Двоюродный брат и квартира тёти
Мы сидели с двоюродным братом на кухне у тёти. Тетя умерла пол года назад, родственники перетусовали наследство и в итоге квартиру записали на брата. Брат мне нравился. Хотя последний раз мы виделись лет тридцать назад или двадцать, как то не свелось сплести судьбы. Территория бывшего Советского Союза огромная, и братья могут быть разбросаны.
Мы сидели на кухне и болтали. Я изучала брата. Он был таким же красивым как и все мужчины по материнской линии. Синие глаза, точёные черты лица, хорошо сложенная фигура.
Жаль, что старший кузен, тот с кем как раз прошло детство, растерял природную красоту и превратился в беззубую пьянь.
Мы сидели с братом и между нами не было пропасти. Мы любили тётю и любили её кухню.
Через эту кухню прошли теткины племянники, жены племянников, дети племянников. Все любили тетину кухню.
Маленькую квартиру обычно заливал свет. Но свет приходил днём. Утром в детстве я стояла на балконе и ощущала себя в Лондоне. В Лондоне я никогда не была, но смотрела фильмы. А Владивостокское утро оно как утро в Лондоне, или то утро в Лондоне, что я себе представляла. И этот густой туман поднимал настроение, а мама моя ругалась, ненавидела этот туман.
У тёти на балконе была странная стена из прозрачных стеклянных кирпичей, которая соединяла балкон с внешним общедомовым коридором. Это было слегка жутковатым и мне всегда казалось, что что-то да можно разглядеть за этими стёклами. Потом мы надолго уехали и много лет я не видела тех стеклянных стен, а очень хотелось.
И вот мы сидели на кухне, тёти уже не было, а зелёные кирпичи остались. И я находила повод, чтобы пойти на балкон. Там обычно сушилось белье, но оно никогда не высыхало. Потому что с туманом сложно что то высушить.
Брат был красивый и немного грустный. Потом он доставал прибор для измерения давления, какие то чудные пилюли и рассказывал о здоровом образе жизни. Было в этом что-то долбанутое. Но брат мне нравился, брат же. Я жарила стейк, а он готовил какую то здоровую муть и мы болтали дальше.
Потом брат доставал ноутбук, включал фото галерею и показывал бывшую жену. И тут пилюли вставали на место. Брат ругал бывшую, затем ругал себя, что ругал бывшую. Говорил, зачем я не разрешал ей курить. "Черт с ней, курила бы как паровоз, это неважно".
И я прощала брату здоровое питание, потому что когда кого-то любишь, то очень надо быть здоровым, и если любимые уходят, то без здоровья совсем сложно.
Он включал комп каждый день, и мне было ясно, почему он так хочет видеть эти фотографии. Бывшая была похожа на всех женщин нашего рода, и засела навеки вечные в его голове.
Мы пили чай, и смотрели на закат. И нам было о чем говорить, хотя по сути это были первые наши совместные посиделки.
Брат предлагал пилюли, показывал разные медицинские гаджеты. Потом звонила его мама, моя вторая тётя. И спрашивала: "Он опять ничего не жрет и говорит о своей бывшей? Скорей бы уже кого нибудь нашел, а то умрет с голоду."
Брат спрашивал: "Мама опять про жратву? Я дееспособный, мне не нужна повариха, мне нужен нормальный друг. Я не хочу смотреть на закат в одиночку." И мы пили чай дальше.
Вчера звонила тётя. От нее я узнала, что квартиру продали, а брат уже в другом городе женился.
Наконец то будет кому его кормить, сказала тётя. Главное, что ему будет с кем поговорить, сказала я.
"Ты что не готовишь своим детям," - уточнила тётя.
"Да как придется, мое они не очень то едят."
Я была рада за брата, и все таки грустно о стеклянных кирпичах.
