хозяйки. И вот, ни с того ни с сего, в тот самый момент, когда Ольга Сергеевна наливала молоко из пакета в любимое блюдце кота и нашептывала в его адрес ласковые слова, такие как: лапочка ты моя, сердечко ты мое ненаглядное, да чтобы я без тебя делала, - ненаглядное создание выгнуло дугой спину, шерсть на которой тут же вздыбилась и даже заискрилась, протяжно взвыло, дважды громко фыркнуло, и сигануло через подоконник в форточку. От неожиданности Ольга Сергеевна выронила из рук пакет, опустилась на колени перед растекшейся по полу белой лужицей, зачем-то, наверное от растерянности, понюхала молоко, лизнула его - молоко оказалось нормальным, не прокисшим. Охая и всхлипывая, Ольга Сергеевна засеменила к дверям, собираясь вернуть котика с улицы, но, распахнув дверь квартиры, так и не смогла переступить порог - сковал ее приступ ужасной головной боли: в глазах потемнело, ноги стали ватными, неприятный холодок, зародившись под ложечкой, быстро расползся по всему телу. На счастье Ольги Сергеевны на лестничной площадке в это время оказалась ее новая соседка Фая Исааковна, которую те, кто ее знал, называли попросту - тетя Фая. Надо сказать, что при собственном весе в сто двадцать шесть килограммов, тетя Фая была женщиной подвижной и сильной, по крайней мере, мебель у себя она передвигала без чьей-либо помощи. Подхватив под руки сползающую по двери Ольгу Сергеевну, она, словно пушинку, быстро занесла ее в комнату и уложила на диван. Так уж сложилось, что за два месяца проживания в своей новой квартире тетя Фая в гостях у Ольги Сергеевны ни разу не была. Поэтому в первую очередь она быстро осмотрелась, осталась довольна тем, что обстановка у соседки победнее, чем у нее, а затем вызвала неотложку. После ухода врачей, тетя Фая еще долго сидела возле Ольги Сергеевны, слушая ее причитания и воспоминания о сбежавшем любимце, и пошла к себе домой только тогда, когда обозначенный докторами нервный срыв оставил Ольгу Сергеевну в покое, и та впала в забытье.

У каждого, кто в одиночестве носится по просторам Вселенной, да, наверняка, и у капитанов пассажирских или туристических космических лайнеров тоже, имеется свой тайный ритуал, который обязательно совершается по прибытию в космопорт. Кто-то трижды постучит мизинцем правой руки по пульту управления, кто-то сосчитает до десяти, прежде чем шагнет на первую ступеньку трапа, да мало ли кто еще что выдумает, но известно одно: если такой ритуал не совершить - следующий полет может оказаться очень даже неудачным. Вохинский всякий раз, поднявшись из кресла пилота и подойдя к двери отсека управления, обязательно смотрелся в ее зеркальную обшивку, трижды подмигивал и оставлял кораблю свою белозубую улыбку. Но в этот раз, когда Вохинский, накинув на себя куртку, висевшую на спинке кресла, подошел к выходу из отсека, вместо своего отражения он увидел угрюмую рожу старого черта с морщинистым поросячьим пятаком, свисающим меж двух желтых сточенных клыков к большой высохшей, растрескавшейся бородавке на верхней губе. Любой другой, скорее всего если бы и не испугался, то, по крайней мере, опешил бы от такой наглости распоясавшейся нечисти. Но Вохинский, даже не моргнув глазом, как ни в чем ни бывало, будто бы стоял он перед собственным отражением, а не перед бесовской мордой, пригладил рукой свои непослушные прямые волосы, и, насвистывая веселый мотивчик, чуть наклонился вперед, делая вид, что собирается выдавить на лбу прыщик. Черт скорчил недовольную гримасу, сплюнул, и вполне отчетливо, чуть обиженно процедил сквозь зубы: - "Где они нашли такого клоуна?!" По зеркальной поверхности двери снизу вверх взметнулись красно-желтые языки пламени и плавно сползли, слизав чертовскую рожу.

Догадка Вохинского о том, что дело придется иметь с чертями, подтвердилась, и он, ничуть не расстроившись, а даже довольный тем, что в деле появилась хоть какая-то ясность, вернулся к пульту управления и прямо на него выложил из внутренних карманов куртки хлам, бесполезный в работе с нечистью: двенадцатизарядный пистолет шестнадцатого калибра и три обоймы к нему, семизарядный плазмомет, две дымовых шашки, гранату со слезоточивым газом, четыре пластиковых шашки и два детонатора к ним, кастет с электрошоком, семь сюрекенов, нунчаки, удавку, пару наручников и три презерватива. Сунув руку в наружный боковой карман куртки, Вохинский убедился, что почерневший от времени осиновый крестик на грубой, льняной нитке на месте, и только после этого, трижды подмигнув и улыбнувшись своему собственному отражению, вышел из отсека. Неподалеку от корабля он увидел черного кота с белой тапочкой на передней лапке. Кот, сидя на желтой разметочной полосе и не обращая на детектива внимания, смотрел в уже посеревшее в преддверии ночи небо. Вохинский вздохнул и покачал головой. Вот примитив, - подумал он, - где же это видано, чтобы коты в пустое небо пялились?! Совсем, что ли, старый бес из ума выжил, нашел, кого приставить! Не мог что-нибудь посовременней придумать. Сделав вид, что нет ему до кота никакого дела, Вохинский направился к зданию космопорта. Кот обиженно мявкнул и, задрав хвост трубой, затрусил за ним.

Через два часа, уладив дела с карантинной службой и таможенниками, Вохинский вышел из здания космопорта, прикупив в нем по пути толстую книжицу - атлас карт Киева. Он отошел подальше от стоянки маршруток, отшил первого подрулившего к нему частника и, когда тот отъехал подальше, махнул рукой, подзывая к себе другого.

- Куда желаем?! - расплылся в улыбке водитель новенькой и, скорее всего, еще не обкатанной машины, - долетим в момент!

- Оболонь, - выдохнул Вохинский, удобно устроившись на заднем сиденье, - только лучше по земле, в воздухе я только что побывал.

- Да?! - парень удивленно вскинул брови.

- А что, не похоже? - равнодушно бросил Вохинский, наблюдая, как небольшие крылья машины, сложившись вдвое, уходят под днище.

- Я подумал ты техник с космопорта, - засмеялся водитель, - куртка у тебя какая-то интересная, больше на рабочий халат похожа, да еще такая широкая, что мы с тобой вдвоем в ней поместимся!!!

- Нет, я не техник, - мотнул головой Вохинский.

- Не хочешь по воздуху, домчим по земле! Меня Витек зовут!

- Ага, - буркнул Вохинский и огляделся, ища глазами на залитой желтым светом фонарей улице кота, но того нигде не было видно.

Витек болтал без умолка, как будто ему пообещали за это дополнительную плату. Встречаются же такие люди, готовые сколь угодно долго трепать языком всякую чушь; они мелют все, что им взбредет в голову, перескакивают с одного на другое, задают неизвестно кому вопросы и тут же на них сами и отвечают, умирают со смеху над анекдотами, которые сами же и рассказывают, и при этом они просто уверены, что невольные слушатели от них в восторге, а тот же кто остановит такого весельчака, или даст ему понять, что его болтовня неуместна и никому неинтересна, станет для него первым врагом на всю жизнь и никогда не дождется от него при встрече не то, чтобы руки, но даже снисходительного кивка головы.

Вохинский не останавливал болтовню водителя и не протестовал против нее, он просто ее не слышал, так как обдумывал сложившуюся ситуацию, которая представлялась ему довольно странной и, вместе с тем, забавной: ничего подобного в его практике еще не было. С какими чертями пришлось работать на планете Кляф в системе Проциона! Молодняк, самого, что ни на есть, пакостного возраста: рожки острые, беленькие, бородки козьи торчком, хвосты литые, упругие, с лоском! А что они вытворяли?! Подбрасывали в капустные кочаны золотые самородки! Началась золотая лихорадка, почти всю планету засадили капустой! А самородки, спустя время, превращались в комки сухого навоза - сотни добропорядочных граждан умом тронулись! Но даже эти отморозки исподтишка работали, на глаза не лезли, пока Вохинский их с поличным не накрыл. А тут какой-то старикан мало того, что кота в открытую приставил, так еще и рожу свою сразу же показал! Вот он, мол, я, который кровь добрым пивоварам портит! Выходит, что это либо выживший из ума старый маразматик, либо слишком умный. Впрочем, старческим слабоумием, насколько было известно Вохинскому, черти не страдают, и потому он сделал вывод, что черт и не собирается прятаться, что ему нужен именно Вохинский, и он, черт, ждет, когда Вохинский до него доберется. Но опять же оставалось непонятным: нужен ли черту именно Вохинский, или любой другой, кто попадется на удочку с левым пивом? и, если он ему так нужен, то почему черт не явится сам, не в зеркале, а во плоти?!

Первым делом Вохинский решил определить, где этот старый черт мог засесть. Открыв атлас Киева на странице, вверху которой было написано крупными буквами "Оболоньский район", а под ними в скобках добавлено "бывший Минский", он достал из кармана осиновый крестик и, держа его за нитку двумя пальцами, медленно повел импровизированный маятник над картой. Вохинский был уверен, что пакостник, скорее всего, должен быть где-то поблизости к пивзаводу, то есть в Оболоньском районе. Внизу карты, между двух темно-синих пятен-озер, крестик, закручивая нитку, завертелся юлой. Вот сюда мы утром и нагрянем, - подумал Вохинский. Но едва он успел прочесть названия озер - Вербное и Опечень, и двух сходящих к озерам улиц - Приозерная и Лайоша Гавро, как машина резко остановилась.

- Знаешь что, - сказал Витек, который не только болтал без умолка, но и наблюдал все это время за Вохинским в зеркало, - я не знаю, кто ты и откуда ты прилетел, но мне не нравятся вот эти твои дела! Не хватало еще, что бы ты на мою машину порчу навел. Не повезу дальше, вылезай!

(продолжение следует)

©Николай Орехов

Бортовой компьютер, получив от своего хозяина полную свободу в управлении кораблем, не на шутку разлихачился, и небольшой одноместный космический челнок несся к Земле, словно озорной разыгравшийся жеребенок. Он перескакивал с горизонта на горизонт, лавировал в нарушение всех правил космоплавания между неповоротливыми бочкообразными межпланетными баржами, между раскинувшими крылья с солнечными батареями орбитальными станциями и игнорировал заполнившие эфир призывы инспекторов орбитальной службы безопасности полетов о немедленном снижении скорости. Вводя корабль в атмосферу планеты, компьютер, не обращая внимания на указания космодиспетчеров, подрезал возвращающийся с Плутона туристический лайнер и занял впереди него коридор к киевскому космопорту.

Пилот челнока проделок своего бортового компьютера не замечал, так как был занят очень важным делом - откинувшись на высокую спинку кресла и заложив руки за голову, он прокручивал в мыслях события последних дней. Пилот это делал не для того, чтобы оценить свои слова и поступки, как это часто делают некоторые, занимаясь самокопанием и мучаясь перед сном тем, что они что-то сделали или сказали не так; нет - пилот пытался отделить зерна от плевел в информации, имеющейся у него по делу, с которым он летел на Землю. Правда, разложить все аккуратно по полочкам никак не получалось, и мысли его были беспорядочны и даже сумбурны. Впрочем, заглянуть в бардак, творящийся в мыслях пилота корабля с несколько необычным названием "Конь", не такая уж и проблема, тем более что пилот, сам того не замечая, хоть и едва слышным шепотом, но все-таки проговаривает все, что думает, вслух.

...Занесла же меня нелегкая именно в этот дом отдыха! Экзотики захотелось! Мог бы и на Марсе расслабиться, да и на Земле еще не мало хороших мест осталось, и подешевле. Так нет же, деньжата завелись - конфетти из них нарезай, разбрасывай по ветру! Впрочем, дом отдыха, конечно, отличный, ничего против этого не скажешь. Место выбрано со вкусом - Луна, восточная граница моря Изобилия, нижняя терраса кратера Лангрен, да еще и купол поставлен прямо в масконе - в области аномально сильного притяжения. Сервис - по высшему классу, вид из окна - не оторвешься. И название у "расслабухи" соответствующее месторасположению - "Оболонь"; низина она и есть низина, хоть на Земле, у реки, хоть на Луне, в кратере. Только ребята, которые эти хоромы для любителей шикануть год назад отгрохали, когда название дому отдыха давали, не о значении слова думали, а просто в честь себя и назвали; то есть в честь владельца первого на Луне купола жизни и всего, что под ним находится, в честь пивного гиганта "Оболонь".

Дороговатое, конечно, удовольствие - лунный "Оболонь", не каждому по карману. Не видать бы мне всей этой красоты, если бы не удалось срубить по легкому сто тысяч астралов. Привел я к одному знаменателю два контракта, за каждый из которых и давали-то изначально всего по тысяче (что, в общем-то, не так уж и мало), а в результате - сорвал куш! По первому контракту нужно было найти для фармацевтического концерна фальшивотаблеточников, которые в аптеки левую "Пыль Мимаса" подбрасывать стали. Раньше эту "пыль" делали из поверхностных отложений, выстилающих дно гигантского кратера на крошечной планете Мимас - спутнике Сатурна. Большие деньги из "пыли" делали: свойства у нее уж больно уникальные - чуть ли не панацея от всех болезней. Но источник иссяк - переключились на другое. А тут липа в аптеках появилась. Фирма убытки терпит; ну и ко мне: найди пиратов. И в то же время служба президента одной из северных республик меня достала: ягель кто-то тоннами у них скупает, а кто? - сами найти не могут. Населению-то что: нащипал, сдал в приемный пункт, деньги, понятно, прокутил, а олени от голода падают. Я сначала на Мимас сгонял: действительно, как фармацевты и говорили, кратер чист, как зеркало; верхний слой подчистую выскоблен и словно беличьей кисточкой выметен - ни одной пылинки нет. Я на обратном пути в тундру завернул: нет ягеля, точнее - есть, но очень мало. Начал работать, и что получилось?! Липовую "пыль" сам этот концерн в аптеки и гнал, только через подставную фирмешку. А делал он фальшивку из ягеля! Оказывается, эта самая "пыль" на Мимасе, была органического происхождения, и порошок из ягеля по виду и по вкусу почти ни чем от нее не отличается, но толку от него никакого нет, ничего он не излечивает. Я к заказчику, так и так, говорю, если не хотите огласки и скандала - тысячекратный гонорар. Куда им деваться?! Деньги на карман, на том и расстались.

И решил я с такими деньжищами прилично отдохнуть, да не просто так, а с шиком, с экзотикой. Узнал о новом доме отдыха на Луне, ну и сунулся. Только не пришлось мне долго любоваться красотами лунного пейзажа. На второй день, едва я успел на тренажерах подкачаться и под душем ополоснуться, заходят ко мне в номер трое. Прикид приличный - в костюмах, при галстуках. Я по-домашнему: в халате и в тапочках. Но - они вежливые! Извинились, что без приглашения нагрянули, представились. Вся верхушка компании "Оболонь" пожаловала - президент, финансовый директор и начальник службы безопасности! За ними вкатывают широкую двухъярусную тележку, накрытую белоснежной салфеткой. Предложили присесть - разговор, мол, есть. Расположились в креслах, салфетку с тележки скинули - а там чего только нет! Даже клешни крамосфорского скальника в собственном соку! Чувствую: слюна пошла, желудок засуетился - кислоту выбросил, но внешне равнодушие изображаю, даже слюну не сглатываю. Они, наверное, думали, что я удивлюсь, что в благодарностях рассыплюсь, за то, что меня столь высокие персоны своим вниманием удостоили, но я и с королями дела имел, и не такими угощениями меня потчевали!

Сидим, молчим. Они на меня смотрят, я - на них. Я же понимаю, что это я им нужен, а не они мне - пусть они и начинают. Первым президент заговорил.

- Мы не ошиблись, - спрашивает, - вы и есть детектив Вохинский, специалист по делам о подделках? Хоть вы у нас и под другим именем зарегистрировались, но - я прав?

Отпираться, вижу, смысла нет; начальник службы безопасности дырку во мне глазами сверлит, да и раз уж сам президент такой компании в гости пожаловал - проблемы у них, наверное, серьезные, прибыльный заказ светит.

- Нет, - отвечаю, - не ошиблись. Только не просто специалист, а лучший специалист в упомянутых вами делах:

- Да, да, конечно, - соглашается, - лучший. По нашим сведениям у вас нет ни одного нераскрытого дела по подделкам, включая "Пыль Мимаса".

Ого, думаю, даже про это знают, хотя огласки не было. Серьезные ребята.

- Чем обязан? - спрашиваю.

Президент финдиректору кивнул, тот с нижней полки тележки две запотевшие бутылки достал и мне показывает.

- Давайте, - говорит, - сначала, для знакомства, пива нашего выпьем.

Я смотрю на этикетки - действительно пиво, "Оболонь", называется Светлое. Кивнул. Отчего ж не выпить. Финдиректор по бокалам пиво разлил. Пригубили. Я, вообще-то, не большой любитель пива, и "Оболонь" как-то раньше пробовать не приходилось, но тут понимаю - вещь знатная. Такое впечатление, что будто бы не выпил, а поел. И вкус отменный, я даже еще отхлебнул, хотя они свои бокалы поставили.

- Ну, как? - спрашивает президент.

- Врать не буду, - отвечаю, - ничего лучшего из пива пробовать не приходилось.

Президент опять финдиректору кивает. Тот достает еще одну бутылку и пустой бокал. Наливает и подает мне. Только в рот эта гадость попала, меня чуть не вырвало: мыло с полынью! Прямо в стакан и сплюнул.

- Пятьдесят тысяч, - говорит президент; человек он, видно, умный, с полуслова все понимает и от других того же требует.

Я тоже не из глупых, все мне понятно, но почему бы и не поторговаться, если сразу такую сумму предлагают.

- А какие убытки от этой дряни? - спрашиваю, и пальцами потираю: в сумме, мол.

Финдиректор крякнул, на президента взглянул, дождался, пока тот легким кивком разрешил говорить.

- Прямых пока почти нет - говорит финдиректор, а сам с президента глаз не сводит, - но косвенные и моральные - за миллион. И это, как мы понимаем, только начало.

- Ясно, - говорю, и равнодушно так бросаю, - сто.

- Договорились, - тут же соглашается президент, - начальник службы безопасности введет вас в курс дела. Когда приступите?

- Уже, - отвечаю, - и, если можно, то сейчас ящик вашего пива. Сдается мне, что оно на мыслительный процесс благотворно влияет.

Президент на меня смотрит, улыбается. Все-таки, какого серьезного ты из себя начальника не корчи, а приятно, когда хвалят, да еще и от души. А тут, что ни говори, я без всякой лести: пиво действительно отменное.

- С этой минуты, - говорит президент, поднявшись и спрятав улыбку, - здесь все для вас без ограничений и за счет компании.

Остались мы вдвоем со "службой безопасности". С того, без начальства, степенность слетела, он галстук ослабил и за еду принялся. Я тоже себя упрашивать не заставил, а чего нам с ним друг друга стесняться - почти коллеги, все-таки.

Пока он мне свою историю излагал, на тележке остались одни объедки, на полу - ящик с пустыми бутылками из-под пива, возле него - початый. Дело, в общем-то, оказалось для меня обычное, но сдается мне, не такое уж и простое. Левое пиво под "Оболонь" стало появляться после того, как компания дом отдыха на Луне открыла. Причем только здесь левак и всплывает - на Земле ни одного случая не было. Поставка идет прямо с завода, а там контроль жесточайший; так, по крайней мере, меня заверили - прямо с линии бутылки снимают, в тару, и сюда. Доступ посторонних исключен и здесь, и там. И все-таки вот уже в нескольких завозах оказывается пара ящиков с подделкой. Причем именно два ящика - специально партии завезенные проверяли: все пиво нормальное, а в двух ящиках - пойло. Некоторые клиенты, попробовав такого пива, психанули, скандалы учинили, иски за моральный ущерб выставили. Пошли слухи. Желающих прилететь в лунный "Оболонь" поубавилось втрое. Жизнь под куполом стихла. Да и на Земле продажи упали. Пробовали своими силами разобраться - бесполезно. И вот тут, якобы случайно, я и подвернулся. Лестно, конечно, но что-то мне не нравится эта случайность, что-то здесь не так! Почему к спецслужбам не обратились? Когда успели справки обо мне навести? Сдается мне, что что-то оболоньцы не досказывают, о чем-то умалчивают. Хотя - какой им в этом смысл, если им нужно, чтобы я с левым пивом разобрался? Ох, чувствую я, что мистикой здесь попахивает, а я этого не люблю; по мне уж лучше с человеком дело иметь, хоть он и последней сволочью окажется, чем с чертями. И не потому, что с нечестью сложнее - с ней даже проще, только потом трудности с получением гонорара возникают: как докажешь, что дело закончил? что с чертями договорился?!....

(продолжение следует)

©Николай Орехов

Начало тут: https://pikabu.ru/story/priklyucheniya_na_planete_ryik_1_656...

Но для того, чтобы убежать и отобрать коспер, надо было сначала выбраться из клетки, которую сторожит дракон. Глеб с Никитой попытались сломать или раздвинуть прутья клетки, но у них ничего не получилось. Джек все это время лежал мордой к ящерице и негромко рычал; шерсть на его загривке стояла дыбом. Лена наблюдала за Джеком, и ей показалось, что дракон боится собаки. Ящерица с опаской косилась на Джека. Лена сказала об этом мальчикам. Глеб с Никитой подошли к Джеку. Никита присел рядом с собакой и легонько ткнул ее в шею. Джек громко гавкнул на дракона, и тот шарахнулся в сторону. При этом он сильно ударил хвостом по клетке, она зашаталась, и дверь чуть приоткрылась.

- Он точно боится Джека! - обрадовался Глеб.

- Конечно, боится, - согласился Никита. – Это же не дракон, а простая ящерица, только очень большая.

- А может и дракон, - почесал затылок Глеб.

- Нет, - мотнул головой Никита. – У драконов крылья, они дышат огнем, и вообще драконы не такие.

- А чего ж ты тогда его боишься? – спросил Глеб. – Иди, открой клетку и выйди.

- Вы чего, с ума сошли?! – вмешалась Лена. – Может это и не дракон, но зубы у него большие и острые.

С этим все согласились. Зубы у ящерицы действительно были большие. Тогда Никита предложил такой план: нужно натравить Джека на ящерицу, и когда она отскочит в сторону, то потянет за привязанную к двери уздечку. Клетка откроется и надо будет только успеть добежать до кустов, до них длины уздечки, за которую привязан дракон, не хватит. Потом нужно подкараулить рыжую девчонку, отобрать у нее коспер, и вернуться домой, на Землю. Так решили и сделать. Лена и Глеб встали поближе к двери и приготовились бежать, а Никита потеребил Джека за уши, показал рукой на дракона и крикнул: "Фас!" Джек с громким лаем бросился на прутья клетки, ящерица испуганно отскочила в сторону, дверь открылась. Глеб с Никитой побежали к кустам. Упругие ветки били их по лицу, цепляли за одежду, но они не обращали на это внимание, и остановились, когда кусты кончились. За кустами были только гигантские деревья. Редкие лучи солнца, пробившись сквозь их густую листву, согревали мягкую темно-зеленую траву, ковром устилавшую землю. Джек выскочил из кустов вслед за мальчиками, и бегал между деревьев, что-то вынюхивая.

- А где Колина? – спросил Никита.

- Я не знаю, - сказал, осматриваясь вокруг, Глеб.

- Она за тобой бежала?

- Не видел я! – отмахнулся от Никиты Глеб. – Вечно с этими девчонками, что-нибудь, случается.

- Надо выглянуть из кустов и посмотреть, где она, - сказал Никита.

- Вот ты и выглядывай, - усмехнулся Глеб. – Дракон нос откусит.

- Не дракон, а ящерица, - серьезно сказал Никита и похлопал рукой по шершавой коре дерева.

Ветки росли высоко над землей, до них не допрыгнуть, но ниже их на стволе были небольшие бугры, из которых торчали короткие высохшие сучки. Глеб подсадил Никиту и тот, дотянувшись до сучков, полез по ним вверх. Никита прижимался к стволу, один раз нога его соскользнула, но он удержался и добрался до веток. Никита залез повыше и увидел поляну, как на ладони. Возле закрытой клетки по-прежнему лежал дракон, а посередине клетки, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом, сидела Лена. Наверное, плачет, решил Никита, вот ведь, девчонка – не могла убежать.

- Ну, что там? – крикнул снизу Глеб.

- Сидит в клетке, - ответил Никита.

Добравшись по ветке до листьев, он начал их обрывать и сбрасывать на землю. Листья были толстые, мясистые, но, едва Никита надавливал на черешок, легко обламывались. Оборвав пять листьев, Никита спустился вниз и взял их в руку пучком.

- Что ты собираешься делать с ними? – спросил Глеб.

- Пойдем Ленку выручать, - сказал Никита. – Мы с Джеком будем отвлекать дракона, а ты откроешь клетку, и бегите с ней сюда.

- Ладно, пойдем, - согласился Глеб, - только вы с Джеком первыми идите.

Мальчики выглянули из кустов на поляну, и Никита позвал Лену. Колина сразу вскочила на ноги и радостно закричала:

- Ой, а я думала, вы меня бросили и убежали! Я поскользнулась и упала, не успела убежать.

Вовсе она даже и не плакала, отметил про себя Никита, и стал размахивать листьями, привлекая к себе внимание дракона. Джек громко лаял, но от Никиты не отходил. Ящерица приподнялась на коротких ногах и медленно пошла к Никите. Глаза ее горели, хвост ходил из стороны в сторону. Никите было страшно, хоть он и знал, что дракон привязан и не достанет до него. Как только уздечка натянулась, и дверь клетки открылась, Никита размахнулся, бросил в дракона пучок листьев и бросился через кусты в лес. Глебу не пришлось открывать клетку, он даже не выходил на поляну – Лена сама убежала, как только дверца приоткрылась, и следом за Глебом пробралась через кусты. Джек с поляны не вернулся, и лая его слышно не было.

- Он его съел, - сказала Лена и на ее глазах выступили слезы. – Это все из-за вас.

- Угу, из-за нас, - пробубнил Глеб. – Сама из клетки не убежала, когда надо было…

- А не надо было драться, - тихонько всхлипнула Лена.

- Пойдем, посмотрим, - предложил Никита и полез в кусты.

- Смелый нашелся, - буркнул Глеб, но полез за Никитой. Лене он при этом сказал, чтобы она стояла на месте и никуда не ходила.

Но Лене страшно было оставаться одной, и она молча пробралась за Глебом на поляну.

Джек оказался цел и невредим. Он ходил вокруг ящерицы и спокойно ее обнюхивал, а та, закрыв от удовольствия глаза, жевала листья. Увидев вышедших на поляну ребят, Джек, радостно виляя хвостом, подбежал к Глебу и, повернув голову набок, вопросительно на него посмотрел. Никита подошел к дракону и сказал:

– Идите сюда, не бойтесь. Он вообще никого не будет есть, потому что он травоядный.

Глеб и Лена с опаской подошли ближе.

– Я читала, что большие динозавры, которые жили очень давно, тоже ели траву и листья, - сказала Лена.

- Опять воображаешь, - хмыкнул Глеб.

- И ничего я не воображаю! – обиделась Лена. – Я говорю, что знаю. А он, наверное, голодный, надо ему еще листьев нарвать. Он, наверное, домашний. Они, может быть, живут у них, как у нас собаки, только питаются листьями этих деревьев.

- Ага, домашний, - ухмыльнулся Глеб. – Ты его еще погладь!

- Ну и поглажу! – сказала Лена, смело подошла к дракону и провела по зеленой чешуе рукой.

Дракон продолжал жевать листья и не обращал на Лену никакого внимания. Тогда она подошла к клетке, отвязала уздечку и потянула за нее. Дракон послушно развернулся и подполз к Лене, и она, держа в руке уздечку, обошла вокруг клетки; дракон смирно шел следом.

- Ну, что я говорила! – сказала Лена. – Он домашний и совсем не страшный. Давайте его как-нибудь назовем.

Дракону дали имя планеты - Рык. Теперь оставалось найти рыжую девчонку и отобрать у нее коспер. Она приехала верхом на ящерице с другой стороны поляны, и все решили, что идти нужно именно в том направлении. Глеб, правда, сначала предлагал спрятаться в кустах, дождаться рыжую здесь и напасть на нее. Но Никита напомнил ему, что девчонка обещала привести мальчишек, и им вдвоем с ними не справиться, даже с помощью Джека. Глеб с этим согласился. Лена забралась в седло на спине дракона, Никита и Глеб, взялись за уздечку, а Джек, задрав голову и водя носом из стороны в сторону, гордо бежал впереди.

За кустами в траве едва угадывалась тропинка. По ней и пошли Никита с Глебом, ведя за собой ящерицу. Они осматривались по сторонам и молчали. В лесу стояла тишина, и казалось, что за каждым деревом кто-то прячется. Вскоре дорогу преградила высокая сетка из очень тонкой проволоки. Она тянулась во все стороны от дерева к дереву. В большую ячейку сетки можно было просунуть руку, но перелезть через нее было нельзя. Тропинка продолжалась за сеткой, и Лена предположила, что у какого-нибудь дерева сетка плохо закреплена, и ее можно убрать. Так и оказалось. У дерева справа сетка была разрезана, и ее края висели на незаметных, вбитых в кору крючках. Никита и Глеб сначала убрали преграду, потом повесили сетку на место.

- Не нравится мне все это, - сказал Никита, внимательно глядя вперед.

- Что тебе не нравиться? – проворчал Глеб.

- Зачем в лесу забор? – спросил Никита и остановился.

Глеб озабоченно почесал затылок и сказал:

- Забор ставят для того, чтобы за него не ходили.

- А кто может за него ходить в лесу? – не унимался Никита.

- Звери! – ответил Глеб.

Лена слышала, о чем говорят мальчики. Она слезла с Рыка и подошла к ним.

- Забор поставили люди, - сказала она, - значит, они где-то близко живут. Нужно пойти и все рассказать взрослым.

Глеб не хотел все рассказывать взрослым, он сказал, что они и сами справятся с девчонками. Решили сходить на разведку, а потом уже решать, что делать. Лена осталась с Рыком на месте, только увела его за два близко стоящих друг к другу дерева, а Никита и Глеб пошли вперед. Джек побежал с ними.

Глеб и Никита сошли с тропинки и, пригибаясь, перебегали от дерева к дереву. Так они добежали до большой залитой мягким солнечным светом поляны. От края до края поляны двумя рядами стояли невысокие домики с разноцветными треугольными крышами. У двери каждого домика было крыльцо с перилами, а между домиками и за ними, росли цветы. Пахло медом. Никого не было видно.

- Интересно, кто здесь живет? – спросил Никита.

- Наверное, гномы, - пожал плечами Глеб.

- Что-то не похожи были эти девчонки на гномов, - покачал головой Никита.

- Подождем и увидим, нам бы только рыжую выследить! – сказал Глеб.

Никита увидел, что Джек крадется на полусогнутых лапах к дереву слева от них. При этом Джек не лаял и даже не рычал, а только морщил нос и скалился. Подкравшись к дереву, Джек обнюхал траву, встал на него передними лапами и зарычал.

- Уберите его! – громко и требовательно сказал кто-то.

Глеб и Никита испуганно переглянулись.

- Кто это? – спросил Глеб.

- А я откуда знаю! – зашептал Никита.

- На дереве?

- Кажется, на дереве.

- Почему он не лает? Он должен лаять! – сказал Глеб.

- Кто должен лаять? – переспросил Никита.

- Джек! – ответил Глеб.

- Джек умная собака, он не хочет нас выдавать, потому и не лает, - сказал Никита.

- Да, Джек умный, - согласился Глеб.

- Да уберите вы его! – вновь крикнул кто-то с дерева.

- Пойдем, посмотрим, - предложил Никита.

- Пойдем, - кивнул Глеб. - По крайней мере, Джека-то он боится.

Никита пошел первым, Глеб, озираясь, шел за ним. Когда они подошли к дереву, то увидели, что на нижней ветке, уперевшись рукой в ствол, стоит какой-то старичок в серой панамке, маленький, с Джека ростом, с густой седой бородой и в зеленой рубашке, заправленной в черные, похожие на спортивные, штаны. На ногах у него были невысокие желтые сапожки.

- Эй, уберите ее, – крикнул он, увидев мальчиков.

- Я же говорил, гномы! – сказал шепотом Глеб.

- Сам ты гном! – также шепотом сказал Никита. – Гномы в домах не живут.

- А ты откуда знаешь, – покачал головой Никита. - Может здесь не такие гномы, как у нас?

- Вы что глухие? – нетерпеливо спросил старичок. – Что это за животное у вас такое?

- Это собака, - сказал Никита, и отошел с Джеком подальше, решив, что так будет безопаснее: мало ли, что это за старичок.

- А вы кто, гном? – спросил, выглядывая из-за спины Никиты, Глеб.

- Нет, меня зовут не гном, меня зовут Ронс, - усмехнулся старичок. Он ловко спустился по стволу вниз, поднял из травы толстую палку и, опираясь на нее, отошел от дерева. Никита с Глебом попятились, а Джек недовольно оскалился.

- Не бойтесь, - сказал Ронс. – Вы, наверное, с другой планеты? Я так понимаю, что эти хулиганы опять стащили у родителей коспер. Они часто так делают, я видел, там, на желтой поляне.

Ронс сел на траву и махнул рукой, приглашая мальчиков сесть рядом. Он рассказал, что здесь, в лесу, с давних пор жил его народ, который называет себя разулами, а те, кто живет в далеком большом городе на берегу быстрой реки, называют их лесными человечками. Большие люди из города, стали здесь, в лесу, что-то строить, рубить деревья, и разулам пришлось уйти к белым горам. Но в лесу у белых гор нет вкусных золотых орехов, они растут только здесь, под корнями этих больших деревьев. И иногда разулы приходят сюда за орехами. А дети людей из города хулиганят. Они хоть и дети, но больше разулов ростом и сильней. Поэтому они иногда ловят лесных человечков, отбирают у них орехи, и еще заставляют эти орехи для них искать и собирать. Хорошо, что дети из города приезжают сюда всего один раз в году и живут в лагере, в специально построенных для них домах не так уж и долго - три месяца. Вот только в этот раз они поймали и увели к себе Тонса, сына Ронса. И Ронс хочет сына освободить, потому и прячется здесь. Он ждет, когда Тонса приведут в лес искать золотые орехи, и тогда он поможет ему убежать.

Глеб поднялся на ноги и сказал, что надо прямо сейчас пойти и освободить Тонса. Ронс покачал головой - он уже пробовал, но не смог открыть дверь дома, в котором держат его сына. А теперь уже поздно, потому что детей скоро привезут с Голубого озера, в котором они купаются. Никита тоже поднялся, он считал, что можно успеть освободить Тонса, если пойти прямо сейчас, а дверь они с Глебом смогут открыть. Ронс подумал, что вдруг его новые друзья и вправду смогут открыть дом и согласился. Все побежали в лагерь. Ронс еле поспевал за мальчиками, опираясь на палку. Джек бежал впереди и вел себя уже как настоящая дрессированная собака: не лаял без дела, а когда Глеб давал команду "стоять", останавливался и послушно ждал.

У дома с розовой крышей Ронс остановился. Глеб поднялся на крыльцо, подергал за круглую блестящую ручку, но дверь не открылась. Никита тоже попробовал открыть дверь, но и у него ничего не получилось.

- Если у них есть такие штуки, как косперы, то и двери у них должны не так, как у нас открываться, - сказал Никита. – По крайней мере, замочной скважины в двери нет.

- Точно, - согласился Глеб, - где-то должна быть кнопка.

- Может вот это – кнопка, - сказал Никита и надавил пальцем на небольшой красный квадратик на косяке возле ручки.

Дверь бесшумно открылась. Глеб пропустил собаку вперед. Джек забежал в дом и тут же два раза громко и радостно гавкнул. Сразу за дверью посреди широкой прихожей на полу они увидели большую клетку, похожую на клетку на поляне. Только прутья были железные, а на дверце висел черный замок. В клетке сидел сын Ронса. Ростом он был совсем маленький, как трехлетний ребенок, а одет был так же, как и Ронс. Увидев Джека, он испугался, но, заметив отца, обрадовался и успокоился. Никита дернул замок вниз, но не смог его сорвать, замок оказался крепким. Тогда Никита вместе с Ронсом попытались раздвинуть прутья клетки, но у них ничего не получилось. Глеб, поджав губы, похлопал себя по карманам, и достал из кармана брюк красный карандаш, из-за которого они решили с Никитой драться. Сунув карандаш в замок, Глеб пошевелил им из стороны в сторону, внутри замка что-то щелкнуло, и он открылся. Ронс обнял выбежавшего из клетки сына. Никита сказал, что нужно торопиться. Добежав до леса, остановились, чтобы отдышаться, и тут же до них донесся слабый шум моторов, это возвращались с купания обитатели лагеря.

Скоро в воздухе над поляной зависли круглые летательные аппараты, похожие на кабины, как на "колесе обозрения". Никита присвистнул от удивления, а Глеб сказал, что хотел бы на такой штуковине полетать. Летающие кабины плавно опустились перед домиками, из них высыпали дети, мальчики и девочки. Почти все они были одеты одинаково, в блестящие серые спортивные костюмы. Все девочки были с косичками, и Рыжей среди них Никита с Глебом не заметили. Дети разбежались по домикам, а кабины поднялись высоко в небо и улетели.

- Ее здесь нет, - с досадой сказал Никита.

Ронс спросил, не нужно ли чем-нибудь помочь. Никита рассказал, зачем они пришли к лагерю и что рыжей девчонки здесь нет.

- Вам нужно вернуться к поляне, спрятаться там и ждать, когда они придут, - сказал Ронс. – Мы с сыном пойдем с вами, и, если нужно, поможем.

- Я же сразу говорил, что надо там спрятаться, - с гордым видом сказал Глеб.

- Тогда мы бы не помогли освободить Тонса, - ответил ему Никита.

Лена ждала у сетки и очень обрадовалась возвращению Никиты и Глеба, но еще больше она обрадовалась освобождению Тонса. Сначала Лена вела себя с Тонсом, как с маленьким ребенком, но когда узнала, что ему уже десять лет, перестала сюсюкаться, и разговаривала как со взрослым. К желтой поляне возвращались по той же тропинке. Ронс, опираясь на палку, шел впереди, Никита с Глебом шли следом и вели за уздечку Рыка, а Лена с Тонсом сидели в седле, на спине Рыка.

В кустах возле поляны Никита с Глебом сделали лежанки, чтобы можно было лежать и оставаться незаметными. Ронс рассказал, что такие ящерицы, как Рык, живут не здесь, а далеко-далеко, в лесах, где на деревьях растут не листья, а длинные иголки. А сюда их провозят для того, чтобы дети с ними играли. Но когда дети возвращаются из лагеря домой, в город, то драконов с собой не берут. Драконам в городе негде жить. Поэтому Рыка надо отпустить прямо сейчас. Для этого нужно снять с него седло и уздечку, и он сам вернется туда, откуда его привезли. Лена уже привыкла к Рыку, и ей жалко было с ним расставаться, но она сама сняла с него уздечку и отдала ее Тонсу. Никита с Глебом сняли с Рыка седло. Ронс сказал, что сделает из седла дома большое кресло. Рык не сразу ушел в лес. Он подошел к ближайшему дереву и ударил по нему хвостом. При этом он раскрыл зубастую пасть, высунул язык и, не отрываясь, смотрел на Никиту.

- Он хочет листьев с этих деревьев! – догадалась Лена, а Ронс сказал, что эти листья очень вкусные.

Никита попросил Глеба помочь ему взобраться на дерева, но Ронс остановил их, объяснив, что Тонс справится с этим делом лучше. Тонс легко и быстро добрался до веток и набросал вниз целую гору листьев. Рык, наевшись, сначала медленно пополз в лес, а затем, почувствовав свободу, побежал быстро, и вскоре его уже не было видно за деревьями. Ронс с сыном оторвали себе от большого листа по маленькому кусочку и с аппетитом их жевали. Глеб смотрел на них и глотал слюну – ему очень захотелось есть. В конце концов, он не выдержал и тоже взял маленький кусочек листа в рот.

- Ну, как? – спросил Никита.

- Нормально, - ответил Глеб и оторвал от листа кусочек побольше. – На сладкую капусту похоже.

Тогда Никита и Лена тоже стали есть листья, только Лена обтирала каждый кусочек носовым платком.

- Воображала! – сказал, глядя на нее, Глеб.

- Овощи и фрукты надо обязательно мыть, чтобы не заболеть, - ответила Лена, - а воды здесь нет.

- Точно, я пить хочу! – кивнул Глеб. Он хотел спросить у Ронса, где здесь поблизости вода, но ни Ронса, ни его сына нигде не было. – Эх, сбежали, - расстроился Глеб.

Но Ронс и Тонс не убежали. Они скоро вернулся и принесли две небольшие деревянные бутылки с холодной водой, а когда все напились, Тонс дал каждому по пять круглых, гладких золотых орехов. Орешки были небольшими, их золотистая тонкая скорлупа раскалывалась, стоило на нее только чуть-чуть надавить пальцами. По вкусу они напоминали халву. Глеб сказал, что сможет за один раз съесть сто таких орехов, но один орешек, все-таки, положил в карман. Никита с Леной тоже оставили себе по одному орешку. Все наелись, напились, только Джек остался голодным – он не ел листьев.

- Ничего, Джек, вернемся домой, я тебе большой кусок колбасы принесу, - пообещал Глеб.

Джек завилял хвостом, но тут же настороженно замер, повернул голову в сторону поляны и недовольно, но тихо заворчал. Никита, Глеб и Лена осторожно пробрались в кусты и заняли свои лежанки.

Сначала на поляну выбежали две девчонки: рыжая, похожая на лисицу, и белая, похожая на зайца. Но одеты они были, как и дети, которых Никита и Глеб видели в лагере – в блестящие спортивные костюмы. За ними на поляну вышли еще три девочки, и пять мальчиков.

Мы с ними не справимся, - подумал про себя Никита, и посмотрел на Глеба. Но Глеб не смотрел на Никиту, он с трудом удерживал за загривок рвущегося вперед Джека.

Рыжая девчонка, увидев пустую клетку, замахала руками и закричала:

- Они убежали! Они украли моего дракона!

Она забежала в клетку, выбежала из нее и тут схватила двумя руками себя за волосы, потянула за них и… сняла маску. Это оказалась такая же девочка с косичками, как и те, которых она привела с собой. Белая девчонка тоже сняла с себя маску и сказала:

- Надо их догнать!

Но другие девочки и мальчики только засмеялись, а один, самый высокий, громко сказал:

- Еще чего не хватало! Сами их ищите! Да и никуда они не денутся: домой захотят, прибегут сюда. Коспера-то у них нет! Вот когда прибегут, тогда и позовете.

- Я же для вас старалась! – быстро и громко заговорила рыжая, видя, что все уходят с поляны. – Они такие смешные были! А если они не придут? Завтра мама моя прилетит, заберет у меня коспер и они навсегда тут останутся! Нужно их найти! Клетку мы же вместе делали, и если мама узнает, то всем попадет!

Но никто ее не слушал, даже ее подружка, девчонка с белой маской, ушла с поляны вместе со всеми.

- Ну и не надо! Ну и уходите! – крикнула им вдогонку девчонка. Она походила вокруг клетки, бурча что-то себе под нос, потом размахнулась, забросила маску в кусты и села на песок.

Никита с Глебом одновременно выскочили из кустов. Увидев их, девчонка сначала испугалась и растерялась. Но когда они подбежали к ней уже близко, вскочила на ноги и закричала:

- Они пришили! Пришли!

Больше она ничего крикнуть не успела, потому что Джек прыгнул на нее и сбил с ног.

- Можешь не кричать. Бесполезно! - сказала подбежавшая вслед за мальчиками Лена. – Они тебе не поверят и не вернутся.

Девчонка поднялась и, шмыгая носом и пятясь от рычащего Джека, прижалась к летке.

- Отдавай коспер, а то получишь! – сказал Глеб.

Но девчонка быстро пришла в себя, она сняла круглый приборчик с пояса, зажала его в руке, подняла ее вверх и засмеялась:

- Попробуйте, отнимите, коротышки! А собаку я вашу не боюсь! Надо было ее дракону скормить!

- Твой дракон не ест собак, он листья ест, - сказала Лена. – И вообще, мы его отпустили!

- Ах, так! – разозлилась девчонка. – Тогда вы здесь насовсем останетесь. А коспер я разобью!

С этими словами она толкнула Глеба так, что он упал, отбежала, развернулась и со всей силы бросила коспер в клетку, чтобы он разбился об ее крепкие прутья. Но Джек прыгнул, схватил летящий приборчик и, виляя хвостом, поднес его поднявшемуся с песка Глебу. Девчонка хотела подбежать и отобрать коспер, но Джек громко гавкнул и показал ее клыки. Тогда девчонка, ухмыляясь, сказала:

- Вы все равно не умеете им пользоваться! Так что никуда отсюда не уйдете! Подеритесь, тогда я верну вас на вашу планету.

- Мы не будем драться, - в один голос сказали Глеб и Никита, а Лена добавила: - разберемся как-нибудь без тебя.

Глеб повертел коспер в руках и отдал его Никите, а Никита отдал Лене. На розовом круглом экране высвечивался столбец больших чисел. На корпусе коспера, под экраном имелось всего три красные кнопки. На какую из них надо нажимать было непонятно. Но в это время на поляну из кустов вышли Ронс и Тонс. Все это время они прятались, потому что боялись девчонку. А она, увидев их, сказала:

- Это лесные человечки! Их надо заставить искать золотые орешки. Знаете, какие орешки вкусные!

- Знаем, - сказал Никита, - только если тебе надо, иди сама и ищи свои орешки. А мы друзей в обиду не дадим!

Ронс и Тонс, прячась за Джека, подбежали к Лене. Ронс объяснил ей, что числа – это номера планет. Нужно правой и левой кнопкой выбрать нужный номер и нажать среднюю кнопку. Только номер Земли Ронс не знал, а у девчонки спрашивать бесполезно – все равно не скажет. И тут Лена вспомнила: девчонка говорила, что звезда, возле которой крутится их планета, от Земли самая дальняя. Значит, и номер Земли должен быть самым большим, решила Лена. Она нашла в столбце чисел на экране коспера число, в котором было больше всего цифр. Оставалось нажать на центральную кнопку. Лена и мальчики простились с Ронсом и Тонсом. Ронс на прощанье дал Никите еще один золотой орешек, но этот орешек больше, чем те, которые они ели и спрятали по одному в карманы, и скорлупа у него было тверже. После этого Ронс и Тонс ушли с поляны. Лена подождала немного, чтобы они ушли подальше, и девчонка не смогла их догнать, потом нажала кнопку и положила коспер перед собой на песок. Все взялись за руки, а Глеб присел и обнял Джека за шею. Но ничего не происходило, они по-прежнему стояли на поляне возле клетки. Лена нагнулась, чтобы поднять коспер и в этот момент Глеб почувствовал, что его опять кто-то тянет в темноту; перед глазами, как и тогда, в сырой и холодной щели, снова закружились, и все враз лопнули разноцветные пузыри.

Глеб открыл глаза и увидел, что стоит он возле красного гаража, рядом стоят Никита и Лена Колина, а Джек бегает вокруг них и радостно виляет хвостом. Глеб достал из кармана брюк красный карандаш, протянул его Никите и сказал:

- На, возьми, у меня дома много карандашей.

- У меня тоже дома много карандашей, - сказал Никита.

Глеб забросил карандаш на крышу гаража и предложил:

- А давайте никому не расскажем, где мы были.

- Все равно никто не поверит, - мотнул головой Никита. Он вытянул вперед руку – на раскрытой ладони лежал золотой орешек.

И Глеб с Леной вытянули вперед руки – у них на ладонях тоже лежали золотые орешки.

- Вот бы настоящего дракона увидеть, с крыльями! – сказал Глеб.

- Ты лучше уроки учи! – усмехнулась Лена и убрала орешек в карман.

- Опять воображаешь! – насупился Глеб.

Но Лена не испугалась и не обиделась, а засмеялась. Никита с Глебом тоже засмеялись и все трое побежали в школу. Джек, громко лая, бежал впереди, он знал, что завтра Глеб, как и обещал, принесет ему из дома большой кусок вкусной колбасы.

© Николай Орехов