Памятник Петру I работы Зураба Церетели, официально названный «В ознаменование 300-летия российского флота», стал одним из самых противоречивых и масштабных монументов Москвы. Его история началась в середине 1990-х годов, когда в нашей стране решили отметить юбилей создания военно-морского флота (ВМФ) России, официально учреждённого Петром I 30 октября 1696 года. Изначально моряки и главнокомандующий ВМФ предлагали установить памятник по проекту скульптора Льва Кербеля - классическую статую Петра, которая должна была разместиться напротив Третьяковской галереи к 1996 году. Однако московские власти во главе с мэром Юрием Лужковым взяли инициативу в свои руки, создав комиссию, которая предпочла новаторский проект Зураба Церетели. Это решение вызвало споры, так как юбилей флота уже прошёл, а новый монумент оказался приурочен к 850-летию Москвы в 1997 году.

Работа над памятником

Работа над памятником велась интенсивно: Церетели и его команда, включая инженеров из Института механики МГУ, завершили проект менее чем за год. Создание монумента требовало решения сложных технических задач. Макет памятника тестировали в аэродинамической трубе для улучшения устойчивости к ветровым нагрузкам. Конструкция высотой 98 метров состоит из несущего каркаса из нержавеющей стали, облицованного бронзовыми и медными деталями. Фигура Петра (18 метров) установлена на корабле с парусами из меди, а ванты сплетены из стальных тросов. Свиток в руке императора и Андреевские кресты на флагах позолочены, а фундамент, образующий искусственный остров, окружён фонтанами, имитирующими движение судна. Стоимость проекта составила около 16,5 млн долларов.

Монтаж и открытие памятника

Монтаж памятника, начавшийся в 1996 году, проводили 120 специалистов под руководством бригадира Владимира Максимова. Части монумента - постамент, корабль и фигура Петра - собирались отдельно, а затем соединялись на месте. Первоначально планировалось, что памятник будет оборудован смотровой площадкой, но от этой идеи отказались из-за угроз минирования со стороны экстремистов. Открытие состоялось 5 сентября 1997 года в рамках празднования юбилея Москвы.

Реакция общества

Реакция общества на памятник оказалась резко негативной. Журнал «Столица» во главе с Сергеем Мостовщиковым организовал кампанию под лозунгом «Вас здесь не стояло», собирая подписи за демонтаж. Критики указывали на гигантоманию, несоответствие историческому контексту (Пётр I перенёс столицу в Петербург) и эстетическую спорность. Общественность возмущала и легенда о том, что монумент изначально создавался как памятник Колумбу для США, но был «переделан» под Петра. Церетели опровергал эти слухи, подчёркивая, что оба проекта - и Колумб в Пуэрто-Рико, и Пётр - самостоятельные работы.

Несмотря на протесты, памятник стал частью городского ландшафта. Со временем к нему привыкли, а некоторые архитекторы, начали видеть в нём пример «капиталистического романтизма» 1990-х. Однако споры о его судьбе периодически возобновляются. В 2010 году, после отставки Лужкова, вновь поднимался вопрос о переносе, но демонтаж оказался слишком дорогим.

Сегодня памятник, хоть и остаётся символом эпохи Лужкова, служит туристическим ориентиром и по-моему скромному мнению органично вписывается в панораму Москвы-реки, напоминая нам о столь памятной дате в истории военно-морского флота России.

P.S Если Вам мой обзор показался интересным, то подписывайтесь! Ваша поддержка очень важна!

Приехали в Переделкино, там у него находится дом и мастерская. Колеся по узким улицам поселка, думал, будет ли место у его ворот, чтобы оставить машину, потому что по дороге площадок не было, а немногочисленные островки у ворот заставлены машинами.
Однако, когда подъехали, успокоился, - место было. Грузин, видимо охранник, вышел навстречу, я спросил, можно ли оставить машину на площадке у ворот, он добродушно ответил: зачем тут оставлять, я вам ворота сейчас открою!
Открыл. Заехали внутрь. Он сделал комплимент моей машине (Волга Сайбер).
Сделаю ремарку: обычно, когда снимаем каких-нибудь випов, тайминг крайне жесткий, нужно четко работать –  быстро выбирать место съемки, расставлять свет, штативы и прочее. С журналистами лишний раз никто словом не обмолвится, ибо ты отвлекаешь занятых людей, и сама возможность взять у них интервью - это уже милость с их стороны.
На фоне этого работник удивил расслабленностью и открытостью, хотя я ещё был напряжен.

И вот крестьянская телега во дворе. Пространства здесь много, но все очень плотно заставлено скульптурами, как будто это склад монументов: огромные кони, птицы, памятники деятелям, героям фильмов, святым, просто причудливые истуканы и абстракции. Сложные, детализированные до мелких подробностей памятники соседствуют с простенькими небольшими фигурками животных, сваренными из пружин, гаек, отслуживших велосипедных педалей и звездочек. Каждый метр там чем-то занят.
Нас провожали в мастерскую, и помню, как мне хотелось идти медленнее, чтобы побольше всего рассмотреть (разрешат ли нам это поснимать, или быстро проводят после интервью, я тогда не знал).

Нас провели в мастерскую, это же, видимо, и был дом. Крыльцо, коридор, столовая, мастерская - все так же было плотно увешано картинами, мозаиками, барельефами. Мы попросили показать локацию, где могли бы снимать, нам сказали, что живописец любит сниматься в мастерской, показали две комнаты в мастерской, затем, «охранник» сказал: сейчас я вам покажу музей, там тоже красиво. Что за музей, думаю? Это же дача... Нас куда-то повезут? Пойдет ли он сниматься в музей? Или музеем они называют какую-то мастерскую?

Ну ладно, думаю, вроде не гонят, и не торопят, давайте посмотрим.

Снова прошли мимо памятников к другому зданию в несколько этажей, по дороге снова пытался рассмотреть побольше скульптур)

«Музей» оказался не аллегорией, по размерам и оснащенности экспонатами это и вправду был полноразмерный музей-галерея. Здесь тоже по максимуму все было обставлено скульптурами, фотографиями, картинами, резными деревянными и кованными металлическими предметами искусства. Я был потрясен. Опешил. Как один человек мог столько сотворить? Это же невозможно! Даже при таланте и стахановской продуктивности на это уйдет не одна жизнь. Сопровождающий (всё тот же охранник), видимо, как-то почувствовал моё удивление и сообщил: «Он каждый день раньше создавал по картине, сейчас тоже много работает, но уже чуть меньше». Думаю, - интересный человек, не забронзовел, не покрылся патиной, ему бы почивать на лаврах, а он, создавший кучу металлических громадин по всему миру, в 90 лет ежедневно творит, причем даже всякую мелочь: картины, мозаики, крохотные эмали, чудные игрушки из шестеренок, – творческая душа!

Второе потрясение в музее я получил уже от фотографий. Вот он с Пикассо, а вот с Шагалом, тут с Бушем старшим и Клинтоном, а вон там — с Кофи Аннаном… На одном фото он на открытии своего монумента у здания ООН, на другом его «Слеза скорби» у Белого дома в Вашингтоне. Здесь он открывает монумент в Париже, правее - в Севилье, а чуть выше - его громадина-Пётр в Москве… Глаза разбегаются.

Хоть я и оператор, но все равно подготовился, полистав Википедию и несколько статей о его творчестве, чтобы не выглядеть невеждой, если герой что-то спросит, или если корреспондент растеряется. Понимал, что Церетели достаточно известный в мире творец, но это обилие фотографий меня как пробку вытолкнуло из обыденного отношения к знаменитости.
Вдруг всё, что я прочитал накануне текстом, отрефлексировалось, сложилось в картину.
Я понял, что это никакой не известный художник, монументалист.
Это — личность планетного уровня, такого в Мире больше нет! Он такой один! Как один Эйнштейн, как один Шекспир, один Сталин, один Сальвадор Дали, один Пушкин…
Мы рассуждаем о мировых фигурах как о данности, ну есть, и есть. А здесь я вдруг прочувствовал весь масштаб его «нерукотворного памятника».

Под эти размышления мы обошли музей и вернулись в мастерскую. Начал расставляться. Свет, штатив, камера — всё нужно делать быстро.
Заходит уже знакомый нам «охранник»: Приходите, покушайте.
Вежливо отказываюсь. Не нужно злоупотреблять чужим гостеприимством, да и быстрее нужно всё собрать, вдруг героя приведут раньше.
Всё поставил, прошу коллегу посидеть-попозировать на месте героя, вроде устраивает. Тревожно. Блин, а какого он роста? Выше или ниже Наташи-коллеги. Мне нужно чётко угадать с фоном и светом, чтобы когда придёт герой, не просить его лишний раз подвинуться на 5 сантиметров влево, на 10 к нам... Нужно собрать всё так, чтобы, когда он сядет, по минимуму поправлять свет, не тратить чужое время, ибо вряд ли нам дадут на интервью больше 10-15 минут, тем более человек сильно пожилой, может устать.
Под эти мои тревожные рассуждения снова пришел наш знакомый:
- Проходите покушать, там накрыто.
- Извините, не голоден, спасибо, мне еще нужно настроить камеру...
- Оставьте, время будет, вас ждут!
Понимаю, что это серьезное конкретное приглашение, голоден ты или нет - нужно идти.
Нас ведут в столовую, повсюду тоже картины, много Сталина и советской символики. Большой стол. На его краю сидит пожилой человек. Это Он. Интересно, какой он по характеру? Подхожу. «Зураб Константинович, здравствуйте!» — жму его руку по-татарски двумя руками, он улыбается. Похоже, он добрый, рассеивается напряжение.

Устроились за столом, поклевали закуски, перекинулись фразами, пошутили о чем-то. Я похвалил лимонад Натахари, Церетели позвал мальчика (похоже, правнук или какой-то родственник): «Принеси и поставь гостю полную бутылку!» Мальчик исполнил. Принесли еще много еды. Наташа похвалила рыбу. Прозвучала предсказуемая фраза: «Принеси ей самый большой кусок!» :)

Думал, когда и как заканчивать трапезу, ибо Церетели ничего не ел, может, блинчик какой-то только пожевал. Но подумал, пойдет как пойдет, заметил в тот момент, что мне уже не тревожно, а комфортно как у родственников. Принесли свежеиспеченный хачапури (не крохотный как в ларьке, а размером с пирог). Вкуснейшая вещь! Мы пообщались с ним и с его сотрудницей или родственницей, которая готовила в тот момент его выставку в Тбилиси. Закончили, переместились в мастерскую.

Интервью прошло как по маслу, вдаваться не буду, но Зураб Константинович оказался открытым человеком с чувством юмора и хорошей памятью, без всяких поправок на возраст. Попросил с ним сфотографироваться, он предложил сделать вид, будто танцуем лезгинку)

Попрощавшись, вдоволь погуляли по двору, оказалось, что и за домом всё так же заставлено изваяниями.

Снег таял, птички пели. Было ощущение, что это какая-то особенная весна, и Бог мне подарил что-то такое, что сегодня изменит меня. Ощущение прикосновения к чему-то, что для меня, обычного человека, должно было быть недоступно, но Он привел меня в это место, чтобы показать, каким может быть достойным Его творение - человек.

Уходя, постояли с «охранником», озвучил ему единственную мысль, которая вертелась у меня в голове посреди истуканов – «Как же хочется остановить время! Чтобы оно сжалилось и отошло от этого дома». Он кивнул, что-то посетовал про время, Бога и судьбу.
Немного постояли, помолчали. Машина заглохла после двадцатиминутного прогрева. Пора. Нужно было возвращаться в привычный мир, который будто уже и не был таким привычным. Мелкими казались проблемы, и жизнь представлялась по-подростковому воодушевляющей и полной возможностей.
Надеюсь, я сохранил «Прикосновение»

Видео собрано из того, что наснимал во дворе, плюс, когда закончили интервью, снял микрофон и попросил Зураба Константиновича для кадра молча постоять около фотографии. Он не внял и начал проповедовать:) В видео самый конец этой проповеди: