Серия «Детсад»

Иван вскочил на диване от ужасного собственного вопля, весь мокрый от пота и не сразу понял что настолько реальный сон, как будто пережитый наяву, уже закончился. Практически сразу, выпив воды в темноте и отдышавшись, через пару минут Иван четко осознал - всё, скоро закроют ...

Опять вонючая тюрьма с беспределом администрации, иерархичными ступенями зековской жизни и отчаянными попытками выжить, суетные этапы с дополнительными нервами от неизвестности, смрад лагерей и долгие годы вдалеке от дома ...

Уже неделю, каждую ночь ему снился его родной дед Фёдор Степанович, умерший почти 40 лет назад. Иван плохо его помнил, врезалось в память только пара эпизодов на всю жизнь - это как дед брал его лет в 7 на встречу ветеранов и демонстрацию 9 мая, где с ним очень уважительно и душевно общались такие же седые, крепкие мужчины в возрасте с медалями на груди и как маленький пятилетний Иван обнимает беззвучно сотрясающегося деда прижавшись к его спине, покрытой чудовищными шрамами на кухне, закрывшего рукой лицо и капающие слезы на стол, где стоит недопитая бутылка водки, не понимая почему дед плачет и как мама заходит на кухню и пытается увести Ивана в комнату. Уже став взрослым, Иван нашел в семейных документах сохранившийся военный билет дедушки Феди, где был отражен весь его военный путь от 1941 года, когда его из глухой сибирской деревни в 18 лет забрали на войну в пехоту рядовым до весны 1945 года, где он в звании майора в Берлине закончил свою войну.

А во сне будто они оба в густом смешанном лесу, дедушка сидит на спиленной толстой березе в идеально отглаженном строгом ГДР-ском костюме, пиджак которого весь увешан медалями и орденами, от плеч и почти до пояса, в белоснежной сорочке - одевался так только на 9 мая каждый год - курит "Беломор", щурившись от дыма, попадающего ему в глаза и зачесывая на голове небольшой расческой свои седые, мокрые волосы назад смотрит молча на Ивана. А он стоит близко перед ним в черной, отшитой на заказ по размеру лагерной робе, в ногах огромная спортивная сумка и не может ни двинуться, ни произнести что нибудь.

Дед делает последнюю затяжку, кидает под ноги окурок и тщательно затаптывая его начищенным до блеска темным ботинком, поднимая глаза на Ивана говорит:

- Эх Ванька, Ванька ... пойдем со мной? тут так хорошо мне, даже представить не можешь. Я рядом буду с тобой, все покажу и расскажу, как тут и что. И тебе тут тоже понравится, не захочешь обратно. Ну их всех, пошли, а? - встает, подходит к нему, берет за руку и начинает тянуть за собой.

И каждый раз, перед тем как его сажали в тюрьму, Ивану снился этот один и тот же сон - уже третий по счету.

В последний раз он освободился три года назад, отсидел пять с половиной лет за драку в магазине, не сдержался на пьяные оскорбления двоих мужиков и тут же на крыльце короткая словесная перепалка переросла в кровавое побоище с разбитой витриной, сломанной челюстью и разбитой головой одного из тех, кто попытался объяснить Ивану где его место по жизни, куда именно ему идти и кто он такой есть.

Вернулся домой, в старую трехкомнатную "брежневку", передохнул месяц, устроился на работу водителем электропогрузчика на хладокомбинате после окончания курсов от центра занятости, женился на красивой, двадцатипятилетней доброй молодой девчонке, с которой случайно познакомился в трамвае. О том что два раза отсидел - первый раз за злостное хулиганство 3 года в молодости и в последний раз за нанесение тяжких телесных повреждений - Иван рассказал ей по прошествии времени, в общих чертах конечно же, не вдаваясь в подробности, в которые ей совершенно было ни к чему вникать и через год, в 45 лет, у Ивана появился сын - здоровый и красивый мальчик с серыми глазами, которого назвали в честь деда Фёдором.

Помощи ждать было неоткуда - у него была только родная сестра, с которой Иван не общался совсем никак уже лет 15 а у жены пожилые родители жили очень далеко, в другом городе, да и не интересовала их жизнь дочери никоим образом. Вобщем, делали всё сами, ни на кого не рассчитывая, никому не жаловались и ни у кого ничего не просили. Правда, Светкины подруги у которых уже были дети свои, в основном по работе на хлебокомбинате, где трудилась кондитером жена до родов, чуть ли не насильно периодически впихивали ей детские распашонки, одеяла, комбинезоны и другие вещи по возрасту, несмотря на протесты Ивана.

Потом пройдя совместно с женой через все периоды на удивление легкой беременности и родов, бессонницы, кормления грудью, потом смесью по времени и прикармливания с ложечки на обычную еду, почти каждодневного плача и крика, болезней, прививок, прорезывания зубов и ежедневного ухаживания от рождения до 1,5 лет, наконец подошло время, когда стали решать вопрос с садиком - можно уже отдавать, чтобы самим хоть немного придти в себя и упорядочить чуть-чуть свою жизнь, в которой все крутилось возле маленького, смышленого и веселого сына.

Нашли частный детский садик недалеко от дома, располагался он в двухкомнатной обычной квартире, с детской мебелью, игрушками, расписанными цветными картинами стенами и со спальней с шестью небольшими кроватями для детей. Еще месяц-полтора пока адаптировался Федька в небольшой группе на 4 человека, первые 2-3 недели отдавали на полдня, до обеда, пока все утряслось и вошло в какой-никакой график, утихли начальные волнения и беспокойства за сына о том как там в садике он, более менее разрешилась проблема с текущими делами и работой обоих.

Сам Иван работал как проклятый, брал дополнительные смены, дома когда была возможность вырезал из дерева нарды, шахматы, отлично рисовал картины, иконы и продавал их через интернет на российских и зарубежных площадках, помогал с ребенком во всем, мог и накормить, уложить спать, погулять, поменять подгузник и подмыть, забрать из детсада, посидеть с сыном дома, мотался по больницам с женой на осмотры врачей, бегал по городу за лекарствами и не спал ночами когда болел сынок а когда нужно было отлучиться Светке, хоть с утра до вечера мог пробыть наедине с Федькой и сделать все так как надо. Никуда Иван не встревал, не лез, обходил стороной конфликты и уходил от любой накаленной обстановки - дом, работа, жена с сыном и постоянные мысли о финансах, что делать дальше, куда двигаться в будущем.

А через пару дней небольшой передышки, когда наступил полный штиль и совершенно ничего не происходило, Иван пришел за Федькой вечером и впервые столкнулся с мужиком, который жил в соседней квартире, рядом с тем помещением, где переоборудовали квартиру в детсад.

Он ждал когда оденут Федю в отделенном от подъезда железной дверью небольшом тамбуре на две квартиры, где стояли пара стульев, стойка для детской обуви, беговелы, самокаты и сложенные коляски, смотрел в телефоне сообщения от жены и тут зашел в надетой на голое тело матерчатой куртке уже не пойми какого цвета, в трениках и китайских резиновых тапках какой то мужик с тупой деревенской рожей, лет около 30-32, мельком глянул на Ивана, открыл ключом свою квартиру и с силой ее захлопнул. Раньше, за очень долгое время, Иван никогда его ни видел тут, вообще думал что никто в этой квартире не живет.

Еще через день, как только Иван приходил в одно и тоже время, около половины шестого вечера, этот крендель как только слышал как воспитательница открывала ему дверь и спрашивала что-нибудь о Феде, передавала вещи или видел в глазок что пришел Иван (а он наблюдал стоя в тамбуре, как кто то подходит и отходит от глазка), начинал усиленно бродить туда сюда - то покурить через каждые 5 минут, то затащить домой пластиковые бутылки, то помочь (как потом оказалось) сыну своему, лет десяти поднять и принести домой огромную сумку с хоккейным обмундированием и клюшками, то вдруг остановившись у своей двери, в обычном подпитом состоянии с ключами начинал докапываться и ждать ответа от Ивана:

- Здравствуйте, мужчина! Вы кого ждете? Что нужно тут?

Иван не отвечал на эти вопросы, уткнувшись как обычно в телефон, сразу нутром почуяв что это очередной провокатор и задает он эти вопросы не потому что хочет знать что происходит рядом с его квартирой а потому что надо за что то зацепить и раскрутить конфликт.

- ты глухонемой ... или это ... я чё, по монгольски базарю что ли? А? - минуты через две ожидания ответа от Ивана, покручивая ключами продолжил сосед.

Иван продолжал молчать, убрал телефон в карман джинсов и стал смотреть просто в стену напротив себя.

- А-а-а ... я понял ... в падлу разговаривать со мной значит? Свою игру затеял? Ну ладно, ладно ... смотри, земеля ... как бы не спотыкнулся ты ... - нервно начал открывать замок своей двери и с грохотом захлопнул ее.

Иван закрыл на миг глаза, выдохнул и через полминуты забыл об этом, встречая Федьку в дверях, обувая его потом на стульчике, вытирая носик влажной салфеткой и одновременно слушая, что нужно принести еще в садик из вещей от провожавшей их воспитательницы.

Потом еще через неделю косых взглядов и тут же, при виде Ивана резко скорчившейся роже, на что он так же никак не реагировал, этот дебил оскорбившись до глубину души, стал действовать по другому - как только Иван приходил, он шел курить у подъезда и в это время Федька сидел на стуле в тамбуре и Иван завязывал шнурки на его обуви, сидя на корточках. И в это самый миг, зашедший после перекура сосед, идя в свою квартиру и проходя за спиной Ивана, заговорил с Федей очень громко, нависая над ним и по пьяному растягивая слова:

- Ну че, как день прошел твой? Погулял, поиграл да поспал? Вот бы мне такую житуху как у тебя, в натуре! - и ушел в свою конуру.

Ивану это очень не понравилось, сразу, с того самого момента, как сосед остановился слева от него над Федькой, но сосредоточенно и молча натягивал ботинок на левую ножку Феди, одновременно стараясь не терять из виду соседа.

Дальше пошло по нарастающей - Иван начал замечать у Федьки то значок с эмблемой хоккейной команды, то брелок в виде клюшки, на его вопрос откуда у него эти вещи, воспитательница отвечала, всё время нервно-придурковато похихикивая:

- Дак это вон, наш сосед ему дарит, Николай! мы когда на прогулку то утром идем, всегда он выйдет из квартиры, да безделушку вашему сыну и сунет в ручку. А возвращаемся, он улыбается Феде, тот тоже отвечает улыбкой, почти каждый день так, у подъезда курит всегда в это время, да воздухом свежим все надышаться не может ...

- А другим детям тоже что то дает?

- Да нет, только Федор ваш, видать, ему приглянулся сильно ... А что?

- Ну он как то трогает его, разговаривает с ним?

- Да нет ... зачем ему? у него своих двое сыновей, хоккеем занимаются, как и он раньше, за город когда то играл.

Иван попрощался и ушел с Федькой на руках, решив что разборки здесь и скандалы разводить ни к чему с соседом - около десяти-одиннадцати детей в садике, пугать их не стоит, да и воспитательница одна с ними, напьется этот придурок после разговора такого, да будет тут в двери еще ломиться в детсад ... как нибудь потом, в городе одного встретить и пояснить, чтобы к Федьке даже и не вздумал соваться.

Но впоследствии такой возможности не появилось и даже если они и гуляли с сыном по выходным и проходили мимо садика, то почти всегда видели этого соседа, как назло, курящим на крыльце. Он стоял, издалека махал рукой Федьке и лыбился как полоумный. Федька конечно в ответ тоже отвечал приветственно ручкой, только Иван шел мрачнее тучи, пока не скрывался дом с детсадом.

Так продолжалось около месяца - Николай всегда выходил курить когда приходил Иван, потом начал пытаться через спину Ивана хлопнуть по ладошке Федю и что нибудь гаркнуть, Иван как только тот заходил обратно домой, вставал с корточек и закрывал спиной Федьку, не давая подходить. Потом так как эти попытки продолжались, стал уносить его в подъезд из тамбура и поправлять одежду, обувь там.

В один из таких вечеров Иван побыстрее старался собрать Федьку и выйти из подъезда, как услышал шаги сзади и полуобернувшись увидел этого Колю с толстой девицей и пацаном лет 12-ти. Иван поднялся во весь рост, немного отодвинул Федьку в сторону, давая им пройти в узком пространстве тамбура и пьяный Коля, шедший впереди всех, вдруг резко остановился возле Федьки, стоящего к нему спиной, сильно толкнул его в плечо и прорычал, низко наклонившись к детскому лицу:

- Слышь, друг? Чё застыл, как столб соляной, видишь домой иду! А ну брысь отсюда!

Иван собирал в это время упавшие на бетонный пол игрушки в пакет и услышав такое, увидел как у Федьки накатывают слезы на глаза, перенес Федьку к выходу из тамбура, медленно поставил детскую машинку на стул и начал подходить к Коле. Спутница Колина, увидев враз изменившееся лицо Ивана, заполошно забормотала, толкая кулаком в спину соседа:

- Пошли скорее, Коляшка ... Домой, домой быстрее, там чекушечку я тебе купила, пойдем быстрей ...

- Не, ну а чё он встал то тут, а?

- Иди, иди ... дверь открывай ... - и они очень быстро скрылись за дверью.

Иван обнял захныкавшего Федьку, поглаживая по спинке рукой, успокаивая таким образом и они ушли домой.

Поздним вечером, когда сыночек уже посапывал в своей маленькой кроватке, Иван со Светкой сидели на кухне и уминали под крепкий чай небольшой масляный тортик.

Светка видела, что Ивана что то мучает, выбрала подходящий момент, когда он закурил перед вентилятором в форточке, крепко прижалась всем телом к его спине, обхватив своими руками живот Ивана и спросила:

- Что происходит ... Ваня?

- Да ничего, нормально все. Я вот думаю, может Федьку в другой садик отдать?

- Как это? В какой другой? - заглядывая ему в лицо, спросила Светка.

- Ну ... ты говорила как то что у тебя подружка воспитательницей работает. Может туда?

- Так это далеко от нас, как возить его? по пробкам на трамваях? В одну сторону только больше часа ехать ... Случилось чего? - красивые Светкины глаза стали превращаться в миниатюрные тревожные озера.

- Нет ... пойдем спать, завтра вставать рано ... - сделав последнюю затяжку, Иван чмокнул ее в лоб, выключил вентилятор, сунул окурок в полную пепельницу и они ушли в комнату.

Ситуация с этим соседом продолжалась еще около полутора месяцев - Иван каждый вечер шел в садик за Федькой, стиснув зубы и внутренне очень сильно сдерживаясь, казалось еще немного, еще чуть-чуть и его просто разорвет от злости и ярости. Для него было где то за гранью понимания, как можно так настойчиво лезть к чужому ребенку, совать к нему свои вонючие, неизвестно где ковыряющие руки, своей похмельной рожей искать Федькин взгляд и делать вид, что все в порядке вещей, так и надо.

Возвращаясь в выходные с подработки на складе, вдалеке от дома, Иван увидел церковь с множеством заходящих и выходящих людей. Он не был истинно верующим, не ходил на службы, не исповедовался и не причащался, в тех лагерях, где бывал тоже не посещал церковь, да и среди братвы это не приветствовалось, считалось (впрочем и небезосновательно), что там всякая нечисть лагерная собирается - пидарасы, шерстяные, фуфлыжники, активисты, разного рода шныри и козлы и всякая другая чесотка.

Как то один из приближенных к братве, с пятым последним своим сроком за убийство, заехавший на 18 лет, стал ходить на строительство церкви в колонии, потом оставался на службы, помогал обустраивать и содержать храм, практически отошел от всей блатной суматохи, сам себе стал стирать носки да трусы, ходить на зарядку утром и упал на пайку, то есть стал ходить в столовую и жрать там то, что дают - и все время проводил в церкви. Администрация колонии благосклонно к этому отнеслась, не препятствовала и не мешала такому проявлению "духовного возрождения".

Но многим бродягам это пришлось не по нраву, да и полезный для них это был человек, хоть и недалекого ума, но физически очень силен, да к тому же мастер спорта по боксу, хоть и бывший - выбивал долги по лагерю, собирал на общак, забивал несогласных и пытавшихся идти против "чёрных", наказывал после решения "блаткомитета" тех осужденных, кто жил не по понятиям и совершал поступки вразрез воровской жизни.

Часто с ним пытались пообщаться как смотрящий за лагерем, так и бродяги - долгое время подкатывали к нему с вопросом и пытались вразумить:

- Слава, ну чё ты там делаешь, в церкви то этой? Чё ходишь то туда? не видишь кто там что ли? Хорош чудить, пошли к нам, водки выпьешь, похаваешь по человечьи, пару шнырей тебе дадим чтоб выглядел достойно, как чучело в лохмотьях каких то?

- Ну ... хожу ... чё нельзя что ли или чё?

- Да можно ... ты, конечно, хороший парень, но выбирай - или мы или твой Бог.

Слава выбрал Бога и через неделю его нашли задушенным возле алтаря, с нанесенной на спину красной краской надписью "Передавай привет Господу от братвы". Опера навели конечно кипиш, несколько дней бегали по зоне, в итоге на себя взял убийство один громоотвод, мужичок из чертей лагерных, которому накинули срок и вывезли в другую область, отбывать подальше от этих мест.

Таких случаев, связанных с храмом в колонии Иван повидал достаточно, чтобы обходить это заведение стороной и всё таки ... где то в глубине души, очень глубоко тлела искорка надежды, что смерть это не конец всему а начало новой жизни с Богом.

Иван прошел за чугунную ограду, зашел внутрь, долго стоял в очереди в небольшой церковной лавке, купил высокую свечку и зашел через тяжелые, высокие двери в храм.

Шло вечернее богослужение, куда ни взгляни - все пространство занято толпой из каких то инвалидов с костылями да тростями, убогих старух да с признаками психического заболевания молодых девок да парней, то ли так попал что собрали определенную публику, то ли все время тут так было, мелькнула, правда, пара-тройка интеллигентного вида прилично одетых людей стоящих с горящими свечами в руках, да какой то парень лет 25-ти у самого входа в кожаном плаще до пят, в белой рубахе и черном строгом костюме с огромной золотой печаткой на пальце правой руки с явно бандитской рожей не обращая ни на кого внимания смотрел на иконы с полоумной, ярко выраженной благостью на своей морде.

Ему тут не понравилось сразу - духота страшная, все в дыму, народу не протолкнуться, все крестятся и на колени падают, священник у алтаря что то непонятное громко говорит. Иван огляделся, протиснулся сквозь сборище верующих к окну, мимо прошмыгнула чисто одетая женщина в белом платке, он спросил где за здравие поставить свечу, она показала на круглый подсвечник перед небольшой иконой за его спиной и растворилась в людской массе.

И только он хотел зажечь свечу, как увидел рядом батюшку в годах, толстого и с длинной седой разлохмаченной бородой, подошел к нему и спросил:

- Можно ли с вами переговорить?

Святой отец мельком взглянул на него, оторвавшись от разговора с бабушкой без ног и показал ему жестом идти за ним.

Они вышли в небольшой закуток рядом с лавкой, Иван через паузу, глядя в глаза священнику сказал:

- Хотел я поговорить с вами ... в смятении я, дурные мысли меня посещают, чувствую, рвется изнутри темное, грех могу совершить ... можете ли посоветовать что нибудь?

Священнослужитель отсутствующим взором поглядел на Ивана, не спрашивая и не вникая в чем дело и важно промолвил:

- Что твои проблемы перед вечностью, сын мой? Бог милостив, молись чаще и он не оставит тебя да не забывай о церкви! - перекрестил его и быстро скрылся из виду.

Иван так и остался стоять со свечкой в руках в немом непонимании, потом усмехнулся, вышел на улицу, сунул свечку в руки грязно одетому и дурно пахнущему нищему возле ворот и ушел.