А я работаю радиотелеграфистом

Осенью 1954 года заместитель командира 1-й отдельной радиобригады ОСНАЗ полковник Петр Шмырев был вызван в управление кадров ГРУ.

– Вот что, Петр Спиридонович, – лукаво улыбнулся кадровик Павел Васильев, – наглаживай шнурки и вперед к порученцу министра. Он тебя ждет.

– Порученец министра? Меня? – удивился Шмырев.

– А чего растерялся, не хочешь пообщаться с генерал-лейтенантом Потаповым? – продолжал в том же тоне Васильев.

Петр Спиридонович Шмырев, 40-е.

Но Шмыреву было не до улыбок. Он ровным счетом ничего не понимал. С какой это радости генералу Потапову захотелось побеседовать со скромным заместителем комбрига. Казалось, ответ на подобный вопрос должен был дать Васильев. Но тот только руками развел:

– Поверь, сам не в курсе. Но мне кажется, что тебе предложат новое место службы. Возможно, с повышением. Просто так порученец министра не вызывает, сам знаешь...

Потапов Михаил Иванович

Кадровик оказался прав. Генерал Потапов долго ходить вокруг да около не стал. Он вытащил из ящика стола какую-то бумагу, пробежал ее глазами и сказал:

– Вот, товарищ полковник, запрос на вас из главного штаба ПВО страны. Главком просит назначить Шмырева Петра Спиридоновича в аппарат начальника разведки войск противовоздушной обороны страны.

Генерал протянул ему запрос, мол, убедись сам, и кивнул:

– Вы как, согласны или хотите подумать?

Теперь Шмырев понял, откуда дует ветер. Недавно начальником разведки войск ПВО был назначен генерал-лейтенант Петр Петрович Евстигнеев. В войну он руководил разведкой Ленинградского фронта и, разумеется, знал своего подчиненного заместителя командира 623-го радиодивизиона Шмырева. Теперь Евстигнеев собирался развернуть в войсках ПВО свою радиоразведку и, видимо, вспомнил о нем.

Однако это предложение не обрадовало полковника. Ему нравилось служить в войсках. На своей должности замкомбрига он уже находился три года, чувствовал себя вполне уверенно, дело знал. С командиром Иваном Мироновичем Мироновым у него были хорошие отношения, он полностью доверял Шмыреву. Словом, работать было интересно и уходить оттуда ему не хотелось.

Пётр Петрович Евстигнеев

Собственно, это он и сказал Потапову и попросил оставить его в бригаде. Генерал отнесся к такому заявлению спокойно и отпустил Петра Спиридоновича с миром.

Шмырев возвратился в ГРУ и доложил о результатах встречи первому заместителю начальника генералу Федору Феденко. Федор Александрович был человеком грубым и невыдержанным. Рассказывая о том случае, Шмырев охарактеризовал Феденко одним словом: «солдафон».

Он напустился на Шмырева: мол, кто ты такой, тебе порученец министра предлагает, а ты ломаешься, мол, не хочу. Приказал писать объяснение. Петр Спиридонович написал.

К счастью, никаких последствий разговор этот в будущем не имел. Однако спокойная служба в бригаде для Шмырева закончилась. Вскоре его вновь вызвали в кадры и предложили перейти на службу теперь уже в центральный аппарат ГРУ – в отдел радио- и радиотехнической разведки, которым командовал генерал-майор Анатолий Зюбченко. Шмырев согласился.

Зюбченко не был специалистом в области радиоразведки. В Центр его перевели с Дальнего Востока, где во время войны он возглавлял разведку одного из фронтов.

Анатолий Константинович сменил на этом посту полковника Тюменева. Правда, после Тюменева должность руководителя отдела несколько лет исполнял полковник Иван Логинов, но начальником его так и не утвердили.

Заместителем у Зюбченко был полковник Михаил Рогаткин, легендарный радиоразведчик с довоенных времен, создатель службы радиопомех.

Рогаткин Михаил Иванович

Отдел состоял из трех отделений, которые возглавляли полковники М. Чеканов, А. Борсяков и П. Костин. Была еще группа полковника А. Устименко. Она занималась изучением возможностей разведки ядерных взрывов.

Полковник Петр Шмырев был назначен заместителем начальника первого организационно-планового отдела. Так началась его служба в центральном аппарате ГРУ.

В тот период, в конце 40-х – начале 50-х годов атомная бомба перевернула взгляды военных теоретиков и практиков на характер ведения войны. В военной стратегии окончательно утвердилась концепция, в основу которой был положен тезис о ведущей роли ядерного оружия.

Из союзника США быстро превратились в главного противника СССР. И пока межконтинентальные баллистические ракеты, как основные носители самого мощного в мире оружия, еще только разрабатывались, на передний план вышла стратегическая авиация. И поэтому Соединенные Штаты Америки и Канада активно строили новую систему раннего радиолокационного обнаружения и управления авиацией.

К созданию этой системы они подошли основательно. Построили три радиолокационные линии. Первую – «Пайнтри лайн» из 33 станций – разместили вдоль южной границы Канады. Обошлась она в 50 млн. долларов и была завершена в 1954 году. Она обеспечивала опознавание и перехват целей над территориями США и Канады. Однако система страдала существенным недостатком – имела малую глубину эшелонирования и слабо улавливала низколетящие цели.

Pinetree Line

Вторая линия РЛС – «Макгилл фенс», – вступившая в строй в 1957 году, устранила эти недостатки. Станции перехватывали низколетящие самолеты, но, к сожалению, не обеспечивали их устойчивое сопровождение. Стоила система 227 млн. долларов.

И, наконец, третий рубеж дальнего радиолокационного обнаружения, более известный как «Линия Дью», включал в себя цепь из 50 РЛС и обошелся казне в астрономическую по тем временам сумму – около 350 млн. долларов. Его строительство завершилось летом 1957 года.

Эта линия прикрыла все «прорехи» в ПВО США и Канады. Теперь американцы и их соседи получали предупреждение о целях противника за 2–3 часа.

Для руководства рубежами, насыщенными сложной техникой и специалистами, было создано специальное командование НОРАД. Его штаб расположили в Колорадо-Спрингс.

Естественно, о строительстве линий РЛС стало известно командованию Вооруженных сил Советского Союза. Поступали некоторые оперативные данные, но их было явно недостаточно. Американцы предприняли крайние меры предосторожности и секретности.

Генерал-лейтенант Петр Шмырев рассказывал: «Электромагнитная доступность американских объектов с наших берегов во всех диапазонах частот’ оказалась слабой или вообще отсутствовала. А знать эти объекты мы были обязаны. Предстояло подобраться к ним поближе и попытаться разведать силами радио- и радиотехнической разведки».

Легко сказать, да нелегко сделать. Как подобраться, каким образом? Теперь уже вряд ли удастся установить, кому принадлежала идея отправить группу радиоразведчиков в дрейф на ледовой станции. А идея, надо сказать, была весьма оригинальная и, как показало время, – продуктивная. Предлагалось трех офицеров и двух солдат, мастеров слухового приема, включить в состав дрейфующей станции «Северный полюс-4».

Подготовка всей этой операции была возложена на полковника Петра Шмырева. Петр Спиридонович с большой охотой взялся за порученное дело.

Уже генерал-лейтенант Петр Спиридонович Шмырёв.

Позже Шмырев скажет: «Это поручение возвращало меня в привычный круг забот, связанных с набором и обучением людей, подготовкой технических средств, согласованием многочисленных вопросов в Главсевморпути и других ведомостях».

Старшим команды радиоразведчиков назначили майора Александра Лебедева. Майор был молод и энергичен, имел достаточный опыт службы в разведке, хорошо знал специальную технику.

Правда, следует отметить: никто из военнослужащих не был полярником, соответствующими знаниями, подготовкой не располагал. Да, они, разумеется, слышали, читали о высокополярной воздушной экспедиции «Север-1», организованной в 1937 году и руководимой академиком Отто Шмидтом, о станции «СП-1» во главе с Папаниным, но на этом их знания о зимовке на льдине заканчивались.

А ведь работа научно-исследовательских станций «Северный полюс», организуемых на дрейфующих льдах в глубоководной части Северного Ледовитого океана, проходит в очень суровых условиях. Длительная, до пяти месяцев полярная ночь, при сильных морозах до

-50° С, порывистых ветрах, метелях – зимой, и туманной, влажной погодой – летом.

Опасны расколы ледяных полей. Ведь вес средней по размерам льдины составляет около 2–3 млн тонн. В постоянном дрейфе, поворотах в ледяном покрове возникают большие, мощные напряжения, вызывающие расколы. Сотни раз льдины станций «СП» подвергались таким расколам.

Персонал станции, как правило, небольшой – 25–30 человек, в состав которого входят специалисты: океанологи, гляциологи, аэрологи, метеорологи, актинометристы, геофизики, механики, радисты, повар, врач.

Результаты наблюдений и исследований станций «Северный полюс» используются в разных отраслях народного хозяйства – в морском, речном, воздушном транспорте, в промышленности, в строительстве, а также для прогнозирования погоды и условий плавания по Северному морскому пути.

Теперь к этим отраслям присоединилась и разведка. У ней были свои специфические задачи, связанные с обороной страны. Таким образом, пятерым радиоразведчикам предстояло на 12 месяцев стать полярниками. По согласованию с Главсевморпути было принято решение включить группу разведчиков в состав коллектива станции «Северный полюс-4».

Дрейфующая станция «СП-4» начала свою работу в апреле 1954 года. Первая смена завершилась через год, в 1955-м. Радиоразведчики влились во второй состав станции.

Возглавил эту смену опытный полярник, в прошлом военный моряк Павел Гордиенко. Начальник Главного разведывательного управления генерал-полковник Михаил Шалин пригласил к себе Павла Афанасьевича.

Обговорили все вопросы, связанные с пребыванием группы на льдине. Было решено связь осуществлять через начальника «СП», по линии Главсевморпути, но шифрами военной разведки. Об истинных задачах группы во главе с майорам Лебедевым и их принадлежности к спецслужбе знал только он, начальник экспедиции.

Кроме Петра Шмырева подготовкой будущих «полярников» из ГРУ занимался Михаил Лашов. Он специалист по американской стратегической авиации, старался обучить разведчиков всему тому, что необходимо им будет в ходе работы в составе станции «Северный полюс-4».

Потом, на протяжении года Лашов непосредственно руководил разведывательной группой Лебедева. В апреле 1955 года вторая смена «СП-4» высадилась на льдину. Коллектив Состоял из 27 специалистов. Среди них и представители радиоразведки.

Надо сказать, что именно станция «СП-4» оказалась долговременнее многих других. Три года длилась ее жизнь. Три коллектива полярников, посменно, работали на одной и той же льдине. Она пересекла весь Северный Ледовитый океан, пройдя около 7 тысяч километров. Как раз в апреле 1956 года, когда заканчивалась вторая смена, близко подошла к Северному полюсу. «СП-4» находились всего в 12-ти километрах от географической точки Северного полюса.

Рисунок «Радист Игорь Заведеев принимает очередную радиограмму» (дрейфующая станция «Северный полюс — 4»). Художник Игорь Рубан.

Группа радиоразведки поработала весьма продуктивно. Петр Шмырев, руководящий этой спецоперацией, дал такую оценку деятельности офицеров и солдат: «Мы определили, где находятся, сколько их, на каких частотах работают. Важно, что группа Лебедева добыла ряд ценных сведений по строящимся объектам «Линии Дью».

В ходе этого дрейфа следили радиоразведчики и за полетами американской стратегической авиации в Арктике. В общем, экспедиция была своевременная и полезная».

DEW Line

Правда, не обошлось и без сложностей. Получил ожоги радиотехник старший лейтенант Бутнев. Один из полярников неумело обращался с газовым баллоном, Бутнев, к несчастью, оказался случайно рядом.

Полярный летчик, настоящий воздушный ас Илья Мазурук сделал все возможное и невозможное, чтобы в условиях полярной ночи, с разрушенного ледового аэродрома вывезти с дрейфующей станции обожженного офицера. Бутнев, к счастью, выжил и продолжил службу в радиоразведке.

Илья Мазурук, полярный летчик, Герой Советского Союза.

Случилось несчастье и с другим членом группы, солдатом срочной службы Репиным. Его прихватил острый приступ аппендицита. Начальник станции Гордиенко и врач Сягаев приняли решение оперировать больного на месте. Операция прошла успешно, и через несколько дней Репин поднялся с кровати и приступил к исполнению своих служебных обязанностей.

Вторая смена «СП-4» завершилась 20 апреля 1956 года. Дрейф продолжался 378 суток. По возвращении на Большую Землю начальник станции Петр Гордиенко доложил: специалисты-океанологи, аэрологи, метеорологи, ледоисследователи свою задачу выполнили.

О разведках он умолчал. Оценивать работу этих людей было не в его компетенции.

... Через 10 лет, в 1965 году, радиоразведка ГРУ попытается повторить дрейф «СП-4». И пусть военно-стратегическая обстановка к этому времени изменилась и теперь ведущие позиции заняли межконтинентальные баллистические ракеты, но американские стратегические бомбардировщики Б-52 упорно отрабатывали удары с северного направления. Поэтому дрейф вдоль берегов Североамериканского континента не был излишним.

Группу радиоразведчиков возглавил тот же Лебедев. Однако ледовая обстановка в Арктике непредсказуема, и она внесла свои коррективы. Льдину раздавило, и станцию пришлось срочно эвакуировать. Люди были спасены, специальная техника тоже.

Больше попыток использовать дрейфующие льдины в целях разведки не предпринималось.

Источник

Сегодня в посте
Из жизни Скорой помощи. Председатель колхоза
я оставил
комментарий про деда своей жены
- настоящего крепкого русского мужика, а сейчас решил рассказать один случай времён службы этого замечательного человека в МГБ СССР.

Во-первых, случай достаточно интересный, а во-вторых, я считаю, что надо сохранять историю своей семьи разными способами, в т.ч. и размещая в Интернете - ведь из таких крупиц складывается история нашей страны. Весь рассказ будет от первого лица, постараюсь передать его максимально близко к оригиналу.

"...Очень хотел я попасть на фронт! Некоторых моих одногодков, кому исполнилось 17 лет в январе-марте 45-го, весной того же года призвали в армию, но после Победы призывать вовсе перестали. Первый призыв в районе состоялся то ли в 48-м, то ли в 49-м году, когда уже вернулись многие демобилизованные фронтовики, но меня не призвали - я ж "сельский специалист", работы для кузнеца много, а кузнецов не хватает.

В итоге, в 50-м году, как призыв начался, я пошёл в военкомат, а военком мне:
"На тебя райисполком каждый раз шлёт письма, "бронь" у тебя, как у незаменимого специалиста!"

Я в райисполком, а они:
"Будешь работать там, где стране нужнее, сейчас самое место - в деревне!"

Ну, я пошёл в райком комсомола и там всех поднял:
"Как же так? Не берут меня в армию! На меня уже девки с подозрением смотрят, как будто я больной какой или дезертир..."

Комсомол не подвёл! Сняли с меня "бронь" и призвали уже через пару недель.

...На сборном пункте будят меня как-то ночью: тебя вызывают! Прибегаю, а там рядом с начальником сборного пункта какой-то офицер, у него моё личное дело в руках. Поздоровался и как давай спрашивать:
"Назови номер комсомольского билета! А теперь - состав Политбюро! Каких земляков-Героев Советского Союза знаешь? А за какие подвиги им присвоено звание Героя? Перечисли оснащение своей кузницы? Назови по порядку этапы процесса закалки? Когда празднуется День артиллерии? Почему именно в этот день? Как называется районная комсомольская газета? Кто первый секретарь обкома КПСС в вашей области?"

Я спросонья, чуть не одурел, но вроде бы на все вопросы правильно ответил, потому как не дурак, комсомольский активист, образованный (семилетку закончил) и политически грамотный.
"Подходишь ты мне, собирайся!"
- говорит офицер. Троих он со сборного пункта выбрал, хотя вызывали к нему человек двадцать не менее.

И оказался я в войсках связи МГБ. Ведомство Берии!
(Я знаю, что в то время Берия не являлся непосредственным руководителем МВД или МГБ, но именно так сказал дед! Видимо, в народе продолжали считать Берию руководителем "органов" - прим. ТС)

"Железный нарком"

Очень мы этим фактом гордились! Порядки у нас были строгие - всё по Уставу, ни про какую "дедовщину" и не слышали. Выучили меня на радиста, а основная служба заключалась в т.н. "дежурствах". Были дежурства когда я отправлял радиограммы, были дежурства, когда принимал. Что за радиограммы, кому или от кого - это нам было неведомо. Также, как и содержание - все сообщения шифрованные: бывало, что одни цифры, бывало с буквами, а то и со словами или фразами. Фразы иногда были со смыслом, а иногда полная нелепица. Принимали, в основном "морзянкой", хотя бывало, что и голосом. Я отправлял только "морзянкой", но знаю, что некоторые зачитывали голосом.

Двухчасовое дежурство "на приёме" проходило так: пара дежурных (офицер и солдат) сидели за разными радиопередатчиками (основным и резервным).

Постоянно сидишь в наушниках, провод к наушникам короткий, не сняв наушники из-за стола встать невозможно. Во время дежурства запрещено снимать наушники и вставать из-за стола. В принципе можно отпроситься в туалет, но за это гарантированно три наряда вне очереди, как разгильдяю, сорвавшему выполнение приказа. И всех командиров у такого бойца выдерут как следует - суровое время, суровые нравы!

Кроме радиопередатчика, у каждого на столе часы (без стекла, с отмеченными на циферблате временами сеансов - метки ставит специальный боец в начале смены), блокнот (индивидуальный, выдаётся под запись перед дежурством, листы пронумерованы, по окончании дежурства использованные листы сдаёшь под акт с подписью) и стакан с заточенными простыми карандашами (карандаши затачивают те, кто готовятся к дежурству). Рядом на стене закреплён телефон без диска, если снять трубку - у дежурного зазвонит аппарат, это на случай ЧП. Всё.

И вот, однажды... Сижу на дежурстве, подходит время очередного сеанса, я смотрю - офицер, напарник мой, спит! Самым натуральным образом. Я негромко так говорю:
"Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант..."
Негромко, чтоб не услышал кто в коридоре, а то ведь влетит старлею. А тот не слышит. Пробовал дотянуться до него - не получается. А тут и время связи подошло... Сел я, как положено по инструкции за три минуты до начала приготовил блокнот, за две минуты до сеанса взял в руку карандаш. Пошла передача!

Пишу и нервничаю: ведь обычно пишем вдвоём и если кто-то собьётся, то всегда можно проверить по записи второго радиста, а тут я один. Первый раз со мной такое. От всех этих переживаний я, видать, надавил карандашом сильнее чем следует и сломал грифель, под корень!

А буквально за неделю до этого с нами проводил занятие один старослужащий
(Раньше не говорили "дед", солдат прослуживших более года называли именно "старослужащими" - прим. ТС)
, так он как раз рассказывал о такой ситуации. Особо обратил внимание на такую тонкость: если карандаш сломался, то нельзя брать новый из стакана. Пока бросаешь сломанный, тянешься за новым, берёшь его и начинаешь писать, то проходит 2-3 секунды минимум, а при скорости передачи 120-150 знаков, можно пропустить 4-8 знаков, а ещё хуже, что можно сбить внимание и пропустить ещё больше. При поломке карандаша следует царапать на бумаге обломком - это самый верный способ. Проще царапины разбирать, чем пропустить часть сообщения.

И вот это я вспоминаю, поэтому царапаю обломком карандаша по бумаге, стараюсь изо всех сил. Слышу, старший лейтенант заворочался, а тут и передача кончилась. Старлей смотрит на меня, замечает сломанный карандаш, я вижу как он бледнеет, ни кровинки в лице не осталось. Однако, справился с собой, снимает трубку, докладывает:
"ЧП. Требуется замена дежурной смены."

Нас меняют, старлей докладывает дежурному:
"Я уснул на вахте, проснулся за 20 секунд до конца сеанса, зафиксировал только окончание радиограммы. Рядовой сломал карандаш при приёме, примерно две трети радиограммы записано обломком карандаша."
Дежурный вызывает командира части, начальника штаба и особиста, офицеры совещаются. Нас с лейтенантом посадили в отдельные помещения с приказом "Не выходить! Ни с кем не разговаривать!" Через некоторое время прибегает посыльный, вызывает меня на улицу. Выхожу, там командирская машина. Водитель и командир садится вперёд, начштаба, особист и я посередине - назад. Едем и молчим. Долго едем, может час, может два. Въехали в город, да это же Москва! Едем по Москве, я в ней первый раз, куда едем не понимаю. Вдруг смотрю - магазин "Детский мир"! Яркая такая вывеска... Но мы мимо неё, в соседнее здание.

Машина заехала во двор, нас через бюро пропусков пустили внутрь, заводят меня в какой-то кабинет:
"Жди здесь!"
Сижу, жду. Заходит женщина, на вид лет 30-35:
"Ну, здравствуй! Как зовут-то тебя?"
Я вскакиваю:
"Рядовой ..."

Она меня останавливает:
"Не надо так официально... Меня зовут Валентина Константиновна, а твоё имя как?"
Я:
"Павел."
Она:
"Хорошо, Паша, присаживайся сюда, давай посмотрим, что у тебя получилось..."

И показывает мне бумагу, на которой видно всё, что я в блокноте написал, да так здорово: написанное карандашом очень чётко, нацарапанное чуть менее ярко. Да всё увеличенное, крупнее чем было раза в два. Сейчас-то
(Рассказывал он мне это в 2000-м году - прим. ТС)
я бы сказал, что с моего блокнота на ксероксе сняли копию с увеличением, но в то время я о таком и помыслить не мог. Удивляться у меня тогда времени не было, мы с Валентиной Константиновной разбирали мои закорючки:
"это 8, это Е, а тут вроде бы..."

Посидели с ней часа два, она уходя говорит мне:
"Молодец, Паша! Молодец трижды: что не растерялся, что царапал как следует и сейчас отлично всё вспомнил!"
Она ушла, а примерно через час за мной пришёл посыльный, вывел во двор, там уже машина командирская и наши офицеры. Ехали обратно также молча, но я видел, что настроение у офицеров улучшилось. Приехали в часть, время уже часа 4 утра, командир части мне говорит:
"Скажешь дежурному, что я приказал тебя вместе со всеми на подъём не будить, выспись как следует."
Прихожу в казарму, докладываю об этом дневальному, он говорит:
"Врёшь! Не может быть чтоб
сам
полковник с тобой разговаривал!"
  Мы ж старше своего ротного, никого и не знали. Иди, говорю, сам у него проверь. Лёг в койку и тут же отрубился.

Чувствую, кто-то за плечо трогает, открываю глаза: командир отделения, сержант:
"Вставай, общеполковое построение, тебя вызывают, а ты тут спишь..."
  Одеваюсь, выбегаю на плац - весь полк построен, вижу, что командиры смотрят на меня бегущего, но все молчат. Встаю в строй. И тут же командир полка:
"Рядовой ...! Три шага вперёд!"
  Выхожу.

"Рядовой ... во время боевого дежурства проявил редкое хладнокровие, солдатскую смекалку и комсомольскую ответственность - за что награждается 10-дневным отпуском! Встать в строй."


Вот так! А я ж тогда ещё года не отслужил... И вот, еду домой в отпуск, красота!.."
(конец)

*Раз дед моей жены, то ставлю тег "моё" :)