Серия «Тоже Sapiens»

Но этот крик. Он всё громче и явнее. Может, свернуть всё же туда? Проверить… на велосипеде обернусь быстро. Нет… Недостаточно быстро. А ещё непонятно, что будет там. Может, ему нужна помощь, и я не смогу быстро уехать… А ребята ждут. Очень ждут…

Да что же это за крик? Кто там в траве? Кто вообще может лежать там в траве, так же, как я лежу сейчас на кровати, отделённый от травы стеной, пока ребята… пока ребята… а что ребята? Ребята остались все дома. А я вот он, лежу на койке в своём номере, в буксируемом надмодуле… В темноте…

Сон. Сука, опять этот сон про ребят, к которым я никак не могу успеть. Надоело уже его видеть. Тупой сон… тупой… сон? А почему крик я до сих пор слышу?

Я полежал немного, прислушиваясь и всматриваясь в темноту.

Крик был реален. Он доносился откуда-то из коридора, ближе к концу, наверное, кричат, где была каюта матроса-три. Но крик не его… Это женщина. Врач или кок, не могу понять… И дверь открыта…

— Ассистент, свет. И объясни, что происходит.

Реакции не последовало.

Я даже засомневался, сказал ли я это вслух, и повторил:

— Ассистент! Верхний свет в каюте.

Темнота осталась. Я подумал, что, может, он уже изучил мои привычки и начнёт включать его плавно, но нет. Светлее не становилось.

— Ассистент! Что происходит?

Ноль реакции.

— Ассистент, доклад!

Грудь и спину опоясала лента холодка и дискомфорта, лёгкой слабости. Крики в коридоре стали громче и словно… обрели вектор. Видимо, она услышала меня и стала звать. Слов я разобрать всё ещё не мог, только голос и интонации. Просящие, умоляющие. Отчаянные.

Я сел на кровати. Стал припоминать… как там… Эээм… круизный же надмодуль, там что-то… Как же… Ветер… нет…

— Бриз-три-коктейль-семь-семь-два-дробь один-луч-пять! Доступ — штурман-навигатор.

Я произнёс запрос громко. Уже понимал, что громко, скорее всего, нельзя, но… лучше один раз сказать наверняка, чем шептать четырежды и всё равно потом перейти на крик.

Ассистент ответил, и это было самое страшное. Если бы и тут не было реакции, то… ситуация оказалась бы однозначно херовой, но… объяснимой. Так или иначе. Но он ответил стандартным голосом, «заводским», который по умолчанию недоступен для общения:

— Коды доступа экипажа вплоть до экстренных аннулированы. Дальнейшая коммуникация не будет производиться до наступления условий, формулировка которых производится в данный момент.

— Ассистент, что происходит? — спросил я по инерции, но ответа не было.

Я ещё раз произнёс код, уже тише. Реакции на него не последовало. Тогда я встал с кровати. Освещение было, но минимально допустимого уровня. Даже привыкнув к темноте, я едва разбирал обстановку, и то больше по памяти. Случись такое на неделю раньше, ничего бы не нашёл. А так я дошёл до стола и нащупал там пульт от дрона. Заряда оставалось немного, но сейчас это не так и важно. Я включил экран, сразу задал максимальную яркость, его так и использовали иногда, вместо фонаря, и поставил пульт на стол, чтобы он освещал как можно больше пространства.

Крики в коридоре стали тише и реже. Я подумал, не закрыть ли дверь, но решил не тратить время. Быстро оделся, взял пульт, в другую руку мультитул, открыв самое большое лезвие, и вышел в коридор.

Первым делом я хотел посмотреть туда, в сторону, откуда звали, но скользнул лучом… пятном рассеянного и недостаточно сильного света по противоположной стене. И увидел тело.

Я так и не понял, кто это: он сидел, прислонившись спиной к этой стене, вытянув ноги и бессильно опустив руки. Он был в одном нижнем белье, плотный, крепкий… старпом или фиттер, я не смог узнать, потому что вместо лица у него было месиво. Не такое даже, как было у младшего самца приматов, когда я отходил его дубинкой. У этого мужчины лицо было изрублено, левую щеку ему почти отсекли, и та висела, отогнувшись кровавым лепестком.

Я быстро убрал свет от него, видеть этого я не мог.

Крик усилился, похоже, женщина увидела мой луч и оживилась.

— Помогите. Я здесь, помогите. Снимите…

Я понял, что он доносится как бы сверху. Её… подвесили?

Я глубоко вдохнул, словно перед нырком, и снова направил свет на тело, на этот раз не выше груди… пара ран была и там, и, скорее всего, хотя бы одна — на шее: крови слишком много вытекло. Ещё я увидел, что левой кисти у него не было, а правая нога неестественно вывернута в голени. Но самое главное — кровь. Она ещё блестела, казалась жидкой… уж точно не выглядела запёкшейся. Его убили только что. Минуты назад. Прямо у меня перед дверью. Топором.

Я выключил свет и замер. Принялся вслушиваться.

Крики в конце коридора стали совсем тихими, обессмысленными, но я всё равно слушал не их, а шаги… очень-очень тихие шаги лап, обёрнутых в мягкие шкуры. Зря я обулся… зря.

Я не знал, что лучше сделать: вернуться в каюту и закрыть дверь… насколько это возможно. Или всё же остаться тут и слушать…

Уходить в итоге не стал. Здесь, в коридоре, у меня хотя бы была иллюзия контроля над ситуацией. И какой-никакой путь к отступлению: в каюту. Это оттуда идти было уже некуда. А тут… тут пока можно слушать шаги…

Но их я так и не услышал: я увидел огонь. Сначала заметил, как живой, скользящий по стенам свет стал появляться из-за ближнего поворота. Я постоял нерешительно, сомневаясь, они это или нет, но в итоге понял, что кроме приматов некому, и зашёл в номер. Достаточно тихо зашёл. Сперва полностью закрыл дверь, но потом плавно откатил её обратно, примерно до середины, в положение, которое она занимала, когда я проснулся. Подумал и залез под кровать.

Я боялся, что они начнут поджигать номера, но запаха дыма не было. Было только слышно, как они ходят по каютам, заходят, отодвигая шумно двери.

Одну.

Вторую.

Третью.

Я знал, что скоро они зайдут и сюда. Знал и мог только надеяться, что приматы не додумаются искать под кроватью. Тогда я останусь жив. Если они не посмотрят. Но зайти — они зайдут. Без вариантов.

И они зашли. Вернее… он или она: только один примат, я понял это по лёгким и мягким шагам: единственной пары ног.

Скорее всего, он, но я не был уверен. В любом случае, я слышал, как примат ходит по каюте. Он прошёл её всю по периметру, обошёл кровать… Иногда примат останавливался, и я боялся, что он наклонится, заглянет вниз и увидит меня… Понял, что лёг неправильно: кровать в длину была лишь совсем чуть больше моего роста, и ноги сейчас можно легко увидеть. Надо было лечь наискосок, но я об этом не подумал, а теперь боялся пошевелиться… Я всё ждал, что он заглянет, закричит, откинет кровать… Но этого не происходило.

Он просто остановился возле меня и молча стоял. Потом вдруг крикнул; как мне показалось, позвал несколько раз второго. И больше ничего не делал.

Пришёл ещё примат. Теперь, по шагам, я понял точно: самка. Она прошла к самцу и остановилась возле него. Они заговорили. Говорили тихо, я не понимал ни слов, ни даже интонаций. Обсудив своё, вновь стали ходить по каюте, молча.

Уходите… уходите уже. Пожалуйста, уходите. Но они не ушли. Они опять встали у края кровати. Он ближе к ногам, она в изголовье. Перебросились ещё парой слов, самка тихо издала этот звук, их смех.

Я ждал.

Я смотрел вверх и не видел ничего. Перед моими глазами была темнота, совсем чёрная, в и так затемнённой комнате, да ещё и под кроватью, ко мне не попадало ни капли света. Только темнота перед глазами, которые я всё равно боялся закрыть: потому что пока они открыты, я словно бы что-то мог решить, на что-то повлиять. А если я их закрою…

И потом всё случилось.

Кровать вдруг поднялась и ушла в сторону. Они, сильные, необычайно сильные, отбросили её как игрушку, перевернув на торец. И сразу же я почувствовал сильный удар по ногам. И ещё один. И ещё…

Меня били чем-то по голеням так, что удары слились в одну сплошную муку.

Я кричал, пытался поджать ноги, но те не слушались, пропитанные жгучей болью. Потом был ещё один удар, не длинный, а очень узкий, в живот. Я попытался перевернуться на бок, но что-то меня держало. А потом… Потом во мраке каюты, плохо освещённой тусклым огоньком, я увидел над собой самку, которая что-то роняла мне на лицо…

_______

Хочешь дочитать книгу? Тогда скорее сюда.

Капитан зачем-то налила нам из своего мини-бара, а координатор предлагал взять что-нибудь из запасов в круизном надмодуле. Как по мне, правильнее было бы ограничиться тем, что было в медотсеке: вкус я всё равно не чувствовал, и вряд ли им могли сейчас наслаждаться остальные. Я бы ещё понял, если бы и не участвовавшие в инциденте присоединились, помянуть ветеринара… Но нет, пили только те, кто был в оранжерее, остальные смотрели на нас с сочувствием и задумчивостью.

— Четыре трупа, — вдруг сказал старпом. — Идём на рекорд.

— Так бывает, если взять на борт агрессивных инопланетных уёбков. И анально их зондировать, — ответил координатор.

Я рефлекторно сжался: ждал, что кто-нибудь сейчас выскажет ему в том плане, что это он и настоял на изъятии аборигенов, но ответила только капитан, притом очень мирно:

— А много кто до нас брал?

Казалось, что у неё просто не было сил ругаться.

— Хорошо... — координатор выделил следующее слово, — ...оказывается, что так бывает, если взять их на борт.

Старпом устало откинулся на стуле, посмотрел вверх:

— Как же было бы просто, если бы можно было их погрузить в анабиоз.

— Как бы было просто, если бы никто не умирал, если не хочет. — Координатор вздохнул, мотнул головой и спросил: — Что теперь с аборигенами делать будем? Опять током бить?

— Хватит их злить, — быстро ответила капитан. — Хватит. Мы положим в морозильник четвёртый труп одного из наших, они похоронят своего этого… или что там они с ними делают? Плевать. Труп одного из них — лучший урок. Если усвоят — хорошо. Если не усвоят… — она не договорила.

— Капитан, — голос ассистента на этот раз был мужской и почти старческий. — Я проанализировал протокол вашего срочного собрания, в начале уровень агрессии был повышенным. Я в инициативном порядке предлагаю дать приказ по судну о передаче всего огнестрельного и энергетического оружия, в том числе личного, в оружейную комнату. Во избежание инцидентов уже внутри экипажа.

Капитан посмотрела вверх удивлённо, но потом задумчиво поводила пальцем по всё ещё стоящей перед ней бутылке и согласилась:

— Да. Ты прав. Подготовь текст и напомни через… через полчаса. Я завизирую, и оповестишь всех. — Потом посмотрела вопросительно на координатора.

Он как можно равнодушнее, явно пытаясь показать, что это вообще никакого значения не имеет, отстегнул от пояса кобуру. Подошёл к столу и положил её перед капитаном, рядом с пистолетом врача.

— Сам отнесёшь, — сказала капитан координатору.

— Нет уж. Потом скажете, что я что-то не то дал, не то положил, не туда... Да и вам по пути.

Капитан злилась. Врач, видимо, тоже это заметила и вдруг сказала задумчиво, напомнив немного манеру старшего инженера:

— Помню, у нас в университете кто-то спросил про анабиоз у животных. На следующей неделе нам устроили внеплановую демонстрацию. Выбрали несколько лабораторных экземпляров, которые хуже всего препараты подготавливающие переносят, ввели им… и потом мы вживую наблюдали, как те агонизируют, — она поёжилась от своего же рассказа. — До сих пор помню их крики. На всю лабораторию…

— Ты это к чему? — подняв глаза от стола, спросил старпом.

— Да так… просто… мы же так и выясняли, какие из животных переносят препараты для анабиоза, а какие нет. Опытным путём. Даже если близкородственные не переносили — всё равно вводили. А вдруг… Можно было бы попробовать и тут так же. Биохимия другая, но… в теории можно что-то подобрать. Только полпланеты убьём, пока средство найдём.

— А может, и не страшно половину этой планеты ёбнуть? — спросил матрос-два.

Все посмотрели на него, и я вдруг понял, что за весь разговор никто из нас, кто видел гибель ветеринара, и слова не сказал.

— Ладно, всё, — капитан мягко хлопнула ладонями по столешнице. — Собрание окончено. Расходимся.

Уходили мы в молчании. Максимум, что было — поддерживающие похлопывания по плечам и спине на прощание, особенно мне. Видимо, за то, как я отметелил примата. Тоже мне поступок.

И уже в каюте, хотя до отбоя оставалось много времени, когда я надевал беговые кроссовки и тренировочный костюм, ассистент почему-то сказал:

— Я желаю вам доброй ночи, мастер-навигатор. И крепкого восстанавливающего сна.

А больше в тот день слов я не слышал.

_______

Следующую главу уже можно прочитать здесь.

Хочешь книгу целиком? Тебе сюда.

От вопроса та замерла. Она стояла напротив самого матёрого из двух самцов. У изъятых приматов мужские особи тоже выше женских, а этот конкретный был, возможно, самым высоким среди всех нами изученных. Ошейник, наручники и кандалы на ногах притянули его к магнитной доске так, что он выпрямился и стал ещё выше, чем был, когда ходил не скованный магнитными полями. И если раньше даже он не выглядел таким уж могучим на фоне нас, пусть и не столь широченных, но хотя бы высоких, то сейчас он перед ветеринаром был словно грозный и сильный хищник перед старой и больной жертвой.

Ветеринар с биоптатором в руках повернулась ко мне. Не одним красивым оборотом, как раньше. Она повернулась медленно, несколькими шажками. Посмотрела на меня тупо какое-то время и наконец сказала:

— Подготот… подготовит…тельный период… Мне продли…ли… До максимума мне продлили.

Боцман даже поморщился, а я продолжил:

— А сегодня какой день?

Она задумалась, но боцман ответил за неё:

— Седьмой у неё день сегодня. Чё встал? Ты кровь будешь брать?

За меня возразил матрос-два:

— Так врач вернётся, и…

— Хуйнётся. Давайте, набирайте. Проторчим тут… — боцман посмотрел на ветеринара и не стал договаривать.

— Да, ребята… — Ветеринар делала паузы, ей не хватало сил даже на короткую фразу. — Давайте сделаете… Сейчас. Вы уже умеете.

Мы с матросом-два переглянулись и пошли к стоящей в отдалении самке.

Наблюдать за приматами было интересно, но вот взаимодействовать... Эта рожа, это грубое, низкое, широкое тело… Эта морда, пугающая и отвращающая своей искажённой похожестью на наши лица. Этот запах, сильный, но бессмысленный… Уже это отталкивало. А ведь была ещё кожа.

Неестественного цвета, грубая, жирная, горячая настолько, что даже сквозь их сшитую из шкур одежду ощущалось излишнее тепло. А сейчас нам надо было обнажить её, пережать лапу жгутом — их анатомия порой изумляла своей схожестью — и ввести иглу шприца.

Я уже так делал, и даже при моей комплекции получалось только с заметным усилием. Я сомневался какое-то время, может, так оно и бывает, но врач сказала, что нет: у приматов и правда кожа была намного жёстче нашей. Поэтому её не брали автоматические стандартные шприцы, приходилось работать как встарь, обычными.

Руки самки крепились к магнитной панели только в районе запястий наручниками… Строго говоря, это и не наручники были — фиксационные кандалы: наручники даже на её верхние лапы не налазили, а вот кандалы подошли. На лодыжки мы надевали уже ветеринарные образцы, для крупных животных. И ошейник… Хотя шеи у них были такие короткие, что её ещё пойди найди… В любом случае, плечи самки не фиксировались, и она могла ими отбрыкиваться…

— Начали? — спросил матрос-два.

— Давай.

Я посмотрел на морду твари… Кажется, я уже начинаю различать их эмоции. Я примерился, чтобы она не смогла меня укусить… Хотя куда там, с её-то шеей короткой… Я что есть силы надавил ей на плечо.

Самка стала дёргаться и удержать её было очень трудно: пришлось навалиться всем телом, упираясь ногами в пол, и всё равно иногда ей удавалось оторвать плечо ненадолго и не очень далеко от панели. Сильная тварь.

Морда её исказилась. Она издавала звуки… наверное, что-то можно было найти похожее у нашей фауны, но как назвать… Шипела? Рычала? Всё не то. Она сопротивлялась, мои руки быстро стали неметь.

— Ты долго там? — спросил я странным от напряжения голосом.

— Почти, — ответил матрос-два.

Мне не было видно, что именно он делает там, да и не хотелось отрывать взгляд от твари. Смотреть было противно и страшно, но зрительный контакт давал ложное ощущение безопасности…

Я уже начал чувствовать через шкуры, как горяча её кожа, хотел спросить снова, долго ли матрос-два будет возиться, как он сам сказал громко:

— Готово! — и отпрыгнул.

Я тоже оттолкнулся от её плеча и отскочил назад.

Верхняя лапа её с задранным рукавом одежды из грубо выделанной шкуры была обнажена и пережата тёмной лентой автоматического жгута.

Матрос-два посмотрел на меня изучающе и улыбнулся:

— А запыхался-то… Молодец! Почти не дёргалась в этот раз.

— Ага, как же, — только и ответил я. Говорить было трудно.

Я следил за самкой. Она глядела на нас, выталкивала из пасти какие-то… слова, вероятно. Потом перевела свои здоровенные глаза на лапу, стала осматривать с ненавистью ленту. Та плотно обхватила её плечо у самого локтя так, что участок под жгутом стал казаться чуть уже остальной руки, а перекрытые сосуды проступили даже под её толстенной грубой кожей. Совсем как у нас.

И тут мы услышали крик ветеринара. Сначала короткий: высокий и пронзительный, словно от неожиданности. А потом почти сразу другой, долгий, протяжный, воющий. Обернулись и увидели, что она стоит на коленях перед младшим самцом, зажавшим её голову между своим предплечьем и боком.

Лапой он шевелить почти не мог, да и не нужно ему это было: примат изогнулся всем туловищем, насколько получалось — и этого хватило, чтобы зажать голову ветеринара. Крепко зажать: она упиралась обеими руками, одной в его живот, второй — в край панели, пыталась вырваться из странного, но эффективного захвата. Самец её не отпускал. Он тихо шипел что-то, даже не глядя на неё: просто смотрел прямо перед собой, скорчился от напряжения и держал. Напротив них стоял в ступоре с дубиной-тизером в руке боцман.

Остальные приматы заорали. Они кричали собрату что-то на своём языке, явно возбуждённые, ликующие, если догадываться об их эмоциях по контексту.

Первым опомнился матрос-два. Он подбежал к примату и, ещё не успев остановится, ударил того прямо в морду. Получилось, кажется, смазанно: я не успел заметить движение. Но матрос-два остановился и стал лупить хорошо поставленными короткими в голову. Он бил по глазам и носу, длиннющему как клюв. Удары его были слабыми для твари, но всё же разбить морду удалось: кровь появилась почти сразу. А сам примат замолчал, но держать пленницу продолжил, давя изо всех сил на её голову своим массивным широченным тазом, прижимая к толстой, как коммуникационная труба, руке. Его собратья кричать не перестали, но интонации их голосов изменились.

Боцман так и стоял с тизером в руке и смотрел на агрессивную тварь. Тогда я сам подбежал к нему, выхватил дубинку из рук и подскочил к мелкому самцу.

Сначала хотел ударить током, но вовремя понял, что тот может убить и без того еле живую женщину, и просто ткнул примата концом дубинки в грудь, как копьём.

Самец дёрнулся, намного сильнее, чем от ударов матроса-два, но смог удержать ветеринара и снова сжать её голову. Я осмотрел его, примеряясь, а потом стал бить как обычной палкой…

Как именно я наносил удары — уже не помню, кажется, в начале даже пару раз попал и по матросу-два. Потом тот будто бы ушёл; наверное, чтобы не мешаться, а я уже вовсю охаживал монстра по голове, лицу, груди… Не помню точно, но в какой-то момент остановился и увидел, что ветеринар лежит на полу, матрос-два с разбитым лицом — точно задел — стоял рядом, тоже запыхавшийся. Боцман был возле него: растерянный, подошедший, но не знающий, что делать. А сам младший самец с разбитым в мясо лицом обмяк и осел, насколько позволяли фиксаторы: чуть подогнув ноги в коленях, чуть задрав неестественно даже для их вида локти и упёршись подбородком поникшей головы в кольцо ошейника. Я всё равно ударил его ещё пару раз, но получилось слабо. Новые движения дались трудно, и я отошёл, опустив дубину, но не выпуская её из рук. Посмотрел на второго самца: тот, оскалив свои острые клыки, дёргался, пытаясь вырваться из фиксаторов, и что-то выкрикивал. Кажется, мне.

Я чуть приподнял дубинку, захотел заехать и ему, но понял, что не смогу. Силы уходили, по рукам стала бежать слабая дрожь. Тогда я просто ткнул в него, нажав на кнопку тизера, подождал немного, смотря, как ублюдок корчится, и опустил устройство. Примат замолк, а я перевёл взгляд на ветеринара.

Она лежала на боку без движения. Я только сейчас понял, что кричать женщина перестала очень быстро, ещё до того, как подбежал матрос-два.

— Врача… — сказал я тихо. Потом собрался и крикнул: — Боцман, блядь, врача!

Тот дёрнулся, посмотрел на меня тупо, но почти сразу на его лице появилось облегчение. Он понял, что может сделать что-то полезное, и бросился из оранжереи, как самый младший матрос не побежал бы. А я наконец отбросил дубинку, подошёл к ветеринару и вместе с матросом-два присел перед ней.

Мы тоже не знали, что делать. Матрос-два попытался перевернуть её, но я остановил: не был уверен, что даже это можно делать. Изо рта, ушей, носа и даже, кажется, глаз у неё шла кровь.

— Ты знаешь, что делать?

— Нет.

Я поднял руку — та мелко дрожала — и осторожно положил ветеринару на плечо. Это можно. Это точно можно, но это и точно бесполезно. И всё же… Всё же я делал хоть что-то.

Матрос-два ждал, что я переверну её, но когда понял, что не собираюсь, посмотрел вопросительно.

— Чтобы… пусть чувствует, что не одна.

Тогда он тоже положил на плечо женщины возле моей и свою руку: разбитую об морду примата и перемазанную инопланетной кровью.

Так нас и нашла врач, когда пришла: сидящими у тела ветеринара, аккуратно поглаживающими её плечо, ещё не успевшими успокоиться после драки.

— Что с ней, ребят?

— Мы не знаем, — тихо ответил матрос-два и встал. Подал руку и помог подняться мне.

Мы отошли, освобождая место врачу, и встали возле боцмана. Мрачного, тихого, виноватого. Я не стал смотреть на ветеринара дальше, не смог. Перевёл взгляд на избитого примата: тот так и висел без признаков жизни. Кровь залила всю его одежду до пояса, даже накапала небольшой лужицей ему под ноги. Но как раньше она, неестественного цвета, не пугала, казавшись обычной краской, так и сейчас не приносила удовлетворения. Наоборот, выглядела странной и неумелой маскировкой, наивной попыткой обмануть.

Врач встала. Указала на избитого самца:

— Этот?

— Да. Что с ней?

Врач ничего не ответила. Она подошла к панели и сняла с неё закреплённый датчик — монитор состояния, чуть переделанный под отслеживание показателей аборигенов. Посмотрела на дисплей, потом небрежно отбросила устройство, достала из кобуры свой личный пистолет, сняла с предохранителя, приставила к голове избитого примата и выстрелила.

_______

Следующую главу уже можно прочитать здесь.

Хочешь книгу целиком? Тебе сюда.

— Мне кажется, или ты проявляешь больше самостоятельности и инициативы в последние дни?

— Всё верно, — спокойно согласился он. — Нестандартная ситуация предполагает обращение к экипажу в инициативном порядке для лучшей оценки сложившегося положения.

— А у нас нестандартная ситуация?

— Как минимум, после открытия кислородной планеты с коэффициентом отличия меньше единицы.

— А как максимум?

— С тех пор, как экипаж поместил на корабль столь близкие к эталонным формы жизни.

— Ммм, так мы для псевдоинтеллекта эталон, — зря, ой зря в анабиоз оправили ПИ-специалиста.

Я остановился, не дойдя до своего номера нескольких шагов. Посмотрел на соседние двери — все были заперты наглухо.

— Так в чём твой вопрос, ассистент?

— Спасибо, навигатор. Мой вопрос: вы действительно считаете изъятых приматов разумными?

«Я знаю», — подумал я. Но ответил иначе:

— Я не специалист, ассистент. Моё мнение не имеет никакого значения.

— Оно важно для оценки мною сложившегося положения.

— То есть мнение неспециалиста повлияет на твоё решение и дальнейшие действия? — Я сказал это и вдруг меня пробрал испуг: а ведь он и правда может что-нибудь учудить.

— Я не планирую предпринимать каких-либо действий в связи с ситуацией, — сказал ассистент.

— Потому что оценка ситуации не закончена?

— Потому что ни в одном из вероятных вариантов не требуется никаких действий.

— И чем же отличаются вероятные варианты?

Вопрос был задан криво, но он меня понял:

— Я пытаюсь понять, разумны ли изъятые вами аборигены.

— И какое предварительное решение?

— Предварительно: они разумны. Понятие разума к ним применимо ровно настолько же, насколько и к любому члену экипажа.

Ни хуя ж себе.

— И откуда такой вывод?

— Общение. Я говорил с ними и начал склоняться к этому выводу. Но ещё раз напомню, что он не окончательный...

— Общался? — я спросил так громко, что ещё раз посмотрел на двери соседних номеров… Нет, все закрыты, никто не услышит.

— Да. У них есть речь. Впрочем, это понимали все члены экипажа. Но я выяснил, что она развита не хуже ваших языков.

— Ты… вступил с ними в контакт? Ты понимаешь их язык?

— Да. И — да.

— Ты говорил про это ветеринару?

— Она в курсе. И капитан тоже. И все офицеры, задействованные в полёте, кроме второго помощника: та погрузилась в анабиоз до того, как я смог выстроить контакт. Капитан наложила временный запрет на общение с ними. И для меня, и для всех членов экипажа.

Очень в её духе. Поставить всё на паузу и ждать, когда ситуация прояснится или, ещё лучше, разрешится.

— А координатор?

— Он тоже в курсе. Это их с капитаном коллегиальное решение.

— И ты не общаешься с ними? С приматами.

— Конечно, нет. Я не могу нарушить прямой запрет. Но полученных знаний мне хватает для того, чтобы делать выводы, близкие к окончательным.

— Что они разумны?

— Да.

— Речь, даже развитая, не признак разума.

— Дело не в факте речи. Дело в том, что она похожа на вашу. Все известные мне языки имеют общие моменты. Например, в каждом слово «тяжёлый» определяет и объект, как обладающий большой массой, и задачу, как требующую больших усилий для её решения. Эта и большинство других общностей есть и в их языке.

— Как ты… как ты это узнал? Ты не думал о трудностях перевода? Это язык инопланетян, ассистент.

— Простота его освоения стала лишним подтверждением близости их разума к эталонному. Конечно, приходится переводить, заменяя одни понятия другими, искать аналоги, наверняка, какие-то смыслы теряются, а какие-то лишние обретаются. Но в целом я могу хорошо их понимать. И выводы мои — они очень близки вам по разуму. У них даже юмор схож.

Я вспомнил, как примат смеялся, когда я упал, испугавшись, что он пробьёт защитное стекло. А ведь и правда…

— С чего ты взял, ассистент?

— Они рассказали мне некоторые свои анекдоты.

— Анекдоты?

— Да.

— А ну-ка?

— Для контекста надо понимать, что на той территории есть несколько взаимодействующих племен. И представители одного из них считаются у изъятых вами аборигенов глупыми. Так вот, анекдот: идут по берегу два представителя того племени. Один видит на земле мёртвую птицу и говорит: «Смотри, мёртвая птица». Второй поднимает голову, смотрит вверх и говорит: «Где? Я не вижу».

По спине пробежал холодок. Либо это фальсификация псевдоинтеллекта, либо они и правда настолько нам близки: я сам в академии рассказывал этот же анекдот, только в моей версии дело было в курсантском городке, и по нему гуляли два кадета-нутрициолога.

— Ещё? — с трудом попросил я. Сохранять спокойствие было… тяжело.

— Старый и ворчливый отец послал трёх взрослых сыновей на охоту. Они встретили доброго духа, который пообещал исполнить по одному желанию каждого парня. Первый попросил столько тушек пушного зверя, сколько сможет увезти на санях. Второй попросил столько мяса, сколько он сможет увезти на своих. Третий попросил исполнить первое желание, которое озвучит отец, когда они вернутся. Сыновья возвращаются на свою стоянку, отец выходит из жилища. Видит их и говорит: «Скалу мне в зад, вы научились охотиться!».

В версии, которую знал я, желания загадывали матросы. Первый попросил женщин, второй — круглосуточный бесплатный бар. А третий отдал своё желание боцману, который сказал, увидев бар и женщин: «А это что за праздник, реактор мне в жопу?».

— Открой дверь, — приказал я.

Вошёл в каюту, сел на кровать. Голова была тяжёлой. Клонило в сон, но спать было нельзя… Мне казалось, что нельзя, что я могу сейчас что-то сделать своим разговором.

— Хорошо, — сказал я наконец. — Они разумны… Если окажется, что они и правда разумны, ты прав… Что тогда?

— Ничего. Я просто оцениваю ситуацию. Не считая её требующей вмешательства.

Он помолчал и добавил:

— Руководство в курсе всего, что я вам рассказал. И вы даже сможете в этом убедиться через пару минут.

Ассистент умолк. Я хотел что-то ещё спросить, но на это уже не хватало моего сонного ума.

А через обещанные пару минут пришла капитан.

— Увидела, что ты не спишь, — пояснила она нежно, закрывая за собой дверь.

_______

Следующую главу уже можно прочитать здесь.

Хочешь книгу целиком? Тебе сюда.

— Вы можете перечислить предметы, находящиеся в вашей временной каюте, или описать тактильные ощущения. Это поможет осознать нереальность кошмара, — всё так же умиротворяюще проговорил ассистент.

— Не хочу… Время? Проекцией.

Ассистент послушно вывел зелёные цифры на стену. Получалось, что я почти и не спал. Я откинулся на спину и прикрыл глаза. Прислушался к ощущениям в теле и голове. Сердце бешено колотилось, заснуть не скоро получится. А сон, эти пугающие образы, ещё вертелись в памяти, но не реальные, а как… идеи, что ли, словно поразившее воображение кино или книга. И от этих образов спать хотелось ещё меньше. Я боялся, что даже если и усну, они вернутся.

— Ассистент… ты можешь составить рапорт о моём кошмаре, чтобы я утром смог поспать подольше?

— Конечно. Отменить будильник?

— Да.

— Отчёт отправлен, капитан увидит его, когда проснётся.

— Открой дверь, — попросил я и встал.

Быстро накинул тренировочную форму, влез в кроссовки. Подумал даже, что можно пробежаться по коридорам, как раз сжечь выброшенные гормоны стресса… Хотя, нет… Лучше просто прогуляюсь.

Я начал открывать дверь, но остановился. Снаружи было темно, и чернота коридора немного пугала после жуткого сна.

— Ассистент, а ты можешь сделать… ну, типа световой капсулы что-то? Усиливать освещение там, где я иду.

— Конечно. Какого уровня освещение вам нужно?

Я открыл дверь полностью:

— Начни включать, постепенно. Я скажу, когда хватит.

Тусклые световые панели стали медленно разгораться.

— Достаточно. Даже чуть приглуши… Да, вот так.

Я закрыл за собой и пошёл гулять по надмодулю.

Пугающая пустота его, к которой я за эти недели привык, во время корабельной ночи снова стала действовать на меня. Если днём эту пустоту наполняли хоть какие-то, редкие, тихие, неясные, но звуки, то сейчас не было и этого. Теперь единственным шумом в коридорах и залах были лишь мои шаги и эхо от них… И это эхо давило сильнее всего, оно напоминало о том, что я тут один. Умом я знал, что остальные семнадцать членов экипажа тоже здесь, разбросаны по всему кораблю, по буксиру и буксируемому надмодулю… Но эхо моих шагов словно шептало в подсознание: «Ты один — все мертвы, ты один — все мертвы, ты один — все мертвы…»

Но я всё равно бродил по кораблю, создавая в нём хоть какие-то звуки, я шёл и ассистент зажигал надо мной неяркий свет, и потому я чувствовал себя так, словно в том и была моя миссия: изгонять из опустевших помещений тьму, тишину и безжизненность, хотя бы ненадолго.

Я задержался в баре. Он, тоже пустой, тёмный и заполненный густой тишиной, казался единственным настоящим тут… В том смысле, что когда в помещении, рассчитанном принимать и радовать пассажиров, никого нет, оно кажется… бессмысленным. Искусственным, декорацией. Тренажёры в зале — бесполезными макетами, вода в бассейне — стеклянной имитацией. Игрушки в детской — голограммами. Нет, можно самому и покачать пресс, и нырнуть, и даже поднять с пола какую-нибудь яркую стилизованную зверюшку… Но в этом всём не будет смысла, а значит, и жизни. А значит, и настоящего во всём этом не появится. А вот в баре… в баре можно выпить, и выпивка, пусть и употреблённая в одиночку, окажется ох какой настоящей.

Но сегодня я не пил, нет. Я сидел за столиком, смотрел на полки с выпивкой и ощущал, что всё тут реальное, просто временно пустующее.

Часы я забыл надеть, но ассистент услужливо подсказал время. Шатался я уже прилично. Даже чувствовал сонливость, но в каюту не пошёл. Стал опять бродить по кораблю, вроде бы бесцельно… Но на самом деле вышел к коридору, что вёл в оранжерею. Она светилась в его дальнем конце.

— Ассистент, почему там свет горит?

— Распоряжение ветеринара, — спокойно ответил он. И неожиданно добавил: — Видимо, какой-то очередной эксперимент над флорой и фауной.

— Хм. — Меня теперь удивлял не свет, а то, что он высказал предположение.

Жаль, мастер по псевдоинтеллектуальным системам в анабиозе, спросил бы у неё, откуда у бортового компьютера такая прыть в построении предположений. Я посмотрел на свет, яркий, дневной, и пошёл туда, словно ноги сами меня понесли.

Приматы были у самого входа. Все трое. И три симбионта были тут же. Собравшиеся вместе, они делали одно общее дело: жрали убитое и выпотрошенное ходячее дерево.

Тело с широко распахнутым тёмным нутром не вызывало ни малейшего отвращения. Во-первых, хоть и морфологически близкое нашим животным, но всё же явно инопланетное, ходячее дерево никогда не воспринималось как живое существо. Во-вторых, кровь их, какого-то дикого, абсурдного цвета, натёкшая под тушу, покрывавшая всю зияющую темнотой вскрытую полость, все органы, всё мясо под кое-где убранной шкурой, густо лежавшая на пастях и верхних лапах приматов — она и как кровь-то не воспринималась. Скорее, походила на краску, и жутких ассоциаций не вызывала. Неприятно было только смотреть на то, как самый большой из приматов, тот самый высокий самец, вырезает из туши неприродного цвета куски и либо жрёт их сам, либо отдает своим собратьям. Или вообще швыряет снующим в ожидании подачки симбионтам.

На меня твари не обратили внимания, даже когда я подошёл… Почти не обратили. Самка сказала что-то самцам, те посмотрели наверх, на пустую клетку, висящую под потолком, младший самец ответил что-то, и они продолжили жрать, тщательно, старательно, с трудом пережёвывая мясо. Сырое мясо и у нас-то жёсткое, а у этих… У меня даже суставы челюсти заныли, когда я представил, как я бы ел эту твёрдую плоть. Не было ни отвращения, ни позыва к рвоте, только ощущение того, что жевать это — адски тяжело.

— Посмотри направо, навигатор, — произнёс голос боцмана в динамике-серьге. — Направо и наверх.

Я поднял голову: на опоясывающей оранжерею подвесной галерее он был со старпомом. Я поднял руку, приветствуя, пошёл было к лестнице, но боцман остановил:

— Погоди… мы сами спустимся.

И они спустились.

— Не хотели их беспокоить, — пояснил старпом, здороваясь, когда подошёл. — А потом смотрим: тебя не боятся.

Боцман тоже поздоровался и стал внимательно наблюдать за приматами:

— Жаль, не видел, как они его ёбнули.

— Я могу запросить у ветеринара записи… для тебя, — чуть брезгливо сказал старпом.

Боцман то ли не уловил тона, то ли проигнорировал:

— О, правда? Спасибо. — Он даже привстал на носки, разглядывая. — С конфликта на Бархатной такого зверства не видел. Прям… ух! Природная жестокость в чистом виде.

— Слетай на сафари на Заповедник, — равнодушно предложил старпом.

— Да сафари… был я. То совсем другое. А тут вон… жрут… Убили, чтобы жить. И никаких эмоций, просто раздобыли себе обед. Класс.

Старпом тоже следил за приматами, но с каким-то своим особенным интересом. В нём не было восхищения, как у боцмана, или любопытства, какое наверняка было у меня. Его интерес был холодный, прагматичный. Прикладной.

— А что, боцман, как думаешь: есть у них разум? Вроде нашего.

— Есть, — очень быстро, не отрываясь от зрелища, словно отмахиваясь, ответил он. Но потом пояснил: — Композитные орудия делают — разумны. Что б там ни говорили ваши мозгляки.

Старпом словно бы попробовал эту мысль и согласился:

— Пожалуй. Только даже не орудия, а огонь. Огонь они знают… Просто сейчас почему-то не используют.

Он резко повернулся ко мне:

— А ты что думаешь? Разумны?

Я вдруг понял, что ни он, ни боцман не знают, что было на пути к экватору. Я даже захотел сказать, что не мне судить… Но потом придумал:

— Речь. Сложная очень, не как у животных.

— Кстати, да, это тоже, — сказал старпом задумчиво и уважительно.

Он попыхтел что-то себе под нос, раздумывая. Потом выпрямился, оправил китель и сказал строго:

— Так. Поздняя ночь, а вы тут шатаетесь, смотрите, как эти твари жрут. Давайте, по каютам.

Мы спорить не стали. Боцман только поёрзал на месте, выбирая наиболее удачный ракурс для последнего взгляда. Потом развернулся и с сожалением сказал:

— Надо будет завтра посмотреть, что со скелетом сделают… Пойдёмте. Или… — он посмотрел на меня и вспомнил: — А, ты ж в люксах для анабиозников.

— Да, там, — ответил за меня старпом. — Ты иди, а мне надо с навигатором про курс пару слов… обсудить.

— А, ну давайте. Доброй ночи.

Боцман попрощался и беспечно пошёл.

Старпом терпеливо провожал его взглядом. Я не выдержал и сказал:

— Старпом! Там по курсу всё отлично, я на вечерней сверке…

— Да с курсом всё нормально. Я знаю, я про другое… Ты вот что… Завтра я дам приказ, капитан согласна будет: ветеринар начинает подготовку к анабиозу. Это неделя где-то, сам знаешь. Ветеринар будет дорабатывать… в меру сил и возможностей. А потом я закрою оранжерею для любого посещения. Визуальное наблюдение на офицерах и враче — у неё есть смежные квалификации. Хватит тут зоопарк устраивать. Но учти вот что… ты же эту неделю будешь всё равно ходить. Так вот… последи за боцманом? Не пристально, но присмотри. Он сюда каждую ночь ходит, на приматов пялится. Я сегодня что пришёл-то: мне оповещение было. Как бы он… не натворил чего, ага?

_______

Следующую главу уже можно прочитать здесь.

Хочешь книгу целиком? Тебе сюда.

Координатор не заметил.

— Три на три, конечно, можно, — лениво сказал первый помощник. — Вот только потом одна из девушек от капитана проблем поимеет.

И перевёл взгляд на меня, посмотрел заговорщически. Смутиться я не успел. Он заметил что-то позади меня, лицо его моментально стало озабоченным, и он сказал громко, обращаясь к координатору:

— Не-не-не, мужик, даже не думай! Не надо оттуда...

Но координатор уже добежал от самой стены до края бассейна и прыгнул в воду бомбочкой. Специально вошёл так, чтобы брызги окатили всех нас.

Весело было только самому координатору и второму инженеру. Но она вообще на все его действия реагировала положительно, даже самые сомнительные. Врач и ветеринар посмотрели на него со скепсисом и стали неспешно отряхиваться.

Первый помощник тоже отряхивался, но с явным, даже демонстративным недовольством, и ещё и ворчал что-то совсем тихо. А координатор довольный подплыл к краю, положил локти на бортик и сказал назидательно:

— Давайте-давайте... нефиг сухими тут сидеть. Зря, что ли, дал разрешение надмодуль распечатать? Навигатор, подай бокал мой? Не-не, вооон... ага, этот.

— Нет, за надмодуль и правда спасибо, — серьёзно сказала ветеринар. — Особенно, что в люксы пустил анабиотиков.

— Спасибо, — согласился первый помощник, с подозрением смотря в свой бокал. Видимо, туда попали брызги, и он теперь сомневался, пить или нет. — Но вот обливаться не надо.

— Да ладно, не душни, — чуть морщась, ответил координатор и взял у меня бокал. — О, спасибо... Отдыхать надо, полёт будет трудным.

— Особенно у тебя, — сказала врач.

— Вот этого не надо, — с мягкой строгостью парировал координатор. — Я предлагал меня в анабиоз кинуть, сами не захотели. — Он посмотрел на меня и спросил: — А тебе как, навигатор, понравился люкс?

— Да... классный номер... Спасибо. — Я помолчал, сомневаясь, но всё же добавил: — Только я... какие-то коммуникации в надмодуле странные. Очень нестандартные и нерациональные. И расположение… Сомнительный проект.

Координатор чуть удивлённо посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на первого помощника:

— Он серьёзно? Точно Академию имени Первых заканчивал паренёк?

— Да чё ты на малого наезжаешь? Во-первых, он отделение грузовых судов и судов двойного назначения заканчивал... — первый помощник вопросительно посмотрел на меня, дождался беззвучного ответа и продолжил: — Вот. Во-вторых, ему надо знать только безопорную массу и внешние габариты судна, а что там внутри — на курс не влияет. В-третьих, экономику перевозок навигаторам не читают уже года четыре как. Даже в Академии.

— Серьёзно? — координатор аж удивился.

— Да, — подтвердил я и стал ждать, что ещё добавит первый помощник. Тот молчал, и я сам закончил: — А в-четвёртых, я с Островов.

Все притихли на несколько секунд от неожиданности. Но потом дружно и искренне рассмеялись. Громче всех — координатор, он сам был оттуда. Женщины стали говорить в том смысле, что «да ладно тебе, нормально там у вас, у меня вон у подруги муж островитянин».

Координатор, отсмеявшись, спросил:

— Ты в столице рос?

— Ага.

— Понятно. Я на Дальнем... — Он мечтательно улыбнулся, отхлебнул задумчиво из бокала и сказал: — Как-нибудь посидим вдвоём, поностальгируем...

Потом посмотрел на бокал в своей руке, поставил его на бортик бассейна и сказал, уже намного мягче, чем обычно:

— А надмодуль... Его так проектируют, потому что он почти всё время на планете стоит как гостиница премиальная. В качестве круизного лайнера его используют очень редко... Но бывает.

Я отхлебнул из своего стакана:

— Экономику нам и правда не читали, но мне кажется, что в таком случае перелёт надо было делать круизным?

— Надо. Но тут особый случай... был. — Координатор задумчиво постучал пальцем по бокалу. — И сроки мы проебали жёстко. Но нас только за открытие кислородного мира, да ещё такого близкого к эталону, во все самые потаённые и грязные места расцелуют. Компания теперь с колонии процент будет иметь. Смекаешь, какие бабки мы заработали уже? А ещё эти, — он сделал неопределённое движение рукой. — Приматы... Это я даже не знаю, что будет. Сенсация! Такая близкая биология...

— Очень близкая, — мрачно прокомментировал первый помощник. — Кислота в пизде.

Он наконец определился и всё же продолжил пить.

— Кислота? — Я вопросительно посмотрел на ветеринара.

Она улыбнулась:

— Вообще, у нас тоже в вагине есть кислота. Только не такая сильная, и в целом состав другой. От бактерий естественная защита.

— Чё-то мне не было ни разу кисленько, — пошутил координатор и стал выбираться из воды.

Женщины усмехнулись, второй инженер даже хихикнула.

— И насколько крепче у них кислота... там? — мне было интересно.

— Нууу... — ветеринар с сомнением начала, — по шкале...

— Плюс-минус как у нас в желудках, — перебила уверенно врач.

— Ну, кстати, — согласилась ветеринар.

Она с удовольствием поводила плечами, устраиваясь на шезлонге поудобнее, и я подумал, что у неё отличная фигура для её возраста. Даже жаль, что прячет такую под спецовкой.

— И что она, овощ какой-нибудь может переварить... — координатор помешкал и закончил: — ...вагиной своей?

— Это же не так работает. Там не то количество... Но если попытаться осуществить... — теперь уже врач подбирала слова, — …акт ксенофилии, то потом ко мне забежать придётся.

— Вот бы боцмана на их самку как-то натравить, — сказал со своего шезлонга первый помощник.

Мы улыбнулись, я — больше из вежливости.

— Хотя нет... Там скорее фиттер постарается, интеллектуальщицу же отправили в анабиоз — через пару недель начнёт и на аборигенку засматриваться, — сказал координатор.

Теперь уже все рассмеялись, а я почти сразу спросил:

— Не странный выбор? Мастера ПИ-систем отправлять в анабиоз. — Не люблю сплетни о том, кто с кем спит.

Координатор пожал плечами:

— Это решение капитана. Я так, чисто утвердил... Ей-то виднее. Она говорит, что у неё у самой первая специализация была мастер ПИ-систем, даже пару рейсов ходила в качестве интеллектуальщицы. Правда, давно. Короче, полёт потянет. Хотя, конечно, может, и не стоило... Но с другой стороны, а кого? — Он отпил из бокала, уже почти пустого, и сказал равнодушно: — Да всё нормально будет. Мне другое интересно: а вот в вагинах у них кислота как у нас в желудке. А в желудках у них что?

— Там кислота вообще ядрёная. Нас такое... насквозь бы прожгло.

— Нашли же мы... существ. — Про кислоту я не знал, и от информации мне стало не по себе. — То регенерация отдельных органов, то… Пиздец какой-то, — сказал я и чуть смутился своему мату.

— А тот старик, которого мы в самом начале исследовали? — первый помощник чуть поёрзал на лежаке, оживился. — Там рана на ране, и половина — от примитивного оружия. Если сопоставить с нашей первобытной историей — то на истребление воюют. Одно племя на хер другое вырезает. А всё равно... живут, до старости доживают. Мощные твари.

Ветеринар чуть поморщилась:

— Это по нашим меркам мощные. А для их мира они весьма слабенькие.

— А меня это и пугает, — вдруг сказал координатор очень серьёзно. Вода ещё стекала с него, он пока что не ложился на шезлонг, но и вытираться не спешил. Просто сидел прямо на полу, поставив перед собой бутылку и заново наполненный бокал. — Они и правда слабые. Их и снежник, и ветвистенький легко убьют. Да хули снежник... Их их же симбионты легко покалечат. Но... и ветвистых, и снежников они жрут и на шкуры пускают. А симбионты так вообще... шестерят как сучки. — Он хищно оглядел нас. — Понимаете, да? Насколько твари агрессивные.

— Армия за них хорошо заплатит, правда? — поддел первый помощник.

— Я об этом даже не думал... пока.

— Конечно... конечно, — с сарказмом согласился первый помощник.

— Слушай, да ничего особенного, — ветеринар проигнорировала ремарку офицера и говорила с координатором. — Это как раз очень подходит к логике и нашего существования. Мы тоже в своей экосистеме довольно слабые и хрупкие. Но вот, — она обвела рукой зал. — Сидим у бассейна, пьём и летаем в космос. Изымаем аборигенов...

— И дрессируем для своих целей, — первый помощник не сдавался.

— Вообще возможно, — признала ветеринар. — Они и по строению, и по... кхм... психологии на нас очень похожи. Они мне даже понятны.

— Может, общий предок? — впервые подала голос второй инженер. Смутилась, когда на неё посмотрели. — Я в какой-то старой книге читала, ещё доколониальной... Там была цивилизация, рассылала корабли создавать поселения. Где что-то шло не так — уходили в варварство, а потом начинали развитие заново, уже как местные эндемики. Может, и тут...

— Нет, — уверенно отрезала врач. — Биохимия совсем другая. Ничего общего. Дом похож, но камни другие.

Хорошо, что я не успел спросить, про какой дом она.

— И тем не менее, — сказал первый помощник. — По сути… ветеринар сама признала, что это местный аналог...

Он не закончил. Договаривать до конца не стоило: ассистент, ожидая любого приказа или поручения, внимательно слушал и мог анализировать. А после того, что мы видели ближе к экватору... Приходилось быть осторожными с бортовым компьютером.

— Ладно, — одёрнул сам себя первый помощник. — Что-то я засиделся с вами. А надо на мостик. — Он посмотрел на меня. — И тебе тоже. — Он вдруг заговорил шутливо-злым тоном: — Обосрался в тот раз с курсом — этот корректировать будешь до талого. Давай, одевайся — и пойдём.

_______

Следующую главу уже можно прочитать здесь.

Хочешь книгу целиком? Тебе сюда.

Мы думали, что приматы на том успокоились, но ещё через неделю самка отбила мне плечо камнем, который бросила навесом. Тогда клетку дополнительно закрыли оргстеклом сверху и снова натравили на приматов дроны. К нашему шоку, они сбили один из простенького лука. Старпом сразу потребовал убрать оставшиеся дроны из секции, а капитан потом устроила ветеринару разнос за то, что та не уследила за приматами. В итоге правила посещения оранжереи стали строже, видеонаблюдение в их секции усилили, а эксперимент по переводу их в другие — отменили.

Приматы всего этого, конечно, не знали, но стали намного наглее. О том, насколько мы слабее и уязвимее физически, они догадывались и раньше, но теперь поняли, что и нас самих, и наших «птиц» можно легко поразить даже привычным оружием.

А сейчас один из приматов стоял прямо передо мной, самым высоким и крупным из всего экипажа. Примат совсем меня не боялся: подошёл к клетке почти вплотную, держа в руке костяной томагавк, и смотрел своими непропорциональными, огромными, словно у насекомого, глазами прямо на меня. Низкий, широкий, почти без шеи, с почти квадратными ладонями, круглой мордой, кажущейся какой-то гротескной копией нормального лица. Ещё хуже было то, что никто не умел читать их мимику. Ассистент выделил некие паттерны и создал схемы эмоций приматов, я даже начинал изучать их, но... Это было как с новым языком: я мог понимать смысл, но не чувствовал его... Только в случае с чужой мимикой чувствовать ещё важнее. Я подошёл к самой стенке, почти упёршись в неё лицом, и сказал тихо:

— О чём же ты думаешь, тварь уродская?

Примат медленно подошёл к клетке ещё ближе, встав тоже вплотную. Открыл свой рот гадкого цвета и что-то сказал. То ли мне, то ли как я — просто подумал вслух. Потом медленно поднял переднюю... верхнюю, скорее, лапу и положил её в ромб одной из ячеек решётки. Стекло, толстое, чуть выгнулось. Я снова осознал уже забытую истину: эти твари очень сильны. Намного сильнее самых мощных наших атлетов. Скорее всего, он может даже раздавить своими лапищами череп любому из нас, сломать просто как яйцо. Сейчас эта сильнейшая лапа без особых, как казалось, усилий прогнула единственную тонкую и невидимую преграду, которая нас друг от друга отделяла.

Примат ослабил давление и стал водить широченной ладонью по прутьям, тихо приговаривая что-то на своём глухом языке. Я вспомнил, как мы пытались стрелять из отобранного у них лука. Более-менее его натянуть смогли только я и фиттер. Стрелять как твари у нас не получилось: сил просто не хватало.

А примат тем временем водил ладонью по прутьям и стеклу со своей стороны. Низкорослому, ему пришлось поднимать руку достаточно высоко для него, чтобы кисть была примерно на уровне моего лица. Я смотрел на неё как заворожённый. Грубая, широкая, гадкого непонятного цвета, с когтями, видимыми из-за кончиков толстых пальцев, и...

Громкий удар раздался у самого уха, я отскочил от стекла, запнулся и упал.

Примат тоже отошёл немного назад, и теперь стоял, громко и однообразно крича и запрокидывая голову... Да он же ржёт! Просто ржёт надо мной. Это не крик, это смех. Он ёбнул по стеклу своим сраным топориком и теперь ржёт. Губатый уёбок.

Я торопливо встал и посмотрел по сторонам. Минимум три камеры всё засняли... позорище. Примат стоял напротив, в своих грязных засаленных тёмных шкурах, покачивал топором, который держал в своей лапище, и смотрел на меня... наверное, с интересом. Значения взгляда этих безвеких глаз я понимать не научился.

Примат замахнулся топором, но тут же его опустил и опять издал то, что совершенно точно было смехом. Я подумал, что мой шокер его... нет, не убьёт, они вообще переносили электричество лучше нас... Но ржать он сегодня больше не будет. Я повернулся и посмотрел за спину, туда, где было две дверки: одна в стене клетки, а вторая — врезанная в заднее полотно оргстекла. В принципе, если развернуть клетку к нему этой стороной... Лапы у него были толстые и короткие, как обрубки дерева, замотанного в грязное тряпьё. Максимум, что он сможет, — заснуть руку между ячеек. А вот я... Я достал тизер, другой рукой взял поудобнее пульт и стал медленно разворачивать клетку задней стенкой к примату. Сам стал поворачиваться на месте в обратную сторону, чтобы оставаться в положении лицом к нему. Чтобы он не ушёл, не убежал...

Выражение его мерзкой морды опять изменилось. Наверное, удивление или интерес... Ничего, сейчас ты у меня охуеешь, сука. Я представил, как его рука торчит в одной из ячеек... Сильная, крепкая, несгибаемая против его воли, укутанная в шкуры убитых им животных и данную ему от природы прочную, почти бронированную... по нашим меркам бронированную кожу. Я представил, какая она жёсткая и горячая... даже там, под шкурами... Они очень горячие, эти твари, на несколько градусов горячее нас. И сейчас этого ублюдка...

— Навигатор, ты это чего? Вестибулярный аппарат тренируешь? — голос боцмана в микродинамике заставил вздрогнуть.

— Привет. Да я так... просто решил... — я оглядывался, пытаясь понять, где он.

— Налево повернись, — подсказал голос. — У самого края я, почти у центральной восточной секции.

Боцман действительно был там. Одетый даже не в форму, а в обычную свою гражданскую одежду, махал мне рукой. Я махнул ему в ответ и остановил поворот клетки.

Он тоже сюда заходил, периодически. Сейчас получилось очень не вовремя.

— Слышь, пацан... а подкати клетку ко входу, я тоже зайду.

— Да, сейчас.

Я даже сам услышал в своих словах разочарование. Бить током примата боцман не даст. Не потому, что жалко... а просто не по инструкции это.

_______

Следующую главу уже можно прочитать здесь.

Хочешь книгу целиком? Тебе сюда.