Где-то на Хоккайдо
Япония, остров Хоккайдо. Фото: Kung-Fu Li отсюда
Победитель в номинации «Снег и лёд» конкурса пейзажной фотографии International Landscape Photographer of the Year 2025.
Показать полностью
1
0 просмотренных постов скрыто
Туман висел в воздухе, как невесомое полотно
Показать полностью
1
Бакаут — дерево, которое тонет (и поэтому идеально для кораблей)
Древесина плавает. Это базовое свойство, на котором человечество строило цивилизацию тысячелетия. Плоты на Ниле, корабли викингов, сплав леса по рекам России — всё работало потому, что дерево легче воды. Плотность большинства пород: 400-900 килограммов на кубометр. Плотность воды: 1000. Дерево плавает, потому что внутри миллионы воздушных каналов — ксилема, транспортирующая воду от корней к листьям.
Guaiacum officinale нарушает это правило. Плотность древесины: 1260-1290 килограммов на кубометр — среди исторически доступных пород это абсолютный рекорд. Дерево тонет мгновенно. Внутри почти нет пустот — клетки плотно упакованы, промежутки заполнены смолами. Топор отскакивает, пила нагревается от трения, гвоздь согнётся.
Парадокс очевиден: зачем в кораблестроении материал, который невозможно сплавить по реке? Который утопит плот вместе с другими брёвнами? Ответ обнаружился, когда инженеры искали материал для подшипников, работающих под водой без масла. Бакаут оказался единственной древесиной, способной работать как самосмазывающийся подшипник в морской воде. Свойство, делавшее его бесполезным для плотогонов, сделало критическим для флота. Человек использовал его столетие, затем заменил синтетикой за полвека.
Аномалия, нарушающая правила.
Деревья эволюционировали под давлением конкретных задач: расти вверх к свету, транспортировать воду, гнуться на ветру. Решение — пористая структура. Сосуды ксилемы занимают 40-70 процентов объёма древесины. Воздух внутри делает дерево лёгким, гибким, способным расти быстро. Плотность сосны — 520 кг/м³, дуба — 750, самшита — 950. Все плавают.
Бакаут игнорирует эти правила. Клетки — склереиды и волокна либриформа — упакованы настолько плотно, что промежутков почти нет. Пустоты заполнены гваяковой камедью, составляющей до 30 процентов веса. Смола не испаряется после гибели дерева, остаётся навсегда.
Результат — материал экстремальных характеристик. Твёрдость по шкале Янка: 4390 фунтов-силы — выше любой коммерчески доступной древесины. Для сравнения: африканское чёрное дерево — 2940, гикори — 1820, дуб — 1290. Бакаут в пять раз твёрже дуба. Устойчивость к гниению феноменальная: гваяковая камедь токсична для грибов и бактерий. Дуб в воде разрушается за 10-20 лет. Бакаут сохраняется столетиями даже в тропиках.
География медленного роста.
Guaiacum officinale растёт в сухих прибрежных районах Карибского бассейна и северного побережья Южной Америки: Ямайка, Доминиканская Республика, Венесуэла, Колумбия. Предпочитает известняковые почвы, каменистые склоны, засушливые территории с осадками 500-1000 миллиметров в год. Сопутствующая растительность — сухие тропические леса, колючие кустарники, кактусы.
Дерево низкое — максимум 10 метров, обычно 6-8. Ствол искривлённый, диаметром до 60 сантиметров у старых экземпляров. Листья сложные, кожистые, тёмно-зелёные. Цветы голубые или фиолетовые — национальный цветок Ямайки. Плоды — деревянистые коробочки с чёрными семенами в красной оболочке, которую едят птицы.
Рост крайне медленный — годовой прирост диаметра всего 1-2 миллиметра. Дерево диаметром 30 сантиметров прожило 80-100 лет. Диаметр 60 сантиметров требует 150-200 лет. Каждая клетка такой плотной структуры требует огромных затрат энергии. Первое плодоношение — в 15-20 лет, но коммерческой ценности ствол достигает не раньше 80 лет.
Природная инженерия самосмазки.
Гваяковая камедь — смесь органических соединений: гваяковая кислота, гваякол, гваяретовая кислота. Твёрдая при комнатной температуре, зеленовато-бурая. При нагревании от трения размягчается и выделяется на поверхность тонкой плёнкой.
Механизм работает элегантно: вращение под нагрузкой генерирует тепло до 40-60 градусов. Смола размягчается, выделяется из пор, покрывает поверхность плёнкой в несколько микрометров. Она гидрофобна — не вымывается водой. Коэффициент трения бакаута по стали в воде: 0,05-0,08. Для сравнения: сталь по стали с маслом — 0,1-0,15. Дерево в воде работает лучше металла с масляной смазкой.
Износостойкость феноменальная — подшипники на гребных валах работали 10-20 лет без замены, изнашиваясь на доли миллиметра в год. Синтетические подшипники середины XX века требовали масла и изнашивались быстрее. Дополнительное преимущество: при износе волокна сминаются, но при снижении нагрузки частично восстанавливаются. Набухание от воды заполняет изношенные участки — эффект самовосстановления.
Деревянный подшипник для гребного вала.
Золотой век морского применения.
Использование началось в XVII веке с блоков и шкивов парусных судов. Ролики из бакаута не истирались от канатов, работали в солёной воде без смазки. Британский флот использовал тысячи тонн для оснастки кораблей.
Революция произошла в середине XIX века с паровыми машинами. Гребной вал — стальной стержень диаметром 10-30 сантиметров — вращался под водой со скоростью 60-200 оборотов в минуту. Требовались подшипники без масла — оно вымывалось мгновенно. Инженеры перепробовали бронзу, латунь, чугун — все изнашивались, ржавели, заклинивали.
В 1850-х попробовали бакаут. Результат превзошёл ожидания — подшипники работали годами. Британский флот принял его как стандарт в 1860-х. К концу XIX века почти все паровые суда использовали бакаутовые подшипники. Импорт в Великобританию: 1870-е — около 1000 тонн ежегодно, к 1900-му — более 2000 тонн. Применение расширилось на гидроэлектростанции и подводные лодки, включая атомную USS Nautilus (1954).
Закат эпохи дерева.
Упадок начался в 1950-х с появлением тефлона. Коэффициент трения сопоставим с бакаутом, но преимущества очевидны: работает без воды, при температурах от -200 до +260 градусов, производится без ограничений роста. В 1960-х появились композиты — тефлон на металле, керамика, полимеры. Они превосходили бакаут по скоростям вращения и не зависели от природных ресурсов.
Стоимость синтетики снижалась с ростом производства. Бакаут дорожал — популяции сокращались, импорт ограничивался. Последние крупные заказы — конец 1960-х. Военные флоты перешли на синтетику к 1970-м, коммерческий флот — к 1980-м. К 1990-м бакаут как индустриальный материал исчез.
Восстановление производства экономически невозможно: дерево растёт 80-100 лет до коммерческого размера. Для устойчивой вырубки при спросе в тысячи тонн нужны плантации площадью десятки тысяч гектаров. Первый урожай через 80 лет. Инвестор не ждёт три поколения, когда синтетика производится за часы в реакторе.
Экономика исчезновения.
В 1492 году леса гваякума покрывали прибрежные районы Карибов. Вырубки начались в XVII веке для медицинской смолы — европейцы верили, что она лечит сифилис. В XVIII-XIX веках вырубки ускорились для кораблестроения. К началу XX века коммерческие леса Ямайки исчезли полностью.
Сегодня Guaiacum officinale — Endangered в Красной книге IUCN (2019): популяция сократилась более чем на 50 процентов за 150 лет. Все Guaiacum в Приложении II CITES с 2003 года — торговля регулируется, но контроль слаб. Цены: 50-150 долларов за килограмм против 1-3 за дуб и 20-40 за чёрное дерево. Бакаут дороже в 10-50 раз, но спрос мизерный.
Плантации не создаются — экономика не работает при 80 годах до урожая и конкуренции с синтетикой. Естественное восстановление затруднено: низкое прорастание семян, медленный рост, вырубка до плодоношения. Популяция стареет без молодняка.
Современная ниша декора.
Сегодня бакаут используется штучно: рукоятки ножей (2000-5000 рублей), шахматные фигуры (10 000-30 000 за набор), токарные изделия, музыкальные инструменты. Промышленные применения единичны — бакаутовые подшипники как премиум-опция для реставрации исторических судов за 500-1000 долларов против 50-100 за синтетический аналог.
Рынок крошечный — глобальный оборот древесины бакаута оценивается в единицы миллионов долларов ежегодно. Статистическая погрешность в индустрии пиломатериалов стоимостью сотни миллиардов. От стратегического ресурса империй до нишевого материала для любителей экзотики за сто лет.
Цена эволюционного решения.
Зачем дереву плотность, жертвующая скоростью роста? Предполагается защита от травоядных в сухих тропических лесах с высоким давлением. Плотная древесина, пропитанная токсичной смолой — барьер для термитов, коз, личинок жуков. Другая гипотеза: адаптация к засухе. Минимум пустот хранит воду эффективнее, смола снижает испарение. Дерево выживает месяцы без дождя.
Третья версия: случайность эволюции. Признак возник как побочный эффект защитных смол, закрепился, потому что не мешал выживанию в конкретной нише. Дерево оптимизировано не под человека, а под условия Карибов.
Биология создала материал уникальной комбинации свойств за миллионы лет. Человек использовал сто лет, истощил популяции, синтезировал заменитель и переключился. Сегодня бакаут продаётся как память о временах, когда природа была источником технологий, а не декора. Дерево, которое не плавает, оказалось идеальным для кораблей — пока химия не создала пластик быстрее. Теперь оно тонет не только в воде, но и в истории, уходя в забвение вместе с популяциями, не успевающими восстановиться.
В рунете почти нет серьёзных текстов о растениях. Есть садоводческие советы, есть научпоп-упрощения, есть Википедия. Нет места, где можно читать глубокие, но увлекательные истории о ботанике.
Показать полностью
6
Ответ на пост «Кинза: почему мексиканцы её обожают, а европейцы — выплёвывают. Ответ записан в вашей ДНК»2
Для меня кинза это настоящий эталон отвратительного запаха. Клопы, грязь, мыло, осклизлая тряпка -- похоже, но всё ещё не точно описывает уровень гадостности. Но дело не в самой травке, она не виновата ни в каких прегрешениях, она просто такая, какая есть.
Бесцеремонность и безапелляционность пидарасов, крайне обеспокоенных чужим вкусом и содержимым чужой тарелки -- вот что бесит. Видимо, это тоже записано в их ДНК.
Мне за 50, и рвотный рефлекс на кинзу по-прежнему сильный. Ради чего мне мучиться и насиловать организм? Чтобы очередной ярый любитель удовлетворённо кивнул "вооот, и ведь многие с возрастом распробовали!". А не похуй ли на твоё удовлетворение?
Если так называемые "друзья" и "близкие" испытывают радость, переломав через колено, -- это точно друзья и близкие? Мне повезло, кинзолюбы-агитаторы были лишь случайными знакомыми, грустно отказываться от шашлыка в компании доводилось только дважды в жизни. Не поесть жареного мяса, которое ты очень любишь, и оно грудой лежит перед тобой на столе, это грустно, и надолго запоминается. Ржач долбоёба, которому весело смотреть на твоё грустное ебало, запоминается ещё сильнее.
Мы все разные. Я вон лет 10 назад сюрстрёмминга попробовала из любопытства, и... мне понравилось. Ядрёно пахнет, но это запах квашеной еды. Потом даже просила друзей подарить по виш-листу, и мне дарили ещё две баночки, которые были с благодарностью мной съедены в тихом уединении.
Но мне в голову не приходит агитировать окружающих любить сюрстрёмминг. Не испытываю удовольствия от того, что другого человека выворачивает.
Не в травке дело, а в людях.
Показать полностью
Пернатый антиДЕпресСАНТ
Уже разрешается писать об итогах года?😄 Я начну. Нет-нет, достигаторства и успешного успеха здесь не будет. Хотя то ли мы считаем сейчас успешным успехом..?
Так уж вышло, что очутилась я с головой и взахлеб в этой волне увольнения в никуда. В плане карьеры дошла в этом месте до возможного потолка. Дальше пользы и смысла нет. Живой жизни нет. Ну и ипотеки тоже нет, будем честны. Зато инсульт издалека машет ручкой да криво улыбается: это его четырехчасовой сон зовет на вечеринку — тот отнекивается, но почти уже согласился, что тут «классно». Поэтому, пока лошадь окончательно не сдохла, пришлось поскидывать с нее наездников да увезти поскорее на свежий воздух..
Середина июля. Последний рабочий день, прощание с коллегами и полное отсутствие понимания, что все, страница перевернута. Тысячу раз подумала: «Может зря? Сейчас отдохну недельку да как заработаю, да как все планы перевыполню». Но заботливый мужчина уже упаковал наш четырехколесный «танк», и ранним утром мы уехали… Нет, не в аэропорт. В деревню. До конца лета.
Первую неделю я часами сидела на мостках у речки и просто смотрела. Как стрекозы скачут с травинки на травинку. Как медленно ползет толстый жучара. Как летит над головой огромный пернатый боинг — аист. Будто мне едва год, и меня впервые усадили на плед посмотреть на необъятный живой мир вокруг.
Спустя время я решила, что мало будет ходить-смотреть к речке: нужна кормушка. Прямо у окна. Чтобы щебечущую карусель, обитающую в кустарниках, тоже можно было увидеть. Мужчина мой подхватил эту идею, и, залихватски взявшись за инструмент, за пару часов соорудил целый птичий терем из сподручных материалов, который осталось только «задекорировать» дополнительной жердочкой.
Честно, мы ожидали обычного ограбления кормушки местными синицами. Не более. С этого и началось.
«Здравствуйте, вы нам еще семечков подаете или просто показываете?»
Но через пару дней наведался чертила, с одного пендаля выгонявший суетливых синиц из птичьего общепита. Мы были возмущены такой наглостью (синицы тоже), за что гневно прозвали негодяя Удодом. В конце концов, клюв у него тоже по-удодьи длинный.
Рэкетир кормушки оказался обыкновенным поползнем. Но не настолько обыкновенным, как его величают по научной классификации. Смелость города берет, а в случае с нашим Удодом — он стал местным мафиози, заведующим всеми семечками на ближайший квадратный километр и держащим в страхе мелких пернатых обывателей. Если тебя так вынуждают обратить внимание, то противиться сложно — Удод стал центром притяжения в пределах кормушки:
— Смотри, смотри, он же запихал аж три семечки себе в клюв, куда он их денет?
— Ой, уронил.. ой, он на землю сел, нашел-таки ее таки, смотри!
— Он же ее в забор заколачивает! И вторую! Разве он запоминает, где они?
Высокопоставленная персона оценивает положение дел: вокруг чисто, внутри почти пусто
С того момента мы прочитали все имевшиеся в сети статьи про поползня: и про его «запасливость», и про возможность приручения, и про оседлый образ жизни в пределах своей территории. Удода никак не удавалось рассмотреть: суетливый, скоростной, секунда — уже улетел по своим птичьим делам. Решили положить несколько привлекательных семечек прямо на подоконник — заметит? Осмелится?
Как я говорила ранее, смелости нашему другу не занимать, и на подоконнике он оказался еще быстрее, чем думалось. Сперва случилось увесистое «бдыщь» по козырьку, затем цоканье коготками (а маникюр-то у него серьезный), отбор самых достойных семечек (но потом-то мы узнали, что гостить он будет, пока все до последней не заберет), победное «пииип» и взмах крыла. Мы успели разглядеть его потрепанное пузико и вихорку на головешке: похоже, звание мафиози дано не голословно — дружок-то бывалый в передрягах.
Воин с торчащим пером в голове
Для нас это стало опознавательным признаком: на кормовую базу точно прибыл тот самый Удод. Ведь рядом стало появляться похожее «лицо»…
«Лицо» было чуть меньших габаритов. И все такое «припудренное», намарафеченное, гладенькое. Сидит поблизости от Удода, попикивает в ответ. Периодически получает такого же пендаля, как местные синицы, только более игриво. Предположили, что наш потрепанный храбрец — мущщина, а уменьшенная красивая копия должно быть его самочка. Ведь поползни действительно живут парами в пределах своей территории, а не стайками, как шебутные синички. Далее это предположение стало только укрепляться: пара начала чаще появляться вместе в зоне окна-кормушки. Храбрец уже издалека летел на всех парах прямиком к подоконнику, завидев семечки. Самка же стеснялась — негоже приличной даме по всяким подоконникам шастать. Потому Удод, приземлившись, первым делом скидывал несколько семечек с подоконника на землю, а самка свою очередь подбирала их в более «безопасном» месте. После чего, плотно набив свои клювы, оба стрелой мчались прятать добычу. Правда недалеко: то в забор, то прямо в фасад бревенчатого дома.
Кстати, о фасаде. Птица, похоже, настолько привыкла к накрытому столу, что с первыми рассветными лучами стала требовать кормежки. Несколько дней мы подскакивали, думая, что с утра пораньше пришел кто-то из соседей: четкий стук раздавался морзянкой возле окна. А за окном сидел Удод, вертя своей взъерошенной головешкой: «Жрать-по-да-вай-где-наш-зав-трак».
«Кормушка пустеет, милорд»
Но мы тоже не пальцем деланные. Раз птица решила вступить в диалог, попробуем «простучать» ей тем же: отвлечь от повседневного исследования кормушки стуком в подоконник. Спустя пару дней такой практики Удод запомнил, что после стука на подоконнике всегда оказываются семечки. Затем на стук птица появлялась из ниоткуда даже если семечек на подоконнике не было.
Как-то уже язык не поворачивался называть этого смышленыша Удодом. Несправедливая кличка естественным образом сменилась на приветливое Доди. И поскольку сердца наши уже давно были завоеваны пернатым, было решено предложить ему еще и руку.
Доди такое предложение принял, хоть и не сразу. Видимо, нужно было убедить самку, что это «во имя семечек» и вообще «на благо семьи». Во всяком случае, пара по-прежнему прилетала вместе, переговариваясь в процессе добывания корма — значит, семейного раздора не произошло.
Кормление Доди с руки стало неотъемлемой частью каждого дня. Вернее, подача семечек с руки — ведь он неизменно летел все прятать. Синички, насмотревшись на главаря, решили: «Не ну а шо, мы тоже так можем, ты тут один такой что ли», и нет-нет да порхнут в ладонь, предварительно оценив семечковую ситуацию в кормушке.
Доди же стал прилетать в руку, даже когда стоишь во дворе. Или наблюдать за тобой своим пытливым глазом, свесившись с крыши вниз головой. Его не пугал ни шум болгарки, ни стук молотка (он сам еще фору даст молотку), ни процесс замены оконной рамы. Пернатый прораб внимательно следил за ходом всех работ, за что был удостоен чести залезать на пуф возле окна и самостоятельно копошиться в пакетике с семечками. Отдадим ему должное: после себя всегда оставлял порядок — чистый пуф и абсолютно пустой пакет..
«Когда стекла вставлять будете? Уже все сроки сорвали»
Близился конец лета. Ломовая лошадь, она же городская фифа в белоснежных кроссовочках, всерьез заговорила о том, что в гробу она видала этот пыльный городской человейник со всей его бесконечной гонкой куда-то. Потому что никакая перспектива заработать побольше за дополнительную смену в месяце не давала такой искренней и по-детски счастливой улыбки, как соприкосновение с этим храбрым пушистым существом.
Нет, мы не решили осесть в деревне. Но совершенно точно мы вернулись в город «переиначенные». С пониманием того, что на самом деле может заставить почувствовать себя живым и счастливым. С ощущением, что где-то там, за 500 километров от дома, маленький пернатый друг ждет, что ты скоро вернешься. Мы же пообещали ему возвращаться почаще.
Бывший офисный планктон реинкарнировал за это время практически полностью: все-таки полтора месяца отпуска не могут пройти незамеченными. Вот и глаза загорелись, вот и идеи фонтаном льются. Стена пустует на свежеотремонтированной кухне, нужно ее заполнить. Вспомнила свои прежние увлечения, достала запылившийся скетчбук и жженые ивовые веточки — рабочий сувенир из той самой деревни от соседа-художника. И с большой теплотой в сердце попробовала запечатлеть нашу птичью карусель.
Доди пока не поддается достойному рисованию углем, но работы ведутся. Здесь — карандаш.
Забегая вперед: поздней осенью у этой истории случилось продолжение, которым хотелось бы здесь поделиться, если данный очерк вызовет любопытство и улыбку!
Показать полностью
11
1