Лушников С.

Министр МВД, господин Хороший Моисей Абрамович, пребывал в состоянии благодушной эйфории. Цифры в отчетах по коррупционным делам радовали глаз и сулили новые финансовые горизонты. Только что завершилась доверительная беседа с верховным судьей и главным прокурором, где был утвержден изящный план по «отмыванию» состоятельных клиентов через лояльных адвокатов.

Дорогой коньяк «Хеннесси» в тандеме с черной икоркой придавали борьбе с мздоимством особый, бархатный шарм. Мероприятие в честь ветеранов, развернувшееся в помпезном зале, было лицемерным, но обязательным ритуалом — данью старой гвардии, служившей еще в милиции, что недавно перекрасилась в буржуазные цвета полиции.

Светская тусовка плавно перетекла к обсуждению предстоящих вояжей, зарубежных вилл, отпрысков, грызущих гранит науки в престижных альма-матер Старого Света, и новых пассий. О последних, разумеется, говорили шепотом и в отсутствие законных супруг.

Вокруг порхали артисты разного калибра — Ругачева, Базманов — коих Моисей Абрамович мысленно величал скоморохами, а за глаза — и покрепче, блаженными. Хотя и эти блаженные неплохо набивали мошну на подобных пафосных вечеринках.

Не успел господин Хороший излить душу в истории о покупке виллы на Капри, как к нему, словно тень, подобрался один из ветеранов — участковый Распутин Иван Иванович. Вручая тому памятную медаль, минир с легкой брезгливостью поморщился: зачем притащили эту мелкую сошку, пешку в их большой игре?

Иван Иванович дерзко вклинился в беседу сильных мира сего и, робко подобравшись, прошепелявил:
—Моисей Абрамович, можно Вам передать на прочтение один проект? По реорганизации полиции.

Сказать, что Хороший удивился, — значит не сказать ничего. Кусок бутерброда с икрой предательски застрял в горле, вызвав приступ кашля.
—Чей проект? — наконец выдавил он, багровея.

— Мой... — ответ прозвучал неожиданно и точно, как удар ниже пояса.

— Вы... проект... составили? Серьезно? — скепсис и сарказм смешались в его голосе, когда он взял в руки скромную папку.
Он раскрыл ее и увидел листы,исписанные крупным, удивительно четким почерком. На первом листе красовалась надпись:

Задача проекта: Усиление роли первичного звена — участкового — и реорганизация структуры полиции для предотвращения преступлений.
Цель: Снижение уровня преступности на 400 процентов. Сокращение штата МВД на 50 процентов. Экономия бюджетных средств на содержание ведомства на 50 процентов.

На других листах пестрели схемы микрорайонов, таблицы и графики.
—Снижение на четыреста процентов? Это лет через сто, надеюсь? — язвительно протянул глава правоохранительного ведомства. — Вы отдаете себе отчет, что мы с вами до этого момента не доживем? — усмешка его была ядовита.

— Почему же через сто? Результата достигнем за пару лет, — с горячностью парировал участковый. — Главное — воля и последовательность.

Хороший картинно развел руками, обращаясь к своей свите:
—Господа, представляете? Товарищ сочинил проект по уменьшению преступности на четыреста процентов за два года!.. Как ваша фамилия, блюститель порядка?

— Распутин, — насупившись, произнес тот.

— У нас уже был один Распутин! И чем это кончилось? Дурил голову самым влиятельным особам — и его грохнули!

— Меня тоже сначала пугали, когда прочли мой труд, — быстро, на одном дыхании, выпалил Иван Иванович. — Но потом махнули рукой. Шалят теперь на других участках. А на мой смотрят косо. Говорят, МВД никогда не решится себе крылья подрезать, а я думаю, вместе мы их расправим!

— Подожди, — вмешался в разговор Верховный судья Махтодуй Борис Израилевич. — А кому ты его показывал?

— Одному положенцу, живет на моем участке. Я же систему целый год апробировал. У меня кражи из квартир почти исчезли, наркоманы убрали все закладки, убийство было одно — и то ночью, по пьянке. В процентном отношении — почти на пятьсот процентов снижение. Но я один многое не могу внедрить, это только начало. Даже трех коррупционеров выявил...

— Подожди, — заинтересованно вступил Генеральный прокурор. — Расскажи, как это работает? За счет чего такие результаты?

— Идея проста как чистый лист. Мы — кто? Правоохранительные органы. Охраняем права. А кто должен делать это на деле? Участковый! Он для предупреждения и создан. Вот возьмем мой тринадцатый участок. Пятнадцать тысяч населения, а я один. Но и один в поле воин, если дело с умом организовать.

Сейчас система устроена идиотски. Участковый к десяти утра должен быть в отделении и отчитаться о проделанной работе. Расстояние от моего участка до управления я преодолеваю за полчаса. Во сколько мне выходить?

— В полдесятого, — Верховный судья Шалый Петр Аронович быстро сообразил в уме.

— Верно, товарищ! А на работу к девяти. Выходит, утром я ничего не успеваю. Совещание тянется полтора часа. Освобождаюсь в одиннадцать тридцать. А обед — с часа. Какой смысл ехать на участок? Прямо на обед и отправляешься, и до двух отсутствуешь. Прибежишь на участок — отметишь бывших заключённых, что стоят на контрольном учете, а к четырем опять на планерку и бумаги сдавать. И снова полтора часа просидишь. И все, беги по домам.

На участке я от силы полтора часа в день. Поэтому никто участкового не знает, и участковый не знает, чем дышит его район.

Вот я и договорился с начальником отделения — освободил меня от совещаний, а бумаги передаю с помощью помощников-пенсионеров. Стал ходить по району, смотреть, разговаривать с людьми. Советуюсь с пенсионерами — а среди них оказались толковые и активные. Они мне на недостатки указывают. Телефон мой знают, звонят по инструкции. Например, у подъезда вещи грузят. Звонят, номер машины сообщают. Я подхожу, спрашиваю, кто такие, куда переезжаем? А номер машины ребята в отделении уже пробивают, на всякий случай. Система заработала. Меня знают, мне верят и помогают.

Сразу и положенец объявился: «Ты чего так рьяно взялся? Народу прохода не даешь». А я ему проект и говорю — эксперимент провожу. Он сначала мне и предрек судьбу того, первого Распутина.

— И всего за год — такие результаты? — уже серьезно спросил Махтодуй.

— Да. Но я-то уже на пенсии, здоровье не позволяет, не успеваю все недочеты подправить. Поэтому в проекте предлагаю привлекать молодых участковых, платить им по двести тысяч, плюс премии за снижение преступности.

— Двести тысяч участковому? Не многовато ли? Бюджет рухнет!

— А экономия все окупит с лихвой! Преступления уменьшаются в разы — значит, следователей, судей, прокуроров нужно меньше, а у них зарплаты — ой-ой-ой. Кстати, там у меня предложения по выборе и ротации судей, прокуроров, связки с иммиграционной службой, детской комнате милиции. В каждом отделении должны дежурить минимум две машины, готовые за пять-десять минут примчаться на вызов. Но общее число полицейских при этом сократится. Вот расчеты. А это — схема размещения пункта участкового в центре территории. Компьютер, связь, камеры. На первых порах можно и двух ставить. Смен — минимум две. Участковых будет больше, но система в целом — компактнее.

Вот смотрите: четыре шестнадцатиэтажки образуют прямоугольник. Внутри — стеклянная будка участкового, чтобы обзор был. Через год он будет знать всех. Особый контроль — за дворниками из братских стран. Шустрые, часто квартиры после смерти стариков отжимают, жуликов наводят, втираются в доверие.

Намедни идет старушка из пятого дома, несется как угорелая, будто утюг забыла. Я ее: «Баба Маня, вы куда?» — «Ой, родимый, деньги снять, дочь в больницу попала!» А сама кого-то сбила, ей звонят, дескать. Я ей: «Баба Маня, ты мне веришь?»
— «Верю, голубчик, но бежать надо!»
— «В какой больнице дочь?»
— «В Градской!» — «Подожди, сейчас узнаю». Звоню дежурному, тот сообщает — нет там ее дочери.
«Бабушка, нет там никого. Давайте позвоним ей». — «Врач сказал, без сознания!»
— «Но ее там нет! Набирайте дочь». Трясущимися руками набрала — слышит живой голос. Все прояснилось, мошенники пролетели, как фанера над Парижем.

Мелочь? Да. Но куда бабушка в следующий раз пойдет? Ко мне. А что я сделал? Не только деньги спас, но и по мошенничеству удар нанес. Не дал аферу совершить! И народ спокойнее жить будет, когда знает, что власть его бережет! — распалился Иван Иванович.

Все трое тяжело переваривали услышанное. Их головы понимали и даже отчасти соглашались с доводами автора этого безумного проекта, но душа воспринимать его всерьез отказывалась, они прочно сидели в своей колеи...

— И кто вас на такую мысль натолкнул? — с трудом выдавил министр.

— Честно? Максим Горький, — вздохнул Распутин.

— Он же давно умер, вроде бы, — неуверенно пробормотал Шалый.

— Он бессмертен, хотя роман в школьной программе и слабоват в художественном плане.
Я ведь учитель по образованию. Читал роман «Мать» — и обратил внимание на одну деталь. Помните, как революционеры с Павлом собирались? С гармошками, как на гулянку. Я задумался — почему? Оказалось, только так можно было провести дворника, который был осведомителем у жандармов. Ему платили за информацию. Вот я и подумал: а почему бы участкового не наделить полномочиями и жандарма, и дворника?

— Но одному за пятнадцатию тысячами не уследить! — заявил Махтодуй. — Ваш случай частный, он держится на вашем личном энтузиазме.

— Если платить достойно — люди работать будут. Брать можно из армии, отставных, из охранников, что штаны в офисах протирают. У меня система отбора расписана, с шестидесятой страницы.

— А что вы в итоге от меня хотите? — Хорошему смертельно надоел этот настырный человек.

— Для начала — построить на моем участке помещение для эксперимента и дать еще одного сотрудника. Чтобы мы доказали работоспособность. И зарплату... а то я за тридцать тысяч на будущее работаю.

— Как я участковому сто тысяч сделаю? У нас штатное расписание, все утверждено! — Хороший становился нехорошим и жестким. — Ничего не выйдет. Министерство — не частная лавочка!

— Понимаю. А вы подумайте. В проекте есть предложение — переименовать участкового в начальника участка. Пересмотреть штаты... и кое-кого сократить.

— Подожди, а как ты коррупционеров-то выявил? — не выдержал Махтодуй, дав волю любопытству.

— Очень просто. У меня на улице Счастливой дом номер семь — элитный, за железным забором. Меня туда не всегда пускают. Но на территории работает дворник-таджик. Я его как-то на мелкой афере подловил, вот он теперь и стучит. Попросил номера машин одного жильца записывать — слишком часто он их менял. За полгода собрали информацию: шесть новых машин, потом их сыну, дочке, зятю... В общем, родне. Прикинул стоимость — миллионов двадцать пять. Написал бумагу, чтобы доходы проверили. Повезло — новый министр обороны как раз пришел, а тот чиновник на складе служил, с зарплатой в сто пятьдесят тысяч. А доходы шли от продажи резервов со складов. Вот и взяли голубка за жопу.

— Страшный ты человек, — не выдержал Шалый. — У тебя на участке целая мафия. Хуже того Распутина.

— Нет, я не мафию создаю, а систему строю. И надеюсь, министр мне поможет. Возьмите, почитайте. А я через неделю позвоню или зайду. Вот тогда и потолкуем.

— Да вы ко мне не попадете, — Хорошему так хотелось, чтобы этот человек исчез, что у него начал дергаться глаз. — Оставьте лучше свой телефон.

— Я сам приду. А номер ваш я узнаю. У нас на участке майор ФСБ живет, он мне поможет. Недавно я его маму в скорую успел отправить, он мне благодарен. До встречи!

Распутин крепко пожал потные, усталые ладони начальников — и был таков.

Все трое еще долго молчали, переваривая случившееся. А Шалого затрясло: В этом же доме мой сын живёт! Надо срочно его отправить на пенсию, хоть куда, иначе беды от него жди!
Хороший сдавленно воскликнул:
—Идиот этот Горький! Хоть и жил на Капри, а такую дурь в головах посеял, что теперь по всей стране Распутины плодятся. Завтра же распоряжусь найти, за что прищемить хвост этому участковому, и уволить его к чертовой матери! А ведь , если не избавится от таких, то они не только нас сократят, но и на детей замахнуться могут!