Здравствуй Пикабу. Сразу скажу. Локация: Боровск, Калужская область.
Накопилось много православной литературы (родственники верующие в отличие от меня). Ну и вот решил, что пора убрать этот пласт ненужной литературы из своей библиотеки. Не посоветуете, кому можно отдать с пользой (выбрасывать не хочу, так как всё же книги).
Мы обнаружили в архиве очень интересный доклад на немецком языке с места гибели 23 солдат пехотного полка вермахта под Севастополем.
«...место, где лежали в разных позах 23 мёртвых тела немецких солдат, нами обследовано.
Все солдаты в действующей армии с 1939 года.
Их офицер с 1940 года.
19 солдат погибли от многочисленных пулевых ранений несовместимых с жизнью.
3 солдата и офицер погибли в рукопашной схватке от удара прикладов в область головы.
Вывод: внезапная атака из засады превосходящих сил противника.
Виновных нет. Взвод погиб в полном составе вместе с командиром.
Обер-лейтенант Штайер».
А что об этом событии говорят наши архивные документы?
Германское командование в полном составе наверняка бы просто не поверило, если бы им сообщили правду!
Взвод нацистов уничтожила раненая и контуженая двадцатилетняя девушка – Мария Байда... санитарный инструктор, крымчанка.
Биография. Кратко.
Маша родилась 1 февраля 1922 года, среднюю школу (Джанкой), работала в колхозе и больнице.
Начало войны:
Севастополь.
доброволец в истребительном батальоне,
окончила медкурсы, стала медицинской сестрой,
декабрь 1941 года – разведчик.
Из воспоминаний Марии Карповны:
«Я видела столько крови и страданий, что у меня просто окаменело сердце. Не могла забыть разрушенные хаты, убитых детей, стариков и женщин. На поле боя на моих глазах гибли люди. Умирали молодые, в расцвете сил: им бы ещё жить да жить, трудиться для счастья!».
Мария Байда детстсво провела у бабушки в Севастополе, потому знала каждую пядь тех мест, где они ходили за «языками».
Из истории:
Ее «улов» обер-ефрейтора Вермахта, поднял шум при пересечении нейтральной полосы, и немцы открыли огонь из минометов, один из разведчиков группы погиб.
Марию, руководителя группы, наказали трёхдневным арестом.
Но через час её вызвали в штаб:
пленный отказывался говорить, хотел видеть того, кто его пленил – увидев Машу, он раскис, потерял самообладание и рассказал всё.
Арест отменили, а Маше объявили благодарность.
7 июня 1942 года начался третий штурм Севастополя.
Мария вместе со всем Севастополем отражает атаки. Патронов, да и не только патронов, всего было в обрез, но разведчицу это не останавливало, если становилось нечем стрелять, она ползла на передовую, забирала у мёртвых гитлеровцев оружие и возвращалась назад.
В момент очередной вылазки рядом разорвалась граната: Мария получила ранение в голову и правую руку, была контужена и потеряла сознание.
Пришла в себя уже ночью. На тот момент фашисты прорвали оборону.
Преодолев незамеченной пролесок, по дороге прихватив у убитых оккупантов несколько немецких автоматов, у развалин нашего блиндажа Маша увидела, что идет допрос оставшиеся в живых, израненных и контуженных бойцов ее разведроты, – в количестве девять человек.
Находясь немного выше блиндажа, Маша молниеносно и без колебаний крикнула:
«Взвод ложись!» и открыла шквальный огонь автомата.
Около пятнадцати немцев были убиты или тяжело ранены.
Раненые бойцы вступили с оставшимися в живых в рукопашную.
Маша, когда в автоматах закончились патроны, схватила первый попавшийся автомат, как дубину за ствол, и проломила череп офицеру и фельдфебелю. Красноармейцы, когда свидетельствовали о её подвиге, говорили, что ее уверенные действия, спасли их от плена и расстрела. Мы же вспомним, что Мария была контужена, серьёзно ранена в голову и руку.
Бой по освобождению своей разведроты из плена занял несколько минут.
Подсчитали трупы фашистов:
Маша расправилась с 20-ю немецкими солдатами, 15-ть были убиты из её автомата, среди них один офицер, четверо погибли в рукопашном бою с ней же.
Остальных прикончили раненные бойцы разведроты.
На момент подвига ей исполнилось только 20 лет. Вес у Марии был около 55 килограмм.
Хорошо зная тропы, Мария вывела красноармейцев в расположение своей части.
Война продолжалась. Лечиться было некогда, – враг штурмовал город-крепесть и днем, и ночью.
И вот еще одно, уже более тяжелое ранение, которое она получила на очередном задании по поискам «языка» ...
Госпиталь в Инкерманских штольнях.
Без света, без достаточного количества бинтов и медикаменов... плюс воспалились прежние раны, начали сильно кровоточить ... жар, и температура...Там она узнала, что 20 июня 1942 года Президиум Верховного Совета СССР присвоил ей звание Героя Советского Союза.
Не закончив лечение, 30 июня 1942 года, Мария вновь сбежала на передовую.
1 июля 1942 года, в ходе массированного штурма, немцы ворвались в Севастополь. Полк Марии, вернее, то, что от него осталось, отступил к Казачьей бухте. Там красноармейцы отстреливались ещё двенадцать дней, тщетно ожидая, что их заберут и вывезут на большую землю, как это было сделано в 1941 году в Одессе....
Этого не случилось. Вывезли только документы, начальствующий состав, полит.работников, остальным приказали «драться до конца!»
12 июля 1942 года Мария Байда была (в шестой раз) тяжело ранена и в бессознательном состоянии захвачена в плен.
Бахчисарайский концлагерь.
Зная, что она Герой Советского Союза, Мария изменила фамилию.
Перевели в лагерь под город Славуту. Потом в Ровно, а далее - Австрию, под Зальцбург.
Войдя в доверие к немцам, вошла в состав подпольной группы узников, собиравшейся поднять в концлагере восстание.
В январе 1945 года Марией заинтересовалось гестапо.
Специальная тюрьма для особо опасных узников.
Она находилась там четыре месяца, её избивали, держали в ледяном карцере.
8 мая 1945 года узники были освобождены. Туберкулёз и паралич ног.
Ходить она уже не могла. Врачи ей сообщили, что она инвалид и ходить не сможет.
После освобождения из плена она кое-как добралась домой, в Джанкой (Республика Крым).
В мае 1946 года начала работать официанткой.
И лишь в октябре 1947 года, Марии вручили орден Ленина и медаль "Золотая звезда".
Как эта хрупкая, красивая девушка, практически в одиночку, раненная, но не сдавшаяся, уничтожившая полтора десятка матёрых немецких военных, в последствии выжила в конц.лагере, пережила застенки Гестапо, просто невероятно!
Всю жизнь она вела себя очень скромно, без хвастовства.
В 1961 году Мария Карповна Байда по приглашению руководства города, переехала жить в Севастополь, в город, за который она проливала кровь, сражалась и погибала, но не погибла!
Вылечилась она окончательно от всех своих болезней уже на берегу Черного моря.
Работала Легенда Севастополя заведующей городским ЗАГСом.
Зарегистрировала за 25 лет 60 000 браков и выдала 70 000 свидетельств о рождении.
О своём подвиге она рассказывала редко, иногда в школах и при разговорах со студентами.
Мария Карповна Байда дожила да 80 лет.
Умерла 30 августа 2002 года.
Похоронена на кладбище Коммунаров в Севастополе.
Сейчас её имя носит Севастопольский парк... Никто не забыт, ничто не забыто!
Мы помним! Мы гордимся! Вечная память!
Стенограмма беседы с начальником штаба 64-й армиигенерал-майором И. А. Ласкиным
о Героях Советского Союза Марии Байде и Павле Линнике.Сталинград.
4 января 1943 г.
В период обороны Севастополя 1941-1942 гг. полковник И. А. Ласкин –командир 172-й стрелковой дивизии Приморской армии,комендант 2-го сектора обороны.
1942 год.
Полк в районе Бельбека.
Однажды ко мне в блиндаж пришла Мария, я тогда начальников штаба был.
«Товарищ начальник, возьмите меня в разведку!» – сказала и замерла.
Я от неожиданности обалдел.
Карусель мыслей: разведка…, девушка. Даже смешно стало.
«Мария, о чем ты говоришь?! Ты ведь не знаешь, что такое разведка! Нет-нет, иди, дивчина, работай по медицине. Польза от тебя и так велика!» – похлопал я ее по плечу.
«Товарищ начальник, возьмите! – настаивает она. – Не возьмете – пойду к командиру полка. Все равно буду в разведке», – твердо заявила она.
И надо было видеть ее лицо, ее глаза – в них был огонь, огонь, который может быть только у людей сильных, уверенных в себе.
И Мария стала разведчиком……
Скажу одно, она была любима и в полку, и в дивизии, и всеми защитниками Севастополя.
В ней отражены лучшие качества советской девушки-патриотки в период Великой Отечественной войны……
Мыс Фиолент.
Там я встретил снова Марию, мы как самые близкие расцеловались.
Я ее поздравил с высоким званием Героя Советского Союза.
Она смущенно опустила глаза.
Это была все та же скромная девушка, беззаветно преданная Родине.
Ночь со 2 на 3 июля.
Ушли последние корабли, а утром снова бой. Мария со мной рядом.
И день за днем, час за часом, в условиях полного окружения, без пищи, без воды, Мария, как и все севастопольцы, уничтожала фашистов.
Десять дней – они полны самоотверженности (поверьте, Роман Михайлович, эти 10 дней еще ярче показали величие советского воина, презрения к смерти).
Они, эти дни, полны величия и героизма защитников Севастополя.
На пустынных, исцарапанных огнем и каленой сталью мин, снарядов и бомб обрывах Херсонесского мыса кровью написана история этих великих по героизму последних дней защитников Севастополя.
===
Из письма Сергея Артемьевича Хитарова, в период обороны Севастополя старшего лейтенанта,помощника начальника штаба,командира разведроты 514-го стрелкового полка172-й стрелковой дивизи
13.07.1942 г. в Балаклаве видел Марию последний раз…
В 1943 г. я встретил Петра…, однополчанина, двоюродного брата Марии, от него узнал, что Марию вывезли на Запад. Считал, что она погибла…»
--------------------
Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно.
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете.
-------
Артур Капустин, 10 лет
Возможно, вы сейчас прочитаете о самом невероятном эпизоде из «детской энциклопедии войны против нацистов». Случайно или не случайно, но десятилетний мальчик сбил «Мессер» (немецкий самолёт) над Берлином и в самом настоящем воздушном бою.
Отец Артура – лётчик Александр Капустин. В 1944 году эскадрилья Капустина перебазировалась из Днепропетровска в Варшаву.
Капустин-старший по семейным обстоятельствам решил взять сына с собой.
Летел мальчик в хвосте, на месте стрелка-радиста.
Перед вылетом объяснил ему основную задачу стрелка – это прикрывать хвост.
Мальчишку в 658-м авиационном полку приняли давно - был как сын полка.
А на день рождения, когда пацану исполнилось 10 лет, стрелок дядя Вася из отцовского экипажа подарил трофейный вальтер.
Однажды, гуляя по лесополосе, примыкающей к летному полю, Артур вдруг услышал немецкую речь. Два немца скидывали военную амуницию и переодевались в гражданское. Тут хлопец выскочил из кустов и как заорет: «Хенде хох!» И трижды выстрелил в воздух.
Немцы бросились наутек, но вскоре были задержаны советским патрулем.
Но главный свой подвиг Артур совершил позже.
Эскадрилья майора Капустина бомбила Берлин.
В один из полётов взяли мальчишку - на вражеское логово сверху посмотреть.
Посмотрели. Но при возвращении были атакованы «Мессершмитами».
Одного дядя Вася сбил, но второй дал прицельную очередь, которая ранила его самого.– Береги хвост, – из последних сил повторил раненый стрелок знакомые слова. Мальчик знал, что делать: не раз они с дядей Васей репетировали это на земле.
Прильнув к пулемёту, нащупал гашетку, поднял ствол навстречу «мессеру» и дал длинную очередь. Разрисованный драконами немец сделал крутой вираж, а потом пошел к земле.
То ли Артур его сбил, то ли только отпугнул, а добили участвовавшие в бою наши истребители, уже не узнать...
За нарушение дисциплины оба Капустина получили нагоняй от командира, а за уничтоженный самолёт Артура представили к награде – медали «За боевые заслуги».
В Берлин он вошел 2 мая 1945 года вместе со своим авиаполком.
А на стене Рейхстага вместо росписи оставил обведенный мелом контур своей левой ладошки.
Ладошку мелом на Рейхстаге, свою обвёл и улетел
А это наш герой уже в мирной жизни
Знаменитого военного летчика майора в отставке, Александра Капустина не стало в 1994 году.
Артур Александрович Капустин, которого называли Орлёнком, взлетевшим над Берлином, ушел из жизни в 2004 году.
--------------------
Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно.
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете.
-------
Предыдущая публикация в группе Лига историков
...Шестеро против трёхсот...
...20 апреля 1944 года шестеро бойцов во главе с 19-летним Николаем (на фото) встали на пути (батальона) 300 фашистов и 36 танков, 15 из которых были новейшие «Тигры»...
«Противник на узком участке фронта в районе с. Живачув (на самом деле — Живачов, ныне Тлумачский район Ивано-Франковской области Украины), сосредоточив большие силы пехоты, танков и крупной артиллерии при содействии авиации, 2-.04.1944 года пошёл в наступление.
В это время полк находился в обороне, имея впереди боевое охранение в составе 25 человек, в котором находилось отделение сержанта Москалёва численностью 6 человек с вооружением: 1 станковый пулемёт и 2 ружья ПТР.
Отделение товарища Москалёва находилось на левом фланге боевого охранения полка. Противник, прорвав линию обороны впереди стоящих частей, двигался вперёд силою 36 танков и батальона пехоты.
На отделение товарища Москалёва ринулось 15 танков типа «Тигр» и до двух рот пехоты. Видя создавшееся угрожающее положение, тов. Москалёв не дрогнул, а наоборот обратился к бойцам своего отделения с призывом:
«Товарищи! Ни шагу назад. Драться до последней капли крови, врагов не пропустить и выполнить долг перед Родиной, перед товарищем Сталиным».
А затем со словами на устах:
«За Родину, за любимого Сталина на разгром врага» бросился в бой.
И так 6 храбрецов-героев вступили в небывалый в истории человечества неравный бой под командой своего командира сержанта Москалёва. Отделение под командованием тов. Москалёва и его личным героическим действием посеяло панику в рядах наступающей вражеской пехоты и нарушило боевые порядки движущихся танков, препятствуя дальнейшему продвижению.
В результате этого побоища героическая шестёрка меткостью стрельбы из ружей ПТР и забрасыванием гранат уничтожила до 100 вражеских солдат, из которых лично тов. Москалёв уничтожил до 30 солдат, подбила шесть танков, из них лично тов. Москалёв подбил два танка. И так как героическая шестёрка путь дальнейшего продвижения преградила, танки и оставшаяся пехота противника повернули обратно, но один вражеский танк прорвался и пошёл прямо на траншеи, в которых находились герои. Но решив спасти жизнь уже раненых своих верных друзей, т. Москалёв взял связку гранат и с ней бросился под танк. Этим самым он взорвал танк противника и спас положение своих друзей. Таким образом наступление противника на основном направлении было сорвано. За проявленный героизм тов. Москалёв достоин правительственной награды орден Ленина и присвоения звания Героя Советского Союза»
Дело в том, что данная выдержка из наградного листа не позволяет полностью оценить весь драматизм событий выпавших на долю солдат 581 стрелкового полка 151 стрелковой дивизии в этот период, а шёл тем временем 1944 год.
Некоторое представление о реально происходящих событиях тех дней даёт журнал боевых действий 67 стрелкового корпуса в чьём подчинении находилась 151 стрелковая дивизия.
Так вот на 19.04.44 года в полку осталось меньше батальона солдат (меньше трети от того, что было до начала наступления).
И тут сразу в памяти всплывает фильм «Батальоны просят огня», если смотрел кто, наверное, этот фильм мог бы отлично подойти, хотя и описывает события 1943 года.
Так вот, 19.04.1944 части 151 стрелковой дивизии под натиском отступили в Жевачув, после чего командование 38 Армии приказало 67 Стрелковому корпусу:
«…если дивизии будут отступать дальше, то применить заградотряды и что продержаться нужно двое суток».
И как мы узнаем из журнала 67 СК приказ 151 СД выполняла как могла. 20.04.1944 года дивизия действительно уничтожила 24!танка и до 250 солдат противника.
Частным эпизодом этого героического противостояния и был подвиг сержанта Москалёва который не нашёл отражения в документах 67 СК, но отражён в журнале 581 СП.
Не умаляя подвига 17 погибших солдат 581 СП боевого охранения 151 СД.
Можно сделать вывод, что, считая подбитые танки противника речь тут идет, конечно, не о 6 солдатах с двумя ПТР, а скорее о боестолкновении 151 СД с превосходящими силами противника, которое осталось в нашу пользу, при применении нами противотанковой артиллерии и поддержкой артиллерии других соединений 67 СК.
На месте этого боя расположена братская могила, в ней покоится 1524 воина, у которых дата смерти стоит 19-20 апреля 1944 года.
Помним и скорбим.
Эта просто уточняющая тему сноска из Главы романа об одном дне войны.
Она и многие другие документы и письма вошли в документальный, военно-исторический роман "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно.
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете.
...Через год после окончания войны в наш городок вернулись все, кто ушёл когда-то на фронт, либо в виде похоронки, либо живьём.
Кто-то защищал Родину в рядах Красной Армии, кто-то на флоте...
Вернулись и друзья с самого далёкого детства Лёшки Тарасенко – Ваня Веретельник и его брат Николай. Ванька, самый шустрый был на их улице – прибавил себе год в документах, и в январе 1942 года ушёл воевать.
Колю же призвали в первый день войны, потому как кадровый военный.
Прошло пять лет, и они вернулись домой. У Николая небольшая хромота, еле заметная, раненый был шибко, ну а так – серьёзный мужчина двадцати восьми лет с сединой и вековой усталостью в глазах. Ваню же привезли домой на носилках, выписали умирать домой из госпиталя – бомбой его накрыло немецкой, на подступах к Берлину.
В те времена каждого вернувшегося солдата встречали всем небольшим городком.
Шустрая ребятня разносила новости в считанные минуты и ко двору «живого солдатика» стекались людские ручейки, для того чтобы обнять, увидеть своими глазами, и расспросить о своих родных, которых могли увидеть на своих фронтовых дорожках братья.
Лёшка прибежал к Ване с Николаем одним из первых.
Обнимались плакали–смеялись, вспоминали, как пацанами по оврагам лазили, рыбачили, дрались улица на улицу, иногда ругались, но чаще были как братья – не разлей вода.
Потом набежали ещё люди и Лёшку оттеснили, ведь все хотели и поздороваться, и поговорить–поспрашивать.
Друзья договорились, что Лёшка истопит баньку и попарит в ней братьев–фронтовиков своих на днях...
Знал Лёшка, что у Веретельниковых баня совсем непригодная стала, покосилась, а мужиков не было никого: отец помер перед войной, а дед еле ноги передвигает, одни бабы у них и остались. Вот сейчас Колька с Ванькой вернулись, вздохнут полегче, да и не только они – вся улица вздохнёт, ведь теперь на улице ещё два мужика будет жить, и ничего, что один не ходит – выходят, и не таких выхаживали!
Мужики сейчас в стране на вес золота.
И вот в растопленной баньке, после всех процедур и состоялась эта беседа, из которой и родилась эта история об одном трусе...
Баньку братья нахваливали, говорили, что за пять лет впервые в нормальной бане парятся. Ване уже чуть полегче стало, даже сам перешёл в предбанник и давай байки о войне травить. Коля не отстаёт от брата, а Лёшка о работе в поле рассказывает, о поселковых девушках, о том, как фрицы–румыны и к ним захаживали, и как матерились по-своему, потому как в домах никого не оказывалось.
Потом Лёша вдруг замолчал и сообщил, что считает себя трусом, что не смог, как Ваня (а они одногодки) себе год дописать, и как Ваня на фронт уйти – Родину защищать, мать и сестёр своих. Остался тут в тылу, и даже когда 18 исполнилось, а его не призвали – сам не пошёл.
Страшно было, а теперь стыдно, и считает себя трусом последним, и как теперь своим друзьям в глаза смотреть не знает..., и партизаны к себе звали, а он не пошёл, потому как трус, как представлял, что мать одна останется, так и всё, ведь отца в сентябре 1941-го убили, а мать старая совсем, да и бабка у неё на руках с дедом, а те и не ходят вовсе.
Да и мужиков в округе совсем не осталось, одни старики и малышня.
А со всех, кто не на фронте норму требовали, чтоб на фронт отправлять, да и самим кормиться надо было. Жили, можно сказать, из последних сил.
А потом оккупация, и он, как трус с мамой остался, в партизаны не пошёл.
Правда наладил в лесу заимку, где дед пчёл разводил когда-то до войны...
Вот и считал себя полным и окончательным трусом.
Ничего не сказали братья на его речь. Помолчали немного, а потом Коля сходил к гимнастёрке своей военной, достал из нагрудного кармана письма, треугольником сложенные, тесёмкой перемотанные и наугад одно из них достал и начал читать.
Ваня тоже достал свои письма–треугольники, и братья, перебивая друг друга зачитывали отрывки из писем, в которых рассказывалось о том, как зимой 1943 года мама братьев заболела так сильно, что сил встать не было, и если бы не помощь Лёшки, который и воды натаскал, и дров наколол, и картошки раздобыл, и сала немного, и ухаживал две недели, пока мать не поправилась...
У Вани-то детей еще не было, а у Коли двое и оба жили с бабушкой, потому и за ними Лёшка смотрел и кормил... А как все соседи наперебой нам рассказывали, что если бы не ты и твоя заимка, то в 1944-м всех девушек с окрестных улиц угнали бы в рабство, а как партизанам голодной зимой привёз двадцать мешков муки, которые ночью с немецко-румынского склада спёр...
А когда оккупация закончилась, то стал за председателя, организовал работы по уборке урожая, малышню распределил так, что слаженно и сено заготовили, ни один двор без него не остался. А как защищали его всем посёлком от особистов в 1945-м, которые допрашивали его – чем в оккупации занимался, и как сотня, а то и две, баб пришли ему спасибо сказать, что не в рабстве они, и как пообещал тот же особист к медали Лёшку представить за это дело.
И сделали братья вывод, что живы бабы с улицы, их дети и племянники, и матушка только благодаря Лёшке, потому дружба будет длиться их век и никогда не закончится.
Так оно и произошло. Ванька – Иван Андреевич Веретельник ожил, ходить начал, поставили его директором нефтебазы, а по вечерам ещё и кости людям вправлял – лечил, дар у него открылся, а Колька – Николай Андреевич Веретельник стал в военном училище преподавать, сын у него родился, Виктором назвали, ну а Лёшка – Алексей Алексеевич Тарасенко стал главным механиком на ремонтном заводе, и медаль ему дали, ходил он с ней на все праздники, а бабы им спасённые смотрели на него, плакали и крестились в его след...
--------------------
Эти и другие воспоминания вошли в документальный, военно-исторический роман "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно.
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете.
Воспоминания ветерана, вернее просто ответ на вопрос:
– Что же такое НЕНАВИСТЬ?
«Я до войны, что такое ненависть и не знал, потому, как причин её испытывать не было. Горе разное было. Собаку, которую сам выкормил молоком козьим – волки зарезали. Бабушка с лестницы упала – разбилась, похоронили. Это было горе. Война началась – это беда. А вот ненависти не было.
Любовь была. Да и сейчас свою бабку люблю.
Я из деревенских, с трактором на «ты», техника ведь схожая с танками, потому в сорок первом, когда война уже гремела тогда вовсю, взяли меня без разговоров в танковое училище. Был у нас в училище один старшина-инструктор – кличка у него была «в задницу раненый». Его, действительно, туда ранило вскользь, пулей. И он по этому поводу, вероятно, комплексовал.
Раз в заднее место ранен – значит трус. Глупость, конечно, страшная – много там выбирает пуля или осколок – куда попал, туда и попал. Но этот старшина, как волк ходил с утра до ночи, злой, аки чума, ну и вымещал на нас всю свою глупую ненависть. Как только не измывался он над нами. И чуть что не так – орет:
– Трусы, дезертиры, сопляки… Под трибунал пойдете!
Поначалу нам было страшно, а потом мы попривыкли и поняли, что старшина наш был, что ни на есть самый обычный трус, но с властью, какой-никакой, над нами, над салагами, значит. Раненый – понятно, на передовой побыл – понятно, и обратно туда явно не хотел – тоже понятно. Как-то на самом деле двоих ребят наших, уже не припомню за что, подвел-таки под трибунал.
Ребята решили его придушить ночью. Я был против! Нельзя нам об такую сволочь руки марать! Пообещал придумать план, как его на передовую отправить, ну и придумал.
Было на полигоне, на стрельбах и прочих тренировках, такое упражнение – оборона танка в ближнем бою. Через верхний люк надо было гранату кинуть в цель. Боевую гранату.
Он нас этим упражнением замордовал, вот буквально замордовал! Нам стало понятно, что он на самом деле трус и страшно боится, что кто-то из нас гранату внутрь танка уронит, где он, драгоценный, сидит и нами командует.
Я припрятал в башне заранее кусок железяки, похожий в темноте (а в танке темно) на гранату, ну и вызвался кидать гранату первым. Трус подает мне (весь потный, он всегда со страху потел) гранату и начинает свою обычную брань:
– Докладывай, что должен делать, сопля!
Я начинаю монотонно бубнить:
– Вынимаю чеку, открываю люк, бросаю гранату, – в этот момент выбрасываю железяку вниз, которая загрохотала, как прощальный вальс немца Шопена, говорю – ёпрст! – и выкидываю гранату из танка, при этом не забываю закрыть люк, чтобы этот дурачок из танка под осколки гранаты не рванул.
Он, таки рванул и ударился головой в закрытый люк, что-то там с матами, и тут прозвучал взрыв гранаты снаружи танка. Он затих и от него повеяло чем-то странным, до боли знакомым, как летом из солдатского уличного туалета. Он молча открыл люк, вылез и бегом кинулся к ближайшему озеру. Мы же наблюдали всю дорогу на его задней части всё увеличивающееся в размерах рыжее пятно.
Кличку, понятное дело, мы ему поменяли (на «засранца»), но и он ещё более озверел, но стал нарушать инструкцию – заставлял нас всё делать снаружи танка (наполовину высунувшись, пока гранату не кинем, а потом уже позволял забираться внутрь). И так было до тех пор, пока проверяющие не увидели! Да как его построили, да какими словами его обложили! Мать моя, женщина! И покойников он на фронт готовит! Да такого танкиста в поле сто раз из автомата застрелят фашисты! Обозвали вредителем и исполнили нашу мечту – отправили на фронт! Когда он уходил, то пришел к нам прощаться. Мы же к нему даже не вышли и плюнули ему вслед. А наша ненависть к нему сменилась полным презрением. Мы все тут на фронт рвемся, каждый день считаем, сводки фронтовые слушаем, гадаем, где воевать будем, а этот... И жалко, и противно.
Но это тоже была, оказывается, не ненависть!
А вот какая она, эта настоящая ненависть, я чуть позже расскажу.
Третий бой мой начался так. Атака. Взрыв. Улетел в чёрную бездну. Нет сознания, пришел в себя – плен. Но в плену то другая история, там больше ярость и злоба на всех. Когда меня из плена освободили – сразу короткая проверка, хоть трошки обгорелый я был, но меня признали все мои ребятки из полка, потому не длинная с запросами и посиделками под замком. Потом сразу в госпиталь, ремонтировать мои конечности пострадавшие. На мне с детства всё заживает, как на собаке, хоть и хотели комиссовать, но не вышло по-ихнему, зажило всё. Потому не прошло и трёх месяцев, как я догнал своих!
Наступление шло полным ходом!
И вот моя рота, новенький Т-34, мечта танкиста Красной Армии! Но не уберёг я его, сожгли его фашисты в четвёртом бою. Расскажу вкратце, как.
В колонне танковой завсегда есть первый танк, ну и последний. Так вот, когда нарываешься на засаду или на подготовленную оборону фашистов и ваша колонна не успела развернуться в боевое построение, то эти два танка (первый и последний) всегда страдают больше всего. По ним бьют, чтобы сделать манёвр остальных машин очень сложным в условиях обездвиженности колонны. Кого ставили первым, всегда знал, что шансов выжить очень мало, потому готовились к любым ситуациям и смотрели во все стороны.
В тот раз первым в колонне шёл мой танк ну и нарвались мы на минное поле с корректировщиком артиллерии, который сидел на дереве, а били по нам из-за холма, не видели мы их...
Танк подбили, и он сгорел, в итоге, ну а сейчас речь не о том, а о шестом танке, который подо мной сгорел. Дело в Берлине уже было, в сорок пятом. Атака.
Мы наступаем. Пехоту нашу рассеяли осколочными, и она подотстала на квартал, может пол, не суть важно. Я увидел, через открытый люк, фаустпатрон и тень человеческую, понял, что сейчас шмальнёт он по нам, не успеваем мы его уложить, потому только рявкнул:
– Быстро все из танка! – и люк нараспашку!
Танк, когда в него фаустпатрон попадает, жахает, аки
лампа с керосином, если попадает в бак с топливом, а
в Т–34 он, этот самый бак, почти везде! Жахнул.
Из люка выскакиваю в столбе огня, ребята за мной, горит на нас всё! Комбез, шлемофон, сапоги, а что не защищённое, руки там, лицо, сразу, как чулок с волдырями слазит.
А тот немец видит наше копошение, фауст кидает и целится из-за баррикады в меня из винтовки своей, ну и стреляет! Я бегу прямо на него, вот из меня ненависть прёт со всех щелей, вот за день до Победы сжечь мой танк и меня, да я же тебя голыми руками... Бегу и чувствую, что попадает в меня фашист, а мне не больно, только ногу толкнуло...
В общем, на этой самой ненависти я и добежал к нему, повалил его на землю и всадил ему нож в глотку, уже и не помню, как он мне в руку попал...
Да, а пока я бежал – он ещё раз в меня попал – в плечо. То я уже потом в госпитале узнал, когда в себя пришел, а так, последнее, что я помню, это его кадык и моя «финка», нож, значит, такой... Вот, что может ненависть с человеком сделать, силы какие может придать ему нечеловеческие! А вы говорите... Поэтому, вот что на фронте, в бою всему голова – ненависть к врагу! А всё остальное – так, для красного словца. Это был, кстати, шестой танк, что подо мною сгорел, я рассказывал. Они горят, к сожалению, целиком, а потом ещё и взрываются, ведь там боекомплект полный–неполный, а мы танкисты горим, иногда, частично. Когда в первом своем танке горел – попал в госпиталь без сознания. Долго без него, сознания, был и без документов – сгорели они. А без документов человек – не человек, солдат – не солдат, командир – не командир... А домой пришла похоронка. Писарь – придурок, возьми и напиши в сопроводительном письме – «Ваш сын сгорел в танке».
До невозможности глупый оказался человек, разве можно такое родителям писать–посылать? Это чуть позже уже стали писать в похоронках нормальные слова про геройскую смерть и прочее ... А тут «сгорел в танке!». Вот каково это было матери читать! Отец, слава Богу, от мамы письмецо–похоронку припрятал, и в редакции показал. Поэт один узнал об этом и стихи написал на мою геройскую смерть … А я-то жив! В себя пришел, всё наладилось, уже ходить могу, а отец на мои письма из госпиталя отвечает как-то странно, сухо и непонятно. Оказывается, он не верил, что я живой – почерк у меня шибко изменился. Ещё бы ему не измениться, если через мою руку пяток осколков пролетело и не задержалось, хорошо, хоть попришили всё (почти) на место. Потом ещё раз похоронка пришла, но отец уже точно не верил, и правильно делал – жив я оставался, чего и всем вам желаю. А я в плен попал. Пенсию за меня мои родители получали. Но, наверное, не за всё время, ведь за то, что я официально в плену числился, за те полгода, что я у немцев был, не выдавали им. Это когда «смертью храбрых» приходит, то – да! Пенсия, как семье героя! А тут-то всё, наоборот, почти что предатель, самый, что ни на есть …
Хорошо, что и экипаж мой, и командир полка моего, когда меня освободили, были живы. И времени немного прошло – с полгода, и рапорт тот нашли быстро. И все ребята написали, что оставили меня у сгоревшего танка мёртвым. В общем – посчитали меня убитым, потому как не дышал! Они-то вот посчитали, а немцы нет.
Очнулся в концлагере пересыльном, в госпитале – оказалось, что я в плену. Врачи все русские. Спасибо им отходили меня чуть, ну как могли, и на том спасибо!
Ходить начал потихоньку – ушёл в побег. Поймали быстро – слабый был я совсем, надо было ещё силушек поднабраться, а потом бежать. Но нет, учимся на своих ошибках – научили меня фрицы уму-разуму – вот уж кровушкой умылся, так умылся, и зубы мне все передние выбили сапогами–кулаками.
Второй раз через три месяца сбежал – опять попался, поляки местные меня выдали. Все пальцы на ногах прикладом винтовочным раздробили, чтоб не бегал больше, повезло мне, наверное, что не расстреляли.
Под конец войны немцы пленных стали беречь, зависело, конечно, от лагеря, наш лагерь больше для работ на заводе был, потому и не порешили. Ну, а когда отступали, то просто не успели нас порешить–перестрелять всех, бежали они больно спешно…
Вот в плену, когда ярость–ненависть меня душила, думал, что когда придёт мой час, я их, германцев–то, зубами грызть–убивать буду, хоть и не осталось от зубов моих ничего – пеньки одни! В Австрии, как-то поставили меня пленными немцами командовать – трупы коней–лошадей закапывать. Земля у них каменистая – тяжело немчуре было её копать–долбать. Я же думал – всех немцев с этими конягами вместе закопаю–прикопаю.
А потом думаю себе и гляжу на них – ведь, по сути, несчастные и жалкие люди, сдутые какие-то, безжизненные, хоть и рожи – как моих две, а то и три…
И ушла ненависть, как и не было её.
Стало мне на них вот наплевать с высокой горки ... Только вот речь ихнюю, немецкую, до сих пор слышать не могу, но думаю, что это не ненависть закипает, а что-то иное, да и сердце потом начинает барахтаться, как не в себе, и курить хочется, а бросил ещё в сорок шестом, как с госпиталя окончательно вышел.
А так – ненависти на них нет совсем.
Немцам ведь тоже досталось. Насмотрелся я на них и в войну, через прицел, да и после на пленную немчуру.
Век бы их больше не видеть и не слышать».
===
Предыдущая публикация
Неизвестные истории Великой Отечественной--------------------
Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно.
Сначала Том 1, если понравится, то после прочтения (отзыва) и Том 2.
Получение Тома 2 по времени не ограничено никак.
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете.
Я сел в поезд, который отправлялся из Симферополя в Москву. Думал о своём, но меня привлёк один юноша, который увлечённо что-то рассказывал моим соседям по купе. Некоторые случаи, произошедшие в жизни, вроде бы незначительные, спустя время могут открыть глаза на многое, а некоторые сразу удивляют и привлекают внимание, как полированная щепка в руках этого юноши. Он, по всей видимости, возвращался в свой стройотряд, потому как куртка у него была подписана, и полные сумки варений–солений, значит из дома. И череда совпадений будет происходить именно для вас, они будут обматывать вас, как клубок, как паутина, до тех пор, пока вы не поймёте...
И вот я слушаю, как этот парень работал в студенческом строительном отряде, и был приглашен на свадьбу к другу. Отпросился на неделю. По дороге на попутке, которая шла на железнодорожную станцию, он пробил себе ржавой арматурой руку.
Полустанок был глухой, людей было мало, потому поезда они ожидали вдвоём с дедушкой, которому помог разгрузить чемодан с грузовичка, который его, по всей видимости, подвозил. Дед передвигался с посохом, имел длинную белую, аккуратно расчёсанную бороду и странную шапку–тюбетейку со всякими рисунками вышитыми. Помимо чемодана у дедушки ещё был саквояж, который по своему внешнему виду был дореволюционным. Познакомились. Дед представился странным именем – Галактион.
Вот с этого момента я окончательно превратился в слух.
В моей длинной жизни, был только один человек с таким именем...
Паренёк рассказал, что пока дожидались поезда. Ему делалось всё хуже и хуже. Рана начала воспаляться, знобило, начала кружиться голова. Когда подошёл поезд, мне совсем уже было плохо. Как с дедушкой поднялись в вагон помню, а потом начался сплошной туман, в котором то появлялся этот мир, то пропадал, а когда появлялся, то в нём был дед, который щупал мой лоб, пульс...
Потом я услышал слово флегмона и то, что у меня начинается заражение крови. Надо чистить, потому как могу не доехать до конечной станции. Проводницу помню, что она разводила руками и принесла старику бинт с йодом... Я же рассказывал что-то про скорую помощь... Но до неё ещё ехать было часов двенадцать – Казахстан! Дед достал свой саквояж и сообщил мне, что он доктор, не совсем обычный, самоучка (потом, оказалось, что он так шутил – реакцию мою проверял), но учителя у него были знатные, Лука например...
Я опять впал в странное состояние, но деду поверил, больно у него был вид такой, ну очень внушающий доверие и глаза... глубокие, спокойные, добрые. Из анестезии была только самогонка, которую принесла проводница. Потом было больно, довольно долгое ковыряние в руке, потом запах йода и свежего бинта, потом я провалился в сон...
Мне казалось, что я спал вечность, но из сна меня вытащил дедушка, который на самом деле только отвернулся за градусником. Сунул мне его под мышку и приказал не спать! Каждые пару минут он меня тормошил задавал разные глупые вопросы, например, как меня зовут в очередной раз, или сколько будет два плюс три...
Часа через четыре моё состояние резко улучшилось, и у нас с ним завязалась беседа, к которой присоединилась и проводница, вместе с чаем и сушками. Рассказал он нам, что учился у некого Луки в городе Переславль. Был у него в учениках, когда работал в земской больнице. Сейчас ему уже идёт девяносто первый год. Родился Галактион в семье священников в Ярославской губернии. После успешного окончания семинарии он женился и получил сан. Но его привлекала медицина, и он, хоть поздно, но пошёл учиться в Московский университет, на медицинский факультет (хирургия). Дед Галактион рассказывал о выдающихся ученых, профессорах, знаменитых хирургах, у которых учился (я фамилии уже позабыл, оправдывался паренёк). Потом по стечению обстоятельств пришлось ему поучиться у выдающегося хирурга, который тоже был священником, у Луки... Первая Мировая война.
Он ушёл добровольцем на фронт – работал полевым хирургом в госпитале...
Тут грянула революция 1917 года, следом закружила кровавая карусель Гражданской войны. Работал в госпитале, зашивал солдат и офицеров Белой армии. Победили красные. Он им оказался не нужен – реквизировали дом, инструменты и в итоге посадили на несколько лет.
Вышел из тюрьмы. Поехал на родину. Там ему предложили небольшой приход в селе... Жизнь обрела покой, но не надолго. Перед Великой Отечественной войной было построено Рыбинское водохранилище и ГЭС. Всё, что было на этой территории – ушло под воду, включая село, храм и дом Галактиона. И тогда он понял, что это Знак свыше, то пошел по стране – решил дойти пешком до Киева, вернее Киево–Печерской Лавры. Дошёл, но тут, как раз война началась.
Вместе с жителями Киева и области (беженцами) пытался выйти из окружения, но не получилось. Ходил по селам и городкам, имел с собой кое-что из церковного, потому, когда просили, то исполнял православные обряды, кое-где лечил людей.
Фашисты, пугали его и обещали расстрелять. Когда выхаживал подростка, который упал с крыши, то у него попросили помощи партизаны – командир был ранен, а врача на ближайшие двести верст нет. Так началась его жизнь в партизанском отряде.
То лечил, то шил, то отпевал.
Потом сам сильно заболел.
Его отвели партизаны в дальнее село. Но через время сюда нагрянули эсэсовцы и националисты проводить карательную акцию. Всех расстреляли, и женщин, и стариков, и детей, а его не тронули, как он их не проклинал и не просил. Так и остался он жить один в этом селе, а потом пришли наши, и арестовали его, пытались предъявить ему соучастие в расстреле, ведь как иначе было объяснить то, что его оставили в живых.
Так он провёл по тюрьмам и лагерям еще несколько лет.
Работал санитаром в лагерной больнице. Судьба его ещё раз свела с Лукой.
Тот его даже вспомнил, чем дед Галактион ужасно гордился.
Амнистия.
Срок окончен. Вручили ему справку и отправили восвояси.
Дедушка бодрости духа не терял никогда и опять пошёл по матушке России заниматься тем, чем умел: крестил втихаря, отпевал, лечил. Денег не брал. Или за еду, или за кров над головой, или за одежду.
Так он добрался до Алтая, потом до Северного Казахстана, и вот тогда уже решил вернуться опять в Лавру, до которой он уже один раз дошёл...
Когда температура спала, то дедушка разрешил мне поспать, а когда я проснулся, то его уже не было, только у меня по подушкой была вот это щепка и записка, что это не обычная щепка, а с посоха самого Царя всех врачей... только я позабыл какого, да и записку потерял давно, но отполированную щепку ношу с собой на шее, на тесёмке...
Я внимательно дослушал до конца рассказ паренька, и закрыв глаза вспомнил, как я с раненым осетином по имени Созирико на руках, спрятался в погребе в неизвестном селе. Был сильный ливень, ночь, кругом были немцы и грязь.
Созирико ранен в голову осколком и уже бредит. Даже, через абсолютно промокшую одежду, я чувствовал, как он горит. У него уже была горячка. Я не знал что делать, и тут появился он.
Размеренная походка и посох в твёрдой руке, сумка на боку, потом глаза, уверенные и искрящиеся неземной добротой. Опустился к нам в погреб и пробыл там три дня, пока Созирико не стало лучше.
Подарил на прощание щепку и больше я Галактиона не видел... думал, что засосала его кровавая мясорубка войны... ан нет, жив Курилка....
Предыдущая публикация
Блокадные истории. Бой в праздничную ночь
--------------------
Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно.
Сначала Том 1, если понравится, то после прочтения (отзыва) и Том 2.
Получение Тома 2 по времени не ограничено никак.
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете.
Из воспоминаний артистки Татьяны Гусаровой:
Накануне очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции мы выступали с концертами в Каменке, в расположении частей, которыми командовал генерал РККА Крюков.
Под вечер мы начали устраиваться на ночлег в той же избе, где мы пели и плясали.
Девушки на печи, а мужчины — на сдвинутых скамьях за плащ-палатками.
Тут вошел начальник клуба и сказал, что сейчас в избе будет военное совещание, а переселить вас некуда, поэтому сидите тихо и не подавайте никаких признаков жизни.
Спустя пару минут изба стала заполняться разведчиками – молодыми мальчиками – курсантами ленинградского военно-морского училища.
Мы смотрели на них через щели нашей плащ-палатки и не дышали.
Тут вошел сам генерал Крюков и дал команду «вольно».
Настала тишина.
Генерал начал тихо рассказывать о том, что это будет разведка боем, как важно не только получить данные о силах фашистов, но и дать им понять, что Ленинградцы могут драться, и драться не на жизнь, а на смерть, ведь за спиной голодный и холодный Ленинград и фашисты должны постоянно знать, город жив и не покорился.
Сказал им уже чуть громче, что может так случиться, что никто не вернется из боя, потому в бой пойдут только добровольцы.
Наступила тишина в избе. Молчали мальчики–курсанты. Молчали и мы, старались даже ресницами не хлопать и не дышать.
Генерал закурил и подошёл к окну.
Через минут пять что-то зашевелилось и из толпы вышел курсант, глухо сказал "я" и сделал два строевых шага в сторону генерала.
Следом раздались еще такие же шаги и более звонкое "я"...
В итоге согласились все.
В ту праздничную ночь они все пошли добровольцами в свою разведку и никто из них не вернулся из боя…
Никто...
Предыдущая публикация
--------------------
Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 1 – «Другая Война»
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно.
Сначала Том 1, если понравится, то после прочтения (отзыва) и Том 2.
Получение Тома 2 по времени не ограничено никак.
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете.
