Кровь
Я просто кровь ходил сдавать. Но тут опять началось всё это.
С утра пораньше выхожу из метро Московская, вижу: чёрный Ленин стоит, указывает рукой прямиком на больницу в трёх-четырёх кварталах, неподалёку от клуба Jagger. Пошёл я путём, указанным Ильичом, долго ли, коротко ли, оказался у бетонного забора, на нём ленточка нарисована оранжево-чёрная да красная звезда, а рядом проходная зияет жутковатая.
Проник на территорию. Больница в много этажей. Скорые ездят, в окнах добрые бородатые доктора за жизни борются, а во дворе старушки гуляют да курят сигареты. Всё как в сериале «Клиника», только совсем по-другому. Вообще, точнее сказать, иначе. То есть и близко не так, как там, вообще не понимаю, почему я о нём сейчас вспомнил.
Захожу в больницу, предо мной гардероб. Пара гардеробщиц двойного бальзаковского возраста и не особенно-то приветливых. Рядом автомат с бахилами, жаждет монетку 5 рублей. Сдаю куртку и спрашиваю:
— Кровь здесь сдавать?
— Ну конечно, — мне в ответ, — вот прямо здесь и сдавайте!
— Ну что вы, — говорю, — меня сразу атакуете? У вас тут вон сколько корпусов, откуда же я знаю, какой из них кровь берёт.
— Да здесь-здесь, — говорят эти вампирши, — направо иди и сдавай.
— На моё право или на ваше?
— На наше.
— А бахилы продадите?
— В автомате.
— А если мелочи нет?
— В киоске идите поменяйте.
— А где киоск?
— Налево.
— На ваше?
— На наше.
И вот дали мне номерок, и я уже поворачиваюсь идти на их лево, а одна из них, с крючковатым носом, возьми да и воскликни в голос:
— Сколько вопросов!
Это можно было по-разному воскликнуть. Можно было шутя, с лёгким флёром кокетства, можно было с притворным недовольством или ещё как. Но она воскликнула иначе. Как бы вам описать, как она воскликнула. Представьте, как бы воскликнул человек, только что внезапно обнаруживший, что у него под носом усы нарисованы дерьмом. Представьте, как бы он воскликнул:
— Правый-то больше!
Вот с такой интонацией и она воскликнула:
— Сколько вопросов!
И меня это остановило.
— Что, простите? — спросил я.
Она повторила. Причём не только слово в слово, но и нота в ноту, децибел в децибел, с прежними отвращением и гневом, как будто это был повтор записи:
— Сколько вопросов!
— И все по существу, — сказал я. — В отличие от вашего.
И, подумав, добавил:
— Пусть и риторического.
— Что-что?! — округлила глаза она.
Но я, к счастью, уже был на пути в киоск. Обращаюсь к царице прессы:
— Здравствуйте. Не поменяете 50 рублей по 5?
— Как же! — мне в ответ. — Пятёрки у нас в дефиците!
— Ладно, — говорю, — можете мне продать 5 рублей за 50?
— Не положено!
Иду к автомату с бахилами. Изучаю его с минуту. Слабых мест не обнаруживаю. Вижу, рядом девушка уральской красоты бахилы натягивает.
— А у вас, — говорю, — не будет пяти рублей?
— Не.
Мимо идёт та самая гардеробщица, во взгляде её презрение и скорбь.
— А у вас?.. — спрашиваю я, но, конечно, остаюсь проигнорированным.
Охранник больницы помог. Он сказал:
— А вы в урне бы порылись, там их много…
— Спасибо вам, добрый человек, — ответил я.
Разулся, взял кроссовки в руки и пошёл на право гардеробщиц, вниз по лестнице, в кровавый подвал. Нашёл дверь с табличкой «Забор крови». Представляете, забор крови. Стена плазмы. Частокол эритроцитов. Оставил кроссовки у двери, иду внутрь. Там очередь. Занял место за девушкой, читавшей детектив писательницы, чьё имя не буду называть, дабы ненароком его не увековечить к ужасу потомков. Я стараюсь вообще не говорить и не думать о том, что мне не нравится. Я стараюсь вообще не говорить и не думать… о чём?..
— Следующий!.. Следующий!..
Подошла моя очередь. Подхожу к регистратуре, получаю анкету. В ней три колонки: «Вопрос», «Да» и «Нет». Банальная эрудиция подсказывает, что нужно ставить галочку или в крайнем случае крестик напротив каждого вопроса либо в колонке «Да», либо в колонке «Нет». Но не тут-то было. Медсестра говорит, что нужно писать словами «Да» или «Нет».
— А зачем так? — говорю.
Сестрица впервые поднимает на меня глаза и отвечает:
— Чтобы нам с вами было о чём поговорить.
Звонит телефон, она молвит в трубку:
— Забор крови.
Пауза.
— И?
Пауза. Резкий выкрик:
— В смысле, что такое?! Гемоглобин у вас понизился! Приходите через полгода!
Бросает трубку.
«Употребляли ли вы алкоголь в последние 4 часа?» «Делали ли вам татуировку или акупунктуру?» «Были ли у вас ночные поты?» etc. Как на духу на всё ответил, анкету сдал, добро получил, встал во вторую очередь — на обследование. Вскоре слышу голос медсестры, той, что принимала мою анкету:
— А чья это обувь у входа?
— Моя, — говорю.
— Зачем она там?
— Чтобы нам с вами было о чём поговорить.
— Обуйтесь немедленно!
— У меня бахил нет.
— Почему?
— Они по пять рублей, а у меня нет пяти рублей.
— Вот, возьмите.
Сестрица одарила меня парой новёхоньких бахил, и ликованию моему не было конца. Я пошёл, надел кроссовки, натянул бахилы, встал обратно в очередь.
— Следующий!.. Следующий!..
У меня взяли кровь из пальца, смешали её с четырьмя разными химикатами, провели экспертизу, дали ватку и пластырь. Ватка бесплатная, пластырь бесплатный — только бахилы по пять рублей. После экспертизы я встал в третью очередь.
— Следующий!.. Следующий!..
В третьем кабинете меня встретила приятная молодая врач, похожая на Скарлетт Йоханссон. За весь день она первая смотрела мне прямо в глаза и говорила спокойно и красиво. Она вся внутренне улыбалась, и я, понятно, тоже начал — прямо-таки завибрировал весь. Она велела сесть на стул у её стола. Почти не помню, о чём она спрашивала, и что я отвечал, но это почему-то было прекрасно, я просто утонул в этом диалоге. Помню только вот что:
— Операции у вас были?
— Бог миловал.
— И зрение, наверное, хорошее?
— Не жалуюсь.
— И в армию что ли годитесь?
— Служил.
Тут она на меня так посмотрела, что я понял, что не зря всё-таки служил.
— Кстати, — говорю, — можно будет мою группу крови узнать? А то в армии мне её так и не сказали.
— Можно. А я хочу узнать ваши рост и вес, немедленно.
— 182. Это рост. Вес не помню.
— Так вот же весы.
Я взвесился.
— 74,2, — говорю.
— Хорошо, без одежды, наверное, 72 будет?
— Не знаю, — говорю, — можем проверить, раз это важно.
— Не надо, напишем 72. Вот вам талончик, приходите через полгода на обследование.
— Я приду.
— Ступайте.
— Ох.
Не хотелось уходить, но пришлось отправиться на поиски четвёртой очереди. Я был предельно близко к центральному хранилищу красного золота. Я улавливал эту близость в трелях ламп дневного света, кожей впитывал микрокапли крови, парящие в воздухе, ловил сладкий и страшный запах эликсира жизни. Наконец я достиг цели.
Четвёртая очередь привела меня к открытой двери кабинета, где за металлическим столом восседала хранительница в самом белом за сегодня халате, а за спиной её был огромный холодильный шкаф с постоянно движущимися полками, на которых в неимоверном количестве лежали пакеты с кровью.
Здесь всё было по-другому. Здесь больше не кричали «Следующий, следующий…» Стояла уважительная тишина, время от времени нарушаемая лишь доносящимся из кабинета хранительницы авторитетным:
— Один донор идёт сюда!
Это была не просьба, не приказ — скорее, пророчество:
— Один донор идёт сюда!
И это действительно происходило: один донор вставал и шёл сюда. В какой-то момент я поймал себя на том, что донором идущим сюда, был я. Когда я вошёл, хранительница забрала мою анкету и велела сесть на кушетку, затем оглядела меня с ног до головы, выдала мне несколько наклеек со штрих-кодами, велела надеть ещё одни бахилы поверх моих и указала на вторую дверь в её кабинете, которую я до того момента не замечал.
Я прошёл туда и оказался в тёмном помещении, похожем на декорации фильма «Пила». Символические окна под самым потолком, сверху вьются трубки, цепи и кабели, в углу свалены полотна циркулярных пил. Не могу отделаться от ощущения, что внутри чёрных с ржавыми потёками стен пульсируют гигантские артерии, вероятно, так оно и есть. У противоположной стены три больших лежачих кресла, отвёрнутых от меня. В центре комнаты микрофон на стойке. Включается минус «Группа Крови» Виктора Цоя, чтооооооо, блять, происходит?
На всякий случай подхожу к микрофону и начинаю петь:
— Тёплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног. Звёздная пыль на сапогах… На сапогах… Мягкое кресло, плетчатый клед, не нажатый вовремя…
Тут одно кресло резко поворачивается, а там — Александр Градский! Да твою же ж в Бога душу мать! Второе кресло разворачивается, там, конечно, Леонид Агутин. Кто же в третьем?.. О! Ничего себе! Боб Дилан в третьем кресле! Хоть бы попасть в его команду! Боб Дилан! Боб Дилан! Пожелай мне-е-е не остаться в этой траве! Пожела-а-а-й мне-е у-дачи!.. На-на-на-на-на-на-на!.. На-на!.. Удачи!..
Все они хлопают, хлопают, хлопает меня по щекам усталая медсестра, я потерял сознание, когда у меня не сцедили ещё даже полгаллона, стыдоба. Ну, то есть, как потерял… Было оно, сознание, только где-то не здесь было, не в заборе крови, а на шоу.
— Следующий! Следующий! А вы — уходите. Руку не разгибайте ещё пять минут, пластырь не отлепляйте три часа, отдыхайте сколько можете себе позволить. Живите полной жизнью, не слушайте никого, победите, так сказать, машину, работающую у вас в голове! Следующий!.. Следующий!..
Я оглядел побелевшие руки и сполз с кресла. В теле, к моему удивлению, царила поразительная лёгкость. Видно, много во мне лишней крови накопилось, и вот её сцедили. Возвращаюсь к хранительнице.
— Ну как у вас дела? — говорит она с улыбкой.
— Прекрасно, — отвечаю. — Кажется, прошёл в финал.
— Славно. Вот вам квитанция, идите по коридору направо.
— На моё право или на ваше?
— На ваше, — чуть заметно усмехается она. — На ваше… Ну ступайте же, там кассир вам денег заплатит.
Я удивился.
— Как? Столько радости, ещё и денег заплатят?
— Заплатят, — сказала она. — За всё заплатят.
Я попрощался с хранительницей и пошёл к кассиру. Вскоре увидел стол прямо в коридоре, за ним сидела улыбчивая тётенька с кучей денег. Это было так умилительно и сюрреалистично. Это даже невозможно выдумать: коридор, а в нём стол и за ним улыбчивая тётенька с кучей денег. Я не шучу сейчас. Если вы не поняли, я вообще никогда не шучу. Нет, я умею, просто мне не хочется. Я протянул тётеньке квитанцию. Она мельком взглянула на меня и сказала:
— Вы у нас, значит, областной?
Я опешил, немного смутился и внимательно оглядел себя, не понимая, что меня выдаёт.
— Я вообще из другой области, — сказал я. — Но как вы догадались?
Кассир со смехом произнесла:
— У городских квитанция другого цвета. И платят им не столько, сколько областным.
Мне заплатили 545 рублей. Я не стал уточнять, платят городским больше или меньше. И то и другое несправедливо, ничья кровь не стоит больше другой.
Мне нельзя было разгибать одну руку, я достал кошелёк и попросил кассира положить туда бумажные деньги. Правой рукой я сгрёб так нужные час назад пятирублёвые монеты и высыпал их в карман штанов.
Вышел к гардеробу. Даблбальзаковские вампирессы скучали. Отдавая номерок одной, я спросил ту, что не любила вопросы:
— Как ваше настроение?
— Спасибо, — сказала она, — хорошо. А почему вы интересуетесь?
Другая отдала мне куртку и шепнула ей:
— Ну ты что, не помнишь уже?..
— Вопросы, — напомнил я. — Я тот, что задавал много вопросов. Не обессудьте, я здесь впервые. И вопросы задавал по существу. А вы ругаетесь.
— Да не ругаюсь я! — воскликнула она помягче, чем раньше. — Просто у меня такие интонации! А вы кровь сдавали, да?
— Да.
— И как сейчас кровь сдают? Сидя или лёжа?
— Лёжа.
— Лёжа, значит. Хорошо.
— Всего доброго.
— До свидания.
Когда я подошёл к метро, Ильич всё указывал на больницу, но теперь уже кому-то другому. Я проехал по синей вене, пересел на красную и вышел в сердце города. На Площади Восстания, в тени гостиницы «Октябрьская», прямо напротив обелиска «Городу-Герою Ленинграду» мне повстречался кришнаит.
Знаю, у меня кришнаиты в каждом третьем рассказе, но они постоянно находят меня, что я могу поделать. Подходят ко мне на улице и заговаривают: так, мол, и так, мудрость, солнце, единое сознание, нате книжку почитайте, дайте денег сколь не жалко. Сегодняшний был в оранжевой куртке, оранжевой шапке, оранжевых брюках и с оранжевым чемоданом на колёсах (чёрных, надо заметить). Он был не в каких-то там лохмотьях, а в современной, новенькой одежде и с полным просветления чемоданом.
— Простите, — сказал он мне, — можно вас на минуту отвлечь? Вы такой позитивный! Хотите книгу почитать?
Он продемонстрировал книгу. На обложке — синекожий юноша, играющий на флейте в окружении танцующих дев.
— Спасибо, — сказал я. — Мне не нужно, потому что я уже Кришна, а вы — часть моего единого сознания.
— Вы Кришна?
— Именно.
— Ничего себе! Тогда, может, просто дадите денег, сколько не жалко?
— Я не богат материально.
Мне показалось, монах немного расстроился.
— Какой же вы тогда Кришна! Кришна очень богат!
— Да, но не материально.
— Ещё как материально! Вы знаете, что у Кришны 1300 жён?..
— Конечно, знаю, — сказал я. — Я же Кришна.
— Нет, вы не Кришна, — упёрся монах.
— Кришна не спорит, — сказал я.
— Хорошо, — не унимался он. — То есть, вы — Бог?
— Настолько, насколько Кришна Бог.
— То есть, вы всемогущий?
— Разумеется.
— Можете поднять в воздух эту штуку?
Он указал на обелиск «Городу-Герою Ленинграду».
— Можете?
— Могу, — сказал я. — Но мне это не нужно. А что мне нужно, так идти заниматься делами. Хорошего дня.
И я использовал своё всемогущество, чтобы прекратить этот разговор. Как же, будет он мне рассказывать, что я не Кришна, когда у самого анахата ещё до конца не раскрыта. Смех да и только! Никакого уважения к культу, а ещё цвета солнца нацепил. Солнце любит кровь, приятель... время любит кровь... И вот только тут я вспомнил, что группу крови свою ведь так и не узнал.
