Союзники на войне (16)
Заканчиваем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.
Победа и крах
Коротко для ЛЛ: Американцы сменили тон сразу после кончины Рузвельта. Антигитлеровская коалиция изжила себя, и после того, как общий враг был повержен, возобладало старое недоверие. Каждая страна достигла хотя бы частично своих целей. Британия выстояла в войне и не нажила новых врагов, США добились мировой гегемонии, а Советы раздвинули границы и разорвали кольцо изоляции.
Ялтой восторгались и в Вашингтоне, и в Лондоне, и в Москве. Но уже 3 марта, когда Рузвельт попросил Сталина позволить приземлиться своим самолётам на польской земле, чтобы забрать своих пленных, тот отказал под предлогом, что тех уже отправили в Одессу. Также он сказал, что присутствие американских офицеров в Польше слишком утомит Красную Армию. В то же время Советы реализовывали своё доминирование в Восточной Европе согласно соглашению о процентах. Румынскому королю Михаю Вышинский приказал уволить правительство генерала Радеску и назначить вместо него коммунистов. После чего так хлопнул дверью, что посыпалась извёстка. Черчилль был встревожен, но после случившегося Греции сам протестовать не мог, так что он нажаловался Рузвельту о том, что ялтинские принципы попираются на улицах Бухареста.
Претворением в жизнь решений по поводу Польши занималась комиссия из Молотова, Гарримана и Керра. Молотов отказался взять в просоветское правительство ведущих польских дипломатов, Черчилль опять нажаловался Рузвельту, но тот уклонился по тактическим мотивам. Тем временем НКВД десятками тысяч отправляло бывших «аковцев» в Сибирь.
3 апреля Сталин прислал Рузвельту гневное сообщение, обвинявшее британцев и американцев в сепаратном сговоре с немцами. Контекстом были предполагаемые переговоры по сдаче немецких войск в Италии. 8 марта обергруппенфюрер Вольф встретился с американскими офицерами разведи в Берне. Мы знаем эту историю по «17 мгновениям весны». Британцы хотели пригласить и советского представителя тоже, но американцы, недовольные событиями в Польше, отказались под предлогом, что и Советы тоже не пригласят их на сдачу немцев в их секторе.
Ответ Советов был жёстким, но практичным: Сталин приказал Жукову и Коневу брать Берлин, не ожидая союзников. По факту Эйзенхауэр уже 31 марта отказался от марша на Берлин, предложив встречу у Лейпцига или в Баварии. 1 апреля Черчилль телеграфировал Рузвельту:
Если они также возьмут Берлин, не окажется ли впечатление, что они сделали преобладающий вклад в нашу общую победу, неоправданно запечатлённым в их сознании, и не приведёт ли это их в настроение, которое создаст серьёзные и внушительные трудности в будущем?
В ответ на упрёки Сталина Рузвельт сказал, что его дезинформировали о действиях подопечных Даллеса в Берне. Черчиллю он предложил минимизировать общую проблему с Советами, насколько это возможно и оставаться твёрдым. А на следующий день умер от кровоизлияния в мозг.
Весь мир, включая Сталина, который искренне его уважал, если не восхищался, был ошеломлён. Гарриман уверял, что новый президент будет продолжать курс старого и попросил отправить Молотова в Сан-Франциско для участия в учредительной конференции ООН. Последнего ждал весьма прохладный приём. 23 апреля Трумэн жёстко потребовал придерживаться решений, принятых в Ялте. Молотов ответил ему, что в таком тоне до него с ним говорил никто, на что получил в ответ:
Исполняйте свои соглашения, и с вами не будут так говорить.
Хоть архитектором новой жёсткой позиции был Гарриман, даже он признал тот разговор «неудачной беседой». Молотов доложил Сталину, что с политикой Рузвельта покончено.
Через неделю Гитлер застрелился в бункере рейхсканцелярии. Два миллиона советских солдат брали город, не гнушаясь насилия по отношению к женщинам. Потери Красной Армии были велики, но они оставили Сталина равнодушными: германская столица была нужна ему как приз и как центр атомных исследований. Он не знал, что немцы вывезли всё в Шварцвальд. 2 мая над рейхстагом уже реял красный флаг, пятью днями спустя Йодль подписал акт о безоговорочной капитуляции в Реймсе. Разгневанный Сталин потребовал, чтобы немцы подписали отдельный акт в Берлине.
Война в Европе закончилась 8 мая. Это был самый смертельный конфликт в истории с голодом, болезнями, геноцидом – наиболее примечательно убийство 6 миллионов евреев. Погибло 270 тысяч британских и 292 тысячи американских солдат. Красная Армия потеряла от 8 до 10 миллионов человек.
Союзники победили, но коалиция изнашивалась. Недовольный вырисовывавшей конфигурацией сфер влияния Черчилль приказал своем генштабу рассмотреть возможность силового отбрасывания Красной Армии. 8 июня ему представили план операции Немыслимое. На борьбу с Советами предлагалось подрядить и польские вооружённые формирования, и то, что оставалось от вермахта. Но всё равно противостояли им 170 дивизий, а это сила. Четыре к одному! Даже если удалось бы достичь быстрого успеха, в долгосрочном плане ничего не светило. Столкновение с реальностью отрезвило Черчилля, и он решил заняться безопасностью Британских островов.
В Потсдаме Трумэн рассказал Сталину об атомной бомбе, но тот никак не отреагировал, а вечером отправил Курчатову телеграмму, чтобы тот ускорил работы. Да, Советы тоже были на пути успеха, но на тот момент бомбы у них не было, а у американцев была. Те были полны решимости сбросить её на Японию для сохранения жизней своих солдат, а также чтобы закончить войну до вступления в неё Советского Союза. Их не заботило то, что Рузвельт потратил столько сил, чтобы уговорить на это Сталина. 6 августа досталось Хиросиме, тремя днями спустя – Нагасаки. В это же время Красная Армия вторглась в Манчжурию. Молотов объявил японскому послу о расторжении договора о ненападении от 13 апреля 1945 года.
14 августа 1945 года закончилась Вторая мировая война. Она стоила человечеству 75 миллионов жизней. Но остались разногласия между победившими союзниками: Восточная Европа, турецкие проливы, Иран, Восточная Азия, послевоенное финансирование и прекращение лендлиза. Росли взаимные подозрения, имперское соперничество и идеологическая антипатия. Лондон и Вашингтон обсуждали неизбежность войны с Россией. А в палате Общин Черчилль рассказал о железном занавесе, разделившем европейский континент. Холодная война ещё не началась, но противостояние блоков уже вырисовывалось.
В эпилоге автор рассуждает о причинах разлада между союзниками. У недоверия Советов к Западу долгая история, которая началась ещё в Гражданскую, когда он помогал белым. Недоверие и бдительность – вот какими были главные принципы их политики. Британия и Франция игнорировали просьбы Литвинова о политике коллективной безопасности, и вместо этого пытались умиротворить Гитлера, которому и сам Сталин потом помогал почти два года. В этом контексте не удивляет возвращение к довоенному статусу. Коалиция не обошлась без джентльменского набора из лжи, подозрений, секретов и ссор, политические расхождения были слишком велики. Фундаментальным противоречием коалиции было различие систем: демократии в союзе с тоталитарной державой сражались против ещё одной тоталитарной державы.
Эти противоречия многие понимали уже тогда, считая коалицию ситуативной. Но они недооценивали желание народов построить новый мир, основанный на сотрудничестве, а также энтузиазм по поводу свершений Красной Армии. Однако, чтобы строить этот мир успешно, нужно было придерживаться твёрдой линии с Советами с самого начала. Бывший наркоминдел Литвинов признавался в этом в июне 1945 года американскому журналисту:
Почему вы, американцы, ждали до сего времени, пока стали противостоять нам на Балканах и в Восточной Европе? Вы должны были сделать это три года назад. Теперь слишком поздно, и ваши жалобы только возбуждают здесь подозрения.
Вполне можно было что-то получить взамен на помощь по лендлизу. Ведь риск, что Сталин снова договорится с Гитлером, существовал. Но с ним не хотели ссориться, отложив вопрос границ на конец войны. Сталин, со своей стороны, после всех жертв, понесённых советским народом, не мог закончить войну никак иначе, чем полной победой. Понятно также, что Черчилль и Рузвельт не хотели конфликтовать с лидером державы, чья армия уничтожила три четверти вермахта и могла спасти сотни тысяч американских и британских солдат в войне с Японией. Да, союзникам сотрудничество с режимом стоило моральных жертв. Им пришлось примириться с Катынью и согласиться на новую восточную границу Польши, а также на советскую зону влияния в Восточной Европе.
Британии удалось гарантировать средства для собственного выживания к декабрю 1941 года. Пусть Черчиллю не удалось вовлечь Рузвельта в войну, за него это сделал Гитлер. Британцам удалось избежать лишних врагов и добиться максимума от союзников. Решение помочь грекам в начале войны было верным. Также верным было решение подавить прогитлеровский мятеж в Ираке, опрокинуть вишистских коллаборантов в Сирии и оккупировать Иран, хоть моральные соображения были проигнорированы. Вторжение Германии в СССР и Перл-Харбор трансформировали войну, но всё же британцам удалось повлиять на войну критическим образом, несмотря на мощных союзников. Главным образом: отложить вторжение через Ла-Манш в пользу Северной Африки и позднее Италии. Во многом это была заслуга лично Черчилля. После этого баланс сил в коалиции изменился, и союзникам удалось продавить отказ от средиземноморской стратегии. Но всё же тому удалось получить что-то, разделив сферы влияния со Сталиным.
Рузвельт пропитывал коалицию своим моральным чувством и идеализмом, вдохновлявшим миллионы. Самым важным достижением для США было формирование системы мировых финансов с опорой на доллар и американское золото. Но не обошлось без неудач с Чан Кайши, вишистами и Сталиным, по отношению к которому у Рузвельта недоставало откровенности. Он пообещал ему Второй фронт в 1942 году и не отстоял Польшу. Когда после его смерти Трумэн продолжил ту же политику, но другой тактикой, Советы сделали вывод, что политика США фундаментально изменилась.
У Сталина были все причины быть довольным своей работой на дипломатическом фронте во время войны. В течение недель после измены Гитлера он сменил имидж и превратился в смелого союзника своих идеологических врагов. 17,5 миллионов тонн союзнической помощи помогли сокрушить врага. Маршал Жуков признавал в 1963 году, что без этой помощи Советский Союз не мог продолжать войну. Сталин продавил аннексию Прибалтику и линию Керзона, а также Люблинский комитет. После долгого периода изоляции Советский Союз стал членом Большой Тройки и постоянным членом Совета Безопасности с правом вето.
Что не удалось – это уговорить союзников открыть Второй фронт до лета 1944 года. Однако это позволило Красной Армии, а не армиям союзников, освободить Восточную и Центральную Европу. Цена триумфа была ужасной. Погибло около 27 миллионов советских граждан. Но они победили и добили врага в его логове. Не обошлось без тревог и сомнений. Ленин не мог себе представить в своё время, что можно бороться с одним буржуазным крылом против другого. Недоверие к западным союзникам укрепилось после того, как выяснилось, что они молчали об атомной бомбе, став монополистами, а также после того, как стало известно об операции Немыслимое. Но важнее всего было создать вокруг страны санитарный кордон. Но это оказалось анафемой для западных держав, с которыми Сталин надеялся дружить. Автор завершает:
Ирония, лежавшая в основе распада Коалиции, заключалась в том, что никто из её участников этого не желал, и все же каждый из них, казалось, был бессилен предотвратить это. После шести лет непрекращающейся борьбы и невыразимых страданий летом 1945 года была достигнута победа, но не раньше, чем были посеяны семена нового конфликта.
Всё, как всегда. Советские воины насиловали немок, а немцы, ну, про них не написано. Как не написано о бомбардировке Дрездена. 6 миллионов погибших евреев для Бувери «наиболее примечательны», куда там до них двадцати миллионам советских граждан, многие из которых и были евреи. Советская зона влияния для него зло, но зоны влияния других – это так, данность. Грехи Советов выпячиваются на первый план, о своих же не упоминается, либо говорится, что имперские интересы оказались выше моральных соображений.
Я не могу понять, как автор может писать, что политика США осталось той же, если Трумэн стал размахивать ядерной дубинкой ещё до её применения? Что у них не изменилось, империализм, что ли? Нет, в отношении Советского Союза они перешли со стремления договориться на политику с позиции силы. А такая политика не способствует миру. Они просчитались: атомная дубинка проработала всего четыре года, а потом с Советским Союзом пришлось считаться до самой его кончины.
Но в целом книгу Тим закончил книгу вполне резонными рассуждениями. Все участники коалиции добились своих целей, а также понесли свои издержки. Выбор их целей предметом обсуждения не является. Автор нашёл в себе силы признать, что все эти стенания о Восточной Европе, изнывающей под большевистским игом, не стоят ровно ничего: её отдали Красной Армии, потому что не хотели и не могли освободить сами. Замечу, что при всех недостатках социализма, жизнь при нём была совсем не так плоха, как сегодня расписывает их пропаганда. То, что сейчас почти вся Восточная Европа проклинает своё социалистическое прошлое, должно быть уроком на будущее для России: не стоит рассчитывать на благодарность местных элит, как их ни корми. Всегда найдётся кто-то неприкормленный. Заботиться нужно в первую очередь о своей стране, о своих гражданах.
Союзники на войне (15)
Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.
Как СССР, УССР и БССР основали ООН
Коротко для ЛЛ: Красная Армия поставила лидеров в Ялте перед фактами. Сталин получил Польшу и репатриацию, Рузвельт получил союзника в войне с Японией и ООН, а Черчилль протащил Францию в число стран-победителей.
Добраться до Ялты было нелегко. Рузвельту и Черчиллю вытрясли все кости, пока привезли из Саков в Ливадию и Алупку. Алупкинский дворец, где незадолго до приезда англичан базировался Манштейн, англичане обозвали «домом неописуемого уродства». Ливадия сильно пострадала при отступлении немцев, так что Берии пришлось отправить из Москвы полторы тысячи вагонов со стройматериалами и мебелью, чтобы добиться того, что наш автор назвал «триумфом тоталитарного планирования и террора». Чего ему не удалось – это увеличить само здание, так что американским генералам пришлось ночевать по восемь человек в одном помещении и отправлять денщиков стоять в очереди в душ. Не хватало столов, и почти всех, начиная с Черчилля, искусали клопы. Тот высказался впоследствии:
Если б нам пришлось искать десять лет, мы бы не нашли худшего места в мире.
Ялтинскую конференцию автор называет «синонимом легковерия, двуличности и обмана». Американские сенаторы потом жаловались, что Рузвельт пустил Сталина в Европу и Манчжурию. Но президент стоял в Ялте перед свершившимися фактами, а Красная Армия – в 43 милях от Берлина. Черчилль с Рузвельтом могли пытаться сдержать влияние Сталина, но они не могли обратить продвижение русских. Так что где они просчитались – это в Касабланке, отложив открытие Второго фронта. Западные державы дали Советскому Союзу заплатить кровавую цену за победу над вермахтом, и теперь оказались перед последствиями.
Ялта не была новым Версалем или Мюнхеном. Более важен был вопрос войны с Японией. В чём-то Ялта была похожа на Тегеран. Как и тогда, Черчилль пытался заранее договориться с Рузвельтом, и как и тогда, тот отказался. На Мальте он не захотел возбуждать подозрения со стороны Сталина. Сталин привёз в Крым список своих требований: оккупацию и разоружение Германии, репарации, территориальные уступки на Дальнем Востоке. Это всё свидетельствовало о том, что самые главные цели Сталина на войну, а именно господство в Восточной Европе, уже были достигнуты благодаря победам Красной Армии.
Жёсткого расписания конференция, которую открыли 4 февраля 1945 года в бальном зале Ливадийского дворца, не имела. Обсуждали войну, будущее Германии, роль Франции, Дарданеллы, судьбу пленных, ООН, Иран и Польшу. В декабре 1944 года в Кремль приезжал де Голль, который пытался договориться об аннексии Рейнской области и Саара, но Сталин отказался содействовать. В ответ на требование признать Люблинский комитет Временным правительством Польши отказался уже де Голль, чем потом весьма гордился в своих мемуарах. По факту, однако, он вполне мог проявить гибкость, если бы вождь пошёл навстречу этому «неуклюжему и упрямому человеку» в вопросе аннексии. Когда Черчилль стал топить за Францию в Ялте, это не имело ничего общего с желанием де Голля, которого он не пустил на конференцию. Франция ему нужна была для облегчения тяжёлой ноши оккупанта. Рузвельт поддержал французскую зону оккупации и смог додавить Сталина в этом вопросе. Тот поднял руки и сказал: «Сдаюсь».
Несмотря на то, что расчленение Германии представляло собой одну из важнейших целей Советов, британцам удалось отложить этот вопрос. Уже в марте у Сталина возникли сомнения, а в мае он провозгласил, что СССР не собирается «расчленять или разрушать Германию». Возможно, он не хотел идти наперекор воле союзников, или считал, что собрать репарации будет легче с единой Германии. Советы запросили 10 миллиардов, на что Черчилль вспомнил Первую мировую. И назвал свою тогдашнюю надежду получить столь крупную сумму «мифом». В этом его поддержал Рузвельт, уточняя, что какую-то компенсацию СССР получить всё же должен. Ещё в январе Майский дал Гарриману понять о существовании планов отправки миллионов немцев на принудительные работы в СССР. В Ялте, однако, Сталин сказал, что ещё рано говорить об этом. В конце концов, в итоговом протоколе отложилась цифра в 20 миллиардов.
Рузвельт пошёл навстречу Советам, потому что он достиг своих важнейших целей, главной из которых было создание ООН. Сталин понимал, что в Совете Безопасности Советский Союз окажется в идеологическом меньшинстве. Конечно, предусматривалось право вето, но в принципах его применения существовали разногласия. Он согласился на американскую формулу, согласно которой вето действовало в текущих вопросах, но не в процедурных и не в дискуссиях. Ценой сталинского согласия было включение как минимум двух союзных республик в ООН. Рузвельт наобещался сенаторам, что в ответ на это требование он попросит включить в ООН все 48 штатов по отдельности, но Черчилль, имевший виды на Индию, поддержал Сталина, и Рузвельту пришлось уступить. При всей абсурдности, это была очень дешёвая цена за согласие Москвы.
Также Рузвельту нужно было побудить Сталина воевать с Японией. В конце 1944 года диктатор потребовал за это юг Сахалина, Курильские острова, аренду Дальнего, Порт-Артура и КВЖД, а также признания независимости Внешней Монголии. В интересах сотрудничества Рузвельт согласился в Ялте согласовать уступки со стороны Китая тет-а-тет. Также решили исключить участие Британии в судьбе Кореи. Казалось бы, зачем он соглашался, имея почти готовую атомную бомбу в кармане? Но почти готовая – это всё ещё не готовая. До успешных испытаний рассчитывать на неё было нельзя.
Советам пошли навстречу и в вопросе репатриации не только всех советских пленных, но и всех «граждан», а именно поляков, эстонцев, латышей, литовцев, украинцев и белоэмигрантов. При этом согласие их всех на переезд не требовалось. За период с 1945 по 1947 годы, было репатриировано около двух миллионов человек: власовцев, беженцев, подневольных работников, казаков. Не всех из них ожидало благоприятное будущее на родине.
Как и ожидалось, самые жаркие споры были по поводу Польши. Несмотря на желание британцев и американцев обеспечить свободу и независимость этой страны, рычагов влияния у них не хватало, так что они, в основном, давили на эмоции. Сталин отметил, что для Советского Союза вопрос Польши, через которую немцы уже дважды напали – дело не только чести, но и безопасности. Англичане сами предложили линию разграничения, что скажут украинцы на то, если он согласится на меньшее? Нет, лучше воевать дальше, чтобы компенсировать Польше потерю территории за счёт Германии. Касательно Люблинского комитета, Черчилль сказал, что его поддерживает лишь треть поляков. Рузвельт также предупредил диктатора, что США не поддержит Комитет в имеющемся составе. В итоге было принято компромиссное предложение Советов добавить в Комитет некоторых демократических лидеров из эмигрантских кругов.
В конце концов, линия Керзона была одобрена. Также согласились создать новое Временное правительство, которое бы провело свободные выборы. В отношении эмигрантов Сталин указал, что, несмотря на то, что эти господа, быть может, умны, их не очень любят в Польше. Ведь отсутствовали во время оккупации. Да, выборы – это хорошо, но и союзники во Франции тоже работают с назначенным правительством де Голля. Также он напомнил Черчиллю, что он не мешал ему в Греции. Финальная декларация содержала упоминание о свободных выборах, но не о наблюдении за ними. Конечно, Рузвельт был недоволен, но это был максимум, чего он смог добиться.
На фотографиях легко видеть, что Рузвельт был не в лучшей форме. Это позволило некоторым комментаторам говорить, что плохие кондиции американского президента позволили Сталину обойти его. Но своих главных целей (ООН и Японию) он добился. Кто явно не дотянул до своих амбиций – это Черчилль. Конечно, потеря четверти национального богатства не прошла незамеченной, и это в то время, когда экономика США была в стадии бума, а СССР сменил Германию в качестве доминантной силы в Европе.
В целом, несмотря на то, что на горизонте уже замаячила Холодная война, атмосфера в Крыму была достаточно сердечной, что отмечали все стороны. На торжественном ужине 8 февраля Сталин не жалел эпитетов в адрес союзников, тостовал Черчилля за его смелость и сказал, что в истории дипломатии ему неизвестен столь тесный союз между тремя великими державами. Черчилль был впечатлён и предложил ответный тост за хозяина, чья жизнь была «самой драгоценной для надежд и сердец всех нас». Потом он предсказывал, что, пока Сталин остаётся у власти, отношения Советов с Западом будут оставаться дружественными и безопасными.
Бедный Невилл Чемберлен верил, что он может доверять Гитлеру, но я не думаю, что ошибаюсь насчёт Сталина.
Возможность пнуть русских наш автор, конечно, не упускает. В этот раз дошло до упрёков за ухабистую дорогу в освобождённом от врага Крыму да клопов в мебели Воронцовского дворца. Стоило бы довести до его сведения, что во дворце этом при Советах вряд ли кто-то жил, а кто точно жил – это тот самый Манштейн. Немцы вообще сравнительно либерально относятся к домашним насекомым. Моя мать рассказывала, как она сидела на печи в далёком сорок третьем, а внизу на кухне сидели немцы и давили вшей. А вспомнила она об этом, когда я ей рассказал, что и сегодня педикулёз в немецком садике – обычное дело.
Успехам Красной Армии посвящается самое скромное место, а, между тем, Эйзенхауэру, получившему, как следует в Арденнах, помогла именно она, совершившая мощный скачок и вставшая у ворот Берлина как раз в преддверие Ялты. Пришлось сдвинуть срок наступления на 10 дней вперёд. Хоть и книга не столько про солдат, сколько про дипломатов, можно было бы упомянуть, ведь это как раз была союзническая помощь в чистом виде.
Союзники на войне (13)
Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.
В чём выражается глобальная гегемония
Коротко для ЛЛ: ближе к концу войны французам улыбнулась птица удачи, а англичан пригласили к кассе. В Бреттон-Вуде им пришлось принести свой фунт в жертву не какой-то наднациональной валюте (как им хотелось бы), а доллару.
На рассвете 6 июня 1944 года 5300 союзных кораблей показались в виду нормандского берега, поразив тех немцев, которые это увидели. Первая волна включила в себя 130 тысяч британцев, американцев и канадцев. Но, несмотря на успешную высадку, долгих два месяца значимого продвижения им добиться не удалось. К конце июля удался, наконец, прорыв, и к середине августа войска Эйзенхауэра стояли на пороге Германии. Исход войны был ясен, пора было задуматься о послевоенном устройстве мира: о международной безопасности, империях и их колониях, а также об экономике и торговле. Все три великие державы были согласны, что Германию нужно разоружить и расчленить. Сталин хотел разрушить немецкую экономику, Рузвельт - разделить на пять разных государств. Черчилль же, несмотря на начальную осмотрительность, инициировал написание плана Моргентау. Согласно этому плану, Германию предполагалось разделить на маленькие провинции, прекратить всё промышленное производство и сделать из немцев мелких фермеров. Американцев не волновало, что случится с гражданским населением.
На второй встрече в Квебеке Рузвельт поддержал этот план, но Черчилль стал возражать, говоря, что не следует мешать немцам жить прилично. И всё же он присоединился к декларации, в которой говорилось о том, что Германию нужно сделать аграрной страной. Всё было просто: Британии снова нужны были деньги, на этот раз по программе тихоокеанского лендлиза. Однако возмущение публики, узнавшей о плане из газет, заставило Рузвельта забыть, что он когда-то поддерживал этот, по словам Геббельса «еврейский убийственный план».
Другие аспекты послевоенного устройства не вызвали слишком сильных эмоций. Власть в ООН отдали в руки Совета Безопасности. В то время, как малым государствам предлагалось выпускать пар на Генеральной Ассамблее, важные решения должны принимать великие державы, в число которых Черчилль вознамерился включить и Францию, несмотря на все проблемы, которые принёс ему де Голль. Позиция Сталина была не столь конструктивной. Он не хотел европейских конфедераций, а выпотрошить предлагал не только Германию, но и Францию, отняв у неё колонии и военные базы. Однако Рузвельт, несмотря на некоторую солидарность со Сталиным в этом вопросе, принял де Голля у себя летом 1944 года и согласился с тем, что Франция может заслуживать место в Совете Безопасности. И даже смягчил свой антиколониализм в отношении этой страны, допуская сохранение колоний под временным попечительством Франции до обретения ими независимости.
Британцы узнали об изменении позиции президента с облегчением: это помогало им сохранить собственную империю. Черчилль был однозначен:
У нас тоже есть свои традиции, и пока я здесь, мы будем держаться за них и за Империю. Мы не позволим готтентотам сбросить белых в море народным голосованием. Как не позволим и сирийцам народным голосованием выгнать евреев.
Взгляд американцев был известен: они предлагали поместить колонии под международную опеку перед тем, как дать им независимость. Их любимым примером в этом отношении были Филиппины. Конечно, был в этой стратегии и элемент экономического империализма: больше новых стран – шире рынки сырья и сбыта для американских компаний. Это было хорошо известно англичанам, но Черчилля больше заботил пошатнувшийся статус его страны как великой державы. Так что он настаивал на продолжении войны с Японией. Упорство британцев, неудачи с Китаем в его роли «азиатского полицейского» и неопределённость в отношениях с СССР заставили Вашингтон смягчить свою позицию и заменить слово «независимость» в своих меморандумах на «самоуправление».
Это смягчение не затронуло экономическую политику. Начиная с осени 1943 года, американское казначейство постоянно пыталось ограничить золотовалютный баланс Британии одним миллиардом долларов, и президент был солидарен с ним в этом вопросе. Англичанам не позволили наживаться на доброте американцев, и в то же время их сделали зависимыми от американской помощи, что можно было использовать для давления в вопросе доступа на рынки британских колоний. Одним из рычагов давления был вышеупомянутый тихоокеанский лендлиз, который Рузвельт отказывался ратифицировать, а Трумэн отменил через два дня после того, как сдалась Япония.
Британцам пришлось идти на уступки. Американцы знали, что Британия банкрот, и пользовались этим. Они не гнушались откровенным шантажом, как было при заключении соглашения о гражданской авиации. Эта динамика была явной на Бреттон-Вудской конференции. Кейнс привёз туда свой план переустройства мировой торговли, но у его собеседника Гарри Уайта был свой план на этот счёт. Они оба хотели либерализации торговли и стабильных курсов валют, но банкору Кейнса Уайт противопоставил доллар с валютным фондом в придачу. Ему не понравилось предложение Кейнса наказывать не только чрезмерное заимствование, но и чрезмерное накопление резервов. Уайт предложил открыть мир американской коммерции. С долларом и золотом США были бы в состоянии диктовать финансовую политику всему миру.
Кейнс надеялся на компромисс, но он проиграл по всем пунктам. Ему достался Мировой банк, Уайту – Международный валютный фонд. Британцам оставалось лишь спорить о месте расположения этих учреждений, и оба их поместили, конечно, в Вашингтон.
По отношению к Советам Уайт, будучи почитателем плановой экономики, был гораздо более щедр. Они получили огромную квоту в МВФ при меньшем объёме взносов, им позволили держать золото в Москве и даже гибкий обменный курс. Через пару лет пойдут обвинения в шпионаже Уайта на Советский Союз, и он умрёт в августе 1948 года через три дня после дачи свидетельских показаний, в которых он всё отрицал. Стопроцентно доказать, что он был шпион, впоследствии не удалось. Уайт не был в одиночестве с предпочтением Советскому Союзу. Начиная с президента, многие в Соединённых Штатах были убеждены, что будущий мир зависит от сотрудничества с Советами. Восхищение стойкостью советских людей разделяли и британцы, и многие верили в постепенное сближение экономик СССР и США. Наконец, Советский Союз с его закрытой экономикой не рассматривался торговым конкурентом. Он был более важным, и где-то более желаемым партнёром для Соединённых Штатов, чем Великобритания.
Всё так. Экономическая мощь и твёрдый расчёт позволили Соединённым Штатам выйти главным победителем из мировой войны, к ногам которого легла мировая торговля. Они в полной мере воспользовались своим преимуществом и продолжают пользоваться по сей день.
В отношении плана Моргентау автор упустил сообщить читателю, что, несмотря на публичную критику, план этот реализовывался на деле, но через пару лет американцы поняли, что он ведёт в тупик, особенно сравнительно с тем, что делали Советы в своей сфере влияния. Настало время пересмотреть политику и принять новый план, который получил имя госсекретаря Маршалла.
Союзники на войне (12)
Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.
Знаток войны с японцами постоянно им проигрывает, а коммунист сосёт двух маток
Коротко для ЛЛ: Американцы долго и упорно помогали чанкайшистскому Китаю, но не в коня корм оказался. Так же не в коня корм пошёл и у Черчилля в Югославии. Вернее, не в того коня.
Каирская конференция стала символической: впервые азиатская страна была допущена на совет западных союзников, хоть и номинально. Война в Китае началась в 1937, если вообще не в 1931 году, когда Япония захватила Манчжурию. С августа по ноябрь 1937 года в груду развалин был превращён Шанхай. Оттуда имперская армия пошла вглубь страны на запад. После взятия столицы националистов Нанкина в городе началась резня, в результате которой погибло до 200 тысяч китайских граждан. Правительство сбежало в Ухань, где Чан Кайши попытался собрать оставшиеся силы под свою команду. Победа в битве за Тайерчжуан была ярким проблеском на мрачном фоне войны. В один отчаянный момент Чан приказал взорвать плотину на Хуанхэ, чтобы задержать продвижение противника. Задержать-то он задержал, но ценой жизней полумиллиона сограждан. К концу 1938 года японцы контролировали большую часть севера Китая и восточное побережье, в то время, как националисты отступили к Чунцину.
Запад симпатизировал Китаю, но до 1939 года симпатии эти ограничились займом в 25 миллионов, запретом экспорта самолётов в Японию и небольшими партиями оружия. СССР же предоставил сотни бомбардировщиков, истребителей, тысячу орудий, пулемёты, винтовки, да ещё отправил техников и советников. Чан, правда, выслал советников в 1927 году и стал бороться с коммунистами, отправив тех в Великий поход. Но всё-таки эта помощь что-то стоила.
Националисты смотрели, как Япония изгоняет западных колонизаторов из Юго-Восточной Азии. Чан Кайши говорил по этому поводу:
Вы и ваши люди не знают, как воевать с японцами. Сопротивляться японцам – это не подавлять мятежи в колониях. Японцы – серьёзная великая держава… Воюя с ними много лет, мы, китайцы, единственные знаем, как это делать. Для такой работы вы, британцы, некомпетентны и должны учиться у нас, китайцев, как воевать с японцами.
Как видно, особой симпатии по отношению к Британии он не испытывал. И всё же ему пришлось с неохотой, но уважать эту державу. Соединённые Штаты он рассматривал идеологическим союзником, зная об их антиимпериалистской позиции. (антиимпериалистской? Ну-ну… Впрочем, всё познаётся в сравнении.) Он привёл Черчилля в ярость, подняв вопрос о независимости Индии.
Чан хотел, чтобы союзники сконцентрировались на борьбе против Японии, на что они явно не были готовы. В феврале 1942 года к нему в Чунцин был направлен генерал Стилуэлл, чтобы помочь снова открыть бирманскую трассу. Генерал вознамерился начать наступление сразу на Рангун, но Чан был более осторожен. Всё-таки ему пришлось пойти у него на поводу, чтобы увидеть, как гибнут его лучшие солдаты. Стилуэлл недооценил японцев, а Чан постоянно влезал с прямыми приказами своим войскам. 5 мая генерал сбежал от своей армии в Индию вместе со штабом. Случилось как в поговорке: у победы много отцов, а поражение всегда сирота. Чан со Стилуэллом указывали пальцами друг на друга. Пришлось Рузвельту отправить если не войска, то хотя бы дополнительных полтысячи самолётов в Китай, чтобы предотвратить коллапс армии.
Несмотря на важные контакты и энтузиазм американской публики, Китай не спешили принимать в ближний круг союзников. Чана не пригласили ни в Касабланку, ни в Вашингтон, ни в Квебек. Повторное вторжение в Бирму постоянно откладывалось. В конце концов, Рузвельту был важен не столько военный, сколько политический потенциал этой огромной страны. В этом смысле он оказался гораздо более дальновиден Черчилля, который отзывался о китайцах как о «жёлтых человечках». По сути Рузвельт сделал Китай постоянным членом Совета Безопасности, а 1 октября 1942 года Чан Кайши объявил, что Британия и Америка согласились отказаться от своих экстерриториальных прав и привилегий. В Каире договорились о возвращении Китаю всех японских завоеваний, включая Манчжурию, Тайвань и Пэнху. Рузвельт даже поднял вопрос Гонконга, но Иден живо вспомнил про Панамский канал и прочие американские анклавы, так что тему перенесли на послевоенное время.
На волне эйфории Чан запросил у Штатов стабилизационный кредит размером аж в миллиард. Рузвельт поулыбался, но этот запрос породил мысли о том, что националисты берут много, давая мало взамен. Уже давно было ясно, что те отвлекают большие средства на борьбу с коммунистами. Британские военные наблюдатели годами жаловались на неразбериху и коррупцию в китайской армии. Но, так или иначе, войска Чана связывали полмиллиона японцев в Центральном Китае.
Когда Стилуэлл планировал снова войти в Бирму, генералиссимус пообещал ему пятнадцать дивизий при условии, что британцы высадятся в Бенгальском заливе. После того, как те несколько раз отказались, Чан пожаловался Рузвельту, что если всё будет идти по-прежнему, японцы используют передышку чтобы подготовить решающее наступление в Китае. Так и получилось. 17 апреля 1944 года Япония начала крупнейшую свою операцию за всё время войны под кодовым названием Ити-го по захвату американских военных баз. Полного успеха они не добились, но для националистов это было бедствием. Японская армия прошла сквозь боевые порядки Китая, как сквозь бумагу. К октябрю китайцы потеряли 700 тысяч человек только убитыми, а японцы контролировали ряд центральных провинций, добившись связности своих порядков и угрожая Чунцину.
После того, как развалился восточный фронт националистов, американские дипломаты стали давить на Чана, чтобы тот договорился с коммунистами, которые, по словам Мао, использовали 70% своих сил на экспансию, 20% на борьбу с чанкайшистами и 10% на сопротивление Японии. Пройдут годы, и он поблагодарит японских эмиссаров за то, что позволили компартии победить в гражданской войне. Но тогда американцам деваться было некуда, и они прислали своих людей к Мао в Яньань 22 июля. Коммунисты оставили о себе в целом благоприятное впечатление, но Чан яростно сопротивлялся желанию американцев помирить его с этими «бандитами».
Но ещё до разрешения этого кризиса достиг кульминации конфликт Чана со Стилуэллом, который пробивался через джунгли в Индию. Он попросил, чтобы Чан ударил в Бирме для того, чтобы облегчить себе путь, тот отказался. В ответ и Стилуэлл отказался помогать осаждённому Хэнъяну: «Пускай поварятся». В довершение всех бед Рузвельт написал Чану передать командование китайскими силами (и коммунистами тоже) генералу Стилуэллу. 7 сентября тот согласился при условии того, что ему отдадут контроль над военными поставками.
После очередной ссоры генералиссимуса и генерала Рузвельт пригрозил Чану, что если тот не перестанет помогать в Бирме, то должен быть готов нести ответственность за последствия. Стиллуэлл не преминул лично объявить Чану об этом, на что тот расплакался, когда американец вышел. 24 сентября он попросил Рузвельта отозвать начштаба, которому он не мог больше доверять.
Хоть Рузвельт выполнил просьбу, после этого американо-китайские отношения уже не были такими, как прежде, пусть американцы и продолжали снабжать «умирающий антидемократический режим». К маю 1945 года японцев выковыряли из Бирмы, но это сделала «забытая армия» британского генерала Слима. Чана не пригласили ни в Ялту, ни в Потсдам. Китай оставался «фантомным» членом Большой Четвёрки.
Перенесёмся на юг Европы. 1 сентября 1943 года итальянцы, которые избавились от Муссолини, дали знать союзникам, что согласны на их условия. Высадка в Салерно не встретила сопротивления, итальянский флот был передан союзникам. 13 октября ---- король Эммануил объявил войну Германии в ответ на занятие немцами Рима. Всё бы хорошо, но ни его, ни его премьера маршала Бадольо нельзя было назвать нефашистами. Даже после выхода из войны Эммануил хвалил Муссолини за хорошее управление страной на протяжении десятилетия. Бадольо, тот вообще заливал Абиссинию с самолётов ипритом. И всё же Черчилль не испытывал проблем иметь с ними дело. Но американцы не хотели второго Дарлана и привезли в Италию графа Сфорца, бывшего министра иностранных дел. Но граф не сработался с англичанами. Черчилль видел его насквозь, говоря, что этот «старый павлин» (который был всего на пару лет старше самого Черчилля) хочет стать королём. Американцы хотели его поставить премьером, а русские поддерживали статус-кво. Москва видела, что непопулярность правительства льёт воду на мельницу коммунистов под руководством Пальмиро Тольятти. В марте 1944 года Советы признали правительство Бадольо, и Тольятти взяли в правительство. Эмманула уговорили отречься от престола, и через пару месяцев Тольятти сообщал в предположительно распущенный Коминтерн о быстром росте Итальянской коммунистической партии.
18 мая 1944 года линия Густава была, наконец, прорвана, Рим пал, Бадольо не устоял. Но и при новом премьере мало что изменилось. Ещё через четыре месяца разгорелась ссора между Черчиллем и Рузвельтом по поводу назначения графа Сфорца на пост министра иностранных дел. Увы, несмотря на то, что англичанам удалось отбиться, их слово весило всё меньше.
Ситуация в Югославии была более драматичной. После того, как семнадцатилетний король Петр сбежал в Лондон, в Британию стали доходить слухи о сопротивлении немецким захватчикам на родине: это были четники Дражи Михайловича. Несмотря на восторженную поддержку со стороны британской прессы, помощь им со стороны Лондона была весьма ограничена. Один раз они умудрились сбросить 500 левых ботинок. Попытка помирить четников с коммунистами провалилась, и они начали воевать друг с другом в ноябре 1941 года. Эта гражданская война продолжалась даже после того, как немцы выдавили оба движения из Сербии. Британия вместе с правительством Югославии в изгнании даже просили Советы, чтобы те посодействовали интеграции коммунистов под командование Михайловича. Москва, отрицая свою связь с Тито, топила по радио то за Михайловича, то против него.
На сопротивление гитлеровцы ответили резнёй, убивая по сотне сербов за каждого немца. Михайлович пришёл в ужас и решил прекратить сопротивление. Он приказал своим бойцам разойтись до более благоприятного момента. Так же считало и правительство в изгнании, и агенты Лондона. Партизаны Тито, однако, увидели в репрессиях возможность набрать сторонников. Михайловича стали обвинять в сотрудничестве с врагом. После того, как стало ясно, что на борьбу с Тито немцы отвлекают немалые силы, в марте 1943 года было принято решение пойти на контакт с партизанами. 25 июня был проведён первый парашютный сброс. Черчиллю говорили, что Тито явно контачит с Москвой, но тот был непреклонен:
Моя задача – просто установить, кто убивает больше немцев и предложить средства, которыми мы можем помочь убивать ещё больше.
Благодаря сдаче Италии, ситуация была текучей. Партизанам удалось захватить далматинский берег и получить 600 тонн союзной помощи, после чего немцы загнали их обратно в горы. Душой сопротивления был динамичный вождь Иосип Броз Тито. У него было 60 тысяч дисциплинированных и мотивированных бойцов, и англичане верили, что партизаны контролируют большую часть Югославию. По факту же в Сербии и Черногории, а также частях Боснии сидели четники, а коммунисты – в Словении, Хорватии и в остальных частях Боснии. Британский эмиссар Маклин посоветовал всю помощь перенаправить с Михайловича, который умудрился встретиться с представителями оккупантов и даже о чём-то с ними договориться, на Тито. Правда, и Тито пытался договориться с немцами.
Было ясно, что обеим сторонам было важнее бороться друг с другом, нежели с общим врагом. Обе стороны совершали злодеяния, но британские связные презентовали в Лондон картину, более благоприятствовавшую Тито и его людям. 10 декабря 1943 года Черчилль объявил, что собирается избавиться от Михайловича к концу года. Поставки четникам прекратились. Король Петр уволил Михайловича с поста военного министра и призвал всех югославов присоединиться к Народно-освободительной армии Югославии.
Они пригрели змею на своей груди. Тито запретил королю возвращаться в Югославию и слетал в сентябре 1944 года в Москву, где ему пообещали материальную помощь и гарантии территориальной целостности страны. Партизаны не чувствовали благодарности за «капиталистическую» помощь. Они даже верили, что Британия просто транспортирует оружие из Москвы. Отношения их с западными союзниками стали ухудшаться. Партизаны пошли в Сербию воевать с четниками, у которых не хватало оружия и боеприпасов. Михайлович ушёл в Боснию, откуда взывал о помощи. Но союзники его не услышали. Более того, они репатриировали тысячи беженцев-антикоммунистов, которых партизаны расстреляли. Во временном правительстве доминировали коммунисты, которые после несвободных выборов упразднили монархию. На посту премьера Тито безжалостно управлял Югославией до самой смерти в 1980 году. Михайловича казнили в Белграде 17 июля 1946 года. Когда Энтони Идена спросили немного позднее о том, что больше всего тревожит его совесть после пяти лет на посту британского министра иностранных дел, тот ответил просто:
Наше предательство по отношению к Михайловичу.
Стоит признать, что Сталин Черчилля в Югославии начисто переиграл. И всё-таки, несмотря на недовольство автора этим положением дел, можно напомнить ему: коммунисты на самом деле убивали больше немцев и таким образом сделали ощутимый вклад в победу над врагом.
В освещении итальянских событий отсутствует важный кусочек пазла, а именно судьба Муссолини. Быть может, автору тема неинтересна. А быть может не хочется рассказывать, как Черчилль бросился коршуном в северную Италию сразу после её освобождения. Злые языки поговаривают, что он искал свою корреспонденцию с дуче, восторженным поклонником которого он всегда являлся. Нашёл ли он - мы не знаем, но после него не нашёл никто больше. Вот так современные британские историки продолжают полировать икону своего героя и сегодня.
Союзники на войне (11)
Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.
Вместо мирового коммунизма получился антиколониазм
Коротко для ЛЛ: Немцы рассказывают миру о Катыни. Сталин распускает Коминтерн. Де Голль дорвался до единоличной власти, но потерял Левант. Рузвельт стал тянуть Чан Кайши в мировые лидеры, а Черчиллю пришлось подвинуться в Тегеране.
2 февраля 1943 года остатки армии Паулюса сдались в Сталинграде. Страны Оси потеряли в битве 850 тысяч человек, Советский Союз – больше миллиона. Это было больше, чем суммарные потери его союзников за всю войну. Были взяты Ростов, Воронеж, Харьков. Харьков, всё же, Манштейну удалось отбить.
Медленное продвижение союзников в Тунисе не понравилось Сталину, но ещё больше огорчило его затягивание высадки через Ла-Манш. Об этом он и написал Черчиллю. Он напомнил ему о том, что уже два обещанных срока оказались сорваны. Сицилия – это хорошо, но слишком мало. Топтание в Тунисе позволило гитлеровцам переправить 36 дивизий на Восточный фронт.
Вместо Криппса, улетевшего в Индию, послом в Куйбышев британцы направили Кларка Керра. Это был опытный дипломат, до этого хорошо поработавший в Китае. Грубый юмор этого шотландца пришёлся по душе Сталину. 28 февраля 1943 года он отметил хорошее расположение духа, в котором находились советские руководители.
А 13 апреля немцы объявили о том, что обнаружили массовые захоронения в Катынском лесу. Это были десять тысяч польских офицеров, более половины всех пропавших без вести пленных. Польское правительство в изгнании призвало к расследованию под эгидой Красного Креста. На что Сталин объявил Владислава Сикорского и его людей в заговоре с врагами СССР. Британцы мало сомневались в ответственности Советов. Но ни они, ни американцы не собирались ухудшать отношения с Советским Союзом из-за исторического преступления. Уже не в первый раз демократические лидеры столкнулись с конфликтом принципов, за которые они воюют, с реалиями мировой войны. Сталин хорошо принял уверения Черчилля в его верности союзническим обязательствам и использовал кризис для разрыва отношений с правительством Сикорского. А в первомайской речи связал успехи Красной армии с успехами союзников в Африке. Прошло несколько недель, и к восторгу Черчилля был распущен Коминтерн.
Западные корреспонденты провозгласили смерть коммунистической мечты о мировой революции. По факту Сталин уже давно думал распустить Коминтерн, но дискуссия была отложена после пакта о ненападении, чтобы не выглядело так, что он идёт на поводу у Гитлера. Ну а теперь появились новые причины: официальное обоснование фокуса на войне, растущее признание Сталиным традиционного национализма и, наконец, Катынь. Многие на Западе, в том числе Рузвельт, верили, что СССР постепенно становится традиционным государством в то время, как западные демократии тоже постепенно «розовеют». Ещё одним знаком стало восстановление Священного Синода Русской православной церкви вместе с открытием духовной семинарии в Москве в сентябре 1943 года.
Раздавались и скептические голоса, но Рузвельт им не верил и решил отправить в Москву гонца для зондирования встречи тет-а-тет. Гонец этот летел через Лондон и оказался чересчур болтливым. Так что Черчилль прознал и стал возмущаться, что его коллеги льют воду на мельницу пропаганды врага. Но зря он волновался – Сталин не испытал по этому поводу оптимизма, хоть и принял приглашение Рузвельта. Он всё ещё дулся на него за ещё один сдвиг Второго фронта. Ему сообщили, что самый ранний его срок – 1 мая 1944 года. Черчилль пытался оправдываться, но Иосиф Виссарионович не удосужил его ответом и поменял послов в Вашингтоне (туда поехал бесцветный Громыко) и Лондоне (такой же бесцветный Гусев). Новые люди были простыми исполнителями его инструкций.
В середине августа Черчилль с Рузвельтом встретились ещё раз в Квебеке, чтобы обсудить стратегию после успешной высадки на Сицилии и падения Муссолини. Несмотря на внушительную победу в Курской битве, Сталина не пригласили. Тот, в свою очередь, дал знать о своём существовании, возмутившись по причине того, что советские представители не были приглашены на переговоры о капитуляции Италии. Но зато он согласился, наконец, принять участие в трехсторонней встрече осенью того же года.
Трудности с Советами усугубились проблемами со Свободной Францией. Рукопожатие «британца» де Голля с «американцем» Жиро ничего не решило. У де Голля было много сторонников в Северной Африке, которые определили условия сотрудничества с Жиро в меморандуме. Де Голль собрался приехать туда под это дело, но Черчилль его не пустил до тех пор, пока он не договорится с Жиро. Но после того, как этого потребовал ещё и Эйзенхауэр, де Голль пришёл в ярость на то, что англосаксы решают судьбу Франции. Рузвельт стал давить на Черчилля, когда тот прилетел в Вашингтон, чтобы он избавился от строптивого генерала. Лёд становился всё более тонким, но 15 мая генерал получил в свои карты решающий козырь. Только что сформированный Национальный Совет Сопротивления, включивший в себя представителей многих партий, заявил о лояльности де Голлю и его комитету и о том, что не потерпят его подчинения Жиро. Последний признал своё поражение, и в Комитете национального освобождения, созданном 3 июля, его сторонники оказались в меньшинстве.
Даже союзники были поражены скоростью, с которой де Голль сожрал Жиро. После того, как он стал живо подминать под себя руководство французской армией, Рузвельт прислал Черчиллю телеграмму, в которой в истерических тонах призывал его избавиться от турбулентного француза. Однако всё осталось, как есть. Через пару месяцев незадачливого Жиро вытурили из Комитета, но признание союзников от этого не пострадало.
Год закончился драмой в Леванте, который де Голль и Катру хотели оставить за Францией. А ведь сирийцам и ливанцам англичане уже пообещали независимость. Их потому и встречали, как освободителей. Помог разрулить ситуацию в пользу Британии бывший связной Черчилля при де Голле Эдвард Спирс, который и подсунул генерала британскому премьеру в 1940 году. После сирийской кампании их с де Голлем отношения были испорчены, так что представитель Черчилля в Леванте приложил все усилия, чтобы насолить бывшему протеже. Черчилль настаивал на проведении выборов ещё до конца 1942 года, но де Голль и Катру использовали все возможные проволочки.
Однако всё на свете кончается, и в июле 1943 года сирийцы избрали своё национальное правительство. Свободная Франция сфокусировалась после этого на Ливане, используя угрозы и подкуп, но Спирс бросил на другую чашу весов всё своё влияние, так что националисты победили всюду, кроме Бейрута. Французский наместник попытался арестовать свежеизбранных президента и премьера, распустить правительство и приостановить действие новой Конституции. Спирса со всех сторон забросали просьбами и жалобами. В итоге англичане заявили недавно прибывшему Катру, что если ливанских министров не выпустят до 22 ноября, они введут военное положение и освободят их силой. На противостояние с Британией французский Комитет пойти не захотел, и 22 ноября ливанский президент и его министры вышли на свободу к всеобщему ликованию населения. Эти события объединили союзников против Свободной Франции в преддверии долгожданной конференции Большой Тройки.
22 сентября, когда Красная армия форсировала Днепр, в Москве собрались министры иностранных дел стран-союзниц. Каждая из них имела свою цель. Американцы продвигали новую международную организацию по поддержанию мира, британцы хотели комиссию в Лондоне по решению вопросов освобождения Европы, а советской делегации в первую очередь был интересен Второй фронт. К всеобщему удивлению, по всем вопросам были достигнуто согласие. Ещё было договорено ввести Турцию в войну до конца года, а также снова сделать Австрию независимой страной. Несмотря на сопротивление Советов, итоговая Декларация была подписана четвёртой страной: Китаем. Кремль с неохотой смотрел на вознесение Чан Кайши до уровня мировых лидеров. Но, несмотря на это, британцы и американцы были приятно удивлены стремлением хозяев к сотрудничеству. Омрачила настроение лишь телеграмма, полученная от Черчилля, который писал, что вследствие неожиданно сильного сопротивления немцев в Италии операцию Оверлорд, по-видимому придётся отложить. На завершающем банкете Сталин сказал американцам, что он объявит войну Японии после победы над Германией. Лишь одна вещь стала разочарованием для Лондона, а именно неуспех налаживания отношений между Кремлём и правительством Польши в изгнании.
По пути в Тегеран, Рузвельт согласился на предложение Черчилля встретиться в Каире, но заставил пригласить туда ещё и Чан Кайши. Каирская конференция оказалась непохожей на Касабланку. На этот раз американцы привезли огромное количество народу и не дали британцам (которые тоже оформили внушительную делегацию) себя обставить. В отель, где разместились приезжие, пришлось завезти миллион сигарет. Бары были полны с девяти до самого утра, так что делегаты жаловались потом на похмелье. Баланс силы явно изменился. Британцы хотели говорить о Средиземноморье, американцы – о Бирме. Зачем разговаривать о Европе без русских? Рузвельт избегал контактов с Черчиллем в предвкушении нового стратегического партнёрства с Советским Союзом. Оптимизма по поводу перспектив продолжения войны на юге Европы американцы не испытывали, поскольку оказалось, что «мягкое подбрюшье» не существует. Единственный маршрут к победе над Германией пролегал через Францию.
27 ноября союзники приземлились в Тегеране, где их ждал Сталин, прилетевший со свитой из 27 истребителей. Молотов проинформировал Гарримана и Керра о немецком заговоре, но Рузвельт, несмотря на скептицизм послов, был рад поселиться в советском посольстве. Он хотел наладить отношения с советским диктатором, идя навстречу «законным» требованиям русских по безопасности. В беседе с революционером из Гори он согласился с тем, что, несмотря на обаяние де Голля, реальная Франция помогает врагу. Более, он сказал, что ни один из французов старше сорока лет из прежней администрации не должен сохранить свой пост после войны. Поговорили и про Индию. На предложение Рузвельта реформировать страну снизу Сталин ответил, что это будет означать революцию.
На первом пленарном заседании советский маршал сказал, что итальянская кампания, несмотря на её полезность, не может быть использована для вторжения в Германию. Черчилль не стал спорить, но перевёл разговор в ближайшую перспективу. Но Сталин не желал, чтобы союзники застряли на Балканах, и предложил высадку на юге Франции параллельно с Нормандией. Вечером, на приёме у Рузвельта, он выступил за лишение Франции её колоний и отказывался верить в реформирование немецкого народа, вспомнив стачку 1907 года, на которую немецкие рабочие не явились по причине отсутствия контролёров, которые бы прокомпостировали их билеты. Черчилль же попытался завести разговор о Польше.
Следующий день был отмечен превосходством русских и американцев. Британцев подвинули по всем вопросам. Сталин не стал сильно возражать на предложение Рузвельта организовать будущую систему безопасности на основе Четырёх полицейских (включая Китай). Черчилль вручил деспоту меч по поручению короля. Сталин принял меч, поцеловал его и передал Ворошилову, который тут же уронил его на пол.
На пленарном заседании Черчилль использовал всё своё красноречие в пользу военных действий на Средиземном море, что Сталин назвал отвлечением сил. Рузвельт посоветовал отдать этот вопрос в компетенцию военных, но вождь возразил:
Решение – это наше дело. Это то, зачем мы здесь.
Американцы впоследствии были восхищены настойчивостью и прямотой Сталина, который «спас день». На ужине он продолжал колоть Черчилля, упрекая его мягкостью к немцам. Он выразил мнение, что в конце войны неплохо бы расстрелять 50 или 100 тысяч немецких офицеров. Рузвельт предложил компромиссную цифру в 49 тысяч. Американцы хвастались потом друг перед другом, что им удалось найти общий язык с русскими потому, что они придумали план организовать секретный суд над Гитлером и японским премьером и их людьми, чтобы перестрелять их всех и объявить об этом миру парой дней спустя.
Черчилль был мрачнее тучи, а Рузвельт наслаждался вечером, глядя на его дискомфорт. Он решил проникнуть сквозь твёрдую кору деспота за счёт старого друга и стал отпускать о нём шуточки. Сталин сначала заулыбался, потом захохотал, и после этого Рузвельт назвал его «дядюшкой Джо». С этого момента они стали говорить как мужчины, как братья. Вечер закончился тостами Черчилля за «пролетарские массы» и Сталина «за партию консерваторов».
На Тегеранской конференции Рузвельт стал дрейфовать от Черчилля к Сталину. Конечно, эта траектория отражала изменение стратегического мышления. Судьбы мира после войны зависели, главным образом, от США и СССР, а не от ветшающей Империи. Рузвельт приехал в Тегеран для того, чтобы выстроить альянс с Советским Союзом, и вернулся из него в убеждении, что ему это удалось. Он называл Сталина реалистом, как и он сам.
Столько времени прошло, а страсти всё ещё не улеглись. Требования русских по безопасности у автора не законные, а «законные». Сталин у него послал миллионы русских, белорусов, грузин… и прежде всего украинцев, на смерть. Прежде всего? Подозреваю, что украинцы в трудах британских историков стали пользоваться приоритетом с совсем недавних пор.
Союзники на войне (10)
Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.
Маньяк жмёт руку ренегату на глазах двух циников
Коротко для ЛЛ: Французские коллаборанты слили Северную Африку союзникам и стали там бороться за власть. Франклин и Уинстон не возражали.
Решение отложить высадку во Франции в пользу Северной Африки не лучшим образом повлияло на англо-американские отношения. Генералы Рузвельта бушевали и обвиняли правительство в пораженчестве. Признание вишистов и оказание им помощи не принесли серьёзных дивидендов. Помогать они перестали лишь после того, как десантирование англо-канадцев в Дьепп 19 августа 1942 года закончилось сокрушительным поражением с потерей 60% живой силы и 48 самолётов. И это за один день!
Американским поверенным в вишисткой Франции был Роберт Мерфи. Рузвельт назначил его своим представителем в Северной Африке. Он направил туда 12 «апостолов», а вернее вице-консулов для распределения помощи. На деле они были ни апостолы, ни вице-консулы, а обыкновенные шпионы, которые сообщили, что 35 тысяч французов готовы выступить на помощь в случае американского вторжения. И все они настаивали, что проамериканский мятеж должен возглавить генерал Анри Жиро.
Надёжность их сообщений была проверена 8 ноября 1942 года. Предварительно Жиро был доставлен в штаб-квартиру Эйзенхауэра в Гибралтар, где он сразу потребовал, чтобы операцию поставили под его полный контроль. За восемь часов до вторжения это было невозможно, и ему популярно объяснили, что максимум, на что он может рассчитывать – это на командование всеми французскими силами в регионе. Эйзенхауэр решил, что Жиро тянет время. Тем временем Мерфи с конспираторами приступили к занятию стратегических локаций и аресту официальных лиц в Алжире. Заговор был плохо организован, но всё же им удалось захватить жандармерию и префектуру, и в половине первого Мерфи объявил генералу Жюэну, что скоро сюда высадится полмиллиона американских солдат. Тот в ответ рассказал, что как раз в это время в городе находится сам командующий вооружёнными силами адмирал Дарлан.
Адмирал стал сомневаться в победе немцев уже в начале года, после чего стал наводить мосты с американцами. Те решили включить его в свои планы, но с ним не хотел сотрудничать тот же Жиро. Узнав о мятеже, Дарлан пришёл в ярость и высказал в лицо Мерфи:
Я уже давно знал, что британцы тупые, но я всегда верил, что американцы более умны. Очевидно у вас такой же талант, как у британцев, совершать грубые ошибки.
Не собираясь верить в «полмиллиона» после Дакара и Дьеппа, он отказался действовать без инструкций со стороны самого Петена. В три часа утра заработала портовая батарея. Американцы начали высадку. То, что высадка 107 тысяч британских и американских войск стала неожиданной, оказалось чистой удачей: трудно не заметить свыше шестисот кораблей. Движ в Гибралтаре бросился в глаза испанцам, но те попросили по-быстрому убраться, не ставя в известность немцев. Как нельзя, кстати пришёлся демонтаж немецкой станции радарного наблюдения по настоянию британского посла Гора. Вишисты заметили прохождение конвоя через пролив 5 ноября из Африки, но подумали, что он идёт куда-то ещё, но только не к ним.
Однако, несмотря на внезапность нападения, надежды на то, что французы не окажут сопротивления, оказались тщетными. Алжир, Оран, Касабланка яростно отбивались. Защитники не испытывали угрызений совести, стреляя в американских солдат. Мерфи не удалось уговорить Дарлана о перемирии. Последнего освободила мобильная гвардия, и он занялся организацией обороны. К тому времени проснулся Петен, который телеграфировал Рузвельту, что приказал своим войскам защищаться. В течение нескольких часов Алжир был отбит. Эйзенхауэру пришлось признать, что всё идёт не по его плану.
Но к этому времени Дарлан понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно, слишком неравны были силы. На местах огонь был прекращён, хоть и не повсюду. Американцы поняли, что договариваться придётся с Дарланом, а не с Жиро. Чтобы пройти через Тунис к Роммелю, им нужно было перестать воевать с вишистами, а для этого нужен был Дарлан. Пока его долго и упорно убеждали, немецкие войска уже текли широкой рекой в Тунис. Дарлан тянул время для того, чтобы его соотечественникам удалось уговорить Гитлера сохранить Франции хоть какую-то автономию. Но 10 ноября он приказал своим солдатам прекратить сопротивление и разойтись по казармам. Петен тотчас же отменил этот приказ.
Американцы уговаривали Дарлана увести флот из Тулона, но тот по-прежнему тянул время. 11 ноября немцы вошли в до тех пор неоккупированную часть Франции, и Дарлан, наконец, приказал флоту уходить в Африку. Но контр-адмирал Лабор его не послушал и живо навёл порядок у себя на кораблях. На рассвете 27 ноября немцы попытались осуществить захват, но французские моряки оказались быстрее и затопили свои корабли. Так они продемонстрировали англичанам, что не надо было устраивать бойню в Мерс-эль-Кебире. В то же время эта акция продемонстрировала неспособность вишистов присоединиться к союзникам.
Тем временем удалось разделить власть в Северной Африке между Дарланом и Жиро. Общественному мнению по обеим сторонам океана сотрудничество с видными коллаборантами сильно не понравилось. Голлисты, которых к операции после Дакара и Сирии не подключали, чувствовали себя справедливо оскорблёнными. Де Голля уже один раз поставили перед фактом, взяв Мадагаскар. 16 ноября он сказал Черчиллю, что выиграет от этого морального падения только один человек – Сталин. Правда, советский диктатор эту сделку с Дарланом одобрил. Рузвельт тоже проявил чудеса цинизма:
Дарлан дал мне Алжир, да здравствует Дарлан! Если Лаваль даст мне Париж, да здравствует Лаваль!
Рузвельт уверял, что Дарлан сохранил жизни многим американским солдатам, но это не точно. Ко времени его приказа Алжир и Оран уже сдались, а Тунис оказался под немцами. В то же время моральная сторона сего предприятия оказалась незавидной. К счастью для союзников, правление Дарлана оказалось скоротечным: в канун Рождества он пал жертвой покушения молодого французского роялиста.
15 ноября по всей Британии зазвонили колокола в честь победы Монтгомери под Эль-Аламейном в Египте. В том же месяце американцам удалось уничтожить крупный конвой японцев под Гуадалканалом, а Красная Армия пошла в наступление под Сталинградом, окружив шестую армию Паулюса, которому Гитлер запретил идти на прорыв. Единственной неудачей этого времени был сданный французами без единого выстрела Тунис. Англичане признавались себе, что те ненавидят их больше, чем немцев. Но, несмотря на это, перспективы союзников на следующий год выглядели неплохо. Черчилль говорил, что это не начало конца, но хотя бы конец начала.
В январе 1943 года они снова встретились с Рузвельтом в свежезавоёванной Касабланке для согласования дальнейшей стратегии. Результат, по словам американских генералов, «продлил войну на целый год». Англичане предлагали высадку на Сардинии и Сицилии, а также советовали втянуть в войну Турцию. Американцы не озаботились предоставить альтернативную стратегию и вообще оказались плохо подготовлены. В результате случился триумф британских стратегов: согласовали высадку на Сицилии в июле 1943 года и повторное вторжение в Бирму осенью. В принципе, можно понять: Британия предоставила большинство солдат и логистику в Средиземном море.
Черчилль с Рузвельтом укрепили свои уже и без того хорошие отношения, а также постарались свести вместе бывших противников Жиро и де Голля после смерти Дарлана. «Брак» этот был несчастливым с самого начала. Ещё во время вторжения Дарлан говорил Мерфи, что Жиро – не их человек. Но Рузвельт держался за него, считая простым воякой. Де Голль по понятным причинам тоже не горел желанием лететь в Марокко. Но Черчилль на него надавил, пригрозив избавиться от него в случае несогласия. По прилёту он сразу представил свою схему руководства французскими силами: Жиро главнокомандующий под его началом. Черчилль терпеливо разъяснил ему, что они с Рузвельтом собирались поставить их сопредседателями, причём военными делами должен был заведовать Жиро. Кроме того, де Голль отказывался сдавать хотя бы часть из французских колоний под управление союзников. В итоге коммюнике содержало лишь упоминание о встрече и намерениях сотрудничества во благо освобождения Франции. К восторгу Рузвельта, он согласился сфотографироваться вместе с Жиро.
Подозрения Рузвельта оправдались: де Голль оказался эгоманьяком с диктаторскими замашками. Пройдёт немного времени, и он попросит Черчилля порвать с де Голлем, как тот обещал в Касабланке. Де Голля спасёт лишь заступничество Идена и военного министерства.
В тот же вечер Рузвельт провозгласил курс на безоговорочную капитуляцию Германии, Италии и Японии. Черчилль собирался «сэкономить» Италию, но военное министерство не пошло ему навстречу в этом вопросе. Трудно сказать, как повлияло это обещание на врагов, но оно предназначалось не для них. Оно должно было подсластить горькую пилюлю для Сталина: Второй фронт во Франции повторно откладывался. Убивать немцев должны быть русские, и только после того, как они справятся с этой ролью, предполагалось начать генеральное наступление на «истощённое животное».
Ещё одним «успокоительным» для Сталина было стремление втянуть в войну Турцию. Но турки никогда не испытывали желания получить бомбы на свои города. Им хотелось материальной помощи, а также гарантий на тот случай, если отношения с Советами испортятся. Черчилль расписывал им грядущее безоблачное будущее под сенью ООН, но те не повелись на обещания и не собирались отходить от нейтральности, готовясь при этом к возможной конфронтации с СССР. В мае 1943 года турецкое правительство проголосовало против вступления в войну, несмотря на помощь союзников на сумму в 14 миллионов. Потом они откажут в использовании своих аэродромов и разорвут отношения с Германией лишь после успеха высадки в Нормандии. Войну Рейху они объявят лишь 23 февраля 1945 года.
Несмотря на то, что во время войны между Британией и Соединёнными Штатами сложились особые отношения, симметричными они не были. После того, как в июне Рузвельт и Черчилль договорились о полном сотрудничестве в области атомных исследований, обмен информацией с британскими и канадскими учёными был прекращён через полгода. Аргумент американцев был прост: это шло не на пользу послевоенным интересам Америки. Черчилль стал жаловаться Рузвельту, и 19 августа 1943 года они всё-таки договорились объединить силы в единой программе по созданию атомного оружия с базой в США. Правда, коммерческие и промышленные перспективы в этой области были оставлены в компетенции президента. Ну и делиться информацией с русскими тоже никто не собирался.
Атомная ссора продемонстрировала живость старых подозрений и предрассудков в отношениях между союзниками. Британцы считали себя греками в Римской, то есть Американской Империи, американцы не терпели колониальных замашек. Британцы возражали в ответ, что если сегодня дать независимость колониям, то завтра можно получить анархию, гражданские войны и геноцид. До независимости надо дозреть. Конечно, под руку с этими гуманитарными соображениями очень часто шёл государственный интерес. Гибралтар, Гонконг, Малайя, Карибские острова были слишком важны либо стратегически, либо коммерчески, чтобы так просто взять и расстаться с ними. Кстати, им было чем ответить на упрёки в колониализме, а именно они могли указать на расовую сегрегацию в США. Они сами тоже не были ангелами в этом отношении, но между расами различали где угодно, но только не у себя дома. И, наконец, одной из причин критики колониализма был собственный империализм. Американцы стремились устранить торговые ограничения не только из стремления к миру, но и чтобы их бизнес доминировал. Свобода морей и воздуха означала не только распространение идей и коммерции, но и военное господство США. Деколонизация открывала новые рынки и природные ресурсы власти доллара. Американскому бизнесу нужен был свой лебенсраум.
Рузвельт был искренним антиколониалистом, но его действия не всегда свидетельствовали об этом. Симпатизируя Индии, он не высказывал интереса по поводу независимости Бирмы. Он даже допускал расистские высказывания, предпочитая скрещивание европейцев с китайцами, а не с японцами. Британским колониалистам от него, конечно, доставалось, но самое большое отвращение он испытывал к французской колониальной империи, которую считал коррумпированной и эксплуататорской. Тем не менее, в своей критике, и главное в действиях, он не заходил дальше допустимого. Необходимость сохранения партнёрства с Британией было аксиомой. То же касалось будущей ООН.
Как видим, чудес стратегии и тактики американцы в своей пробе пера войны с Гитлером не продемонстрировали, задавив нерешительного противника числом. Но эта проба пера была успешной. Это и осталось в истории.
Могу согласиться со словами автора, что англо-американское сотрудничество хоть и было неравноправным и не без проблем, но также и весьма гибким и практичным. Так что оно сохранилось и после завершения войны.
Союзники на войне (9)
Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери.
Все части выложены в серии.
Как Франклин наобещал с три короба, а Уинстон раскрыл правду
Коротко для ЛЛ: ценой сотрудничества Сталин назначил новую восточную границу и Второй фронт. Первое не получил (пока), второе пообещали, но не дали (тоже пока).
Сталин наблюдал за войной на Востоке с отстранённым любопытством. Москва подписала пакт о ненападении с Токио 14 апреля 1941 года, и потому во взаимоотношениях с союзниками его интересовали в основном два вопроса: когда откроют второй фронт и как будут выглядеть послевоенные границы СССР. В целях снизить недопонимание, на которое жаловался генсек, в декабре 1941 года в Москву был отправлен Энтони Иден, которому Сталин и высказал свои претензии касательно признания аннексии Прибалтики и востока Польши в лицо. Иден держался молодцом, но по возвращении в Лондон порекомендовал пойти Сталину навстречу по крайней мере в вопросе Прибалтики. Криппс писал Черчиллю:
Если русские победят, они смогут установить эти границы, и мы определённо их не выгоним.
Черчилля это не убедило поначалу, но затем он радикально изменил свою позицию. В результате решили ждать, что ответят американцы. Рузвельт же, как и ожидалось, указал, что предлагаемое Сталиным совершенно не согласуется с Атлантической Хартией. Черчилль было обрадовался, но на фоне сдачи Сингапура и прочих неудач решил всё-таки договориться с русскими. Со временем и Рузвельт стал отходить от идеалов Вудро Вильсона и смеялся в ответ на удивление своих дипломатов. По факту западные союзники продемонстрировали свои разногласия, а также готовность потворствовать собиранию земель Советским Союзом. Сталин сделал выводы и, игнорируя Вашингтон, наращивал давление на Лондон.
20 мая 1942 года для завершения переговоров в Лондон прибыл Молотов. Американцы ему не доверяли, британцы – так вовсе презирали. И всё равно от него было не уйти. Как и было предсказано, в ответ на уступки требования Сталина выросли. Он требовал уже и восточную Польшу, и послевоенные договоры о взаимопомощи с Финляндией и Румынией. На это англичане пойти никак не могли, и для избежания тупика Иден предложил альтернативную версию договора, которая исключала всякое упоминание границ. Молотов в ответ продемонстрировал «всю грацию и умиротворение тотемного столба», а на следующий день взял и принял условия нового договора. Почему Сталин сдал назад? Потому что он знал, что вопрос границ будет решён силой. Так он и сказал в ответ на опасения Молотова, что договор станет пустой бесполезной декларацией. Британцы предполагали, что вмешался американский посол. Но на самом деле причиной сговорчивости Советов было резкое ухудшение ситуации на фронте в результате окружения ударной группировки под Харьковом. Так что они решили фокусироваться на более срочном вопросе: открытии второго фронта.
Из Лондона Молотов прилетел в Вашингтон. Рузвельт был в курсе, что в текущем году ему не хватает сил для высадки не то, что во Франции, но даже в Северной Африке. Самым ранним допустимым сроком был апрель 1943 года. К этому времени можно было снарядить 30 американских и 18 британских дивизий. Альтернативой была высадка девяти дивизий на Шербурском полуострове уже в середине сентября – на случай безнадёжной ситуации на Восточном фронте. Черчилль ответил на это с энтузиазмом, но на деле британцы сомневались насчёт возможности высадки и в 1943 году тоже. Они считали, что немцы могут сбросить их в Ла-Манш без необходимости оттянуть что-то с Восточного фронта. Вот если бы русские побили их у себя... Но если они могут побить без чужой помощи, то зачем тогда им помогать? Но эти размышления они оставили для своих дневников, а на деле согласились с предложениями американцев.
Конечно, никто не сомневался в необходимости высадки во Франции. Но аксиомой британской стратегии было измотать противника сражениями на периферии перед тем, как ударить по их главным силам. Американцам очень не нравилось это скакание по средиземноморским островам. Но и у них был повод благодарить Черчилля: ранняя высадка почти наверняка закончилась бы реками союзнической крови. Автор называет его отказ одним из величайших свершений за всю войну. Молотов вспоминал, что когда он потребовал 29 мая в Вашингтоне открытия Второго фронта, способного оттянуть на себя 40 вражеских дивизий, он понимал, что для них это было полностью невозможная операция. И всё же он продолжал требовать по политическим причинам. И уже 11 июня, после того, как он улетел, Белый Дом опубликовал коммюнике о визите наркома и рассказал о полном взаимопонимании по поводу настоятельной необходимости открыть Второй фронт в 1942 году.
Почему они сделали это? Рузвельту хотелось как-то подбодрить Советы в критический момент.
Весь вопрос того, победим ли мы или проиграем, зависит от русских. Если русские смогут выстоять этим летом и удержать 3,5 миллиона немцев в войне, мы определённо сможем победить.
Сделав невыполнимое обещание, он пошёл по следам британцев, которые обещали русским то две дивизии, то помощь на Кавказе, и ничего из обещанного не выполнили.
Вернувшись в Лондон, Молотов мог быть ободрён тем фактом, что британское общественное мнение было на его стороне. Лондонцы зачитывались «Войной и миром». Он сказал Черчиллю, что Рузвельт допустил рискнуть вторым Дюнкерком и пожертвовать на это дело 100-120 тысяч солдат. Черчилль же ответил, что ни при каких обстоятельствах он не согласится на такое тщетное кровопролитие. Гарантий на 1942 год он не давал, в то время как 1943 год ему представлялся реальной целью. В то же время он обратил внимание на то , что Запад помогает материально, и на то, что девять дивизий Роммеля воюют в Африке и ещё 33 дивизии сидят в Западной Европе.
Правда, на Восточном фронте сражалось 217 дивизий. 28 июня вермахт начал свою летнюю кампанию на юге с целью захватить кавказские нефтепромыслы. 27 июля пал Ростов, и Гитлер сделал катастрофическое решение расширить масштаб операции и разделить силы наступавших. Группа А пошла на Кавказ, а группа В – на Сталинград. 4 августа Паулюс стоял в 60 милях от города.
В это же время Черчиллю удалось убедить Рузвельта не лезть во Францию и приступить к реализации операции Факел. Это решение в комбинации с приостановкой арктических конвоев после потерь конвоя PQ-17 побудило Черчилля принять решение съездить в Москву. Он надеялся успокоить диктатора.
Он прилетел 4 августа с юга через Кавказ и сразу сообщил Сталину про то, что Второго фронта в 1942 году не будет, но в 1943 году готовится большая операция. Тот презрительно ответил, что кто не рискует, тот не выиграет войну. Что не нужно так бояться немцев. И что опыт показывает, что войска должны быть обагрены кровью в бою. Это была нелёгкая беседа. В ходе её деспот и бывший семинарист попросил бога благословить операцию Факел. Но на следующий день он объявил эту операцию не имеющей отношения к СССР. Он жаловался на недостаток снабжения и ставил под сомнение доблесть британской армии. Черчилль держался поначалу, но потом разразился ответной речью, в которой выражал своё огорчение недружелюбием Сталина.
Британцы удивлялись вечером столь разительной перемене в поведении Сталина, предполагая вмешательство Совнаркома. На деле же он подвергся действию стандартной советской техники ведения переговоров: радушный приём, затем жёсткий торг, после чего соглашение.
На следующий день был назначен большой банкет. На нём Черчилль ещё побеседовал немного со Сталиным, после чего отказался от предложения посмотреть кинофильм и ушёл. Он собирался свалить по-быстрому, но другие члены делегации убедили его вернуться. Сталин пригласил его поужинать к себе на квартиру. Беседа там приобрела неформальный характер. Черчилль говорил о своих предках и спрашивал Сталина о коллективизации. Сталин объяснил, что тогда пришлось экспериментировать ещё больше, чем в эту войну, но механизация сельского хозяйства должна была случиться. И что есть одно поколение, в конце концов? За беседой согласовали коммюнике. Вернувшись к себе на госдачу номер семь сильно подшофе, Черчилль изменил своё мнение о советском руководстве и пришёл к выводу, что его «приняли в семью». Расстались друзьями.
Что и требовалось доказать. Не стали высаживаться, боясь потерь. Пусть другие льют кровь, а мы пока отсидимся за морем. А потом ещё возмущались захватом Сталиным Восточной Европы.

















