Из открытого окна доносится одинаковая последовательность звуков - стук, топот четырёх лап по траве, радостный лай, после чего - свист брошенной палки. .

Я, заваривая утренний кофе, даже не оглядываюсь в сторону улицы - знаю, что там происходит.

Энди играет с Тоби.

Тоби в самом лучшем собачьем возрасте. Ему четыре, и он не грызёт тапки и не прудит лужи. У него белые зубы и ясные, как утреннее небо, глаза.

Я и Элеонора, моя жена, называем его Тоби Третий.
Первый погиб, когда мне было девять - он выскочил на дорогу и угодил прямо под колёса пикапа нашего соседа. Сейчас я вспоминаю об этом спокойно, но в те годы я и поверить не мог, что решусь на нового питомца.

Первая собака - как первая любовь. После неё ты никак не можешь смириться, не веришь, что в твоей жизни будет ещё что-то похожее, даже боишься этого.

Поэтому Тоби Второй не сразу стал любимцем. Родители купили его в подарок мне на пятнадцатилетие, но ещё долго я посматривал на пса с недоверием. Место бассета занял фокстерьер, ураганом ворвавшийся в мою жизнь и постепенно ставший лучшим другом. Веселее всего было на моей первой свадьбе - мы с Маргарет, моей избранницей, напялили на него костюм шафера и он скакал между гостями, выпрашивая вкусняшки.

Исчез он много позже. По словам Эл, моей второй жены, тогда сидевшей дома с Энди, он просто встал и медленно вышел из дома. И не вернулся.

Собаки, как мне кажется, чуют свою смерть. Видимо, и Тоби Второй почувствовал, как холодная рука тянет его за ошейник в иной мир и решил, что нам лучше этого не видеть.

Кофе - горький, как утрата - продолжает попытки меня взбодрить.

Я провожаю взглядом Тоби Третьего, возвращающегося с палкой, после чего выглядываю в другое окно.

Там уже в который раз происходит утренний ритуал.

Энди аккуратно вытаскивает палку из зубов собаки, пару раз машет перед носом Тоби, после чего заводит руку за голову - и отточенным, привычным движением запускает палку метров на двадцать.

Он никогда не ошибается, палка всегда летит примерно в одно и то же место.

Одно из проявлений Аспергера - не только желание, но и умение делать всё однообразно.

- Энди! Доброе утро! - кричу я в окно.

Он радостно(как же мне этого хочется) поднимает руку в приветствии.

На ней не хватает двух пальцев.

Столько раз видел это, но сердце всё равно ёкает.

- Доброе утро, пап! - гудит он в ответ.

Тоби уже у его ног, с палкой в зубах. Энди отбрасывает деревяшку и начинает скупыми, точными движениями гладить собаку. Несколько секунд - и Тоби уже радостно подставляет ему живот.

За моей спиной раздаются шлёпающие шаги. Я оборачиваюсь - и вижу только спину Эл, которая проходит в ванную.

- Доброе утро! - кричу я, она сонно мотает головой и хлопает дверью.

Тяжело быть совой в мире жаворонков, как, впрочем, и в любой другой ситуации, когда ты не такой, как все.

Спросите у Энди, в конце концов.

Он умеет читать, писать, с удовольствием изучает мир - но не сможет окончить колледж тогда же, когда его друзья.

Даже когда он вырастет, с ним останутся все эти "ритуалы" из его детства, словно кто-то при его рождении щёлкнул тумблером - и теперь он видит всё вокруг иначе.

Я отвожу взгляд от окна, сажусь за кухонный стол и мелкими глотками пью кофе, пока тостер готовит хлеб.

О том, что наш Энди такой, мы с Маргарет, моей первой женой, узнали слишком поздно. Что-то сделать с этим было невозможно.

Элеонора, моя вторая супруга, заходит на кухню, выхватывает из щёлкнувшего тостера хлеб, открывает холодильник и начинает обильно покрывать джемом будущий сэндвич.

- Это был мой бутерброд.

Она молча заряжает тостер вновь.

- Доброе утро, Грег. - Элеонора лучезарно улыбается, откусывая. На её бледное лицо начинает возвращаться румянец. - Где Энди?

- Играет с Тоби, как всегда. Энди, ты не забыл, что тебе в школу? - кричу я.

В ответ с улицы доносится:

- Нет, пап! У меня ещё пятнадцать минут!

- И так каждое утро. - с улыбкой говорит Эл, усаживаясь за стол с тарелкой и стаканом сока. - Знаешь, мне кажется, Энди будет гораздо способней, чем ему предрекают.

- Если общество сумеет побороть стереотипы относительно таких, как он.

- Сумеет, конечно. - она делает глоток. - Примирилось же оно как-то с тем, что ты можешь быть, кем угодно, если этого захочешь.

- Но если тебе предначертано быть таким, какой ты есть, общество может этого не понять.

Элеонора машет на меня сэндвичем.

- Такое было с утра хорошее настроение, Грег. А ты решил подискутировать о мировых проблемах.

- Ну, это же связано с нашим сыном.

В её глазах на несколько миллисекунд проскакивает недоверие, которое сменяется улыбкой.

- Да, именно. С Энди.

Маргарет всё никак не привыкнет называть его "сын" или "ребёнок". С самого начала наших отношений он для неё просто "Энди".

- Он и раньше-то был не такой, как все. А теперь он даже не такой, как не такие, как все. - она говорит это слегка фиолетовыми от джема губами. - Страннее странного.

- Но Энди - наш сын, я прав?

Она кивает головой. Волосы, ещё мокрые после душа, рассыпаются по плечам.

- Единственный в своём роде.

Она роется в карманах и достаёт небольшую пластмассовую палочку белого цвета.

- Или уже нет? - она кладёт находку на стол.

Я перевожу взгляд с лежащего на столе на мою жену.

Она будто светится изнутри.

- Да-да.

Я вскакиваю на ноги, качнув стол.

- Неужели?..

- Именно. - Эл снова кивает. - И она, подчёркиваю, она, будет абсолютно здорова.

- Ты...ты уже была у врача?

Моя жена снова кивает головой, дожёвывая тост. Делает очередной глоток сока.

- И как давно...

- Третий месяц.

- А ты узнала?..

- Полтора месяца назад начала подозревать, а ещё через пару недель пошла к нашему доброму доктору. Он говорит, что у нас будет чудная девочка.

Я слушаю свою жену, но страх пробирается под мою кожу, отмечая свой путь мурашками.

- А он уверен в этом? Просто в тот раз...

- Я в этом уверена. - она смотрит на меня бескомпромиссным взглядом. - У меня будет дочь. Моя дочь. Моя настоящая дочь, а не "ребёнок от первого брака".

У меня в душе - ещё не гнев, но уже его начало. Первый порыв ветра зарождающейся бури, предвестник.

- А Энди? Он что - не твой? Не настоящий?

- Он - наш общий. Наш, доктора Палмера, твоей бывшей и ещё сотни других людей. - она делает паузу. - Даже того продавца с барахолки, который отдал тебе Тоби, считая, что тот поможет Энди с социализацией. А дочь будет моей и твоей.

Я смотрю на то, как Энди продолжает гладить Тоби. Пёс мог бы закатить глаза и восторгаться, но он не сделает этого.

У собак-роботов не настолько проработаны физиологические особенности.

Так что он, следуя заложенной в него программе, переворачивается на спину и усердно делает вид, что хоть что-то чувствует, когда рука Энди поглаживает его композитное, укрытое за слоем меха, почти неотличимого от настоящего, брюшко.

- Но я-то знаю, Грег, что Тоби ты взял для себя. Тебе просто было не по себе от предчувствия новой утраты, если собака будет живой. И вот теперь у нас замечательная, практически бессмертная собака. И никакой горести, если откажут батареи или если она выскочит на дорогу, где её...

- Хватит! - я срываюсь на крик.

Между нами повисает молчание. Такого уже давно не было, года два, наверно. С тех самых пор, когда мы решали, что можем сделать для Энди.

Эл смотрит на меня, долго, пристально. В уголке глаза я замечаю капельку влаги.

- Прости, я... - она выдыхает. - Я не хотела. Просто все эти разговоры... Знаешь, я устала. Я и правда хочу, чтобы моя дочь была только моей.

Я киваю c понимающим видом.

- Хорошо. - я вздыхаю. - Она будет только нашей.

Обнимаю Эл. Она замыкает руки на моей спине.

- Тем более, Энди никогда не обидит её. - эта фраза специально для меня. Эл никогда не будет относиться к моему сыну, как к родному.

Крепче прижимаю её к себе.

- Конечно.

Она отпускает меня. На рубашке остаётся мокрый след - неизвестно, от её волос или от её слёз?

- Ты рад за нас, Грег?

Я киваю ей головой и искренне улыбаюсь.

- Естественно.

Она вытирает уголок глаза указательным пальцем, после чего смотрит на часы.

- Ох! Уже почти восемь! Пора приводить себя в порядок, а то я засиделась тут! - Эл вскакивает и мчится к зеркалу.

Я же делаю очередной глоток кофе и кричу в окно:

- Энди! Без пяти восемь!

- Понял! - кричит мне в ответ сын. Через полминуты дверь на кухню распахивается и он появляется передо мной, совсем не запыхавшись. Он спешит - школьный автобус будет здесь через десять минут, а он ещё в домашней одежде.

Но я всё равно его останавливаю.

- Энди, малыш. Скажи мне честно - тебя же никто не обижает в школе?

Мой сын наклоняет голову и отвечает:

- Нет, пап.

- Ты уверен?

- Слово "дурачок" не обидное? Меня так называет одна девочка из параллельного класса. - он поглядывает на меня, как мне кажется, с хитринкой.

Я улыбаюсь.

- Наверно, нет. Если от девочки - то точно нет.

Энди кивает мне, после чего убегает в свою комнату.

Я же остаюсь на кухне с полупустой чашкой в руках.

Очень хочется запустить её в стену.

Но я останавливаюсь на полпути.

Ставлю в посудомойку покрытую разводами кофе посуду, после чего иду провожать Энди в школу.

Он уже второй год ходит в обычную, не в интернат для "особенных" детей. Даже делает там успехи, по сравнению с его предыдущим уровнем.

По крайней мере, когда он заходит в автобус и садится на своё место, сосед с ним заговаривает. Уже показатель.

Значит, малыша Энди приняли там.

Энди отвечает ему улыбкой.

Значит, и он принял это место.

Я прохожу в дом, сажусь на диван в прихожей и неосознанно бросаю взгляд на комод.

Там стоит фото трёхлетней давности. Энди пять. Он белобрыс, любознателен. Активно пытается читать, но пока ничего не выходит. Уже отучился от горшка, но ещё со страхом ходит в туалет один.

Со вздохом я отвожу взгляд от фотографии.

Энди ещё до своего рождения, неосознанно, сыграл в генетическую рулетку - и наградой ему стал этот чёртов синдром.

От воспоминаний меня отвлекает топот по лестнице, ведущей на второй этаж.

Эл врывается в комнату - свежая, бодрая, красивая. Она падает на диван возле меня, целует в щеку, после чего спрашивает:

- У тебя выходной?

Я киваю головой.

- Ты не поедешь сегодня в город?

- Не знаю, скорее всего - съезжу до супермаркета, наберу чего-нибудь.

- Холодильник битком. Туда стоит ехать, только если ты решишь устроить барбекю.

Я киваю ей. Эл снова улыбается.

- Наглый шантаж. - уголки рта поднимаются вверх, и я отвечаю на её улыбку.

- Зато вкусное мясо.

- Дорогая, ты просто чудо. - я целую её в висок.

- Не перехвали, а то я растаю. - она спрыгивает с дивана, в последний раз проверяет причёску перед зеркалом, после чего снова поворачивается ко мне, но её взгляд направлен в сторону полки с фотографией.

- Грег...

- У нас будет замечательная дочка. - да, мы вместе всего шесть лет, но понимаю с полувзгляда. - Такая же, как все.

Она смотрит на меня с благодарностью.

- Люблю тебя.

- И я.

Она кивает головой и выходит из комнаты.

Я же включаю телевизор и начинаю гонять его по каналам, пока не замечаю знакомое лицо в прямом эфире.

Доктор Палмер собственной персоной. Он сменил безукоризненно чистый халат на строгий костюм, но его невозможно не опознать - всё та же безумная причёска, начинающие седеть волосы, усы.

-...Человеческое поведение, знаете ли, удивительная штука! Когда мне говорят, что его невозможно воссоздать, я отвечаю, что это лишь последовательность условных и безусловных реакций на ряд раздражителей. Мы улыбаемся, когда смешно и плачем, когда грустно. Но мой профиль гораздо сложнее.

- Аутистические расстройства личности, верно? - ведущий с умным видом произносит фразу, которую едва ли понимает сам.

- Да, именно так. У людей с данными заболеваниями...кхм, психическими особенностями, - Палмер немного краснеет - оговорка и правда чревата, ведь многие люди не признают эти расстройства болезнями. - Нестандартные реакции и мышление. Они плохо контактируют с другими, у них наблюдаются задержки в развитии, неумение сопереживать и проникаться чувствами к другим людям...

- Скажите, а можно ли воссоздать такое поведение?

"Можно." - проплывает в моей голове одинокая мысль. - "У него даже получилось один раз."

- Вы знаете, разве что актёры в фильмах способны на это. - Палмер обнажает свои идеальные протезы в улыбке. - Можно попытаться выдать себя за аутиста, но это потребует от вас тонну усилий. Все эти нюансы вроде необычных нервных тиков, зацикленности на повторении ряда действий, имеющая чуть ли не ритуальный характер... - он делает многозначительную паузу, придвигаясь к ведущему. - Мой сын, например, не может есть бургер с надкусанной стороны. Он каждый раз поворачивает его, откусывает кусок, снова поворачивает...

- А потом? - ведущий действительно заинтересован.

- А потом он начинает откусывать его сверху. - Палмер разряжается смехом, но взгляд за очками остаётся серьёзным.

Да, эту историю он и мне рассказывал давным-давно.

Когда я пришёл к нему за игрушкой для своего сына, живущего с синдромом Аспергера. Мы с ним провели три часа в беседе. Обсудили финансовую - в первую очередь - сторону, затем перешли к аспектам.

"Да, Грегори." - он начал называть меня по имени через полчаса после знакомства: "Поведение таких детей поддаётся воспроизведению. Более того, скажу вам прямо - у меня даже есть наброски, которые мы практически готовы осуществить. Сначала я собирался осчастливить своего сына, но, видимо, нужно будет отдать пальму первенства вашему ребёнку".

У него были связи, знакомые, возможности. У меня - деньги и желание, неистребимое желание дать Энди вечного друга на все времена. Который всегда будет для него младшим товарищем, который будет точно таким же.

Это был бы отличный подарок на шестилетие, верно?

Впрочем, жизнь вечно вмешивается в наши планы.

Прототип был почти готов. Палмер проанализировал, прикрываясь экспериментальными целями, почти весь наш семейный архив, вычислил "ритуалы" и привычки Энди, реакции на раздражители, основы поведения. Прочитал всё то, что жизнь написала на белом листе с заголовком "Энди".

Воссоздал личность, спрятавшуюся в извилинах этого мозга.

Подарок был почти готов, когда мой сын разбился в автокатастрофе.

Маргарет, моя первая жена, забрала его к себе на выходные. Не знаю, как долго она вынашивала этот план, но в тот день она казалась мне удивительно расслабленной.

Я просто не знал, что у неё в сумочке початый флакон с успокоительным, которому осталось недолго.

По словам врачей, первую стандартную дозу - две таблетки - она приняла с утра. Вторую - в районе обеда, примерно за полчаса до визита к нам домой.

Остальные пилюли она поровну разделила между собой и Энди, пока ехала по шоссе.

Да, в её жизни всё было не так гладко после развода со мной. Она не смогла найти достойную, по её мнению, работу, подходящего человека, поддержки со стороны её семьи.

Я мог бы понять Маргарет, но она решила забрать с собой и моего сына. Этого я никогда ей не прощу.

Единственное, что меня утешает - Энди ничего не чувствовал, пока его вытаскивали из машины, везли в больницу, сражались за его жизнь. Он спал всё это время.

Когда я в тот же день ехал к доктору Палмеру, чтобы забрать его нового друга, Энди только садился в машину к Маргарет.

Через три часа робот внимательно смотрел на меня, пока мой автомобиль останавливался на обочине. Он продолжал смотреть, не мигая, на то, как я в исступлении обрушил кулаки на руль и переднюю панель.

А потом на моё плечо легла рука, на которой не хватало двух пальцев. Из-за этого дефекта барахольщик и отдал мне его за полцены.

- Папа, что случилось?

Я повернулся к нему.

- Что?

- Что случилось, пап? - он смотрел на меня, и за этим металлическим блеском скрывалось загорелое лицо моего сына, спрятанное в механической оболочке, как улитка в раковине.

- Энди попал в аварию. Врачи говорят, что он не выкарабкается. - я произношу это, не веря своим ушам.

Рука на моём плече не ослабляет хватку.

Робот поигрывает пальцами на второй руке, точно так же, как Энди, когда думает. Я смотрю за этим гипнотическим блеском: от мизинца к большому пальцу - и затем обратно.

- Но мы же верим в лучшее, как всегда?

Фраза, которую я то и дело говорил за кадром, пока снимал жизнь моего сына на смартфон.

"Энди делает первые шаги. На полгода позже сверстников, но мы же верим в лучшее, правда?"

"А вот и первое прочитанное слово. Энди большой молодец. Мы верим в лучшее."

"Энди скоро шесть. Он уже большой, но будет ещё больше.

- Как говорит папа: "Мы верим в лучшее!"

И вот передо мной вдруг открывается понимание.

Мой сын не умер. Нет, он сидит передо мной, заключенный в эту оболочку.

Почти перерождение, как у буддистов.

Я снимаю его руку с моего плеча (он не сопротивляется), после чего смотрю в его глаза.

- Сейчас мы поедем в больницу. Ты понял меня... - пауза, долгая пауза, за которую могут столкнуться две звезды в соседней с нами галактике - или допить свой молочный коктейль девчушка в кафе напротив. - Энди?

Он кивает головой, после чего опускает глаза.

- Энди понял, пап.

На моих глазах - снова слёзы, как в тот день.

На похоронах моего сына Энди Второй, как я называю его про себя, кинул на его гроб щепотку земли.

Потом он пошёл вместо него в школу. В интернате для "особенных" он провёл всего месяц, после чего я перевёл его в обычную школу.

Дети его боялись. Учителя же, словно луддиты, не понимали.

Только я один - и Эл, сделанная из другого теста, Элеонора-не-пугающаяся-трудностей, - мы верили, что он сможет адаптироваться.

Каждый раз, когда я вижу то, как он приветствует своих друзей в школе, я понимаю, что он победил.

Может, он даже будет первым президентом-роботом.

Он уже точно стал первым роботом, который живёт с аналогом человеческой болезни, с её симуляцией.

Это всё неважно.

Главное - он никогда не умрёт.

Я прохожу на кухню, наливаю себе новую кружку кофе, и смотрю на газон, где лежит палка, оставшаяся от утренней игры Тоби и Энди.

Я думаю о том, что где-то в университете Палмер отсматривает мои видеоматериалы. Материалы Эл. Многих других людей.

Он готовится к научной конференции и везёт туда Энди. Он презентует своё бессмертие миру.

Конечно, это не то, чего мы желаем. Мы ищем бессмертия, не требующего ничего взамен, случающегося, как дождь в облачный день. Но оно горькое, как хина, и застревает в горле, как кость. Оно иллюзорно, как линия фронта в информационной войне.

Платой за бессмертие станет существование в виде копий, слепков. Наше истинное сознание всё равно погибнет. Наш опыт и переживания, весь багаж, накопленный за жизнь, ляжет костьми в готовую принять его землю.

Но выжимка из наших чувств и мыслей останется. Наши дети и внуки смогут общаться со своими предками, познавать мир, понять, что их ждёт и принять из рук прогресса этот запретный плод - бессмертие.

У них всегда будет чья-то рука на плече, пусть и не до конца родная.

Я делаю глоток кофе.

Он сладкий, как завтрашний день.

- Мы верим в лучшее. - шепчу я сам себе, улыбаясь.

***

Где-то вдалеке, возле высоких лип, стоит белый камень.

На нём выбито четыре цифры. Год Рождения.

Других на нём не появится.

Энди Первый умер. Да здравствует Энди Второй.

Присно и во веки веков.

_________________________

Доброго времени суток, с вами @SilverArrow.

Бессмертие. Вечная и недостижимая мечта человечества.

Каким оно будет?

Своими мнениями вы можете поделиться в комментариях.

И не забывайте - у вас всегда есть возможность оставить комментарий также для критики, подписаться, если вы желаете сразу узнавать о публикации моих новых рассказов, ну и зайти в мой профиль - там вас ждут ещё истории.

С уважением, ваш @SilverArrow.

P.S. Изначально рассказ писался на конкурс "Будущее время". Да, понимающие люди после этой ремарки хмыкнут и скажут что-то вроде: "Отправлять это на конкурс, где научная фантастика? Серьёзно?"
Да, абсолютно. Не всё же время быть рациональным, верно?)

Обычно старик и его повозка появлялись в нашем городке раз в две недели.

Сначала в мареве, поднимавшемся над раскалённым песком, начинал трепыхаться далёкий образ. Он становился всё более и более различимым, приобретая точные очертания в полукилометре от нашего городишка.

Потом ветер доносил скрип несмазанных колёс и лёгкое ржание лошади.

Не могу сказать, что мы готовились к его приезду, но радость на наших лицах была неподдельной.

Старик привозил нам соль. Он раздавал её, щедро насыпая в холщовые мешочки и протянутые руки, принимая монеты, как должное. Он не протестовал, если ему платили меньше установленной цены и не пробовал золото на зуб.

Пара или тройка мешочков с солью уходила в чьи-то руки бесплатно.

Мы не знали его, но не протестовали против этой благотворительности.

Тем более - он не просил воду за это.

Наше самое главное богатство.

Ури иссохла три поколения назад. Ближайший родник был от нас в двух днях пути, да и то - мы делили его с другими поселениями, радуясь мутной, слегка пахнущей воде, как манне небесной.

То и дело наши повозки возвращались полупустыми. На брезенте в кузовах вперемешку с посудинами, наполненными водой, лежали, покрытые багровой коркой, тела тех, кто не смог пережить встречи с рейдерами, охотниками за удачей, которым потребовалась наша вода.

В одну из зим мы потеряли из-за них три повозки. Тогда мой младший брат чуть не умер от обезвоживания.

Мы все тогда чуть не вымерли.

Но в тот раз я ожидал повозку с другой целью. Старик иногда останавливался за пару мешочков соли в нашем баре, получая выжженную солнцем комнату, серое бельё, пахнущее песком и ветром, скрипучую кровать и приятное общество.

В такие дни обычно город накрывала песчаная буря, колющая, как старые полотенца, лицо мелким песком. Старик сидел в салуне, слушая краем уха рассказы старателей, копающих скважины в надежде обнаружить запасы воды, попивал местную настойку на колючках кактусов и молчал. К концу бутылки он поднимался к себе в комнату, запирал дверь и засыпал.

Ранним утром, под скрип колёс, он снова удалялся из нашей деревни. Повозка скрывалась из виду за невысокими дюнами.

Но с тех пор, как я услышал плеск воды в одном из бидонов, я жаждал снова увидеть старика сильнее всех в деревне.

В тот день, когда я принял решение проследить за ним, я пришёл в банк и забрал всё, отложенное на мою учёбу в большом городе.

А потом за эту пригоршню монет я купил себе два литра воды. Мутной, попахивающей. Дающей жизнь.

Две полные фляжки воды. В пустыне убивают и за меньшее. Когда я думал об этом, глаза сами обращались к длинному, тонкому, старому ожогу, который тянулся на моей левой руке от локтя почти до самого запястья.

Да и не только убивают.

Мерой воды в нашей деревне была "ладонь". Сложенные ковшиком руки. И в округе мы считались ещё довольно богатым местом! В деревнях подальше ковшиком складывали одну ладонь.

В городах, говорят, можно было пить вдоволь, и даже умыться водой. Фантастика.

Но сейчас я смотрел на то, как скрипучая телега тормозит на нашей главной площади. После небольшого ажиотажа - если у вас нет холодильников, то для хранения продуктов без соли не обойтись, поэтому все стремились купить её с запасом - старик слегка хлестнул лошадь поводьями и телега медленно тронулась.

Тут же сорвался с места и я. Забежал домой, подхватил сумку, после чего выскользнул из родной деревни и отправился за повозкой.

Старик ехал, никуда не сворачивая. Когда начинало темнеть, он останавливался, разводил костерок из сухого саксаула, пара-тройка кустов которого точно встретятся путнику за день в пустыне, после чего сладко засыпал, согретый его пламенем. Я же мучительно кутался в толстое одеяло, пытаясь уснуть на стремительно остывающем песке.

К пятому дню пути я обнаружил, что в в одной из моих фляг дырочка. Я заскрипел зубами, обрушивая тонны проклятий на торговца, который продал мне такую тару для воды.

Первую к тому моменту я почти допил.

Во второй жидкости плескалось ровно на обратную дорогу. И то с условием, что к деревне выйдет обезвоженный доходяга.

Повозка, скрипя колёсами, удалялась от меня.

Я оглянулся, надеясь высмотреть, хоть в виде миража, свой городишко - затрапезный, в три улицы и одну площадь, списанный, как говорил мой отец: "с древних фильмов".

Но горизонт отвечал мне безупречной голубизной новой джинсы.

Я хотел сплюнуть, но остановился. Воды во мне и так немного, терять её не хотелось.

Так что я просто поудобнее закинул на плечи котомку и отправился дальше, не теряя из виду повозку.

На восьмой день воды во фляге почти не осталось.

На девятый я уже ловил пересохшими губами последние капли, а вечером выдышал из фляги воздух, наполненный влагой.

В глазах двоилось и чудовищно хотелось пить.

Примерно в тот же день появился ветер. Влажный ветер.

Повозка ехала туда, где он брал начало. Я шёл за ней, ощущая живительное касание влаги на моей коже.

"Ты на правильном пути. В тот день, когда ты обнаружил случайно, что у старика в повозке бидоны не только с солью, но и с водой, ты знал, что так и будет. Много воды, раз он смог набрать бидон." - шептал голос в моей голове. - "Может, большой родник."

Я продолжал идти вперёд. Мозг, казалось, ссохся в черепной коробке, оставив мне только одну свободу - переставлять ноги, как заводная игрушка.

На одиннадцатый день, проснувшись в тени бархана, я понял две важных вещи.

До меня не доносилось никакого скрипа колёс.

Его заменил шуршащий звук, чем-то похожий на пересыпаемый песок.

На бархан я взбирался почти час.

Когда перед моими глазами заблистало, я не смог сдержать восторга.

До самого горизонта - вода! Прозрачная, зеленовато-синяя! Не та коричневая муть, нет! А настоящая, которая будет цениться! Монету за ладонь, не меньше!

Я свалился с бархана, пополз к этому богатству, надеясь раствориться, разойтись в нём, когда на мою спину мягко упал подбитый железом сапог.

- Эту воду нельзя пить.

Я смотрю на величайшее богатство в моей жизни, к которому нельзя приникнуть ртом.

Лицо, лежащее на песке, защипало. Я поднял голову и на щеке остались белёсые кристаллы соли.

- В этой воде слишком много лишнего. С тех пор, как Океан обмелел и отступил, а реки пересохли, морскую воду нечем было разбавлять. А она продолжала испаряться и уходить вглубь. - старик говорит это густым, задумчивым тоном.

Я продолжаю смотреть на запретное богатство перед собой. Точно так же отец запрещал мне трогать что-либо в кузнице, когда я был маленьким. И подходить к нему во время работы.

Воды, чтобы закалить и охладить металл, никто бы ему не дал. Поэтому медленно остывающие заготовки валялись везде.

Отец ни одну из них не брал руками, даже остывшие. Всё только клещами.

Перед глазами пошли полосы. Вода бликовала.

Я сбросил с себя ногу и пополз к этому великолепию.

Нельзя пить? Сдохну? Зато какая смерть в мире, где двух ладоней воды человеку должно быть достаточно, чтобы напиться на полдня!

Сапог снова упал мне на спину.

- Сынок, ты такой путь проделал, чтобы почки свои угробить? Шёл за мной одиннадцать дней ради красивой смерти?

Я поворачиваю голову и смотрю пересохшими глазами на своего мучителя.

- Так дайте живой воды. У вас же есть вода. В бидоне, который вы возите. Вода. Нормальная, не мёртвая вода.

- Ах, вот оно что! - усмехнулся старик и бросил мне флягу. - Пей.

Я жадно присосался к горлышку.

Он не остановил меня, смотря за тем, как сдувается кожаный мешок фляги.

Я оторвался и посмотрел на него. Ёмкость пуста наполовину.

- Я заплачу вам за всю эту воду. Тут ладоней тридцать было.

- Можешь допить.

Это было сказано настолько небрежно, что меня пробила дрожь.

- Что, до самого дна?

Старик утёр пот со лба.

- Да, да, до самого дна.

Я сделал ещё пару глотков, после чего кинул ему обратно фляжку.

- Слишком много счастья - тоже плохо? - усмехнулся старик.

Я перевернулся на спину и закрыл глаза.

- Откуда у тебя бидон воды, старик?

- Я одолжил его у моря.

- Оно же мёртвое.

- В конце всегда найдёшь начало,

А в смерти - жизнь. - ответил он мне. Что-то щёлкнуло - видимо, он пожимал плечами и один из суставов дал о себе знать.

- А поесть ты у моря не одолжил, старче? - я посмотрел на него через неплотно сжатые веки.

- Не совсем у моря.

- Но одолжил.

- Именно.

Он сплюнул в песок, смотря на волны с ненавистью, после чего пошёл к незамеченному мной домику, который прятался между двумя барханами.

Флягу с водой он оставил возле меня.

Я подхватил её и сделал то, о чём мечтал всю жизнь - сложив ладони ковшиком, я набрал в него чистой, прохладной воды и умылся.

А потом сделал это ещё раз.

Кожа, правда, мгновенно впитала в себя всю эту воду, но как же это было восхитительно!

За стариком я отправился неспеша.

Через какое-то время, когда "рыбный суп" (именно так назвал шокировавшее меня количеством воды блюдо старик) уютно плескался в моём желудке, старик откинулся на спинку стула и задумчиво на меня посмотрел.

- Ты шёл за мной одиннадцать дней, чтобы узнать мой секрет. Теперь ты в моём доме, ешь мою еду и пьешь мою воду. Что ты ещё хочешь знать, странник?

- Старик, откуда ты берёшь живую воду?

- Оттуда же, откуда соль. Из мёртвой.

- Ты разделяешь мёртвую воду на соль и живую? Но как, как это происходит?

- Вода испаряется, соль остаётся.

- Ты можешь поймать пар?

- Я могу превратить его обратно в воду.

- Научи меня.

- Зачем тебе это?

- Я буду продавать живую воду. И ты будешь.

- Я уже занимался этим. - старик зябко поводит плечами.

- Ты был богат?

- Я мылся каждый день. По ванне воды.

- Сколько в ванне ладоней?

- В ванне было пять таких бидонов. - он похлопал стоящий неподалёку металлический сосуд по боку. - И для каждого мы набирали свежую ванну. А использованную воду выливали.

Это было самое большое кощунство, которое я слышал в своей короткой жизни.

Старик продолжал.

- В моём саду росли зелёные растения. Десять охранников сторожили меня круглые сутки. Дом мой возвышался над барханами. - он смотрел на моё потрясённое лицо. - Я был твоего возраста, когда вышел на берег моря. Древнюю технологию я приспособил для своих целей. Сначала я продал флягу за сумасшедшие деньги. Потом две. Потом вот такой бидон. Я нанял повозку и охрану, начал расширяться. Всё дальше и дальше, всё сильнее и сильнее. Литры, бочки, тонны... - он размахивал руками, показывая масштаб. - Я выстроил дом - и попросту купил любовь самой красивой девушки в посёлке, подарив её родителям сотню таких бидонов. Я раздавал воду бедным почти бесплатно - и платил за это право богатым, развращая и тех, и других. Одни перестали работать, потому что перепродавали воду. Другие перестали работать, потому им было на что жировать. - он посмотрел на меня пристально. - Эта вода теряет соль, но остаётся мертвой. Она губит души, а не тела.

- Научи меня превращать пар в воду. - повторяю я.

- У меня родились дети. Я старался дать им всё, но мои глаза тоже застила роскошь, избыточная роскошь. С ними дружили только потому, что они были моими детьми. С их проказами мирились, потому что я поставлял в город воду, деньги, спокойствие... - старик продолжает говорить медленно, смотря на то, как море облизывает солёный берег. - Когда моему сыну исполнилось пятнадцать, он с дружками утопил ребёнка из приезжей семьи в цистерне. Просто сказали ему, что внутри воды столько, что хватит ему до конца дней, а он прыгнул. - по лицу старика побежали слёзы. - И я понял, какое чудовище я вырастил, когда сын мой пришёл ко мне и рассказал это. И какие монстры окружают меня, понял я, когда отец этого мальчика попросил просто дать ему воды столько же, сколько весил его ребёнок - и гражданство нашего города. И что за мир я создал, понял я, когда продавал воду из цистерны, в которой умер ребёнок, и все об этом знали, но покупали её, ведь цена была самой низкой на всём рынке, и перепродавали другим, прося больше... Вот тогда я и договорился с бандой налётчиков. Отдал им пять бидонов воды.

- А что они сделали?

- Они подъехали к моим установкам на берегу, перебили охрану, взорвали все коммуникации, после чего вылили почти всю воду и уехали обратно в пустыню. Вскоре, глядя на то, во что превращается мой город без воды, я последовал за ними. Никому не нужный. Богатство - самая преходящая ценность.

- И с тех самых пор вы и скитаетесь?

Старик кивнул головой.

- Да. У меня осталась только повозка, да верный конь. И я теперь торгую не водой, а солью.

- Но вы могли бы стать ещё богаче! Ещё известней! "Человек, который создаёт воду!"

- Ты идиот, странник! - взорвался старик. - Вот она, цена богатства! Разврат и превращение в монстра, в денежный мешок на ножках! Знаешь, каково это - жить с осознанием, что разрушил судьбу целого города из-за воды? Я ведь возвращался туда, на пепелище! Там ни одного целого дома, разруха и запустение! Ты можешь купить любого и делать с ним, что захочешь, в обмен на воду! Женщину, мужчину, старика, ребёнка - неважно! - старик смотрел на меня с жаром. - Ты хочешь этой судьбы для своей деревеньки?

- Нет, старик. Я... буду умней, чем ты. Я не стану раздавать воду бедным, нет. Я не стану платить богатым. Я заберу всё себе, найму охрану...

- Построю дом, заведу семью... Я мечтал о том же. Но кем я стал? И кем станешь ты?

Я поднимаю руку. Шрам, кричаще-розовый на фоне моей загорелой кожи, привлекает внимания старика.

- Мне с детства говорили, что вода - величайшая ценность. Однажды мой отец попросил меня принести ему попить, пока он работал в кузне. Я сложил ладони ковшиком, набрал воды и понёс ему. Но сжал пальцы неплотно, и она капала, просачивалась через них. Половину я пролил по пути, половину принёс своему отцу. Он рассвирепел, начал кричать на меня, брызгать слюной, наступать, а я отходил от этого зверя, пока мог, пока не нащупал рукой стол за своей спиной и не положил на него руку... - я провожу пальцем вдоль шрама. - В кузне моего отца не было воды. Она раскладывал остывающие заготовки везде, где мог. На одну из них и легла моя рука.

Старик смотрит на меня молча.

- Вот именно тогда я и понял ценность воды. - старик переводит взгляд в сторону окна и долго смотрит на море, меняющее свой цвет из-за закатного солнца.

- Вы научите меня добывать воду из пара?

Старик опускает глаза.

- Да. По-другому от тебя не отвязаться.

- И продадите мне бидон воды?

Старик снова перевёл взгляд

- Забирай его бесплатно. Он мне не нужен. Он отмечен смертью.

***

За бидоном оставалась широкая канавка на песке.

Старик молча наблюдал за тем, как странник тащит за собой сосуд, полный воды, обливаясь потом.

Когда спина гостя скрылась за барханом, старик погладил свою лошадку по холке и мягко тронул её.

- Иди. Иди вслед за ним, сопровождай его везде. Будь подмогой и защитой. А с меня достаточно. - он провёл по лошадиной гриве сморщенной рукой.

Повозка без ездока двинулась туда же, куда и странник, постепенно догоняя его.

Старик повернулся к морю и долго смотрел на волны. Зачерпнул горсть песка и растирал его в руках, ощущая солёные кристаллики на пальцах.

Потом он пошёл навстречу волнам, и они приняли его, как мать принимает сына, возвращающегося домой.

Вечерело.

Море лениво перекатывало свои слегка пенящиеся, красноватые волны.

Мёртвые волны.

_______________________

Доброго времени суток, с вами @SilverArrow.

Мы все считаем, что после гипотетического Конца возможны разные сценарии.

Мой рассказ "Одиночное плавание" был именно об этом. Однако в комментариях пользователь с ником @gggshechka предложил обратный вариант - мёртвая, иссохшая планета. (За что ему отдельное спасибо)

Сначала я решил, что такая история есть, и это "Дюна" Герберта.

Потом я решил, что можно написать рассказ про поиск Оазиса старателем - и это было похоже на "Особый старательский" Шекли (Прочитайте, кстати - отличный рассказ).

Но кто сказал, что мёртвая планета должна быть иссохшей?

Кто сказал, что в одиннадцати днях пути от страдающего вечной засухой городишка не может плескаться море?

Кто сказал, что человек не может отказаться от богатства, которое окажется токсичным для него... или согласиться с ним?

Если у вас есть ещё какие-то варианты того, что будет после Конца - оставляйте их в комментариях. Только давайте без радиоактивных пустошей, толп зомби и прочего. Что-то необычное.

И не забывайте - у вас всегда есть возможность оставить комментарий также для критики, подписаться, если вы желаете сразу узнавать о публикации моих новых рассказов, ну и зайти в мой профиль - там вас ждут ещё истории.

С уважением, ваш @SilverArrow.

Если бы у нас с вами была личная встреча, я бы сунул вам свою визитку.

В ней нет ничего необычного. Иссиня-чёрные буквы, молочный фон. Разве что ваши пальцы сразу бы ощутили чёткие, выдавленные буквы: "Дейв Пачиньски". А потом, когда моя карточка оказалась бы в вашем кармане, пальцы то и дело пробегались бы по ней, чтобы ощутить бархатистость бумаги.

У меня три визитницы на столе, две с собой. Все в нашей компании имеют мою карточку - коллеги, начальство, боссы, уборщики. Даже парень, который продаёт хот-доги на пересечении улицы, на которой стоит мой офис, с одним проспектом, получает карточку каждый день. Я заворачиваю её в доллар, который оставляю ему на чай. Может быть, когда он приходит домой, то моя визитка находит своё место в специальном альбоме, где собраны такие же, как она.

А может, она выкидывается сразу же после того, как доллар оказывается в его поясном кошельке, а в его голове появляется мысль: "Снова этот сумасшедший Дейв, который хочет со мной встретиться".

Главное - я всё равно хочу, чтобы меня не забывали. Как забыли Брайана. Эдди. Карла Браумера.

А теперь, боюсь, может настать и моя очередь.

Но всё-таки стоит рассказать, как я узнал об этом.

В тот день я прорывался сквозь толпу курильщиков на входе в офисное здание, где я работал. Я задержал дыхание и усиленно работал локтями, пропихиваясь со своим ленчем в сторону дверей, когда на моё плечо легла чья-то рука и слегка дёрнула его.

- Найдётся лишняя минутка? - голос показался мне знакомым. Я обернулся.

Брайан, из отдела бизнес-аналитики, как раз выдыхал сигаретный дым. Отвратительный запах накрыл меня, но я всё же кивнул.

- Пойдём тогда в "Карло'с", я угощаю. - он хлопнул меня по плечу рукой.

Предложение было сомнительное - в этом местечке была ровно половинная вероятность отравиться. Но пицца у них была великолепная.

Если честно, ради такой можно было и задержаться в туалете вечером.

Поэтому я снова кивнул. Брайан выбросил сигарету, закинул себе в рот пару подушечек жвачки и, слегка придерживая меня за локоть, потащил к ресторанчику.

В пиццерии было пустынно, единственный покупатель вышел нам навстречу с коробкой в руках. Карло (на самом деле - Карлос, конечно), мужчина лет сорока, носивший вечно полурасстёгнутые джинсы - молния бы распустилась, попытайся он довести до конца собачку - медленно моргнул, приветствуя нас.

- Две "Матушки Мадонны", порфаворе! - крикнул Брайан.

Карлос, снова медленно моргнув, повернул голову.

- Ну что, поварята, готовьте матерей, будем продавать! - крикнул он в сторону кухни, после чего повернулся к нам. - Си, синьоре.

Брайан кивнул ему.

- Знаешь, люблю это местечко. Карло явно знает какой-то секрет, не иначе. Вот, смотри - у него на кухне настоящий пицциола работает, - он говорил это, наблюдая за тем, как то и дело у потолка появляется и исчезает тонкий блин из теста. - Да и рецепты подобраны хорошо. Знаешь, я обычно беру "Мекса-Раму" и сворачиваю её в рулет. Получается что-то типа кесадильи...

- Брайан, это всё замечательно, но у нас минут пятнадцать. И ты вряд ли звал меня сюда для того, чтобы поделиться вкусовыми качествами забегаловки. Может, у вас, в бизнес-аналитике минуты ничего не решают, но я свою зарплату зарабатываю на бирже, мне торопиться нужно.

Брайан рассмеялся.

- Утверждать, что в бизнес-аналитике минуты ничего не решают - браво, браво! - он вытащил зубочистку из футляра на столе и начал гнуть её. - Да, ты прав, Дэвид.

- Дэйв.

- Дэйв, точно. Ты прав - ты мне нужен из-за одного важного дела. Скажи, ты помнишь Эдди? - В этот самый момент зубочистка в его руках сломалась.

Я потёр лоб.

- Погоди-погоди. Коула?

- Нет-нет, не его. Эдди Таунса. Ну, "Эдди-клерка".

Я хлопнул ладонью по засаленному столу. На кухне что-то металлически загремело.

- Эдди - подтяжечник?

Брайан кивнул.

В это время Карлос повернул свою голову в сторону кухни.

- Эй, песьи дети, если кто-то из вас уронил на пол тесто - немедленно вымойте пол, а то Джеки разнесёт всё по кухне!

- А кто такой Джеки?

- Собака местная. Но не об этом. Эдди-подтяжечник, это верно сказано. Он ещё вечно ходил в своей жилетке под пиджаком.

- Он же был высоким блондином, правильно?

- Да, в той жизни, когда не доставал мне макушкой до плеча и не жаловался, что перхоть в каштановых волосах - это проклятье.

Я защёлкал пальцами.

- Из снабжения?

- Да, именно. Когда ты видел его в последний раз?

Этот простой вопрос ввёл меня в ступор. Я и правда видел его давным-давно. Потому что он вечно "был пять минут назад тут". Вечно "пробегал неподалеку". Иногда, впрочем "я его с утра не видел" и "господи, Дейв, зачем тебе Подтяжечник"?

- Три недели назад... Вроде бы. Хотя нет, стой, тогда я с его заместителем разговаривал. Эдди, по его словам, был где-то в здании, но он точно не знал, где. Телефон был выключен, но с ним так бывало постоянно. - я думал, стараясь не обращать внимания на то, что на кухне раздался скулёж, после которого что-то с мясным звуком шлёпнулось на пол. - Я точно уверен в том, что видел его два месяца назад. У нас была какая-то вечеринка, на ней все были в ковбойских костюмах и пели что-то про звёзды...

- Открылось представительство в Техасе.

- Точно! Точно! Брайан, память у тебя феноменальная.

- Просто в этот день он признался мне.

- В чём? - с лёгким недоумением спросил я.

- В том, что скоро исчезнет. "Как Карл" - сказал он мне, и в его глазах показались слезы. Знаешь, мы все веселились, а ковбой Эдди выглядел так, будто его любимая лошадь помирает. Ходил по залу, натыкался на людей, потом я спросил у него, что происходит. И знаешь, он рассказал мне и показал, почему так произойдёт.

Я несколько секунд провёл в замешательстве. Тем временем к нам подскочил официант, свалив на стол две тарелки. Пицца выглядела и пахла фантастически.

- Прелесть, просто прелесть! - Брайан разом откусил полкуска и закатил глаза.

Я с опаской пропробовал кусочек и был вознаграждён.

"Матушка Мадонна" была великолепна. Нежное тесто, с лёгким вкусом пригорелости, добавляющим ему пикантности, отличный сыр, два или три сорта мяса, горсть оливок и замечательный соус.

Брайан рассмеялся, глядя на то, как я вкусил еду.

- Вот и славно. За Карла и Эдди.

- За Карла и Эдди. - повторил я, после чего прекратил жевать. - О каком Карле ты говоришь?

- Фто?

- Что за Карл?

- Карл Браумер.

- Погоди, но мне говорили, что он уехал в Техас. Вспомни, его даже к моменту вечеринки не было. Тогда пару недель все его искали, а потом решили, что он в Техасе, получил новый пост или что-то вроде того.

- Его нет в Техасе. Более того, и в США его нет. - Брайан наклонился ко мне. - Боюсь, что и в нашей с тобой реальности его может не быть.

Я бы мог сказать, что мне не лез кусок в горло, но это было не так. В "Матушку" Карлос, видимо, клал кокаин - иначе объяснить то, что я, съев за пять минут четыре куска, потянулся за пятым, я не мог.

Поэтому, снова кусок пиццы, я спросил:

- В каком смысле?

- Ты всё поймёшь, Дейв. Немного позднее. - он отряхнул руки, посмотрел на недоеденную пиццу, после чего крикнул Карлосу. - Я забираю её с собой, окей?

Карлос скрестил руки на груди и помотал головой.

- Нет, синьоре, вы оставите её тут или унесёте в себе.

- Но...

- Эту пиццу надо есть здесь и сейчас. Такова традиция.

Брайан гневно посмотрел на Карлоса, но всё равно продолжил откусывать.

- А мы не могли взять по кусочку пиццы вместо целой?

Брайан помотал головой.

- "Матушку Мадонну" Карло делает по уникальному рецепту. У каждого куска особый вкус, знаешь ли. Один отдаёт горчицей, другой табаско... - он укусил шестой кусок, после чего шепотом сказал: - А этот почему-то собачьей шерстью. Но, видимо, именно поэтому он и не даёт вынести её наружу. Боится, что украдут рецепт?

Я хмыкнул.

- Но мы не про это сейчас. Доедай и пойдём. Покажу тебе то, о чем я говорил.

Через пять минут, когда мы вплыли, другого слова и подобрать нельзя, в здание, я понял, что съесть целиком пиццу - плохая идея. Но божественное послевкусие во рту искупало мои страдания.

Мы воспользовались траволатором, чтобы не идти по зданию пешком и лифтом на второй этаж. Там, на диванчике, мы и расположились в попытках выжить с набитыми животами.

- Уфф. И далеко нам?

- На седьмой. Да, только на седьмом есть такая штука. Знаешь, это здание перестраивали внутри два или три раза. На седьмом был опенспейс, потом его снова сделали обычными комнатушками. - Брайан даже не жестикулировал, настолько ему было тяжко. - Вот, но кое-что они не смогли там поменять.

И тут я опять задумался. Седьмой этаж был самым обычным. Я помню его и когда он был гигантским залом - там находился наш колл-центр, потом уехавший куда-то на аутсорс, в провинцию, или вообще в иную страну. Потом из него сделали обычный офисный этаж. Ничего странного.

- Что там? Потайная шахта лифта, в которую сбрасывает трупы маньяк? И ты получил записку о том, что ты следующий?

Брайан даже не улыбнулся.

- Всё ещё хуже. Тебя бы кто спросил, ты бы никогда не додумался.

Я хотел гневно возразить, но только вздохнул. Пицца тянула не к спорам, а к медитативному времяпрепровождению, даруя истинно христианское спокойствие и миролюбие.

Со стоном Брайан встал на ноги. Я повторил его подвиг, после чего мы пошли к лифту.

На седьмом этаже двери распахнулись с лёгким скрипом. Он был похож на взгляд библиотекарши, когда ты расстёгиваешь молнию на своём рюкзаке рядом с книжными стеллажами. Она ещё не собирается устраивать тебе допрос с пристрастием, но уже близка к тому, чтобы поинтересоваться, что ты собираешься делать. Она уже наготове.

И Брайан был уже наготове. На его виске билась жилка.

Мы повернули за угол.

- Вот он.

Я осмотрелся по сторонам. Ничего удивительного не было. Ни странных стыков на стенах, маскирующих двери или окна, ни люков в полу. Обычный офисный коридор.

Только очень длинный. Чёрт, да даже дорога Фродо и Сэма была короче.

- Тут же ярдов пятьдесят, я прав?

- Пятьдесят семь. А если ты с другого континента - то пятьдесят три метра. - кивнул мне Брайан.

- Ну хорошо, пятьдесят семь ярдов. И что тут такого?

- Пройди в тот конец.

- Зачем?

- Просто пройди. Это... это надо увидеть.

Я пожал плечами и медленно, вразвалочку, отправился к другому концу коридора. Из окон бил полуденный свет, стало жарко - я даже распустил узел галстука за те секунды, что шёл к поставленной точке.

- Брайан, ты знаешь... - я обернулся к нему и застыл, поражённый.

Мой коллега следовал за мной. Но, во-первых, он отстал от меня на несколько шагов.

А во-вторых, выглядел он так, будто сражался на стометровке с лучшими спринтерами планеты. На его рубашке появились тёмные пятна, дышал он часто и тяжело, а перебирал он ногами также быстро, как опытный геймер - пальцами. На его лице всё было написано. Страх и боль, а ещё - непонимание, почему я, Дейв Пачиньски, в котором на сорок фунтов больше и который никогда не ускорял свой шаг с пятнадцати лет, потому что это приводило к потокам пота, обогнал его, чемпиона беговой дорожки и велотренажёра.

- Вот...так... - сказал он, стараясь не сбивать дыхание, после чего остановился, опёрся на стену, испуганно посмотрел на неё и отдёрнул руку.

"Он под чем-то" - решил я про себя. "Всё сходится - и этот пот, и эта стена. Может, у Карлоса в пицце всё-таки было что-то не то?"

Но Брайан уже сделал несколько шагов ко мне и уселся прямо на пол. Он распустил галстук и расстегнул рубашку. На его груди было самое настоящее ожерелье из капель пота.

- Вот так. И я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Я точно так же смотрел на Эдди, когда он сидел у этой стены и думал: "Чёрт, он явно нанюхался какого-то дерьма по пути на вечеринку или в сортире на месте, и теперь ему так хреново." Но Эдди был чист в тот день, как простыня монашки. Он сидел здесь же, обхватив голову руками и было заметно, что он хотел бы задать мне лишь один вопрос: "Почему?".

- Почему? - повторил я за ним. Брайан вытерся рукавом пиджака и ответил мне:

- Я не знаю. Тут никто не погибал и никого не убили. Не было пожаров и ураганов. Даже во времена кризисов клерки не пытались выбрасываться из окон.

- Да уж. Такой же сюрприз, как беременная пай-девочка в старшей школе.

Брайан неожиданно истерически рассмеялся.

- Именно. Правильная аналогия. Ничего не предвещает беды. Правда, у меня есть одно предположение. Знаешь, седьмой этаж перестраивали. Из огромного аквариума, в котором варилось несколько сотен людей, сделали загончик для офисных служащих на полсотни мест. Всякие замдиректора, помощники генеральных менеджеров... В общем, весь тот люд, что ещё не играет с президентом компании в гольф, но уже едет покупать клюшки. Представь себе, какое выделение психической энергии было тут раньше! Тем более - это колл-центр, тут всё - радость, злость, усталость, боль... Тут у двадцатилетних начинает строиться американская мечта, а у разменявших пятый десяток начинает рушиться здоровье. И местный... - он поиграл пальцами. - Дух, пусть будет так, привык к таким подношениям. Он уже решил, что всё это - капище, построенное людьми для того, чтобы приносить ему жертвы. Но тут фирма понимает, что колл-центр ей не нужен, и перестраивает седьмой этаж. - он замолчал.

- Но дух никуда не исчезает.

Брайан посмотрел на меня и я ничего не увидел в глубине его карих глаз.

- Именно. Он всё ещё тут, злой и неудовлетворённый. Он привык смотреть на своих соседей с шестого и восьмого этажа, как император на королей, но против его власти взбунтовались подданые, и теперь его надел мал, и в нём кипит эта неутолимая жажда. - Брайан продолжал активно играть пальцами, волнообразно сгибая и разгибая их - от указательного к мизинцу и обратно. - И вот он хватает одного из этих людей, почти забравшихся на Олимп карьеры, и забирает себе. Меня. Эдди. Карла. Кого-то до него - чёрт, колл-центр перестроили семь лет назад, тут уже можно было пару отделов собрать и ещё на штат прислуги осталось бы.

Я внимательно смотрел на человека, который с маниакальной уверенностью утверждал, что в центре крупного города, в здании, построенном в середине 20-ого века, проживает дух, который питается страданиями. Я бы поверил сейчас любой истории - от индейского кладбища под фундаментом до аномального состава и расположения балок в каркасе, но Брайан и не пытался давить меня фактами. Нет, он просто констатировал один имеющийся - на седьмом этаже в коридоре действует какая-то аномалия, природу которой нельзя объяснить.

- И это тебе рассказал Эдди, я прав?

Внезапно маниакальный огонёк в его глазах угас.

- Нет, у Эдди вообще была иная концепция. Он считал, что это портал в параллельный мир, он избран для того, чтобы покинуть нас, а процесс такой долгий, потому что нужно приучить его тело к реалиям иного мира. С другой стороны, это был парень, который носил подтяжки. Знаешь, таким не стоит доверять.

Я хмыкнул.

- А Карл?

Брайан в этот момент пытался подняться на ноги.

- Карл? - он всё-таки встал и пожал плечами. - Эдди ничего не рассказывал про это. Может быть, пару слов про то, что Карл считал это дорогой в ад, не более. Это не важно, Дейв. Не важно, как ты воспринимаешь это. Важно то, что Эдди был ублюдком в подтяжках, вот и всё. Ведь он затащил меня сюда.

Я качнулся на ногах - от пятки к носку.

- А зачем ты привёл меня сюда?

- Потому что мне страшно, Дейв. Я ничего не боялся в детстве - кроме темноты и соседской собаки. Знаешь, я до сих пор помню, как смотрел перед сном в окно, в беззвёздное, дымное небо, и слушал лай этого монстра. Он был огромным - даже сейчас, когда я вижу похожих собак, у меня замирает сердце. А тут, в этом коридоре, когда я пытаюсь добраться до его конца... Мне кажется, я слышу его дыхание за спиной. - Брайан помолчал, после чего положил мне руку на плечо. - Знаешь, мне некому больше довериться, Дейв.

Мы постояли в этой позе ещё немного.

- Меня переводят на седьмой этаж. Прямо в кабинет моего бывшего босса. Заместитель начальника отдела бизнес-аналитики. Первый среди равных. В любой другой ситуации я бы скакал, как сумасшедший. Даже если бы лежал в больничной палате, и ко мне пришёл бы мой любимый актёр. - он грустно улыбнулся и убрал руку с моего плеча. - Но из-за Эдди, этого ублюдка, я понимаю, что каждое утро буду подниматься сюда с мыслью о том, что не вернусь к моей жене и нашему уютному гнёздышку.

Я кивнул ему головой. Странный комок поднялся в моём горле.

- Обещай мне, что, когда я исчезну, ты не забудешь меня, Дейв. Обещай.

Странный комок в горле набухал, грозясь пролиться слезами.

Я кивнул.

Знал бы я, что этот ублюдок припас для меня, ни за что бы так не сделал. Нет, я бы бросил его в том коридоре, у той самой стены.

На которой будет позже намалёвано чем-то бурым "Эдди был ублюдком".

И правильно бы поступил.

Но тогда я стоял, обняв его в порыве чувств, и плакал. Я никогда не был его другом. Более того, до этого дня я знал только его имя, да и знаком с ним был только внешне. Тогда он казался мне героем, обречённым на то, чтобы спасти нас ценой своей жизни.

А оказалось, что он такой же, как и мы все - обычная тряпка, неспособная пережить всё внутри себя.

Но это я понял потом.

Когда Брайан исчез.

Телефон он не брал уже второй день.

На работе его тоже не было. Заместитель сказал, что "видел его недавно".

Вот она - первая труба, наконец вострубившая.

В его отделе многие с неуверенным видом говорили, что "был где-то тут", "недавно виделись". Один из них, покопавшись в визитнице, отдал мне его карточку - зелёно-оранжевую, последний яркий мазок, оставшийся от Брайна.

Потому что тёмные мазки я увидел позднее, всё-таки поднявшись на седьмой этаж и почти дойдя на дрожащих ногах до конца коридора. Там я остановился и обернулся. Солнце, беспощадно светившее прямо в окна, вдруг на полсекунды моргнуло, оставив коридор в полумраке. Свет от ламп тоже потускнел, по стене пробежали трещины. Штукатурка потолка частично облетела, открывая вид на серый бетон.

На стене красовалась надпись, сделанная чем-то бурым.

"Эдди был ублюдком".

Она была расплывчатая, с потёками, но не была спешно намалёванной. Нет, буквы были выведены почти каллиграфически, с душой. Казалось, человек, написавший это, долго вынашивал замысел, и, оказавшись у своего холста, претворял его в жизнь медленно, то и дело отходя от стены, чтобы полюбоваться тем, что получилось.

Кисть, которой Брайан писал это, валялась рядом. На ней не хватало одного пальца, на безымянном пальце виднелось кольцо с выгравированной надписью: "Маргарет". Имя жены Эдди.

Впрочем, когда солнце выглянуло опять, всё это исчезло. Как и пакет, в котором лежала пара хот-догов, которые я принёс в надежде пообедать на работе.

- Спасибо, что лишил меня обеда, Брайан, я тоже тебя люблю! - крикнул я, поймав на себе настороженный взгляд девушки, которая вышла из-за угла коридора.

И потом целых три месяца я ходил туда и оставлял на полу пакет с сендвичами и бутылкой воды. Это было удобно, потому что меня перевели на седьмой.

Да, меня сделали тем самым парнем, который едет в магазин за клюшками для гольфа, чтобы в будущем играть с большими боссами на выходных. Заместитель директора отдела биржевой аналитики. Круто звучит, верно?

Пока ты не осознаёшь, что тоже исчезаешь из своей реальности.

В тот день я вошёл в коридор со своей секретаршей из лифта.

- Не забудь, что у меня в два сегодня встреча с одним из парней с Уолл-стрит, Патти. - я говорил это, стараясь смотреть в пол - надпись за последние два месяца, казалось, начала проступать сквозь белую стену нашего мира.

Поэтому я не сразу заметил, что она опередила меня на полшага и отрывается. Нет, я был не против, благо красотой Патти отличалась во всех проекциях. Но она шла, уткнув нос в свой смартфон и записывая на ходу, шла обычным шагом. Мне же пришлось ускориться, чтобы нагнать её.

Я машинально бросил взгляд на стену и увидел надпись.

"Эдди был ублюдком".

- И Брайан тоже. - прошептал я. Рубашка слегка намокла подмышками. Я начал тяжело дышать, но всё-таки не отстал от Патти. Она глянула на меня и порозовела.

- Дейв, что с тобой? Может, присядешь?

- Нет, нет, не беспокойся. Я просто осознал какой груз ответственности на мне лежит, стало тяжеловато идти. - с широченной улыбкой ответил я.

Она хихикнула.

- Да, босс, у вас и правда груз на душе.

"Знала бы ты, какой."

- Нет, всё в порядке, дорогая. Всё просто супер. Встреча в два, ты записала?

- Конечно. - в её улыбке, впрочем, сквозило беспокойство.

А уж с какой натяжкой я улыбнулся в ответ, думаю, и говорить не стоит. Но надо было срочно перевести разговор на другую тему, иначе могли бы возникнуть вопросы.

- Просто... Ты замечательно выглядишь сегодня. - и я даже ни капли не соврал.

- Спасибо. - она смущенно покраснела, и, к моему счастью, забыла про эту странную метаморфозу, которая произошла со мной в коридоре.

Ещё через пару дней, наполненных тягостным ожиданием, я решил зайти в "Карло'с" и заказать "Матушку Мадонну". Знаете, мне кажется, эта пицца могла бы вытащить и мертвеца с того света своим вкусом и запахом.

Однако на мою просьбу принести мне пиццу Карлос даже не шелохнулся. Нет, он продолжал буравить меня взглядом.

- Вы, может быть, не расслышали, господин Карло, но я заказал "Матушку Мадонну".

Он, однако, всё так же стоял, скрестив руки на груди.

- А с кем вы будете её есть?

- Я буду есть её один.

- Но её надо есть вдвоём. Это, знаете ли, традиция. - Карлос склонился ко мне. Меня обдало запахом из его рта - смесь мятной жвачки и острого перца. - Вы знаете, за последние семь лет я продавал "Матушку Мадонну" каждому покупателю дважды. Сначала - когда его приводил сюда его товарищ. Потом - когда он приводил сюда нового человека. И я знал, что он заслужил эту пиццу. Знаете, почему, мистер?

Я помотал головой.

- Потому что больше я никогда не видел людей, который возвращались ко мне и заказывали "Матушку Мадонну" второй раз. Они... исчезали, по-другому и не сказать. Мне вообще кажется, - он заговорщически подмигнул. - Что это какой-то клуб самоубийц. Знаете, они просто ищут жертву себе на замену, а эта пицца - это как билет туда, на тот свет.

- Если вы так считаете, Карло, то у меня для вас хорошая новость - после этой пиццы на этом свете мне делать нечего, я попробовал божественную амброзию. - улыбнулся я. - Но хочется ещё раз, так что - одну "Матушку Мадонну", порфаворе.

- Но вы будете есть её один, верно?

- Верно. Потому что на этот раз я никого не потащу за собой. - я сказал это, смотря ему в глаза.

Там я прочитал только восхищение.

- Я знал, что найдётся один человек, который ничего не расскажет никому. Вы герой, мистер. Пусть о вашем подвиге никто и не узнает, но вы герой. - Карло шутливо приложил два пальца к воображаемому козырьку.

Я хотел было сесть на место, но всё-таки не смог удержаться от вопроса.

- И всё-таки, Карло, что там, по-вашему?

Продавец пиццы задумчиво погладил плохо выбритый подбородок.

- Я не был там и не горю желанием. Всё, что я знаю - клиенты, после того, как возьмут у меня "Матушку Мадонну" во второй раз, не возвращаются. Может, она отдаёт для них той жизнью, которую они оставляют? Может, сыр и мясо превращаются во рту в пепел, в горькую печаль под соусом из грусти и ненависти к тому, кто угостил их впервые?

"Эдди был ублюдком" - вспомнил я.

- Да, вы вернулись за "Матушкой", но я не могу обещать, что кусок полезет вам в горло, а тесто и начинка не станут горькой, как хина в тонике от слёз, которые будут течь из ваших глаз. Знаете, сколько стоит эта пицца?

Я помотал головой.

- Двадцать пять долларов. Как последний обед смертника. Только намного вкуснее. И вам она достанется бесплатно, потому что вы, видимо, будете последним из тех, кто её попробует.

Я улыбнулся.

- Принесёте её за мой столик, хорошо?..

***

И вот сейчас, когда я дописываю последние фразы, я понимаю, что мог бы поступить иначе.

Пригласить Патти на кусок пиццы и рассказать ей, к примеру. А что - остаться вдвоём в этом кармане реальности - вполне неплохая идея.

Пригласить на пиццу какого-нибудь из коллег и рассказать ему. А потом знать, что в коридоре будет надпись: "Дейв был ублюдком".

А мне не хочется быть таким. Не скажу, что я хочу быть героем в белом плаще, но всё-таки я хочу остаться человеком, который остановит это безумие.

Поэтому позвольте дать вам два совета.

Первый: закажите у Карлоса "Матушку Мадонну" и съешьте её за меня.

Второй: если вы увидите, что на стене в коридоре вашего офиса появляется какая-то странная надпись, а воздух, в котором вы движитесь, становится плотным, бегите оттуда. Бегите, что есть мочи. В глушь, туда, где нет коридоров, где комнаты обрываются друг в друга.

Тогда, может быть, ваше царство не измерят и не признают негодным.

P.S. И да, если вы - мой коллега по работе и читаете это, то я "был пять минут назад", "пробегал где-то здесь", "давненько его не видал" и "господи, зачем тебе этот Дейв-Апчхиньски".

Помните меня.

Ваш Дейв.

Кусок пиццы отправляется в рот.

Он и правда с горчинкой. Со вкусом прощания с ним - и со всем миром вокруг.

Со вкусом моих слёз.

_______________________

Доброго времени суток, с вами @SilverArrow.

Мы боимся самых странных вещей.

В армии мне довелось побывать в госпитале. Там был уникальный по своей длине коридор - метров пятьдесят в длину, без окон - идеальная слепая кишка здания. Когда я попадал туда днём, ничего странного в нём не было - врачи и пациенты дарили ему жизнь.

Но однажды я прошёлся по нему в восемь вечера, в одиночку. И знаете, к концу моего маленького путешествия я обернулся раз пять. Потому что я не знал, что могло произойти за моей спиной. И это было страшно.

Постепенно прошло время и эти впечатления превратились в этот рассказ.

А какие странные, нетипичные вещи вызывали страх у вас? Поделитесь в комментариях.

И не забывайте - у вас всегда есть возможность оставить комментарий также для критики, подписаться, если вы желаете сразу узнавать о публикации моих новых рассказов, ну и зайти в мой профиль - там вас ждут ещё истории.

С уважением, ваш @SilverArrow.