— Маруся, нет у меня сил, прости…
Лежит она в своей постели-коконе, словно бабочка. Глаза бездонные, тоскливые, руки истонченные, ни есть, ни пить не может.
А Маруся все колдовские пилюли-камушки ей дает. Вдруг да помогут пилюльки? Да только прежде, чем их проглотить, надо съесть хоть немного еды.
Маруся отправилась на кухню...
Вскоре комнаты наполнились вкусным запахом свежеиспеченных оладий. Маруся положила парочку на красивую тарелку, в маленькие креманки налила сгущенки, сметаны и черничного варенья, взяла поднос и зашла к маме.
— Мам, я сделала, поешь немного, — голос дочери был нежный и ласковый.
Мама, превозмогая тошноту и ломоту в теле, улыбнулась и согласно качнула головой.
— Вот летит самолет, залетает прямо в рот! — Маруся обмакнула кусочек оладушки в варенье и поднесла ко рту женщины.
— Ты помнишь, Марусечка… — улыбнулась мама и открыла рот.
— Мамочка, я все помню. И как я болела, а ты меня кормила с ложечки, и как песенки мне на ночь пела: Спи, коток, спи, коток, серый ладненький бочок, — пропела Маруся.
Так под песенки мама съела целую оладью. Щеки порозовели, глаза заблестели. Но дочь понимала, что это хворь тяжкая раскрашивает щеки...
— Маруся, а я ведь всю жизнь мечтала, чтобы у меня был серый котик. Как из этой песенки. Не довелось как-то…
Все детство мы переезжали из-за папиной службы, потом папка твой ругался, когда я тему эту поднимала. Так жизнь и прошла...
С этими словами мама повернула голову к стене. Но дочь успела заметить, как по румянцу щеки скатилась слезинка, легкая и невесомая.
Маруся взяла мамину руку, поднесла к лицу и долго-долго целовала…
Когда дети Маруси вернулись с занятий, она быстро оделась и, никому ничего не объяснив, вышла из дома и торопливо скрылась за углом.
В получасе езды на такси был приют. Маруся бегом бежала, без звонка, надеясь, что кто-нибудь там да есть.
Она три раза нажала на звонок. Через минуту калитка распахнулась. Вышел работник, немолодой, седовласый, недовольный мужчина:
— Ну чего трезвонишь? Нет никого, уехали на выставку, тут я тока. Чего надобно, торопыга? — ворчливый голос мужчины, однако, не вызывал неприятных эмоций.
— Здравствуйте! Мне бы котенка, если есть серенький. Маме надо, — заторопилась Маруся.
— Ну вот как я без начальства тебя пущу? Надо же по звонку, эх, непутевая, — и он повернулся, махнул призывным жестом, мол, «дуй за мной», и ушел вглубь двора.
Маруся быстро прикрыла калитку и побежала за работником. Они прошли в дальний домик. Там, в нескольких комнатах, были кошки. Разноцветные, разноглазые, были трехлапые, была кошка без хвоста, кот с порванным ухом...
И был в клетке серый ангелочек. Прям как из колыбельной – «серый коток, пушистый бочок». Маруся замерла. На нее смотрели два огромных желтых глаза. Пушистый хвост был, как маленькое знамя. Она выдохнула:
— Мне бы его, а? Ну пожалуйста, дядь, — Маруся глаз не могла отвести от этого чуда.
— Как звать-то тебя, девка? Пачпорт нужен твой, договор и все такое, я ж этим не заведую.
В это самое время во дворе раздались женские голоса, лай собак, и сторож оживился:
— Повезло тебе, торопыга, приехали наши!
Маруся поговорила с женщинами, заведовавшими в приюте, обсудила все детали. Не хотели они так быстро отдавать котенка, без нормального знакомства, но все же решили довериться чутью и помочь Марусе.
— Только мы вас предупреждаем, серый этот – сорванец еще тот! И кусается, и царапается, и дерется со всеми. Он у нас поэтому в клетке один и сидит. За ним глаз да глаз нужен, такой он неугомонный.
— Я согласна, — тихо произнесла Маруся.
Котенка упаковали в старую переноску, проводили до такси, сказали, что скинут на телефон всю информацию – как и чем кормить, адрес ветеринара, который курирует приют.
И взяли с Маруси обещание – если не справится, то котенка только к ним. Никаких «хороших ручек», только обратно в приют.
Маруся уложилась в два часа, пока мама спала после приема пилюль. Она вошла в квартиру, поставила переноску на пол, села на пуфик в прихожей и так ей захотелось заплакать! Прям в голос, с криком, чтобы освободиться от душащих мыслей и чувств.
Минут через десять, переодевшись, Маруся зашла к маме:
— Нет, доченька. Проснулась. Так красиво солнышко уходит за горизонт...
Кровать у мамы высокая, окно большое, в нем много неба, краснеющих облаков и света. Встать она уже не могла, сидеть больно, хоть лежа смотреть на мир, и то хорошо.
— Мамочка, а у меня для тебя подарок! — почти шепотом произнесла дочь.
— Марусь, какие уже подарки? Не надо было, — на восковом лице женщины была не то улыбка, не то гримаса.
— Мамочка, а ты посмотри, — с этими словами Маруся поставила на стол переноску и открыла ее…
Сначала появилась лапка. Она высунулась и ощупала воздух. Показалось одно ухо, за ним второе, а потом и вся голова.
— Маруся! — ахнула женщина. — Он же прям дымчатый! Как в песенке.
Через мгновение серый меховой шар оседлал грудь истощенной женщины. Дочь было кинулась убрать его, но мама слабо махнула рукой и тихонько погладила котенка.
— Серый коток, мягкий бочок, ты Пушок или Дымок? — в голосе мамы было что-то такое, что Маруся выскочила из комнаты и зажала себе рукой рот.
Она беззвучно плакала, дети вышли с кухни и вопросительно смотрели на мать. Она покачала головой и показала рукой на что-то в комнате болящей женщины.
Они удивились, увидев кота. Сын и дочь росли без животных, поскольку и дед не разрешал, и их отец был против. А вот сейчас, когда мама в разводе, деда уже нет, в их доме появился серый пушистый метеор.
Пушок, несмотря на предупреждение, поразил всех своей активностью. Он летал по стенам, рвал обои, скидывал горшки с цветами с подоконника, воровал еду прямо с тарелок, неожиданно вытащив когтистую лапку из-под стола.
Руки и ноги Маруси и ее детей были покрыты царапинами, колготки временно убраны, все ходили только в джинсах, чтобы хоть как-то уберечь ноги.
Но в комнате Марусиной мамы он был тише воды, ниже травы. Пушок пел ласковые песни, лежа возле головы, мягко топтал лапочками руки, ноги, живот.
Он что-то шептал на ухо женщине, которая все чаще улыбалась. Порой доносился тихий колокольчик ее смеха.
Два лимонно-желтых глаза неотрывно следили за женщиной, и если она засыпала, то Пушок буквально выгибал спинку, показывая, что не надо сейчас входить в комнату. И в этот момент все его слушались...
Однажды, вернувшись с работы пораньше, Маруся услышала мамин голос, вот только доносился он с кухни. Маруся тихонько заглянула – а там! То, что она увидела, потрясло ее до глубины души.
Ее слабенькая, больная мама стояла у стола и наводила тесто на оладьи, рассказывая пушистому озорнику рецепт:
— Мы с тобой, миленький, возьмем пузатую кастрюльку и юркий венчик. Я сейчас ножичком стукну по скорлупе, и бело-желтое яйцо потечет в кастрюльку... Одно солнышко, второе, гляди, до чего красиво, даже размешивать жалко.
Кот, не моргая, смотрел за движениями маминых рук. Это была магия какая-то, даже Маруся замерла. Она тихонько села на пуфик и слушала:
— Мы сейчас возьмем снежных кристалликов соли и сахара, сыпанем сверху... Смотри, словно снежком припорошило наши солнышки.
А теперь налетел ветер от венчика, закрутил пургой-метелью все в кастрюльке. Мы взобьем яичную массу, она вспенится, станет бело-желтой, пушисто-тягучей...
Маруся прикрыла глаза. Она словно очутилась там, где ей пять лет, и мама молодая, и папка скоро придет. Она впитывала каждое слово, каждый звук, каждый запах, чтобы потом долго-долго помнить этот невероятный день.
— Смотри, а теперь пришло время белому молочку течь в пенку яичную. Молоко ручьем течет, раздвигая яичные берега... Мы с тобой волшебство творим. Смотри и слушай, и запоминай. Хотя, как ты потом сам – у тебя же лапки, — колокольчик смеха плыл по воздуху.
А с души Маруси падали и исчезали камни проблем, обид и злости на мамину болезнь. Ей становилось легко, свободно и сладко…
— Серый, серенький коток, мой пушистенький бочок, мы размешали молоко с яйцами. Пора муку сыпать...
Тут уж Пушок решил лапкой поймать белое облако, но только чихнул и отодвинулся от кастрюльки подальше.
— Гляди, сугробы какие! Их теперь размешать надо, чтобы вся мука соединилась с молоком и яйцами. Тесто какое красивое, гладкое, без комочков, густое. Блестит, переливается... И ванильку добавим. Маруся очень любит, когда оладушки ванилью пахнут...
Долго слушала Маруся про масло подсолнечное в бутылке, про то, как капли то разбиваются, то снова образуют желтые озерца. Магия творилась, волшебство плыло, мир стал чистым, добрым и щедрым.
Запахло нагретой сковородой, зашипела первая порция теста, ложась толстым телом и прогревая себе бока. Маруся задремала, ей снилось детство.
Ароматная мамина любовь наполнила ее всю, вытеснив переживания и недосыпы...
— Маруся, девочка моя, а как ты дома? А мы с Пушком оладушек напекли! — мамин голос вырвал Марусю из неги сна.
— Мамочка, как? Как ты смогла? У тебя хватило сил? — Маруся нежно обняла маму.
— Этот негодник хоть кого поднимет. Он мне с самого утра нашептывал, что хочет оладьи, и что ты обрадуешься, — в глазах мамы хоть и видна усталость, но усталость счастливая.
— Так это Пушок захотел оладушек? — улыбалась Маруся.
Мама стала потихоньку вставать, ходить. Пушок шагал за ней, ворчал, мяукал. Что они обсуждали? Неизвестно.
Чудо не чудо, а волшебство случилось, боли отступили. Марусина мама прожила еще полтора счастливых года. В обнимку с Пушком, под его кошачьи песни, мурчание и массажи.
Ушла она тихо, под утро. Пушок лежал на ее груди, удерживая остатки тепла в любимом человеке. Маруся была рада, что кот стал частью их жизни. Что он подарил маме столько прекрасных дней и спел много песен.
Печаль была светла. Маруся с легким сердцем отпустила маму, ведь та была счастлива все эти полтора года. Мамина мечта успела сбыться, и серый коток грел ее бочок.
Вот он – рецепт маминого счастья. Маруся нашла его и запечатлела в сердце навсегда...
Даже разлука бывает светлой.
Автор - Вита Сапфир. Источник.
