Серия «Армейское.»

30 декабря 1984 года, послезавтра новый год!!! Наступает 31 декабря. День прошел, наступил вечер. Уже темно. И тут оказывается, что "Зарю" не поменяли. Мне приказ: "Пойдешь и поменяешь!" Я страшно разозлен!!! Идиоты! - кричу. - Вам дня не хватило?! Кто это сделал "Зарю" моим секретом?"

   Идти ночью не хочу, но пришлось. Все проходит удачно. Смена, которую меняют, очень рада! Уже девять часов, начало десятого приходим к себе. Ни с кем не разговариваю, лежу на койке, все чувствуют себя неловко. В 23:30 офицеры и прапора идут к солдатам, там мы начнем гулянку. Я говорю, что болен и лежу, новый год встречать не собираюсь, все уходят. Через несколько минут кто-то приходит и говорит, что всякое бывает. В общем, уговаривают, чтобы я не обижался. Миримся, и я иду в солдатскую комнату. Поздравляем друг друга, ведем себя весело и раскованно. Отношения в Афгане совсем не такие как в Союзе. Потом идем к себе. К нам приехали разведчики из Баграма на поддержку. Ожидается нападение духов. Поэтому пьем по чуть-чуть. Кам-кам, как говорят афганцы. Ночь проходит спокойно, за исключением какой-то бузы у бойцов. Но комбат вопрос с бойцами решил быстро и решительно. Никто не спит. Разведчики смеются, они называют наш миномет "Василек" пушкой. Один из разведчиков, чем-то напоминающий Рембранта и одновременно моего одноклассника, очень интересно и подробно, в течении всей ночи, рассказывает исторический фильм.

Утро, никакого нападения нет. Разрешаю себе расслабиться, часа через полтора снова в норме. Уже 1 января 1985 года. Ура, это мой год замены!

   Жизнь продолжается. Иногда у себя играем в карты в преферанс. Это очень сложная игра, я играть не умею. Умею только ходить. Играем Юра, Саша и я. Меня берут в игру только потому, что надо минимум три человека. Игра в разгаре! Юра делает ставку, что-то заказывает, все получается наоборот. Мы издевательски смеемся. Юра сам не свой от ярости, бывает такое. Автоматы стоят у каждого возле койки, патрон в патроннике, Юра бросается к ближайшему...

  Хочу добавить несколько слов от себя, Блинковского Дмитрия Антоновича, о характере лейтенанта Брянцева. Весна 1985 года, я уже дембель. И вот, стою на посту у ДШК - такой "дембель" Блинковский. Пост у ДШК. Это позиция, оборудованная на крыше нашего опорного пункта. Позиция оборудовано добротно, из камней и мешков с песком. Очень жарко. Сижу я возле пулемета, в бронежилете на голое тело и рядом лежит каска. На пост поднимается лейтенант Брянцев. Первый вопрос ко мне: "Боец, почему без каски?" Я ему и отвечаю: "Да пошел ты, кого ты учишь? Я уже дембель, а ты тут без году неделя!" Я знаю, что каска меня не спасет от пули, зато в ней очень жарко. В общем, я его игнорирую. Подумаешь, летеха молодой, я-то уже весь из себя, дембель, а он с нравоучениями лезет ко мне. И тут Брянцев меняется в лице. Одной рукой приподнимает автомат, висевший на плече, а в другую руку берет довольно увесистый булыжник. И говорит: "Вот я сейчас брошу камень в твою башку, и посмотрим, нужна каска или нет!" Закончилось тем, что я все же надел каску на голову, от греха подальше. Злой конечно я был очень сильно, да и самолюбие мое задел он. Попер ведь летеха на дембеля, честь и достоинство мое дембельское унизить посмел. На сегодняшний день я, конечно, понимаю, что его "молодой лейтенантский мозг" на то время работал более разумно, чем мой "дембельский", якобы умудренный двухлетним опытом пребывания в Афганистане. В конце лета или начале осени Юра Брянцев был ранен на 17 или 16 заставе. Его отправили в госпиталь, потом в Союз.

  Зимой были операции "Светофор", "Челнок" и "Провокация", в которых наши принимали участие. Но об этих операциях не хочется рассказывать.

   Наступила весна. Было, как сейчас помню, 24 марта, воскресенье. У меня на голове кепка, которую я привез из 177 отряда. Эксперименталки нам выдадут только в конце апреля. Сейчас эту форму называют афганкой, а в афгане называли эксперименталкой. Она очень хороша, но в горах надо максимально облегчаться. И поэтому я хожу или в саперной кзс, или в спецназовской куртке, тоже из отряда. На ГАЗ 66 собирается группа ехать в полк. Наш старшина Александров пришедший на замену Пете, еще один прапорщик из нашего батальона и человек 5 солдат. Я хочу ехать с ними, может деньги получу. Меня отговаривают: "Воскресенье! Какие деньги?" "Дай лучше кепку, я в ней в полку буду форсить", - говорит прапор. Взамен мне дает свою панаму. Я остаюсь, машина уехала в полк.

   Перед обедом комбат говорит, что наши не вернутся. На обратном пути между 16-ым и 17-ым пунктами, они попали в засаду. Погибли - старшина Александров, рядовой Дима Ступяк, остальные ранены, кроме одного бойца. Прапорщик, который брал у меня кепку, тяжело ранен, одна рука точно работать не будет.

Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти:

   АЛЕКСАНДРОВ Юрий Александрович, прапорщик, старшина батареи, род. 10.12.1952 в г. Куйбышев. Русский. В Вооружённые Силы СССР призван 03.05.72 Железнодорожным РВК Куйбышева. В Республике Афганистан с октября 1984. Неоднократно участвовал в боях с мятежниками, проявив себя смелым, решительным и заботливым ком-ром. 24.03.1985 погиб при выполнении боевого задания. Награжден орденом Красной Звезды (посмертно). Похоронен на кладбище "Рубежное" в Куйбышеве.

   Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти:

   СТУПЯК Дмитрий Михайлович, рядовой, ст. водитель, род. 24.10.1964 в с. Коропец Монастырисского р-на Терноп. обл. УССР. Украинец. Работал в колхозе "Свитанок". В Вооруж. Силы СССР призван 22.03.83 Монасты-рисским РВК. В Респ. Афганистан с сент. 1983. В составе группы 24.03.1985 выполнял боевое задание. Внезапно пр-к открыл огонь из засады. Не растерявшись, С. быстро оценил обстановку и, заняв выгодную огн. позицию, вступил в перестрелку. Погиб в ходе боя, вынося раненого товарища из-под огня пр-ка. Нагр. орд. Красной Звезды (посмертно). Похоронен в родном селе.

  На место засады выезжает группа. БТР и расчет "Василька". Там уже были наши из других подразделений. Ответного огня мы не встретили. Единственное только, что из развалин на дорогу кто-то бросил гранату. И еще духи, трое или четверо, уходили на восток по горам. Так что мы вели огонь из "Василька". Рядом работали пулеметы из БТР и БМП. Двух духов точно убили и еще один труп валялся на месте засады, совсем рядом с нашим расстрелянным ГАЗ-66. А вот еще двое, вроде так и ушли. В горы мы не полезли, догонять не стали. Стояли внизу и вели огонь. Уже под вечер возвратились к себе.

   Через 9 дней поминки убитых. В офицерскую комнату заходит сержант. Докладывает: "Капитан говорит, смотрите, но только по две! Это разрешается".

   В апреле к нам пришел новый старшина. Коля Якушкин из Тамбова. Он десантник, инструктор по прыжкам с парашютом. Ему уже 31 или 32 года.

  На следующий день, очень рано утром, между нашим и 19-ым ОП, душманы сжигают афганскую колонну. Выдвигаемся туда. Когда мы прибыли на место, все уже закончено. Колонна горит, вокруг валяются мертвые и раненные водители машин. Душманы уже успели уйти высоко в горы. Комбат Глушко командует. Наш командир батальона, человек бесстрашный, он никогда и ничего не боится. Но в этом случае, даже он видит, что преследовать противника бесполезно. В горах мы их не догоним, а вот своих положить можем. На южном хребте, на расстоянии около километра, видны фигуры уходящей группы людей. Поэтому мы разворачиваем миномет. Досылаем кассету в "Василек". Сейчас мы положим несколько мин на хребет. И вдруг, страшный свист, как в кино. Взрыва не помню, наверное, у меня на полсекунды отказал слух. Потом кто-то кричит, что это духи увидели "Василек" и вмазали из безоткатки. Симак держится за ногу и орет: "Индпакет, быстрей!" Подбегаю к нему, но ничего страшного, его просто здорово ударило камнем. Никто не ранен, все целы. Оказывается, это наша артиллерия из полка дала пристрелочный. Снаряд должен был упасть или на южном хребте или к северу от нас, а получилось чуть нас не накрыли. Спасло то, что осколки пошли выше. Глушко, по связи, не стесняясь в выражениях, орет на артиллериста, который стрелял. Словами это не передать. Это надо было слышать, я не завидую этому офицеру на батарее. Комбат приказывает нам ложиться под Бэтэр. Следующая партия снарядов ложится там, где надо. Все в порядке, духов нет. Мы едем назад. Симак прихрамывает, у него здоровенный синяк на бедре.

    Через несколько дней комбат отправляет меня с расчетом на 19-ый ОП. Всеми силами пытаюсь не ехать, не хочу. Хочу встретить праздник 9 мая со своими. Ничего не помогает. Приезжаем на 19-ый. На этом посту стоит седьмая рота нашего батальона, им нужен миномет для поддержки. Командир поста старший лейтенант Стрельников. Делаю карточку огня, пристреливаем несколько точек на юге. На юг от поста кишлак Ливан. Этот кишлак неспокойный, опасный. 18 апреля приехали северяне, как мы их называли, они попробуют зайти в этот кишлак и навести там порядок. Выход намечен на 19-ое в ночь, их 96 человек.

   19 апреля 1985 года, стемнело. У северян около десяти единиц бронетехники. Они будут проводить операцию. Им нужны проводники на южную вершину. Проводниками пойдут трое - лейтенант Хивизов, сержант Зайдулин, сержант Михальчук. Командир роты Стрельников просит меня пойти с проводниками. Потому что сам лейтенант еще мало прослужил в Афгане и вообще вчетвером веселее. Можно конечно отказаться, но я прекрасно понимаю, что если что-то случится, то мне будет не по себе. Симак мне так прямо и говорит: "Откажитесь". Но отказаться в данной ситуации страшно неудобно, всякое могут подумать. Выходим. Уже ночь, но довольно тепло. Идти не очень далеко, от силы полтора километра. На мне горная куртка, больше ее старался не одевать, что положишь в карман - потеряешь. Сначала проходим направо. Через деревянный мостик, переходим неширокую речку, ширина ее метров 8-10. За речкой налево подъем в гору на юг. При подъеме лезу в карман, так и знал, граната в кармане, запала нет. Новая граната РГН, круглая как бильярдный шар. Приходится выбросить и гранату, без запала она не нужна. Прошло не больше часа, и мы наверху. Ребята предлагают нам переночевать на вершине, а утром спустится вниз. Мы отказываемся, ночью будет холодно, а мерзнуть никому не охота. Прощаемся и идем вниз. Двигаемся расслабленно, не спеша. Почти спустились с горы, осталось пройти два или три карниза, как называют эти тропинки вдоль горы. Идти приходиться то влево, то вправо, до речки остается метров 200. Я хочу закурить, достаю сигарету. И вдруг, откуда-то с юго-запада доносится глухая очередь из пулемета из ДШК. Потом взрыв на юге. Говорю: "Не может быть, чтоб наши нарвались на мины, мы ведь им показали, где минное поле". Еще один взрыв, довольно глухой, только уже на севере. И тут началось. Бронегруппа, которая стояла на дороге со стволами, повернутыми на юг, словно с цепи срывается. Стрельба ведется со всего, что там у них есть, стреляет даже Шилка (зенитная самоходная установка). Это очень страшное оружие. Мы с Михальчуком падаем в узкую ложбинку. Хивизов и Зайдулин, успевают пробежать немного вниз. Невозможно поднять голову, пули уже не свистят, они жужжат. Это значит совсем рядом, я очень хорошо это знаю. А свиста, можно не бояться, хотя по-всякому бывает. Михальчук начинает дрыгать ногами. Ну все, думаю, в него попали. Кричу: "Ты живой?! Тебя зацепило?" Он говорит: "Живой!" "Почему тогда ногами елозишь?" "Удобнее укладываюсь!" - отвечает. Стрельба не стихает, что с другими, неизвестно. Лежим еще, деваться некуда. Принимаю решение лезть вниз. Михальчук! - кричу. - Сейчас ползем к речке! Я справа ты слева, друг за другом нельзя, а то еще положит двоих одной пулей! Ни на одних учениях я так хорошо не ползал. Через некоторое время, сталкиваюсь с Хивизовым, который ползет на встречу. Зайдулина он оставил внизу, а сам полез за нами. Я рад, он тоже рад. С его стороны это очень смелый поступок. Вроде бы стрельба помалу начала затихать, но расслабляться нельзя. Приползли к реке, мы снова вчетвером, что дальше? На мостик или нет? Это крюк большой, через речку намного ближе. Захожу в воду, течение сбивает с ног, сам не перейду. Кладем друг другу руки на плечи и медленно, гуськом, ее переходим. Мы на своем берегу, мокрые по шею. Зайдулин бежит первым к нашему ОП, и ругается. Мат стоит сплошной, мы поднимаемся следом и смеемся. Нервное напряжение понемногу начинает отпускать. Мы на нашей территории. Нас встречают, все рады.

   На следующий день, 20 апреля, начальник штаба майор Таранец наконец-то привозит мне орден Красной Звезды. Это из моего бывшего 177-го отряда специального назначения, где я раньше служил. Меня поздравляют. А 21-го апреля, устраиваем небольшой праздник на 19-ом ОП. По традиции, орден бросают в кружку с водкой, я выпиваю один. Следующий тост вместе со всеми, все прошло как обычно в таких случаях. Несколько слов хочу сказать о наградах. На звезду мне писал представление Квачков В.В. командир нашего отряда 177 ОСН. Наш комбат Глушко тоже посылал на меня представление в 1985 году. Но не прошло. В штабе сказали, хватит, а то жирно будет. И еще в 85-ом, Саша Липатов, возил документы в полк на представление к награде на Симака. Так ему в штабе прямо сказали, что заслуженный штабист не имеет, а вы хотите сержанту. Липатову было стыдно за них, он нам это рассказал, а Симаку мы не сказали. Но все-таки Симак получил медаль за отвагу, уже после дембеля, он написал нам об этом в письме. И то хорошо, что он хоть после увольнения получил свою награду.

   На 18-ом посту нас несколько раз обстреливали. Но как-то в памяти особо не отложилось ничего. Там все быстро происходило, несколько выстрелов, мы отвечаем. На 19-ом также были обстрелы. Помню как-то комбат Глушко, меня вниз сдернул под бруствер, кричал, чтоб не высовывался. Пару кассет выпустили из "Василька" и все.

   Хорошо помню как к нам на 18-ый, несколько раз приезжал майор, сапер из полка. Ему уже лет 40 было. Мы ходили с ним и его группой в горы, левее нашего секрета "Заря". Я таскал связь, он снимал и ставил мины, наносил на карту минные поля. Так у него была примета, он мне об этом сам говорил, если он возьмет меня собой, то выход будет удачным. В общем, он в это верил. И как-то раз, когда я был уже на 19-ом, он приехал. А я уезжаю в полк, по каким-то делам. Поздоровались, поговорили, то да се. Мы уехали, а они должны были позже выйти на юг в горы, по своей службе. Едем из полка назад, уже почти подъезжаем к нашему 18-му и тут по связи передают, что на 19-ом, стрельба, наши саперы попали. Настроение сразу стало ни к черту. Приготовились к бою, доехали до 19-го. Оказывается, саперы вырвались. Так же как и нам весной, им пришлось вброд переходить речку. Они разделились на две группы, никто даже не ранен, а думали уже конец. Майор подходит ко мне и говорит: "Вот видишь, Володя, не взял тебя с собой и мне не повезло". А я стою и думаю, хорошо, что я в полк уехал. Сто процентов, это был бы мой поход, поскольку майор считал меня своим талисманом. Товарищ майор, когда я уже заменялся, дал мне ценный совет, как по-быстрому пройти всю писанину с обходным листом. Я ему очень благодарен.

   Как-то раз, я разыграл Сашу Симака. Это было у нас на 18-ом опорном пункте. Саша дембель, он должен весной уволиться. Каждый солдат на дембель делает какие-нибудь заначки. В полку это не приветствуется, могут забрать. Мы в минометной батарее, не понимаем этого, я против подобных мер. Так вот выхожу из казармы. Справа бруствер, позиция миномета "Василек" возле входа маскировочная сеть. Меня не видно. Метров 30 на юго-восток от нашей казармы, глухая стена дома-дувала. Окно в дувале заложено камнями. Симак, озираясь налево и направо, что-то прячет возле окна. Я делаю вид, что только что вышел из-за двери. Отношения у нас с ним очень хорошие, он мой зам. Я подхожу к нему и говорю: "Саня не доверяешь ты мне, а я про тебя все знаю. Не успел ты совершить нарушение, а мой агент уже мне все доложил". Симак не верит и с невинным видом отвечает: " А что он мог доложить? Я чист и открыт перед вами и никаких секретов у меня нет". Протягиваю руку в сторону дувала и говорю: " А давай-ка посмотрим, что ты прячешь в загашнике, возле окна". Он удивлен и поражен до крайней степени. Стукачество, среди солдат да и вообще всех военных это самое страшное преступление. "Кто он?" ; спрашивает Симак. Отвечаю: "Саша, ну сам подумай, неужели я тебе выдам такого ценного агента?" Симака аж трясет от ярости, он требует чтобы я сказал кто это. Я не говорю. Симак теряет терпение и зловещим голосом говорит: "Вы знаете что мы с ним сделаем когда узнаем сами?" "Прекрасно знаю, - говорю - Я сам служил срочную". Минут через десять, говорю, что я все сам видел, и что никакого агента нет. Он сначала не совсем верит, а потом я ему показываю, где я стоял. Он облегченно смеется.

   Первая партия весенних дембелей увольняется из Афгана. Правда повезло далеко не всем дембелям, некоторым придется служить еще лишних четыре месяца. Прощаемся, каждый из провожающих выпускает по одному магазину патронов. Стоит сплошная стрельба

   Весной 85-го, врач привез из полка таблетки Сиднокарб и противоожоговую мазь. Хорошие лекарства. Потом я не один раз говорил, что тому, кто их разработал надо поставить золотой памятник. В начале осени принесли к нам обгоревшего ребенка лет десяти. Отец принес или дед. Говорит, лампа взорвалась. Обгорел пацан сильно, но не плачет, только трясется. Вынесли мазь, я наложил ему мазь, она была полужидкая. Сверху наложил тампоны. Мальчишке полегчало. Он кричит: "Шурави хуб (Советский солдат хороший), душманы хароп (душманы плохие)". Мы им сказали, чтобы ехали в полк или Чарикар долечиваться. Вскоре после этого случая, к нам привели еще одного молодого афганца. Ему прострелили ногу. Мы оказали первую помощь. Я ему вколол Афин или Промедол, наложили повязку. Потом к нам прибежали его родители. Мать кричала: "Бача мае, бача мае (мальчик мой, мальчик мой)!!!" А отец молчал, ему было уже лет под сорок. Парнишку, вроде, духи хотели насильно забрать к себе в банду. Это его царандой ранил.

   Некоторых людей хорошо помню лица, а по фамилиям нет и наоборот. Был у нас один случай, довольно смешной. Летом наш расчет страшно задергали по выездам. Выезд за выездом. В расчете у нас был боец. Сначала я думал это Танский, но сейчас сомневаюсь. Танский худее, а этот парень был вроде слегка полноват. Нога у него часто болела. И вот опять приказ и не откажешься. Мы с минометом, должны ехать вчетвером. Объявляю выезд. А этот боец орет страшным голосом: "Да сколько можно? Угробить что ли нас хотят?"

   У меня помню было хорошее настроение, хотя я тоже уже замучился. Говорю спокойным голосом: "Нет проблем, иди, отдыхай, справимся прекрасно втроем". Симак тоже смеется. Подцепляем "Василек" и только собрались ехать, он выскакивает из комнаты. Удивленным и слегка дрожащим, от обиды, голосом произносит:

   - А что такое? Вы куда без меня? А я? -

   - Иди и отдыхай - говорю - Ты ведь устал.

   - Да что же мне уже и слова нельзя сказать? -

   В общем, едем вместе, как обычно.

   Осенью, в конце сентября, я заболел. Пожелтел, как говорят в Афгане. Отправляют меня в полк, потом в Баграм в инфекционку. Лечусь. В октябре выписывают. На перекладных БТР, МТЛБ к вечеру добираюсь до своих. Захожу на территорию.

     "Володя приехал!" ; кричит Казак. Меня встречают, поздравляют. В этот вечер провожаем Сашу Липатова. Он очень рад. Домой! В Союз! Саша удивляется, когда я выпиваю две маленьких порции чисто символически. Ведь после желтухи нельзя спиртное. Настроение хорошее, радостно за боевого товарища. А мне замена только в декабре, мне дают маленький отпуск. Провожу его дома, в ноябре я опять в Афгане. Поступает приказ: убрать прапоров из минометных батарей. Меня переводят опять на 19-ый опорный пункт. Но седьмую роту, к которой я когда-то был прикомандирован, перевели севернее Саланга. Новых я совершенно не знаю, и служить там не хочу. Как только узнаю о замене, сразу еду к своим и остаюсь на 18-ом. Оформил документы. Уехал я с 18-ого ОП на БРДМ 2, с двумя офицерами. Они из одной важной службы, но ведут себя совершенно по-простому. Прощаюсь со всеми. Обнимаемся с Колей Якушкиным и я уезжаю. Вылетел из Кабульского аэродрома 11-го декабря, а 13-го, рано утром, был дома. Под вечер растрясла малярия. Выдержал десять дней и поехал сдаваться в больницу. Новый 1986 год там и встречал.

   Дальше была служба на Дальнем Востоке. В 1995 году, увольнение на пенсию. Вот и все. Прошу меня извинить, за то, о чем не вспомнил, кого забыл или о ком рассказал, что-то не так. К сожалению, время стирает из памяти события, имена и фамилии, когда-то очень дорогих для меня людей. Всем моим ребятам, сослуживцам, друзьям, желаю крепкого здоровья и удачи!

18 ОП – это пост на Южном Саланге. Опорный пункт (застава) минометной батареи 3-го горнострелкового батальона 177 полка. Относительно спокойная обстановка. Есть вода. И ее столько, что хватает попить и даже помыться, постирать белье, форму. С питанием проблем тоже нет. Так сказать - первое, второе и компот. На заставе из личного состава в основном водители, связь, да минометчики из молодых. Конечно же, командиры, исходя из соображений безопасности и боеспособности заставы, старались держать на заставе, хотя бы несколько человек из более опытных бойцов (минометчиков). Опытные бойцы всегда нужны. Для обороны заставы от диверсий душманов. И всегда должен быть хоть один расчет, готовый по первому требованию выехать на отражение нападений на советскую колонну на маршруте. Афганские колонны тоже приходилось защищать. Душманы не брезговали ограбить и сжечь и колонны своих же соотечественников. Но если быть честным, кто его знает, кем были эти моджахеды, за какую идею боролись и с кем. Просто вооруженные люди на дорогах. И не важно, советская ли колонна шла, царандой или вообще гражданская. Основная цель, по-моему, у них была - что успели, то и урвали, что не взяли, то сожгли. И в горы. Успеть уйти, пока не получили по сопатке. Тактика - внезапность. У нас на Саланге такие инциденты случались часто. Но на заставах, можно сказать, мы отдыхали. Отдыхали от боевого охранения в секретах, от боевых выходов в горы, от заданий по усилению проблемных точек пехоты. Ну и как я уже выше написал - отмыться, отъесться, отоспаться и вшей бельевых извести.


30 августа 1984 года, два броника нарушили покой заставы. Внесли некоторую тревогу в ряды личного состава. Ведь неспроста припёрлись. Случилось что-то.
Из прибывшего транспорта вышли несколько офицеров, пару сержантов и быстрым шагом проследовали в офицерскую комнату.


Спустя некоторое время дневальный вызвал Виктора Рылко к командиру батареи капитану Козак.


С Виктором мы вместе начинали службу ещё в Марьиной Горке(БССР).Витя в 1983 году, после КМБ в Иолотани, так же как и я, попал в 177 МСП в третий горнострелковый батальон наводчиком минометов. И
к лету 1984 года уже не раз приходилось исполнять обязанности командира миномётного расчета.

В батарее у нас, насколько я помню, постоянно не был укомплектован штат сержантами, командирами расчетов после учебки. Как-то они быстро выбывали из строя. Кто по болезни, кто по ранению. Да и не очень их брали командирами сразу на боевые выходы. Так что часто использовали для этих целей рядовых, опытных наводчиков. К осени 1984 года Виктору уже официально было присвоено звание сержанта и должность командира минометного расчета. Правда с составом расчетов у нас тоже была проблема. Числиться, то числились формально бойцы в таком-то расчете. А выполнять боевую задачу приходилось с теми, кто под руку попал.


Прибыв по вызову комбата, Виктор узнал о цели прибытия офицеров и сержантов из батальона. Командир батареи обрисовал задачу.
-Надо сходить в горы, для усиления и прикрытия разведвзвода. Подняться вместе с ними на господствующую высоту. Занять там оборону и обеспечить беспрепятственное выполнение задания разведчиков.


Задача не сложная. Территория подконтрольная нашему батальону. Хотя там не очень спокойная обстановка. Гора расположена между Самидой и Улангом. Ближайший кишлак Ливан.


Командиры решили, что одного миномётного расчета из опытных бойцов будет достаточно. Но если что, то бой, скорее всего, придется вести на дальнем расстоянии. Нужны хорошие, "обкатанные" минометчики.
Но это так, на крайний случай. Скорее всего, обойдется. Да и гора не слишком высокая, подъем не очень тяжёлый. На вершине горы когда-то была точка пехоты. Возможно, там даже готовые укрепления, самим не придется строить СПСы. Не надо будет камни ворочать. Подниметесь, закрепитесь, ночь посидите, да и домой с утреца, на базу. Август месяц, днём очень жарко, ночи в горах холодные. Желательно сменить белье и х/ б, как раз есть стиранные подменки.


Кто пойдет? На заставе из опытных бойцов сейчас лишь Витя Рылко, Юра Дубовицкий и Камил Рахимов. Остальные на заданиях.Дубовицкий не хотел идти на эту операцию, отнекивался, пытался как-то соскочить. Даже сам не мог объяснить, почему так сильно противился этому выходу.
Но, увы, никому из троих бойцов даже времени не дали на раздумья. Армия. Приказ.
Короче, покидали ребятки, свои манатки, на броню. Загрузили несколько ящиков минометных мин. И вперед.


После обеда отправились в район Уланга. На месте их уже ждал взвод разведчиков батальона. Доукомплектовали бойцов минометными минами и выдвинулись на задачу.


Нет. « Горка » оказалась не такой уж низкой. Хрен его знает, там все горы, наверное, не менее трехтысяника. Саланг. Высокогорный перевал. Да и боекомплект с оружием, миномет, сухой паек, вода. Все на своем горбу. Вверх. Воздух горный, разреженный. Тяжко, очень тяжко.


К вечеру добрались. С трудом конечно, но без происшествий. Наверху на самом деле были СПСы, но полуразрушенные.


Команда.
- Снять груз. Осмотреться. Рассредоточиться. Оборудовать позиции.


Бойцы, уставшие после подъёма, даже не сняв вещмешки, падали на землю. Отдышаться чуть чуть.


Виктор выбрал подходящее место для установки миномёта. Снял с себя вещмешок. Минометную двуногу и прицел. Плиту и ствол несли Юра Дубовицкий и Камил Рахимов. Они слегка отстали, на несколько метров были сзади, ниже.
Виктор присел, осмотрелся и уже хотел звать к себе два остальных номера расчета Юру и Камила.

Темно. Уже почти ничего не видно. Вдруг сзади вспышка, грохот. Камень из полуразрушенного СПСа, ударил Виктора прямо в лоб. На мгновение сознание отключилось. Очнулся. Услышал крики в темноте.

- Минометчик подорвался-

В ответ прокричал - Я цел, со мной все нормально -
Открыл глаза. Рядом лицо. Слишком близко. Не славянское. Вроде боец из взвода. Лежит и двуногу минометную собой привалил. Откуда взялся? Ведь рядом никого не было. Он шел где-то позади.

Виктор сказал ему - Чего так близко, отодвинься немного и двуногу отдай -

Боец ничего не ответил. Виктор дернул из под него двуногу. Она слишком легко вышла. И тут он обратил внимание и понял, что рядом с ним лежит лишь полчеловека. Голова и туловище. Он, наверное, лег на мину и его разорвало пополам. Верхнюю часть туловища взрывной волной бросило почти вплотную к Виктору. Скорее всего, боец, своим телом и спас находившихся рядом товарищей от осколков.


Спустя несколько мгновений ещё один взрыв и ещё.
Крики раненых. Команда офицера.

- Лежать всем на месте, не двигаться, не шевелиться!!!

Виктор ощупал себя с головы до ног. Вроде все на месте, все целое, лоб слегка саднит и форма вся мокрая в чем-то липком. И запах. Запах непонятный, удушающий. Этот запах ещё долгие годы преследовал Виктора. Звон. Звон откуда? Что так громко звенит? Нет, это звон в голове.
Ещё раз внимательно посмотрел на рядом лежавшего бойца. Все. Он мертв. Ему ничем не помочь.


Второй подрыв был сзади Виктора и впереди Юры и Камила.
Осколками зацепило Камила Рахимова. В нескольких метрах от Юры и Камила упал боец. Взрывом его сбросило вниз. Он был в сознании. Громко кричал, просил о помощи.


Камил сказал Юре - Меня вроде не сильно зацепило. Я сам себя перевяжу. А ты попытайся помочь бойцу, который упал сверху -


Юрий, не смотря на приказ, никому не шевелиться, решил помочь раненому товарищу. Лёжа на спине, поджав одну ногу под себя (если оторвёт, так только одну), а другой ногой ощупывая землю перед собой ( сучить ногой, как он выразился сам), задом пополз в сторону раненного бойца.
Добрался, осмотрел его. Понял, что у него оторваны обе ноги. Наложил жгуты на каждую ногу. Затем кто-то из темноты бросил ещё несколько перевязочных пакетов и тюбики с уколами. Юрий ввел лекарство в каждую ногу и при помощи перевязочных материалов, попытался остановить кровотечение. На высокогорье сложно останавливать кровотечение. Но все-таки Юре удалось оказать хоть какую-то первую медицинскую помощь. Пашка, а это был именно он, боец нашего призыва, с взвода связи, слегка успокоился и затих.


Юра видел, как Паша умирал, Юра был рядом. Но сделать, что - либо большее в данной ситуации, он не мог.


Далее в ночи четко и ясно звучали команды офицеров и сержантов.


- Никому не двигаться. Занять оборону. Осмотреть себя и по возможности бойцов рядом. Перекидывать друг другу перевязочные материалы и уколы. Быть готовыми к отражению атак со стороны противника -


Больше подрывов в эту ночь не было. Так же не было и паники. Лишь иногда вскрикивали от боли раненные бойцы.


Из темноты прозвучал чей-то ободряющий голос.
- Все под контролем. Связь с батальоном и полком налажена. Скоро прилетят вертушки. Надо немного потерпеть. Всех раненых эвакуируют. Из 177 полка уже выдвинулись саперы и медицинская помощь –


Вертушки так и не прибыли. Не знаю почему. А вот все остальное было выполнено. Едва забрезжил рассвет, саперы были уже на месте и приступили к разминированию. Похоже, мужики, шли ночью по горам и с утра сразу приступили к работе. Ими было найдено и обезврежено еще несколько мин. Одна рядом с Юрой Дубовицким. Повезло. Не попал, не зацепил ее. Лишь ночь пролежал рядышком с ней.


Взвод провел ночь на минном поле, в полной боевой готовности. К тому же почти не двигаясь и не шевелясь. Не имея возможности оказать полноценную медицинскую помощь раненым бойцам. Бессилие, стечение обстоятельств или чья-то недоработка? Потеряли товарищей. Так что спуск был еще тяжелее, чем подъем. Устали за ночь. Ждали нападения, готовились к боестолкновению. Потом ждали вертушек. Но спускаться пришлось самим, своими ножками. На плащ-палатках, сменяя друг друга, несли погибших и раненных товарищей.


После спуска, у подножия горы, бойцов сразу встречали медики. Было много техники и офицеров. Раненых осматривали, перевязывали, кололи уколы и сопровождали в БТРы.


Виктора Рылко, Юру Дубовицкого и Камила Рахимова тоже обступили медики, настаивая на отправке в медсанбат. Все втроем, были полностью в крови. Камил пошел в медицинский броник, он на самом деле был ранен осколками.


У Виктора лишь слегка распухло лицо, от удара камнем, а Юра и вовсе оказался цел, ни единой царапины. От медиков отбились они с трудом, доказывали, что это кровь не ихняя, и они чувствуют себя нормально и ни в какой медсанбат не поедут. Их не отпускали, не верили, все пытались раздеть и осмотреть. Слишком много крови было на форме и лицах ребят.
Забрал их прапорщик Балашов, старшина нашей батареи. Отвел в броник, на нем и приехали бойцы в свою батарею, на 18 опорный пункт.


По прибытию в батарею, Виктор даже не стал стирать куртку своего хэбэ. Она была, как будто перекрашена в другой цвет, в засохших коричневых пятнах. За колючей проволокой, возле заставы, разложил небольшой костер из укупорки и сжег ее. Сидел и смотрел, как горит одежда, вспоминая прошедшую ночь и стараясь забыть о ней навсегда.


Имена и фамилии погибших бойцов на этом выходе не указываю. Они есть в книге памяти.


Возможно, кто-либо еще из непосредственных участников этой операции прочитает мое повествование и дополнит своими воспоминаниями.

Событие это произошло уже ближе к дембелю, по-моему, даже после приказа министра обороны об увольнении в запас. На утреннем построении комбат грозным голосом объявил: «К нам на заставу едет проверка». Не очень люблю слово застава, когда я был в Афгане, это называлось опорный пункт. Но почему-то сейчас во всех печатных изданиях применяется слово застава. Поэтому и я решил называть опорный пункт заставой.

Я так понимаю, инспектировался тогда весь наш батальон, а возможно и полк. Ну и нашей заставе (18 ОП. Южный Саланг, недалеко от Кишлака Калатак) «выпала честь» удостоиться внимания проверяющих. Да и проверка очень непростая, вроде в ее составе присутствуют офицеры из округа из самого Советского Союза.  Личный состав поначалу вполне спокойно отнесся к этому известию. Это же не Ахмад Шах из Панджшера со своим воинством и не Гульбеддин Хекматиар из Чарикарской зеленки к нам на Саланг решили заглянуть. С ними всегда воевать приходилось, их визиты бесследно не проходили. А проверка… Как приедут – так и уедут. Нам то что. Это пусть офицеры волнуются.

Ага. Не тут-то было. Несколько офицеров, которые у нас были, очень быстро и ловко сумели передать и нам свое волнение. Заставили вспомнить, что в армии, кроме чистки оружия и ведения огня из него, существует еще и уставная форма одежды, стрижка и бритье. Часть дня прошел в парко-хозяйственных работах.  Уборка территории и помещений.  Подготовка и проверка вооружения и техники к бою. Подготовка и маскировка боевых позиций. Хватило всем, ни дух (молодой солдат), ни дембель (старослужащий), ни один боец в стороне не остался.  Да ну его, с этой проверкой. По сроку службы, я-то был уверен, что меня это не коснется.  В крайнем случае, на посту отстою, больше положенного времени. Да и не один я так думал, несколько дембелей на заставе нас было и все мы мыслили аналогично. Оказалось – иллюзия. «Великое звание дембеля Советской армии» не уберегло от бреши в отлично выстроенном иммунитете. Даже метлу в руках пришлось и мне лично подержать.  Хорошо, что для меня, эти жертвы были не совсем напрасны, впереди меня ждало небольшое вознаграждение. Об этом чуть позже расскажу.

В ходе подготовки к встрече инспектирующих, выяснилось, что некоторое военное имущество, в том числе две машины ГАЗ-66, не числятся на балансе нашего воинского подразделения. В спешном порядке мы загрузили эти две машины какими-то бочками, ящиками, что внутри ящиков было я не знаю, и еще чем-то. Далее, эти два грузовика, наполненные неучтенным военным богатством, управляемые опытными водителями, были отведены и спрятаны в небольшом ущелье недалеко от заставы.  Кстати, остались целы и невредимы и после проверки, благополучно вернулись на заставу. Для уточнения. Застава горная, но вблизи дороги. В округе всевозможных ущелий, пещер и других дырок, вполне достаточно для того, чтобы спрятать и замаскировать не только две машины, но и целый батальон.

На следующий день, встретили мы проверяющих. Все, как и положено в армии.  Продемонстрировали готовность к выполнению боевой задачи. Выполнили на время команды «тревога», «батарея к бою», отстреляли из минометов по горам. Внешний вид, психологическая обстановка в боевом коллективе, продукты питания, боеприпасы и прочее, вроде все в норме. Ну а далее, в течение нескольких часов, они занимались документацией.

Ближе к вечеру, отобедав, раздобрев и, по-моему, даже немного выпивши, а может просто устали, красные, слегка возбужденные, проверяющие вышли из помещения. О чем-то беседовали с нашими офицерами, чего-то обсуждали. Как там у них спор вышел с нашим старшим офицером батареи Липатовым, я точно не знаю. Но Липатов с вызовом сказал, что все минометчики нашей батареи владеют исключительными навыками стрельбы и огромным опытом. Один из приезжих чинов, сколько звезд у него и какие они были на погонах, я не помню, махнул рукой на ту сторону речки и сказал: «Видишь, кусок скалы у вершины горы?  С трех выстрелов попадете, соглашусь что ты не трепло».

Не знаю почему, но Липатов позвал именно меня и отправил на позицию моего 82 мм миномета поднос. Поднос (2Б14) – советский 82-мм миномёт, предназначенный для подавления живой силы и огневых средств противника. Он незаменим в ближнем бою при уничтожении противника в окопах и складках местности, за обратными скатами высот, домами. Этот миномёт предназначен для ведения огня по навесной траектории.

Перед стрельбой, Липатов, приобнял меня за плечи и сказал: «Ты обязан попасть в эту чертову скалу, и я уверен, что попадёшь!»

Хотите верите, хотите нет, но я рассказываю реальную историю. Вершина горы у нас была пристреляна. Липатов выстрелил из подствольника в сторону скалы. Граната разорвалась с приличным недолетом. Он посмотрел в буссоль, указал мне координаты, и я первую же мину положил аккурат в этот обломок скалы. Работал один, без расчета. Слегка удивленные, но и довольные улыбки промелькнули на лицах проверяющих. Липатов вообще аж светился и все хлопал меня по плечу. Ну а обо мне так и говорить нечего. Как-будто даже ростом выше стал и шире в плечах.  Чувство гордости прямо распирало. В итоге фамилия моя оказалась в боевом листке.  А написанный крупными буквами заголовок гласил: «Лучший наводчик батареи».

За время службы в Афганистане мне так и не пришлось осесть на одном месте. В полку в Джабале я прослужил лишь пару месяцев. Затем постоянно был в "командировках". Нас кидали на усиление постов пехоты, по секретам и на операции местного значения. Еще приходилось сопровождать свои батальонные колонны в полк. Боеприпасы и продукты, мы получали в полку. Все грузы надо было доставить на заставы, а потом уже по секретам. 

Где-то в конце апреля или начале мая нашу батарею из Душака (Северный Саланг) перевели в район кишлака Калатак (Южный Саланг). В этой главе я хочу рассказать об очередном секрете, в котором мне довелось нести боевое дежурство. На этой точке я бывал не один раз. Вначале простым бойцом, а потом уже старшим секрета. За последние полгода службы в Афганистане, наша батарея, да и весь батальон, понесут большие потери. Замены не будет и не будет долго. Мне вместе с Григорием Зыряновым придется сидеть на "Вышке" до самого дембеля, переслужив в армии четыре месяца больше положенного срока. Нас с ним спустят с гор только за пару недель до отправки домой.

Секрет носил название "Вышка", находился он на южном Саланге, над кишлаком Калатак. Поговаривали, что когда-то до нас в этом секрете душманы ночью вырезали всех бойцов. Секреты еще называли выносными постами. Они выставлялись в более уязвимых местах, то есть удобных для незаметного подхода и нападения на важные боевые объекты - заставу, колонну, мост и другие. Без преувеличения можно сказать, что от четкого и грамотного выполнения боевой задачи единицей секрета, зависели жизни сотен бойцов, тонны боеприпасов и продовольствия и огромное количество единиц боевой техники. По сути, секрет являлся живым заслоном на подходах к важным стратегическим объектам.

От батареи до секрета было километра полтора по дороге. Затем следовало спешиться с техники и пешком подниматься на вершину. До вершины горы дистанция была не более двухсот метров, но путь шел круто в гору.

Дорога к Салангу расположена в горном массиве и идет вверх. Если ехать на технике, подниматься по дороге, то за час можно доехать до перевала. За этот час ты встретишь и знойное лето, и осень, и весну, и даже зимнюю стужу со снегом.

Фотография сделана из кишлака Калатак. Внизу видна дорога и мост. Выше в гору, над этим кишлаком, был наш секрет "Вышка", а внизу, под мостом, землянка пехоты, у них там тоже был секрет. Пятеро бойцов в нашем секрете на вершине горы и шесть бойцов внизу под мостом. Справа от моста из узкого прохода в ущелье вытекала река. За этим проходом брало начало большое ущелье со множеством кишлаков и огромной территорией. Между мостом и кишлаком были свалены "скелеты" сгоревшей техники. В кадре не запечатлены останки этой техники, они скрыты выступом горы и домами-дувалами. Судя по этому кладбищу техники, диверсии на мосту и обстрелы колонн здесь происходили не один раз. Наша задача - охранять мост, трубопровод и дорогу от диверсий. Мы обязаны были круглосуточно вести наблюдение за окрестностями. Обо всех подозрительных передвижениях в горах, ущельях, незамедлительно докладывать командованию батареи по связи.

На моем фото приблизительно видно месторасположение секрета и заметьте, не видно рядом никаких войск и укреплений. Эту территорию, на сколько глазу видно, мы, пятеро пацанов, держали под своим контролем, под мостом правда еще шесть таких же. Я конечно не приписываю все заслуги по охране этого участка маршрута только нам. Мы всегда могли рассчитывать на огневую поддержку нашей минометной батареи и к тому же, несколькими километрами выше к Салангу, на Самиде стояла застава пехоты нашего батальона. Да и дальнобойная полковая артиллерия была всегда к нашим услугам. Один раз даже мне лично довелось корректировать огонь дальнобойной артиллерии. Я не знаю с чем тогда была связана артподготовка артиллерии. Артиллеристы вели огонь через нашу вершину, то есть над нашими головами, вдаль в ущелье.

На "Вышку" первый раз я попал в ноябре 1984-го года. Уже после того, как наши пацаны подверглись обстрелу душманов. В то время на секрете несли службу бойцы из нашей батареи. Пятерки бойцов сменяли друг друга где-то через месяц - полтора. Осенью к нам в батальон прислали двух бойцов. Один из них почти до дембеля отслужил поваром в полку. Второй прослужил в Союзе немногим больше полугода. За какой-то залет, в наказание, их направили на "Вышку". И вместе с ними сержант, тоже из бывших нарушителей воинской дисциплины, но уже несколько месяцев прослуживший у нас. Я до сих пор не знаю, какому же военному стратегу, хватило ума отправить залетчиков на такое ответственное задание. Какие из них бойцы? Да они же не умеют ничего! Они ведут себя как слепые котята. Я понимаю, что ребята возможно совершили какие-то довольно тяжелые воинские преступления. В батальон к нам попадали люди из разных частей, их не судили, а просто ссылали на исправление. Но, исправление не должно приводить к гибели человека. Никто его к смертной казни не приговаривал. Я считаю, что такие исправления были неоправданными. По-моему, придумать такое мог только безответственный, глупый начальник. Я не знаю кто именно принимал такие решения. Но, я отношусь к ним крайне негативно. Потому что такие залётчики в новом коллективе пытаются показать свою крутость. Однако, они не понимают куда они попали. Они не понимают, что за любую свою ошибку они заплатят своей кровью. А скорее всего жизнью.

Согласно логике войны, по её жестокой закономерности, эти три неопытных бойца угодили под обстрел. При одном из спусков за продуктами именно они попали в засаду. Бывший повар был смертельно ранен. Второй боец получил ранение попроще. Подробности боя не знаю, в самом бою я не участвовал. Прибыл на место боя, когда всё было уже закончено. С места боевого столкновения, я выносил смертельно раненого повара. Эвакуировал его в БТР. Не помню куда ему пуля вошла. До сих пор у меня перед глазами стоит картина: сижу возле него, он лежит, хрипит-дышит, голый живот, а на животе нет ни единой волосинки. Я тогда почему-то смотрел только на его судорожно вздымающийся живот. Меня поразило сходство именно с каким-то детским образом. У меня-то уже пробивались волосы и на животе, и на груди. Волосатость на теле, я тогда считал основным признаком взрослости. Я смотрел на его голый детский живот и думал: "Мля, он ведь пацан совсем, да и отслужил уже, да и повар ведь, почему погиб? Зачем?"

МАСТИЦКИЙ Михаил Иванович, рядовой, повар, род. 14.9.1964 на тер. Совхоза "Любимовский" Есильского р-на Целиногр, обл. Казах. ССР. Белорус. Учился в СПТУ-5 в г. Лида Гроднен, обл. БССР.

В Вооруж. Силы СССР призван 29.9.82 Новогрудским ГВК Гроднен, обл.

В Респ. Афганистан с янв. 1983.

При спуске с высокогорного сторожевого поста 29.11.1984 группа воинов, в составе которой он находился, попала в засаду и была обстреляна.

При отражении нападения пр-ка М. погиб.

Нагр. орд. Красной Звезды (посмертно).

Похоронен в дер. Отминово Новогрудского р-на Гроднен, обл.

После этого боя оба бойца выбыли из строя. Один поехал в госпиталь, в Ташкент, а второй в цинке домой. Тот, который попал в госпиталь, благополучно прошел лечение и вернулся в батарею. Но через некоторое время погиб на секрете "Заря".

САЙДУЕВ Ахмед Магомедрамазанович, сержант, ком-р миномета, род. 14.7.1965 в с.Цовкра1-я Кулинског р-на Даг. АССР. Лакец.

В Вооруж. Силы СССР призван 20.10.83 Кулинским РВК.

В Респ. Афганистан с апр. 1984.

Принимал участие в боях. Проявил себя мужественным, храбрым и стойким воином. 7.5.1985 группа воинов под его командованием при следовании за боеприпасами и продуктами питания для сторожевого поста была обстреляна моджахедами. В ходе боя С. подорвался на мине и погиб.

Нагр. орд. Красной Звезды (посмертно).

Похоронен в пгт Манаскент Ленинского р-на Даг.АССР.

В с. Доргели Ленинского р-на на доме, в котором он жил, установлена мемор, доска.

Погода на вершинах гор капризная. Особенно весной. Стоишь на посту. Жара...солнце печет нещадно и укрыться от него некуда. Ни деревьев, ни даже кустов, ничего вокруг, кроме голых скал. И вдруг появляется облако. Большое, холодное и постепенно окутывает тебя. Все! Как будто и жары небывало. Промозглая сырость проникает под форму и начинаешь промерзать, кажется, до самых костей. Противное ощущение. По-быстрому накидываешь на себя бушлат или телогрейку и пытаешься согреться. Через некоторое время облако проходит сквозь тебя или ты сквозь него и опять жаркая, знойная погода. Очень хорошо запомнились эти резкие перепады температуры в горах.

Ближе к весне меня в очередной раз направляют на "Вышку", но уже не рядовым бойцом, а командиром секрета. Как только меня назначили на эту ответственную должность, я очень старался чтобы служба была налажена как положено. В продолжительном бою, возможно, нас могли бы выбить. Но застать врасплох и вырезать не могли. Реально, я сам был на пределе и пацанам расслабиться не позволял. Это при том, что я сам по натуре немножко лирик и немножко ботаник (очень люблю растения, даже палки, воткнутые в землю моей рукой, листья пускают). К тому же все пацаны по возрасту были старше меня. Кто на год, кто на два, а то и на три. Кто-то уже успел закончить училище или техникум, или даже вуз. Пацаны, которые были моложе меня призывом и то по возрасту все равно были старше меня. Это мне "свезло" с призывом, через три месяца после исполнения восемнадцати лет, я уже был бойцом Советской армии. В таком коллективе мне пришлось служить и воевать, и командовать. Приходилось действовать жестко, без малейших раздумий. Если кто-то пытался бравировать своим сроком службы, то он немедленно получал в рыло. Нет, не младшие по призыву, а именно свои. Хотя, прибегнуть к таким мерам мне пришлось всего разок или два, больше не понадобилось. Да и друг у меня был очень надежный и верный. Юра Дубовицкий. Хоть и не часто нам доводилось быть вместе, но я знал, что всегда могу рассчитывать на его помощь. В общем, несмотря ни на что, мне удавалось держать свой авторитет и железную дисциплину на вверенной мне точке. Хотя конечно, не все было так гладко. Ввиду возраста и какой-то молодецкой бесшабашности, отсутствия офицеров, я совершал проступки, подвергая смертельной опасности свою жизнь и жизни доверенных мне бойцов. Об этом я попытаюсь изложить по мере повествования.

И еще, я очень ненавидел дедовщину. Когда я с Григорием поднялся на "Вышку", там был один боец, призывом моложе нас. Он был небрит, не подшит, одет в очень грязную форму, в общем выглядел как военнопленный. Я не вникал, что с ним до этого происходило, сам ли он довел себя до такого состояния или помогли "дедушки". Я просто сказал ему: "Сейчас здесь я командир и пока я здесь, мы все равны, для меня практически не играет роль срок службы". 

Через некоторое время, к нам с проверкой, поднялся старший офицер батареи, старлей Липатов. Офицер был положительно удовлетворен порядком в секрете и спросил у меня: "Как тебе удалось преобразить "деда Фишку" (кличка бойца)? Я его таким никогда не видел. Он стал похож на бойца Советской армии. Выбрит, умыт, одет по уставу и даже глаза светятся".

Наши батарейцы старлея Липатова не очень уважали за его постоянные попытки установить армейскую дисциплину в нашем "партизанском отряде". Он был довольно жесткий офицер, да и ростом и силушкой его бог не обидел при рождении. Поэтому в батарее между бойцами и Липатовым периодически происходили конфликты. Но я как раз-таки и уважал его за эти черты и за отсутствие панибратства что ли, между солдатами и офицерами. Он умел держать допустимое в боевой обстановке, расстояние. Ну и как мне всегда казалось, ко мне этот офицер так же относился с уважением.

Где-то на вторые или третьи сутки моего пребывания в секрете к нам подошли несколько местных пацанов - бачей. Естественно, они остановились на расстоянии от наших минных заграждений и через часовых вызвали старшего, то есть меня. Разговор был один на один. Внизу горы на которой располагался секрет, находились кишлаки можно сказать во все стороны вокруг горы. Мне была предложена немалая сумма денег еженедельно, за то, чтобы я "закрывал" глаза на то, что кто-то будет грабить колонны внизу, только афганские, наши трогать не будут. Я категорически отказался и сказал, что о любых нарушениях такого плана, я буду докладывать командованию. Так что передайте тем, кто вас послал, что сделка не состоялась. Я ожидал, что последует какая-то месть в ближайшее время. Но поверьте, у нас впредь завязалось что-то вроде дружеских отношений. Я не знаю причину и не знаю, чем они руководствовались. Но бачата не один раз приходили с сообщениями и предупреждали нас об усилении бдительности, потому что могли проходить не местные банды. Я помню их слова: "Будь осторожен сегодня ночью, могут быть чужие банды, они могут на вас напасть, они ведь не знают, что ты хороший".

Часто их сведения совпадали со сведениями нашего командования. Уже после предупреждения бачей, комбат передавал нам по связи об усилении бдительности,. Получены данные от полковой разведки о передвижении бандформирований в нашем районе. Я правда, до сих пор не могу объяснить суть всего, что тогда происходило. Но думаю, что афганцы были уверены в том, что мы в состоянии защитить не только себя, но и их кишлаки от "залетных" банд. Ведь на Саланг периодически совершали вылазки банды Ахмад Шаха из Панджшера и Гульбеддина Хекматиара из Чарикарской зелёнки. Для этих головорезов не существовал никакой закон. Они воевали, как с советскими войсками, так и сжигали, и грабили афганские колонны, и кишлаки.

На "Вышке" я обратил внимание на надежность советского оружия. И на отношение некоторых товарищей к этому оружию. Я бы даже сказал к пофигизму и халатности. На секрете "Вышка" у нас был стандартный набор оружия. Автоматы Калашникова, миномет, пулемет Калашникова и еще АГС. Где-то на второй или третий день пребывания на "Вышке", я решил проверить в каком состоянии находится вооружение. Все, кроме пулемета было в относительно нормальном состоянии. А вот пулемет ни в какую не хотел стрелять. Коробка с лентой заправлены, но пулемет не стреляет и даже затвор передернуть невозможно. И более того, его невозможно было разобрать. Пулемет я поставил на приклад и при помощи удара ломиком, нам удалось передернуть затвор. И, о чудо, машинка заработала. Я выпустил какое-то количество патронов по дальним горам. Только после этого, я смог разобрать пулемет. Внутри был не просто нагар от стрельбы, казалось, что все внутренности пулемета покрыты железной рудой и ржавчиной. Не знаю сколько надо было сделать из него выстрелов, сколько времени не чистить его и плюс к тому вид был такой, что его еще и как будто в воде держали. Этот эпизод указывает на очень высокую и почти безотказную надежность пулемета. Хоть и при помощи ломика, но я смог из него стрелять!!! Никогда бы не поверил, если бы не самому лично пришлось в этом убедится. Впредь я всегда уделял должное внимание вооружению и постоянно указывал на это бойцам. Ведь от состояния оружия напрямую зависели наши жизни.

Я бы сказал, что обеспечение в секрете продуктами и боеприпасами у нас было хорошее и вовремя. Хорошее и вовремя, понятие очень относительное. Афган уже сумел приучить нас относиться и к голоду, и к холоду вполне спокойно.

Гораздо труднее было сохранить и распределить продукты на какой-то срок. В основном поднимали нам все необходимое. В первую очередь нас старались обеспечить боеприпасами, углем и соляркой. Уголь мы использовали для приготовления пищи и обогрева в холодные ночи, а солярку для розжига угля и самодельной лампы. Лампа была довольно простой конструкции. Она состояла из банки из-под тушенки с крышкой. В крышке отверстие для фитиля из шинели. Соляркой или керосином заправляешь банку и всю ночь в полуземлянке коптит это "чудо цивилизации" для освещения. Правда по утрам приходилось пальцем копоть из носа выковыривать.

Так как я был старшим секрета, мне приходилось самому лично и хранить, и распределять продукты питания. Вот припрут масло в банках, мясо свинины и еще какие-то полутуши, вроде даже кенгурятина бывала (стоял штемпель Новая Зеландия), а хранить негде. И получалось, несколько дней жри хоть про запас скоропортящийся продукт или выбросишь, а потом на крупе сидишь. А не хочется только кашки кушать, вот и придумывали, как добыть "разносолов", ну и даже жизнью рисковали иногда. А бывали и совершенно не рисковые случаи добычи дополнительного пропитания.

В горах Афганистана, я не очень часто видел пернатых. Неприветливые, холодные, лишенные практически любой растительности, горы перевала Саланг не привлекали птиц. Да и животными, кроме шакалов, особо не изобиловала эта местность. По-видимому, ни птицы, ни звери не считали пригодными для обитания, вершины этих гор. Это у нас не было выбора. Нам пришлось приспособиться. Приспособиться и жить, жить здесь месяцами, жить и воевать. Единственный вид птиц, который все же обитал в этих горах, были орлы. Вот орлов встречал, их довольно часто приходилось видеть. Эти птицы величаво парили над нашей горной вершиной. Мы даже пробовали их иногда стрелять из автомата Калашникова, но увы, при моей памяти, так никто ни разу и не попал в орла. А однажды к нам на "Вышку" зачастила стайка птичек, чем-то похожих на наших воробьев. Мы их иногда подкармливали. Правда обернулось наше гостеприимство для птичек совсем нехорошо.

Как-то по причине проведения боевой операции батальоном в горах, нам не подняли продукты. Не хватило личного состава для прикрытия каравана и подъёма. А у нас реально, уже несколько дней вообще не было ни мяса, ни тушенки. Единственной пищей была пшенная крупа. А тут, видишь ли, птички эти крутятся. Порхают себе, чирикают. Ага. Стоп. А чем не мясо. Что же мы их зря подкармливали? Ну и решили мы поохотиться.

В общем на некотором отдалении от секрета насыпали пшена. Я и Григорий, засели в засаду, естественно с калашами. Через какое-то время, стая прилетела и опустилась на приманку. Мы с Гришкой открыли стрельбу, птицы взлетели сразу, но стрелять мы продолжали и по целям в воздухе. Я скажу, что результаты охоты из Калашникова по воробьям нас не сильно порадовали. Стреляли короткими очередями. Если пуля попадала в птичку, то только пух летал вокруг, даже и не перышки. Но все-таки затея была не совсем пустой. Несколько птичек оказались контужены, пуля только касательно зацепила. В общем мы быстренько подобрали их, ощипали, выпотрошили. И вышло, что не птички пшеном полакомились, а мы птичками с пшеном. Навару, правда было уж совсем мало, только запах, ну и удовольствие от охоты слегка.

С водой у нас на "Вышке" было тоже все хорошо. Надо было лишь пройти по вершине горы, параллельно дороге и немного спуститься вниз на обратную сторону. Там между горами, на возвышенности, было что-то вроде небольшого ущелья. Из соседних гор протекал ручей. На далеких вершинах круглый год лежал снег, он понемногу таял и талые воды образовали ручей. За водой мы ходили сами. По связи предупреждали командование батареи. Комбат давал добро. При этом происходило усиление бдительности в нашу сторону и готовность броне группы выдвинуться к нам по первому зову. Два человека оставались в секрете. Один боец с пулеметом устраивался для прикрытия, в специально построенном из камней СПС, перед самым спуском в ущелье. Два человека с резиновым бурдюком спускались за водой. Один набирал воду, второй прикрывал его. Старались долго не задерживаться, но успевали еще и слегка сполоснуться студеной водой. Так что и в плане гигиены на "Вышке" у нас было хорошо. Вшей здесь не было. За водой мы ходили по очереди и поэтому, каждый мог вымыться во весь рост, хоть и впопыхах. Единственное, что все-таки было плохо, то что видеть бойцов у воды мог только пулеметчик, сидящий в СПС. Так что, основная ответственность за жизни своих товарищей лежала на нем. Ну и еще, перед выходом конечно же надо было разминировать тропу. С трех сторон секрета у нас были минные поля. С одной стороны, пропасть. Но были две тропы. Одна вниз до кишлака и через кишлак на дорогу, и другая по вершине горы в сторону спуска за водой. На этих тропах мы устанавливали растяжки из гранат и сигнальные мины. Минами и растяжками у нас в основном занимался Григорий Зырянов. Он хоть и был по воинской специальности связист, но лучше его, другого такого сапера-любителя, наверное, не было у нас в батарее. Хотя в батарее был еще один такой же любитель, кстати земляк Григория, тоже из Сибири, Виктор Кузнецов. Эти бойцы даже на минных полях постоянно добавляли растяжки. Каждую мину знали, как свои пять пальцев. Их, как говориться, хлебом не корми, а только позволь побродить по минному полю, да понатыкать дополнительно растяжек. Ох и любили они это дело.

Как-то при очередном подъёме продуктов пацаны передали нам дрожжей. Вода есть, сахар есть и томатная паста имеется. Все что надо для бражки. Замутили мы брагу в сорокалитровом баке. Немногим меньше чем полбака. Весна уже, ближе к лету. Жара стоит приличная. Брага за три дня поспела. Ну и пили бы себе молча, потиху. Так нет же, мне захотелось похвастаться мужикам из секрета "Заря", как мы козырно живем. А на "Заре" тогда нес службу мой хороший товарищ Юрка Дубовицкий и земляк Григория Виктор Кузнецов.

Для того чтобы выйти на связь в батарею, надо было произвести два одиночных выстрела из автомата. Это был условный сигнал включить рацию и три выстрела на связь с секретом "Заря". Батарея находилась между секретами. Связался я с "Зарей", да и разрисовал во всех красках, какой у нас напиток шикарный созрел, да еще и в каком объёме. Ох и разговеемся мы сегодня, да и не на один день праздника нам хватит. А Липатов в батарее услышав мой сигнал на связь секрета "Заря", тоже включил рацию на нашу частоту и решил послушать, о чем это мы беседуем. Естественно, менее чем через полчаса внизу к кишлаку подъехала броня с бойцами. Но мы все-таки службу несли как положено. Часовой доложил о суете внизу. Но пока эта "суета" к нам поднялась, бак с "амброзией" был надежно спрятан на минном поле среди скал. Кроме Гришки туда точно никто не прошел бы. А с Гришей можно было обойти любую мину. К нам поднялась "делегация" во главе с Липатовым. Полазили, порыскали где возможно, на минное поле пойти никто не отважился. В общем ничего не нашли. Липатов конечно же меня "допрашивал". Но я стоял на своем: "Пошутили мы с пацанами, мол решили проверить, прослушивает ли нас кто". Наверное, поверил он мне, а даже если и не поверил, все равно ушли они ни с чем.

Попили мы на следующий день славно. Даже не очень хочется об этом писать. Выпили, посидели, потрындели. Скучно все же, душа праздника жаждет, продолжения банкета. И что? Внизу под мостом есть пехота. Там же кишлак, дуканы. А давай ка мы в гости к пацанам зарулим, да еще и с угощением. Наполнили брагой два цинка из-под патронов, приспособленные под ведра. И в общем я старший секрета, с еще одним бойцом на целый день покинул свой пост. Спустились вниз мы благополучно, слегка пошатываясь от выпитой браги. Встретили нас радушно. Стол накрыли тем, что имели. Банкет продолжился. Потом, уже в довольно сильном опьянении мы походили по дуканам, что-то еще прикупили к столу. Захотелось свежей рыбки. В чем проблема? Набрали гранат в землянке пехоты. Наверное, с десяток гранат мы бросили в речку. Правда улов нас не порадовал, ни одна рыбка не всплыла. Может там ее и не было совсем, а может из-за очень быстрого течения рыба всплывала в нескольких километрах ниже. Все-таки река горная, вода летела в ней с большой скоростью. В общем погуляли, погудели по полной. И еще вечером, уже по темноте, поднимаясь в свой секрет, мы прошлись по подобии огородиков на склоне горы и нарвали там зелени: лук, чеснок и все что там росло. Просто повезло. Нас ведь по темноте могли и душманы уничтожить, и свои, или просто местные жители. Да и мины. Меня до сих пор мучает совесть за такое поведение. Это же каким надо быть долбодятлом? Полное отсутствие опасности, потеря контроля над своим поведением. Когда-то еще в полку, стоя над изувеченными трупами бойцов, я сказал себе, что буду помнить об этом всегда и не совершу глупых поступков с риском для жизни. В моей главе "Прибытие" этот эпизод описан. Не запомнил, напрочь забыл. Времени то прошло всего нескольким больше года. Послужил, уже, повоевал немного. А тут еще и командиром выносного поста назначили. Заматерел, да плюс к тому же алкоголь. Все-таки мы даже на войне оставались пацанами и не всегда руководствовались здравым смыслом. Я ведь тогда поставил на карту не только свою жизнь, но и жизни всех бойцов, вверенных мне командованием. Наверное, не всегда человек в восемнадцати-двадцатилетнем возрасте может адекватно оценить ситуацию, последствия поступков. Да и действие алкоголя или других одурманивающих веществ, как мы видим, напрочь отключает мозг. Главное, что я до сих пор помню это все очень хорошо, но объяснить не могу. Я помню сильное напряжение, нервишки на пределе, но и смелости не отнять, готов был вступить в бой один, с целой бандой душманов (слава богу, что во время нашего "вояжа", нам не встретился на пути ни один хотя бы самый захудалый моджахед)

Однажды утром, мы напоролись в пару метрах от нашего "жилища" на целый клубок - гнездо змей. Не помню по каким признакам, но мы решили, что это было семейство гюрза. Я и Гриша, расстреливали их из калашей. В общем после пары пустых магазинов, повсюду валялись извивающиеся фрагменты этих существ. Они никак не могли успокоится, мы естественно тоже. В наличии у нас была солярка. В общем кое как мы сгребли все это в кучу, облили солярой и подожгли. А вот запах был приятный, запах жаренного шашлыка. Правда стрельба в горах, практически в упор, была несколько опрометчивым поступком. Осколками скал мне слегка рассекло шею.

Как-то нас по связи предупредили, что в кишлаках внизу ущелья силами царандоя (народная милиция Афганистана) и ХАДа (служба безопасности) будет проводиться операция - призыв в армию местных афганцев. Будут вооруженные люди и суета, возможно стрельба. Нам никаких действий не предпринимать, если только на нас случайно никто не попрет. Но мы были все же довольно высоко над этими кишлаками. Ну и вот, вооружился я биноклем, занял удобную позицию. Наблюдал не один, там и без бинокля было нормально видно и картина вполне понятная. В общем подъехали несколько БРДМ и шушариков (ГАЗ-66), из них выскочили вооруженные люди, окружили кишлак. Была суматоха, беготня. Выстрелы. Через некоторое время, вывели под вооруженным конвоем какое-то количество людей (призывников), загрузили в шушарики и уехали. Вот при таком "призыве" в армию, я присутствовал, или правильно назвать - наблюдал. Вообще сверху это смотрелось, как фильм. Было видно, кто-то убегал, кто-то оказывал сопротивление, такая рукопашная борьба. Вот и представьте, как долго и верно могли служить в армии такие призывники. И насколько можно было им доверять в бою, оказавшись плечом к плечу. Поговаривали, что многие из них убегали при первой возможности, но уже получив оружие и потом организовывали небольшие бандформирования в окрестностях своих кишлаков.

В один из солнечных дней, во время дежурства на "Вышке", часовой заметил в дальнем кишлаке ущелья какое-то передвижение вьючных животных. Когда мы взяли бинокль, оказалось на самом деле передвижение груженого каравана верблюдов и ишаков. Я по связи доложил командованию. Получил инструкцию, несколько дней понаблюдать за местностью у кишлака. Кишлак находился не внизу ущелья, а почти у вершины горы, на плато. Гора эта была выше нашей и очень далеко. Несколько дней мы наблюдали, как караваны приходили в этот кишлак, естественно докладывая об этом командованию. Где-то через неделю мы увидели работу авиации по этому кишлаку. Я почти уверен в том, что разведка проверила нашу информацию и получила достоверные сведения об опасности, раз пришлось почти немедленно прибегнуть к услугам авиации. Потому что, исходя лишь из наших наблюдений, район не мог быть подвергнут атаке воздушных сил.

Два раза с рассветом мы обнаружили пробоину трубопровода на нашем участке. Ночью афганцы пробивали трубу, врезали краник и спускали себе соляру или керосин. Выбирали место, скрытое от глаз и пользовались. Но все же при тщательном наблюдении с нашей горы со временем просматривалось жирное пятно, которое растекалось на желтой земле. В этом случае нам положено было вовремя заметить пробоину и доложить командованию. Что я незамедлительно и делал. А дальше была работа "трубачей". Хорошо, что в этих двух случаях пробоины не оказались заминированы и при замене труб, "трубачи" не подверглись обстрелу душманов. Значит это не было засадой, скорее всего просто местные "пошалили". А и нам хорошо, задача выполнена и обошлось без боев и потерь.