При всём при этом Джафар — удивительно — не озвучивает желания утопить всех евреев в море, но производит впечатление разумного, уравновешенного и позитивного человека и даже патриота, если не всего Израиля, то, как минимум, Хайфы. Почитайте интервью и сравните с тем, что нам рассказывают про арабов местные сионисты.
P. S. Если уж выбирать с кем жить в одном подъезде — Джафаром или energo111, я бы выбрал Джафара.
Арабы Хайфы: всё что мы знали и не знали о них. Интервью с директором центра “Мусава” Джафаром Фарахом
Джафар Фарах — основатель и директор Центра “Мусава”❶, правозащитник, бывший журналист, человек с твёрдой гражданской позицией. Его личная история — это отражение коллективной памяти арабских граждан Хайфы: от изгнания и дискриминации до образования, активизма и борьбы за равноправие. В этом интервью Фарах рассказывает о своей семье, о социальном неравенстве, о провалах городской политики и о том, почему Хайфа — это больше, чем город, это модель сосуществования, которой грозит разрушение.
— Джафар, предлагаю сначала познакомиться. Расскажите о себе.
— Меня зовут Джафар Фарах, я из Хайфы. Родственники отцовской стороны остались в Хайфе после 1948 года (год создания государства Израиль, прим. А.К.). Дедушка работал инспектором по рыболовству, дядя был в профсоюзе. Не в Гистадруте, а в профсоюзе времён британского мандата — в союзе работников металлургического завода. Позже он стал историком, написал четыре книги об истории Хайфы с точки зрения рабочих. Он жил в Хайфе и был активен в профсоюзных организациях города.
— Что произошло с семьёй после 1948 года после создания государства Израиль?
— Из 70 тысяч арабов, живших в Хайфе до 1948 года, осталось всего 2500. Их сосредоточили в Вади-Ниснас — так распорядился «военный режим». Мой дед и его брат остались в этом районе. Их дом находился напротив булочной Хури (на одноимённой улице, прим. А.К.). Семья потеряла имущество, работу. Люди начали снимать жильё по системе «ключевой платы», потому что арабская собственность была конфискована, и в ней заселились новые жители.
— А по материнской линии?
— Моя мама родом из деревни Илабун. В 1948 году её жителей депортировали в Ливан, но поскольку деревня была христианской, под международным давлением их вернули в 1949–1950 годах.
— Где ты родился и учился?
— Я родился в 1966 году в районе Кабабир (единственный в Израиле район компактного проживания ахмадитов, прим. А.К.). Учился в детском саду и начальной школе «Ахмадия» в Кабабире, а в старших классах мы переехали обратно в Вади-Ниснас. Купили квартиру по системе «ключевой платы». Отец работал, но стал инвалидом, когда мне было 10. Мама убирала дома, чтобы прокормить нас. Мы были бедной семьёй, иногда не было еды. Жили на пожертвования.
— Образование сыграло важную роль в твоей жизни?
— Безусловно. Родители всё время повторяли: «Учись, чтобы выбраться из бедности». Я учился в интернате в Назарете, потом вернулся в Хайфу, поступил в университет. Изучал педагогику и социологию. Был председателем объединения арабских студентов в университете, а ранее председателем школьного совета в Назарете.
— Расскажи о своей семье.
— У нас трое детей. Дочь — фармацевт. Сын работает в общинной сфере и учится на юриста. Второй сын учится в Технионе. Жена работает медсестрой в «Маккаби». Мы живём в Хайфе.
— Как ты пришёл к журналистике?
— Меня арестовали в 1989 году на демонстрации. После этого увольняли с разных работ. Начал писать в издательстве «Шокен». В 1993 году надеялся, что Израиль станет нормальным государством, но в 1997 понял — нет. Тогда я ушёл из журналистики и начал строить Центр «Мусава».
— Ты работал и на телевидении, верно?
— Да. Я сотрудничал с Иланой Даян в программе «Увда», участвовал в разных телепередачах. Но в какой-то момент понял, что исчерпал себя как журналист. Это было в 1997 году. Журналистика в целом начала ослабевать. А для арабского журналиста существует потолок: ты не можешь стать редактором — просто потому что ты араб. Один редактор по стилю говорила мне: «Ты пишешь лучше, чем евреи». Я ведь учил иврит системно. С детства покупал отцу газеты . В Кабабире не было газетных киосков, я поднимался на улицу Ха-Наси, покупал газету на арабском и на иврите «Едиот ахронот» и читал её по дороге домой. Газеты были у нас дома всегда — и на иврите, и на арабском.
— То есть ты был влюблён в печатное слово с детства?
— Можно и так сказать. Я много читал, иврит учил не только в школе, а через чтение. Учителя удивлялись: как я получаю 100 баллов за сочинение, но с грамматикой — проблемы? Всё дело в чтении. После моего ареста обо мне написали статью в «Кольбо», и одна однокурсница, которая была тогда редактором, сказала: «А почему бы тебе не попробовать себя в журналистике?». Я ведь изучал образование и социологию, а не медиа. Но начал приносить истории — и втянулся.
— Что стало поворотным моментом?
— Думаю, 1991 год, Война в Персидском заливе. Тогда уволили всех внештатных сотрудников в израильских газетах, а я знал арабский, мог звонить в Ирак, делать репортажи. Так я стал журналистом, а позже — следователем-репортёром. Делал расследования в Египте и ещё много где. В какой-то момент, когда я уволился, директор сети «Шокен» предложил мне работу в телесети. Но я не хотел ехать в Тель-Авив.
— Не хотел уходить из Хайфы. Сегодняшний пресс-секретарь больницы «Рамбам» Давид Ратнер, известные журналисты Йоси Бармуха, Давид Розен — они все работали в «Кольбо», потом стали репортёрами в «Гаарец». Но для этого нужно было переехать в Тель-Авив. Йоси Варшавски, бывший гендиректор «Кольбо», стал директором сети «Шокен», а потом — 10-го канала. В 1997 году он сказал мне: «Приходи к нам». Но я понял: я больше не хочу просто рассказывать о событиях. Я хочу их создавать. Так и родился Центр «Мусава» — в 1997–1998 годах.
— Давай теперь поговорим о Хайфе. Очень важно, чтобы ты рассказал о специфических проблемах арабских граждан в городе. Может быть, их и нет? Или, наоборот, их особенно много?
— В арабском населении Хайфы можно выделить две основные группы. Первая — экономически сильная. Это, в основном, молодые образованные пары, которые переехали в Хайфу за последние 20 лет. У них есть карьера, даже если они работают за пределами города — они всё равно живут здесь. Эти люди могут позволить себе жильё за миллион, два, три миллиона шекелей. Многие работают в медицине или в технологических компаниях. Их экономическое положение стабильное.
— Вторая группа — это бедная прослойка. Это, как правило, люди, которые остались в Хайфе после 1948 года или приехали в 1950–70-х годах. Они живут в районах Вади-Ниснас и Халиса. Причём это не обязательно деревенские жители. Часто наоборот — как раз молодые образованные семьи, выходцы из деревень, составляют нынешний арабский средний класс. Например, моя жена из Дир-Ханна, а я сам — из Хайфы. Многие учились в университете или в Технионе, работали в Тель-Авиве или Иерусалиме, но предпочли жить в Хайфе, потому что в их родных деревнях нет разрешений на строительство.
— То есть Хайфа — это альтернатива деревне?
— Да. Если ты молодая пара из Назарета, где ситуация с жильём тяжёлая, и у тебя есть деньги — ты покупаешь жильё в Хайфе. Тем более, что земля в деревнях стала очень дорогой. За один дунам земли могут просить до 3 миллионов шекелей. Люди продают землю в деревне и покупают квартиру в Хайфе, тем самым поднимая цены на жильё в городе.
— Это влияет и на районы, где раньше жильё стоило дешевле?
— Конечно. Возьмём Французский Кармель и Немецкую колонию. Почему там такие высокие цены? Потому что 70% арабских детей в Хайфе учатся в церковных школах, а большинство этих школ расположены именно в Немецкой колонии — туда можно дойти пешком. А вот в Вади-Ниснас купить или построить жильё практически невозможно. Не потому что нет земли — она есть. Но нет современного городского планирования.
— То есть проблема не в пространстве, а в политике?
— Абсолютно. В Вади-Ниснас всё до сих пор работает по плану времён британского мандата. Начали было говорить о проекте обновления — но никто из жителей о нём даже не слышал. Та же ситуация и в Халисе. Когда я спрашивал чиновников, что они планируют, выяснилось, что бюджет на планирование вроде как выделен, но проект целиком отдали еврейским архитектурным командам — без участия хотя бы одного социального планировщика, который говорит по-арабски.
— Именно. Представьте: пожилая женщина, которой 70 лет, должна объяснять свои потребности на иврите. Это несправедливо и неразумно.
— Какие ещё трудности ты видишь в районах, где живут арабские семьи, особенно в Вади-Ниснас и Халисе?
— В Вади-Ниснас 100% жителей — арабы. В Халисе — около 80%. Но при этом нет ни одного социального планировщика, ни одного профессионала, который бы понимал этих людей и их потребности. В итоге Вади-Ниснас стареет, молодёжь уезжает. Пожилым людям тяжело: тротуары разбиты, инфраструктура обветшала. Все смотрят только на торговцев, но торговцы — не жители. Они закрывают магазин и уходят. А людям, которые живут здесь, нужны школы, детские площадки, общественные пространства — чтобы молодые семьи захотели остаться.
— Это связано и с системой образования?
— Конечно. Дети из обеспеченных семей идут в церковные школы, за которые надо платить. А дети из слабых семей — в государственные, муниципальные школы. И вместо того чтобы улучшать их, мэрия позволяет им разрушаться. Возьмём школу «Хивар» в Вади-Ниснас. Дети там учатся в вагончиках. Само здание требует ремонта на 5 миллионов, но вместо этого мэрия поставила временные конструкции за 200 тысяч. Где детям играть? У них нет ни двора, ни нормального пространства. Их буквально запихивают друг в друга, и это приводит к насилию.
— Возможности улучшения были?
— Да, рядом продавалось здание, которое можно было выкупить и расширить школу. Но его не купили — решили сэкономить. Вот и вся логика. И это — не единичный случай. Государственное образование в Хайфе находится в плачевном состоянии. У кого есть деньги — нанимает репетиторов. У кого нет — остаётся в нищете, без шансов на продвижение. И мэрия им не помогает.
— При этом арабское население города играет важную роль в экономике и системе здравоохранения, не так ли?
— Именно. Сегодня арабское население Хайфы — это сильное, активное сообщество. Это «кости» системы. Врачи, медсёстры, фармацевты. В больнице «Рамбам» 40% персонала — арабы. То же самое в «Бней Цион». Практически у каждого еврейского жителя Хайфы есть контакт с обеспеченными арабами. Это создаёт совсем иную реальность, отличную от той, что мы видим в Иерусалиме или Тель-Авиве. Там — разделение. А здесь — соседство и взаимодействие.
— Но не всё так просто, верно?
— Конечно. Есть и подстрекатели — особенно в соцсетях. Пишут про «двоюродных братьев», жалуются на шум от мотоциклов на улице Бен-Гурион. Но ведь первыми от этого страдают сами арабы. И когда они обращаются в полицию — реакции нет. Полицейские даже отказываются принимать жалобы. Почему? Потому что нет системы. Нет контроля. Нет муниципальных служб, которые бы проверяли, почему, например, 12-летний ребёнок работает на рынке.
— Отсюда и более широкие проблемы — не только инфраструктурные.
— Именно. Где инспекторы по школьной посещаемости? Где социальные работники? Мы в Центре «Мусава» видим это каждый день. Да, у нас есть программы поддержки, репетиторы, мы помогаем детям. Но это могут позволить себе только те, у кого есть деньги. А те, кто беден — остаются на обочине. Они уходят в нищету, иногда в преступность. И что ещё хуже — они перестают голосовать, теряют интерес к муниципальной жизни, теряют веру в систему.
— Получается, арабы страдают от беспорядка не меньше, чем другие жители.
— Конечно. Но открой, к примеру, фейсбук-группу «Хайфим мацайцим», и что ты видишь? Комментарии вроде «מתי יטפלו בבני דודים?» — «Когда уже разберутся с двоюродными?» Что это за язык? Нарушают не только арабы. И среди евреев есть такие. И я — первый, кто хочет, чтобы полиция на них влияла.
— Почему же вообще эти нарушители спокойствия приезжают в Хайфу?
— Потому что в арабских деревнях просто нечего делать. Нет досуга, нет инфраструктуры. Всё это результат многолетней дискриминации в распределении бюджета. Мы, например, боролись за деревню Джиср аз-Зарка — единственную арабскую деревню на берегу моря. Мы хотели развить её, превратить в туристическое место, как Акко или Хайфу. Но вместо этого государство строит там жилые проекты и продаёт по завышенной цене, не решая жилищную проблему.
— И люди приезжают в Хайфу в поисках пространства и инфраструктуры?
— Именно. Араб из Джисра приезжает в Хайфу на старой машине, с детьми, чтобы просто сходить в игровую зону. Что в этом плохого? Он тоже тратит деньги: покупает, заправляется, потребляет. Если в Негеве бедуины не покупают в Беэр-Шеве, то в Хайфе как раз арабские клиенты жизненно необходимы.
— И всё же складывается ощущение, что эту реальность мало кто видит.
— Да. Кто, например, делает рекламу на арабском языке? Хотя арабов в Хайфе живёт примерно 12%, по статистике. Евреи из Хайфы едут работать в Тель-Авив и Нетанию, а арабы — в Хайфу. Они работают в больницах, в торговле. 30% оборота бизнеса в Хайфе — это арабские клиенты. Кто будет ходить по «каньонам», если не они? Особенно это видно в воскресенье — но и в другие дни тоже.
— И всё же, кто нарушает общественный порядок?
— Это не «только евреи» и не «только арабы». Нарушители есть везде. Но страдают от этого, в первую очередь, именно арабские районы — Вади-Ниснас, Немецкая колония. А где полиция? Её нет. На демонстрациях они появляются. Но в повседневности — никакой реакции. Командиров участков в Хайфе меняют каждые два года. Были случаи коррупции. Нет долгосрочного управления — нет и порядка.
— Закрывает въезды в город по четвергам и пятницам. И что это даёт? В Хайфу 20 въездов. Что толку от пары перекрытий? Вместо этого нужно системно работать — предупреждать, просвещать, а не просто перекрывать дороги.
Мотоциклисты устраивают гонки. Каждую пятницу — аварии и жертвы. Где просветительская работа? Где уроки вождения, профилактика? Это и есть работа мэрии и полиции?
А тут ещё и Мири Регев сокращает бюджет Управления по безопасности дорожного движения. И никто не возмущается. Почему? Количество погибших на дорогах выросло на 40%! Это касается и евреев, и арабов. Мы подали иск против такой политики. А что делает Управление по безопасности дорог в Хайфе? Где их вклад?
— То есть ты видишь прямую связь между бездействием властей и ростом бедности?
— Конечно. Больше аварий — больше бедности. И никто этим не занимается. А что делает наш мэр? Сможет ли он решать эти проблемы? Я думаю — может. Но вопрос шире. Не только в мэре дело. Вся администрация, весь муниципальный аппарат — это вопрос системной работы.
— В чём проявляется отсутствие системности?
— Посмотрите на отдел градостроительства. Там почти нет арабов. Как можно проектировать район, не заложив детский сад, школу, мечеть или синагогу? Возьмём Рамат а-Наси — там построили целый жилой район, но не оставили места ни для одного арабского детского сада. Хотя 30% жителей — арабы. В итоге эти семьи каждое утро едут в другие районы, создавая пробки.
— А в других частях города ситуация обратная?
— Да. Например, на улице Ха-Парсим, напротив российского консульства, мэрия построила аж 20 садиков. Всё для «видимой» части населения. А отделы градостроительства, образования, соцобеспечения — они просто не видят реальную потребность. Они слепы. В Хайфе живёт 100 тысяч русскоязычных. Неужели не видно, что им нужны дома престарелых?
— Это касается и пожилых людей?
— Конечно. Вспомните закрытие дома престарелых «Ноф а-Гефен». Куда делись его обитатели? Их просто вывезли за пределы города. А почему? Потому что кто-то там решил, что нам нужны только «молодые» (речь идёт о политике Йоны Яава во время предыдущих каденций, который сопротивлялся созданию новых Центров долгосрочного съёма-«Микбацей диюр», прим. А.К.). Но эта политика гентрификации, вытеснения пожилых ради молодых — неприемлема. Это ошибка. Мы обязаны обеспечить нашим родителям достойную старость. И не только старикам — работой нужно обеспечить и молодых.
— Хорошая тема! Как ты оцениваешь ситуацию с рабочими местами в Хайфе?
— Мы живём рядом с опасным нефтеперерабатывающим заводом, который [не] могут закрыть уже десятки лет — всё «через год, ещё через год». Да, он даёт рабочие места. Но что ещё? Какие предприятия создаются, чтобы удержать молодёжь в городе?
— А как действуют власти на национальном уровне?
— Я не вижу, чтобы государство давало дотации бизнесу, чтобы он приходил в Хайфу. А ведь именно так развивают другие города. В Беэр-Шеве — дают. В Ариэле — дают. Даже в Иерусалиме, где жильё стало непосильным по цене, — продолжают вливать деньги. Зачем? Чтобы вытеснить арабов? Но они не уедут.
— Деньги перераспределяют неправильно?
— Именно. Средства, которые должны были прийти в Хайфу и поддержать её жителей, утекают в Иерусалим, Беэр-Шеву, Ноф а-Галиль. А вместе с деньгами туда уходят и люди. Потому что там есть работа. Находит человек работу в Ноф а-Галиль — и переезжает. Всё просто.
— Те, кто переезжают в Хайфу — будь то арабы или русскоязычные, — делают это не случайно. Почему, по-твоему, они выбирают именно Хайфу?
— Всё просто: у них здесь есть родственники. Это цепочка. Один привёл другого. Арабы переезжают в Хайфу, потому что в своих деревнях жить уже невозможно — ни условий, ни инфраструктуры. Город растёт, но не развивается в плане занятости. И вот последствия: «Интел» сокращает персонал.
— А что с медиа и культурной жизнью?
— Когда в Хайфе закрывали локальные СМИ — никто даже не протестовал. Никто не спросил, куда делись молодые журналисты. Просто промолчали.
— Ты упоминал район порта и улицу Пальям…
— Да, пройдитесь по Пальям — посмотрите на здания бывших офисов «Безек» и «Доар Исраэль» (там по счастливой случайности упала иранская ракета, прим. А. К.). Руины. В районе порта раньше были госучреждения. Их перевели из Адара — и Хадар опустел. Я вижу десятки пустующих зданий в Нижнем городе. Кто туда приходит? Арабские и «русские» инвесторы. Посмотрите на кафе, рестораны на улицах Анамаль и на Турецком рынке — это бизнес либо арабов, либо «русских». На улице Ха-Наси та же картина: без арабов проекты бы не реализовались.
— Какую роль в этом играет мэрия?
— Мэр, если он хочет развивать город, должен думать, какие услуги и условия он создаёт для занятости. Вспомним идею перевести больницу «Кармель» в Крайот. Что, Хайфе больше не нужна больница? Йона Яхав был категорически против. И правильно. У мэра есть политическая сила. Он не может допустить такого.
— Ты видел реальную ситуацию в больницах?
— Конечно. Я захожу в больницы — вижу толпы. Финансирование — от частных жертвователей, а не от Министерства здравоохранения. Почему мы должны полагаться на пожертвования?
— Ты участвовал в обсуждении перевода больницы в Крайот?
— Да. Пусть строят новую, но не за счёт закрытия «Кармеля». Почему не оставить её и открыть дополнительную? Даже надстроить можно. У нас нехватка коек — по всей стране! Население растёт, системы — нет.
— Кто должен поднимать такие вопросы?
— Мы, как общественная организация. Через прессу, через обращения. Раньше в мэрии был араб — Жаки Ваким, казначей. Он ушёл 5 лет назад — с тех пор ни одного араба на руководящих постах.
— Это системная проблема?
— Абсолютно. Госконтролёр пишет: арабы — 7% от работников муниципалитета. Среди руководства — 0%. Закон требует представительства — но его не соблюдают. Мы писали Яаву письмо. Почему нет араба во главе отдела образования? Соцобеспечения? Почему нет арабского казначея?
— Ты считаешь, что общество в Хайфе сильнее, чем политика?
— Да. И арабское, и еврейское. Все попытки стравить нас — провалились. Но в 2021 году был риск. Привезли автобусы с поселенцами с Западного берега. Начались беспорядки на Алленби. Это была попытка поджечь Хайфу.
— Ты говоришь, что город был в прицеле?
— Однозначно. Смотрич, Бен-Гвир — они не хотят, чтобы Хайфа оставалась нормальной. Да, в городе есть дискриминация. Но Хайфа — всё ещё один из самых нормальных городов в стране. И я хочу, чтобы она осталась такой.
— Я помню те погромы… в Нижнем городе, в магазинах. Выборочно громили только еврейские бизнесы…
— В дом Вадия Арбона ворвались. В дом испанского консула. Избили дочерей. Я называю имена. Разгромили парикмахерскую на Баанким (паркмахерская Вадима Ананича, прим. А.К.). Я говорил с Борисом – владельцем ресторана «Сангрия» (это был самый страшный инцидент тех беспорядков, см. видео, прим. А.К.). Он был потрясён. Мы предложили помощь. У нас есть документы, досье. Семья Шариф на Алленби — в их дом ворвались. Полиция? Молчание. Ни один еврей не был обвинён. Только арабы.
— И что помогло остановить это?
— Мы были на улицах. С еврейскими активистами. Мы предотвратили кровопролитие. Даже полиции не было. Я звонил мэру Эйнат Калиш— она была на свадьбе. Просил полицию: не бросайте светошумовые гранаты, слезоточивый газ в Вади-Ниснас. Мы остановили стычки между поселенцами и арабами.
— Ты считаешь, что Хайфа могла стать Лодом?
— Ещё как. Лод, Рамла, Акко — до сих пор раненые города. В Хайфе мы это остановили. Насилие привезли извне. Поселенцы — не хайфовчане.
— У Хайфы есть символ мирного сосуществования — фестиваль «Праздник праздников».
— Да, это символ. Но, по сути, это больше государственный праздник. Евреи хотят видеть больше арабской культуры, слышать истории — даже горькие. Хотят знать другую сторону. Арабы? Не всегда готовы делиться.
— То есть не хватает площадок для подлинного культурного диалога?
— Абсолютно. Хайфа — это не «хумус-чипсы-салат». Это настоящая культурная душа. Не гастрономия — культура.
Для Джафарa Фараха Хайфа остаётся домом, полем битвы и местом надежды. Его рассказ — это не только критика системы, но и призыв к действию. Он говорит не только от имени арабского сообщества, но и от имени всех граждан, которым небезразлична судьба города. В центре этого интервью — голос, который трудно игнорировать, если вы действительно хотите понять, что происходит в Хайфе сегодня.
❶ «Мусава[т]» в переводе с арабского — «равенство». Больше про Центр «Мусава» я ничего не знаю.
