Серия «Давид из Толедо»

Глава 1 Давид из Толедо. Глава 1

Глава 2 Давид из Толедо. Глава 2

Глава 3 Давид из Толедо. Глава 3

Глава 4 Давид из Толедо. Глава 4

Глава 5 Давид из Толедо. Глава 5

В дороге рыцари вовсю болтали между собой, обсуждая военные походы, турниры, оружие, лошадей, вино и женщин, а Давид был предоставлен самому себе и предавался размышлениям и разглядыванию окрестностей. Была весна, природа ожила: луга с цветущими ландышами, колокольчиками сменялись лесами с молодыми листьями, проклевывающими из почек, а те — холмами, покрытыми зеленым вереском; он зацветет куда позже, в конце лета. Несколько раз отряд переправлялся через небольшие речки, и один раз лошадь споткнулась о камень, а Давид едва не выпал из седла. Проезжали они и мимо деревень, жители которых спешили укрыться в домах, ведь в стране, раздираемой гражданской войной, любой вооруженный отряд мог представлять опасность.

Во время привалов Давид незаметно молился и вспоминал содержание прочитанных книг, вступая с мудрецами в мысленные дебаты.
На третий день они ехали мимо леса недалеко от Чичестера. Давид полностью погрузился в свои мысли и не обращал внимания на происходящее вокруг. Из забытья его вывел жуткий крик: сэр Уильям Ловелл рухнул с коня, из груди у него торчала стрела. Из леса к всадникам бросились вооруженные люди. Сэр Хью Таунсенд и сэр Роберт Брет оказались на земле прежде, чем смогли достать оружие. Сэр Джеффри Хангерфорд успел вытащить меч и даже нанести несколько ударов нападающим до того, как под ним была убита лошадь.

Лошадка Давида встала на дыбы. Не удержавшись в седле, он полетел вниз. Ему повезло: он упал в глубокую лужу, и вода смягчила удар. Давид вскочил на ноги и огляделся. Со всех сторон к нему приближались разбойники. Томас де Богун ехал на некотором удалении от остальных, когда случилось нападение. Он развернул коня, выхватил меч из ножен и поскакал Давиду на помощь. Налетев на разбойников, он зарубил одного из них мечом, другому его конь размозжил копытами череп. Мощной рукой Том схватил Давида и затащил его на коня. Затем он со всей силы вонзил шпоры в бок скакуна, и они помчались прочь. Один из нападающих попался им на пути, был сбит, отлетел в сторону и остался лежать на траве. Через пять миль бешеного галопа конь, отягощенный вторым всадником, остановился и опустился на колени.

— Дальше пешком, — сказал Том, спрыгивая на землю. Он погладил коня по гриве, почесал за ушком, прошептал ему несколько слов, вытащил меч и одним движением перерезал сонную артерию. Затем он снял с тела лошади два мешка с провизией и швырнул один из них Давиду.
— Надо уйти с дороги

Том зашагал в сторону леса, чтобы успевать за ним, Давиду приходилось бежать. Сойдя с дороги, они почти сразу оказались в чаще с густым подлеском. Том шёл уверенно: в детстве он часто убегал с друзьями играть в лес. Давиду приходилось куда сложнее: он постоянно спотыкался о корни, поваленные стволы, ветви били ему по лицу, и он едва поспевал за своим спутником. Через два часа еврей начал выбиваться из сил, но рыцарь и не думал останавливаться. Лишь после четырёх часов пути через заросли Том разрешил устроить короткий привал и подкрепиться. За всё это время они обменялись лишь несколькими короткими фразами. Спустя всего десять минут отдыха Том продолжил путь, и измученный Давид был вынужден последовать за ним. На этот раз они шли без остановок, пока не начало темнеть. Том выбрал для ночлега полянку вокруг огромного дуба. Путники набрали дров, которые, на счастье, оказались сухими, и с помощью кресала Том зажёг огонь.

— Будем дежурить по очереди. Я первый, разбужу тебя, когда луна будет над головой.

Перед сном Давид прочитал молитву, Том перекрестился и сплюнул. Ночь выдалась на удивление тёплая для этого времени года, и еврей быстро заснул, а молодой рыцарь сидел, слушая его храп, глядя в огонь и рассуждая. «Зачем разбойникам атаковать шестерых всадников, пятеро из которых вооружены, без обоза, без большой поклажи, да и действовали они чересчур умело для простых бандитов? Что-то определённо было не так».

Давид тем временем спал, и снилось ему следующее: детство, Толедо, мама готовит на кухне, и аппетитный запах распространяется по всему дому. Даже когда они могли бы позволить себе иметь поваров, мать предпочитала готовить сама. Давид играет с отцом в шахматы. Стоило ему отвернуться, как отец спрятал коня. На возмущения Давида он всё со смехом отрицал.
Он очнулся от удара в бок и вскочил на ноги. Том стоял возле костра, сжимая в руке меч. Напротив него, в свете луны и пламени, Давид разглядел волчью морду. Зверь скалил зубы и яростно рычал. Чуть подальше он увидел ещё двух волков.
— Возьми из костра ветку и стань спина к спине со мной, — сказал Том спокойным голосом.
Волки кружили вокруг, клацая зубами. Давид размахивал горящей палкой из стороны в сторону, руки его дрожали, на лбу выступил пот. Его трясло как от холода, хотя холодно не было. Непослушными губами он бормотал, заикаясь, слова молитвы «Шма, Израэль». Слова путались, и получалась какая-то тарабарщина. Один из хищников бросился на него. Изо всех сил Давид ударил его веткой в морду, и волк, скуля, отступил. В воздухе повис мерзкий запах палёной шерсти. Другой попытался напасть на Тома. Рыцарь взмахнул мечом, зверь отпрыгнул в сторону, сталь задела его бок, на землю закапала кровь. Волки покружились вокруг ещё некоторое время, но напасть больше не решились, а затем с воем убежали в лес.
— А ты неплохо держался, не ожидал такого от иудея, — Том сам удивился своим словам.
Больше Давид и Том не спали до самого утра, хотя новых нападений не было. С рассветом они подкрепились и снова двинулись в путь.

Глава 1 Давид из Толедо. Глава 1

Глава 2 Давид из Толедо. Глава 2

Глава 3 Давид из Толедо. Глава 3

Глава 4 Давид из Толедо. Глава 4

Том проснулся от стука в дверь келии и упал с узкой кровати, больно ударившись о каменный пол.
- Сестра Элизабет, откройте немедленно. -раздался из-за двери скрипучий словно ржавое колесо голос аббатисы монастыря святой Анны.
Сестра Элизабет с большим трудом сумела открыть глаза: она спала не более двух часов.
- Сестра Элизабет, не заставляйте меня ждать, или у вас будут большие неприятности…

Том, который к своим двадцати трём годам пережил три крупных сражения и больше десятка мелких стычек, не выказав в них страха, сейчас боялся до дрожи в коленях, словно в детстве, когда его ловили за кражей соседских яблок. Он напялил на себя одежду так быстро, как только мог, отодвинул тяжёлый камень в углу келии, махнул Элизабет на прощание рукой и скрылся в подземном проходе, закрыв его за собой.
Том проделал путь до поверхности практически на одном дыхании, хотя в низком проходе ему приходилось идти сильно согнувшись. Он оглянулся назад, словно опасаясь. что аббатиса последует за ним следом, эта маленькая старушка с острым лицом и пронзающим ледяным взглядом, внушала ему куда больший ужас, чем копья и мечи французских рыцарей.

Том быстро зашагал прочь, и остановился только когда монастырь скрылся из виду. Он умылся холодной водой из небольшого ручья, прогнав остатки сна и обнаружив на лбу небольшую рану, поправил одежду и направился домой.
Роскошное поместье его отца, верховного констебля Англии Генри де Богуна, располагалось в живописном месте, в десяти милях от западных ворот Лондона и примерно в получасе ходьбы от монастыря, где Том провёл ночь.

Юноша решил сократить путь через лес. Напевая весёлую песню о храбром солдате, возвращающемся из-за моря в родные края к ждущей его возлюбленной, шёл он среди могучих английских дубов, когда увидел между деревьями невероятной красоты оленя. Никогда прежде Том, хоть и охотился с самого детства, не видел животное столь величественное, столь выдающееся ростом, с могучими рогами, блестящими в лучах рассветного солнца, воистину это был королевский зверь. «Как жаль», - подумал он, - «что нет у меня с собой ни лука, ни копья. Как славно эта голова смотрелась бы у нас на стене. Джон и Дик посинели бы от зависти. Даже отец, на что знатный охотник и прославлен своим мастерство по всей Англии, а такого оленя добыть ему не довелось. А мяса в нём должно быть хватит на целый пир». Долго Том стоял неподвижно, облизывал губы и смотрел на оленя, словно прикидывал, не попробовать ли поймать того голыми руками, но затем всё-таки, глубоко вздохнув, двинулся дальше с омраченным настроением. Впрочем, длилась его меланхолия недолго, и уже минут через семь он вернулся к веселому пению.

Придя домой, он обнаружил отца и мать завтракающими в гостиной. Том поцеловал матушку, уселся за стол, велел слуге подать кубок вина, осушил его залпом и собирался выпить ещё один, но был остановлен отцом.
- Сын, боюсь, что нахождение дома несёт для тебя не меньше опасностей, чем военный поход. Вид у тебя как после битвы. Где ты провёл эту ночь? Уж не в монастыре ли святой Анны? Если тебя снова поймают в постели монашки, будет скандал.
- Ну что вы, отец. Я всю ночь провёл в таверне возле Новых ворот. Достойные рыцари сэр Джон Аркур, сэр Ричард Калверт, хозяин таверны, а также множество горожан могут это подтвердить.
Его добрые дружки Джон и Дик действительно могли подтвердить всё что угодно.
- Надеюсь, что это действительно так. Кругом столько красивых девушек, а тебя словно тянет к Христовым невестам. Впрочем, есть более важная тема для разговора. Его Величеству королю требуется пять надёжных воинов для выполнения важного поручения, и одним из них станешь ты.
- Какого поручения? - спросил Том, плотно набивая рот жареной бараниной.
- Надо сопроводить посла ко двору марокканского эмира. Отправитесь из Лондона в Дувр, там вас будет ждать корабль, на котором вдоль побережья Франции и Испании поплывёте в Марокко. Посол должен вернуться в целости и сохранности. И ещё, это должно остаться между нами: посол этот иудейской веры.
- Во имя Святой Девы, я рыцарь, прославленный в боях, а не охранник и не нянька. тем более для поганого жида! И какую славу я получу, если вместо сражений буду путешествовать по морям? Уверен, с этим поручением прекрасно справится кто-нибудь другой, какой-нибудь трус, желающий оказаться подальше от битвы.
- У короля осталось не так много надёжных людей, и не думай, что дело это добровольное. Похоже, во Франции ты позабыл о сыновьем послушании, но покуда я жив, будешь поступать так, как я тебе велю. А теперь ступай и приведи себя в порядок, проспись и не вздумай напиваться, завтра, как только встанет солнце, отправляешься в Лондон.
Том резко вскочил из-за стола и вышел прочь в гневе, захватив, впрочем, с собой большой кусок баранины.

Генри де Богун имел все основания полагать, что король Иоанн был обречён и не испытывал к нему ни капли любви, считая болваном в короне, но помнил, как присягал на верность пятнадцать лет тому назад, и принадлежал к тому редкому типу людей, которые скорее погибнут, чем изменят данному слову.

Однако он совсем не хотел, чтобы погиб его единственный сын и наследник. Генри даже подумывал уговорить сына перейти на сторону баронов, но понимал, что тот ни за что не согласится оставить отца. Это поручение с послом оказалось как нельзя кстати. Вполне может быть, что, когда Том вернётся из далёкой Африки, гражданская война уже закончится. А славу заработать у него ещё будет масса возможностей.
Том об этих рассуждениях ничего не знал и затаил в сердце немалую обиду, но ослушаться отцовской воли он не мог, так что провёл день в сборах и выпил всего четыре бокала вина, что, по его мнению, полностью соответствовало требованию не напиваться.

На следующий день Давид выехал из Лондона через Новые ворота в сопровождении пятерых рыцарей. Помимо сэра Томаса де Богуна здесь были: сэр Роберт Брет из Бедфордшира, сэр Уильям Ловелл из Норвича, сэр Хью Таунсенд из Норфолка и сэр Джеффри Хангерфорд из Солсбери. Это были опытные воины, отобранные за свою преданность.
Давид впервые ехал на лошади: в Англии евреям ездить верхом запрещалось, в Испании же ему доводилось несколько раз путешествовать верхом на осле. Хотя лошадь ему досталась невысокая и спокойная, забраться в седло у него получилось только с пятой попытки, и каждая его неудача сопровождалась смешками рыцарей. Давид ударил бока лошади сапогами, но она не сдвинулась с места, ударил ещё раз с тем же результатом, и только с третьей попытки лошадь всё-таки двинулась вперёд, и маленький отряд направился в путь.

Глава 1 Давид из Толедо. Глава 1

Глава 2 Давид из Толедо. Глава 2

Глава 3 Давид из Толедо. Глава 3

Король Иоанн сидел в массивном деревянном кресле, правой рукой он поддерживал голову, левая вцепилась в кресло, костяшки пальцев побелели. Рядом с ним стоял невысокого роста человек в роскошном одеянии, это был Балдуин Кентерберййский, архиепископ и ближайший советник короля.
– Проклятье! – обратился разгневанный король к священнику, – Уильям разбит вдребезги при Бувине вместе с римским императором, наша армия почти уничтожена. Не стоило доверять командование войсками бастарду, пусть он и мой брат, а ведь ты среди прочих советовал мне это.
– Но, мой король, – принялся оправдывать Болдуин, –всем известно, что Уильям Солсбери превосходный полководец, уверен, что в поражении нет его вины, все эти треклятые немцы, разве можно на них положиться…

Болдуин деликатно не назвал Уильяма его знаменитым прозвищем «Длинный меч», которое Иоанн ненавидел, ведь оно напоминало ему о его собственном куда менее лестном прозвании «Вялый меч».

– Может быть, ты и прав, – Иоанн несколько смягчился, – только что теперь делать? Земли во Франции потеряны, казна пуста, половина баронов уже восстали против меня, и с каждым днем восставших всё больше и больше. Мерзкие предатели подняли оружие на своего сюзерена. Французский король, окрыленный победой, спит и видит, как вторгнется в Англию. Наследство Аарона из Линкольна отправилось на дно морское, проклятый жид вредит мне даже из преисподней.
Иоанн поднялся из кресла и принялся ходить по комнате.
– Будь у меня деньги можно было бы откупиться от лягушатника, нанять наемников и покончить с баронами. Но где их взять? Потребовать с иудеев? Само собой, потребую, но они и так на грани разорения, много с них не стрясешь, да еще эта бойня в Йорке. А что, если…

Лицо Иоанна приняло выражение, которое незнакомый с ним человек мог принять за припадок, и которое означало, что королю пришла в голову гениальная, по его собственному мнению, идея. Архиепископ при этом крайне напрягся. лицо его побледнело.

– А что, если попросить помощи у халифа Марокко, – сказал Иоанн и глаза Балдуина, человека, который привык быть готовым ко всему, округлились, – у него и есть и войска, и деньги.
– Мой государь, заключив союз с магометянами, вы настроите против себя весь христианский мир, – Балдун, хотя и прошёл всю церковную иерархия от простого монаха до архиепископа, отличался тем качеством, что совершенно не верил ни в Бога, ни в дьявола, ни в ад и ни в рай. Однако, он прекрасно понимал, насколько безумна подобная затея, – и ведь не станет халиф помогать просто так… Не потребует ли он от вас взамен самому перейти в мусульманскую веру?
– От христианского Бога помощи мне было мало, – раздражено буркнул Иоанн, – в любом случае не помешает рассмотреть все возможности. Отправим послов и узнаем ответ Халифа. Но кого бы послать? Не любят эти мавры христиан. А может отправить к ним иудея? Они ведь с арабами двоюродные братья….
Балдуин хорошо знал короля и понимал, когда возражать ему бесполезно,
«Безумец, - подумал он, - погубит и меня и себя. Надо было покинуть его, пока была такая возможность, но сейчас большинство баронов хочет моей головы. Увы, судьба моя прочно связана с судьбой этого идиота на троне».
Иоанн позвал слугу и велел вызвать королевского констебля, а также отправить гонца к Исааку из Уинчестера с приказом незамедлительно явиться ко двору.
Когда пришел констебль, король поручил тому отобрать пятерых надежных рыцарей для чрезвычайно важного дела.
Давид сидел в своей комнате и читал «Мишлей» -притчи царя Соломона. К этому времени он был помощником банкира уже четыре месяца, хорошо справлялся со своими обязанностями, благодаря чему имел некоторое количество свободного времени. В дверь постучали, в комнату вошёл слуга и сказал, что Ицхак срочно зовёт его к себе. Ростовщик сидел за большим дубовым столом и заполнял бумаги аккуратным мелким почерком, при виде вошедшего в комнату Давида он сказал, не отрываясь от работы:
- Король Иоанн вызывает меня к себе в Лондон и велит явиться срочно. Разумеется, он будет вновь просить денег. О, Ашем! Да разве у нас осталось ещё что просить? Ты отправишься вместе со мной, выезжаем сразу после обеда. Можешь идти собираться.
Когда Давид уже был в дверях, Ицхак добавил:
- Оденься поскромнее.

Данное замечание было излишним не то, чтобы Давид обладал возможностями одеться как-либо иначе, чем предельно скромно.
Сам банкир надел свой самый простой кафтан, который был весь в заплатках, словно его носил не самый богатый еврей Англии, а странствующий коробейник.
Дорога из Уинчестера в Лондон заняла у них три дня и обошлась без происшествий. Единственное событие, достойное внимание произошло на второй день пути недалеко от города Базингсток. Было прохладное весеннее утро, мелкая морось создавала угнетающее настроение. Давид и Ицхак проходили мимо большого куста цветущего тамариска, когда увидели телегу с отлетевшим колесом и трёх крестьян в грязной одежде, пытающихся её поднять, чтобы поставить колесо на место.


Каждый раз им не хватало совсем чуть-чуть, и они выпускали телегу из рук, пытались снова, и опять всё заканчивалось неудачей. Наконец, когда они предприняли очередную попытку, Давид подбежал, взялся за ось и стал поднимать вместе со всеми. На этот раз телега была успешно поднята и колесо установлено на место. Крестьяне смотрели на Давида с удивлением, будто не зная благодарить ли его или наброситься с кулаками. Не дожидаясь, пока они примут решение, Давид отправился дальше.
К его удивлению, Ицхак был страшно недоволен поступком своего помощника. Банкир заявил, что не следует помогать назаритянам, иначе как по необходимости или для собственной выгоды, тем более что они путешествуют по важному делу и не следует привлекать к себе лишнее внимание. Большую часть оставшейся дороги до Лондона, а это почти два дня, Давид был вынужден слушать его брюзжание.

Вечером третьего дня они наконец-то добрались до столицы. Стража у ворот не доставила им проблем, ведь Ицхак показал охранную грамоту с печатью самого короля. Охранники, которые при виде евреев понадеялись хорошенько поживиться, были, конечно, весьма опечалены, но виду не подавали.
Давид никогда прежде не видел такого большого города. Здания здесь были заметно выше и богаче, чем Уинчестере. мощенные улицы были заполнены народом и путником приходилось прорываться через толпу по дороге к королевской цитадели. Люди различных занятий, продавцы различных товаров и поденщики всякого рода спешили по своим делам и общались на французском, английском и на смеси обоих языков; так же порой в хор голосов вливались слова на валлийском, голландском и испанском. Пахло плотью, вином, специями, лошадьми; из харчевен доносился манящий аромат жареного мяса и рыбы, кислой капусты и свежего хлеба. Город активно развивался, повсеместно шли стройки, тысячи рабочих возводили новые дома, замки, дворцы и церкви.
Тауэр произвел на Давида мрачное впечатление. Он возвышался над городом суровым каменным исполином, словно допотопный нефелим, готовый в любой момент раздавить крохотного человечка.

К королю пустили одного Ицхака, и Давид остался ждать у входа в покои, разглядывая убранство дворца. Он с интересом рассматривал фрески, на которых были изображены сцены войны и охоты. На одной из них был изображен огромный кабан, поверженный на землю охотничьими псами. Собакам тоже досталось: две из них были нарисованы с рваными ранами от кабаньих клыков.
Ицхак стоял перед королём склонив голову. Иоанн сидел на троне, закинув ногу на ногу, подперев голову рукой, и презрительно смотрел на ростовщика. Он большую часть ночи пил и крайне неохотно приступил к делам. Балдуин стоял за троном одетый в черное словно королевская тень.
- Королевство наше в положении тяжком, и казна наша пуста, - начал Иоанн, зевая, - иудеи Уинчестера, как слуги короны, должны внести свою лепту и собрать в течение месяца две тысячи фунтов серебра.

- Ваша величество, - Ицхак отвечал умоляюще, - это огромные деньги, а у нас и так почти ничего не осталось. Выкуп и за вашего покойного брата и прочие займы…
«Старый лис оделся в рубище и думает меня провести», - подумал Иоанн.
-Не думай, что я с тобой торгуюсь, презренный жид. Не забывай, что только моя королевская милость защищает вас от гнева толпы. Уверен, что твоя братия сможет найти в своих закромах ещё две тысячи фунтов. Я мог бы потребовать больше и не делаю этого, только из своего милосердия.
Ицхак подумал, что королевская милость не сильно помогла евреям Йорка, но вслух этого не сказал.
- Есть у меня к тебе ещё одно дело, - продолжал Иоанн, -имеется ли среди твоих соплеменников кто-то, кто сведущ в арабском языке и опыт дел с маврами имеет?
- Да, Ваше величество. Племянник жены моей к нам из Испании прибыл, по совпадению здесь он со мной и ждёт за дверью.
Король велел слуге привести Давида.

Давид, будучи впервые в присутствии монарха, переминался с ноги на ногу и слегка дрожал.
- Тебе, – произнёс Иоанн настолько значительно, насколько позволил ему похмельный голос, - будет доверено задание гораздо более важное, чем такой, как ты, достоин. С охраной из моих лучших воинов ты должен будешь отправиться ко двору марокканского эмира, передать наше письмо, получить ответ, устный или письменный, и доставить его обратно. Если выполнишь поручение, будешь щедро награждён, если нет - я обрушу свой гнев на тебя и на всю твою родню.

Последнее, что ожидал Давид от своей жизни, когда помогал продавать ткани в доме отца, это приключения, но, похоже, приключения находили его сами. На время путешествия я дарую тебе право не носить белую ткань на одежде и не сообщать о своём вероисповедании.

Глава 1 Давид из Толедо. Глава 1

Глава 2 Давид из Толедо. Глава 2

С воскресенья Давид начал работать на кухне. В основном он занимался тем, что чистил овощи и просматривал зелень на отсутствие насекомых, что является важным требованием кашрута. Работа эта нудная и кропотливая: необходимо тщательно промыть и осмотреть каждый лист. Кроме того, он мыл посуду, таскал воду и дрова. Банкир Исаак часто принимал гостей, так что работы было много. Руки Давида от постоянного пребывания в воде покрылись морщинами, он заметно похудел уже через две недели, хотя кормили вдоволь. Тетушка его, женщина по натуре своей добрая, несколько раз пыталась поговорить с мужем о том, чтобы найти для племянника более престижное занятие, но безуспешно. Так провел Давид на кухне три мучительно тянувшихся месяца, изнемогая от скуки. Редкое свободное время ему разрешали проводить в домашней библиотеке, удивительно большой для того времени: здесь было почти двести книг, в основном религиозного содержания – толстенные манускрипты, содержащие многочисленные и запутанные правила и запреты, притчи, мнения мудрецов, комментарии на мнения мудрецов и комментарии на комментарии. Чтение было единственной отдушиной для Давида.

Всё изменило событие, случившееся той зимой в Йорке. Исаак направил туда своего помощника, маленького неприметного человека по имени Барух, чтобы потребовать деньги у одного из своих должников сэра Ричарда де Мальбиса. Сэр Ричард, большой любитель жить на широкую ногу, задолжал значительную сумму денег и срок выплаты давно прошел. Когда Барух прибыл к дому должника, тот встретил его бранью и заявил, что не выплатит вонючему жиду ни единого фартинга. Могучий рыцарь словно скала нависал над маленьким евреем. Барух попытался напугать Ричарда королевским правосудием, чем привёл того в бешенство.
- Ублюдок! Даже король не заставит меня заплатить твоему хозяину, убирайся отсюда, пёс!

На шум начала собираться толпа. Когда люди увидели, что спорят христианин и еврей, то послышались крики в поддержку сэра Ричарда и проклятья в адрес иудеев.
Барух, несмотря на страх и дрожь в коленях не отступал и ещё раз напомнил христианину о наказании за неуплату долга.
В ярости сэр Ричард набросился на еврея и ударил так сильно, что тот упал с крыльца дома на землю. Рыцарь проворно спрыгнул следом, схватил попавшийся под руку камень, и обрушил на голову Баруха град ударов и бил до тех пор, пока тот не перестал подавать признаки жизни. Ричард поднял вверх окровавленные руки. При виде крови толпа пришла в неистовство, раздались призывы к погрому. Монах-францисканец, взобравшись на стоявшую на площади телегу, произнёс гневную речь:
- Иудеи – проклятое и гонимое племя, на их руках кровь спасителя нашего, цепями долгов опутали они добрых христиан и с помощью тех слабовольных из нас, кто, поддавшись греху алчности, потакает им. Эти сатанинские отродья убивают английских детей и используют их кровь в своих нечестивых ритуалах. В Норвиче они замучили и распяли двенадцатилетнего мальчика. В Линкольне они растерзали младенца и ели плоть его, насмехаясь над святым причастием. Всюду пустили они свои злые корни. Если король не желает изгнать их прочь, мы должны сделать это сами! – голос его полный ярости звенел словно колокол. В белом своем одеянии он призывал разогнать опутавшую Англию тьму.

После его слов толпа, становившаяся всё больше и больше, направилась по направлению к домам евреев. По пути в неё вливались новые люди, словно ручейки в реку.
Эсфирь, дочь раввина Йорка, девочка десяти лет, вышивала в кресле у открытого окна. У неё получалась роза необыкновенной красоты. Никогда прежде она не делала столь хорошей работы. Донесшийся с улицы шум оторвал её от занятия. Выглянув в окно, она увидела стремительно приближающееся море людей. Вскочив, побежала она с криком к отцу. Началась паника. Евреи, в чём были, повыскакивали из домов и побежали по направлению к единственному месту, где могли надеяться получить защиту – королевскому замку.

Те из них, кто оказался недостаточно расторопен, попали в руки озверевшей толпы и были растерзаны и растоптаны. Комендант замка Том Уилшер, который присел было отдохнуть, очнулся от стуков в дверь и отчаянных криков. Выглянув из бойницы, он увидел столпившихся у входа евреев, умоляющих о помощи. Несколько секунд Том колебался: он не испытывал к иудеям никакой любви, но королевские приказы велели ему их защищать. Долг взял верх, и он отворил тяжёлые ворота, в которые тут же ворвались перепуганные мужчины, женщины и дети, едва не сбив его с ног. Запустив евреев внутрь, комендант отправился за подмогой, велев закрыть за собой ворота. Вскоре толпа окружила замок, снаружи до напуганных до ужаса людей доносились яростные крики. Атакующие попытались сломать ворота: кузнецы били их молотами, плотники принесли топоры, но прочные двери были им не по зубам.

Толпа росла и росла, под стенами вырос настоящий лагерь. Здесь появились торговцы, продающие вино и пиво, и вскоре происходящее напоминало что-то среднее между осадой и ярмаркой. Монахи самых разных орденов раззадоривали толпу и произносили гневные проповеди против иудеев.


Особенно выделялся знакомый нам уже францисканец. Он стоял в первых рядах и призывал гнев Господень на головы нечестивцам.
Молодой еврей по имени Хаим поднялся к бойнице и принялся кидать в осаждающих камни. Один из них угодил францисканцу точно в голову, тот покачнулся и рухнул на землю. Красная кровь потекла на белое его одеяние.

Через несколько часов вернулся комендант с отрядом солдат и с трудом пробился к замку. Он потребовал у евреев открыть ворота. Несколько человек направились было поднимать засов, но раввин Йорка Йом-Тов из Жуаньи сказал:
– Мы не можем доверять этому назаретянину, пусть он и пустил нас сюда, но кто знает, не изменил ли он своего мнения? И даже если он не желает нам зла, сможет ли он удержать толпу? Я так не думаю.
Речь его убедила остальных, и ворота остались закрытыми. Констебль повторил своё требование, пригрозив, что, если иудеи не подчинятся, они потеряют права на королевскую защиту, но и этот довод не изменил решение осаждённых. Тогда он велел послать за королевским шерифом.
Королевский шериф Джон Маршалл прибыл с войсками на следующее утро и взял замок в полноценную осаду. Шериф обратился с речью к иудеям, пообещав жизнь каждому, кто сдастся и согласится принять христианство. Ответа не последовало. Тогда он велел строить таран.
На третьи сутки у осаждённых кончилась еда, а главное — вода. Дети беспрерывно плакали, взрослые молились. Йом-тов собрал вокруг себя мужчин и обратился к ним:
– Не знаю, что произойдёт раньше: мы все умрём от жажды или они сломают ворота. Я вижу для нас лишь один путь: поступить как защитники древней Масады и самим отправить друг друга ко Всевышнему.
– Мы можем драться, в оружейной достаточно оружия, чтобы вооружить всех мужчин, – заявил один молодой еврей.
– И кто из нас хоть раз держал его в руках? – ответил с горькой усмешкой Йом-тов. – Даже будь мы опытными воинами, недолго бы продержались против такой толпы.
– Есть ещё один выход, – сказал помощник банкира, толстый мужчина с клочковатой бородой, – мы можем принять христианство. Король Ричард в своё время позволил покойному ныне Бенедикту вернуться обратно в иудаизм, и, может, Иоанн позволит нам.
– Ты и правда веришь, что нас оставят в живых? – ещё горче усмехнулся Йом-тов. – Стоит нам выйти, и мы окажемся в руках назаретян, жаждущих нашей крови. Нет, нам остаётся лишь одно.

Тем временем Эсфирь, страшно напуганная, но не подававшая виду, потому что мама сказала ей быть храброй девочкой, бродила по замку. Она увидела в стене нишу, достаточно большую, чтобы там поместиться, и решила, что это отличное место, чтобы спрятаться. Но ниша была слишком высоко, и залезть туда Эсфирь не могла. Тогда она подкатила пустую бочку из-под воды, залезла на неё, высоко подпрыгнула, вцепилась руками в край ниши, подтянулась и забралась внутрь. Из этой ниши она с ужасом увидела, как мужчины начали убивать своих женщин и детей. Она закрыла глаза и не открывала их, пока не стихли крики. Из всех евреев живых остались лишь несколько человек, включая толстого помощника банкира. Они открыли ворота и были убиты ворвавшейся толпой. Эсфирь долго сидела, не шевелясь, в своей нише. Лишь когда все тела унесли и в замке никого не осталось, спрыгнула она вниз и пошла по скользкому полу. Ворота замка были открыты, и она побрела по ночному городу, пока её не встретил стражник. Он спросил у девочки, кто она такая, но та ничего не ответила и долго ещё не произносила ни слова.

Банкир Ицхак из Уинчестера слушал новости с каменным лицом, сидевшая рядом жена содрогалась от рыданий. Ицхак был переполнен гневом, но, быстро взяв себя в руки, вернул свои мысли в деловое русло.
– Надо заменить Баруха, но кем? – сказал он, обращаясь в первую очередь сам к себе. –Самуил слишком стар, Натан и Дан решили уехать на континент, мол, в Англии сейчас небезопасно, как будто где-то есть безопасное место для сынов Израиля. Похоже, придётся взяться за обучение твоего племянника, надеюсь, из него выйдет толк.

Давид оставил надоевшие до одури овощи, кастрюли, сковородки и прочие кухонные атрибуты и погрузился в сложный мир банковского дела. С утра до ночи он заполнял толстенные пергаменты множеством записей о долгах, процентах, расходах и прибыли. Огромного труда стоило ему не путаться в переплетении множества имён и чисел. Ицхак строго спрашивал с него за малейшую ошибку. Голова его постоянно болела от переутомления, и поначалу Давида даже посещали мимолетные мысли, что на кухне было не так уж и плохо. Он таскал за банкиром тяжёлые кипы документов, сопровождал в поездках и принимал посетителей, недостаточно важных для того, чтобы их принял сам Ицхак. Со временем он привык к новой своей работе и показывал себя в ней весьма недурно: с самого детства математика ему давалась хорошо. Банкир был ужасно им доволен, хотя показывал это крайне редко, практически не изменяя своему холодному, сварливому характеру.

Глава 1 Давид из Толедо. Глава 1

Уинчестер -древняя столица саксов, уступив в двенадцатом веке в борьбе за политическое и экономическое влияние стремительно развивающемуся Лондону, оставался, тем не менее, важным центром южной Англии. Город отстроился после пожара 1141 года, ставшего результатом сражения между войсками короля Стефана и королевы Матильды в ходе гражданской войны, известной как «Анархия», однако теперь здания в нём стояли не столь плотно, как бы проявляя некоторую стеснительность.
По левую руку от вошедшего в город Давида располагался на холме Уинчестерский замок - могучая крепость из серого камня с толстыми стенами и высокой центральной башней, построенная при Вильгельме Завоевателе.

Справа вдоль небольшой несудоходной реки Ичен, непримечательной ничем кроме превосходной местной форели, протянулась узкая улица, заполненная в основном кузнечными, гончарными, ткацкими мастерскими, которым требовалось много воды. Ближе к центру города мастерские сменялись домами зажиточных горожан, а выходила улица на центральную площадь с расположенным на ней грандиозным Уинчестерским собором, где захоронены великие короли Англии от Альфреда до Кнуда. Собор был усеян строительными лесами: новый епископ затеял очередную реконструкцию.

Давид брёл по городу, с трудом волоча усталые ноги. Он знал, что еврейский квартал Уинчестера, носивший не слишком оригинальное название «улица евреев», находится на востоке, у самой городской стены. Давид пытался спросить дорогу у попадавшихся на пути горожан, но те шарахались от него, словно от прокаженного.
– Ну что ж, – думал он, придется искать самому, лишь бы успеть до начала шаббата. Благо, солнце в эти дни ещё заходит достаточно поздно.

Он пересек центральную площадь, стараясь держаться от христианского собора подальше, и пошел по улице, еще более узкой, чем предыдущая, на которой располагались дома победнее, деревянные, маленькие и неказистые, с соломенными крышами. Они жались к реке, порой нависая над ней так, что казалось, вот-вот рухнут. Возле одной из таких лачуг молодая женщина развешивала одежду на бельевые веревки, насвистывая незатейливую мелодию, а в нескольких метрах от нее ходил по краю обрыва над речкой мальчуган лет пяти. Вдруг камень под его ногами сорвался, мальчик поскользнулся, полетел вниз и скрылся под водой. Мать исчезновения сына не заметила и продолжала заниматься своими делами. Не раздумывая ни секунды, Давид рванул что было сил и прыгнул следом. Он погрузился в холодную, мутную воду реки, в которой практически ничего не видел, но благодаря помощи Всевышнего обнаружил ребенка на расстоянии вытянутой руки. Схватив того за шиворот, Давид вынырнул с ним на поверхность. К счастью, течение было спокойным, и добраться до берега не составило труда. Несколько сложнее было забраться по крутому склону с ребенком на руках, и прежде чем подняться, Давид несколько раз едва не упал. Непутевая мать, погруженная в свои мысли, не услышала ни падения ребенка в воду, ни прыжка следом. Давиду пришлось трижды окликнуть ее, прежде чем она наконец обернулась. Увидев незнакомца рядом с сыном, женщина принялась орать писклявым голосом, яростно размахивая руками:

– Отойди от него немедленно, ты грязный бродяга! — речь ее была обильно сдобрена английскими ругательствами, большей части которых Давид не понимал, – Сейчас я позову мужа, он у меня молотобоец, в бараний рог тебя скрутит.

Знакомиться с её мужем Давид не имел ни малейшего желания, так что быстро зашагал прочь, слушая доносившиеся вдогонку оскорбления. Вода стекала с него ручьём, в правом ботинке хлюпало, а от левого окончательно отвалилась подошва, и юноша шагал босой ногой по земле, наступая периодически на острые камни и морщась от боли. Он бродил по городу ещё часа два и еле волочил измученные ноги. Выбившись совершенно из сил, Давид сел прямо на землю, обхватил голову руками и заплакал.
Сидел он так, пока его не привёл в чувство приятный мужской голос:
– Сын мой, что бы с тобой ни случилось, сидя на холодной земле, горю не поможешь.

Давид взял протянутую руку и поднялся на ноги. Перед собой он увидел бродячего монаха. Возраста тот был немолодого, волосы вокруг тонзуры блестели как снег на солнце, изрытое морщинами лицо, сохранившее остатки былой красоты, украшали большие голубые глаза, смотрящие ласково, а тёплая улыбка сразу располагала к себе. Одет монах был в простую шерстяную рубаху, опоясанную верёвкой, типичную среди его собратьев. Он достал из заплечного мешка бурдюк с вином и протянул Давиду. Тот, поблагодарив, отхлебнул, тепло разлилось по его замёрзшему телу.
– Расскажи, что произошло, сын мой, – спросил монах с такой заботой в голосе, словно бы правда приходился ему близким родственником.
И Давид, забыв всякую свою предубеждённость в отношении христианских священнослужителей, рассказал свою историю. Он боялся, что, когда монах услышит, что юноша еврей, его любезность тут же улетучится. Однако тот продолжил обращаться с ним со всей возможной доброжелательностью, и единственная перемена заключалась в том, что он перестал называть Давида «сын мой».

– Не волнуйся, — сказал монах с неизменной улыбкой, – Еврейская улица совсем недалеко отсюда, нужно лишь дойти до вон того угла, повернуть направо и идти прямо полчаса. Ступай с Богом и не впадай больше в уныние: уныние – страшный грех как для христианина, так и для еврея.
Давид сердечно поблагодарил старого монаха и отправился в путь в приподнятом настроении, расправив плечи, с высоко поднятой головой, словно скинув с себя тяжёлый груз, не обращая внимания на усталость и боль в ногах. Монах же пошёл в противоположном направлении, весело напевая что-то на латыни.

Следуя полученным указаниям, Давид добрался до еврейского квартала куда быстрее, чем за полчаса. Квартал представлял собой несколько десятков разнообразных строений, скученно жавшихся к восточной стене города. Оставалось лишь найти здесь нужный дом. Давид предположил, что дядя Исак, как богатейший еврей во всей Англии, должен жить в самом большом и роскошном доме. Таким на улице было трехэтажное строение из белого гранита, с окрашенной в красный цвет крышей и большими стеклянными окнами, закрытыми деревянными решетками. Давид подошел к массивной дубовой двери и громко постучался с помощью тяжелого дверного молотка. Дверь открыл молодой человек в черной одежде, с маленькой шапочкой – кипой на голове. Осмотрев гостя, он протянул ему несколько мелких монет. После того как Давид объяснил, кто он такой и какова цель его визита, молодой человек, оказавшийся слугой банкира, велел подождать и скрылся внутри дома. Через несколько минут слуга вернулся, а вместе с ним – человек, так же одетый во всё черное, но заметно более богато. Это был мужчина средних лет, несколько полный, с одутловатым лицом, на котором выделялся горбатый нос, большой даже по еврейским меркам, с черными, как уголь, волосами, с пышной бородой впечатляющей длины, доходившей до пояса. Он сказал на чистом французском, так как это был язык, на котором в основном говорили английские евреи тех лет:
- Так, значит, вы племянник моей жены? Я не видел вашего отца уже двадцать лет, но могу утверждать, что вы похожи как два карата, не считая, конечно, всей этой грязи. Скажу прямо: мы с ним не ладили. Что привело вас к нам? Вряд ли одно лишь желание проведать тётушку?
– Родители мои скончались, и я остался без средств к существованию, – Давид говорил на французском несколько лучше, чем на английском. – Я хотел бы узнать, не найдётся ли у вас для меня какой-нибудь работы?
– И что ты умеешь делать?
– У меня большой опыт в торговле тканями, я знаю о них практически всё, я вёл наши учётные книги, я хорошо считаю, умею говорить на испанском, арабском, французском и английском, писать на латыни, испанском и иврите.
–Торговать тканями, как, впрочем, и большинством товаров, евреям в Англии запрещено, толку от испанского и арабского нам никакого, а людей, умеющих писать и считать, у меня более чем достаточно. Боюсь, единственная работа, которую я могу тебе сейчас предложить, — помогать на кухне. Да не грусти ты так, зато в тепле и при еде, а там, глядишь, что-нибудь подвернётся, не здесь, так у кого-нибудь из знакомых. Надо тебя отмыть и переодеть, скоро шаббат, встретишь его с нами, тётка твоя будет рада встретить родича.

Он велел слуге проводить Давида в микву — еврейскую купальню и выдать ему чистую одежду.
Погрузившись в тёплую воду, Давид долго счищал с себя налипшую грязь, с особенным трудом он отмыл слипшиеся волосы. Помывшись, он облачился в новое одеяние и был теперь похож на приличного человека.
Слуга отвёл его в просторную трапезную, где собралось несколько десятков человек. Большие столы были уставлены всевозможными яствами: жареной и запечённой говядиной, разнообразной рыбой, пирогами и прочей выпечкой, зеленью и овощами. У Давида, который не ел уже много суток, заурчало в животе. Впрочем, на деле, весь этот пир был весьма скромен по меркам богатейшего еврейского банкира, дела шли не лучшим образом: сначала еврейской общине пришлось выплатить огромную сумму для выкупа Ричарда Львиное Сердце из плена, потом стал править бездарный Иоанн, который постоянно повышал налоги и занимал у евреев деньги, не спеша их отдавать.
Хозяин дома произнёс кидуш — молитву над бокалом вина, затем благословение на хлеб, после чего все вымыли руки и приступили к трапезе. Тётя Давида действительно была рада его видеть, хотя и очень опечалена известием о смерти сестры. Она засыпала племянника множеством вопросов, а ему сложно было отвечать с набитым ртом, в который он отправлял один кусок за другим, обильно запивая вином.

За столом раздавались разговоры о печальной ситуации в стране, о гибели корабля с сокровищем Аарона из Линкольна, из-за чего треклятый Иоанн снова будет требовать денег. Со всех сторон несли проклятия в адрес этого назаретянина, как называли евреи христиан. Хозяин дома громко постучал по столу и грозно сказал:
– Шаббат не время для разговоров о мирских делах, сейчас пора говорить и думать о Всевышнем.
Однако то тут, то там, время от времени возникали, теперь уже тихие, беседы о налогах, займах, о том, что на дорогах нынче совсем небезопасно. От съеденной еды и выпитого вина Давида стало клонить в сон, и в конце концов он так и заснул за столом под бормотание тетушки.